Саммит ЕС в Брюсселе изначально не сулил Турции ничего хорошего. Это было очевидным уже после того, как Европарламент на пленарной сессии в Страсбурге 24 ноября одобрил резолюцию, призывающую к приостановке переговоров о вступлении Турции в унию.
Потом канцлер Германии Ангела Меркель, определяя приоритетные темы саммита, выстроила их в любопытной последовательности: партнерство с африканскими странами в борьбе с миграцией, охрана границ, соглашение ЕС-Турция, новые предложения Еврокомиссии по миграционному законодательству, совместная работа в вопросах обороны.
В этой связи председательствующая в Евросоюзе Словакия по итогам заседания Совета ЕС по общим вопросам сообщила, что «сообщество не планирует открывать новые главы переговорного досье о вступлении Турции в Евросоюз».
На поверхности лежит негативная реакция Брюсселя на события, последовавшие в Турции после попытки государственного переворота 15 июля, что дало повод Анкаре встать на путь репрессий против реальных и мнимых политических противников.
Но и раньше ЕС выставлял перед Турцией досье из 35 глав-условий о вступлении в унию, переговоры по которым — начавшиеся в 2005 году — велись только по 16 позициям. При этом они под разными предлогами зачастую прерывались.
Для Анкары это был чрезвычайно чувствительный вопрос, прежде всего, в геополитическом смысле. Когда в Северной Африке и на Ближнем Востоке началась так называемая «арабская весна», она позиционировала себя «единственной демократией западного типа в исламском мире».
Однако Европа лишала ее такого идеологического плацдарма, имплицитная модель отношений между Турцией и ЕС стала разваливаться. Брюссель понимал, что пришедшие к власти в Анкаре амбициозные политики вряд ли будут готовы передать ему часть национального суверенитета, вести игру по европейским планам, и усматривал выгоду Анкары в чем-то ином.
Тем более, что правящая партия «Справедливость и развитие» стала отказываться от идеологии кемализма, раскалывать общество, переводя политический ислам в «гражданское состояние».
Известный французский востоковед Александр дель Валль по этому поводу предупредил Запад «не допускать стратегических ошибок, идя на «противоестественные контрцивилизационные альянсы», поскольку «терроризм лишь видимая часть исламистского айсберга, дрейфующего в сторону «разрушения или ослабления традиционной европейской идентичности».
Так в Европе воспринимался неоосманизм Турции — как в идейном смысле, так и в вариантах практической реализации. Именно с этих позиций в Брюсселе оценивают последствия июльского путча (выступление кемалистов против исламистов и репрессии вторых против первых), а также то, что президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган стал грозить ЕС расторгнуть миграционное соглашение («если беженцы пройдут, они наводнят и захватят Европу»).
По мнению европейских экспертов, это «напоминает орудие войны в проекте исламизации Европы». По этой же причине Брюссель стал воздерживаться и от введения безвизового режима для граждан Турции.
Анкара по сути оказывается в «точке невозврата», так как выполнение предъявляемых Брюсселем требований приведет к трансформации существующей общественно-политической системы.
Остальное можно относить к приемам политико-технологического свойства, вплоть до того, что Брюссель вместо обещанных Турции 6 млрд евро на сдерживание потока мигрантов выплатил только два.
Правда, 27 членов Совета Европы, кроме Австрии, выступают за «углубление сотрудничества между Евросоюзом и Турцией в ключевых сферах общих интересов, в том числе миграции, борьбы против терроризма, энергетики, экономики и торговли».
Но это больше похоже на стремление по-прежнему держать Анкару на «длинном поводке». Турция, конечно, нервно реагирует на происходящее. Как не крути, но граждане этой страны в двух поколениях жили с мечтами «стать Европой».
Эрдоган в свою очередь пообещал вынести на референдум вопрос членства в ЕС. А после саммита Евросоюза он заявил, что «ЕС не являются единственной надеждой Анкары», которая имеет альтернативный сценарий действий — планы B и C, содержание которых пока не открывается, а если и откроется, то после выработки Анкарой соответствующей концепции и аргументов, интерпретирующих ситуацию.
Скорее всего, это будет связано с понятием «перехода», появлением нового реформистского проекта, чем с «ломкой» отношений с Западом хотя бы потому, что Турция вернулась в военно-политическую игру в регионе, ведет свою партию, не отказывается ни от одной из своих региональных амбиций в Ираке и Сирии и играет одновременно на членстве в НАТО.
При этом президент Турции говорит о развороте на Восток и присоединении к Шанхайской организации сотрудничества.
Брюссель обещает Анкаре провести в начале будущего года саммит ЕС-Турция, намекая одновременно, что в настоящий момент у Турции «непростая ситуация», а норвежское издание Aftenposten, «вдруг» вспомнило, что «ни один из предшествующих турецких лидеров того же уровня, что и Эрдоган, не покинул свой пост демократическим путем». Что бы это значило?
