Новейшую историю отношений между Россией и Турцией, вплоть до конца прошлого года, можно охарактеризовать как золотую эру двустороннего сотрудничества.
Строясь, как еще недавно казалось, на незыблемом фундаменте взаимных экономических интересов, своей высшей точки они достигли в конце 2014 года, когда Президент России предложил Турции совместное строительство газопровода «Турецкий поток».
До поры до времени практика подтверждала расхожую теорию о том, что в современном мире экономика способна сглаживать политические углы и противоречия. Турция раз за разом демонстрировала способность успешно балансировать между США и ЕС с одной стороны и Россией — с другой.
Однако 24 ноября 2015 года стало черной датой в календаре двусторонних отношений, одномоментно отбросившей их не просто назад, а на небывало низкий уровень абсолютного нуля.
С тех пор в российско-турецких отношениях продолжается период безвременья. Политический диалог прерван, если под ним не понимать взаимные выпады той или иной степени резкости, которыми время от времени обмениваются стороны.
Бизнес благоразумно занял выжидательную позицию, дожидаясь команды сверху. На этом фоне достаточно простодушными выглядят попытки отдельных активистов с обеих сторон удержать судно, получившее пробоину ниже ватерлинии, на плаву, поскольку всем очевидно, что без урегулирования российско-турецкого конфликта на уровне первых лиц любые старания обречены являть собой не приближающий ни к чему бег на месте.
Впрочем, вместо того чтобы бежать вперед сломя голову, пытаясь склеить разбитую чашку, возможно, стоит задаться вопросом: не подменила ли в определенный момент наша привычка к «пятизведочной» Турции подлинное знакомство со своим соседом?
Понимаем ли мы, куда на протяжении полутора десятков лет идет современная Турецкая Республика под руководством правящей Партии справедливости и развития, а если уж выражаться совсем точно — президента страны Реджепа Тайипа Эрдогана?
Без четкого понимания своих визави восстановление полноценного и долгосрочного диалога между нашими странами невозможно даже в чисто гипотетической пока ситуации полной сатисфакции России по перечню: «виновные», «извинения» и «компенсация».
При этом в поисках ответа не хотелось бы записываться в хор, где эмоции выступающих с обеих сторон нередко застилают память и здравый смысл.
На протяжении всей своей политической карьеры, сначала в ранге премьер-министра, а потом уже и президента, Р.Т.Эрдоган позиционировал себя в качестве лидера-реформатора, по своему масштабу не уступающего основателю Турецкой Республики М.К.Ататюрку.
На официальных мероприятиях флагу с профилем Ататюрка неизменно сопутствует и выполненное в размер портретное изображение Эрдогана.
Первое время он располагался заметно ниже, но год от года неуклонно поднимается вверх, чтобы в конце концов оказаться вровень.
Эрдоган никогда не скрывал своих происламских и националистических взглядов, а также того, что будущую Турцию он видит как президентскую, а не парламентскую республику.
Май 2016 года в этом смысле становится для Турции переломным. Отставка премьер-министра Ахмета Давутоглу и его замена на близкого соратника Эрдогана — министра транспорта Бинали Йылдырыма по результатам состоявшегося 22 мая внеочередного съезда правящей партии может означать только одно.
Эрдоган переключает скорость, и страна резко ускоряется на пути к смене формы правления.
Как ожидается, в президентской республике «а-ля тюрка», глава государства перестанет быть чисто церемониальной фигурой. Будет снято требование о его беспартийности, то есть о равноудаленности ото всех политических движений.
Перестав быть наблюдателем «над схваткой», президент отодвинет на второй план премьер-министра и станет главой исполнительной власти, проводя на постоянной основе заседания правительства, будет верховным главнокомандующим не только в военное, но и в мирное время, а также напрямую подчинит себе Национальную разведывательную организацию.
Как не устают успокаивать граждан апологеты перехода к президентской форме правления, предлагаемая модель не является чем-то революционным.
А при ее подготовке в окончательном виде будут учтены «лучшие международные практики» президентских республик, в первую очередь модель политического устройства США.
Однако не будем забывать о том, что для самой Турции, на протяжении своей республиканской истории шагавшей по пути развития именно парламентской демократии, такая трансформация станет поистине революционной.
В ответ на это у сторонников реформы заготовлены контраргументы. Дело в том, что с 2014 года президент Турецкой Республики стал избираться не в стенах меджлиса, а прямым всенародным волеизъявлением.
Первым в ряду «народных президентов» стал Реджеп Тайип Эрдоган, и его статус, как подчеркивают все те же сторонники, оказался выше, чем у премьер-министра, выдвигаемого на свой пост партией большинства.
Таким образом, получается, что запущенная конституционная реформа направлена на устранение возникшего двоевластия и закрепит де-юре то, что с 2014 года уже и так стало де-факто.
Но едва ли этим можно убедить скептиков, полагающих, что «народный президент» при поддержке правящей партии и в отсутствие сильной оппозиции попросту узурпирует власть, трансформируя политическую систему под свои личные амбиции и статус.
Справедливости ради заметим, что статус Реджепа Тайипа Эрдогана высок как ни у какого другого политика в стране. Опираясь на поддержку простых граждан, он вплоть до настоящего времени не проиграл ни одной внутриполитической баталии.
И пока нет оснований полагать, что ту схватку, которую Р.Т.Эрдоган ведет уже не один год за конституционную реформу, он в итоге проиграет. Напротив, президент как никогда близок к победе. Отказ от мирного урегулирования с курдами не только поверг страну в террористический хаос.
Другим важным итогом стало формирование в Меджлисе альянса националистических сил, обеспечивающего необходимые голоса для вынесения на всенародное голосование поправок к Конституции.
У имеющих привычку заглядывать на несколько шагов вперед в этой связи должен возникнуть вполне законный вопрос: а что, собственно, Р.Т.Эрдоган будет делать в ситуации, когда его цель окажется достигнутой?
Не балуя публику подробностями, сам Эрдоган говорит о том, что он, в ранге суперпрезидента, будет в состоянии вернуть стране стабильность и довести до конца реформы, которые как раз и буксуют из-за пресловутого двоевластия...
Вот в этом месте ответы заканчиваются и начинаются сплошные вопросы. В первую очередь, о каких, собственно, реформах идет речь? О политических или же об экономических?
Допустив, что и о тех, и о других мы получим просто-таки ворох новых вопросительных знаков.
Как парламентская демократия до сих пор мешала решению курдской проблемы? И на что рассчитывает националистический альянс, поставивший во главу угла исключительно силовые методы?
Практика подобных конфликтов говорит о том, что большому «кнуту» должен сопутствовать и неменьших размеров «пряник», а примирение в итоге все равно достигается за столом переговоров.
Что делать с экономикой Турецкой Республики, практически исчерпавшей возможности для дальнейшего роста? Как привлечь иностранных инвесторов в страну с красным уровнем террористической угрозы?
Что делать с нарастающим скепсисом в отношении Турции со стороны западного капитала, который требует для себя демократии, свободы слова и независимости судопроизводства? Вряд ли централизация власти их успокоит...
Как свернуть с самоубийственного внешнеполитического курса последних лет, создавшего очаги напряженности по всему периметру турецкой границы и лишившего страну ее главного конкурентного преимущества — нейтрального статуса перекрестка цивилизаций?
Как можно отыграть назад ситуацию в отношениях с Израилем, Египтом, Ираком, Сирией и, самое главное, Россией? Как улучшить отношения с Европой, которая хоть и готова сотрудничать с Турцией по беженцам, но является партнером поневоле?
А как быть с США, поставившими в Сирии на курдов? «Арабская весна» на глазах сменяется курдской «оттепелью», прямо угрожающей территориальной целостности Турецкой Республики...
Уход с премьерского поста автора одиозной «Стратегической глубины» Ахмета Давутоглу, конечно, дает возможность списать на него многие просчеты и ошибки. Но отнюдь не исключает вопросов, ответы на которые рано или поздно придется давать...
Самая большая проблема состоит в том, что единственный, кто может это сделать — президент Реджеп Тайип Эрдоган, — даст свои ответы лишь после того, как получит сверхполномочия и уже начнет ими пользоваться.
А до тех пор вряд ли кто-то с определенностью может сказать, какую именно Турцию мы увидим после конституционной реформы, которая может состояться уже в этом году...
