- Вот повреждения от снарядов, оставшиеся после недавнего обстрела. А последний «сюрприз» я Вам покажу, когда открою кабинет. Он залетел через лутку [подоконник (мест.диалектизм) - прим.ред.]... Думали, конец войне, перемирие, но нет, война продолжается, – показывая разрушения, рассказывает Андрей Левченко.
- Андрей Петрович, фактически ваша часть МЧС находится в зоне боевых действий. И Вы, и Ваши сотрудники постоянно выезжаете в самые опасные районы, рискуя жизнью. Сколько в среднем в день происходит выездов?
- В дни беспрерывных обстрелов и прошлым летом, и этой зимой, и сейчас, чтобы спасти людей и ликвидировать пожары, выездов могло быть и двадцать девять, и восемнадцать, и шестнадцать. Иногда приходится работать сутками, а спасатели ночуют прямо в части, чтобы оперативно сменять своих уставших и измученных товарищей. Когда мы работали в мирное время, у нас была совершенно иная специфика. Мы тушили, так сказать, мирные пожары, причиной которых были производственные и бытовые возгорания – из-за коротких замыканий, неисправных отопительных приборов, поджогов сухостоя и так далее. А теперь мои ребята с изрядной долей ностальгии вспоминают о пожаре с обычной причиной. Но такого нет: если машина горит, то она попала под обстрел, если дом – то он полыхает после попадания какого-то снаряда или мины.
- Отличается ли возгорание после попадания снаряда от бытового пожара и чем именно?
- Конечно, отличается. Тем, что горит сразу всё и моментально. Разумеется, все зависит от места попадания и конкретного боеприпаса, но в основном тип пожара таков, что вот осталась только стена разрушенного дома, внутри уже ничего нет, а стена стоит и горит до самого фундамента. Гореть вроде нечему, а она горит. Это типичная картина при попадании так называемой «зажигалки». Именно ими, зажигательными боеприпасами, украинская артиллерия обстреливала улицу Стратонавтов, Кремлевский и Партизанский проспекты в Донецке, многие другие.
- А как часто приходится тушить зажигалки?
- Почти каждый день. Были и зажигательные снаряды реактивных установок «Град» и «Ураган», и мины. Мы уже своеобразный музей создали, где представлены самые разнообразные остатки снарядов, разрушавшие Донецк все это время. Там представлены и запрещенные международными конвенциями фосфорные боеприпасы, от которых земля плавится, не только кирпич. Спросите любого из наших спасателей – они подтвердят, потому что лично видели неоднократно.
- Почему же международные структуры, та же ОБСЕ, никак не реагируют на подобные факты? Умышленно закрывают глаза и не фиксируют их?
- Получается, что игнорируют. А артиллеристы ВСУ в свою очередь игнорируют ту же ОБСЕ. Вот пример: когда мы работали в аэропорту, вытаскивая из завалов тела так называемых «киборгов», украинцы начали минометный обстрел и по группе наших спасателей, и по группе сотрудников ОБСЕ вместе с их охраной. Так кучно мины ложились, что ясно было – стрельба велась умышленно и прицельно. Чудо, что без потерь обошлось. Сотрудники ОБСЕ, едва стихло, быстренько собрались и уехали. А что они потом в своих отчетах написали – не могу знать.
- Правда ли, что останков «киборгов» было достаточно много, все они были брошены украинцами в руинах аэропорта, не похоронены, не преданы земле по-христиански? Сообщалось даже, что из-за разложения могло возникнуть заражение почвенных вод, или это просто паника?
- Если бы на сегодняшний день останки тел не были подняты, всё было бы возможно, ведь у нас в Донецке до сорока градусов на солнце. И о чисто человеческих мотивах поступка забывать не надо. Теперь тела солдат вывезены на украинскую территорию, откуда они приехали к нам воевать, и преданы земле, и семьи с ними простились.
- Вашим ребятам приходилось много раз выносить и останки мирных дончан, погибших при обстрелах. Что они чувствуют при этом?
- Вспоминаю недавний случай, когда по улице Листопрокатчиков начался обстрел. После попадания снаряда несколько квартир превратилось в одну большую комнату, стен уже не было, крыша держалась в воздухе на остатках стропил. Вытащили троих живых, а одному мужчине не повезло, попало прямо в него, его просто разорвало на части. Искали, вытаскивали, работа шла с двенадцати ночи до восьми утра. И на следующий день ещё искали то, что могли найти. Чувства у всех наших спасателей были одни – гнев, боль, непонимание: за что именно украинцы убивают и разрывают дончан на части?
- Разбор завалов ведется в основном вручную, технику не применяете?
- А какая техника там может быть, если только вручную это и возможно? Если в полуразрушенном доме есть живые, то необходимо предотвратить риск нового завала. При выезде на вызов сразу смотрим на разные факторы – люди есть или нет, какова степень угрозы жизни нашим сотрудникам, начался ли повторный обстрел или нет. Стараемся работать предельно аккуратно и осторожно. Но фактор внезапных обстрелов присутствует постоянно. Вот спасатели поехали на Киевский проспект, когда в многоэтажку было прямое попадание, и человек погиб прямо в своей квартире. Наши ребята работают на крыше, и вдруг начинается повторный обстрел. В то же время снаряды начали падать и на Путиловский рынок, всё одновременно было. Мы подъезжаем, и при мне падает замертво на землю юноша, который торговал овощами. Думали, ещё живой. А он погиб. Сколько уже таких историй случалось, когда подобное происходит прямо на глазах и ничего нельзя ни успеть, ни изменить.
- Андрей Петрович, испытывает ли Ваша часть кадровый голод в таких условиях?
- Часть сотрудников, где-то процентов тридцать личного состава, с началом войны покинули Донецк. Одни вывозили семьи – кто в Россию, кто на Украину, кто в Белоруссию, другие просто испугались. Но самое интересное, что сейчас некоторые пытаются вернуться, заходят издалека, не понимая главного – иногда надо вовремя делать выбор. Мы набираем молодых спасателей, обучаем их в центре, а состав, который был здесь в самое страшное время, теперь спаян в единую команду. Они поменялись все, духовно переродились. Потому что у всех на первом месте – ответственность друг перед другом и долг перед людьми. Я отношусь к ребятам, как к сыновьям в одной семье. Это Вы сейчас видите часть. Да, после разрухи, после бомбежки, но Вы сами видите – порядок здесь и чистота. Это же ведь их руки делают. Сейчас, слышите, работает газонокосилка. А почему работает?
- Чтобы порядок был!
- Не только! Это ещё и психологический момент. Люди должны знать, что мы работаем. Обычные гражданские люди, любые, видят – здесь подразделение. Бордюры побелены, везде чистенько, двор поливается. Жизнь идет, нельзя сдаваться и отчаиваться ни в каких условиях. Это уже не столько дисциплина, сколько внутренняя, глубинная мобилизация сил и самодисциплина. Вы знаете, было раньше такое мнение: «Пожарная охрана спит, служба идет». Никогда такого не было, глупый стереотип! Первое было потрясение – Чернобыль, когда многие пожарные отдали свои жизни, погибли, чтобы страну спасти. Я в то время был ещё курсантом первого курса и помню тех героев. Они были с орденами Красного знамени, приезжали к нам, а потом их становилось все меньше, меньше, и к концу года их не стало. Забылось это… И вот теперь – война в Донбассе. Знаете, сейчас люди, встречая нас, крестят нас, когда уезжаем, тоже крестят, благословляют и благодарят. Многих спасаем, когда уже никто и не надеялся на спасение. Мы находимся здесь, потому что мы нужны людям. Прошлым летом из-под обстрелов вытаскивали, не имея вообще ничего – ни бронежилетов, ни касок, ни средств защиты. Но благодаря россиянам, управлению МЧС и нашим друзьям появились бронежилеты и каски хотя бы для водительского состава. Боёвку (форму) нам выдали, каски, ремни.
- Ваши ребята считают, это в их работе нет ничего героического. Вы с ними согласны?
- Журналисты часто спрашивают: «А кто у вас герои?». И я отвечаю честно: они все герои. Они все заслужили статус героев. Потому что работать в условиях войны, ложиться под осколки, не прятаться, рисковать собой – это могут только незаурядные личности. У нас почти две трети личного состава заслуженно награждены орденами и медалями «За мужество». Военные тоже уважают спасателей, и риск, и опасности у нас одни на всех. Вот обстрел прошел, а до обстрела, когда работали на том же Кремлевском, украинский снайпер прострелил два колеса нашей машины МЧС. И мои ребята, возвращаясь, ехали на машине без тормозов. Подобных случаев – масса.
- Снайпер предупредил, что может застрелить спасателей?
- Да, предупредил, видно, не совсем подлый ещё был человек, этот украинский снайпер. Он мог попасть в бензобак, и взорвалась бы машина вместе с ребятами. Я Вам так скажу, у военных есть выражение «спецназ – мужская работа». А мы – мирный спецназ, но у нас тоже мужская работа.
