Украинские СМИ и киевская пропаганда умалчивают о том, что в рядах ополчения сражаются не только добровольцы из России, но и жители всех регионов Украины. Включая русинов из Закарпатья. Закарпатье – такой же оппозиционный регион, как и Крым. Его жители ещё в 1991 году выступали с требованием автономии. Но сил не хватило.
Рассказывает ополченец Роман, уроженец Ужгорода:
- Я происхожу из старинного русинского рода, в котором были и учителя, и священники. Кстати, русины никогда не были униатами и уже более тысячи лет хранят верность Православию. Всячески противятся наши верующие и проведению церковных служб на украинском языке. Как сказал один из наших лидеров: «Если попы в церквях вместо «внимайте, чада» провозгласят «увага», то все прихожане из храма разбегутся…».
Для тех, кто не знает, – галичанский террор против закарпатцев начался ещё задолго до того, как прозвучали первые выстрелы на Донбассе. Приезжие националисты вместе с местными предателями запугивали и избивали людей только за то, что они хотели зваться русинами, а не украинцами. Наших лидеров преследовали, арестовывали. Русинов и их язык объявляли несуществующими. Но нас ведь в мире – целый миллион. Наши епархии существуют и в Сербии, и в Румынии. Но только не на Украине.
Окончательно наши надежды на справедливость рухнули, когда в Киеве восторжествовал евромайдан. А когда случилась одесская Хатынь, стало ясно, что в случае массовых протестов и закарпатцев ждёт подобная участь. Многие приуныли, опустили руки. А вот я решил отправиться на юго-восток и дать открытый бой киевской тирании.
Меня здесь приняли как брата, дали оружие. А потом, когда у нас появилась бронетехника, я вспомнил свою армейскую специальность и стал танкистом. Воевал под Новоазовском, потом в Дебальцево. Надеюсь ли я вернуться домой? Это как Бог даст. Но оружие складывать не собираюсь, потому что, защищая Новороссию, я воюю и за свою Закарпатскую Русь.
А вот что рассказывает о себе доброволец из России, сибиряк Михаил с позывным Леший:
- Сам я бывший афганец. В конце восьмидесятых воевал в составе десантно-штурмового батальона. Вернулся домой опустошённый: не мог понять, за что погибали в горах Афганистана мои товарищи и почему мы бросили эту страну на произвол судьбы.
Но постепенно время и житейские заботы притупили душевную боль. Тем более что в жизни у меня была большая любовь. Да, мы расстались по молодости. Люба вышла замуж и уехала в Донбасс. Там родила двоих детей. Потом разошлась с мужем. Все эти годы мы регулярно перезванивались. И вот, наконец, в августе четырнадцатого я махнул на всё рукой и из своей сибирской глубинки отправился в Новороссию.
Меня приняли как дорогого гостя. В саду уже стоял накрытый стол, жарились шашлыки, как вдруг на улицу села выкатил украинский танк, а за ним несколько фургонов с солдатами. Они рассыпались по селу, начали наводить свои порядки. В селе творилось невообразимое. Перепившиеся оккупанты грабили имущество, избивали, насиловали. Дождался, пока каратели угомонились, и тихонько выбрался на улицу. Там возле танка стоял часовой. Я оглушил его, забрал автомат и гранату из кармана. Кинул её в люк танка. Переполох поднялся на всё село. Крики, стрельба. Я начал уходить огородами. И тут мне прострелили ногу. А мою Любу, как я потом узнал, убили выстрелом в голову. Спасли меня бойцы ДНР, чья разведка в это время наблюдала за происходящим в селе.
Из больницы, не дождавшись выписки, я прямо на лангете пришёл в военкомат. И теперь буду воевать до победы или до смерти. Я мирный человек и войну не люблю, но они убили мою первую любовь.
Как оцениваю боевой дух врага? «Правый сектор» готов воевать до последнего украинца. А вот обычные вояки – призывники, мобилизованные – понимают, что их гонят на смерть. Правосеки их при малейшей попытке сдаться в плен или дезертировать безжалостно расстреливают.
Мирное население просто так убивают. Причём делают это цинично, со звериной жестокостью. Никогда не забуду, как в Чернухино в мороз привязали голую девчонку к БТР и начали её насиловать. Что с этими насильниками? Горят в аду. У меня рука не дрогнула, ведь я десантник и бывший охотник.
Эта война не закончится, пока не будет уничтожен последний нацист.
Геннадий С. попал в Вооружённые Силы ДНР прямо из ВСУ, где он служил контрактником:
- В конце июля четырнадцатого года наша бригада была переброшена в зону так называемой АТО. Дислоцировались мы в районе Саур-Могилы. Официально перед нами поставили задачу перекрывать снабжение «сепаратистов» со стороны России. В конце концов мы оказались в котле.
А там я такого насмотрелся, что никогда не забуду. Ведь командование бросало в бой целые подразделения неподготовленных, не обстрелянных бойцов. Толком не кормили, не экипировали. Как-то раз целую неделю сидели вообще без еды. Потом привезли четыре мешка хлеба. Так его расхватали офицеры, а рядовым солдатам опять ничего не осталось. К концу моей военной карьеры в рядах ВСУ долг по зарплате был уже за два с половиной месяца.
Вот так голодный и оборванный я и оказался в плену. Когда со мной в плену пообщался офицер ДНР, повозил по окрестностям, показал разбитые дома, трупы убитых моими бывшими сослуживцами детей и женщин, у меня внутри всё окончательно перевернулось. В ВСУ был сержантом, теперь командир взвода в ДНР.
Что будет дальше, не знаю, я человек военный. Очень беспокоюсь о своей семье. Она ведь осталась там, за линией фронта. Если нам не будут мешать, я думаю, что приду к себе домой освободителем.
