— Почему ничего не вышло с национализацией в 2014 году?

— Вот что ты имеешь в виду? Шахты они и сейчас наши. В частные руки отдать? Неправильно.

— Народу?

— Ну, шахты принадлежат государству. Они наши. Республиканские. Даже шахта Засядько сейчас наша.

— Но предложения такие были, да?

— Понимаете, национализировать… Шахты должны быть самостоятельными. Да, о национализации и сейчас до сих пор ведутся диалоги. Но решать это теперь будет министр нашей угольной промышленности. Само слово это "национализировать"… Они же, повторюсь, и так наши, мы же их не отдали куда-то. Уголь добывают жители республики, уголь тоже наш. А что значит "национализировать"? Пустить какого-то частного владельца? Сдать ему в аренду шахту? Может быть, и лучше, может быть, и хуже. Но что такое сама по себе шахта? Это объекты, расположенные в сложных горно-геологических условиях. Мехсекции, вентиляция, шахтный транспорт, добычные проходческие. Это не просто так, что взял шахту, и она начала работать. Тут надо быть очень и очень умным человеком для того, чтобы взять в частные руки шахту и управлять ей.

— Это вы говорите как бывший народный министр угольной промышленности.

— Да, и знаю, что любая шахта требует вложений, закупки запчастей, закупки топлива, дизеля для поверхностных работ, поставки энергии. Открываешь новую лаву, желательно ставить туда новые секции или качественно отремонтированные бэушные. Взрывчатые вещества поставлять надо. Это как человеческий организм, который надо поддерживать, иначе он просто умрет, как и любой человек, за которым не смотреть.

— Как вы с должности министра попали на войну?

— Я и был на войне. Мы ходили, требования выдвигали Киеву. Киев нас не услышал, потом, когда в Киеве пошли в евроинтеграцию, мы сказали, что нет, мы с русским народом. Мы были вместе всегда, я, Денис Владимирович, Виталик Лагачев, который погиб в августе 2014-ого, Валера Скороходов. Сначала была большая ответственная работа по организации митингов. Потом надо было уже организовывать шахтерские митинги, где звучали наши майские требования. Это было после того, как из-за действий украинской армии на шахте "Октябрьская" ребята, работавшие в первой смене, просто могли и не выйти вовсе.

— Бомбили шахты?

— Да, легли на шахту "Октябрьскую" авиационные снаряды. Несколько ударов было нанесено и с шахты этой люди могли не выехать. Если бы один удар попалв ствол – заживо похороненные люди. Уже нельзя было молчать. Надо было поднимать шахтеров и организовывать. Тогда же мы провели первые шахтерские митинги. И стало ясно, что правительство не хочет нас понимать и поворачивается к нам задом, значит, нам надо было брать в руки автомат и уже так вдалбливать в их головы, что тут живут — русские. Их националистические движения и взгляды не для Донецка и не для Донбасса. Мы все тут русские, хотя у нас проживает более 152 национальностей, мы все равно русские, неважно, азербайджанец ты или армянин. У нас одна общая Родина – СССР. Мы на этих принципах будем и дальше двигаться. Наше дело бороться с врагом, а не с памятниками и историей. Мы должны сохранить свою историю, свою память о наших дедах, которые воевали. Для этого мы и поднялись тогда, чтобы не было у нас в Донецке "героя Мазепы", "героя Шухевича".

— Многие ваши ребята пришли в окопы с шахт…

— Просто особенность подразделения у нас такая, у нас чуть побольше шахтеров. Потому что к нам вошли шахта Скачинского, шахта Абакумова, шахта Лидиевка, шахта Трудовская, шахта Челюскинцев, шахта Глубокая, Москпинская, шахта Засядько, с Макеевугля были ребята. Донецк всегда был горд своей экономической славой, нам же всегда доказывали, что наши предприятия дотационные. Нет, не дотационные, просто к делу надо подходить правильно.

— У вас тут как-то свой, шахтерский, подход к войне?

— Просто у нас у всех тут родные воевали. Мой дед дошел до Берлина, потом попал на поля сражения с японцами. Всю войну прошел от А до Я. Поэтому сидеть молча — не по-мужски. Так что права или не права была коммунистическая партия, а я хочу, чтобы мой сын носил пионерский галстук. Это было время, при котором мы родились и выросли. Хочу, чтобы мой сын знал, как на самом деле было. Что не американцы с англичанами убили Гитлера в кинотеатре. А выиграл наш, русский человек.

— В угольной промышленности как дела обстоят сейчас?

— Я не могу сейчас сказать, я пытаюсь быть и военным, и депутатом. Поэтому я немного отошел от этого сейчас. Надо будет Родине, конечно, будем поднимать угольную промышленность. Партия сказала — мы делаем.

— А поднимать ее надо, есть проблемы?

— Вы поймите, это экономика нашей республики, это наше золото.

— Т.е. она не в лучшем состоянии?

— А какое предприятие может быть в лучшем состоянии во время ведения боевых действий? Много же особенностей в отрасли. Вот, например, взрывчатка.

— Как спасали угольную отрасль?

— Я не хочу сказать, что я самый умный или какой-то особенный специалист. Просто нужна была организация. Сделать так, чтобы все угольные предприятия и главные управления объединить в один кулак. Чтобы не соревновались, кто лучше, а надо было сделать, чтобы друг другу помогали, чтобы поднять на-гора уголь. Запустить сердце. Это была наша основная задача. Объединение и взаимопонимание. Думаю, нам удалось. 23 шахты запустили ведь.

— А директора предприятий на Украину не сбегали?

— Слушайте, вот не знаю таких.

— А собственники?

— Я до собственников не доходил. Ну, если говорить по собственникам… Ринат Леонидович сбежал с шахты "Комсомольская". На частных шахтах — все остались на своих местах, все запускались. Кто-то из учредителей? С учредителями я общался — все отдавали долг родине.

— А какая основная проблема в угольной промышленности была тогда?

— Проблемы с реализацией угля за правильные деньги, как и сейчас, кроме того при массированные обстрелы выбивали из строя оборудование, надо было искать насосы для откачки воды. Многие ребята, которые занимались шахтным оборудованием, пошли навстречу и дали шахтам его в долг, под честное слово. Без денег и в мирное время ничего не выпросишь, а тут во время войны… Но, что меня поразило, кто что мог, давали шахтам под честное слово, что главное управление с ними рассчитается.

— А смекалка шахтерская? Были случаи применения?

— Было. При обстрелах. Представляете, что такое обесточивание шахты и подъем людей на гора. Нашим инженерам пришлось математически вычислять противовесы, и им поднимать людей на-гора.

— Можете пояснить, что это значит, как это было?

— Поднимали людей на поверхность без электричества за счет веса и противовеса. Всех подняли. Этот метод был применен на Засядко, например. Смекалка это? Смекалка! Только представьте ответственность, которая была на тех, кто математически это высчитывал. Не дай бог, кто погибнет. У нас работают умные люди.

— Герои тыла?

— Ну а как, а водитель троллейбуса, который ездил в Киевский район не герой? Или водитель автобуса, который ездит в Петровский и Кировский район? Или водитель того же трамвая Куйбышевского района, автобуса Куйбышевского района. Когда артиллерия все крыла градами, они выполняли свой долг, они не сбежали с маршрута. На Боссе (микрорайон Донецка) был троллейбус расстрелян? Водитель же с людьми погиб выполняя свой долг. А электрики, которые работали на переднем крае. Перебита труба, надо ехать восстанавливать. Перебит провод – надо ехать электрикам? Надо. А извините, до противника там было расстояние 300-400 метров. Люди, все кто не уехали, а остались тут работать, они все герои тыла. На Мирном (микрорайон Донецка) Хлебзавод сильно бомбили. И люди не убежали, они работали под обстрелом. Все кто остались и живут в Донецке – герои. Неважно с автоматами или нет.

— Давайте еще коротко про боевые действия, что творится на линии соприкосновения?

— Сейчас идет провокационный обстрел позиций. Они ждут, что мы начнем отвечать. Свой обстрел они не фиксируют, а если мы начнем отвечать, они, конечно, зафиксируют и завтра сообщат, что террористы и сепаратисты обстреляли украинскую армию. Для этого у нас есть приказ не вестись на провокационные действия. Не открывать огонь. Мы выполняем приказ. Они же бьют по позициям, а когда и по частным домам минометами.

— Легче стало или труднее?

— Не могу сказать, что лучше. Ни мы вперед не идем, ни они. Вся динамика - это прямая линия, а не кривая. Что лучше прямая или кривая? Не могу сказать. Да, наша граница – это вся Донецкая область, и сейчас эта задача не решена. Но я думаю, эта проблема будет решена не боевыми действиями, а политическими. Любые боевые действия – это смерть. Украина использует очень действенную тактику – при любых активных действиях они начинают бить не по позициями, а артиллерией и градами накрывают жилые сектора. Поэтому, будем надеется, что проблема нашей границы решится не в боях.

— Пять лет Русской весне, что можно сказать, какой итог?

— Первые события Русской весны у нас 20 февраля. Первые события в Харькове, потом 23 февраля, потом мартовские события. 13 марта, когда они хотели устроить тут Майдан и жители им не дали. Самая значимая дата 11 мая, когда мы выкинули из дома правительства областную администрацию, которая дала присягу Киеву.

А итоги, ну какие итоги. Это знаете, как в задачке по математике, есть решение, а есть итог. А у нас пока есть только "дано", и мы только начали решать эту задачу. Вот когда она будет решена, тогда и можно будет говорить об итогах. Пока идет доказательство, а итоги какие.

Да, у нас запустились и работают предприятия, некоторые даже лучше, чем при Украине. Наши дети учатся тому, чему мы хотели, чтобы они учились. Война в детях что-то перевернула. Я никогда не видел столько отличников в школах, сколько в последнее время. И это не потому, что учителя их жалеют. Дети стремятся получить знания. Это показатель же.

Но и это не итог, а пока только решение для нашего "дано". Давайте вспомним Великую октябрьскую революцию? К какому году люди стали жить нормально? Только к двадцать какому-то году. Не все сразу. Все постепенно.