Пре­по­доб­ный Ири­нарх, за­твор­ник Ро­стов­ский, ро­дил­ся в кре­стьян­ской се­мье в се­ле Конда­ко­во Ро­стов­ско­го уез­да. В Кре­ще­нии он по­лу­чил имя Илия. На 30-м го­ду жиз­ни свя­той при­нял по­стриг в мо­на­ше­ство в Ро­стов­ском Бо­ри­со­глеб­ском мо­на­сты­ре[1]. Там он стал усерд­но тру­дить­ся в ино­че­ских по­дви­гах, по­се­щал цер­ков­ные служ­бы, но­ча­ми мо­лил­ся и спал на зем­ле. Од­на­жды, сжа­лив­шись над стран­ни­ком, ко­то­рый не имел обу­ви, свя­той Ири­нарх от­дал ему свои са­по­ги и с тех пор стал хо­дить бо­сой по мо­ро­зу. Игу­ме­ну не по­нра­ви­лось та­кое по­ве­де­ние по­движ­ни­ка, и он на­чал сми­рять его, за­став­ляя ча­са по два сто­ять на мо­ро­зе про­тив сво­ей кел­лии или по­дол­гу зво­нить на ко­ло­кольне. Свя­той всё пе­ре­но­сил с тер­пе­ни­ем и не из­ме­нил сво­е­го по­ве­де­ния. Игу­мен про­дол­жал же­сто­ко­серд­ство­вать, и пре­по­доб­ный был вы­нуж­ден пе­рей­ти в Ав­ра­ми­ев Бо­го­яв­лен­ский мо­на­стырь, где был при­нят в чис­ло бра­тии и вско­ре был на­зна­чен ке­ла­рем. Пре­по­доб­ный с усер­ди­ем ис­пол­нял свое по­слу­ша­ние, скор­бя о том, что бра­тия мо­на­сты­ря и слу­жи­те­ли не бе­ре­гут до­сто­я­ние оби­те­ли, рас­то­чая его без ме­ры. Од­на­жды во сне он уви­дел пре­по­доб­но­го Ав­ра­амия Ро­стов­ско­го (па­мять 29 ок­тяб­ря), ко­то­рый уте­шил его и бла­го­сло­вил раз­да­вать всем по­треб­ное без сму­ще­ния. Как-то во вре­мя пе­ния Хе­ру­вим­ской пре­по­доб­ный Ири­нарх гром­ко за­ры­дал. На во­прос ар­хи­манд­ри­та он от­ве­тил: "Мать моя пре­ста­ви­лась!" Оста­вив Ав­ра­ами­ев мо­на­стырь, пре­по­доб­ный Ири­нарх пе­ре­шел в Ро­стов­ский мо­на­стырь свя­то­го Ла­за­ря, по­се­лил­ся в уеди­нен­ной кел­лии и про­жил в ней три го­да в тес­но­те и го­ло­де. Здесь его на­ве­щал бла­жен­ный Иоанн юро­ди­вый по про­зва­нию Боль­шой Кол­пак. Свя­тые под­креп­ля­ли друг дру­га ду­хов­ной бе­се­дой. Ста­рец, од­на­ко, имел же­ла­ние воз­вра­тить­ся в свою пер­во­на­чаль­ную оби­тель – Бо­ри­со­глеб­ский мо­на­стырь. Он был при­нят об­рат­но с лю­бо­вью стро­и­те­лем Вар­ла­а­мом и стал еще бо­лее су­ро­во под­ви­зать­ся в оби­те­ли. Уеди­нив­шись в за­тво­ре, по­движ­ник же­лез­ной це­пью при­ко­вал се­бя к де­ре­вян­но­му сту­лу, на­ло­жил на се­бя тя­же­лые це­пи и кре­сты. За это он пе­ре­но­сил озлоб­ле­ние и на­смеш­ки от мо­на­стыр­ской бра­тии. В то вре­мя его на­ве­стил дав­ний друг, бла­жен­ный Иоанн юро­ди­вый, пред­ска­зав­ший на­ше­ствие Лит­вы на Моск­ву. 25 лет про­вел пре­по­доб­ный Ири­нарх за­ко­ван­ным це­пя­ми и ве­ри­га­ми в тя­же­лых тру­дах. По­дви­ги его об­ли­ча­ли нера­ди­во жив­ших в оби­те­ли, и они со­лга­ли игу­ме­ну, что ста­рец учит не хо­дить на мо­на­стыр­ские ра­бо­ты, а под­ви­зать­ся по­доб­но ему. Игу­мен по­ве­рил кле­ве­те и из­гнал свя­то­го стар­ца из оби­те­ли. Сми­рен­но по­ко­рив­шись, пре­по­доб­ный Ири­нарх опять ушел в Ро­стов и про­жил в мо­на­сты­ре свя­то­го Ла­за­ря один год. Меж­ду тем Бо­ри­со­глеб­ский игу­мен рас­ка­ял­ся в сво­ем по­ступ­ке и по­слал ино­ков за пре­по­доб­ным Ири­нар­хом. Он воз­вра­тил­ся, уко­ряя се­бя, что жи­вет не так, как бра­тия, ко­то­рая несет пра­вед­ные тру­ды, ко­то­рых он ли­шен. Пре­по­доб­ный про­дол­жал но­сить свои тяж­кие вери­ги и, тру­дясь, из­го­тов­лял ни­щим одеж­ду, вя­зал во­ло­ся­ные свит­ки и кло­бу­ки. Он спал но­чью лишь один час или два, осталь­ное же вре­мя мо­лил­ся и бил свое те­ло же­лез­ной пал­кой.