Ткачев был назначен министром сельского хозяйства в апреле 2015 года, до этого 14 лет он работал губернатором Краснодарского края. С семьей министра связано несколько сельскохозяйственных компаний, бизнес которых сосредоточен в основном в Краснодарском крае: «Фирма «Агрокомплекс» имени Н.И.Ткачева», крупнейшая в Южном федеральном округе птицефабрика «Югптицепром», зерновой трейдер «Основа» и виноградарское хозяйство «Шато де Талю» в Геленджике.
«Это же не нефть, а земля, производство молока, мяса, яйца, хлеба… Обычное сельхозпроизводство. Предприятия я создавал в 1995–1996 годах, они небольшие, им уже более 20 лет. Мне что, продавать? Решение должны принять родственники… Это абсолютно нормально — это предприятия, заводы, фабрики. Какой здесь конфликт?» — заявил Ткачев РБК.
На вопрос, пользовался ли «Агрокомплекс» какими-либо преференциями и участвовал ли он в управлении этой компанией, Ткачев заявил, что «все покупалось только на рынке, на рыночной основе».
«Я работал губернатором, и если бы допустил конфликт интересов, у кого-то что-то отжал, я думаю, это уже бы вылилось в скандалы мегауровня», — сказал он.
Формально по закону чиновники не могут заниматься любой оплачиваемой деятельностью, включая предпринимательство, исключение — преподавательская, научная и творческая, говорит адвокат, управляющий партнер юридической компании «Кочерин и партнеры» Владислав Кочерин. Обычно если бизнесмен занимает какой-то государственный пост, он передает право на управление своими активами другим лицам, в том числе родственникам, и при этом может оставаться владельцем активов, но не имеет права заниматься их управлением, продолжает юрист.
Российские законы направлены на публичность, а не на то, чтобы чиновник был бессребреником, говорит партнер юридической фирмы ЮСТ Алексанр Боломатов. «Есть обязанности по раскрытию информации о собственности и заработках жены и несовершеннолетних детей. Но запретить владеть или управлять бизнесом близким или дальним родственникам законы не могут. Вот если им будут предоставляться какие-то преференции — это уже будет нарушение закона», — объясняет Боломатов.
«Другое дело, что это очень сложно контролировать, поэтому теоретически чиновник может позвонить и обсудить какие-то бизнес-вопросы с управляющим. Но пока он не пойман за руку, формально он чист перед законом», — добавляет Кочерин. Правда, если начинается расследование, то родственные или бизнес-связи могут стать одним из доказательств вины госслужащего, предупреждает он.
Главный вопрос в том, будут ли ущемлены права других участников процесса, отмечает директор департамента предпринимательства и услуг ТПП Анна Палагина: «Если чиновник предоставляет государственные услуги кому-либо из своих родственников или бывших партнеров по бизнесу, но не отказывает в них и другим участникам рынка, вероятность возникновения конфликта интересов минимальна».
Об инвестициях своих родственников в производство мяса, молока, яйца и хлеба, пользе продуктового эмбарго и блестящих перспективах российских аграриев Ткачев рассказал в интервью РБК.
«Разве это не радость, разве это не победа?»?
— Почти два месяца назад, назначая вас министром сельского хозяйства, Владимир Путин поставил вам задачу быстро заполнить рынок собственной продукцией. Вы можете назвать конкретные меры, которые для этого принимаете?
— Справедливости ради я хочу сказать, что возрождение села началось не сегодня и не полгода назад, когда случился кризис и санкции. Сейчас, может, многие уже забыли, но пять—семь лет назад был нацпроект «Развитие АПК». Тогда было много споров, обсуждений, зачем это нужно, зачем деньги тратятся. Но [благодаря нацпроекту] по свинине и мясу птицы мы [сегодня] уже вышли на 90-процентный уровень самообеспечения.
Напоминаю, что 15 лет назад американские окорочка тут летали вовсю и нам казалось, что мы без них не проживем. Нас убеждали, что мы вообще не сможем произвести молоко, мясо и другие необходимые товары, что все это нужно завозить. Сегодня сыграли, как мне кажется, ключевую позитивную роль два фактора: во-первых, санкции и девальвация, которая во многом сделала устойчивым спрос на продукты, произведенные в России, и во-вторых, господдержка. По некоторым видам продукции мы уже достигли уровня импортозамещения.
По овощеводству, фруктам, ягодам, говядине, молоку нам предстоит еще достаточно сложный путь — от пяти до 11–12 лет. Но я думаю, что, как и в нацпроектах, главное то, что мы уже начали, составили «дорожную карту», есть средства, есть понимание — пройдет еще семь лет, и мы скажем, что мы полностью кормим себя. Это революция в нашем сознании: Россия накормит собственный народ, и это будет качественная, экологически чистая, понятная нам продукция. У нас есть все [климатические] зоны, мы можем производить все, кроме бананов, апельсинов, лимонов и фиников.
— Вы могли бы привести конкретные цифры, как увеличилось производство?
— По свинине мы выросли на 3,5% в этом году. По говядине рост около 5%. По молоку — около 1%. По молоку есть объективная проблема: мы производим 30 млн т молока, 7 млн т завозим. Из 30 млн т почти половина — 14 млн т с небольшим — производится в личных подсобных хозяйствах (ЛПХ): у людей дома есть одна корова или несколько, и они производят молоко. Но люди в силу занятости и смены ориентиров стараются находить новые возможности для работы, поэтому стадо в ЛПХ уменьшается.
— Режим эмбарго вводился на год, и вы ранее говорили, что вряд ли оно будет отменено. Сколько времени требуется, чтобы полностью реализовать программу импортозамещения?
— Два-три года не помешают. Я уверен, что мы наберем темп, войдем в инвестиционную фазу по многим направлениям и что этот поезд, когда он разгонится, будет уже не остановить. В России бум сельхозпроизводства. Во-первых, импортеры, думаю, видят по количеству бизнес-структур, больших и малых, которые хотят прийти в сельхозпроизводство и заработать здесь, что они сами [скоро] не будут активными. Во-вторых, по тем продуктам, которых у нас не хватает, мы уже переориентировались на другие страны: Бразилия, Аргентина, Индия, Турция. Эта ниша занята, и я думаю, что [после снятия эмбарго] продукция Евросоюза не будет дешевле.
«Это обычное сельхозпроизводство»
— С вашей семьей связывают компанию «Агрокомплекс», у ваших дочери и зятя тоже есть активы в агросекторе. В совокупности эти структуры образуют пятого по величине землевладельца в стране. Нет ли здесь конфликта интересов?
— Это же не производство нефти. Это обычное сельхозпроизводство: производство мяса, молока, яйца, хлеба. Это предприятие, которое я создавал в 1995–1996 годах, это было совершенно небольшое предприятие, комбикормовый завод, уже 20 лет назад. Но если я стал министром, мне надо продавать его? Это должны решить родственники. Там ничего особенного, это обычное сельскохозяйственное предприятие. Работают люди, получают зарплату, платятся налоги — ну и слава богу! Еще раз говорю: решение пусть принимают мои родственники.
— Эти компании когда-нибудь пользовались какими-то дополнительными преимуществами? Вы участвовали в управлении ими?
— Никогда! Все покупалось только с рынка, только на рыночной основе. Я работал губернатором, если бы я допустил конфликт интересов, у кого-то отжал, я думаю, это вылилось бы уже в мегауровня скандалы. Вы что-нибудь слышали об «Агрокомплексе», до того как я пришел и сегодня эта тема стала всем интересна?
— Да.
— И что слышали — негативное что-то?
— Большая компания, быстро развивается. Говорят разное, если честно...
— Ну вы проверьте, договорились?
— Некоторые участники рынка волнуются: не сложится ли c вашим приходом в министерство лобби в отношении развития Краснодарского края?
— Время покажет. Жизнь покажет, как все будет развиваться. Вы мне предлагаете его [«Агрокомплекс»] продать? В России 20 млн га неиспользованной пашни, в России столько возможностей приложения сил, я считаю, что это абсолютно нормально, это естественно. Это предприятие, это завод, это фабрики. Какой здесь конфликт?
— Вопрос в том, что вы будете лоббировать развитие…
— А я не буду этого делать. Почему вы меня сразу ориентируете, что я буду? Я не буду этого делать.
«Мы аграрная страна, чем еще нам заниматься?»
— До сих пор главной мерой господдержки отечественного сельхозпроизводства было субсидирование процентной ставки по инвестиционным кредитам. Другие меры возможны?
— Те инструменты господдержки, которые есть у нас сегодня, это во многом западная модель, мы многое переписали оттуда. Сейчас у нас есть поддержка на гектар земли и возмещение капитальных вложений для инвесторов из федерального бюджета. О таком раньше и не мечтали.
— Минфин готов давать дополнительные деньги на господдержку сельского хозяйства?
— Минфин всегда скромничает, мягко говоря. У Минфина другая задача — свести доходы с расходами. Естественно, в период кризиса мы много теряем по объективным причинам. Но очень важно, что президент и премьер неоднократно заявляли, что господдержка села — это сегодня приоритет. И в коня корм: мы вкладываем и получаем отдачу, деньги не зарываем в землю, как раньше. Мы создаем рабочие места — базис нашей экономики. Мы аграрная страна с большим потенциалом и возможностями, чем еще нам заниматься?
— Какие регионы сейчас больше всего нуждаются в финансовой поддержке агропромышленного комплекса?
— По-разному. Юг — это территории, которые по своей природе и потенциалу самообеспечены, они в лишней поддержке не нуждаются. Если на Кубани, отчасти в Ростовской области, по Ставрополью урожайность до 60 центнеров с гектара, а в Центральной России 25–30 — это уже ура, понятно, что это совсем другая экономика, другие издержки, другая рентабельность. Сегодня приоритет для нас и Дальний Восток, и Урал.
— Вы говорили, что «крымское яблоко» должно стать брендом. Есть ли уже сельхозпроекты в Крыму, которые могут получить господдержку?
— Пока, если честно, похвастаться нечем. Мы в начале пути. Но совершенно очевидно, что юг нашей страны — и Крым, и Кубань, и кавказские республики, и Ростовская область, и Ставрополье — по всем данным, обязаны кормить страну овощами, витаминами. Там срок созревания быстрее, рентабельность значительно выше. В стране нужно развивать [регионы] по приоритету, по возможностям и по потенциалу: на юге — плоды, овощи, фрукты. В Москве вы услышите «крымское яблоко» или, например, «кубанский огурец» — это же сразу хочется попробовать, правильно? Это же бренды, и так во всем мире. Понятно, у свинокомплекса здесь, в Ленинградской области, или в Челябинской, где минус 20 — минус 40, издержки будут выше, чем у свинокомплекса на юге, а доходность ниже.
