На первый взгляд, нынешняя политика Германии выглядит хаотичной и противоречит элементарной логике. Вместо явно экономически выгодного сближения с Россией Берлин зачем-то поддерживает антироссийские санкции. При этом он же выступает против расширения прямого военного вмешательства НАТО в явно антироссийский внутренний конфликт на Украине. А в вопросе газовых поставок немцы вообще изящно отодвинули в сторону Третий энергопакет и ударными темпами расширяют объем прямых закупок у «Газпрома». Это что, следствие отсутствия у Германии внятной долгосрочной глобальной стратегии или результат внешнего, конкретно американского, управления, из-под которого они лишь время от времени пытаются выскочить, насколько это позволяет длина поводка?
Впрочем, как известно, политика есть концентрированная форма экономики. Стало быть, понять смысл политической линии Германии можно через анализ направленности и итогов ее экономических шагов, а они показывают, что глобальная стратегия у немцев не только существует, но и довольно успешно реализуется. Разве что делается это не прямолинейно и очень не публично.
Обычно принято разделять ЕС как общий проект и отдельные в него входящие страны, вроде Франции, Великобритании и Германии, преследующие собственные интересы. Причем некоторые специалисты полагают, что федеративное устройство Евросоюза специально было повешено на шею немцам для того, чтобы предотвратить превращение Германии в мирового экономического и политического лидера, способного стать конкурентом США. В целом это правильно, но оно не отражает всей полноты картины. Англосаксы, конечно, всеми силами тормозят рост мощи ФРГ, но в то же время принципиально они вовсе не против германской экспансии как таковой. Да и противопоставить ей они уже могут немногое.
Если не сильно вдаваться в цифры, то общая картина выглядит следующим образом. С момента провозглашения ЕС и до начала нулевых годов основной объем германских внешних инвестиций приходился на Австрию, Бельгию, Данию и Швейцарию. Что в конечном итоге сформировало из них эффективный, тесно взаимосвязанный экономический механизм, значительно расширивший промышленные и торговые возможности Берлина. В сущности, Европа того времени представляла собой два сотрудничающих кластера, французский и германский, в котором французы отвечали в основном за сельское хозяйство, а немцы — за промышленность.
Расширение границ Евросоюза началось после того, как внутри него «все вкусное» оказалось съедено. Имея высокоэффективную экономическую машину, немцы генерировали большой объем прибыли, которую предпочитали не проедать, а инвестировать в другие страны. Начиная с 2004 года целью экспансии стали вступившие в Единую Европу Польша, Чехия и Венгрия, в экономику которых за десять лет Германия вложила 8,5, 6,2 и 5 млрд долл. соответственно. Хотя на общем фоне 28 млрд инвестиций во Францию, 22 млрд в США или 14 млрд в Нидерланды эти цифры кажутся небольшими, однако не стоит забывать, что польский ВВП в 18, а чешский в 55 раз меньше американского. Причем вкладывались инвесторы избирательно и целенаправленно. В первую очередь в промышленные предприятия, представлявшие либо коммерческий интерес, либо конкурентную угрозу. Первые переформатировались и включались в немецкие структуры управления, начиная генерировать прибыль уже для новых владельцев, вторые — закрывались и освобождали рыночные ниши. Так, например, BASF купил, потом остановил и полностью ликвидировал польский завод «Захем» в Быдгоще, являвшийся пятым в Европе по производству полуфабрикатов для мягкой полиуретановой пены.
В результате уже к концу 2010 года 65% чешской промышленности контролировалось иностранным капиталом. К настоящему времени немецким и австрийским собственникам там принадлежит около 40% коммерческой собственности. Получается забавная картина. Формально они продолжают учитываться в показателях ВВП Чехии, при этом 62% промышленных товаров «чешского» происхождения (иностранцам в ЧР принадлежит около 2 тыс. промпредприятий) производятся именно на них, а это продукция с наибольшей долей прибыли. Стало быть, около ¾ прибыли чешской экономики уходит в Берлин.
Схожая картина в Польше, которую немцы в период с 1989 по 1990 год фактически купили за примерно 35,75 млрд долл. (или 27,5 млрд евро). Уделив особое внимание энергетике, телекоммуникациям и банковскому сектору. Основными покупателями польских заводов выступили немецкие концерны E. ON, Siemens, Deutsche Telekom, Allianz, Volkswagen, Bayer, Volkswagen, BASF и энергетическая компания RWE. Розничная торговля почти полностью занята немецкими торговыми сетями Real, Kaufland, Praktiker, OBI, а также Lidl.
Вероятно, будет не слишком большим преувеличением предположить, что польская экономика в настоящий момент для Германии генерирует примерно такую же долю прибыли, как чешская. Впрочем, аналогичная картина складывается по всем восточноевропейским младоевропейцам. С той лишь разницей, что оказавшиеся последними в очереди на членство в ЕС прибалты не смогли предложить немцам почти ничего всерьез ценного, потому в большинстве своем дело там закончилось преимущественно банкротством промышленности и распродажей остатков скандинавским и польским собственникам.
Таким образом, получается, что оценивать экономическую мощь Германии только цифрами ее собственного ВВП, скажем так, несколько неверно. Если учесть сказанное выше, а также посчитать объем и характер немецких инвестиций в другие страны ЕС, то нужно заключить, что к собственно немецком следует добавить не менее 15−20% от ВВП остального Союза за минусом разве что Великобритании, Франции, Бельгии, Южной Европы и Прибалтики со Скандинавией. Это как минимум удваивает реальный размер экономической мощи Берлина по сравнению с его официальным ВВП в 3,7 трлн долл.
Впрочем, этим экспансия не ограничилась. Когда кончилась Европа, немцы стали присматриваться к тому, что лежало за ее границами. Их участие в американском проекте с Украиной в первую очередь обуславливалось планами по ее экономическому поглощению. А лакомых кусков там хватало, прежде всего, промышленных. Другое дело, что проект откровенно забуксовал, и это стало довольно неприятным открытием для немецких «инвесторов», в реальность которого далеко не все из них еще окончательно поверили. Только Украиной глобальная стратегия Берлина сегодня уже не исчерпывается. Полтора десятка лет немцы, что называется, разбрасывали камни. Судя по всему, на их взгляд, настало время их собирать.
Во-первых, в виде реализации своего корпоративного превосходства в промышленности. Наглядным тому примером является запущенный немцами процесс слияний и поглощений. В частности, известное объединение двух крупнейших в Европе и ведущих в мире оружейных гигантов: немецкой Krauss-Maffei Wegmann (KMW) и французской Nexter Systems. Несмотря на то, что объем продаж французов в прошлом году раза в полтора превзошел немецкий, а доли партнеров в объединенном концерне распределятся строго поровну, тем не менее специалисты в один голос утверждают, что итоговую руководящую роль в нем получат именно немцы. Тем самым они устраняют французского конкурента, еще больше увеличивают масштаб немецкого промышленного доминирования внутри ЕС, а также берут под контроль рынок сухопутных вооружений Евросоюза объемом более 81,5 млрд долл. Для справки: это почти столько же, сколько Германия вложила в греческие долги.
Кстати, о Греции. Происходящее с ней сегодня показывает вторую часть долгосрочной стратегии немцев. Они долго, более пяти лет, «вкладывались» в «спасение» депрессивных регионов Южной Европы. Прежде всего, Греции, Испании и Португалии, хотя с Италией там дела обстоят не сильно иначе. К настоящему моменту из 320 млрд евро ее совокупного внешнего долга 56,4 млрд принадлежат Германии (далее идут Франция — 42,4 и Италия — 37,2). Учитывая многоплановый и сложный характер заимствований, сегодня нельзя сказать точно, сколько именно Греция заплатила процентов по своим долгам. Однако известно, что в среднем греки получали деньги примерно под 4,7% годовых.
Следовательно, за прошедшие пять лет только Германии они выплатили ориентировочно 13,25 млрд евро. А теперь немцы будут контролировать процесс греческой приватизации, фонд которой установлен в 50 млрд евро. Как показывает история, например с ГДР, эта собственность достанется новым владельцам едва ли дороже пятой части ее стоимости. Т. е. простая спекуляция может им дать около 40 млрд евро прибыли в течение ближайших пяти лет, коммерческая эксплуатация приватизированных активов — еще до 7—8 млрд за то же время. Причем этим дело вряд ли ограничится. Вырученных денег грекам на покрытие всех долгов совершенно точно не хватит. Придется продавать что-то еще. Например, острова, на которые Берлин претендует еще с 2010 года, и которые Афины отстаивают с мужеством обреченных, так как острова составляют около половины территории Греции.
Нет никаких сомнений, что успех греческой распродажи, вскоре после ее окончания, будет распространен на Испанию, Португалию и, вероятно, даже Италию. Хотя следует признать, что очередь Рима наступит последней. Не исключено, что итальянцы даже успеют пропустить вперед себя поляков. Не столько из-за неспособности поляков обслуживать свои долги, сколько из необходимости защитить немецкие «инвестиции» в Польше. Местные элиты начали «выражать обеспокоенность» масштабами немецкой экономической экспансии и лелеют собственные имперские планы, прежде всего за счет поглощения Прибалтики. Так что Германия будет вынуждена атаковать просто под угрозой потери лидерства.
Таким образом, в перспективе ближайших 10−15 лет реализация нынешней немецкой экономической стратегии может привести к тому, что под прямым контролем Берлина, а то и прямо немецким, окажется ВВП в объеме до 11 трлн долл. или до 68% от нынешнего размера экономики ЕС. В этом случае перед Берлином рухнет и Париж. Его 2,5 (или 3,3, если считать с французскими долями в других странах ЕС) млрд долларов ВВП окажется слишком мал, чтобы тягаться с Берлином на равных.
Впрочем, эффект, скорее всего, появится раньше. Германия уже озвучивает инициативы по реформированию структуры устройства ЕС. Наиболее значимыми из них являются две. Первая заключается в разделении нынешнего запутанного Европарламента на политическую структуру для общей болтовни и на новый механизм единого экономического управления общей Европой. Естественно, с формированием последнего на основе немецкого представительства в ЕС. Вторая прозвучала совсем недавно. Германия предложила создать нечто вроде министерства финансов Евросоюза с почти абсолютными полномочиями. В том числе с обязанностью национальных правительств стран ЕС согласовывать с ним бюджеты своих стран. Естественно, возглавить это министерство должна будет Германия как главный финансовый донор ЕС. Тут становится более понятна инициатива британцев насчет выхода из Единой Европы. Им очень не хочется оказаться в подчинении Берлина, но противопоставить этому они ничего не могут экономически.
Остается понять, почему, при таких перспективах, Германия до сих пор в значительной части следует в фарватере политики США и ведет переговоры по TTIP. Все дело в деньгах. Общий объем внешней торговли ФРГ за 10 лет вырос на 22% и достиг 2,4 трлн долларов или 20% от ее ВВП. Из них на торговлю с США приходится более пятой части, в том числе — свыше 28,2% совокупного внешнеторгового профицита. Попросту говоря, для немцев сегодня американский рынок является курицей, несущей золотые яйца. По сравнению с ним менее чем трехпроцентная доля внешней торговли с Россией выглядит, прямо скажем, не слишком весомо. Другой вопрос, что никто, кроме нас, не может удовлетворить потребности немцев в энергоносителях. И это серьезно мешает карты во всей стратегической игре как американцам, так и самим немцам.
Есть у Берлина и своя пятая колонна. Некоторые столпы германской экономики, например такие, как BASF, на протяжении ряда лет переносили в США свое производство и сегодня получают около трети своей прибыли там. В том числе благодаря куда более мягким, по сравнению с немецкими, корпоративным правилам. Не удивительно, что они заинтересованы в продвижении этих правил в Европу вообще и в Германию в частности за счет договора о Свободной торговле.
Таким образом, следует признать, что, несмотря на все кульбиты немецкой внешней политики, в глобальном геополитическом и экономическом смысле Берлин добивается своих целей весьма последовательно и настойчиво. Другой вопрос, что, кроме немцев, на шахматной доске свои партии ведут и другие игроки, чьи интересы очень по-разному сопрягаются с немецкими. А то и прямо им противоречат. Потому нельзя говорить о гарантированном достижении Германией своих целей на избранном ею пути. Тем более что не все ключевые факторы процесса вообще могут быть управляемы. Например, угроза строительства в Европе халифата «Исламским государством». Словом, получится или нет, покажет время, но немцы стараются, они очень стараются.