Несколько событий рассмотрим в их взаимосвязи. Или во взаимном противоречии.
Первое. Президент России заявил, что мы не признаем решение Гаагского третейского суда, так как оно было принято на основании Договора к Энергетической хартии, не ратифицированного нашим Парламентом. Многие прокомментировали эти слова сразу.
Я предпочел выждать. Но чего здесь ждать? Продолжения, дальнейшего логичного развития. С моей точки зрения, это заявление, скажем мягко, несколько «подвисло». Но беда в том, что естественная логика требует далее такого действия, которое для нашего Президента явно неприемлемо.
Парадокс в том, что автор этих строк, никоим образом не являясь защитником и охранителем нынешнего российского режима, но понимая, в какие ножницы наша власть зажала сама себя, и исходя из необходимости не спасти этот режим, но решить в пользу страны принципиально важный, масштабный и прецедентный вопрос, предлагал вариант, который не загонял бы нашу власть в нынешний тупик. Почему же не воспользовались?
То есть, если это все просто игра нашей власти в поддавки, чтобы, в конце концов, выплатить бандитам и скупщикам краденного (это, к сожалению, еще не приговор суда, а лишь моя качественная оценка так называемых «акционеров ЮКОСа») более 50 млрд. долларов из бюджета России (а я публично неоднократно высказывал эту версию), то несколько слабовато и даже жалко выглядит нынешнее заявление.
Мол, не признаем, не признаем — а потом признаем и заплатим? Или не признаем, не признаем, но безропотно позволим продать с торгов арестовываемое по всему миру российское имущество…
Если же это не игра в поддавки (на что надежда мала, но надеяться хотелось бы), то почему не воспользовались еще год назад предложенным мною вариантом? Но подробнее об этом ниже — к этому еще вернемся.
Событие второе. Генеральная прокуратура России признала анти-конституционным решение о передаче Крыма Украине шесть десятилетий назад. Чем интересно это решение? Кому чем.
Мне же, прежде всего, оно интересно в связи с заявлением Президента, на которое я выше обратил внимание: чем в этих условиях занята Генпрокуратура (правда, не сама, а по запросу лидера одной из думских фракций)?
Тем, что не имеет сейчас абсолютно никакого реального значения и никакой судебной перспективы — на что, кстати, обращает внимание и сама Генпрокуратура: в суды по этому вопросу — об обстоятельствах передачи Крыма Украине шесть десятилетий назад — по совокупности причин обращаться бессмысленно.
И это — вместо того, что судебную перспективу имело бы (в правовом государстве) и плюс жизненно необходимо. Но что наша Генпрокуратура реально (в силу неформальных механизмов зависимости и подчинения) могла бы сделать исключительно по поручению Президента. Будь у нее такое поручение. Но такого поручения нет.
И событие третье. В Москве тут судили директора одной из школ, вроде как, заплатившего штраф в 28 тысяч рублей за какие-то нарушения при ремонте школы (сделанном еще его предшественником) не из своего личного кармана, а из бюджета школы.
Чем дело закончилось, уж простите, не отследил, но, по сообщениям СМИ, гособвинитель запросил для него 3 года колонии. И, обратите внимание, за что: за превышение должностных полномочий, нанесшее государству ущерб в эти самые 28 тысяч рублей.
Итак, если за «превышение», нанесшее ущерб государству в 28 тыс. рублей — 3 года, то сколько (будь Президентом дано соответствующее поручение следователям) должно было бы быть запрошено за незаконные действия, ведущие к ущербу государству более чем в 50 млрд. долларов?
Возвращаемся «к нашим баранам».
Президент сказал «А» — что мы не признаем решение Гаагского третейского суда. Но не сказал «Б» — кто именно эти «мы»? И с какого момента мы это не признаем?
Стоит ли пояснять, что невозможно одному и тому же субъекту признавать юрисдикцию какого-либо суда, но не признавать его решение? Нельзя сначала добровольно (!) согласиться на третейский суд, принять участие в отборе судей (!), участвовать в судебных заседаниях, а затем просто не признавать его решение?
А что можно?
Можно все это же, но только если это разные субъекты. Причем, разные не как просто сменяющие друг друга на какой-либо должности физические лица, но разные с государственно-правовой и международно-правовой точки зрения, разные институционально.
Например, если глава государства заявляет, что «мы не признаем», то подразумевается, что он — глава государства — и никогда не признавал. А кто же тогда признавал? Кто дал согласие на рассмотрение дела в Гаагском третейском суде, а затем принял участие в отборе судей и в самом судебном процессе? Надо понимать, правительство — исполнительная власть. Отдельно от главы государства. Может быть, даже втайне от него.
Вы в это верите?
А неважно.
То есть, морально, для нашей с вами оценки конкретного деятеля, например, на следующих выборах Президента — крайне важно.
Но с международно-правовой точки зрения — для решения вопроса платить или не платить — неважно совершенно.
Важно, что это — разные субъекты действия. И теоретически можно допустить, что кто-то в исполнительной власти самовольно, без ведома Президента, превысил должностные полномочия (примерно как выше упомянутый директор школы, но только с несопоставимо более масштабными последствиями и ущербом для государства), вышел за рамки компетенции исполнительной власти и самовольно подвел Россию под юрисдикцию внешнего суда по не ратифицированному нашим Парламентом международному соглашению.
И тогда какой следующий шаг требуется от Президента? Какое «Б» должно последовать за уже оглашенным «А»? Единственно возможное — требование к Следственному комитету и Генпрокуратуре о расследовании обстоятельств превышения должностных полномочий лицами, нанесшими государству столь фантастический ущерб, и привлечения виновных к уголовной ответственности.
Обратите внимание: я еще не о наказании виновных, но хотя бы о публичном поручении Президента, о его необходимом в сложившейся ситуации (после его же заявления о непризнании решения Гаагского третейского суда) еще только требовании расследования и привлечения виновных к ответственности.
Ибо если этого нет, если Президент не заявляет о превышении руководителями исполнительной власти своих должностных полномочий, то как тогда трактовать «непризнание» им теперь решения Гаагского третейского суда? Получается, что, мол, это я — глава государства — вчера признавал, а сегодня не признаю?
Почему же вслед за «А» не говорится совершенно и безусловно необходимое в этой ситуации «Б»?
Кто-то сочтет, что дело в том, что в нашей системе власти все равно никто не поверит, что все это (столь масштабное и пагубное для страны превышение должностных полномочий) делалось втайне от главы государства, да и назначенные виновными в превышении должностных полномочий лица в суде заявят, что действовали не самостоятельно, а с согласия или даже вообще по поручению Президента.
Что ж, возможно, хотя мы понимаем, что возможны и «сделки со следствием» и тому подобные приемы, позволяющие защитить нынешнего Президента как физическое лицо от публичных обвинений. А в международном праве и вообще неважно, кто там кому верит и каковы у кого-либо неформальные механизмы принятия решений — важна лишь формализованная субъектность.
Но есть одно более важное обстоятельство, о котором мы вынуждены вспомнить. А именно: ведь «рокировочка» у нас была. Нынешний Президент, как известно, после двух своих первых сроков и перед нынешним третьим отработал один период главой Правительства — той самой исполнительной власти, которая в этот период с явным превышением полномочий соответствующих высших должностных лиц… участвовала от имени России в судебном процессе в Гаагском третейском суде.
И получается: не дать ли нынешнему Президенту поручение Генпрокуратуре объективно и непредвзято расследовать его же (нынешнего Президента) действия в период осуществления им руководства Правительством…
А как иначе?
Напомню еще одно событие: депутаты двух палат Парламента тут спорили, кому их них обратиться в Конституционный суд за разрешением на перенос выборов в Думу в 2016-м году с декабря на сентябрь. Нас это событие интересует здесь исключительно с одной точки зрения: значит, еще помнят, что существует такая высшая инстанция — Конституционный суд.
Так и как же решать проблему иначе (если, конечно, заниматься решением, а не имитацией)?
Вариант предлагался мною еще год назад. См., в частности, мои статьи по этой теме: «Почему мы все в долгу у скупщиков краденого?»; «Как противостоять игре в поддавки со скупщиками краденого?»; «Афера века с бесконечным продолжением» .
И дополнительно: «Вселенский плач по акционерам ЮКОСа», Интернет-газета «Столетие», 08.03.10, — статья еще пятилетней давности, когда суд еще не был проигран, а также когда нынешний Президент как раз был главой исполнительной власти.
То есть, мог (и был должен) не только на словах «не признавать», но и отказаться от антиконституционного участия во внешнем для страны суде по не ратифицированному нашим Парламентом соглашению. И последняя моя статья на эту тему «Держава-победитель… под арестом?» .
Так и что же нужно было своевременно (но и сейчас еще не поздно) делать?
Не «решительное» заявление главы государства, которое, при внимательном рассмотрении, оказывается слишком похоже на нечто вроде «Я передумал!». И которое, в условиях непривлечения к суду ответственных за превышение должностных полномочий, ставит страну в неприличное положение перед и вполне дружественно или нейтрально настроенной к нам частью мира: как с таким государством, в котором могут запросто взять и передумать, вообще о чем-либо договариваться?
То есть, впору будет говорить о подыгрывании нашей властью уже не только конкретным бандитам и скупщикам краденного (мое качественное определение акционеров «ЮКОСа»), но и нашим куда более масштабным противникам, заинтересованным в изоляции страны на международной арене…
Нет, напротив, для решения вопроса в интересах страны Президент формально вправе остаться даже и при своем прежнем мнении — что мы признаем Гаагский третейский суд.
Но вышестоящая инстанция — Конституционный суд — должен признать все действия по подведению России под внешнюю юрисдикцию по не ратифицированному нашим Парламентом международному соглашению неконституционными и не влекущими за собой каких-либо обязательств со стороны России.
Правда, в нашей неформальной системе власти для такого жизненно необходимого (и решающего проблему с международно-правовой точки зрения) действия нашему Конституционному суду, подозреваю, тоже требуется неформальное поручение Президента. Но, судя по всему, такого неформального поручения нет…
А есть ли тогда кто-то и что-то еще выше — выше и Конституционного суда?
В некоторых странах самые сущностные вопросы выносят на референдумы — в Швейцарии, в Исландии, вот теперь в Греции. Но это не про нас. У нас право народа на референдум ниже даже Мосгордумы.
Только что в Москве гражданам и их представителям (фракции КПРФ) запретили вынести на референдум даже вопрос о нынешних «реформах» (точнее — об уничтожении) здравоохранения и образования.
А вот о памятнике Дзержинскому (от чего, что называется, «при съемках ни один олигарх не пострадает») — это пожалуйста. Милостиво разрешили…
