Информационно-аналитический портал «НьюсБалт» публикует доклад доктора исторических наук Владимира Шульгина, прозвучавший на конференции «Практическая философия: состояние и перспективы» в Таврической академии Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского.
«Изучается проблема рецепции национального духа русской мысли у значительной части преподавателей российских университетов и представителей интеллигенции. Приводятся факты явной нехватки у них чувствительности к творческому духу русизма «по Пушкину, по Тютчеву» и соответствующих знаний – нашего наследия отечественной культуры.
Потеря или нехватка «народного» настроения – главнейшая причина как теоретических, так и практических проблем общественной и политической жизни современной России. Человеческая душа требует именно «своеродной» укоренённости. Отсюда столь любимые слова-пароли у представителей отечественной духовно-интеллектуальной традиции, начиная с М.В. Ломоносова, Д.И. Фонвизина, Г.С. Сковороды, не говоря уже о Н.М. Карамзине и А.С. Пушкине: самобытность, своебытность, самородность. Именно эти «природные» качества являются очевидными предпосылками искомого, спасительного «совместничества» свободных умов России (выражение П.А. Вяземского).
Так, Н.М. Карамзин в памятном выступлении на заседании Российской академии в 1818 г. заявил о важности «всего коренного русского», отрицая «бездушное подражание». Он учил в европейском «множестве» открывать своё, «народное». Россияне должны завершить подражательный период своего развития: «кто рождён с избытком внутренних сил, тот <…> будет наконец сам собою – оставит путеводителей и свободный дух его, как орёл дерзновенный, уединённо воспарит в горних пространствах» [10, с. 145] . Эта задача до сих пор не решена, как в малом, выражающемся в забвении народных игр, вроде городков, так и в большом, – в «нерешении» насущной проблемы нового «столыпинского» наполнения людьми российской деревни.
Мы в нашем обществе пока далеки до полного осознания императивности отмеченных национально ориентированных установок классической русской мысли. Поэтому продолжаем подчас стремиться к некоему универсальному «урбанизированному» чувству и «общечеловеческому мировоззрению», забывая народную мудрость, гласящую: «Что русскому здорово, немцу – смерть».
Однако, верно и прямо противоположное! После «ухода» марксизма из круга «обязательных» вер и настроений мы, к сожалению, в своей интеллигентской массе ещё не отказались от космополитически-универсалистских предрассудков и предпосылок марксизма, в том числе, – от «кантизма», давно отвергнутого основным направлением русской мысли. Это мировоззренческое безвременье пока длится и в Калининграде.
Отсутствие или нехватка базового русизма, как «природного» настроения интеллигенции ведёт к почти «автоматическому» восполнению этой недостачи германизмом по давно навязываемому в Калининграде принципу ложно понимаемого «географического детерминизма». Символ этой «западной веры» лукав, глася, что калининградцы «далеки» от России, окруженные странами Евросоюза, поэтому русского духа здесь и быть не может. Немецкая сторона, маскируя цели нового этапа «натиска на восток», в духе прежних своих традиций всячески поощряет отход российских деятелей культуры и гуманитарной науки от русизма. Представители ФРГ с конца 1980-х гг. навязывают при помощи грантов и т.п. бонусов ненаучный взгляд о культуре как «территориальной принадлежности». Поощряется, таким образом, забвение главнейшего детерминирующего фактора в культуре – народность её основ.
Так, Й. Хакманн, представитель «Балтийской академии» г. Любека в редакционном введении к сборнику статей, выдержанных в указанном духе, пишет: «Жители регионов, окружающих Балтийское море, сами желают формировать своё будущее, выступая против национал-государственных перспектив». Они якобы опираются на представление о Балтике как регионе «единых культурных традиций», объединённых общей «идентичностью» [29, S. 5] . Редактор, конечно, не говорит, что он «в снятом виде» излагает известную германскую имперскую теорию «Центральной Европы» («Mitteleuropa»), то есть «Большой Германии», которую развивал целый ряд теоретиков, в частности, Фр. Науманн (Fr. Naumann) [См.: 32] .
Подход Й. Хакмана поддержал российский учёный, директор Кунсткамеры из Петербурга А.С. Мыльников в статье с соответствующим названием: «Балтийское море – единство в многообразии» [31, S. 15-16] . А.С. Мыльников (1929–2003) высказался в «немецком духе» о нашем российском калининградском регионе, подчёркивая, что нельзя «игнорировать» чисто «территориальный» аспект «культурных традиций». Забыв об определяющем духе народности в культуре, он заявил, что именно вследствие указанного им феномена (влияния территории) в Калининграде «интерес к традициям немецкой культуры стал фактором общественного значения» [31, S. 15-16] . Не указано, правда, что этот «интерес» далеко не спонтанен, а всячески стимулируется из ФРГ.
В рамках подобного «географического детерминизма» в Калининграде давно навязывается практически общеобязательное почитание И. Канта, несмотря на отрицательное отношение русской мысли к ряду его духовных и общественно-политических воззрений. Дошло и до прямой русофобии, «подкреплённой» ошибочным восприятием воззрений классиков отечественной словесности. Ф.З. Кичатов грубо отозвался о представителях патриотического крыла калининградской интеллигенции, как о «доморощенных русопёрах», издающих «бешеные вопли» [11, с. 128] . Так он отнёсся к людям, изначально критиковавшим навязываемое немецкой стороной некритическое отношение к И. Канту, не удосужившись оспорить их доводы.
В угоду своим симпатиям Ф.З. Кичатов даже А.С. Пушкина выдал за сторонника немецкой философии, напоминая официальных философов советского периода, умевших «откомментировать» цитаты основоположников марксизма-ленинизма «в любую сторону». Так, К.З. Кичатов, ничтоже сумняшеся, несмотря на иронию поэта, отрицавшего приемлемость немецкой учёности для России в «Евгении Онегине» («Владимир Ленской, с душою прямо геттингенской»), говорит о «формировании прокантовских взглядов Пушкина». Литературовед также пытался «притянуть к Канту» и П.Я. Чаадаева, христианского мыслителя, критика кантовского идеала «автономной этики» для свободного гражданина [11, с. 136] .
Не удивительно, что за десятилетия почти тотальной «кантовской пропаганды» в Калининграде почти укоренилась «мода на Канта». Его поминают по случаю и без такового, придумывая всё новые «мемориальные» обыкновения. Как-то встретилась показательная калининградская газетная заметка ещё из 1999 года. Тогда уже вовсю шло кем-то организованное «кантовское наступление». Журналистка с придыханием сообщала о немецкой выставке «Обед с Кантом» в «Музее Кёнигсберга», расположенном в Дуйсбурге (ФРГ). Сообщалось, что немцы выставили и «профильные» картины трёх калининградских художниц, надо полагать, заказанных по случаю. Говорилось о стремлении «продвинутых» калининградцев провести «ответную выставку» под аналогичным названием «Ужин с Кантом». В апологетическом духе журналистка с восторгом писала, что «имя И. Канта навсегда останется для Калининграда его добрым гением, ангелом, символом, в чём-то эталоном, и этот список значений нашего великого земляка можно ещё долго продолжать» [5] . Подобная квазирелигиозная апологетика на тему «Кант – это наше всё» преобладает и в местных электронных СМИ [7] .
Итак, по имеющимся очевидным признакам имя И. Канта, как и упоминание с симпатией имён других немецких деятелей, включая нацистский период (от поэтессы-нацистки А. Мигель до гауляйтера Э. Коха) служат для отвращения российских сограждан от собственных национальных проблем и интересов. Цель очевидна – формирование у молодых поколений вполне русофобского менталитета, характерного, например, для современной ФРГ, которая в Западном мире является лидером русофобства. Германия не только стратегически нацелена на отъём у России Калининградской области. Она проводит и третью за сто лет операцию по захвату Малороссии и Новороссии (есть специальные сравнительные подсчёты, проведённые Российским институтом стратегических исследований в рамках «медиаметрии») [17, с. 3] .
Принцип нашего геополитического противника, коим является совокупный Запад вместе с Германией, прост: обеспечить операцию под шифром «с глаз долой – из сердца вон». Именно поэтому некое «сетевое сообщество», возобладавшее в сфере культуры и, во многом, в сфере образования, уже давно стремится лишить калининградское студенчество «русских впечатлений».
Так, если речь идёт о философии, то местные авторитетные учёные, «сидящие на грантах», толкают к занятиям исключительно И. Кантом и его философскими сторонниками, преимущественно западными, а затем – и другими «кенигсбержцами», например, ещё одной «землячкой», Ханной Арендт, школьная юность которой прошла в Кёнигсберге. Юношеству уже все уши прожужжали о необходимости такой «философской пропедевтики», отвращающейся от русской мысли под предлогом всё того же лживого «географического детерминизма». Последний, повторяю, гласит: живя в Калининграде, ты непременно должен проникнуться «кёнигсбергскими» сочувствиями, то есть славить Канта, Арендт и т.п. выразителей «гения места».
Западные «планировщики» ментально-нравственного «увода» Калининграда из России и их калининградские «агенты перемен» о кое-чем существенном умалчивают. В частности, апологеты «сумрачного германского гения», зачислившего И. Канта в «ангелы», не указывают, что он был прямым предшественником К. Маркса и В.И. Ленина. Маркс ценил философию И. Канта как воплощение «немецкой теории Французской революции» («die deutsche Theorie der französischen Revolution») [28, S. 6] . Х. Арендт, клеветнически отождествляя Сталина и Гитлера, работала на американское ЦРУ в рамках задач «психологической войны», решавшихся США в ходе холодной войны, но об этом также ничего не скажут ни немцы, ни специалисты из БФУ им. И. Канта [См.: 22] .
В частности, новые апологеты «сумрачного германского гения» ничего не сообщают о давней отечественной традиции научно-философской критики философии И. Канта с христианской точки зрения (П.Д. Юркевич, В.С. Соловьёв, В.Н. Эрн, В.В. Розанов, П.А. Флоренский, А.Ф. Лосев и т.д.). Философская кафедра, которая могла бы это сделать, сначала была обезглавлена. Речь идёт о показательном событии середины 2000-х гг., когда профессор С.В. Корнилов – представитель «русского воззрения» – был лишен заведования ею. Затем она была «раскассирована» путём «чистки» и «вливания» оставшихся в кафедру, направленную её шефом, проф. В.Н. Брюшинкиным (1953–2012), по «соросовскому» пути [26].
Вузовское руководство политикой принудительной «кантизации» повлияло на городское начальство. Откроем, например, заглавные страницы сайта «Администрации Калининграда», прославляющие «великого земляка». Читаем там очередной панегирик, написанный Л.А. Калинниковым, другим заглавным профессором-кантоведом. Мэтр высказывает своё кредо: «Кант – это уникальнейшее явление культуры общечеловеческой… и, в то же самое время, дух 750-летнего города, его genius loci – гений места. До 1724 года дух Канта существовал как бы виртуально, он готовил рождение единого города, вызревал вместе с ним потенциально, а с этого года всё более и более явно дух Канта формирует облик города и хранит его… в прямом и переносном смысле» [8] . Приведённая цитата с очевидностью свидетельствует, что наше кантоведение – это не наука, а род религии, скажем, кантомании.
У христиан есть вера в Троицу Единосущную. С той же интенсивностью наш ведун обожествляет человека, делая из него нового светоносного бога, якобы вечно сущего, однажды, наконец, воплотившегося, и ныне здесь духом своим пребывающего, «переформатирующего» русских в хранителей германизма. Как человек новой веры наш мэтр оставил Маркса, прежнего кумира, уверовав в его предшественника [12, с. 9] . Поэтому в своей заграничной английской статье, написанной в 1992 г., Л. Калинников пишет, что преодолеть «идеологический кризис в России» надо взятием на политическое вооружение вселенских идей Канта о правах и свободах человека как частного собственника. Государство должно признать стратегическим курс «на всеобщее и полное разоружение под пристальным (detailed) международным контролем».
Наконец, Россия, по мнению профессора, должна сделать ставку на «признание индивидуума в качестве Гражданина Мира, наслаждающегося обладанием равных прав в любой части земли наряду с гражданами любой другой страны». В завершение мэтр излагает главную догму своего «богословия»: «И поскольку Кант бессмертен, его город всё переживёт. Кёнигсберг будет жить» [30, с. 437-438].
Итак, вера в бога-Канта с неизбежностью привела нашего исследователя к вере в возрождение якобы вечно-немецкого Кёнигсберга. Этот пример свидетельствует о далеко не случайном названии весьма популярной в Калининграде и его главном вузе немецкой общественной организации «Обществом друзей Канта и Кёнигсберга». Она создана (вместе с тьмой подобных), чтобы веру в западнизм, исповедуемый профессором сотоварищи, сообщать молодым калининградцам в надежде, что они перекуются, и, став «гражданами мира», вновь назовут сей град по-немецки, сделав очередной шаг к потере нашего суверенитета на Русском Балтийском Поморье. С собой эту ментальную операцию наш профессор уже провёл, закончив статью указанием, что она написана в «Кёнигсберге» 6 мая 1992.
Именно вследствие создания далёкой от русизма очерченной «вузовской» обстановки постепенно стали подвергаться сомнению отечественные академические философские традиции и вообще – естественный патриотический настрой, поскольку они противоречили «кантизму» (западничеству). Поэтому в интервью немецкому «Шпигелю» в 2004 г. Л.А. Калинников к удовольствию немцев ополчился на Православие, осудив возведение в Калининграде православного Кафедрального Собора – Храма Христа Спасителя – на том основании, что И. Канту это бы определённо не понравилось как «откат в средневековье». Л.А. Калинников требовал увековечить имя Канта, назвал Президента «врагом просвещённой России» за храмоздательство и стремление к возрождению «сильной России» [33, S. 118].
Его коллега, «ведущий» историк вуза, также считающий нашу землю воплощением германского «гения места», аналогичным образом находит ошибочным, если не преступным, «изгнание прусского духа» из Калининграда [13, с. 5] . Такого рода профессура-доцентура, к сожалению, пока господствует в Калининграде, захватив при помощи ФРГ господствующие позиции в преподавании ряда гуманитарных дисциплин. Такая подражательность, давно наименованная Ф.М. Достоевским «чужебесием», не встречает, к сожалению, должного «патриотического» ответа. Академический журнал БФУ, например, помещает хвалебную рецензию на монографию Л.А. Калинникова, посвященную «влиянию» И. Канта на «русскую философскую культуру». Рецензент сочувственно воспроизводит спорную, мягко говоря, мысль учёного, считающего, что «кантовская философия – это возведённая в степень квинтессенция европеизма», которая может «содействовать повышению логической и метафизической культуры» [16, с. 97].
Приведены примеры типичного «калининградского дискурса», воплотившегося во множестве «философских» текстов. Причём, происходящее сегодня в «академическом Калининграде» является странным повторением, казалось бы, давно ушедшего философского безвременья. О нём с горечью писал В.Н. Эрн в дореволюционном сюжете об «основном характере русской философской мысли», включенном в предисловие к монографии о Г.С. Сковороде. Русский мыслитель Серебряного века метко заметил наш «когнитивный сбой», пока не преодолённый: «В огромной массе русской интеллигенции <…> живёт постоянная, неискоренимая подозрительность ко всему своему. Двухвековое преклонение перед Западом создало особую, глубоко залегшую складку в нашей общественной психологии. Мы заранее, так сказать, априорно <…> склонны отдавать предпочтение всему, что не наше, преклоняться перед чужим <…> нет другой культурной нации в мире, которая бы так мало осознавала свои духовные богатства, так мало ценила предоставленные ей возможности, как Россия» [27, с. 333].
Эту же самую мысль по-своему хлёстко и публицистически заострённо повторил гениальный В.В. Розанов в 1914 г., заостряя внимание массового читателя на необходимости рецепции духа отечественной мысли и практики. Мыслитель сочувственно цитирует отзыв женщины-учёного М.В. Безобразовой о зрелище подражательной «философии» в России. Она заметила: «Сколько пережевываний Конта и Канта…» В.В. Розанов откликнулся комментарием, смысл которого сверх-актуален:
«Действительно, университетская наша философия всё пережёвывает И. Канта, журнальная наша философия всё пережёвывает О. Конта, являя <…> что-то ленивое, тусклое и безнадёжное. То и другое по безжизненности, отсутствию оригинальной и своей мысли, по отсутствию всякой связи с родной почвой, со своим племенем, со своей историей напоминает самые мрачные времена схоластики <…> душа [такой философии] – пассивна, холодна, инертна, лишена вкуса к самой науке и “знает, что знает” и никуда дальше не двигается» [21, с. 360-361].
Удивительно, но факт, – к сегодняшнему положению в академическом и интеллигентском Калининграде абсолютно применима эта характеристика В.В. Розанова. Правда, с одним показательным добавлением. Ныне пресловутое подражательно-интеллигентское «пережевывание Канта» не только «лениво, тускло и безнадёжно», оно ещё, и продажно. Причем, оно сознательно продажно, поскольку его вершители сознают, что измена русской культуре и философии будет щедро оплачена «партнёрами» в той или иной форме и/или обернётся «повышением по должности» в академической или культурной сфере. В этих важных областях местной жизни давно уже господствуют представители западнизма, получая львиную долю грантов и вакансий.
Они «обманываться рады», не ведая, что основной «духовный» мотив «классической» немецкой мысли XVIII–XIX вв. вёл её к утрате Христианства как руководящего мотива мысли. Констатация этого «системного сбоя» немецкого духа, сознававшаяся уже русской мыслью пушкинского времени, пока не воспринята «университетской философией» Калининграда.
Приведу несколько поясняющих свидетельств из нашей классики и со стороны тех, кто «стоял рядом». Вот, например, отзыв И.С. Гагарина, товарища Ф.И. Тютчева по дипломатической службе в Баварии в 1820–30-е гг. В конце жизни он так суммировал свои юношеские ощущения о воздействии на него философического «немецкого духа»: «Под германским влиянием я стал привыкать к идее о безличном боге, что значило попросту исповедовать безбожие» [6, с. 59] . И.С. Гагарин верно чувствовал основные, по сути, атеистические токи цивилизованных Запада и Германии, не умея им противостоять, что получалось у Пушкина, Тютчева и т.д. Этот русский подвиг отметил И.С. Аксаков в биографии поэта, вспоминая, что «Тютчев обличал в этой цивилизации оскудение духовного начала и пророчил, что, уклонясь от оснований веры, объязычившись… она дойдёт до самоотрицания и до самозаклания» [1, с. 256] .
Такого рода заключения о Западе вообще были характерны для Русской классической мысли (в дневниках В.А. Жуковского есть аналогичные выводы-приговоры). Поэтому И.С. Аксаков имел полное право дать такое диалектически точное наблюдение-констатацию: Тютчев «с самого начала как бы судил Запад» [1, с. 251] . Славянофил при этом отметил важную мысль Тютчева, аналогичную той, какая на Западе в лице П. Валери и А. Камю явилась только через пятьдесят – сто лет [См.: 4; 9, с. 352]:
«Тютчев… проводил различие между революцией как отпором незаконной власти и революцией как теорией, революцией, возведённой в право, в принцип. Он обличал в этой революции присутствие целого нового культа, целого революционного вероисповедания, которое, по мнению Тютчева, связывалось с общим историческим ходом философской и религиозной мысли на Западе» [1, с. 251-252].
Именно последний, «диалектический», грех легитимации «кровавой» Революции во всемирном масштабе был особо характерен для «сумрачного» гения Канта, что и вызвало одобрение его продолжателей – К. Маркса и В.И. Ленина, что, наконец, стало замечаться и западной мыслью. Так, А. Камю, подчёркивая грех бездуховности «немецкой идеологии», который привёл к воцарению кровавого «бога» модерна, замечает, что это «бог Канта, Якоби и Фихте». В итоге «Бог… был изгнан из этой исторической вселенной, и немецкая идеология зародилась там, где действие перестало быть совершенствованием, превратившись в чистое завоевание, то есть в тиранию» [9, с. 210, 351 (примечание 2)].
Таким образом, отечественная классика, лишь усиливавшая модус христоцентричности, имела полное право быть «судилищем» Запада и «приказом Европы», как заключил уже А.С. Пушкин, а позднее повторил его соратник Ф.И. Тютчев. Наших гениев объединил один дух – русский [19, с. 397] .
Ф.И. Тютчев в 1848 г., наблюдая закономерное пришествие на Запад феномена «социальной» революции, мудро заметил, что Германия становится её главной силой. Поэт-мыслитель констатировал: «Шестьдесят лет господства разрушительной философии совершенно разрушили в ней все христианские верования и развили в отрицании всякой веры главнейшее революционное чувство – гордыню ума – столь успешно, что… эта язва века, возможно, нигде не является так глубоко растравленной, как в Германии. По мере своего революционизирования Германия с неизбежной последовательностью ощущала в себе возрастание ненависти к России <…> тяготясь оказанными Россией благодеяниями, Германия не могла не питать к ней неистребимой неприязни». Русофобия пересилила даже «чувство самосохранения» [24, с. 148].
Поразительно, но факт, что сегодня типологически повторяется ситуация, замеченная Тютчевым: максимальный градус русофобии именно в Германии со стремлением нанести ей урон на Украине и в Калининграде последовал после эпохальных «благодеяний» эпохи Горбачёва и Ельцина, отдавших Восточную Германию в крепкие объятия ФРГ. Немец всегда немец.
Посчитав случившееся фатальной слабостью современной России, он стал возвращаться «на круги своя», начав «культурное» наступление на Россию, что весьма заметно в Калининграде. Это обстоятельство и побуждает решительно возвращать в нашу национальную «практическую философию» свой собственный дух, с которым Россия умела достигать как творческого величия, так и победно наступать на Запад в 1812, 1916, 1944–45 гг. в ответ на германо-западный «натиск», который те же геополитические силы, противные нам, ныне решили возобновить.
В этих обстоятельствах долговременная «нерешённость» проблемы «национализации мировоззрения» на западе России приводит ко всё более отрицательным последствиям в общественной и государственной жизни (главный университет, эта кузница кадров, давно уже стремится «штамповать непатриотов», а это отрицательно влияет на весь край).
Эту проблему современности почувствовал гениальный армянский художник XX в. М. Сарьян, о чём поведал в «Уроках Армении» А. Битов. Ему довелось быть представленным великому живописцу, который удивился стеснению современных русских людей быть самими собой, несмотря на бесспорное величие Русской культуры, науки и т.п. Старец заинтересовался молодым человеком, приехавшим из славного русского города, столь ему знакомого. Вначале М. Сарьян по-розановски поинтересовался его национальностью. Смущенный Битов признался, что он русский. Старец переспросил: «ты русский-русский?» Битов ответил утвердительно. М. Сарьян, которому, судя по контексту, было «за державу обидно», так пояснил причину своей настойчивости:
« – А то, – сказал он задумчиво, и рука взлетела вверх, очень далеко, и оттуда медленно, как лист, стала падать, – поляки, французы, немцы… а где русские?– снова стремительно спросил он» [2, с. 157].
Андреем Битовым, понявшим причины недоумения живописца, «овладел восторг». Он, наконец, уяснил нечто «самое главное» в своей жизни, – её национальный императив, которому изменять «не можно». Этого пока, к сожалению, не поняли многие университетские философы Калининграда, забывшие при содействии Запада о мощи и правоте самобытной Русской традиции. А.Ф. Лосев, её проводник, имея в виду «градус» духовности И. Канта, назвал его «мелкопоместным протестантом» [15, с. 549].
Идя путём П.А. Флоренского, он осознал ключевую роль И. Канта в становлении современной западной «сатанологии» [14, с. 256-263] . К «сатанологии» скатилась современная «интеллигентщина», отшатнувшаяся от «теологии». Она соблазнилась специфическим гением Канта, заменившего органическое, духовное и естественное в идеале жизни искусственным, механическим и революционным [25, с. 246].
Этот специфически русский подход, как уже было отмечено, был характерен для Ф.И. Тютчева, предшественника названных гениев XX века. Он отверг секулярно-рационалистический подход «классической немецкой философии». Близкий русскому поэту-мыслителю баварец К. Пфеффель вспоминал о показательном споре юного Тютчева с маститым Шеллингом. В ответ на шеллинговское стремление «примирить» философию с Христианством Тютчев возражал: «…невозможное дело. Философия, которая отвергает сверхъестественное и стремится доказывать всё при помощи разума, неизбежно <…> погрязнет в атеизме. Единственная философия, совместимая с Христианством, целиком содержится в Катехизисе. Необходимо верить в то, во что верил святой Павел, а после него Паскаль, склонять колена перед Безумием креста или же всё отрицать. Сверхъестественное лежит в глубине всего наиболее естественного в человеке. У него свои корни в человеческом сознании, которые гораздо сильнее того, что называют разумом, этим жалким разумом, признающим лишь то, что ему понятно, то есть ничего!» [20, с. 37].
В этих словах национального гения, по сути, отвергшего духовную «теплохладность» И. Канта, нашёл точное выражение общий философский подход отечественной классики Золотого и Серебряного веков нашей культуры. Она «по Пушкину, по Тютчеву» [3] восславила дух уверовавшей в святыню народности, понявшей в отличие от Канта и его последователей, что «благая вера» предполагает устремление к христианской жизни, – от хранения в чистоте душ «потомков православных» [18, с. 231] до ведения национальной политики, хозяйства и семейного быта с опорой на Русскую правду, вплоть до «практики» молитвы, которую немецкий классик И. Кант отрицал в духе своей «гуманистической» этической «автономии».
Литература
1. Аксаков И.С. И слово правды… Стихи, пьеса, статьи, очерки / Сост. М.А. Чванов. – Уфа: Башкирск. книжн. изд-во, 1986. 2. Битов А.Г. Кавказский пленник. – СПб.: Азбука-Классика, 2004. 3. Бородин Л.И. Мы с детства в Русь вколдованы… // http://klin-demianovo.ru/http:/klin-demianovo.ru/novosti/19996/ushel-iz-zhizni-glavnyiy-redaktor-zhurnala-moskva-leonid-borodin/ 4. Валери П. Кризис духа (1919) // Он же. Об искусстве. – М.: Искусство, 1976. 5. Васильева А. Обед с Кантом // Точка опоры. 5 ноября 1999. 6. Гагарин И.С. – Бахметевой А.Н. (январь 1875 г.) // Литературное Наследство. Т. 97. Фёдор Иванович Тютчев. Кн. 2. – М.: Наука, 1989. 7. Калининградский философ В. Балановский свозил идеи Канта в Афины // https://strana39.ru/news/obuchenie/77078/kaliningradskiy-filosof-svozil-idei-kanta-v-afiny.html 8. Калинников Л.А. Кант–Кёнигсберг–Калининград // http://www.klgd.ru/city/history/almanac/a5_13.php 9. Камю А. (Camus A.) Человек бунтующий (1951). – М.: Изд-во полит. лит., 1990. 10. Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. – М.: Современник, 1982. 11. Кичатов Ф.З. «Поклонник Канта и поэт…». Глава из книги «От Канта к Пушкину» // Балтика. 2004. № 2 (13). 12. Корнилов С.В. Кантики и фантики // Литературная газета. 2013. № 20. 13. Костяшов Ю.В. Секретная история Калининградской области. – Калининград: Терра Балтика, 2009. 14. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. Дополнение к «Диалектике мифа». – М.: Мысль, 2001. 15. Лосев А.Ф. «Я сослан в XX век… В 2 томах. – Т. 2. – М.: Время, 2002. 16. Луговой С.В. Калинников Л.А. Кант в русской философской культуре. – Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2005. – 311 с. // Вестник РГУ им. И. Канта. 2006. № 6. 17. Николайчук И.А. Индекс агрессивности // Литературная газета. 2014. № 41. 18. Пушкин А.С. Борис Годунов // Он же. Полн. собр. соч. в 10 томах. Т. 5. – М.: Наука, 1964. 19. Пушкин А.С. «История поэзии» С.П. Шевырёва // Полн. собр. соч. в 10 томах. – М.: Наука, 1964. 20. Пфеффель К. Письмо редактору газеты «L’UNION» // Литературное Наследство. Т. 97. Фёдор Иванович Тютчев. Кн. 2. – М.: Наука, 1989. 21. Розанов В.В. На фундаменте прошлого. Статьи и очерки 1913–1915 гг. / Ред. А.Н. Николюкин – М.: Республика, 2007. 22. Современное значение идей Ханны Арендт. Материалы международной конференции / Редакторы доценты А.Н. Саликов, И.О. Дементьев, В.А. Чалый. – Калининград: Изд-во БФУ им. И. Канта, 2015. 23. Сондерс Ф.С. ЦРУ и мир искусств: культурный фронт холодной войны. – 3-е изд. – М.: Ин-т внешнепол. исследов. и инициатив; Кучково поле. 2015. 24. Тютчев Ф.И. Россия и Революция // Полн. собр. соч. Письма. В 6 томах. Т. 3 / Сост. Б.Н. Тарасов. М.: Классика, 2003. 25. Флоренский П.А. Столп и утверждение Истины: Опыт православной теодицеи (1914 г.) – М.: Аст, 2003. 26. Шульгин В.Н. «Похоронивший русский народ» (январь 2016 г.) // http://ruskline.ru/opp/2016/01/20/pohoronivshij_russkij_narod/ 27. Эрн В.Н. Борьба за логос. Г. Сковорода. Жизнь и учение. – Мн.: Харвест, 2000. 28. Dumke F. Einfürung // Kant I. Zum ewigen Frieden (1795). – Berlin: Verlag der Nation, 1985. 29. Hackmann J. Editorial // Mare Balticum, 1995. Mare Nostrum: Beiträge zur Geschihte, Kultur und Gegenwart des Ostseeraums. – Lübek-Travemunde: Ostsee-Akademie, 1995. 30. Kalinnikow L.A. Kant in Kaliningrad // Königsberg: Beitrage zu einem besonderen Kapitel der deutschen Geistesgeschichte des 18. Jahrhunderts / Begründet und herausgegeben von Joseph Kohen. – Frankfurt am Main, etc., 1994. 31. Myl’nikov A. Mare Balticum – Einheit in der Vielfalt // Mare Balticum, 1995. Mare Nostrum: Beiträge zur Geschihte, Kultur und Gegenwart des Ostseeraums. – Lübek-Travemunde: Ostsee-Akademie, 1995. 32. Naumann Fr. Mitteleuropa. – Berlin: Georg Reimer Verlag, 1915. – VIII, 299 стр. 33. Neef Ch. Graben wie ein Maulwurf // Der Spiegel. 2004. № 6.
