Сегодня почти все знают, что сделал Эдвард Сноуден. Он предал гласности совершенно секретные документы, показавшие, что Агентство национальной безопасности (АНБ) шпионит за сотнями миллионов людей, собирая телефонные звонки и электронные письма практически всех людей на Земле, кто пользуется мобильными телефонами и интернетом. Когда эта газета начала публиковать документы АНБ в июне 2013 года, она тем самым спровоцировала острую политическую дискуссию, продолжающуюся по сей день, — дискуссию не только о том, как правительство следит за гражданами, но и о моральности, законности и гражданской ценности действий разоблачителя.
Но если вам интересно, почему Сноуден сделал это, и как он сделал это, то вам следует ознакомиться с историей двух других людей.
Первый — это Томас Дрейк (Thomas Drake). Он разоблачил ту же самую деятельность АНБ за десять лет до Сноудена. Дрейк занимал намного более высокий пост в АНБ, чем Сноуден, и подчинялся законам о разоблачителях. Поэтому он передавал свои опасения по легальным каналам. И его раздавили.
Дрейка уволили, затем однажды на рассвете его арестовали вооруженные агенты ФБР, его лишили доступа к документам и предъявили обвинения в совершении преступлений, за которые он мог отправиться в тюрьму пожизненно. Его профессиональная карьера и финансовое положение были разрушены. Он смог найти лишь работу в магазине Apple в пригороде Вашингтона, где работает и сегодня. Что еще более печально, его обеспокоенность по поводу программы слежки АНБ была проигнорирована.
«Правительство много лет пыталось раздавить меня, и чем упорнее я сопротивлялся, тем сильнее они давили», — рассказал мне Дрейк.
С тех пор история Дрейка получила огласку и на самом деле оказала глубокое влияние на Эдварда Сноудена. В интервью в 2015 году он сказал, что вполне можно утверждать: если бы не было Томаса Дрейка, то не было бы и Эдварда Сноудена.
Но был еще один человек, история которого до сих пор не была рассказана. Впервые мы рассказываем о нем сейчас. Его зовут Джон Крейн (John Crane), и он был высокопоставленным сотрудником министерства обороны США, боровшимся за честное отношение к таким разоблачителям, как Томас Дрейк, пока самому Крейну не пришлось уйти с работы и тоже стать разоблачителем.
Его показания открывают новую, важнейшую главу в действиях Сноудена. Фиаско Крейна в деле защиты предыдущих разоблачителей показывает, что Сноуден имел все основания предать гласности свои откровения.
Крейн беседовал со мной десятки часов. Он рассказал, как сотрудники министерства обороны систематически нарушали закон, преследуя Томаса Дрейка. Он предположил, что сначала они раскрыли личность Дрейка министерству юстиции, затем удалили (возможно, уничтожили) свои показания, а потом солгали обо всем этом федеральному судье.
Высшая ирония судьбы в том, что, в своем рвении наказать Дрейка эти сотрудники Пентагона показали Сноудену, как вырваться из их хватки, когда 29-летний сотрудник АНБ сам устроил публичный скандал. Сноуден не знал обо всех тайных махинациях против Дрейка, но то, что было ему известно — арест Дрейка, обвинительное заключение и преследование — однозначно свидетельствовало против обреченных попыток излагать свои сомнения внутри системы.
«Назовите хотя бы одного разоблачителя из спецслужб, добившегося реальных перемен, например, прекращения практики или изменения законов, который не пострадал бы за свои действия. Никакой защиты просто нет, — сказал Сноуден The Guardian на этой неделе. — Печальная реальность сегодня заключается в том, что обращение к генеральному инспектору с доказательствами серьезных неблаговидных деяний — это ошибка. Обращение к прессе сопряжено с риском, но у вас хотя бы есть шанс».
Сноуден видел, что случилось с Дрейком и другими похожими разоблачителями. По словам Томаса Девайна (Thomas Devine), юридического директора «Проекта подотчетности правительства» (GAP), секрет эффективности Сноудена — в избранном им пути «гражданского неповиновения» вместо «законопослушного» разоблачения. GAP, некоммерческая организация из Вашингтона, защищает разоблачителей и представляла интересы Дрейка, Крейна и Сноудена.
«Никто из тех, кто пытался законопослушным путем разоблачить правительственную слежку без ордера, а Дрейк — далеко не единственный из них, ничего не добился, — сказал мне Девайн. — Они выступали вперед и обвиняли, но правительство в ответ называло их лжецами и параноиками и все отрицало. Разоблачители ничего не могли доказать, так как правительство засекречивало все свидетельства. Но Сноуден забрал доказательства с собой, и когда правительство, как обычно, начало все отрицать, он стал показывать документ за документом и вскрывать их ложь. Это разоблачение в форме гражданского неповиновения».
Крейн, хорошо сложенный житель Вирджинии, с сединой в аккуратно подстриженной бородке, понимает причины решения Сноудена нарушить правила, и сожалеет о нем. «Такие люди, как Сноуден, не должны чувствовать необходимость жертвовать собой только ради того, чтобы сказать правду», — сказал он мне.
Показания Крейна не только объясняют причины поведения Сноудена. Если бы его слова были доказаны в суде, то бывшие и нынешние сотрудники Пентагона отправились бы в тюрьму. Официальные расследования идут своим чередом.
Но утверждения Крейна имеют куда более далеко идущие последствия: они подрывают официальную позицию Хиллари Клинтон и Барака Обамы по делу Сноудена, утверждавших, что Сноуден должен был заявить о своих опасениях в рамках существующих правил, так как в США есть закон о защите разоблачителей, который прикрыл бы его.
К тому времени, как Сноуден начал выступать с разоблачениями в 2013 году, Крейн уже годами вел безуспешную борьбу за предоставление разоблачителям юридической защиты, которая полагалась им по закону. Он так серьезно относился к своим обязанностям и так часто спорил с вышестоящими начальниками, что постоянно носил в нагрудном кармане копию Закона о защите разоблачителей от 1989 года и экземпляр Конституции, чтобы показывать чиновникам во время дискуссий.
Крейн поразил своих адвокатов из GAP, привыкших работать с самыми разными разоблачителями из правительственных структур и частных компаний. Из опыта они знали, что высокопоставленные правительственные чиновники мало заботились о правах разоблачителей. Что же заставляло Крейна защищать права разоблачителей, даже когда его начальство стало относиться к нему враждебно и в итоге вынудило уволиться?
По словам Крейна, смелость, позволяющая идти в бой, относится к семейной черте. Крейн говорит, что никогда не забудет услышанный в детстве рассказ о своем дедушке, офицере германской армии, которому однажды угрожал оружием Адольф Гитлер. Это произошло в ту ночь, когда будущий фюрер впервые попытался захватить власть в Германии.
Бывший помощник республиканского конгрессмена по связям с прессой, Крейн поступил на работу в генеральную инспекцию министерства обороны в 1988 году. В американских правительственных агентствах генеральный инспектор совмещает роль судьи и полицейского. Генинспектор следит за тем, чтобы подконтрольное ему ведомство соблюдало закон, то есть, следовало правилам и регуляции и тратило деньги в порядке, одобренном Конгрессом. «В управлении генерального инспектора мы были парнями в белых шляпах (положительными героями)», — говорит Крейн.
В 2004 году Крейн занял пост помощника генерального инспектора. В число его обязанностей входил надзор за разоблачителями, а также рассмотрение заявлений разоблачительного свойства, делаемых кем-либо из двух миллионов сотрудников министерства обороны (крупнейший работодатель среди американских министерств). Иногда эти заявления поступали из АНБ и других разведывательных служб.
К тому моменту Томас Дрейк уже далеко продвинулся вперед по пути, который вел его к встрече с Джоном Крейном. Первый рабочий день Дрейка в качестве штатного работника АНБ выпал на 11 сентября 2001 года. Хотя в свете реакции США на эти теракты бюджет АНБ раздулся дополнительно, агентство уже в те дни было крупнейшим и наиболее щедро финансируемым шпионским ведомством мира. Созданное в 1952 году АНБ специализировалось на дешифровке и играло роль всеслышащего уха правительства. АНБ прослушивало разговоры и отслеживало письма иностранных правительств и частных лиц и превращало эту сырую информацию в материал, с которым могли работать ЦРУ, ФБР и другие подобные правительственные агентства.
Дрейк, отец пятерых детей, работал на АНБ в качестве частного подрядчика в течение 12 лет. Став штатным работником, он докладывал непосредственно третьему лицу в иерархии начальства АНБ Морин Багински (Maureen Baginski). Она руководила крупнейшим подразделением АНБ, управлением сигнальной разведки, которое занималось перехватом телефонных разговоров и других соответствующих средств связи.
Высокий, хмурый и напряженный, Дрейк в школе был чемпионом по шахматам. Его способности к математике, компьютерным дисциплинам и языкам сделали его подходящим кандидатом на работу в области прослушивания иностранных разговоров и наделили необходимыми навыками в дешифровке и лингвистике. Во время холодной войны он работал в разведке ВВС, отслеживая средства связи «Штази», знаменитой тайной полиции Восточной Германии.
В течение нескольких недель после терактов 11 сентября Дрейку поручили подготовить «посмертное заключение» АНБ об этой трагедии. Конгресс, журналисты и общественность требовали ответов: что пошло не так, и почему АНБ и другие федеральные агентства позволили оперативникам Усамы бин Ладена осуществить подобные атаки?
Опрашивая сотрудников АНБ и изучая записи, Дрейк обнаружил информацию, ужаснувшую его. Похоже, АНБ еще до терактов 11 сентября тайно пересматривало предмет своей деятельности, чтобы увеличить свою силу.
С момента основания АНБ было категорически запрещено вести прослушивание внутри страны. Дрейк, проведя расследование, пришел к выводу, что АНБ нарушало этот запрет и прослушивало разговоры как внутри США, так и за их пределами. И агентство делало это без необходимых по закону судебных ордеров.
Отличавшийся прямотой со школьной скамьи — он однажды сообщил полиции имена одноклассников, которых подозревал в продаже кубка — Дрейк сказал мне, что чувствовал себя обязанным действовать. «Я поклялся соблюдать и защищать конституцию от всех врагов как внешних, так и внутренних», — объяснил он.
Дрейк считал, что Президентская программа наблюдения, как ее называла администрация Джорджа Буша, напоминает работу «Штази». «Невозможно годами прослушивать полицейское государство без того, чтобы это не повлияло на вас, — сказал он. — Помню, как я говорил себе, что не хотел бы подобного на моей родине. Как можно жить в обществе, где всегда приходится оглядываться, где не знаешь, кому доверять, включая членов своей семьи?»
Начало кошмара по превращению Дрейка в преследуемого своим собственным правительством выглядело вполне невинным. Обнаружив предполагаемое нарушение закона, он поступил так, как его учили на военной подготовке, и как требовал закон о разоблачителях: сообщил вышестоящему начальству. В начале 2002 года он поделился своими опасениями с небольшой группой высшего руководства АНБ, а затем с членами Конгресса и их сотрудниками из профильных комитетов Сената и Палаты представителей.
Дрейк провел бессчетные часы на этих заседаниях, но пришел к выводу, что никто из тех, кто был наделен соответствующими полномочиями, не хотел его слушать. Когда он сказал своему начальнику Багински, что расширенная программа слежки АНБ после терактов 11 сентября сомнительна с законной точки зрения, она велела ему бросить это дело, так как Белый дом решил иначе.
Джон Крейн впервые услышал о Томасе Дрейке в сентябре 2002 года, когда он и его коллеги в офисе генерального инспектора министерства обороны получили заявление о разоблачении. Жалоба утверждала, что АНБ прибегает к практике электронного слежения, которая была безответственна с финансовой и конституционной точек зрения. Жалобу подписали трое бывших сотрудников АНБ, Уильям Бинни (William Binney), Кирк Уиби (Kirk Wiebe) и Эдвард Лумис (Edward Loomis), а также бывшая высокопоставленная сотрудница Конгресса Дайана Роарк (Diane Roark). Дрейк тоже поддерживал эту жалобу но, так как в отличие от этой четверки он все еще состоял на государственной службе, то попросил сохранить его имя в тайне даже в конфиденциальном документе, предназначенном для сугубо внутреннего использования.
Бинни, Уиби, Лумис и Роарк разделяли опасения Дрейка по поводу конституционных последствий массовой слежки без ордера суда, но их жалоба была сконцентрирована на двух других вопросах.
Первый касался финансов. Разоблачители полагали, что программа слежения АНБ, известная под кодовым названием Trailblazer, представляла собой позорную бессмысленную трату 3,8 миллиардов долларов. Было бы эффективнее направить деньги налогоплательщиков корпоративным подрядчикам, чем на защиту родины.
Во-вторых, разоблачители предупредили, что Trailblazer сделал США менее безопасной страной. Они признавали, что Trailblazer значительно увеличил количество электронной информации, собранной АНБ. Но этой прорвы информации оказалось чересчур много. Аналитики АНБ отчаянно пытались отделить важное от неважного, и риск упустить ценные сведения возрос.
Дрейк нашел жуткий пример этому во время подготовки доклада после терактов 11 сентября. За несколько месяцев до терактов АНБ получило телефонный номер из Сан-Диего, которым пользовались два человека, позднее участвовавшие в угоне самолетов, врезавшихся в башни Всемирного торгового центра. Но АНБ ничего не сделало с этой информацией.
Как Дрейк сообщил позднее эксперту АНБ Джеймсу Бэмфорду (James Bamford), АНБ перехватило семь телефонных звонков с этого номера из Сан-Диего в «убежище» «Аль-Каиды» в Йемене. Дрейк нашел запись этих звонков, похороненную под горами другой информации в хранилищах АНБ.
Американские власти давно знали, что это «убежище» в Йемене было оперативным штабом, через который Усама бин Ладен отдавал свои приказы из афганской пещеры. Семь звонков в это место с одного и того же телефонного номера очевидным образом выглядели подозрительно. Но АНБ ничего не сделало, так как эту информацию, судя по всему, пропустили.
Разоблачители из АНБ сначала отправили свою жалобу генеральному инспектору АНБ, но он отклонил ее. Тогда они поднялись по бюрократической лестнице и написали генеральному инспектору министерства обороны. Там Крейн и его коллеги «во многом подтвердили» жалобу, то есть, их собственное расследование пришло к выводу, что под утверждениями разоблачителей есть основания.
В рамках своего расследования Крейн и его коллеги по офису генерального инспектора тоже подтвердили подозрения разоблачителей, что администрация Буша нарушила четвертую поправку к конституции, распорядившись о массовом сборе информации о телефонных звонках американцев и связи по интернету без ордера. «Мы беспокоились на счет этих конституционных проблем еще до того, как получили жалобу. Полученное заявление разоблачителей дополнительно обострило проблему», — сказал мне Крейн.
В соответствии со стандартной процедурой, эти следственные выводы были переданы в комитет Сената и комитет Палаты представителей, надзирающие за АНБ, тем самым подтолкнув Конгресс к прекращению финансирования программы Trailblazer. Но для разоблачителей из АНБ эта предполагаемая победа стала началом печальной саги, которая навсегда изменила их жизнь.
Усилия администрации Джорджа Буша по массовой слежке частично стали известны в 2005 году, благодаря опубликованной газетой New York Times статьи журналистов Джеймса Райзена (James Risen) и Эрика Лихтблау (Eric Lichtblau). Статья сообщила, что АНБ прослушивало международные телефонные разговоры и электронные письма некоторых людей в США без получения ордера суда.
Через восемь лет разоблачения Сноудена сделали эту историю малозначительной. Но в то время администрация Буша пришла в ярость и постаралась выяснить, кто передал информацию New York Times, чтобы наказать его.
По словам Крейна, его руководство в офисе генерального инспектора министерства обороны очень хотели помочь администрации в этом деле. Генри Шелли (Henry Shelley), генеральный советник — старший юрист канцелярии генинспектора — призывал сотрудников рассказать следователям ФБР о Дрейке и прочих разоблачителях из АНБ.
В конце концов, разоблачители из АНБ жаловались на ту же самую практику слежки, описанную в статье, что делало их первыми подозреваемыми в организации утечки этой информации. Крейн категорически возражал. Раскрытие кому-либо личности подавшего жалобу, включая агентов ФБР, было незаконным.
После дебатов на формальном совещании в личном кабинете генерального инспектора, Шелли и Крейн продолжили спорить и снаружи. «Я достал из нагрудного кармана копию закона о защите разоблачителей, — рассказал Крейн. — Меня беспокоило, что Генри нарушает закон. Мы не повышали тона, но разговор был, я бы сказал, напряженным и бурным. Генри ответил, что он — главный юрист и несет ответственность за ведение дел с министерством юстиции и намерен все сделать по-своему».
Генри Шелби отклонил все просьбы об интервью. В электронном письме он заявил мне, что «совершенно уверен: когда все выяснится, в моих действиях не будет обнаружено ничего противозаконного».
Разногласия между Крейном и Шелби застопорили дело. По крайней мере, так казалось в течение 18 месяцев. Утром 26 июля 2007 года вооруженные агенты ФБР вломились в дома Бинни, Уиби, Лумиса и Роарк. Бинни вытирался полотенцем после душа, когда на него набросились агенты. Неожиданно он с женой оказались лицом к лицу с вооруженными людьми, вспоминает бывший сотрудник АНБ.
Крейн почуял крота. Расследование, которое вели он и его коллеги по работе по делу о жалобе разоблачителей, было совершенно секретным. Мало кто мог знать их имена, и те, кто знал, работали на генерального инспектора. После рейдов ФБР Крейн потребовал от Шелли ответа, не он ли передал имена разоблачителей правоохранительным органам. Шелли отказался обсуждать этот вопрос, говорит Крейн.
Битва вскоре вышла на новый уровень. Через четыре месяца агенты ФБР ворвались в дом Дрейка на рассвете, что потрясло его семью.
После того, как в 2010 году Дрейку предъявили обвинения и отдали под суд, его адвокат воспользовался Законом о свободе информации и потребовал предоставить материалы о расследовании, осуществленном Крейном и его коллегами по жалобам разоблачителей АНБ. Крейн утверждает, что начальство в канцелярии генинспектора приказало ему задержать передачу документов — которые могли бы избавить Дрейка от ответственности — до окончания процесса, который ожидался позднее в 2010 году.
Крейг утверждает, что такое распоряжение отдали Шелли и Линн Хэлбрукс (Lynne Halbrooks), недавно ставшая первым заместителем генерального инспектора, то есть, вторым лицом в иерархии этой структуры. Крейн протестовал, но в этой стычке он тоже потерпел поражение. Хэлбрукс не ответила на просьбы об интервью.
В декабре 2010 года, примерно через пять лет после того, как офис генерального инспектора минобороны, предположительно, сообщил ФБР имя Дрейка, его адвокаты подали генинспектору жалобу, утверждая, что Дрейка преследуют, чтобы наказать за сделанные им разоблачения. Согласно их жалобе, обвинительное заключение против Дрейка «частично или полностью основано на информации, которую Дрейк передал генеральному инспектору во время расследования жалобы разоблачителей из АНБ».
Крейн был одновременно встревожен и возмущен. Жалоба адвокатов, предположительно, подтверждала его опасения, что кто-то из сотрудников офиса передал ФБР имя Дрейка. Что еще хуже, обвинительное заключение против Дрейка совершенно точно напоминало конфиденциальные показания Дрейка сотрудникам офиса инспектора. Это означало, что люди из канцелярии не просто передали ФБР имя Дрейка, а также сообщили данные о его показаниях, что было однозначным нарушением закона.
Крейн сказал Хэлбрукс, что жалоба Дрейка требует расследования. Но Хэлбрукс вместе с Шелли, предположительно, отклонили требование Крейна. Хэлбрукс добавила, что Крейн плохо «играл в команде», и, если он не придет в норму, то она сильно осложнит ему жизнь.
Но худшее было еще впереди. По мере приближения даты процесса Дрейка, весной 2011 года, Крейн понимал, что закон требует от офиса генерального инспектора ответить на жалобу адвокатов. Но, как сказал ему Шелли, ответить на просьбу уже невозможно, так как соответствующие документы были уничтожены. Шелли заявил Крейну, что младшие сотрудники «напортачили» и пропустили документы через машину для уничтожения бумаг во время рутинной процедуры по очищению гигантских складов секретной информации учреждения.
Крейн не мог поверить своим ушам: «Я сказал Генри, что уничтожение секретных документов в таких условиях было очень серьезным делом и способно привести к тому, что офис генерального инспектора будет обвинен в препятствии уголовному расследованию». Шелли отмахнулся, сказав, что это не будет проблемой, если все будут хорошими командными игроками.
15 февраля 2011 года Шелли и Хэлбрукс послали письмо судье, который вел дело Дрейка, и повторили то же оправдание, которое озвучили Крейну: что запрошенные документы были случайно уничтожены. Они утверждали в заявлении судье Ричарду Беннету (Richard D Bennett), что рутинная чистка архивов, когда были уничтожены эти документы, проводилась до предъявления обвинений Дрейку.
«Линн и Генри выдавили меня тогда, и я не имел отношения к письму. В итоге они соврали федеральному судье по уголовному делу, что, конечно, само по себе преступление», — сказал Крейн.
Дрейк упорно сопротивлялся давлению прокурора, предлагавшего сделку. Он говорил, что не намерен поддаваться, веря в свою правоту. В итоге правительство убирало одно обвинение за другим. В конце концов, судья резко раскритиковал поведение властей. Это было «чрезмерным», что агенты вломились в дом Дрейка, предъявили ему обвинения, а затем в канун суда отказались от обвинений, будто ничего не случилось. «Я нахожу это немыслимым, — добавил Беннет. — Немыслимым. Это затрагивает самые основы нашей страны. Это самая основа билля о правах, что в этой стране люди не будут вламываться в дома, прикрываясь властными полномочиями».
Поставив под угрозу свою карьеру в деле обращения с разоблачителями в Пентагоне, Джон Крейн действовал в соответствии с этическим кодексом семьи, заложенным 80 лет назад его дедом, немецким офицером. Хотя Крейн вырос в Вирджинии, он почти каждое лето проводил в Германии с родственниками матери. Во время этих летних каникул Крейн неоднократно слышал рассказ о том, как его дед противостоял Гитлеру. Мама и бабушка рассказывали ему эту историю, и ее мораль никогда не менялась. «Всегда надо стараться поступать правильно, даже если это опасно, — вспоминал Крейн их наставления. — И после правильного поступка могут быть последствия».
Дедушке Крейна только исполнилось 40 лет, когда Гитлер попытался устроить в Мюнхене «Пивной путч» — 8 ноября 1923 года. Планируя свергнуть Веймарскую республику, Гитлер и 600 вооруженных членов его недавно созданной нацистской партии окружили пивную, где в тот момент губернатор Баварии Густав фон Кар (Gustav von Kahr) выступал перед большой толпой. Путчисты ворвались в зал в надежде похитить фон Кара и двинуться на Берлин. Люди Гитлера вытащили пулемет, спрятанный наверху, и Гитлер, выстрелив из пистолета, воскликнул: «Национальная революция началась!»
Гюнтер Рюдель (Günther Rüdel), дедушка Крейна, находился в зале, выполняя свои служебные обязанности. Он напечатал на машинке восьмистраничный отчет, поминутно описывающий события путча глазами свидетеля. Позднее Рюдель был одним из свидетелей на процессе над Гитлером, по итогам которого его приговорили к пяти годам тюрьмы, хотя самого Рюделя так и не вызвали давать показания.
Сын известного германского генерала, Рюдель служил в армии с отличием и получил два Железных креста в Первую мировую войну. В 1923 году он занимал должность политического помощника генерала Отто фон Лоссова (Otto von Lossow), старшего военного чиновника в Баварии. На своем посту Рюдель был главным связным между фон Лоссовым и фон Каром и их доверенным лицом в делах с Гитлером. Подозревая, что Гитлер и его сторонники планируют переворот, фон Лоссов и Рюдель прибыли в пивную, чтобы следить за ходом событий. Начальника полиции Баварии Ганса-Риттера фон Зайссера (Hans Ritter von Seisser), тоже присутствовавшего в зале, сопровождал телохранитель. Рюдель стоял рядом с фон Лоссовым и фон Зайссером, когда в зал ворвались вооруженные люди с Гитлером во главе.
«Гитлер в запятнанной пивом одежде, размахивавший пистолетом, прорывался к сцене в сопровождении вооруженных людей, — написал Рюдель в отчете. — Когда он оказался прямо перед нами, адъютант начальника полиции фон Зайссера взялся на саблю, но не вытащил ее из ножен. Гитлер направил ему в грудь пистолет. Я крикнул: „Господин Гитлер, так вам никогда не освободить Германию!“ Гитлер заколебался, затем опустил пистолет и протолкнулся между нами к сцене».
Во время хаоса люди Гитлера попытались уговорить фон Кара, фон Лоссова и фон Зайссера поддержать их путч, но мятеж быстро пошел на спад. Вскоре Гитлера арестовали и обвинили в предательстве. Он провел в тюрьме год, и за это время написал книгу «Майн Кампф».
«Мы становимся полицейским государством», — сказала Дайана Роарк в телеинтервью в 2014 году. Говоря о себе и других разоблачителях из АНБ, она добавила: «Мы — как канарейки в угольной шахте. Ничего плохого мы не сделали. Мы просто выступили против программы. И нас просто раздавили за это».
«Они говорят, что делают это ради нашей защиты, — сказал мне Уильям Бинни. — Напомню вам, о чем говорил Особый приказ № 48, изданный нацистами в 1933 году. Они тоже обещали защитить людей, но просто разделались с политическими противниками».
Это довольно сильные заявления — сравнение действий правительства США с действиями нацистов и предупреждение о создании полицейского государства — поэтому стоит напомнить, кто их сделал. Разоблачители АНБ не были леворадикальными пацифистами. Они провели свою профессиональную карьеру в аппарате спецслужб США, посвятив себя, как они считали, защите страны и охране конституции.
Они были политическими консерваторами, хорошо образованными, уважающими доказательства, осторожными со словами. И они, на основании своего личного опыта, утверждают, что к власти в США пришли люди, желающие нарушить закон, подчинить огромные полномочия государства своим личным целям. Они говорят, что законы и технологии тайно начинали свергать демократическое правление, которое американцы считали самим собой разумеющимся, и уничтожать их гражданские свободы. И они решили действовать, пока не стало слишком поздно.
В Вашингтоне высшие чиновники и политики по-прежнему утверждают, что главный злодей — это Эдвард Сноуден. Бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси (James Woolsey) призвал «повесить Сноудена за шею, пока не умрет, а не сажать на электрический стул».
Демократы — не такие кровожадные, но не менее мстительные. Президент Барак Обама и Хиллари Клинтон утверждают, что Сноуден нарушил закон, которому должен был доверять. «Став разоблачителем, он получил бы всю необходимую защиту, — говорила Клинтон на первых президентских дебатах в октябре. — Он мог бы поднять все те же проблемы. Я думаю, ответ был бы положительным».
Расскажите об этом Томасу Дрейку. Расскажите об этом Джону Крейну.
Хэлбрукс вынудила Крейна уйти в отставку в январе 2013 года. Уйдя из Пентагона, Крейн пришел в Проект подотчетности правительства. Бывший защитник разоблачителей сам стал разоблачителем.
Крейн подал жалобу на Шелли и Хэлбрукс, описав намного больше правонарушений, чем рассказано в этой статье. Офис особого советника, американское правительственное агентство, ответственное за расследование подобных дел, пришло в марте 2016 года к выводу, что «есть серьезная вероятность» считать обвинениях Крейна хорошо обоснованными. Выбор слов «серьезная вероятность» говорит сам за себя. Напиши они «обоснованное предположение», то никаких дальнейших действий не потребовалось бы. Но, так как Особый советник заявил о «серьезной вероятности», то министру обороны Эштону Картеру потребовалось начать новое расследование по делу об обвинениях Крейна. Так как ни одно федеральное агентство не имеет права расследовать само себя, дело поручено министерству юстиции.
Как бы невероятно это ни прозвучало, Крейн пытается вернуть себе свою работу. Его авдокат Девайн считает это нереальным. Девайн говорит, что проблемы разоблачителей носят системный характер, а система не прощает, особенно тех, кто сделал столь масштабные разоблачения коррумпированности системы, как Крейн.
Но для Крейна речь идет о правде и неправде. Закон нарушил не он, а его начальство. Поэтому не он должен платить, а они.
«Я хочу, чтобы система работала должным образом, — говорит он. — Знаю, что система может провалиться — Вторая мировая война, нацистская Германия — но я также знаю, что следует поступать правильно. Правительство — слишком сильное, поэтому оно должно вести себя честно и эффективно, соблюдая закон».
«Каковы шансы, что система будет работать должным образом в вашем случае?» — спросил я его.
«Я не могу называть вероятность, — ответил Крейн. — Я просто должен сделать это».
