Село, откуда они родом, находится на украинской стороне, в нескольких десятках километров от линии фронта. Они здесь вместе ходили в одну школу, потом выбрали одинаковую профессию – тракториста, а когда началась война, стали танкистами. И теперь вместе стоят в двух шагах от линии соприкосновения, готовые в любой момент вступить в бой.
«Джинн» принял решение идти добровольцем раньше «Щита», еще в октябре 2014 года, когда подходили к концу сезонные сельскохозяйственные работы. Он очень любил свою работу. Любил выезжать в поле, когда только всходит солнце и играет золотом щедрая нива. Но в тот день он увидел идущую на восток колонну тяжелой техники. Собственно, это случалось и раньше, но тут он почувствовал, что в душе что-то перевернулось. Если я вожу трактор, значит и танк смогу, подумал он. На следующий день собрал вещи и отправился в Донецк.
У «Щита» все было немного иначе. И он говорит об этом с болью и ненавистью:
- Конечно, я знал, что мой друг ушел в ополчение, сам подумывал последовать его примеру, но медлил. А тут в селе такое началось. Зашли солдаты нацгвардии, наших девчонок хватали среди бела дня и куда-то увозили. Потом мы узнали, что они их насиловали, избивали. Люди жаловаться боялись. Нацгвардейцы заходили в магазин и брали все, что им нравилось. А нравилась им водка. Закуской тоже не брезговали. Денег не платили. А как напьются, начинали по селу на танках гонять. Заходили во дворы с оружием и забирали транспорт. Мой знакомый 20 лет копил на машину. У него мечта была – купить белый джип. Осуществил ее перед самой войной. И вот зашли пьяные ублюдки и забрали машину. Еще два моих друга без иномарок остались. У меня мотоцикл был. К бортику прижали, отдавай, мол. У меня с собой было 500 гривен. Согласились на деньги. И вот тогда я собрал вещи и отправился в Донецк искать «Джинна», чтобы освободить свое село от мразей.
- Танк быстро освоили?
«Джинн»:
- Тут важно было не просто научиться ездить на танке, а уметь чувствовать машину, управлять ею на практике. Вот когда появится эта связь человека и танка, можно идти в бой. Я учился на полигоне под Торезом три месяца. «Щит» меньше. Мы механики - водители, а есть еще командир и оператор в каждом экипаже. Тренироваться приходилось в команде. Если на тракторе ты сам себе господин, то тут все зависит от слаженной работы.
- Страшно было идти в первый бой?
«Джинн»:
- Нет. Первый бой для нас оказался легким, поскольку стояли на второй линии обороны под селом Минеральное. Да, мы готовы были по первой команде пойти вперед. Страха не было. Но первая линия прорвала оборону, а мы уже пошли следом. Потом были Жабуньки, но там мы уже бегали на своих двоих.
- А что так?
«Щит»:
- Объявили перемирие. Всю тяжелую технику нужно было отвести на 30 километров. Танки отвели, а нам выдали огнестрельное оружие. С ним и отправили в Жабуньки, где укропы готовили прорыв. Жарко было. Помню, пули мимо ушей свистели. Противник тогда взял нас в полукруг. Можно сказать, чуть не попали в окружение. Нас было всего 20 человек, а их гораздо больше, потом подошло подкрепление. Укропов отогнали, но они стали дальше окапываться. Землеройной техники у них не было, рыли окопы лопатами. Теперь отошли в Пески.
- Пески полностью занимает ВСУ?
- Нет, не полностью. Но большую часть. Жабуньки, Пески – там же все разбросано. Люди дома, дачи строили вокруг прудов. Вот так и получилось, что мы занимаем лишь часть поселка. Но обстрелы продолжаются до сих пор. В селе Водяное, что за Песками, у них стоят «Васильки», танки. Все на линии разграничения. Но ОБСЕ ничего не замечает. Да мы бы уже их оттуда давно выбили, если бы получили приказ. Там ведь людей, я имею в виду жителей, уже нет. Только враг. Но приказа такого нет.
- Если у противника в нескольких километрах размещено тяжелое вооружение, сможем ли мы отбиться в случае наступления? Танки, как вы сказали, стоят в тридцати километрах.
«Щит»:
- Сможем. 30 километров любой танк преодолеет за 20-30 минут. Другое дело, чтобы его завести, нужно сначала хорошо разогреть, иначе не поедет. А это время. Наши танки точно без разогрева и с места не сдвинутся. Поэтому на базе есть ребята, которые разогревают их круглые сутки. Наши танки и сейчас готовы к бою, в любую минуту. Если враг начнет наступление, через полчаса он уже получит ответ. В такой круглосуточной боевой готовности мы находимся уже второй год. Ехали сюда, чтобы скорей освободить всю область, своих родных, и вот застряли.
- Ваши родные живут на украинской территории. С тех пор, как вы ушли на фронт, так и не виделись?
«Джинн»:
- Виделись. Нам, конечно, туда ехать нельзя, а родные приезжали. Разве маму может остановить блокпост? К «Щиту» недавно родственница приезжала, вкусненького ему привезла. Родные нас поддерживают, рассказывают, что все селяне ждут освобождения и молятся на нас. Но только в открытую это не говорят. Опасно.
- За последнее время как-то изменилась тактика противника? Приходилось ли наблюдать случаи использования запрещенного вооружения?
«Щит»:
-Запрещенное вооружение они используют постоянно. Тяжелым бьют по городу. Но недавно у них появилось новое и очень коварное оружие – бесшумные мины. Говорят, что их поставляют американцы. Если, услышав свист обычной мины, человек может упасть на землю и спасти себе жизнь, то эту не слышно.
«Джинн»:
- Мы поражаемся жестокости, с которой ВСУ обстреливает мирные кварталы. Ведь люди, которые ведут огонь, понимают, что снаряд может убить женщину, ребенка. Но их ничто не останавливает. А скольких людей они оставили без жилья. Мы сельские жители и знаем, что такое построить дом, сколько на него нужно средств и сил. Но падает снаряд – и дома нет. Мы никогда раньше не были в этих местах, где теперь приходится воевать. Жабуньки – это в основном дачи вокруг водоемов. Дальше лесная зона. Красота какая тут была, и все уничтожили.
«Щит»:
-Мы с «Джинном», когда первый раз увидели эту красоту, влюбились в нее. Я даже стал друга уговаривать после войны, если живы будем, купить тут домики. Мы ведь в Донецке встретили свою любовь, и теперь нам есть за кого и за что воевать вдвойне. Но «Джинн» говорит, что поедет потом домой, там будет строить свою жизнь. Мы верим в то, что скоро освободим всю Донецкую область. Только война какая-то странная. Вроде это и не война, а опасная игра, в которую мы все втянуты. Но есть маленькая надежда. Вот вы спрашивали, что изменилось со стороны противника. Если брать солдат ВСУ, то они воевать уже не хотят. Что плохо – в рядах оккупантов появляется больше наемников.
- А как это заметно?
«Щит»:
-Снайперы ведут себя по-другому. Сначала был женский батальон. Кажется, литовский. Те просто убивали. Потом стали целиться в ногу или в плечо. Когда к раненому приходили на помощь, расстреливали всех. Они словно заманивали в смертельную ловушку. Теперь снайперы устраивают какие-то садистские игры. Вначале они никого не убивают, а калечат. Как будто развлекаются. Калечат каждого, кто приходит на помощь. А наши, как вы знаете, своих не бросают, даже если грозит опасность. Были случаи, когда они так же калечили мирных жителей. Мы думаем, что это почерк новых наемников.
-А были ли случаи, когда прорывались диверсанты?
«Джинн»:
- Недавно ребята наши остановили парня, который шел в сторону Октябрьского поселка. Спросили, там ли он живет. Отвечает утвердительно. Когда обыскали и нашли документы, оказалось, что пришел он с той стороны. Сейчас им МГБ занимается.
- Скажите, а кто воюет вместе с вами? Есть ли добровольцы, скажем, из России?
«Щит»:
- Ни одного. И не было. Может, в других местах и есть, но у нас стоят местные. Причем больше ребят именно с украинской территории. Красноармейск, Великая Новоселка, Волноваха, другие города Украины. Их даже больше, чем донецких и макеевских.
- Может, это объясняется тем, что они не могут вернуться домой, поэтому остаются воевать до последнего?
- Может, есть и такое. Но вот, к примеру, «Джинн» может уехать к отцу в Россию. Он к нему в отпуск собирается на днях, и обязательно возвратится. Если мы уйдем, на наше место придут молоденькие и еще необученные ребята. А это дополнительные гробы. Этого нельзя допустить. А мы уже стреляные воробьи, да и родным в селе обещали с победой вернуться. Так же и другие. Уйти с полпути – это не по-нашему.
