Отметим, что еще Самюэл Хантингтон говорил о том, что «существует большая доля вероятности сближения китайской и исламской цивилизаций», в качестве примера приводя именно китайско-иранское взаимодействие.

Причины китайско-иранского сближения заложены в некоей схожести развития двух обществ, столкнувшихся с проблемами модернизации конца XX века.

Наличие исламского населения в Китае (от 25 до 30 млн. человек) также способствует притягиванию сторон посредством исламского фактора. К тому же, страны не имеют общей границы, что помогает избежать трений, которые часто возникают между пограничными государствами.

Согласно неофициальным данным, уже в середине 1980-ых годов Китай начал обучать иранских специалистов в китайских научных учреждениях.

Позднее было подписано соглашение, по которому Китай оказывал помощь в строительстве основного исследовательского института в Исфахане, занимающегося ядерной проблематикой.

Кроме того, Китай поставил в Иран ядерные реакторы нулевой мощности, которые так же, как и исследовательский центр в Исфахане, были позднее помещены под гарантии МАГАТЭ.

Неоднократно, возможно, под давлением Вашингтона, Пекин отказывался от сотрудничества с Тегераном в области атомной энергетики.

В то же время, Китай постоянно оказывал дипломатическую поддержку Ирану на фоне усиливающегося давления со стороны Соединенных Штатов и их европейских союзников по поводу иранского ядерного досье (ИЯД).

Китай фактически пытается совместить в своей внешней политике три принципа: не вмешиваться во внутренние дела других государств, не участвовать в распространении ядерного оружия и не портить отношения как с ближневосточными поставщиками энергоресурсов, так и со странами Запада.

Еще до принятия первых резолюций по Ирану позиция КНР сводилась к балансированию между правом Ирана на мирное использование атома и соблюдением со стороны Ирана обязательств в рамках «Договора о нераспространении ядерного оружия» (ДНЯО).

В публичных выступлениях представители КНР постоянно призывали Иран соблюдать его международные обязательства, следовать подписанным договорам и сотрудничать с МАГАТЭ, а также осуждали стремление к обладанию ядерным оружием.

При этом Китай активно поддерживал Тегеран как участника ДНЯО в его праве доступа к ядерным технологиям с целью их мирного использования.

Накануне принятия Советом Безопасности ООН в 2008 году очередной резолюции по Ирану, глава МИД КНР Ян Цзечи, отвечая на вопрос журналистов об отношении Китая к предстоящему голосованию, заметил, что «вопрос вокруг ядерной программы Ирана не должен подрывать нормальные торговые и экономические отношения с этой страной».

В 2014 году товарооборот между ИРИ и КНР составил более $ 50 млрд.

Основной сферой торгово-экономического взаимодействия является нефтегазовая, но, в то же время, Китай и Иран активно сотрудничают и в военной сфере. КНР является одним из главных поставщиков военной техники в Иран.

США неоднократно накладывали санкции на китайские компании, действующие на территории Ирана, за экспорт оборудования для производства или испытания военной техники, но эти санкции лишь еще более сближали КНР и ИРИ.

С точки зрения китайского руководства, Иран — это региональный лидер, чьё географическое положение имеет стратегическую важность, и экономические связи с которым представляют и будут представлять интерес для Китая.

Основными составляющими экономического сотрудничества двух стран являются нефтегазовая сфера, торговля оружием и китайская помощь в области атомной энергетики, активно предоставляемая Ирану до 1997 г.

Однако нельзя оставить без внимания тот факт, что во многом китайско-иранские отношения развиваются и углубляются благодаря совпадению взглядов сторон на современную международную систему и основные ее проблемы.

Как Китай, так и Иран убеждены в ее многополярности, негативно относятся к любым проявлениям гегемонизма и политики силы, а также придерживаются принципа невмешательства во внутренние дела суверенных государств.

Политический диалог Китая и Ирана не ограничивается лишь двусторонним форматом, он активно продолжается в рамках международных организаций, таких как ОПЕК и ШОС.

Для Ирана углубление отношений с Китаем означает приобретение союзника в группе стран лидеров современных международных отношений и привлечение инвестиций, так необходимых для развития иранской экономики.

Ввиду кризисной ситуации вокруг ядерного досье Ирана, вышеперечисленные плюсы приобретают большую актуальность.

Иран рассчитывает на Китай, как, впрочем, и Россию как на страны, сдерживающие принятие радикальных решений в Совете Безопасности ООН.

Однако необходимо учитывать «потепление» в отношениях между ИРИ и США, что, возможно, несколько негативно отразиться на двухсторонних отношениях ИРИ с РФ и КНР.

Развивающаяся экономика КНР может стать для богатого нефтью и газом Ирана важным фактором, обеспечивающим Тегерану ключевое положение в стратегических интересах Китая.

Эти интересы сводятся к обеспечению энергетической безопасности, приобретению энергоресурсов (пока китайский импорт недостаточно диверсифицирован), продаже вооружений (что приносит доход), участию в многомиллионных контрактах на территории Ирана по строительству объектов инфраструктуры.

Можно опять же сослаться на прагматизм внешней политики Китая.

Движимый своими экономическими интересами, Китай активно развивает сотрудничество не только с Ираном, но и с Суданом, который осуждается мировым сообществом за конфликт в Дарфуре, с Венесуэлой, чей бывший президент Уго Чавес был довольно радикальным политиком, который постоянно подвергался критике со стороны Вашингтона, в частности за тесные связи с Кубой.

К тому же, у КНР реализовываются экономические и военные проекты с Республикой Куба. Причем сценарий развития отношений с четырьмя упомянутыми государствами примерно одинаков.

На наш взгляд, будет уместно упомянуть об одной примечательной фразе, которую сделал в 1973 году «главный архитектор китайских реформ» Дэн Сяопин: «Не важно, какого кот цвета — черный он или белый. Хороший кот такой, который ловит мышей».

Эту мысль китайского лидера можно пояснить тем, что в реальной жизни необходимо четко разделять собственную идеологию КНР от насущных задач модернизации и развития китайской экономики.

В 1980-х гг. эта фраза Ден Сяопина стала неофициальным девизом КНР, под которым проводились в то время прагматические экономические реформы внутри страны и устанавливались двусторонние экономические отношения на мировой арене.

Насколько же данная политика стала успешной можно судить по нынешнему политическому, военному и экономическому состоянию Китая.