Основной поток (92%) инвестиций приходится на США (28%), Китай (10%), Великобритания (10%). Следом идут Британские Виргинские острова (8%), Объединенные Арабские Эмираты (6%), Россия (6%), Турция (5%), Малайзия (4%), Швейцария (4%), Германия (4%), Нидерланды (4%), Сингапур (3%) и Республика Корея (2%).

Остаток суммы прямых инвестиций увеличился с $ 4 млрд до $ 4,3 млрд, сообщает Центробанк Узбекистана. При этом чистый рост прямых инвестиций от нерезидентов составил $ 200 млн, из них инвестиции в виде реинвестирования доходов — $ 197 млн.

***

Читать по теме:

Д-р Ник МЕГОРАН, Д-р Севара ШАРАПОВА

Д-р Ник Мегоран, научный сотрудник Сидней-Сассекс-колледжа (Кембридж, CB2 3HU, Великобритания)

Д-р Севара Шарапова, доцент кафедры политологии, международных отношений и права Ташкентского государственного института востоковедения (Ташкент, Узбекистан)

В 1904 году британский географ Хэлфорд Маккиндер представил лондонскому Королевскому географическому обществу свой доклад "Географическая ось истории". По мнению Х. Маккиндера, "осевой регион" ("the Pivot area"), иначе "хартленд" ("Heart-land"), Евразии, включающий большую часть России и Центральную Азию (см. рис. 1), играет определяющую роль в расстановке сил на планете. А государство, которое получит контроль над этой территорией, будет господствовать в Евразии и даже во всем мире. Его идеи вызвали много споров, но тем не менее вошли в концептуальный аппарат внешней политики США в эпоху "холодной войны".

Рисунок 1

"Ось" и "хартленд" Маккиндера и Центральноазиатские республики сегодня

—— "Ось" Маккиндера 1904 г.

— — "Хартленд" Маккиндера 1919 г. с включением бассейнов Черного и Балтийского морей.

Некоторые эксперты предсказывали, что после урегулирования противостояния между Соединенными Штатами и Советским Союзом теория Маккиндера будет предана забвению. Однако ситуация в Центральной Азии дала новое рождение его идеям. Многие ученые и журналисты сочли необходимым пересмотреть тезисы Маккиндера, утверждая, что именно данный регион — главная арена борьбы за влияние в мире между Россией, США, Китаем, Турцией, Ираном и другими государствами и его по праву можно назвать "осевым". Так, сузив "хартленд" до Центральной Азии, Эхсан Ахрари в статье "Стратегическое будущее Центральной Азии: взгляд из Вашингтона" заявляет, что "основатель современной геополитики сэр Хэлфорд Маккиндер сказал однажды, что тот, кто контролирует Центральную Азию, станет властелином мира"¹. Основываясь на анализе теорий Маккиндера, Д. Слоун пишет, что "Центральная Азия вновь стала ключом к безопасности всего евразийского континента"², а С. О'Хара считает, что конкуренцию, которая продолжается в регионе между внешними игроками с 1991 года, целесообразно обозначить как "схватку за хартленд"³, и полагает, что маккиндеровские "наблюдения, сделанные с такой проницательностью, вполне могут оказаться верными"⁴.

Другие же подвергли критике идею связи Центральной Азии с хартлендом. Например, М. Эдвардс полагает, что такая теория произвольно объединяет "новую большую игру" с геополитикой с целью иметь право давать политические рекомендации, не обращая при этом внимания на точность научных методов и довольствуясь лишь поверхностным изучением геополитической традиции⁵. По мнению К. Феттвайса, приложение идей Маккиндера к Центральной Азии в современном понимании абсолютно безосновательно, поскольку ход событий уже опроверг их, и мы только зря теряем драгоценную возможность направить внешнеполитическую деятельность в нужное русло⁶.

Статьи, представленные в специальном выпуске журнала "Центральная Азия и Кавказ", — результат впервые столь скрупулезно проведенных научных исследований этого явления. Наш сборник в основном включает доклады, сделанные на состоявшемся в Ташкенте в декабре 2004 года симпозиуме, посвященном столетию со дня выхода в свет работы Хэлфорда Маккиндера "Географическая ось истории". Главный вопрос, который ставят авторы материалов: "А что, собственно, такое, эти идеи Маккиндера? Помогают или мешают нам они понять Центральную Азию в контексте международных отношений?"⁷ Ташкентский форум был проведен вслед за двумя симпозиумами, посвященными столетию труда Маккиндера. Один из них состоялся в Королевском географическом обществе (2003 г.), другой — в Международном географическом союзе в Глазго (2004 г.). По этой теме вышли две публикации⁸, а в 2004 году был организован семинар в Чатем-хаусе (Королевском институте международных отношений). Предлагаемый нами специальный выпуск журнала ставит перед собой две цели. Во-первых, критически осмыслить идеи Маккиндера и понять, могут ли они (если вообще могут) пролить свет на центральноазиатский аспект международной политики. Надеемся, нам удастся внести коррективы в до сих пор не полностью осознанную необходимость научного подхода к изучению Центральной Азии. Во-вторых, принять участие в продолжающемся уже 100 лет в академической среде процессе переоценки наследия Маккиндера и выявить, какой вклад этот регион и его исследователи могут внести в данный процесс.

Для того чтобы ввести вас в курс дела, мы прежде всего представим краткую биографию Хэлфорда Маккиндера, познакомим с его геополитическими концепциями и их дальнейшим применением к ситуации в Центральной Азии, а затем дадим сжатый обзор каждой статьи. Заключают нашу вступительную статью некоторые выводы, которые, мы надеемся, будут полезны для изучения Центральной Азии и идей Маккиндера.

Хэлфорд Маккиндер родился в 1861 году в г. Гейнсборо, на севере Англии, в семье врача. В 1880 году поступил в Оксфордский университет, окончил его, получив степень бакалавра естественных наук, по специальности морфология животных. Большое влияние на него оказали труды биологов-эволюционистов. Чтобы проследить, как их идеи могут быть приложены к прошлому человечества, на четвертом курсе он начал изучать историю. Привлекала его и геология, в этой области он был награжден именной стипендией "Burdet Coutts"⁹.

Все интересы Маккиндера сплелись воедино в холистическом видении мира — он дал ему название "новая география". Это была попытка уйти от географии как механического зазубривания фактов о населенных пунктах и т.д. или описаний геоморфологических процессов к целостному видению единой географии — физической и "человеческой" (окружающая среда и общество). Вспомним сравнение, которое дает Маккиндер: он уподобляет взаимодействие "человеческой" и физической географии скале на берегу моря. Скала — постоянная естественная (окружающая) среда, а человеческая история — морской прилив: волны то нарастают, то убывают, то вздымаются, то опускаются¹⁰. Все изобретения и новые технологии способны изменять ход истории, однако они постоянно наталкиваются на "неизменный" фактор окружающей среды. Например, под воздействием климата/окружающей среды возникают "естественные регионы", в которых формируются человеческие культуры, передающие из поколения в поколение унаследованные национальные черты¹¹ и рождающие "импульс", направление которого за короткое время очень трудно изменить¹². Вскормленные в таких естественных ареалах общества существуют в состоянии "перманентной борьбы" друг с другом¹³. Маккиндер постоянно подчеркивал, что взаимосвязь в мире, особенно проявившаяся в тот период, когда возникшие на планете европейские государства заняли большую ее часть, означает следующее: действия одного государства обязательно повлияют на жизнь других стран. И общество, которое наилучшим образом усвоит эту холистическую теорию и адаптируется к такому видению мира, займет именно то место на планете, где ему будет легче всего выжить. По смелому заявлению Маккиндера в 1887 году на первой презентации этого тезиса, предложенная им концепция географии "удовлетворит одновременно и практические требования государственного деятеля и купца, и научные требования историка и ученого, и интеллектуальные требования учителя"¹⁴.

И хотя в его тезисе было мало новизны, Маккиндер, будучи одаренным оратором, сумел связать все новые элементы своей теории воедино и представить на суд слушателей захватывающую картину развития мира. Члены Королевского географического общества, стремившиеся превратить его из собрания военных и исследователей-любителей в профессиональную научную организацию, в 1887 году с успехом выдвинули Маккиндера на должность первого ридера¹⁵, читающего географию в Оксфордском университете (Великобритания). Это оказалось началом его успешной научной карьеры: в г. Ридинг он основал колледж и стал его директором, а впоследствии там же возглавил университет; руководил Лондонской школой экономики; опубликовал множество работ, что в большой мере способствовало развитию географического образования в стране. Его усилия помогли возвести географию в ранг современных академических дисциплин Великобритании того времени.

Столь широкий кругозор Маккиндера позволил ему выйти за рамки университетской деятельности. В 1910 году он был избран депутатом парламента от округа Камлахи (Глазго, Шотландия) и выступил, в частности, за проведение реформы в сфере торговых тарифов в рамках Британской империи, что предоставило бы возможность создать единую британскую экономическую систему. В 1919—1920 годах Маккиндер попытался реализовать на практике свои геополитические идеи: ограничить развитие хартленда, взяв его в кольцо (в то время министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон командировал Маккиндера на юг России для налаживания связи с антибольшевистскими силами генерала Деникина). Домой он вернулся с массой идей и предложений: Великобритания должна поддержать независимость стран, образующих кольцо вокруг России, — от Польши, Украины, далее по южному периметру России до Грузии, Азербайджана и Армении, чтобы ослабить Советы и предотвратить угрозу с их стороны британским владениям в Индии¹⁶. Будучи верховным комиссаром юга России, Маккиндер находился недалеко от Центральной Азии и Кавказа, то есть от регионов, на которые в 1918—1920 годах Лондон пытался оказать влияние с помощью своих вооруженных сил, что приводило большевиков в ярость¹⁷. Однако предложения Маккиндера приняты не были. Тем не менее в 1920 году за "государственную и парламентскую службу" ему был пожалован титул сэра. Но уже в 1922 году он не прошел в парламент: его антибольшевистские позиции оказались непопулярными среди рабочего класса Глазго. Он ушел из университета и, работая в Имперском комитете по делам флота и в Имперском экономическом комитете, полностью посвятил себя политике и пропаганде своих имперских убеждений.

Биографы Маккиндера сходятся во мнении, что как политику и государственному деятелю ему не удалось достичь влияния, которого он заслуживал. Но на поприще становления географии как науки и содействия ее развитию он был более чем успешен¹⁸. Хотя, по мнению его коллег, он и не любил термин "геополитика", наибольшую известность он приобрел за пределами географической науки именно как ученый-геополитик. И именно после написания одной из своих работ — доклада "Географическая ось истории" — за ним и закрепилась такая слава.

Чтобы ввести читателя в круг вопросов, освещаемых в материалах нашего сборника, настоящий раздел предлагает обзор идей и аргументов, приведенных Маккиндером в своем докладе, а также последующего использования его теории.

Работа Маккиндера посвящена рассмотрению не только взаимодействия Европы и Азии, но и силового равновесия между ними. Утверждается, что физическая география "в большой степени контролирует" эти отношения, устанавливая рамки, внутри которых эта взаимосвязь развивается, но человеческая деятельность, а конкретнее — развитие мобильных технологий, — способна значительно изменить динамику этой взаимосвязи, по крайней мере, в среднесрочный период. Совершенно очевидно, здесь мы обнаруживаем развитие той "новой географии" Маккиндера, о которой шла речь выше.

Маккиндер пришел к выводу, что исторически отношения Европы с Азией в корне отличаются от ее отношений с Северной и Южной Америкой, Африкой и Австралазией. Если последние четыре континента Европа подчинила себе сравнительно легко, то с Азией все было совершенно иначе. С V по XVI столетия "беспрерывная череда номадов-туранцев" — от гуннов и аваров до монголов и калмыков — стала тем "азиатским молотом", который "своими непрекращающимися набегами" постоянно "наносил удары по оседлому населению Европы". В значительной степени благодаря "давлению внешних варваров" Европа сумела объединиться и создать свою цивилизацию.

Почему из всех континентов выделялась именно Азия? Почему Европа и европейская история должны были быть, по выражению Маккиндера, в "подчинении" у Азии и азиатской истории? Идею о том, что этот континент имел перед Европой какое-либо цивилизационное превосходство, Маккиндер отбросил без всяких сомнений. Более того, по его словам, набеги производились "ордой безжалостных и ни над чем таким не задумывавшихся всадников". Ответ, скорее всего, можно было найти в физической географии обширных равнин "Евро-Азии". Маккиндер говорит об огромной территории, занятой бассейнами рек — Волги, Енисея, Амударьи и Сырдарьи; он называет этот ареал "осевым регионом". Перечисленные реки были практически бесполезны для целей человеческого общения с внешним миром. Они текли в большие соленые озера или в холодный и недоступный Северный Ледовитый океан. "Осевой регион" был недосягаем для нападений морских держав и при этом был в состоянии прокормить и защитить весьма значительное количество населения — кочевников, передвигающихся по этим огромным просторам на лошадях и верблюдах и вполне готовых к набегам на Европу, при том, что они не встречали практически никакого сопротивления. Следовательно, местоположение "осевого региона" позволило ему стать "естественным центром силы". В Маккиндеровой схеме было еще два "естественных центра силы", определяемых именно по отношению к "осевому региону", — континентальный "внутренний полумесяц", включающий Европу, Ближний Восток, Южную и Восточную Азию (позднее ставшей ядром концепции "римленда" (Rimland), выдвинутой Николасом Спайкменом), и океанический "внешний полумесяц", к которому он причислял Северную и Южную Америку, Великобританию, Южную Африку, Австралазию и Японию.

Если "основные фазы истории" были "органически связаны" с физическими чертами мира, взаимосвязь физической и политической географии находилась еще и под влиянием человеческой деятельности. Так, превращение Европы в заокеанскую морскую державу (укрепляющую свою мощь и богатство) качнуло маятник в ее пользу, благодаря чему она заняла господствующее положение. Именно в великую "эпоху Колумба", длившуюся 400 лет (до 1900 г.), европейцы картировали и поделили большую часть мира, которая до начала "эпохи Колумба" была для них неведома.

Однако, как заявлял Маккиндер, эта эпоха закончилась благодаря двум факторам: уже не оставалось для захвата и использования европейцами неконтролируемых территорий и уже началось строительство железных дорог. Маккиндер не сомневался, что железные дороги были гораздо эффективнее и выгоднее для транспортировки войск, нежели морские пути, и с прокладкой железнодорожной сети маятник качнулся обратно, к сухопутной державе, дав ей преимущество в сфере передвижения.

Все это имело большое значение для "осевого региона", который уже к тому времени контролировала Россия, настойчиво изображаемая Маккиндером как "Монгольская империя сегодня", способная по всем направлениям "окраинного региона", за исключением севера, наносить удары, но в то же время и получать их. Железные дороги лишь укрепили бы эту способность, дав возможность в случае необходимости переправлять многочисленные войска в разные концы "осевого региона". Более того, сеть железных дорог могла бы позволить должным образом использовать "огромные" ресурсы Российской империи и Монголии и их высокий потенциал. Речь в данном случае шла о населении, зерне, хлопке, топливе и металлах, то есть о потенциале, способном обеспечить "неизбежное" развитие "огромного экономического мира", недосягаемого для океанской торговли. В результате нарушение баланса сил "позволит использовать необъятные континентальные ресурсы для постройки флота", и тогда "перед нашим взором явится мировая империя". Мощный прорыв в сфере российского товарного сельскохозяйственного производства, вызванный начавшейся в XIX веке миграцией русских крестьян на юг в один из районов "осевого региона", стал для Маккиндера свидетельством развития этого гигантского потенциала.

Но отнюдь не обязательно, что все это приведет осевое государство к мировому господству. Например, Южная Америка могла бы еще оказать решающее влияние на систему, если бы ее ресурсный потенциал был в большой степени использован Соединенными Штатами. Однако, заключает Маккиндер, осевое государство "всегда так или иначе является великим", кто бы его ни контролировал — здесь он не ставит себе задачи предсказать великое будущее какому-либо государству, а пытается найти "географическую формулу", и об этом он сказал во время обсуждения доклада после его прочтения. В заключение своего выступления Маккиндер выразил озабоченность по поводу относительного усиления осевого региона и призвал Великобританию продолжать контролировать эту ситуацию, сохраняя свои позиции на окраинных землях Евразии.

По словам Левента Хекимоглу (см. настоящее издание), ни один из элементов тезиса Х. Маккиндера в отдельности не есть нечто оригинальное, но его теория в целом, без сомнения, новшество. К тому же и время было весьма подходящее: идеи Маккиндера развивались именно тогда, когда в Великобритании усилилось беспокойство по поводу относительного ослабления империи. Впоследствии он дважды возвращался к своей теории, приспосабливая ее к соответствующей стратегической ситуации. Во-первых, в 1919 году вышла его работа "Демократические идеалы и реальность". Начал он ее с объяснения, что эта книга является новой, переработанной версией двух предыдущих публикаций: доклада 1904 года и статьи 1905 года "Человеческая сила как мера национальной и имперской мощи"¹⁹. Подзаголовок к работе 1919 года — "К вопросу о реорганизационной политике" — свидетельствует о вкладе Маккиндера в обсуждение переустройства Центральной и Восточной Европы после Первой мировой войны. Чтобы охватить весь регион, он расширил "ось" до "хартленда" и включил его в ряд других "естественных регионов" "Мирового острова" — так он называл Европу, Азию и Африку²⁰. Маккиндер считал, что для защиты демократии и сохранения британского влияния необходимо "указать Германии ее место в мире" и создать вокруг нее зону независимых государств, чтобы контролировать ее потенциальную мощь. Фактически, переработанная им формула может быть коротко выражена в часто цитируемом изречении:

"Кто правит Восточной Европой, тот господствует над Хартлендом;

Кто правит Хартлендом, господствует над Мировым островом;

Кто правит Мировым островом, господствует над миром"²¹.

Окончательно его идеи сформировались в 1943 году. В вышедшей в журнале "Форин афферс" статье "Круглая земля и обретение мира" Маккиндер защищал теорию хартленда, размышляя над будущим мира после Второй мировой войны и мерах, которые необходимо было бы принять, чтобы предотвратить дальнейшие возможные притязания Германии на доминирование в хартленде. Он утверждал, что его теория хартленда более необходима в 1943 году, чем даже в начале ХХ века²². По всей видимости, это были его последние идеи, с которыми он и ушел из нашего бренного мира четыре года спустя.

После смерти Маккиндера (1947 г.) появилось значительное количество научных трудов, посвященных его теории. Привести полный список этих работ не представляется возможным, поэтому мы разделим их на две тематические группы.

Первая группа — исследования, рассматривающие применение его идей и их влияние на формирование международных отношений. По мнению авторов этих публикаций, выдвинув теорию хартленда, Маккиндер предвосхитил и описал ход событий времен "холодной войны"; его идеи повлияли на становление фашистских и неофашистских режимов в ряде государств, начиная с нацистской Германии и заканчивая странами Латинской Америки; его тезисы "одухотворили" политику "сдерживания", проводимую США в годы "холодной войны".

Вторая группа научных публикаций посвящена интеллектуальному импульсу, давшему рождение теориям Маккиндера. Исходя из того, что толковать основные труды Маккиндера разумнее всего сквозь призму того времени, когда они были написаны, авторы данной группы стремятся рассматривать три наиболее известные "геополитические" работы Маккиндера в контексте всего массива его публикаций по географии, а также на фоне его политической и профессиональной деятельности.

Научные споры, ведущиеся в рамках этих двух тем, включали анализ его отношения к демократии, империализму, расовым аспектам, полу, социализму, капитализму, социальным реформам, влиянию окружающей среды, а также рассмотрение того, в какой мере его озабоченность перечисленными проблемами была отражена в его, вероятно, научных теориях. Авторы книг, посвященных Маккиндеру, ставили себе задачу определить, оправдалась ли модель британского геополитика в предсказанных им событиях, действительно ли он намеревался использовать ее в этих целях, виновен ли он в имперском и государственном насилии. Часто мнения участников дебатов были прямо противоположны, а поклонники и противники теории Маккиндера говорили, не слушая друг друга, догматически защищая свои позиции.

Прежде чем давать оценку материалам нашего сборника с точки зрения их значения для исследования геополитической ситуации в Центральной Азии и для анализа идей Маккиндера, позвольте коротко изложить аргументы и умозаключения, представленные авторами статей, включенных в настоящее издание.

Во-первых, в ряде докладов теория хартленда рассматривается как более или менее посильная помощь для понимания Центральной Азии в контексте международных отношений.

Екатерина Борисова оценивает теории Маккиндера как решающий фактор для понимания поведения атлантических государств, причем как фактор, играющий важную роль не только в прошлом, но и сегодня. Она считает, что Маккиндерова схема как нельзя лучше подходила для выработки политики времен "холодной войны" и стала идейной основой блока НАТО, а также подобных ему союзов. Россия же, как сухопутная держава, всегда стремилась пробить себе выход к морям. Однако ее амбиции никогда не распространялись на земли океанических держав. Атлантические же государства имеют "пиратский" архетип сознания и, стремясь к постоянной экспансии, становятся "разбойниками моря", хотя у себя дома исповедуют нормальные принципы социального бытия.

Е. Борисова отвергает мнение, что окончание "холодной войны" привело к снижению эффективности этих принципов. Наоборот, расширение НАТО на восток, начавшееся после 1989 года, а также идеологический и экономический прорыв США в Центральную, а потом и в Восточную Европу объясняются сохранением этого архетипа сознания. Недавно предпринятое проникновение Соединенных Штатов в Центральную Азию, к которому "борьба с терроризмом" имеет лишь отдаленное отношение, говорит о желании Вашингтона не только сдержать хартленд, но и подчинить себе всю Евразию, пойдя гораздо дальше, чем предсказывал Маккиндер. Совершенно очевидно, заключает она, что атлантические/морские державы кладут в основу своей внешней политики теории Маккиндера.

Суть в том, утверждает в своей статье Сайрагул Матикеева, что верен не только тезис о Центральной Азии как об "осевом регионе" или "хартленде", но и о том, что именно Кыргызстан — сердцевина "осевого региона". Местоположение этого государства дает ему возможность устанавливать связи с самыми разными странами и регионами. С. Матикеева считает, что столь уникальное геостратегическое положение стран Центральной Азии обуславливает интерес к ним со стороны всех других ближних и дальних соседей, что особенно заметно на примере Кыргызстана. Например, говорит она, усилить свое влияние в Кыргызстане и даже постепенно "поглотить" его стремится Китай. С ее точки зрения, причина такого поведения Поднебесной — желание превратиться в хартленд. Несмотря на то что Кыргызстан находится в "центре центра", С. Матикеева не видит необходимости для республики трансформироваться в сильную и влиятельную державу. Она полагает, что присутствие России и Соединенных Штатов и будет тем фактором, который обеспечит безопасность стране при отсутствии альтернативной политической власти.

С. Матикеева также рассматривает связь между этими факторами и региональной интеграцией хартленда. По ее мнению, существует много переменных величин, препятствующих интеграции Центральноазиатских государств, в том числе разные уровни развития их экономики. Автор уверена, что есть еще одна важная причина нынешних отличий республик региона — для Кыргызстана характерен (сравнительно!) высокий уровень демократии, чего нельзя сказать, например, о Туркменистане и Узбекистане.

В статье Улугбека Хасанова сделана попытка определить возможность использования Маккиндеровой теории хартленда для понимания геополитического развития в Евразии, получить ответ на вопрос: "Какие уроки могут извлечь из этой теории творцы внешней политики в Центральноазиатском регионе?" Начинается статья с вывода, сделанного автором: как представлялось многим, окончание "холодной войны" открывало перед человечеством путь к сотрудничеству и миру, и именно на волне такого оптимистического настроя на постсоветском пространстве появились новые независимые государства. Однако, полагает У. Хасанов, это представление ошибочно, так как оно не учитывает сегодняшнюю реальность — конкуренцию, лежащую в основе политики мировых держав. Документы и материалы, публикуемые Белым домом, а также представителями внешнеполитической элиты США и России, показывают, что Вашингтон стремится сохранить свое мировое господство и предотвратить появление региональных гегемонов в наиболее значимых для него регионах. Ситуация эта опасна: ведь если Соединенные Штаты и способны выиграть войну, то урегулировать поствоенные конфликты в одиночку они не в состоянии, и, таким образом, формируется спираль нестабильности (что мы можем наблюдать на примере Ирака).

Однако, как отмечает У. Хасанов, у исследователя, изучающего отношения между государствами, это не должно вызывать удивления. В концептуальном плане реалистическая теория международных отношений предполагает, что внешняя политика зиждется на политике державной. С точки зрения географии Маккиндерова теория хартленда основывается на том, что Евразия — ключевая арена борьбы за контроль над мировыми ресурсами и, следовательно, за определение контуров будущих сценариев развития событий. Было бы хорошо, если бы внешнеполитические элиты республик Центральной Азии, отбросив всякие иллюзии, связанные с "новым мировым порядком", приняв тот факт, что именно их государства — арена борьбы между различными странами и действуя соответствующим образом, усвоили эти две истины. Концептуализация Хасановым значения Евразии для расстановки сил в мире, где конкуренция между государствами неизбежна, перекликается со многими идеями Маккиндера.

Несмотря на то что, как правило, аналитики отождествляют Центральную Азию с хартлендом Маккиндера, Анита Сенгупта напоминает нам, что в первую половину жизни Маккиндера этот регион именовали и по-другому — арена "большой игры". Именно так Редьярд Киплинг, английский писатель, защитник империалистических идей, назвал в свое время стратегическое столкновение двух империй — Великобритании и царской России за право доминирования в Туркестанском ханстве, Китайском Туркестане и Афганистане в середине — конце XIX века. Концепция возродилась в виде "новой большой игры" — такое имя получило предполагаемое соперничество внерегиональных игроков за влияние в государствах Центральной Азии, о котором впервые зашла речь в начале 1990-х годов.

А. Сенгупта рассматривает взаимосвязь этих двух географических тропов и считает, что смешивать их ни в коем случае нельзя. Ее эмпирическое исследование посвящено проникновению России и США (как в политическом, так и в военном плане) в страны Центральной Азии. В связи с этим автор уделяет внимание двум важным проблемам: двусторонним отношениям и роли Москвы и Вашингтона в деятельности соперничающих между собой многосторонних региональных организаций. По мнению А. Сенгупты, с 11 сентября 2001 года отмечается знаменательное совпадение интересов России и США в деле борьбы с исламским радикализмом. И хотя это отнюдь не означает, что между Кремлем и Белым домом не возникнет соперничества, язык "новой большой игры", отмечает автор, неприемлем и бесполезен. По мнению этого автора, маккиндеровский термин "хартленд" (если отбросить его коннотацию "соперничество с нулевой суммой") может быть спасен и полезен при описании какого-либо важного региона.

Проблема в том, утверждает Амбриш Дака, что упущена весьма важная "деталь" — пространственный аспект теории хартленда. Автор старается исправить эту ошибку, обратив внимание на дискуссию, развернувшуюся после прочтения Маккиндером своего доклада в 1904 году. Вызывают интерес комментарии, особенно возражения Лео Эмери, связанные с тем, что, создавая эту теорию, Маккиндер упустил из виду большое значение, которое будет иметь преимущество в воздухе. Вслед за другими учеными, занимавшимися этой проблемой ранее, Дака поднимает вопрос об использовании Маккиндером проекции Меркатора для адаптации собственной схемы хартленда. Однако этот автор проявляет больший интерес к кривизне земной поверхности и геометрии, чем к "подновлению" проекции на плоской поверхности земли. А. Дака утверждает, что наивные идеи Маккиндера относительно больших возможностей морских путей и железных дорог, якобы способных предоставить человечеству условия для свободного передвижения и усиления влияния, не учитывают негативный фактор расстояний для реализации силы по всей сферической поверхности Земли. Автор полагает, что Макиндерово видение мира структурировано по тем же параметрам, что и старинные так называемые "Т-О-видные" карты древних, которые он воспроизводит в своей работе "Демократические идеалы и реальность".

А. Дака считает, что для понимания динамики Маккиндерова хартленда в эпоху освоения космоса и создания ракетных технологий, наступление которой предвидел г-н Эмери, нужна совсем иная концептуализация пространства. Автор обращается к работам Л. Грина и Дж. Грегори, утверждая, что антиподальная упорядоченность континентов и океанов наилучшим образом определяет, что модель тетраэдра можно использовать при картировании земного пространства. Все, что требуется для контроля над ребрами и основанием тетраэдра, — это господствующее положение на его самой "верхней", "первичной" вершине. Добиться этого можно с помощью военных самолетов и спутников, поэтому основными условиями для получения контроля над земным пространством становятся борьба за превосходство в космосе и развитие соответствующих технологий наблюдения и ведения войны в воздухе. Доступ к таким технологиям структурирует глобальную иерархию государств. Максимальная дестабилизация наблюдается среди стран "внутреннего полумесяца", которые в силу их положения в тетраэдре оказываются наиболее уязвимыми. Оригинальным способом используя геометрию, А. Дака освобождает теорию Маккиндера как от ее собственных слабых мест, так и от обвинений, предъявленных ей г-ном Эмери, и приходит к выводу, что географическое положение Центральной Азии в "хартленде" все еще означает "внутреннюю склонность региона к нестабильности".

Фабрицио Виелмини уверен, что теоретические взгляды Маккиндера и по сей день позволяют лучше всего объяснить интерес США к Евразии в целом и к Центральной Азии в частности, однако считает, что эти идеи весьма опасны. По его мнению, широкий круг идей и понятий, содержавшихся в выдвинутой Маккиндером теории "географической оси" (позднее развитой в теорию хартленда), впоследствии существенно обогатил концептуальный аппарат анализа международных отношений. Более того, Ф. Виелмини полагает, что маккиндеровские идеи стали маяком для "атлантических" держав — Великобритании в 1904 году и США в 2004-м. Эти державы стремятся к мировому господству посредством навязывания мировой экономике вполне определенного благоприятного для развития собственных экономических систем порядка, основанного на принципах свободной торговли, а также с помощью их военного вмешательства во внутренние дела других государств, оправдываемого верой в политическое и культурное превосходство своих государственных режимов. Все это делает атлантические страны особо опасными для мира на Земле. А почти мистический язык, которым Маккиндер излагает созданную им концепцию мирового господства, лишь усиливает эту опасность.

Однако, как отмечает Виелмини, для Маккиндера хартленд потенциально представлял собой достаточно серьезный барьер на пути к воплощению фантазий атлантических держав, поскольку единая евразийская континентальная система являлась вызовом их мощи. Так, Маккиндер не только писал о том, чтобы расчленить хартленд, но и пытался лично провести свои планы в жизнь — в 1919 году он был назначен британским правительством на пост верховного комиссара в Южной России, его целью было найти способы для разжигания гражданской войны и ослабления страны Советов. Точно так же, считает Виелмини, США сегодня руководствуются желанием разделить Евразию с помощью прямого и косвенного вмешательства в дела восточноевропейских государств, стран Ближнего Востока и республик бывшего Советского Союза. В этом плане Соединенные Штаты уделяют особое внимание Центральной Азии, которая и есть, по словам министра обороны США Дональда Рамсфельда, "самое сердце Евразии". Теракты 11 сентября 2001 года на территории Соединенных Штатов привели к беспрецедентному военному вмешательству Америки в дела региона. А это представляет опасность и для самого региона, и для мира в целом, и поэтому, по мнению Виелмини, пришло время радикально переосмыслить идеи Маккиндера. Он уверен, что альянс Париж — Берлин — Москва, сформировавшийся как ответ на агрессию Соединенных Штатов в Ираке, и есть подлинное объединение хартленда, которое необходимо поддержать, чтобы остановить логику бесконечной войны, направляющую действия США.

Ряд исследователей рассматривает теорию хартленда больше как помеху, чем помощь при анализе ситуации в регионе.

Так, несколько скептически относясь к Маккиндеровой теории "осевого региона"/хартленда и ее применению в отношении современной Центральной Азии, Левент Хекимоглу концентрируется на экономической географии этого предположительно "осевого региона". Скрупулезно перечитав доклад Маккиндера 1904 года и записи обсуждения его после окончания заседания, Хекимоглу уделяет пристальное внимание причинам, по которым Маккиндер придавал этому региону столь большое значение.

Автор утверждает, что Маккиндер в большой степени связывал будущее процветание региона с тем сельскохозяйственным бумом, который последует за ожидаемым демографическим сдвигом, произошедшим в результате укрепления в хартленде мощной державы. Тому же, что этот прогноз оказался ошибочным, удивляться не следует, ведь Маккиндер переоценил реальный экономический потенциал региона и в то же время недооценил его отдаленность от доступных морских портов и стоимость перевозок, связанных с этим. Парадоксально, но географ Маккиндер не учел… географию.

Сегодня не только возможно, но и необходимо извлечь уроки из прошлого, утверждает Хекимоглу. "Призрак ложного хартленда все еще бродит по миру, при этом назвать его кротким и безопасным никоим образом нельзя". Многие исследователи полагают, что регион обладает огромными нетронутыми ресурсами, а неолиберальные реформы позволят использовать эти несметные богатства и приведут Центральную Азию к процветанию. Л. Хекимоглу, напротив, считает, что такое представление — миф, "одухотворенный" Маккиндеровым призраком хартленда: в действительности же регион беден природными ресурсами, не имеет доступа к морям и океанам, поэтому даже те малые возможности, какие у него есть, развить очень непросто. По мнению Хекимоглу, Маккиндерова теория хартленда, оказалась очень живуча, поскольку паразитировала на определенных геополитических концепциях, проникнутых великодержавными предрассудками, однако в сфере экономической географии у нее никогда не было прочной основы.

Баходыржон Эргашев рассматривает теоретические постулаты, лежащие в основе работы Маккиндера "Географическая ось истории". Автор начинает свою статью с анализа взглядов Колина Грея, энергичного защитника идей Маккиндера, яркого представителя реалистического направления в теории международных отношений; он также обращает наше внимание на огромную популярность самого Маккиндера и геополитической науки в республиках бывшего СССР. По мнению Б. Эргашева, некоторые исследователи воспринимают "цветные" революции, недавно произошедшие в Грузии, Украине и Кыргызстане, как подтверждение точки зрения Маккиндера на значение "осевого региона"/хартленда для формирования международных отношений; британский географ считал, что оно непреходяще.

Однако Эргашева эти доводы не убеждают. Он допускает, что формула Маккиндера заслуживает изучения, но лишь в историческом плане, то есть, строго говоря, ее нельзя классифицировать как "теорию", поскольку она не научный инструмент, основанный на общих принципах, независимых от объекта анализа, а скорее свод политических рекомендаций, направленных на предотвращение падения британского империализма. Однако спор с Маккиндером Б. Эргашев ведет не на уровне абсолютного отрицания явного маккиндеровского реализма. Наоборот, сам же Эргашев именно с точки зрения реализма пытается доказать, что, вопреки заявлениям Грея, Маккиндер не совсем реалист. При этом наш автор ссылается на древнегреческого историка Фукидида, который для объяснения отношений между народами приводит ряд реальных причин. А поверхностная концентрация Маккиндера на географическом аспекте (за счет других факторов) сводит его разъяснение к детерминизму. Последний же легко опровергнуть, показав, что в действительности нынешняя Центральная Азия вносит относительно небольшой вклад в современные международные отношения.

Чтобы представить разные точки зрения на использование идей Хэлфорда Маккиндера при анализе этого региона, Ник Мегоран обращается к ряду работ, известному под общим названием "критическая геополитика". Настаивая на том, что так называемые "геополитические" работы Маккиндера необходимо рассматривать в их подлинном контексте, Мегоран помещает их в более широкий диапазон взглядов британского географа и интересовавших его проблем, особенно его приверженности британскому империализму. Автор утверждает, что анализ этих работ без учета общего контекста трудов Маккиндера ставит барьер на пути к четкому пониманию позитивного участия в делах нынешней Центральной Азии.

В частности, Н. Мегоран обращается к работам географа Джерарда Тоуэла, по мнению которого в самой сути Маккиндеровой "геополитики" таится двойная ирония: теории Маккиндера одновременно и антигеографичны (что касается его восприятия пространства), и деполитизируют выраженные в них архи-политические взгляды. Автор проверяет, верна ли его критика, на примере современного обращения к Маккиндеру в работах двух авторов, русского и американца, при этом оба ссылаются на него для обоснования конкретной внешнеполитической линии своего правительства по отношению к Узбекистану. В заключение Н. Мегоран отмечает: суть не в том, "что говорит нам теория Маккиндера о месте Центральной Азии в мире", а в том, "как именно ссылки на Маккиндера использовались для того, чтобы выстроить современный геополитический нарратив о Центральной Азии?"

И наконец, работа Севары Шараповой. Ее статья стоит несколько особняком от других материалов, поскольку фокусирует внимание не на Центральной Азии, а на основе теории Маккиндера анализирует позиции, которые Германия и Великобритания заняли по отношению к начавшейся в 2003 году войне США против Ирака. Так, автор отмечает весьма интересный аспект: союз единомышленников, возникший в годы "холодной войны" между Великобританией и (Западной) Германией, признавшими лидерство Соединенных Штатов во внешней политике того времени, развалился на почве несогласия в отношении войны Вашингтона против Багдада. Главный вопрос, поднимаемый С. Шараповой: "Почему же это произошло?" Отвергая экономические доводы, она утверждает, что основная причина разногласий между Лондоном и Бонном — геополитические факторы и что именно теория Маккиндера и дает этому объяснение. Великобритания — страна маккиндеровского "внешнего полумесяца" — несомненно, относится к атлантическим державам/странам "Срединного океана" и в силу этого втягивается в союз с США против государств хартленда. Германия же занимает уникальное геополитическое положение, она находится на пересечении океанического мира и хартленда. В годы "холодной войны" Западная Германия была более склонна поддерживать интересы атлантических государств, однако после развала Советского Союза положение близ хартленда стало одним из решающих факторов в выработке объединенной Германией собственного политического курса.

C. Шарапова подкрепляет идеи Маккиндера о мировом пространстве "теориями союзов", рассматриваемых в политической науке сегодня; в частности, приводит две модели — "увеличение потенциала" и "независимость в обмен на безопасность". В годы "холодной войны" Западная Германия и Великобритания жертвовали некоторой автономией в своей внешней политике, получая взамен американский щит безопасности. После окончания "холодной войны" ситуация изменилась, однако Великобритания все еще замкнута на Соединенных Штатах, что можно рассматривать как способ не первой державы утвердиться в мире; Германия же, ослабив союзнические отношения с США, стремится сделать то же самое за счет укрепления ЕС. Автор считает, что применение новых теорий (в пику неподвластному времени маккиндеровскому анализу) дает объяснение разным позициям Германии и Великобритании по вопросу войны в Ираке.

Цель настоящего раздела нашей статьи состоит отнюдь не в информировании читателя о дискуссии, развернувшейся на симпозиуме в Ташкенте, о чем уже были публикации в прессе²³. Скорее это некоторые наблюдения, относящиеся к Центральной Азии и к изучению наследия Маккиндера.

Во-первых, мы, безусловно, считаем преждевременными заявления о "смерти" Маккиндеровой теории хартленда, якобы последовавшей за развалом Советского Союза и окончанием "холодной войны". Те, кто изучает Центральную Азию, часто обсуждают концепции Маккиндера с точки зрения их пригодности сегодня, в частности к региону. Однако британские и американские ученые, по всей видимости, мало знакомы с процессами, происходящими здесь. Для большого количества научных трудов, обвиняющих Маккиндера в евроцентризме, такая неосведомленность довольно парадоксальна. Мы надеемся, что наш сборник подвигнет географов на изучение идей Маккиндера не только в историческом плане, но и с точки зрения их звучания в нынешнем контексте незападных ареалов.

Во-вторых, представленные в сборнике материалы отражают вопрос о географическом распространении геополитических идей. Еще все впереди, еще напишут исчерпывающую историю того, как идеи Маккиндера "путешествовали" из Англии в другие части света, например, в Центральную Азию, и почему многие из тех, кто живет в этом регионе, а также те, кто изучает его, проявили интерес к взглядам Маккиндера, причем за столь относительно короткий срок. Это неизбежно должно быть связано с повсеместно исследуемым явлением геополитического возрождения России²⁴, однако одним этим, конечно, не ограничивается.

В-третьих, совершенно очевидно, что Маккиндер принадлежал к элите, имел белый цвет кожи, был европейцем мужского пола, а посему некоторые его критики считают, что именно эти характеристики британского географа отражены в его геополитических взглядах²⁵. И правда, ученые стран "внешнего полумесяца", которые одобрительно относятся к теориям Маккиндера (и даже те, кто их критикует), в общем и целом подходят под это описание. Однако материалы, представленные в настоящем сборнике, ставят такое обобщение под вопрос. Например, статья С. Шараповой абсолютно опровергает подобную точку зрения: используя геополитические идеи Маккиндера, женщина-исследователь из "хартленда" классифицирует действия политиков западных стран, дает рекомендации и высказывает свое мнение. Кроме того, насколько мы знаем, лишь одна англоязычная женщина-исследователь (Сара О'Хара) проанализировала труды Маккиндера, в то время как почти 50% представивших доклады на ташкентском симпозиуме — женщины. Мы считаем, что это свидетельствует об относительно большем их присутствии в советских и постсоветских научных кругах, нежели на Западе. Конечно, это отнюдь не означает, что геополитические исследования перестают быть прерогативой "мужской половины человечества". Тем не менее настоящий сборник доказывает, что англоязычным географам необходимо пересмотреть свои выводы относительно геополитического видения Маккиндера, а также принять тот факт, что изучением проблем "политической географии/политологии" могут заниматься как мужчины, так и женщины.

В-четвертых, многие авторы нашего сборника ставят под сомнение некоторые категории, которые обычно используются при анализе теорий Маккиндера. Здесь и специалист из бывшей колонии, критикующий теорию "географической оси", географию (в ее видении англичанином) — как инструмент британского империализма, но вместе с тем изъявляющий желание спасти концепцию хартленда. Здесь и эксперт, который, опираясь на критические публикации, оспаривает предполагаемую объективность некоторых ученых, применяющих идеи Маккиндера, но все же считает, что эти ученые поднимают важные практические вопросы. Здесь и исследователь реалистического направления, отвергающий шаблонное упрощение Маккиндеровой геополитики и даже представление о Маккиндере как о реалисте. Есть и ученый, который считает, что уверенность Маккиндера в важности Центральной Азии имеет под собой основания и что его аргументы и выводы необходимо принять и использовать для обогащения политической науки. Однако еще один специалист по данной теме, принявший участие в нашей дискуссии, убежден в том, что, хотя идеи Маккиндера и верны, использовать его аргументы для формулирования политических рекомендаций нецелесообразно.

Но вернемся к обсуждаемой проблеме. Авторы ряда предлагаемых нами статей уверены, что идеи Маккиндера помогают понять ситуацию в Центральной Азии и формирование международных отношений в мире, другие же исследователи считают, что маккиндеровские теории только помеха в изучении этого вопроса. Однако бесспорно, что и 100 лет спустя идеи сэра Хэлфорда Маккиндера вызывают и восхищение, и раздражение: многие ученые охотно согласились бы и на меньшее.

Ahrari E. The Strategic Future of Central Asia: A View from Washington // Journal of International Affairs, 2003, Vol. 56, No. 2. P. 159.   _{к тексту} Sloan G. Sir Halford J. Mackinder: The Heartland Theory Then and Now // Journal of Strategic Studies, 1999, Vol. 22, No. 2/3. P. 32.   _{к тексту} O'Hara S. Great Game or Grubby Game? The Struggle for Control of the Caspian // Geopolitics, 2004, Vol. 9, No. 1. P. 147.   _{к тексту} O'Hara S., Heffernan M., Endfield G. Halford Mackinder, the "Geographical Pivot", and British Perceptions of Central Asia. В кн.: Global Geostrategy: Mackinder and the Defence of the West / Ed. by B. Blouet. London: Frank Cass, 2005. P. 101.   _{к тексту} См.: Edwards M. The New Great Game and the New Great Gamers: Disciples of Kipling and Mackinder // Central Asian Survey, 2003, Vol. 22, No. 1. P. 96.   _{к тексту} См.: Fettweis C. Sir Halford Mackinder, Geopolitics, and Policymaking in the 21st Century // Parameters, US Army War College Quarterly, Summer 2000. P. 58—71[http://www.carlisle-www.army.mil/usawc/Parameters/00summer/fettweis.htm].   _{к тексту} Авторы выражают признательность профессору Университета мировой экономики и дипломатии Алишеру Файзуллаеву и Центру политических исследований (Ташкент) за приглашение провести симпозиум и за оказание помощи в его организации, а также Британскому комитету Центральной и Внутренней Азии за финансовую поддержку. Мы также хотим поблагодарить д-ра Мурада Эсенова за предоставленную возможность публикации настоящего спецвыпуска и д-ра Брайана Блуэта за участие и помощь в работе.   _{к тексту} См.: Halford Mackinder and the "Geographical Pivot of History": A Centennial Retrospective / Ed. by K. Dodds, J. Sidaway. Special edition of "Geographical Journal", 2004, Vol. 170, No. 4; Global Geostrategy: Mackinder and the Defence of the West / Ed. by B. Blouet. London: Frank Cass, 2005.   _{к тексту} Подробнее о жизни и деятельности Маккиндера, см.: Blouet B. Halford Mackinder: A Biography. Texas A&M University Press, College Station, 1987. Краткая биография Маккиндера дана в: Blouet B. Mackinder, Sir Halford John (1861—1974). Oxford Dictionary of National Biography. Oxford: Oxford University Press, 2004, Vol. 35. P. 648—651.   _{к тексту} См.: Mackinder H. The Physical Basis of Political Geography // The Scottish Geographical Magazine, 1890, Vol. 6, No. 2. P. 79.   _{к тексту} См.: Mackinder H. The Human Habitat // The Scottish Geographical Magazine, 1931, Vol. 47, No. 6.   _{к тексту} См.: Mackinder H. Foreword to: Mikhaylov N. Soviet Geography: The New Industrial and Economic Distributions of the U.S.S.R. Second edition. Transl. by Natalie Rothstein. London: Methuen and Co., 1937.   _{к тексту} См.: Mackinder H. Man-power as a Measure of National and Imperial Strength // The National Review, 1905, Vol. 45, No. 265.   _{к тексту} Mackinder H. On the Scope and Methods of Geography// Proceedings of the Royal Geographical Society, 1887, Vol. 9, No. 3. P. 159.   _{к тексту} Иначе говоря, доцента (второго по старшинству преподавателя университета после профессора). — Перев.   _{к тексту} См.: Blouet B. Sir Halford Mackinder as British High Commissioner to South Russia, 1919—1920 // Geographical Journal, 1976, Vol. 142, No. 2.   _{к тексту} См., например: Teague-Jones R.S. The Spy Who Disappeared: Diary of a Secret Mission to Russian Central Asia in 1918. With an Introduction and Epilogue by Peter Hopkirk. London: Victor Gollancz, 1990.   _{к тексту} См.: Blouet B. Sir Halford Mackinder, 1861—1947: Some New Perspectives. School of Geography, University of Oxford, 1975; Kearns G. Halford John Mackinder: 1861—1947. В кн.: Geographers Bibliographical Studies, Issue 9 / Ed. by T.W. Freeman Mansell. London, 1985.   _{к тексту} См.: Mackinder H. Man-power as a Measure of National and Imperial Strength.   _{к тексту} В другие "естественные регионы" входили Сахара, Южный хартленд (африканские государства, расположенные к югу от Сахары), Аравийский полуостров, европейское побережье (то, что осталось от Европы), а также азиатское побережье (Индия, Китай, Юго-Восточная Азия).   _{к тексту} Mackinder H. Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction. London: Constable and Company, 1919. P. 194.   _{к тексту} См.: Mackinder H. The Round World and the Winning of the Peace // Foreign Affairs, 1943, Vol. 21, No. 4. P. 603.   _{к тексту} Об этом подробнее см.: Megoran N., Sharapova S., Faizullaev A. Conference Report: "Halford Mackinder's "Heartland": A Help or Hindrance?" Tashkent, 2—3 December 2004 // Geographical Journal (готовится к печати); Sharapova S. Теория Маккиндера и современные международные отношения // Halqaro Munosobatlar, 2004, № 4. С. 87—89.   _{к тексту} См., например: Smith G. The Masks of Proteus: Russia, Geopolitical Shift and the New Eurasianism // Transactions of the Institute of British Geographers, 1999, No. 24. P. 481—500; Ingram A. Alexander Dugin: Geopolitics and Neo-fascism in Post-Soviet Russia // Political Geography, 2001, No. 20; O’Loughlin J. Geopolitical Fantasies, National Strategies and Ordinary Russians in the Post-Communist Era // Geopolitics, 2001, Vol. 6, No. 3. P. 17—48.   _{к тексту} См., например: Ó Tuathail G. Critical Geopolitics: The Politics of Writing Global Space. London: Routledge, 1996. Chapter 3.   _{к тексту}

https://www.ca-c.org/journal/2005/journal_rus/cac-04/02.megrus.shtml

***

        

                            

Federico PIERACCINI                                 19.12.2016                                                                                                            | FEATURED STORY                                                                                                                                    

Geopolitics, Globalization and World Order

Understanding the objectives and logic that accompany the expansion of nations or empires is always of paramount importance in helping one draw lessons for the future

In this series of four articles I intend to lay a very detailed but easily understandable foundation for describing the mechanisms that drive great powers. To succeed, one must analyze the geopolitical theories that over more than a century have contributed to shaping the relationship between Washington and other world powers. Secondly, it is important to expound on how Washington’s main geopolitical opponents (China, Russia and Iran) have over the years been arranging a way to put a stop to the intrusive and overbearing actions of Washington. Finally, it is important to take note of the possibly significant changes in American foreign policy doctrine that have been occurring over the last twenty years, especially how the new Trump administration intends to change course by redefining priorities and objectives.

The first analysis will therefore focus on the international order, globalization, geopolitical theories, their translations into modern concepts, and what controlling a country’s sovereignty means.

Before examining geopolitical theories, it is important to understand the effects of globalization and the changing international order it entails, a direct consequences of US strategy that seeks to control every aspect of the economic, political and cultural decisions made by foreign countries, usually applying military means to achieve this objective.

Globalization and the International Order

It is important to first define the international order among nations before and after the collapse of the Berlin wall, especially focusing on the consequences of existing in a globalized world.

For the first half of the twentieth century the world found itself fighting two world wars, then, during the Cold War, lasting from 1945 to 1989, the balance of power maintained by the US and USSR held the prospect of a third world war at bay. With the dissolution of the USSR, the United States, the only remaining world superpower, thought it could aspire to absolute domination over the globe, as was famously expressed through the Project for A New American Century. Putting aside for a moment perpetual wars, one of the key strategies towards fulfilling this objective was the so-called experiment of globalization, applied especially in trade, economics and finance, all of course driven by American interests.

Having achieved victory in the Cold War over its socialist rival, the world went from a capitalist system to a turbo-charged capitalist system. US corporations, thanks to this model of world globalized economy, have experienced untold riches, such as Apple and other IT corporations generating amounts of cash flow equivalent to that of small countries.

Banks and US financial institutions such as Wall Street incrementally increased their already considerable influence over foreign nations thanks to the rise of computer technology, automation and accounting deceptions such as derivatives, just to give one example. The FED implemented policies that took advantage of the role of the dollar in the globalized economy (the dollar is the premier world reserve currency). Over the years this has caused economic crises of all kinds all over the world, defrauding the entire economic system, consisting of schemes such as being able to print money at will, allowing for the financing massive wars, even going so far as lowering interest rates to 0% to keep banks and big corporations from failing – all a repudiation of the most basic rules of capitalism. All this was made possible because the US being the sole world power after 1989, allowing Washington to write the rules of the game in its favor.

Since the fall of the Berlin Wall, Wall Street, Big Oil and military corporations, health-care providers, the insurance and agricultural industries slowly replaced national governments, managing to dictate agendas and priorities. A political form of globalization has led to an expropriation of national sovereignty in Europe, with the creation of the Euro and the Lisbon Treaty signed by all EU nations in 2007.

Globalization has forced the concept of sovereign states directed by their citizens to be replaced with an international superstructure led by the United States, driving away even more citizens from the decision-making process. The European Union, and in particular the European Commission (not elected, but appointed), is unpopular not only for the decisions it has taken but also for the perception that it is an imposter making important decisions without ever having been elected.

Basically, with the end of the USSR, the international order went from a relationship between states made up of citizens to a relationship between international superstructures (NATO, UN, IMF, WTO, World Bank, EU) and citizens, with the weight of the balance of power decisively in favor of the globalists with the economic burden resting on the people.

The international order and globalization are therefore to be interpreted according to the logic of Washington, always looking for new ways to dominate the globe, preserving its role of world superpower.

It is also for this reason that it is important to understand some geopolitical theories that underlie US strategic decisions in the pursuit of world domination. These theories are some of the most important with which Washington has, over the last 70 years, tried to pursue total domination of the planet.

MacKinder + Spykman + Mahan = World Domination

Heartland

The first geopolitical theory is the so-called Heartland theory, drawn up in 1904 by English geographer Sir Halford Mackinder. The basic principle was the following:

«Heartland or Heartlands (literally: the Heart of the Earth) is a name that was given to the central zone of the Eurasian continent, corresponding roughly to Russia and the neighboring provinces, by Sir Halford Mackinder, the English geographer and author of Democratic Ideals and Reality; the Heartlands of the theory was submitted to the Royal Geographical Society in 1904.

The Heartland was described by Mackinder as the area bounded to the west by the Volga, the Yangtze River to the east, from the Arctic to the north and south from the western Himalayas. At the time, this area was almost entirely controlled by the Russian Empire.

For Mackinder, who based his theory on the geopolitical opposition between land and sea, Heartland was the "heart" button of all the earth civilization, because logistically unapproachable by any thalassocracy. Hence the phrase that sums up the whole concept of Mackinder’s geopolitics: ‘Who controls East Europe commands the Heartland: Who controls the Heartland commands the World-Island: Who controls the World-Island commands the world’».

In terms of countries, the Heartland consists mainly of Russia, Kazakhstan, Afghanistan, Mongolia, the Central Asian countries, and parts of Iran, China, Belarus and Ukraine.

Rimland

The second geopolitical theory, another important lodestar for US foreign policy, was developed in the 1930s by the American Nicholas J. Spykman, also a student of geography as well as a scholar of MacKinder’s theory. Spykman, thanks to advancing naval technology, added to the definition of the Heartland theory the Rimland theory. The Rimland is divided into four main areas: Europe, North Africa, Middle East and Asia.

«For ‘world island’ it means the Eurasian region, ranging from Western Europe to the Far East. If for Mackinder the Tsarist empire represents the aforesaid area-pin, Spykman instead focuses on the area around Heartland, i.e. Rimland, recognizing it as a strategic point of great importance. The Rimland is characterized by the presence of rich countries, technologically advanced, with great availability of resources and easy access to the seas. Its size at the same time makes sea and land attacked by both sides. On the other hand this means that its dual nature as a possible mediating zone between the two world powers: the United States and Russia. The greatest threat from the geopolitical point of view lies in the union between Heartland and Rimland under one power».

The Rimland essentially consists of Europe (including eastern Europe), Turkey, the Middle East, the Gulf States, India, Pakistan, Southeast Asia (Brunei, Cambodia, Laos, Malaysia, Myanmar, the Philippines*, Thailand, Vietnam) and Japan.

As one can see from observing a map, the United States is not physically close to either the Rimland or the Heartland. They are both on the other side of two 6,000-mile oceans. The US is undeniably protected in this way, almost impervious to attack, with an abundance of resources and powerful allies in Europe. These are all characteristics that have favored the rise of the American superpower throughout the twentieth century.

But world domination is a different matter and, given the geographical location of the US compared to the Heartland and Rimland, first requires a large capacity to project power. Of course with two oceans in between, it is naval power through which power has been conveyed, especially in the early part of the last century.

Mahan and Maritime Power

The third geopolitical theory is based on the importance given to maritime (or naval) power. The author of this theory, propounded towards the end of 1800, was US Admiral Alfred Thayer Mahan.

«Mahan was a ‘precursor’ to international organizations. He assumed that through a union between the United States and Britain, being two maritime powers, they could unite to share the conquest of the seas. The key concept is that ‘the maritime powers are united in opposition to those continental.’ Mahan explains the concept of naval doctrine, which is the policy that states pursue in the maritime and military arenas. In order for a state to have a naval doctrine, it must possess a substantial navy, as well as of course access to the sea, adequate projection capability, adequate means, and have strategic objectives to be protected (such as security zones exposed to risk)».

As one can easily understand, these three doctrines are central to controlling the whole world. Dominating the Heartland is possible thanks to the control of the Rimland, and in order to conquer the Rimland it is necessary to control shipping routes and dominate the seas, relying upon the Mahan theory of maritime supremacy.

In this sense, seas and oceans of great geographic importance are those that encircle the Rimland: The East and South China Seas, the Philippine Sea, the Gulf of Thailand, the Celebes Sea, the Java Sea, the Andaman Sea, the Indian Ocean, the Arabian Sea, the Gulf of Aden, the Red Sea, and finally the Mediterranean.

In particular, straits such as Malacca, between Indonesia and Malaysia, or the Suez Canal, are of strategic importance due to their role as a transit route and connection between all the seas adjacent to the so-called Rimland.

A bit of history. Route to global domination

It was Hitler's Germany during World War II that tried to put into practice the theory of geopolitics MacKinder was describing, managing to seize the Heartland but ultimately amounting to nothing with the final victory of the Red Army, who rebuffed and destroyed the Nazis.

After the end of World War II, the United States placed the Soviet Union in its crosshairs, with the intention of conquering the Heartland and thereby dominating the world. Alternatively, Plan B was to prevent other nations from teaming together to dominate the Heartland. This explains the historical conflicts between the US and Iran and between Russia and China, the three most important nations composing the Heartland.

Russia, since Tsarist times and throughout the Soviet period to today, has always been in the crosshairs of the United States, given its geographical location central to the Heartland.

Iran also constitutes a valuable piece of the 'Heart of the World', which was gifted to the Anglo-Americans courtesy the Pahlavi monarchy lending itself to the American plan to conquer the heart of the land. It was only after the 1979 revolution, which ousted the Pahlavi monarchy and installed an Islamic Republic, that Tehran became an enemy of Washington.

The reason why Afghanistan was invaded and Ukraine destabilized, and why the Belarusian leadership is hated almost as much as is the Russian one, is the same, namely, the geographical positions of these countries in composing the Heartland compels the US to conquer them as part of its grand strategy to dominate the world through the control of the Heartland.

The Republic of China, another constituent part of the Heartland theory, was during the Cold War the great Asian pivot thanks to Kissinger’s policy aimed at curbing the USSR and preventing the birth of a possible alliance between Tehran, Moscow and Beijing that would dominate the Heartland, especially in the late 1980s. The United States, instead of directly attacking China, used it against the Soviet Union. Washington's primary goal, as well as to expand its influence everywhere, was to prevent any kind of alliance that would control the Heartland, specially preventing any alliance or understanding between Moscow and Beijing; but this will be very well explained in my third analysis on how Eurasia reunited to reject the American global empire.

Control of a nation

Historically, control of a nation takes place through military power that allows for a variety of impositions. Also, culture is part of the process of conquering a nation. Today, other than militarily, it is mainly economic power that determines the national sovereignty of a nation. In the modern world, especially in the last three decades, if you control the economy of a nation, you control the rulers of that nation. The dollar and neoliberal experiments like globalization are basically the two most powerful and invasive American tools to employ against geopolitical opponents. The application of military force is no longer the sole means of conquering and occupying a country. Obligating the use of a foreign currency for trade or limiting military supplies from a single source, and impeding strategic decisions in the energy sector, are ways the globalist elites are able to dominate a foreign country, taking control over its policies. The European Union and the NATO-member countries are good examples of what artificially independent nations look like, because they are in reality fully dispossessed of strategic choices in the areas mentioned. Washington decides and the vassals obey.

It is not always possible to employ military power as in the Middle East, or to stage a color revolution as in Ukraine. Big and significant nations like Russia, India, China and Iran are virtually impossible to control militarily, leaving only the financial option available. In this sense, the role of central banks and the de-dollarization process are a core strategic interest for these countries as a way of maintaining their full sovereignty. In going in this direction, they deliver a dramatic blow to US aspirations for a global empire.

The next article will focus on how the United States has tried to implement these strategies, and how these strategies have changed over the last seventy years, especially over the last two decades.

    

Republishing is welcomed with reference to Strategic Culture Foundation on-line journal www.strategic-culture.org.

 

***

 

 

        

                            

Federico PIERACCINI                                 23.12.2016                                                                                                            | FEATURED STORY                                                                                                                                    

The United States and The Race for Global Hegemony

The previous article focused on the definition of an international order, globalization, geopolitical theories and how this has changed the notion with which a nation exercises control over a foreign country. In this second part I intend to examine the various geopolitical theories, their translations into modern concepts, and practical actions that the United States have undertaken in recent decades to aspire to global dominance.

The Strategy Of Rimland

Keeping in mind the geopolitical theories discussed in my previous article, we understand that in order to achieve control over the so called-Heartland, Washington has often resorted to the Spykman theory (Rimland). This is because the US has repeatedly found it extremely difficult to directly control the powers that occupy the geographical space described in the Heartland theory of Mackinder, namely Iran, Russia and China.

The US has repeatedly tried to ensure that nations composing the Inner Circle (Rimland) remained under their control so as to indirectly control the Heartland and encircle it.

In this sense, Europe was conquered thanks to the Second World War and the American intervention against Nazi Germany. The end of World War II saw Europe become an integral part of the US Atlantic system, an important part of surrounding the Heartland.

The expansion and conquest of other areas of the Rimland (Inner Crescent) continued during the Cold War in Asia through wars in Korea and Vietnam. But its failure left serious doubts about Washington's ability to sustain its military power projection so far away from home, trying to occupy foreign countries with troops on the ground. There were limits to seeking to rule the world.

In the Middle East, another area of paramount significance, Washington has always had as its primary goal the prevention of post-revolutionary Iran conquering the area. For this reason the Saudis have always been great American allies. They are the chosen regional power, thanks to oil and the financial system of petrodollars, with the purpose of ensuring a constant pressure on Iran and surrounding nations in the interests of Washington’s against Heartland nations such as Iran. In this sense, Turkey is unsurprisingly a NATO member incorporated into the Western system of power.

The final strategy has always been the same: to control nations neighboring the Heartland (Rimland countries) through direct military intervention, economic and financial terrorism, or cultural soft power -- all for the purpose of putting pressure on Russia, Iran and China.

The American unipolar moment began in earnest following the fall of the Berlin Wall and the dissolution of the Soviet Union, thereby offering the American elite the crazy idea of seeking to achieve total global hegemony by conquering the nations of the Heartland, especially through economic and military means.

During the Cold War, the more realistic goal was to prevent other nations from forming an alliance that would manage and occupy the heart of the land. With the end of the Soviet Union, the main occupier of the Heartland and main rival to the United States had collapsed. This led to the idea of world domination by Washington becoming reality.

From Mahan to MacKinder

The United States has always placed great importance on Mahan’s theory, considering it a complement to physical invasion by land as well as economic domination of the countries composing the Heartland and Rimland. For nearly a century it has been a fundamental pillar of American doctrine in matters of foreign policy.

The US Navy has often played a decisive role in US victories from the beginning of the twentieth century up to the fall of the Berlin Wall, the First and Second World Wars included. In the years that followed, its decline has had direct consequences for the implementation of the plan for global domination based on the three geopolitical theories analyzed above, practically setting aside Mahan’s theory in particular in order to focus on domination of land.

From 1990 to 2005, the importance of aircraft carriers and air support during the many US wars have been fundamental. Nevertheless, the bulk of the work has always been done by ground troops. Fighting took place not between countries or between ships or aircrafts but on the ground with the assistance of ships and aircrafts. It is a fundamental difference.

Since 1989, the influence of Mahan’s theory has been gradually decreasing in the strategies employed by policy-makers in the Pentagon, favoring instead land invasions, such as with Iraq and Afghanistan, or favoring the so-called soft power approach in the form of revolts, coups or armed insurrections as in Ukraine, Libya and Syria. The relative decline of the US naval fleet has therefore been a predictable consequence.

Forget about Mahan, here is MacKinder + Globalization

A powerful instrument for subduing the nations of the Heartland, in addition to boot on the ground and the dollar, has been globalization. To work, world globalism requires the absence of sovereignty for individual nations, regardless of whether they are allies or not, as well as massive economic interdependence, dictated by a financial system based on the dollar and completely arranged in favor of Washington and the Federal Reserve. With the dissolution of the Soviet Union, the United States forged ​​a global neo-liberal model, based on the concept of consumerism and a parasitic capitalist economy, in combination with the unbridled use of military power.

With the collapse of the former Soviet republics, Washington began to move closer to the Heartland, mainly over land, increasingly moving up to the borders of the Russian Federation. The EU widened the membership of these countries in 2004, then incorporated them into NATO.

To achieve global domination Russia has to be controlled in virtue of the position it occupies in the Heartland. Given the military power of the United States in 1989, lacking any credible rivals, the MacKinder theory began to take shape in terms of a strategic approach from Washington’s perspective. This happened to the detriment of the Spykman theory, which preferred focusing on the Rimland countries and seas and oceans surrounding them using the Mahan theory of sea power to control the commerce and routes of rimland countries, thereby indirectly controlling the Heartland. This change in approach, with less naval power and more boots on the ground, together with economic power, continued to expand until the Obama administration.

With the ultimate goal of controlling Russia, the economic war by the Western elites in the early 1990s, thanks to Gorbachev and Yeltsin, ought to be revisited. This attitude revealed the intentions of Western elites, and only after a blatant refusal by Putin in 2000 to surrender the sovereignty of Russia to bow down before Washington, relations plummeted. Putin opposes economic and financial globalization, a western ploy to obtain a military surrender by getting the gobalists’ hands on the most valuable piece of the Heartland: Russia. With this concept in mind, it is easy to understand why Putin is so misrepresented by the Western media, all owned by large publishing groups, part of the international financial oligarchies.

The war in Afghanistan, the opening of NATO bases around Russia’s borders, the use of soft power in Ukraine for regime change through a coup, and destabilization using terrorism in Asia and in the center of the Caucasus, are part of a wider strategy to encircle and contain Russia, with goal of forcing Moscow to cry uncle and be incorporated into the Atlanticist network, by hook or by crook.

The ultimate goal always leads back to the question of being able to control the heart of the earth and its resources, represented largely by Russia, Iran and China. The ultimate goal is to gain a stranglehold on the rest of the continents, from Europe to Asia, enabling virtual control of the entire globe. The mission is always the same. It never changes. It is world domination. The approach alone changed once the Berlin Wall fell. The United States’ confidence in its own cultural, economic and military resources from 1989 has led it to construct an international system based on the principle of corrupt turbo-capitalism in combination with a strong dose of military bullying. Washington’s neoliberal ideas have often enjoyed strong momentum and huge support thanks to the military. Washington found itself in a position to intervene in almost every global situation using tools like soft power in regime change (Ukraine), the Arab Spring (Tunisia and Egypt), and even resorting to hard power through military aggression in so-called nation-building projects (Iraq, Libya and Afghanistan).

The aim, as always, is to put the Heartland under pressure coming from every direction, until its economic collapse and the final military conquest.

Even the US military bases follow this logic, surrounding the Heartland through the nations of the Rimland. Not surprisingly, Iran, China and Russia appear to be completely surrounded in a land-based approach a la MacKinder. Another example is the ABM Systems (Anti-Ballistic Missile) targeting China, Russia and Iran in order obviate their ability to inflict casualties on the United States in the event of war.

In this sense, another vital nation for US Interests is Japan, which represents a formidable containment towards China. On the island of Okinawa alone, about 400 kms from the Chinese coast, about thirteen US military bases are hosted. Similarly, all the countries overlooking the seas bordering the Rimland are strategically important countries for Washington. No wonder panic has been induced by Duterte’s victory in the Philippines. Special attention continues to be given to the nations of Southeast Asia, like Vietnam and Malaysia. Washington fears having fewer allies in its strategy of subduing the Rimland in order to contain China.

Looking at a map it is easy to see how the American empire pushes towards the Heartland from all directions, directly or indirectly, together with its allies. Against the Republic of China there is pressure from the south-east, courtesy of Japan and the US naval presence in the China Sea. From the west pressure is exerted against Russia by expanding NATO/EU. From the south-west, pressure is brought to bear on Iran through the Saudis, Qatar, and US bases in the Middle East. To the south, in addition to NATO member Turkey, Washington would like to team up with India to complete the encirclement of Russia, representing a huge missing piece that makes clear the importance of New Delhi in American strategy.

The last twenty-five years were dominated by policy makers in the US who, firstly, had the idea that direct conquest of the Heartland nations (and some Rimland nations) was possible and, secondly, that it was preferable to pursue a conquest by land of the relevant area and that this was the perfect historical moment to do so. Hitler thought the same way. Not only cultural and economic control was being suggested, but a real military approach to impose a solution acceptable to the elites in Washington. The countless wars since 1989 -- Yugoslavia, Afghanistan, Somalia, Libya, Syria and Iraq -- have been a strategic choice employing ground forces for the purpose of conquest. At the same time we must not forget the soft power used during the Arab Spring and in Ukraine. These are complementary approaches, updating a hundred years later the theory designed by MacKinder to the technology now at our disposal, while offering the military option to conquer the nations of the Heartland. This doctrine has placed to the side the naval approach, theorized by Mahan, which provided the use of ships to block commercial routes, and using the supremacy of the seas to contain the Rimland, thereby dominating the Heartland and mastering the world.

The most recent doctrines, from the administrations of Bush to Obama, have used a mix of MacKinder’s theory in combination with the latest tactics that apply human rights, known as soft power. The consequences of this approach have led to unimaginable disaster for the United States, where we see the Middle East sinking deeper into chaos and increasingly pushing countries of the region into a Shia alliance. This has led to increasingly united objectives for nations like Iran, China, India and Russia (a complete failure of the the Cold War objective that aimed to prevent an alliance between China and Russia). More generally, India still remains an ally of Moscow and on good terms with Washington, deciding not to openly side with one or the other.

The next article will focus on the reactions that Iran, China and Russia have adopted over the years to repel the continual assault on their sovereignty, and how the American drive for global hegemony has actually accelerated the end of America's unipolar moment, giving birth to the multipolar reality in which we live. The fourth and last article will focus on the new Trump administration, and how it will probably change the approach to US foreign policy that has prevailed over the last 30 years – a throwback to the last century.

    

Republishing is welcomed with reference to Strategic Culture Foundation on-line journal www.strategic-culture.org.