«Заграница нам поможет» — в российском массовом сознании роль «волшебника в голубом вертолете» была традиционно отведена Западу. Но после начала специальной операции на Украине 24 февраля все взоры жаждущих «подмоги» в нашей стране устремлены на Пекин. Китай — единственная страна в мире, кроме России, которую всерьез боятся в Америке. Китай — крупнейший центр силы, чье активное вмешательство в конфликт способно склонить чашу весов не в пользу западного лагеря. Но вот готова ли сама Китайская Народная Республика делать нам такой «подарок»?
Что скрывается за округлыми официальными декларациями Пекина с выражением понимания действий России и осуждения «гегемонистских наклонностей» США? Как высшие лидеры в Чжуннаньхае (пекинский эквивалент Кремля) намерены строить свой реальный политический курс по отношению к схватке Москвы и Запада? Вот что по поводу всех этих вопросов думает один из самых видных специалистов по Поднебесной в нашей стране — директор Института стран Азии и Африки МГУ, знаток китайской психологии и китайских боевых искусств Алексей Маслов.
— Алексей Александрович, у нас постоянно повторяют тезис про абсолютно равноправный характер отношений России и Китая. Но не является ли он чисто пропагандистским? Ведь асимметрия ресурсов и возможностей налицо.
— У нас действительно десятикратная асимметрия в экономическом развитии. ВВП одной только южнокитайской провинции Гуандун больше, чем у всей России. И если мы рассматриваем Россию только как экономику, то меряться с Китаем нам действительно нечем.
Но если мы рассматриваем Россию как некий политический компонент общей глобальной доктрины Пекина, то Китаю без России придется очень сложно. Китай окружен не очень дружелюбными по отношению к нему странами. Индия, с которой у Пекина масса конфликтов. Япония, которая спорит с Китаем за острова Сенкаку. Вьетнам, который воевал с Китаем в 1979 году. Наполненное конфликтами Южно-Китайское море. Россия — это страна, с которой у Китая на данный момент урегулированы все споры.
Перейду к выводам. Является ли наше партнерство равноправным? С точки зрения экономики — нет. С военной и политической точки зрения, думаю, что да. Без России многие китайские политические, военно-политические, геоэкономические планы являются в принципе нереализуемыми. Именно это дает нам надежду на то, что Китай не повернется к нам спиной и не станет к нам полубоком.
— Хорошо, опробую тогда на вас другой свой тезис. Означает ли российская спецоперация на Украине то, что, не сделав ни единого выстрела, Китай одержал огромную победу в большой геополитической игре? Ведь теперь вероятность опасного для Пекина сближения Москвы с Западом полностью ликвидирована.
— А вот в самом Китае оценивают ситуацию не столь однозначно, как вы. Китай всегда боялся: сегодня (я имею в виду, до последних событий) Россия сближается с нами, а завтра она может к нам повернуться спиной или полубоком. Китайцы многократно говорили об этом на конференциях. Они удивлялись: почему видные деятели российской элиты, которые еще недавно ратовали за сближение с Западом, вдруг заговорили про сближение с Востоком? Можно ли им верить после такого?
Сейчас ситуация вроде бы радикально изменилась. Но давайте будем честны: все эти радикальные изменения упираются в одного человека — президента России. И если что-то случится с ним и его окружением, то китайские коллеги опасаются, что чаша весов пойдет на Запад быстрее, чем она шла на Восток.
Китай — страна с хорошими аналитиками. Они анализируют российские элиты, наше общественное мнение. И они прекрасно понимают: российское общественное мнение, возможно, антиамериканское, но оно не антизападное. В этом есть определенная тонкость.
А еще китайские аналитики понимают: Россия смотрит на Китай как на партнера и союзника, но сказать, что русская душа ближе к китайской, чем к европейской, тоже нельзя. Это ставит Китай в довольно сложную ситуацию. Пока получается поэтому, что Китай выиграл некое количество времени — от 5 до 15 лет.
— Но ведь выигрыш такого количества времени — это тоже очень значительная геополитическая победа?
— И снова вы оцениваете ситуацию чересчур однозначно. Судя по всему, Китай собирался размежеваться с США, но не сейчас. Он готовился сделать подобный шаг лет через пять-восемь. Такой вывод вытекает из внимательного анализа официальных китайских планов развития, например, из плана «Сделано в Китае 2025», плана создания новой инфраструктуры и многого другого.
Китай методично шел к этому: к созданию своих технологических стандартов, своего экономического макрорегиона. Российская спецоперация, как кажется, поломала эти китайские планы. С одной стороны, Китай получил абсолютно однозначного союзника в виде России, у которой теперь действительно нет другого выхода. Но, с другой, Китаю теперь придется ускоренными темпами изменять эту свою модель размежевания.
Китай не любит неожиданностей, у него все идет по плану. Конечно, Китай умеет быстро перестраиваться. Но даже у него есть набор вариантов A,B,C,D. Однако вот именно такой вариант стремительного размежевания России с Западом, как я полагаю, не был просчитан.
Учитывая огромный объем своей торговли, Китай не готов из-за действий России открепиться от Запада. Объем ежегодной торговли КНР с ЕС - более 800 миллиардов долларов, с США — 740 миллиардов долларов, а с Россией 146 миллиардов долларов.
Кроме этого в лучшие годы — например, в 2016 и 2017 годах — Китай закачивал в США по 100-120 миллиардов долларов. Это не просто деньги, которые лежат в банках. Это деньги, вложенные в предприятия. Китай на них рассчитывал. Теперь же получается, что Китаю надо очень быстро все перестраивать.
— И есть ли признаки того, что такая перестройка уже началась?
— В Китае сейчас резко усилилась антиамериканская волна. Антиамериканская риторика стала основной.
И в публикациях в СМИ, и в постах в социальных сетях очень мало обсуждается собственно украино-российская ситуация. Вместо этого для китайского общественного мнения существуют лишь США, которые столкнули лбами Украину и Россию, сыграв на амбициях и чувствах.
Китай тут же экстраполирует это на себя. Мол, у нас тоже есть «своя Украина - остров Тайвань, вокруг которого, как представляется, разыгрывается та же самая ситуация, один к одному. За Тайванем тоже стоят американцы, которые пытаются, как марионетками, управлять всем миром. И мы же давно говорили, что надо решать вопрос фундаментально: решать вопрос с мировой финансово-банковской системой, которую контролируют США, вопрос с мировыми институтами развития, которые тоже контролируются США.
Короче, Китай сразу переключил все в режим «конструктивной обиды» — обозначив проблему, он тут же обозначил и ее решение.
Китай начал понимать, что западные санкции - это страшно
— Итак, на уровне риторики тектонические сдвиги налицо. А есть ли реальные сдвиги в плане политической начинки?
— Сдвиги в риторике отражают глубокие изменения, которые начались уже давно, но сейчас резко ускорились. Антиамериканская риторика была в Китае и до этого. Но ее «масса» не была критической. Эта риторика была в виде взрывных всполохов в официальных газетах. Сейчас же практически на всех политических фронтах Китай начинает резко выступать против США.
Китай начал понимать: западные механизмы экономического блокирования - это очень страшно. Еще в 2014 году после Крыма мы говорили китайским коллегам на многих конференциях: «Все, что сейчас делается в отношении России, будет делаться и в отношении Китая. Но Россия меньше интегрирована в мировую экономику, чем Китай. Поэтому для вас все будет значительно сложнее».
Китайцы на это отвечали: «Не посмеют. США от нас слишком зависят». Но после того, как Трамп начал - пусть неудачно - пытаться переместить американские предприятия из Китая обратно в США, многие американские фирмы стали рассматривать страны типа Аргентины или Бразилии как альтернативу Китаю. И Китай понял: не все так просто.
В Пекине сейчас всерьез задумались: если против нас будут применены такие же санкции, которые сейчас введены в отношении России, то что нам делать?
Китай настолько завязан на экспортно-импортные операции, России это даже не снилось. В Китае почти 40% ВВП формируется от экспортно-импортных операций. Причем эти операции гораздо более разнообразны, чем у нас. У нас это в основном нефть и газ, а у КНР — весь спектр товаров. И теперь китайцы говорят: нам надо как можно быстрее открепляться от этой системы, от которой мы так зависим.
Еще один важный момент. В рамках своей главной международной инициативы «Пояс и путь» КНР, по неофициальным оценкам, закачала как минимум 300 миллиардов долларов в государства в Европе, Азии и Африке. Однако оказалось, что многие страны рады китайским инвестициям, но не рады китайскому присутствию. На конференциях многие китайские участники говорят, что это повторение негативного опыта СССР, когда Советский Союз думал, что его любят за идею, а его «любили» за деньги.
Целый ряд стран, которые получили от Китая много денег — например, государства Северной Европы, Балтии, Чехия, Польша, Румыния — вдруг взяли и стали резкими критиками Китая, продолжая при этом получать от Пекина крупные инвестиции. Китаю это не нравится. Он привык жить в условиях комфортного и приятного к себе отношения.
Последние 40 лет Китаем все восхищались. И вдруг Китай понял, что его не очень любят - причем не только в Европе. Например, Австралия, некогда крупнейший поставщик угля в Китай, стала для Пекина уж совсем откровенным врагом. С Южной Кореей серьезные трения. Психологически все это очень болезненно.
— И что Пекин в этой связи намерен предпринять?
— Китай осознал, что надо формировать свой собственный макроэкономический регион из стран, которые ему симпатизируют и/или разделяют его модель развития.
Что я имею в виду под термином «свой собственный макроэкономический регион»? Не просто площадку для инвестиций, а площадку для обустраивания единого механизма регулирования финансов, бизнеса, прямых платежей. Россия психологически для Китая включена в эту площадку. Китай нужен России — он крупнейший покупатель наших товаров. Но Китай без России тоже себя чувствует некомфортно.
Кто реально является союзником Китая? Из крупных стран их очень мало. Поэтому Китай на Россию смотрит как на страну, на которую всегда можно опереться и сказать: смотрите, это крупная — как минимум, в военном плане — держава нас поддерживает!
— А не собирается ли Китай в связи с нашими действиями тоже ускориться и раз и навсегда решить проблему Тайваня ?
— Я думаю, что у них была такая идея — сделать это в прошлом месяце. Но в конечном итоге они от этой идеи отказались. Почему?
Атаковать Тайвань технически можно. Но это очень укрепленный остров и потери будут колоссальными. Еще за Тайванем очевидным образом стоят США: у США есть «Закон об отношениях с Тайванем» от 1979 года.
Кроме того, как только Китай сделает первый выстрел, он полностью изменит свою концепцию. Из экономической державы он превратится в державу военную.
Полагаю, что Китай, как всегда, хочет, чтобы плод сам упал ему в руки. Сейчас Китаю крайне выгодна нынешняя ситуация в Европе. Весь негатив направлен на Россию. И на этом Пекин может очень хорошо сыграть и улучшить свой имидж: предложить гуманитарную помощь после окончания боевых действий. Атака на Тайвань этот имидж скорее ухудшила бы.
Что может изменить такой подход? Как ни странно, внутреннее давление в обществе. Многие китайцы говорят: как Россия решает все с Украиной, нам надо так же решать все с Тайванем. Хотя, подчеркну, природа тайваньского и украинского вопроса абсолютно разная. Образ России и образ Путина сейчас в Китае напоминает образы былинных героев Китайцы сами хотели бы вести себя столь же жестко. Для китайцев манера поведения Путина — пример правильного ответа на действия Запада.
Россия должна сделать спецпредложение
— Образ образом, но давайте поговорим о чем-то более осязаемом. В какой мере потенциальное наращивание экономического сотрудничества с Китаем способно перебить негативный эффект от прекращения такого сотрудничества с Западом?
— Если мы говорим о краткосрочной перспективе, то нам вообще не надо строить иллюзий по поводу больших инвестиций из Китая в Россию.
Китай — страна прагматичная. Ему будет важен устойчивый рубль — не важно, на каком именно уровне. Китай не может дарить деньги. Он должен получать обратный позитивный эффект.
Пока мы сами не наладим новую схему работы российской экономики, Китай вряд ли в нее будет вкладывать. Китай вкладывается либо в устойчивые, либо в очень дешевые рынки. Крупных инвестиций в ближайшее время кроме тех, которые уже шли, не будет.
Дальше Китай будет вкладываться только в отрасли с гарантированной ликвидностью: в нефть, в газ, в переработку, в транспорт, возможно, в угольные шахты. Китай до сих пор больше чем на 60% работает на черном угле, а австралийский уголь не поступает.
Вкладываться в строительство заводов и создание промышленности — это не задача Китая. В других странах Китай вкладывается в железные дороги и туризм. Но окупаемость таких проектов в России сейчас будет невысока. Будет ли Китай поставлять товары из разряда тех, которые перестали приходить к нам с Запада? Частично да. Но надо понимать, что многие китайские товары — текстиль, IT- технологии — законтрактованы на год или два вперед. Моментально перестроить фабрики и заводы невозможно. Поток увеличится, но не радикально. Краткосрочная перспектива — перспектива переговоров, а не получения товаров.
— С краткосрочной перспективой все понятно. А есть ли аналогичная ясность по поводу стратегических перспектив экономического сотрудничества Москвы и Пекина?
— Совершенно очевидно, что сейчас Китай опасается связанных с торговлей с Россией вторичных экономических санкций США. Этого опасаются китайские банки, китайские предприятия. Мы видим задержки платежей из КНР, задержки поставок товара.
Для этого есть объективная причина — новый взлет коронавируса в Китае. Но есть причина субъективная. В Китае на самом высоком уровне должно быть принято принципиальное политическое решение по поводу экономического сотрудничества с Россией. Если такое решение будет принято, то тогда — и только тогда - пойдет «расшивка» всех вопросов.
— И когда же можно ожидать этого принципиального политического решения?
— Для этого должны совпасть три фактора. Полное завершение военной операции. Подписание какого-то соглашения о прекращении огня или какой-то договор, который фиксирует на любой точке ситуацию. До этого точно ничего не будет.
Второй момент: Китай должен услышать экономическую позицию России. У нас не сформулированы ни глобальные требования, ни экономическая позиция. Нет ответа на главный вопрос: чего Россия хочет в сфере экономики?
И третий момент. Конечно же, Китай ждет спецпредложения. И это спецпредложение должно коренным образом отличаться от того, что мы делали в сфере экономики раньше. Я полагаю, что как минимум до конца года между Москвой и Пекином могут быть сложные и долгие переговоры по этому поводу.
— Насколько нам нужно и выгодно делать Китаю такое спецпредложение?
— Нам надо делать такое спецпредложение большому числу стран Азии: Индии, Вьетнаму. Или, может быть, даже так: нам надо его делать либо группе стран — пяти, шести, семи, либо не делать его никому.
Что может быть содержанием такого спецпредложения? Например, полное обнуление любых налогов на десятилетия для тех зон, где будут создаваться совместные предприятия.
Участие российского государства в качестве соинвестора. Нам выгодно не просто закупать товары в Китае. Нам выгодно параллельно создавать на территории КНР совместные российско-китайские предприятия, которые будут производить и поставлять в Россию продукцию.
Второй момент - локализация китайского производства в России. Это во многом стало бы возвращением к тому, с чего Китай начинал в 90-е годы, когда его лозунгом было «рынок в обмен на технологии»: у нас гигантский рынок, приезжайте к нам, но взамен обучите наших инженеров и поставьте современные производственные линии.
Это не очень просто сделать. Китай готов локализовать свое производство во многих странах мира. Но у нас очень много конкурентов. Когда китайский производитель кладет себе на стол российские предложения, рядом он кладет на стол предложения из Индонезии, Вьетнама или Латинской Америки. И там по многим параметрам условия получше — по налогам, по регистрации бизнеса, по его безопасности.
«Снести подчистую мировую финансовую систему»
— Допустим, Америка «взорвет экономическую атомную бомбу» - введет вторичные экономические санкции против любых партнеров России, запретив тем самым любые экономические связи с нами. Как поведет себя Китай?
— Этого никто не знает. Думаю, даже сам Китай пока этого не знает.
Из этой ситуации есть лишь два выхода. Первый — Россия, Китай и ряд других стран договариваются сносить подчистую нынешнюю мировую финансовую систему. Это будет ужасно для всех, включая Китай.
Но технически это можно сделать. Для этого китайцам придется сбросить на внешние рынки те три триллиона долларов, которые у них есть, и ввести альтернативные западным своих финансово-расчетные центры.
Второй вариант действий Пекина — Китай тихо отсиживается. С Россией идет исполнение контрактов, которые не затрагивают критически важных технологий. Россия по примеру Ирана приступает к воровству технологий. Мы начинаем развиваться на своей основе.
Какой вариант является более реалистичным? Я не думаю, что Китай вообще прекратит поставки. Китай психологически жутко страдает от того, что он - страна великая, но очень зависимая от США. Это видно по всем публикациям. Китай живет в чужой экономической модели. Подчиниться США — еще глубже погрузиться в ту модель, которая является для Китая крайне некомфортной. Потому я и говорю, что речь идет прежде всего о политическом решении — о том, готов ли Китай пойти на жертвы.
— Готов или не готов?
— Это большой вопрос. Население Китая привыкло богатеть, привыкло жить хорошо. Каждый год у него немного прибавляется денег. Мы поставили Китай перед жутким выбором.
— И сколько еще Китай может оттягивать этот выбор?
— Не больше года. Дольше оттягивать не получится. На Китай многие смотрят — Малайзия, Индонезия, Центральная Азия. Может возникнуть вопрос: либо Китай — крупная страна, которая сама принимает решения, либо Китай — страна, которая следует в фарватере США.
— А есть ли в Китае понимание: если идти на прорыв, то это надо делать сейчас — других таких благоприятных обстоятельств может и не представиться?
— Как ни странно, в Китае есть как минимум две категории людей, которые это хорошо понимают. Первая — китайский генералитет. Китайские генералы говорят: нам фактически объявлена война — просто в другой форме. Надо отвечать и идти на прорыв.
Вторая категория — молодые и очень критически настроенные китайские бизнесмены. В Китае сейчас широко обсуждается то, что многие китайские бренды вынуждены скрываться под американскими названиями, чтобы получить доступ на американский рынок.
«Молодые и злые» бизнесмены реагируют на это так: если к Китаю на Западе такое плохое отношение, то давайте ему ответим!
Но решают не генералы и не молодые бизнесмены. Решает Постоянный комитет политбюро ЦК КПК из семи человек. Это крайне взвешенные и серьезные фигуры. За ними - серьезные кланово-экономические и финансовые группировки. Принять такое решение — нанести удар в том числе по своим финансовым группировкам, связанным с США и их инвестициям. Готов ли Китай пойти на такой вариант, не знает никто. Любые гадания — ерунда. Мы плохо знаем, что реально происходит в китайском ареопаге.
Тайны Политбюро
— Можно все-таки попытаться понять баланс сил в Политбюро: кто там за более решительные действия по отношению к США, а кто нет?
— Есть премьер-министр Ли Кэцян, который отвечает за экономику. Очевидно, что он выступает за минимальные экономические потрясения, за мирные действий, за открытость экономики и против нарушения торговых балансов.
Есть блок, который отвечает за международную политику, во главе с членом политбюро (но не его постоянного комитета) Ян Цзечи. Этот блок состоит из крайне решительных и очень жестких людей. Под ними находится министерство иностранных дел во главе с министром Ван И.
Именно это пара участвовала в знаменитой встрече с Салливаном и Блинкеном на Аляске. И в ходе этой встречи впервые Китай говорил с западными лидерами настолько жестким языком. Раньше ничего подобного и близко не было.
В Китае уже появилось поколение под названием «дипломаты-волки». Для них Мария Захарова является если не иконой, то образцом правильного поведения.
Сам Си Цзиньпин пытается быть над схваткой. Но в последнее время он сумел нейтрализовать южнокитайские кланы, которые ориентировались на США, на финансирование гонконгских и малазийских проектов. Ли Кэцян и Цзян Цзэминь, который еще жив, всячески поддерживали южнокитайские кланы, считая их главной «точкой роста».
— А можно понять, как Си Цзиньпин на самом деле относится к России? Мы знали, как к нам относится Цзянь Цзэминь — пение «Подмосковных вечеров», хороший русский язык. Что можно сказать про Си?
— Я думаю, что он относится очень прагматично. Это вообще нормальная китайская ситуация. Это и не плохо, и не хорошо.
Кроме того, Си Цзиньпин, похоже, выстроил для себя такую конструкцию мира, в котором Россия занимает важное место и играет роль спойлера по отношению к США: делает за Китай то, что Китай хотел бы сделать, но не делает.
В третьих, Си рассматривает Россию как дружественную страну. Это мы видим по намекам, по фразам. В китайском языке есть очень много нюансов в плане того, как кто кого называет. Нельзя просто называть страну «дружественной». Для этого должно быть принято специальное политическое решение.
Есть еще один момент. Си Цзиньпин максимально позитивно относится к Путину лично. То, что мне лично удавалось видеть, свидетельствует о том, что между ними «есть химия».
Но не исключено и то, что для Си Путин - это одно дело, а Россия - несколько другое. Путин — успешный и яркий лидер, а Россия — страна, которая пока не сумела в полной мере реализовать свою финансовую и экономическую модель.
Ну и, наконец, последнее. Психологически Си не видит со стороны России никакой угрозы. Мы никогда не критикуем Китай и Си. И очевидно, что никакого экономического столкновения между Китаем и Россией в ближайшее столетие не будет. А вот США, ЕС и Великобритания — это в глазах Си, конечно, противники.
— У кого больше реальной власти — у Си Цзиньпина в Китае или у Путина в России?
— У Путина в России. В силу устройства структуры власти Си Цзиньпин вынужден значительно больше оглядываться на мнение других. Если страна, в которой проживает население размером в миллиард четыреста миллионов человек, пойдет вразнос — например, начнутся социальные волнения в какой-нибудь провинции или уезде — то дальше будет огромная цепная реакция по принципу костяшек домино. Когда мы говорим, что Китай — это коммунистическая страна, это не просто фигура речи. В Китае есть демократический централизм, коллективное обсуждение и коллективное принятие решений. Си Цзиньпин — не абсолютный лидер, а первый среди равных. Поэтому он крайне аккуратен и осторожен.
— Не стоит ли нам тоже быть крайне осторожными и аккуратными по отношению к Китаю? Оправдано ли, например, мнение, что если Китай станет монопольным покупателем российских энергоносителей, то он будет жестко диктовать Москве свои низкие цены?
— Оправдано. Не было ни одних переговоров, где Китай бы не давил по ценам. Задача России поэтому состоит в том, чтобы не стать заложником одного — пусть даже крайне дружески настроенного — монопольного покупателя.
В Китае вообще ни в коем случае нельзя видеть волшебную палочку-выручалочку, которая решит за Россию ее проблемы. Если мы просто «отвяжемся» от доллара и привяжемся к юаню, то мы, конечно, дадим себе передышку. Но мы не дадим себе ничего в плане экономического возрождения.
Если мы просто отвяжемся от американских технологических стандартов и привяжемся к китайским - та же самая ситуация.
Единственный способ добиться для себя абсолютной безопасности - выработать свои собственные точки роста.
В последние 40 лет Китай не вел себя агрессивно по отношению к России и, думаю, не будет себя так вести и в будущем. Китай, например, не интересуют неосвоенные Сибирь и Дальний Восток. Китайцы в этом плане очень прагматичны. Но это не отменяет задачу достижения технологической самостоятельности.
