Причиной массовой миграции были не только бомбежки жилых кварталов. Все работники бюджетной сферы были поставлены перед выбором: либо переехать на подконтрольные киевской власти территории, либо считаться пособниками «террористов и сепаратистов». Это сейчас уже никто не боится СБУ, деятельность которой объективно невозможна на территории ДНР. Это сейчас директора среднего звена определились со своей политической ориентаций, изменили названия и печати, ушли под юрисдикцию ДНР. А год назад все боялись арестов, погромов, увольнений, обстрелов, голода, неопределенности, были не уверены в жизнеспособности новорожденного государства. Да мало ли какие чувства заставили людей покинуть родной дом! Мы не имеем морального права их осуждать, мы можем только посочувствовать и расспросить: как устроились?
Сын моей подруги Юрий уехал в Запорожье. Он недавно женился, ребенку только исполнился годик. Уезжали целым семейством: молодая семья, родители и брат жены. Когда приехали, то на работу устроилась только теща. Но зарплата позволила снять большую квартиру и безбедно существовать всей семье.
Оформились как переселенцы, регулярно получают гуманитарную помощь, причем не только продукты: одежду, обувь, средства гигиены, памперсы для ребенка, одеяла, подушки и даже посуду. Получают также материальное пособие как семья с ребенком. И вроде бы все хорошо. Моя подруга уверяет, что ее сын счастлив, что они спаслись от войны, что у них новая жизнь.
Но глаза-то не врут – в них слезятся отчаяние и стыд. Отчаяние от ежеминутного ожидания повестки в военкомат, а стыд, что уже больше года ее сын не работает, а живет фактически на иждивении тещи и на материнских пособиях жены:
«Понимаешь, он сидит целыми днями дома с ребенком. Он превращается в домохозяйку, теряет квалификацию, деградирует как личность. Его жена вполне дольна, она ходит на фитнес, пошла на курсы английского, но она не понимает, что нельзя лишать мужика профессиональной реализации. Нельзя превращать его в тряпку. Здесь в Донецке он был добытчиком, а там прячется от повестки и питается подачками и заработком тещи. У них три мужика бездельничают, а работает только мать. Он и вернуться не может, и работу найти не может».
Мой кум Иван в прошлой жизни в Донецке был перспективным молодым тренером по карате. Как спортсмен он выступал в составе сборной Украины, неизменно побеждая и привозя с соревнований редко серебро, все чаще - золото. Здесь его окружало общество спортсменов, тренеров, федерация работала и имела спортивно-тренировочный комплекс, залы, оборудование. Иван вел группу детей, которые также завоевывали медали. Когда прошлым летом снаряды упали слишком близко от его дома, когда по улице стали разъезжать совсем не бутафорские танки, он посадил в машину жену с грудным ребенком, наспех собрав только самые необходимые вещи, и увез всех в Крым. Молодые, не обремененные хозяйством, они начали жизнь с чистого листа. И вроде бы многого за год добились, и вроде бы не голодают и особо ни в чем себе не отказывают, но вот что Иван ответил на вопрос: «Не хочешь ли ты вернуться?»:
- Конечно, я скучаю по маме и бабушке, по своим друзьям. Конечно, я хотел бы приехать домой, поесть черешни в своем саду, искупаться на карьере, посидеть с корешами до утра в нашей беседке. Но все друзья-то разъехались. Брат мой тоже в Липецке теперь. Я не чувствую себя здесь своим, у меня нет паспорта, это приносит некоторые неудобства, я не могу выступать как спортсмен. Не могу быстро вписаться в Федерацию России, это требует большой бюрократической мороки. Кроме того, я должен доказать, что я стоящий спортсмен, но мой личный тренировочный процесс нарушен. У меня нет тренера, нет советчиков, так что выступать я пока точно не могу, а время идет, появляются новые фавориты. В большом спорте подобные перерывы могут оказаться смертельными для карьеры. К тому же здесь мне необходимо оплачивать жилье, кормить семью. Жена больше никаких «детских» выплат с Украины не получает. Поэтому этот год я работал в обычной школе учителем физкультуры, это изматывает, требует времени и не способствует тренерской карьере. А домой вернуться уже некуда – в Донецке мою группу ведет мой друг. Так что я пока и здесь чужой и там уже не свой…
В России, конечно, работы хватает всем переселенцам, но заработать на собственное жилье могут далеко не все. А со съемной квартиры выставить могут в любой момент, или повысить цену, или попросить заплатить за три месяца вперед. Вот так живешь в чужих стенах, сидишь на чужом диване, смотришь чужой телевизор. А дома – зарастает заброшенный сад, и покинутый дом начинает терять свою энергию. Почему-то с крыши падает шифер, лопаются стекла окон, трескаются стены. Пустые дома всегда так стремительно разрушаются, будто обижаясь на своих непутевых хозяев, безмолвно сереют, облезают.
Моя коллега из Славянска Мария Аркадьевна буквально убегала из горящего города в день, когда была расстреляна школа, в которую должен был пойти ее сын в первый класс. Ее бывшие ученики-ополченцы силой затолкали ее с ребенком в машину и вывезли под грохот стрельбы и разрывов. События весны 2014 года она вспоминает как жуткий ночной кошмар: казармы захваченных военных частей, лагерь беженцев, граница, палаточный лагерь в Ростовской области, длиннющие очереди в ФМС, слезы над картой России. Куда поехать, какой регион выбрать, какую взять программу? А можно ли как-то остаться в Ростове – у меня же отец в Славянске, у меня нет с ним связи? Я должна вернуться и забрать его! Прошло время, Славянск остался украинским, в школе вставили стекла, отец получил ранение осколком, но отказался бросать дом. Мария вернулась на Украину, сын пошел в школу. Первое сентября было до тошноты украинизированным. В городе выкрасили в желто-голубой цвет все, что было в пределах досягаемости кисти и краски: остановки, козырьки, заборы, мусорные урны и контейнеры. Телевидение пропитано тотальной пропагандой. Но больше не стреляют. В магазинах есть продукты. Есть пенсии и зарплаты. Жизнь налажена. Только мы с ней не можем общаться. Мы как будто на разных планетах, вроде язык один, но слова разные. Блокада между нами не только экономическая, транспортная, финансовая, но самая страшная – ментальная.
В ноябре вернулась из Ростова моя крестница-студентка. В прошлом году Россия приняла в вузы всех детей из Луганска и Донецка, никого не обидела. Ее тоже взяли на бюджет, поселили в общежитии, дали стипендию. Но всего лишь месяц учебы, и Маша поняла, что наша Донецкая музыкальная академия – «самая лучшая в мире». Она решила: «Я возвращаюсь домой. Мне не важно, что никто не знает, какого образца будут у нас дипломы, где они будут котироваться, я буду учиться дома. У нас очень сильная школа».
Как только Донецкая консерватория подала признаки жизни, Маша вернулась домой и восстановилась. Потому что дом – есть дом.
А вчера вернулась из Севастополя моя соседка Валька. Сидит у подъезда на лавочке и просто на всех смотрит. И дышит нашим загазованным воздухом, как будто пьет родниковую воду. Когда я ее спросила, ну и зачем приехала, война-то не закончилась, она махнула рукой:
- Да ну ее, войну эту. Чему быть, то нас все равно найдет. Я там больше не могу. Такой красивый этот Севастополь, просто сказочный, но чужой. И так они там радуются возвращению в Россию, а я реву от зависти каждый раз, когда флаг вижу. А они там – на каждом шагу и большие, и маленькие, и на машинах, и огромные с балконов свисают. А мне завидно до невозможности – я тоже хочу в Россию, ну чем я виновата, чем я хуже крымчан? Я тоже родилась в СССР, но нас домой не пускают. Да и вообще, устала я на чужих подушках спать. Можно вечно скитаться по чужим углам, а здесь мой дом, моя комната, мои обои на стенках, даже запах родной. Я там и работала, и деньги получала, но не могу больше. Как на работе набегаюсь, еще ничего, засыпаю быстро, а как выходной, то целый день реву. И такая депрессия на меня нападает, ничего не могу поделать, руки не шевелятся, даже давление падает – так домой хочу. Все время мечтала, вот вернусь домой, поеду на дачу…
Да, мы, дончане, за год войны изменились, сгруппировались, сгрудились. Мы научились за шелухой каждодневных забот видеть главное, ценить основное. Мы научились любить свой дом, свою землю. И те, кто уезжал и вернулся, и те, кто пока не собирается возвращаться, и те, кто всю войну прожили здесь – дома. Мы теперь точно знаем, что родину не выбирают. И любят ее не за что-то, а вопреки всему. Мы упрямо держимся за свой кусок земли или свое жилище. Мы не хотим покидать, предавать свой красавец-город. Мы хотим работать, строить и сделать его еще краше. Время рассудит, кто из нас прав, но почему-то мне кажется, что нигде мы не нужны больше, чем дома. Ведь только дома, на своей земле, чувствуешь себя настоящим человеком.
