«Арабская весна» продемонстрировала возможность смещения высшего руководства государств Ближнего и Среднего Востока (БСВ), как, впрочем, это произошло в Грузии и Киргизии до того и на Украине после, в результате массовых народных волнений.
Среди отечественных экспертов принято считать, что «цветные революции» стали результатом едва ли не исключительно внешнего влияния. Но это далеко не столь однозначно.
Неокончательный диагноз
Если бы не наличие во всех охваченных волнениями странах БСВ и постсоветского пространства классической революционной ситуации, когда верхи не могут управлять, а низы не хотят подчиняться, протесты там могли быть подавлены. Китайский сценарий при всей разнице происходившего в 1989-м на площади Тяньаньмэнь в Пекине и в ходе «революции зонтиков» в Гонконге в 2014-м мог быть реализован не только в КНР.
Опыт Сирии показывает, что при наличии у руководства страны опоры среди населения, внешних союзников (которых, как правило, у любого дееспособного правительства не меньше, чем противников) волнения, даже перейдя в гражданскую войну, не приводят к смене власти. Разумеется, при наличии умения более или менее адекватно воспринимать ситуацию после неизбежного периода первоначальной потери контроля над ней и реагировать на происходящее, сочетая в необходимых пропорциях гибкость и жесткость. Как это произошло в Бахрейне, правящая династия которого удержалась у власти при помощи монархий Залива, в первую очередь Саудовской Аравии. Так же и в Сирии, где на помощь президенту Асаду пришел Иран.
Впрочем, даже потеря правящими кругами власти не означает победы их противников. Победители, как правило, ссорятся между собой, а коррупция и местничество в их рядах оказываются не меньшими, чем у правящих режимов, против которых они боролись. Следствием этого становятся разочарование населения, потеря безусловной поддержки с его стороны и возникновение ситуации, способствующей реваншу. Именно так в Египте армия, правившая страной с 50-х годов ХХ века, во времена Насера, Садата и Мубарака, после годичного перерыва, когда власть находилась в руках «Братьев-мусульман» и представлявшего их президента Мурси, вернула себе рычаги управления страной в ходе военного переворота, приведшего во главу государства генерала ас-Сиси.
В Йемене свергнутый оппозицией «Лика Муштарака» президент Салех, опираясь на внутренних союзников в лице племен хоуситов, сторонников восстановления зейдитского имамата, смог если не вернуться к власти, то взяв под контроль крупнейшие города юга страны, лишить ее президента Хади. В Тунисе свергнувшие опиравшегося на полицейские силы президента бен-Али исламисты во главе с партией «Ан-Нахда» и ее лидером Ганнуши потеряли контроль над правительством в результате парламентских выборов. Борьба за власть светских лидеров, «Братьев-мусульман» и радикальных салафитов в этой стране по большому счету только начинается и в любой момент может перейти в широкомасштабную гражданскую войну.
Даже во впавшей в анархию и охваченной войной всех против всех Ливии исламисты, уничтожившие при поддержке НАТО, аравийских монархий и Турции режим Каддафи и линчевавшие его самого, не смогли взять под контроль всю территорию страны. Ливия раскололась на районы, контролируемые племенными ополчениями, территориальными милициями («бригадами») и остатками армии Каддафи во главе с генералом Хафтаром. Точно так же падение режима Саакашвили в Грузии, правительственная чехарда в Киргизии, сопровождавшаяся этническими конфликтами, и гражданская война на Украине демонстрируют, что постреволюционные режимы нестабильны не только на Ближнем Востоке. История Французской революции и событий 1917 года свидетельствует о том же. Падение Бастилии и российская Февральская революция быстро привели к кровопролитным гражданским войнам, массовому террору и приходу к власти куда более жестких лидеров, чем свергнутые монархи.
Проблема вечных лидеров
Хотелось бы сконцентрировать внимание не столько на итогах бунтов, революций, мятежей и волнений, получивших название «арабская весна», сколько на объективных причинах их успеха в деле устранения высшего государственного руководства. Ограничимся констатацией того факта, что ни в одной стране БСВ, где победила оппозиция, не пришли к власти «демократические силы», на которые делали ставку в Вашингтоне, Лондоне, Париже и Брюсселе. Молодежные и женские движения, правозащитные группы и христианские активисты остались вне правительств, сформированных после падения авторитарных режимов арабского Магриба и Машрика. О правах ЛГБТ-сообщества в регионе не приходится и говорить.
Единственными, кто извлек из всего произошедшего реальную практическую выгоду, стали исламисты. Речь идет даже не о салафитах, патронируемых Саудовской Аравией, а об «умеренных» исламистах из партий, относящихся к структурам «Братьев-мусульман», курируемых Катаром, которые пришли к власти в Тунисе и Египте после свержения там президентов бен-Али и Мубарака. В настоящий момент противостояние этих арабских монархий, стоящих за спиной основных игроков и соперничающих за власть в арабском мире, приобрело хроническую форму. При этом Доха и Эр-Рияд не только привлекают на свою сторону сторонников из противоположного лагеря (Катар стоял у истоков создания Исламского государства Ирака и Леванта, использовав раскол в рядах «Аль-Каиды»), но и заключают альянсы со светскими силами. Так, Саудовская Аравия поддержала отстранение от власти «Братьев-мусульман» египетскими военными.
Во всех без исключения странах «арабской весны», где свержение местных правителей увенчалось успехом, высшая власть на протяжении нескольких десятилетий находилась в руках одного и того же человека. Причем вне зависимости от того, опирался ли тот или иной лидер на армию, полицию или разведывательное сообщество, силовики не проявляли готовности воевать против народа. Подавлять сепаратистские выступления или террористические группировки, как правило, поддерживаемые из-за рубежа, воевать с внешним противником они были готовы. Пресекать массовые выступления собственных граждан – нет. Что особенно ярко проявилось в Тунисе и Египте, события в которых стали полной неожиданностью и для руководства обоих государств, и для мирового сообщества, включая использовавших их позднее в полной мере Катар и Саудовскую Аравию, поддержанных в этом США и странами Евросоюза.
В этом плане фактором риска стала усталость населения от престарелых лидеров и, что еще более важно, от их ближайшего окружения, включая членов семьи. Если бы президент Мубарак вовремя удалился от власти, передав ее руководителю египетских спецслужб Омару Сулейману, как он пытался сделать непосредственно перед тем, как был отстранен от президентского поста, или кому-либо из высшего командного состава ВС АРЕ, армия иначе реагировала бы на протесты в столице и не устранилась бы от их подавления. Вместо этого он под давлением жены пытался передать президентство своему сыну Гамалю, популярность которого в стране была чрезвычайно низкой, в том числе вследствие получившего широкую известность участия в насильственном переделе собственности.
Точно так же в Тунисе родственники жены президента Лейлы Трабелси, ливийки по происхождению, поддерживавшей тесные отношения с семьей Каддафи, «подмяли» до 40 процентов крупной государственной собственности. И в том, и в другом случае недовольство верхов не стало основой антипрезидентских заговоров, но после того как в столичных Тунисе и Каире начались волнения с требованиями отставки высшего руководства, национальная элита, спасая собственные позиции, оставила своих лидеров на произвол судьбы. В итоге в том же Тунисе после революции была широко распространена шутка «Али-Баба бежал, а сорок разбойников остались», отражавшая недовольство протестующих сохранением во властных структурах чиновников, связанных с бывшим президентом и его семьей.
Перетянутые гайки
В Тунисе, с которого началась «арабская весна», события развивались стремительно и стали следствием избыточного давления низших чинов полиции на население, уставшее от непрерывных поборов с ее стороны и воспринявшее самоубийство молодого человека, у которого полицейские за торговлю фруктами без патента (!) отобрали лоток с товаром, как «соломинку, ломающую спину верблюда». Взрыв произошел потому, что жесткая политическая система Туниса не давала выхода протестным настроениям. Политики-оппозиционеры могли эмигрировать в Европу, но влиять на ситуацию в стране, изменяя ее эволюционным путем, не могли. Образованная молодежь, благодаря техническим достижениям глобализации зная, как живут люди в других странах, в том числе в государствах не имитационной, как на Ближнем и Среднем Востоке, а реальной демократии, и не имея работы по специальности, хотела перемен. Если бы их инициировал президент, они были бы поддержаны так же, как и протесты. Перемен не происходило, ожидать их было бесполезно. Результат известен.
В Египте события развивались значительно медленнее: в отличие от Туниса президент Мубарак не покинул страну. Армия АРЕ, которая, как и в ряде других государств БСВ, владеет значительной собственностью (30–35% ВВП Египта создается в корпорациях, которыми владеют национальные вооруженные силы), не заняв четко выраженной позиции, как показали позднейшие события, осталась главной силой страны. Попытка официального Каира привлечь на защиту режима неформальные патриотические объединения и партийных активистов провалилась. Свидетельством этому стал инцидент на площади Тахрир, когда протестующая толпа была атакована вооруженными людьми на конях и верблюдах, которые были быстро смяты благодаря подавляющей численности тех, кого пытались разогнать. Это лишь усилило протесты, так как сторонники свержения президента Мубарака осознали свою силу.
Впрочем, в Тунисе не было предпринято даже такой попытки: сторонники и активисты правящей партии, члены проправительственных патриотических объединений, армия и полицейские силы устранились от происходящего (как было и в Российской империи в 1917-м, и в СССР в 1991-м). Что свидетельствует об иллюзорности опоры на «патриотов-неформалов» вопреки шумовому фону, создаваемому ими в спокойные времена. Протест малочисленной группы интеллектуалов организации такого рода подавить могут (правда, провоцируя разрыв отношений между правящим режимом и интеллектуальной элитой, разрушительный для будущего страны). При наличии в стране меньшинств (христиан в Египте, евреев в Тунисе или представителей других этноконфессиональных групп БСВ, как тубу и берберов в Ливии) могут перенаправить на них протестную энергию масс в ходе погромов и межобщинных столкновений, но на большее неспособны.
Тем более значительную роль в возможности свержения правящего режима в странах «арабской весны» сыграла армия, точнее, ее высшее руководство. Если бы не позиция маршала Тантауи, на протяжении всей своей карьеры конкурировавшего с упомянутым выше Омаром Сулейманом и имевшего собственные амбиции в отношении высшего государственного поста, возможно, исход протестов на площади Тахрир был бы другим. Его преемнику генералу ас-Сиси позднее пришлось действовать куда в более тяжелых условиях против легитимно избранного президента и десятков тысяч выпущенных из тюрем противников военного режима. Значительная часть их имела опыт диверсионно-партизанской войны и успешно применяет его в настоящее время на Синае и во внутренних провинциях АРЕ, сражаясь против армейских подразделений и полиции.
Воздействие извне
В Тунисе роль внешнего фактора заметна только на стадии политической борьбы после свержения национального лидера и его бегства за пределы страны. В Египте Саудовская Аравия и Катар сыграли важную роль в организации массовых антиправительственных выступлений. Особенно стоит отметить как «коллективного организатора» телеканал «Аль-Джазира». Именно Доха и Эр-Рияд повлияли на позицию западного сообщества, чьи лидеры без колебаний «сдали» президента Мубарака. При этом четко проявилась реальное отношение США и ЕС к союзникам, каковым Хосни Мубарак был на протяжении 30 лет: при первых же признаках ослабления его власти он был оставлен на произвол судьбы. Что касается «демократических сил» АРЕ, они были использованы на период революционных волнений для торпедирования режима и формирования соответствующего общественного мнения на Западе, после чего остались на периферии политических процессов.
Характерно, что просаудовские салафиты не получили от революций в Тунисе и Египте никакой реальной пользы, но «Братья-мусульмане» были признаны западными лидерами и дипломатическим сообществом наиболее перспективными партнерами и остаются ими до сих пор. О том, что несмотря на возвращение к власти в Египте военных, США ставят на «Братьев-мусульман», поддерживая их, невзирая на теракты, которые те организуют по всей стране, говорят недавние аресты египетских сотрудников посольства Соединенных Штатов в Каире. Насколько можно судить, эта политика является отражением курса лично президента Обамы и связана с его видением будущего БСВ как региона, где он хотел бы укрепления политического ислама прокатарского типа. При этом с президентом союзной Катару Турции Р. Т. Эрдоганом, возглавляемая которым Партия справедливости и развития представляет собой местную версию тех же «Братьев-мусульман», Обама враждует…
В Ливии ключевую роль в свержении Муамара Каддафи, использовав сепаратистский мятеж в Бенгази и радикально-исламистские настроения в Дерне, сыграли внешние силы. Если бы не поддержка со стороны аравийских монархий и присоединившейся к ним позже Турции, волнения в Киренаике были бы подавлены правительственными войсками. Доха и Эр-Рияд втянули в войну с Каддафи Великобританию и Францию. Анкара сделала все для того, чтобы превратить это противостояние в операцию НАТО, а в этой ситуации США не могли не возглавить ее. Отдельная тема – методы, которыми монархии Залива заинтересовали США, европейские державы и Турцию в участии в свержении Каддафи, а также кампания по фальсификации информации, масштабы которой превысили все, что наблюдалось до того в отношении Египта. Именно фальсификации в СМИ подготовили общественное мнение Запада к участию в масштабной интервенции в Ливии, организованной в нарушение резолюции Совета Безопасности ООН о ситуации в этой стране.
Пара слов о технологии
Опыт Ливии показывает, что для закрепления успеха оппозиции в случае, если столица прочно контролируется правящим режимом, необходимо организовать «оппозиционное правительство», которое могли бы признать таковым государства, намеренные получить дивиденды после свержения действующей власти. Для этого необходим крупный город – в идеале центр приграничной провинции, которая может быть объявлена буферной зоной с установлением над ней бесполетной зоны. В таком анклаве действия правительственных войск затруднены или полностью исключены, если в отношении страны, где сменяется режим, будет организована военная интервенция, к примеру государствами НАТО. В Ливии эта зона была организована в Бенгази с коридором туда со стороны Египта. В Сирии ее роль был призван сыграть Алеппо с коридором со стороны Турции. Однако наличие у армии Асада современных систем ПВО и отсутствие из-за позиции России и КНР резолюции СБ ООН, которую можно было бы использовать как оправдание интервенции, сорвали эти планы.
Гражданская война в Сирии затянулась на годы, а прямое вмешательство НАТО вряд ли произойдет, в том числе из-за того, что основные антиправительственные силы составляют не светские отряды, а силы исламистских группировок, включая входящую в «Аль-Каиду» просаудовскую «Джабхат ан-Нусра» и прокатарское Исламское государство. Ситуация в Ираке, на глазах распадающемся под ударами ИГ, и в Йемене, отвлекшем на себя все силы и средства монархий Персидского залива, сыграла роль дополнительного сдерживающего фактора, останавливающего вмешательство западных ВС в сирийскую гражданскую войну. То же самое касается транзита сотен тысяч нелегалов из Африки и стран БСВ в Европу через Средиземное море с территории Ливии и активности в странах Евросоюза группировок и террористов-одиночек, ассоциирующих себя с Исламским государством.
Учите уроки!
Все вышесказанное отнюдь не означает, что события «арабской весны» не могут быть повторены в государствах Центрально-Азиатского региона, а с определенными поправками и в России. В ЦАР зоной повышенной опасности является пограничная полоса к югу от границы с Афганистаном, в первую очередь для Туркменистана и Таджикистана. Слабое звено региона – Киргизия с множеством базирующихся на ее территории исламистских организаций. Удар по Узбекистану может быть нанесен со стороны соседей, по киргизско-таджикскому и туркменскому направлениям. Поддержка в этих странах Центральной Азии со стороны местных исламистов попыток свержения их президентов гарантирована: вытеснение на протяжении длительного периода оппозиции из легального политического поля направило протестные настроения по радикально-исламистским каналам.
Что касается России, говорить об отстранении от власти действующего президента не приходится. Однако изменение этноконфессиональной демографической ситуации, в том числе в Поволжье, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке, налицо, а реальные сведения о том, как там обстоят дела, поступают с опозданием либо вообще не поступают. Это касается и столичных регионов. Коллективные намазы, собирающие в центре Москвы до 140 тысяч трудовых мигрантов, демонстрируют наличие механизмов организации массовых выступлений, которые могут быть приведены их организаторами в действие в любой момент для провоцирования будущих конфликтов по линии мусульмане – немусульмане. В какой мере отечественные силовые ведомства готовы к таким сценариям, пока неясно...
