Вместе с действующей “Североамериканской зоной свободной торговли” (North-American Free Trade Agreement, NAFTA), TTP и TTIP (в случае успеха формирования двух последних объединений) охватят более половины поверхности земного шара и почти все развитые страны мира, которые вместе принято обозначать каучуковой категорией “Запад”. Эти обстоятельства безошибочно указывают на главного “промоутера” всех трёх проектов, те есть на США как единственную пока державу, политические претензии которой носят глобальный характер.
Собственно, политические мотивы проявились уже в ходе создания NAFTA. Появление в начала 90-х годов этого объединения, включившего в себя Канаду, Мексику и США стало ответом Вашингтона на интеграционные процессы в Европе, а также на перспективу превращения ЕС в самостоятельного геополитического игрока.
Та же политическая мотивация просматривается и в подключении в 2008 г. США к процессу реализации первоначально крайне скромного проекта TTP. Конкретный характер переговоры на предмет выработки уставных документов TTP приобрели в конце 2010 г. С тех пор в разном формате они ведутся с участием 12 стран Восточной Азии (Бруней, Вьетнам, Малайзия, Сингапур, Япония), американского континента (Канада, Мексика, Перу, США, Чили), а также Австралии и Новой Зеландии. Причём, в первые два года Япония участвовала в них в качестве наблюдателя, однако с марта 2013 г. она стала полноправным членом переговорного процесса. Осенью 2013 г. желание присоединиться к TPP изъявили Тайвань и Южная Корея.
Вплоть до недавнего времени проект TPP рассматривался в США в основном в контексте противодействия процессу становления КНР в качестве регионального и глобального конкурента. Некие намёки на возможный отход от такого целеполагания TPP появились с начала второго президентского срока Барака Обамы и замены на посту Госсекретаря “ястреба” Хилари Клинтон на “умеренного” Джона Керри. Более того, осенью прошлого года советник президента США по национальной безопасности Сьюзен Райс не исключила возможность включения в TPP Китая.
Однако даже с учётом этой (весьма гипотетической) перспективы политическая компонента в мотивации TPP никуда не исчезнет. Она проявляется, в частности, через ключевую проблему, которую, не удаётся преодолеть уже три года. Дело в том, что основной стратегический партнёр Вашингтона в АТР – Япония, относится к этому проекту в целом достаточно сдержанно.
Опасения Токио вполне понятны. Хотя перед японской промышленностью в условиях отсутствия таможенных барьеров откроются новые перспективы по сбыту своей продукции за рубежом, но безусловное вступление в TPP — это реальная перспектива потери собственного сельского хозяйства. Оно не выдержит конкуренции с дешёвыми продуктами питания из США и других стран-членов объединения.
Тем не менее решающий фактор, определяющий нынешнюю позицию Япония в отношении TPP, всё же находится в сфере политики. Нуждаясь в поддержке Вашингтона в противостоянии с тем же Китаем, Япония пока не может игнорировать заинтересованность своего военно-политического патрона в её вступлении в TPP.
Собственно, судьба данного объединения и решается в формате двусторонних американо-японских переговоров. Остальные 10 участников TPP выступают в роли статистов – наблюдателей. Итоги более двух десятков встреч ответственных представителей сторон в ранге министров, которые были проведены за последние три года, неизменно комментируются одними и теми же словами: “отмечается сближении позиций” и “необходимо продолжить” работу экспертов.
Эти обороты, в частности, были использованы в комментариях к итогам встречи в Токио Б. Обамы и С. Абэ, состоявшейся в конце апреля 2014 г., а также очередного министерского совещания, прошедшего спустя месяц в Сингапуре. После сингапурского совещания была высказана надежда на преодоление разногласий в “течение 2014 г.”. Но подобные надежды ранее выражались в 2011, 2012 и 2013 годах.
В условиях сохраняющихся проблем с TPP, обусловленных в основном американо-японскими разногласиями, обращает на себя внимание резкая активизация Токио по заключению других соглашений о свободной торговле. Основными объектами подобной активности в последние месяцы стали страны АСЕАН, Австралия и ЕС. Это является важным свидетельством становления Японии в качестве самостоятельного политического игрока мирового уровня, у которого имеются собственные интересы, далеко не всегда совпадающие с американскими.
В схожем состоянии неясности пребывает и проект TTIP, который формировался под существенным влиянием своего предшественника TPP. В TTIP вовлечены два из узкой группы ведущих мировых игроков, то есть те же США и ЕС. Здесь подразумевается, что в идущей сейчас геополитической игре ЕС всё же сохранится в качестве квази-субъекта, несмотря на все его внутренние проблемы. По крайнеё мере, в ближайшей перспективе.
Представляется уместным обратить внимание на то, что запуская почти год назад вместе с вице-президентом Еврокомиссии Кэтрин Эштон проект TTIP, Дж. Керри произнёс знаменательные слова об отсутствии у США намерений “уходить из Европы”. Этот оборот стал использоваться в аналитических оценках перспектив трансатлантических отношений практически сразу после появления осенью 2011 г. известной статьи Х.Клинтон о “сдвиге” ключевых американских интересов в АТР.
Важным обстоятельством, сопровождавшим этот “сдвиг”, стали признаки так называемой проблемы “имперского перегрева” США. Об их появлении неоспоримым образом свидетельствует, в частности, выступление министра обороны Чака Хэйгла в ходе обсуждения в Пентагоне проекта оборонного бюджета страны на 2015 фин. год. (см.Secretary of Defense Speech, U.S. Department of Defense, February 24, 2014).
Следовательно, сокращающиеся силы нужно выводить из менее значимых горячих точек и регионов, к которым, помимо Афганистана, некоторые аналитики два года назад стали относить и Европу. На официальном уровне курс на “уход из Европы” никогда не заявлялся, но его было не сложно “домыслить” в рамках той же концепции “сдвига” США в АТР. Итоги же подобного мыслительного процесса могли оказаться тем самым последним гвоздём в гроб трансатлантических отношений формата периода холодной войны.
Чтобы сохранить от этих отношений хоть что-то, год назад были произнесены слова об отсутствии у США намерения “уходить из Европы”. Одним из признаков сохраняющейся американской вовлечённости в европейские дела (но далеко не самым важным) является и нынешний украинский кризис.
С тем, чтобы слова Дж. Керри не выглядели пустым звуком, был запущен проект TTIP. Как сейчас выясняется, без сколько-нибудь весомой оценки рисков, обусловленных как существенными различиями в “социальной ориентированности” экономик по обеим сторонам Атлантического океана, так и очевидным уже становлением Германии (лидера ЕС) в качестве одного из ведущих и самостоятельных мировых политических игроков.
Значимость Германии-ЕС в мировых процессах проявляется, в частности, в том, что оба ведущих азиатских игрока, то есть Китай и Япония, пытаются “наперегонки” повысить масштабы своих отношений с Европой. Об этом свидетельствуют недавние турне по европейским странам, которые с интервалом в один месяц предприняли Ян Цзечи и С. Абэ. Это означает, что Германия-ЕС приобретает всё больше оснований для позиционирования себя в качестве равноправной стороны переговорного процесса в ходе трудно протекающего согласования с США условий формирования TTIP.
Наконец, новым и важным фактором, который может оказать сдерживающее влияние на процесс формирования обоих интеграционных проектов, становится тенденция к “реиндустриализации” США. Она сопровождается стремлением к определённому возврату на свою территорию части тех производств, которые размещались, прежде всего, в развивающихся странах.
В связи с этим обращает на себя периодически звучащая в США критика в адрес NAFTA, главным образом, в связи с членством в этом объединении Мексики. Появление в ходе критических выступлений таких сильных выражений, как “процесс деиндустриализации” США, обуславливается частично и этим обстоятельством. Но подобных стран немало не только в TPP, но и в TTIP.
В заключение можно ещё раз отметить, что в неясности перспективы реализации обоих этих проектов отражается сложное переплетение экономических и политических аспектов современной Большой геополитической игры.
