Публичный конфликт главы Чеченской Республики Рамзана Кадырова с федеральными силовиками, продолжающийся уже неделю, подтвердил, что любое событие из криминальной хроники способно стать в нынешней России катализатором мощного политического кризиса.
Вроде бы накачавшее мощные мускулы государство устроено так, что способно в один момент споткнуться на ровном месте. Несущие конструкции режима не только не готовы выдерживать и компенсировать шоковые нагрузки, но могут прямо на самом ровном месте отбросить свою несущую функцию и кинуться в самозабвенную драку между собой.
Откровенная неприязнь ряда высокопоставленных силовиков к сложившемуся в Чечне режиму управления проявлялась и раньше. Эмоциональные и практические корни этой неприязни очевидны.
Во-первых, это зона, фактически выключенная из сферы влияния силовиков, не без оснований считающих себя привилегированным классом и недовольных любыми посягательствами на этот статус.
Во-вторых, режим управления Чечней – это люди, многие из которых 15 лет назад стреляли по российским солдатам, а в итоге отвоевали себе полный карт-бланш внутри республики и возможность периодически ездить в командировки за ее пределы, причем «с лицензией на убийство».
В-третьих, именно Чечня «задала тон» ситуации, характерной теперь и для Дагестана, и для ряда других республик Северного Кавказа: чуть ли не каждую неделю в России совершаются насильственные преступления, после чего совершившие их люди уезжают на территорию, с которой, как с Дону, «выдачи нет». Все «шишки» общественного мнения в итоге летят в местную полицию и прокуратуру, которые, возможно, и рады бы доставить злоумышленников в суд, но коллеги на Кавказе, формально работающие в тех же структурах той же страны, в лучшем случае отвечают молчанием.
До недавнего времени любая попытка силовиков поставить проблему «на вид» высшему российскому руководству заканчивалась исключительно в пользу Чечни.
Но в последние несколько месяцев появились признаки, позволяющие предположить, что терпение людей в погонах на исходе.
Прошлой осенью в Москве оперативники уголовного розыска попытались задержать так называемого полномочного представителя главы Чечни по Украине Рамазана Цицулаева по делу о крупном мошенничестве. В отеле, где должна была пройти операция, оперативников встретила многочисленная чеченская охрана, Цицулаеву удалось уйти и уехать на территорию Чечни, откуда его адвокаты в весьма издевательском тоне начали общаться со следствием. История стоила должности одному из руководителей Московского уголовного розыска, но Следственный комитет не оставил ее без внимания и в декабре предъявил обвинения трем цицулаевским охранникам – правда, пока без видимого результата.
После убийства Бориса Немцова глава ФСБ Александр Бортников, публично представив основную версию следствия, связанную с чеченскими силовиками, пообещал, что следствие будет доведено до логического конца. Хотя данных о том, что следствие сталкивается с серьезными препонами, пока нет, уровень публичности сразу после этой реплики Бортникова снизился почти до нуля.
Трудно отделаться от впечатления, что российское руководство не хотело бы неизбежного роста политических репутаций тех, кто ведет это расследование.
Дело не в убитом Немцове, число сторонников которого в России сравнительно невелико, а в усталости от «северокавказского беспредела». Личный рейтинг Рамзана Кадырова в России по социологическим опросам растет – мартовский опрос «Левада-центра» показал, что доверять чеченскому лидеру готовы 55% россиян. Тем не менее очевидно, что любой, кто окажется способен эффективно остановить «северокавказскую вольницу», соберет не меньший, а возможно, и больший «урожай» общественной поддержки.
Нынешний скандал, выросший из совершенно банальной не только для Северного Кавказа, но и для всей России ситуации с гибелью подозреваемого, оказавшего сопротивление при задержании, разделил заинтересованную аудиторию надвое. Одни «болеют» за Бастрыкина и силовиков; другие уверены, что Кадыров прав, защищая жителей своего региона от полицейского беспредела.
При таком взгляде на ситуацию от внимания ускользает, что обе команды – и Кадыров, и силовики – являются не просто составными частями, но опорами действующего в России политического режима. Те, кто за Бастрыкина, как и те, кто за Кадырова, фактически поддерживают одно и то же. А именно, режим, при котором Чечня стала тем, чем стала, а статус силовиков, как и некоторых региональных руководителей с их собственными силовыми структурами, напоминает о средневековых баронах-разбойниках, соперничающих при дворе и остающихся полновластными господами в своих ленных землях.
Игра на обострение, которую явно ведут обе партии, может быть связана с тем, что последний год явно уменьшил толщину бюджетного пирога, которого до сих пор более менее хватало и тем и другим. Теперь, когда пирога стало меньше, настало время поделить то, что от него остается. Делать это лучше быстрее, пока оппоненты не успели воспользоваться перераспределением уменьшающихся долей в свою пользу.
И для Грозного, и для силовиков это прямой повод продемонстрировать, каких демонов они в состоянии спустить с цепи, если что-то пойдет не так.
С другой стороны, покровительство, которое в течение многих лет оказывает Кадырову Владимир Путин, говорит о том, что президент дорожит Чечней как своим собственным специфическим силовым ресурсом, «отвязанным» от федеральных структур и именно поэтому представляющим ценность.
В нынешней ситуации, которая по мере своего развития ставит президента перед выбором «Кадыров или силовики», выбор в пользу Кадырова будет просто «кричать» о недоверии Путина по отношению к силовому «новому дворянству».
Происходящее между Путиным и силовиками остается вне поля зрения общественности. Но не исключена гротескная ситуация, в которой глава маленького региона, где до сих пор, по сути, не разрешена проблема политического сепаратизма (угроза стрельбы по федералам, словно возвращающая нас во времена активных боевых действий в Чечне, означает не что иное, как сепаратизм), окажется главной фигурой защиты от неконтролируемого роста влияния силовиков, которого президент, судя по всему, не хочет.
Путину, скорее всего, удастся сделать так, что в песок непубличности уйдет и этот конфликт. Но за острые углы, которые он выявил, в любой момент может зацепиться ткань российского политического устройства, и тогда лабораторные реакции легко выйдут из-под чьего бы то ни было контроля. Прорывающиеся в публичное пространство истерические угрозы стрельбы говорят о том, что существовавший много лет статус-кво сломан или ломается, а значит, больше никто, включая главу государства, не может быть уверен в прочности своей позиции и надежности своих союзов.
