Новости из Ирака и Сирии продолжают добавлять новые штрихи к контурам независимого Курдистана, который является головной болью и ночным кошмаром Сирии, Ирака, Ирана и Турции — четырех стран, на территории которых исторически проживают компактные курдские общины.
После Первой мировой войны курды оказались одним из насильственно разделённых народов: распад Османской империи и раздел наследства Блистательной Порты привели к тому, что территория компактного проживания курдов оказалась разделена глухими горными пограничьями вновь образованных "подмандатных территорий" и независимых государств.
Такое маргинальное положение курдов в социально-политических системах Турции, Сирии, Ирака и Ирана во многом продиктовало их последующую судьбу: центральные правительства Анкары, Дамаска, Багдада и Тегерана занимались курдами "по остаточному принципу", с одной стороны — используя природные ресурсы Курдистана (нефть, металлы, гидроресурсы), а, с другой стороны — не особо озадачиваясь экономическим развитием курдских территорий и не давая курдам даже минимального местного самоуправления.
Итогом такой политики центральных правительств ближневосточных стран стала практически неизбежная радикализация курдских политических движений: уже в 1980-х годах движение за создание независимого Курдистана оформилось официально, в первую очередь — в Турции, под руководством Рабочей партии Курдистана (РПК) и её лидера Абдуллы Оджалана.
Следует сказать, что на первом этапе курдского пути к созданию собственного независимого государства, сопредельные страны во многом использовали "курдский вопрос" для решения своих проблем, прежде всего — пограничных.
Так, например, с 1980 по 1998 год РПК, под негласным покровительством тогдашнего сирийского руководителя Хафеза Асада, отца Башара Асада, использовала территорию Сирии как базу для своей активности в Турции.
За эти два десятилетия действия курдов во многом носили контролируемый и ограниченный характер, так как курдские движения были буквально "нафаршированы" агентами ближневосточных стран, которые "форматировали" деятельность курдов в своих интересах.
Однако такого рода "партизанщина" в приграничных районах переросла в гораздо более серьёзные проблемы сразу после интервенции США в Ирак, которую американцы осуществили в 2004 году.
Вторжение США в Ирак и свержение суннитского режима Саддама Хуссейна нарушило хрупкий баланс сил на Ближнем Востоке.
Часть суннитской общины Ирака после падения Багдада была вынуждена бежать в Сирию, где и стала потом "строительным материалом" для структур ИГИЛ (запрещённая в России террористическая организация), а получившие "первую скрипку" в правительстве Ирака арабы-шииты так и не смогли выстроить взаимоотношения с курдским меньшинством, фактически получившим при покровительстве США сначала автономию с центром в Эрбиле, а теперь — и практическую независимость от слабого центрального правительства в Багдаде.
Нынешнее положение курдов в Ираке хорошо демонстрирует наглядный факт: курдские отряды собираются отбить город Мосул у ИГИЛ, а Багдад просит их этого не делать, опасаясь усиления курдов.
Но на курдов и создание независимого Курдистана явно сделали ставку США — сначала чтобы иметь в своих руках лишний козырь на Ближнем Востоке, а теперь, судя по всему, этот козырь в их руках может оказаться чуть ли не единственным.
Следующий акт курдской драмы произошёл в начале 2010-х годов в Сирии.
Дестабилизированная длительной засухой и недостатком воды, в том числе — вызванным строительством крупных ГЭС в турецком Курдистане, Сирия попала в длительный аграрный, экономический и внутриполитический кризис.
Решить проблемы за счёт импорта продовольствия страна не смогла: в тот же самый момент в Сирии началось падение добычи основного экспортного товара — нефти.
Ещё одним спусковым крючком сирийской гражданской войны стала иракская суннитская эмиграция, которая радикализировала своим присутствием более спокойный фон сирийских суннитов.
Все эти факторы привели к жесточайшему противостоянию основной религиозной общины Сирии — арабов-суннитов и центрального правительства в Дамаске, которое безуспешно пыталось балансировать между массой противоречивых интересов начавших враждовать между собой национальных и религиозных общин: курдов, армян, друзов, также мусульман-шиитов, алавитов, суннитов, христиан и представителей других религий.
Сирия, как государство, слепленное из весьма разнородных "лоскутов", буквально стала трещать и расползаться по швам.
При этом долгое время официальный Дамаск, озабоченный противостоянием с салафитскими формированиями, покупал курдский "благожелательный нейтралитет" предоставлением им широкой автономии де-факто.
Но сейчас ситуация в Сирии уже приближается к иракской — произошли столкновения правительственных войск Сирии с курдскими отрядами в Хасаке — одном из городов на северо-востоке Сирии.
Дальнейшим шагом в этой драме, скорее всего, станет давно ожидаемая дестабилизация турецкого Курдистана.
Этот шаг диктуется единством веры, языка и этноса сирийских, иракских и турецких курдов, а также длящимся внутриполитическим и экономическим кризисом в самой Турции.
Скорее всего, такая дестабилизация произойдёт во многом по иракскому и сирийскому сценариям, с жёстким и, возможно, кровавым религиозно-этническим противостоянием.
А вот следующим, финальным актом развития курдской драмы мы, скорее всего, увидим то самое создание независимого Курдистана, которое было отложено на целый век после краха Блистательной Порты.
