Представители движения «Талибан» подтвердили смерть своего лидера – муллы Мохаммеда Омара Ахунда. Его преемник Ахтар Мохаммед Мансур в своем видеообращении призвал талибов еще теснее сплотиться под «черным знаменем джихада» и продолжить войну «до создания в стране исламского государства».
Некрологи легендарных личностей, имена которых гремели в журналистских репортажах и разведывательных сводках в начале нынешнего века, на минувшей неделе следовали один за другим. Джалалуддин Хаккани, глава загадочной и настолько законспирированной террористической группировки, что возникали серьезные сомнения в достоверности ее существования... Мачеха Усамы бен Ладена, его сестра и ее муж, погибшие в авиакатастрофе в британском аэропорту Блэкбуш... И, разумеется, известие о смерти муллы Омара, которого с подачи журналистов многие в мире всерьез считали главой всего афганского «Талибана».
Легенды всегда уходят с трудом, стараясь даже в смерти зацепиться за общественное сознание – новой легендой или загадочными обстоятельствами, которые впоследствии станут куском хлеба для конспирологов. Да не черствым, а с икрой и маслицем – тут уже все зависит от их разворотливости и пробивных способностей. Именно так и с информацией о смерти муллы Омара.
Источники нескольких разведок заявляют, что скончался он еще год назад от туберкулеза. Нет, возражают представители «Махаз федаи», одной из многочисленных отколовшихся от «Талибана» фракций, явно недовольные избранием лидером движения муллы Мансура, не скончался, а был отравлен, и не год назад, а два. Виновник убийства, как уже догадался читатель – сам мулла Мансур и еще один человек из руководства, Гюль Ага. Которые доставленные мулле Омару лекарства от туберкулеза злодейски подменили на яд, специально привезенный из Дубая.
Версий об этой смерти появится еще немало.
«Талибан» несколько лет был в центре головокружительной интриги, тугого политического узла, в котором сплетались интересы пакистанской, иранской и индийской разведок, нефтяного лобби США и правящего дома саудитов, международных наркокартелей и неправительственных исламских фондов.
Многие, ох как многие «концы» из досье «Талибана» тянутся в сегодняшний день, и долго еще будут всплывать в самых неожиданных местах. Другое дело, что мулла Омар никакого отношения к этому, по большому счету, не имел.
Он всегда был больше легендой, чем реальным политиком, больше мифом, чем действительным главой «Талибана», больше продуктом интриги других, чем самостоятельным игроком. На определенном этапе, достаточно коротком, такая фигура была нужна и Афганистану, и остальному миру. Но около десяти лет назад, когда все изменилось, когда и сам «Талибан» стал совершенно другим, потребность в ней отпала, достаточно стало символа. А сегодня, как выяснилось, даже и в качестве символа он больше не нужен ни противникам, ни соратникам по борьбе.
Как могло случиться, что бедный и безродный деревенский мулла, не имевший законченного религиозного образования, стал, пусть и на короткое время, главой государства? Пусть даже и такого, как Афганистан, да еще и провозгласил себя главой правоверных? И почему он так быстро сошел с арены?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно представлять, чем была страна к моменту блицкрига «Талибана», в чем была его сила, и кто был заинтересован в его успехе. Только так, поскольку рассматривать судьбу муллы Омара в отрыве от эпохи – совершенно бесполезное занятие, нет в ней ничего, заслуживающего рассмотрения.
В конце восьмидесятых годов западные средства массовой информации убеждали мир, что советская оккупация – основная причина всех бед для страны. Закончится она – и на афганскую землю придут мир и невиданное изобилие, а три миллиона беженцев вернутся в покинутые ими дома и сразу займутся мирным и созидательным трудом. Все оказалось совсем не так. Гражданская война вспыхнула с новой силой, все воевали против всех. Новые сотни тысяч афганцев, спасаясь от смерти и голода, уходили в Иран и Пакистан. Огромный арсенал оружия - и оставленный советскими войсками, и поступивший из США, Китая, Саудовской Аравии, Египта и Турции - питал эскалацию конфликта. Производство и транзит наркотиков стало единственным источником финансирования враждующих группировок, потому как экономика Афганистана как явление попросту перестала существовать.
Но Запад это уже больше не интересовало, он был занят «перевариванием» экономических и геополитических трофеев, доставшихся ему после победы в «холодной войне». Только вот гораздо важнее для региона было то, что пропал интерес не только к Афганистану, но и к Пакистану. Как вспоминал один американский политик, «пакистанские военные обвинили нас в предательстве и в том, что мы оставили их беззащитными перед индийцами. К тому же мы потеряли все возможности работать с Пакистаном в Афганистане, даже если бы мы этого и захотели». Вопрос стоял о выживании правящих в Исламабаде элит. И там решили взять ситуацию в свои руки, создать инструмент, позволявший бы им установить контроль над соседней страной, а значит – повысить собственную цену на мировой арене.
Из всех многочисленных группировок межведомственная разведка Пакистана остановила свой выбор на зародившемся к началу девяностых движении «Талибан».
Большую часть членов его составляли обучавшиеся в медресе, действовавших в лагерях афганских беженцев, финансировавшихся Саудовской Аравией и пользовавшихся покровительством первых лиц из пакистанской военной элиты.
Среди покровителей талибов были такие фигуры, как генерал Мирза Аслам Бег, начальник штаба вооруженных сил Пакистана в 1988–1991 годах, директор межведомственной разведки в 1987-1989 генерал Хамид Гюль и огромное количество действующих офицеров пакистанских силовых структур. Словом, административный и военный ресурс «Талибана» к началу блицкрига на порядок превосходил то, что могли противопоставить ему противники, те же Раббани или Ахмад Шах Масуд.
Кроме того, в боевых действиях на стороне «Талибана» принимали участие подразделения пограничного корпуса Пакистана, большинство солдат и офицеров в котором были пуштунами. «Подразделения пограничного корпуса используются для оперативного управления, подготовки бойцов и, если это необходимо, в бою», – говорится в одном из донесений американской разведки. Там же отмечается, что «подразделения регулярной армии Пакистана для поддержки талибов не используются, так как их основу составляют пенджабцы, менталитет которых в корне отличается от менталитета пуштунов и других афганских племен».
Но и этого для победы не хватило, если бы не широкая поддержка афганского населения и грамотнейшая военно-административная политика талибов.
Ожесточенно грызущиеся между собой группировки моджахедов мало того, что погрузили страну в хаос гражданской войны, так и сами погрязли в криминале и вседозволенности. Поэтому талибы шли в наступление, позиционируя себя как очистительную силу, суровых воинов-аскетов, для которых личное не имеет значения. А смысл жизни заключается в том, чтобы вернуть на путь истинный заблудших, исправить падающую под откос социальную и политическую систему страны и восстановить исламскую справедливость времен первых праведных халифов.
На этот имидж работал даже внешний вид лидеров «Талибана». Пакистанский журналист Ахмед Рашид вспоминал, что «руководство движения могло бы хвастаться тем, что является самым искалеченным в мире правительством, те, кто с ним встречался, не знал, как реагировать – плакать или смеяться». Мулла Омар лишился глаза в 1989 году, когда рядом с ним взорвалась ракета. Нуриддин Тураби, ставший министром юстиции, и министр иностранных дел Мухаммед Гаус тоже потеряли по глазу. Абдул Маджид, будущий мэр Кабула, лишился ноги и двух пальцев. Мулла Дадулла Ланг, командующий военными формированиями «Талибана», потерял ноги в боях с советскими войсками.
Но талибам это шло только в плюс. К тому же, они выбрали и настойчиво реализовывали безупречную со всех сторон тактику. Они находили подход к лидерам военизированных группировок и вождям племен, а также к простым людям, и пытались сотрудничать с ними, четко излагая свои цели. Когда же им не удавалось склонить кого-либо из местных к партнерству, его ликвидировали и находили более сговорчивого. Когда им нужно было сосредоточиться на захвате городов, то для контроля над сельской местностью они договаривались с действующими местными полевыми командирами. Опять же – убивая отказывавшихся и назначая на их место лояльных.
Уставшие от войны афганцы приветствовали «Талибан» как новую силу, борющуюся за добродетель и единство, и видели в нем столь необходимый символ мира и стабильности.
Скажем, 28 сентября 1996 года «Радио Кабул» объявило: «Воры будут подвергаться ампутации рук и ног, неверные супруги будут забиваться камнями, те, кто употребляет алкогольные напитки, будут подвергаться порке». Талибы запретили почти все виды развлечений, включая телевидение, видеомагнитофоны, карты, запускание воздушных змеев и занятия спортом, создали жестокую религиозную полицию с практически неограниченными полномочиями. Но, как отмечалось в одном из донесений канадской разведки тех лет, «жители контролируемых талибами областей согласились с такой жесткой политикой как с ценой, которую надо платить за мир и социальную стабильность».
Это был пик могущества «Талибана» и пик политической карьеры муллы Омара. Вот только был ли он реальным главой государства, созданного талибами?
Нигде в источниках не найти подтверждения тому, что он принимал какие-либо серьезные решения в военной, политической или экономической областях. Важнейшие переговоры с саудитами, пакистанцами и американцами от его имени вели другие люди. Указы и распоряжения также провозглашались от его имени, но нет свидетельств того, что он принимал участие в их подготовке.
Его сторонники объясняли тогда эту ситуацию коллегиальным принципом руководства. Но более вероятно другое: не обладающий необходимым кругозором и харизмой, косноязычный и экзальтированный мулла уже тогда был для соратников не более чем символом. Им нужна была легенда, знамя, его экстатические видения, периодически посещавшие муллу и тут же в подробностях разносившиеся по всей стране, а не участие Омара в повседневном управлении.
После вторжения американских войск ситуация с «лидерством» только усугубилась.
Единство «Талибана» испытания войной с превосходящим по силе противником не выдержало.
После 2001 года перед членами движения встала дилемма: или сидеть в горах Вазиристана и трястись от жужжания пролетающих над ними беспилотников, или же встраиваться в создаваемую международной коалицией систему.
С одной стороны - прозябание и угроза физического уничтожения. С другой – вольная и сытая жизнь полевых командиров, доходы от наркоторговли, право на личное ополчение и кусок территории, с которой можно кормиться самому и кормить стоящий за тобою клан.
Движение начало раскалываться и дробиться, никакого единого «Талибана» вот уже свыше десяти лет не существует и в помине. Более того, «Новый Талибан», сформировавшийся за эти годы, прекрасно себя чувствует в условиях симбиоза с международной экономической помощью. То есть в условиях «откатов» и «распилов», в которых равно замешаны и администрация Хамида Карзая, до недавнего времени занимавшего пост президента, и международные компании, и собственно талибы.
Кроме того, сегодня «Новый Талибан» отказался от максимализма периода своего становления с его восприятием любых элементов западного образа жизни как порождения шайтана. Нынешние талибы, распробовав «общество потребления», нашли в нем приятные моменты и отказались от буквального следования требованиям ваххабитских проповедников из медресе в пакистанских лагерях беженцев восьмидесятых, где они начинали.
А что же мулла Омар, чем занимался все эти годы? Как и раньше, нет никаких свидетельств его участия в повседневном руководстве боевыми действиями и стратегическом планировании. Заявления, выпускающиеся от его имени, по стилю и манере изложения значительно отличаются и от того, что под его именем выпускалось в конце девяностых годов, и даже друг от друга.
«Омар – отшельник и грубый человек, он предпочитает общаться с небольшой группой доверенных лиц, а не с большими собраниями», - утверждало все эти годы его окружение. Но одновременно с этим регулярно возникали слухи о том, что по состоянию здоровья он отошел от дел. А еще в начале «нулевых годов» источники, близкие к иранской и пакистанской разведкам, практически одновременно сообщили, что на заседании Кветтской шуры рассматривалось предложение о его отрешении даже от формального руководства. Встретившее, впрочем, резкие возражения со стороны «полевых командиров», заявивших о «политической нецелесообразности отказа от знамени нашей борьбы».
«Талибан» за эти годы превратился в набор группировок, связанных между собой только названием. Идеологически мотивировано меньшинство из них, большинство сражается за «место под солнцем», за контроль над территорией, из которой можно извлекать прибыль, за долю в финансовых потоках. И, как точно подметил выдающийся российский исследователь Афганистана Александр Князев, «если мулла Омар что-то и возглавлял, то одну из группировок «Старого Талибана», «Кветтскую шуру» (получившую свое название от города Кветта в пакистанском Белуджистане, где и сидят ее лидеры - И.С.). Эта группировка традиционно контролируется - при участии межведомственной разведки Пакистана - спецслужбами и различными фондами Саудовской Аравии, и ее позиции в Афганистане сейчас абсолютно не доминирующие».
Повлияет ли информация о смерти муллы Омара на идущие переговоры о вхождении нынешних талибов во власть? Никакого значения для этого процесса его наличие или отсутствие не имеет. Собственно, и сам этот вопрос принципиально уже решен каждой из договаривающихся афганских сторон и теми иностранными силами, которые за ними стоят.
Сейчас идет ожесточенный торг за доли власти, территории, доходы. И воинственные заявления преемника Омара, муллы Мохаммеда Мансура – лишь элемент торга, не более. То, что талибы войдут в правительство – секрет разве что для особо «проницательных» комментаторов.
И это будет уже новая ситуация, в которой нет места старым мифам, одним из которых и был всю свою жизнь мулла Омар. Поэтому известие о его смерти уже ни на что серьезно не влияет. С легендами, исчерпавшими свою полезность, расстаются без всякой жалости.
