Его успели живым доставить в донецкую больницу, и врачи сначала надеялись, что удастся сохранить хотя бы одну ногу, но после рентгена было принято решение ампутировать обе конечности выше колена. По словам Ляны, сестры Олега, брат не проронил ни слезинки, когда узнал о решении врачей. Потом была реанимация. Родные и свободные от службы друзья, после того как Олег пришел в сознание, не оставляли его ни на минуту. Они взбирались по стремянке и вывешивали плакаты в окне реанимационного отделения – так они общались с ним.
Но уже 9 Мая Олег, сидя в инвалидной коляске, наблюдал Парад Победы в первых рядах зрителей. Сопереживал участникам многотысячного Бессмертного полка в Донецке, когда мимо шла колонна уже наших, современных, вдов, матерей и осиротевших детей.
Олег никогда не бывает один, поэтому у нас получилось не интервью, а беседа - с ним, с его отцом, женой и сестрой.
- Олег, когда в Киеве начались события на майдане, как они отозвались в твоей душе?
- Кипел я, и родственники все, и друзья были возмущены. Мы вышли к администрации, когда там только объявились первые представители Евромайдана, а в кабинетах еще сидели прежние руководители. Вместе с нами был и отец, который еще во времена «оранжевой революции» в 2004 году ездил в Киев. Собственно, первым к обладминистрации пошел отец.
- Сергей Васильевич, почему такая стремительная реакция? Вы сами донецкий?
- Мама донецкая, а я родился на Кавказе, в Александровском районе. После армии приехал в отпуск к родственникам, познакомился с Валентиной и остался в Донецке. 30 лет отработал в шахте. Этот город стал для меня родным. А реакция такая бурная, потому что еще в 2004 году был на «оранжевом» майдане, ездил туда поддержать Януковича. Тогда уже понял, что с толпой, выступающей за ценности так называемой «оранжевой революции», работают западные политтехнологи. Но тот майдан в основном был молодой и не такой агрессивный. С ними можно было разговаривать. Через десять лет эта поросль выросла в настоящих фашистов, мозги им промыли основательно.
При Януковиче воров тоже хватало, но были и положительные подвижки. Мне кажется, у Украины был шанс сохранить государственность, если бы Янукович не струсил. Россия делала уступки по цене на газ, выделила кредит на хороших условиях, тарифы не скакали как сумасшедшие, пенсии понемногу, но повышались. А эти захватившие власть самозванцы, что они сделали с Украиной? Я пошел к обладминистрации, когда увидел, что они начали у себя разрушать памятники и приехали к нам с той же целью. Появилась у них и фашистская символика. Стало понятно, что пришло время защищать свою землю.
Олег:- Отец и в ополчение раньше меня записался, но у нас бабушка разбита параличом после инсульта, и мы с большим трудом уговорили его вернуться домой. Мама еще работает и не может сама справляться там, где нужна физическая сила.
- Олег, что для тебя послужило толчком пойти в ополчение? Ты человек успешный, закончил вуз, работой был обеспечен.
- Когда началась война, стали бомбить Славянск, там оказались мои друзья. Я знал, как обстоят там дела, не понаслышке, а из первых уст.
- Как отреагировала на такое решение жена?
- Мы вместе бегали к администрации – вступила в разговор жена Настя. - Когда майдановские события переросли в боевые действия, муж сказал твердо: «Я перестану себя уважать, если буду сидеть, прячась за юбкой». Пошел и записался в ополчение, а я знала, что отговаривать бесполезно.
- Я так поняла, что ядро вашего подразделения сформировалось под стенами администрации, вы и дальше воевали вместе. А были потери среди этих ребят? Расскажи о первом бое.
- Среди этих восьми-десяти человек, слава богу, не погиб никто. Ранения были, и даже тяжелые, но все живы и сейчас служат. Мы готовили необстрелянных ребят к бою, проводили с ними тренировки. Молодых старались сначала придерживать и на серьезные операции не посылать. Человеку свойственно бояться. Когда мы только начинали, приходилось быть и разведчиками, и технику нашу охраняли, и зачищали посадки от укропов, и вражеские колоны обстреливали, поэтому первый бой уже не помню. Поначалу было очень страшно. Но когда видел растерянность у окружающих, собственный страх куда-то пропадал. Страшно поначалу всем, но потом из многих получались отличные бойцы, которые до сих пор служат. Некоторые не могли преодолеть страх, но из ополчения не уходил никто. Для них находилась другая работа, помогали по штабу.
- Первое ранение ты получил в Шахтерске?
- Да, тогда мы освобождали Шахтерск, и был, по сути, первый уличный бой лоб в лоб. Разозлился, что на две недели выбыл из строя по ранению.
- Ребята привезли его домой – вступила в разговор старшая сестра Ляна. - В госпитале обработали раны бедра и голени, но время тогда было горячее, больницы переполнены ранеными, поэтому сослуживцы привезли Олежку домой. А через две недели он уже вернулся в строй. Мама очень переживала, но никакие слезы и уговоры не смогли его удержать.
- Знаю, что вы перед войной собирались с Настей пожениться. Сейчас планы не поменялись? Сколько лет вы вместе?
- Конечно, не поменялись. Вместе мы уже восьмой год, жили душа в душу. Для меня запись в паспорте не имела значения. Сначала хотелось пожить для себя, а перед войной уже задумались о ребенке, но вмешалась война. Все у нас будет отлично! – вставила Настя свое, очень важное для Олега слово.
- Как тебе удается пережить это время вынужденного бездействия?
- Один его дед до Берлина дошел, а второй, еще мальчишка, подносил патроны на позиции при освобождении Донецка. Олег даже сейчас не теряет надежды дойти до Киева. Он боец по натуре, недаром ему и позывной в ополчении дали - Боец, видно, дедовские гены работают, - ответил за Олега его отец.
- Олег, какие качества в людях ты ценишь превыше всего и какие не принимаешь?
- Лицемерие и лживость просто ненавижу. Презираю хамелеонов. Терпеть не могу, когда человек наворовал миллионы и уверен, что он самый умный и может унижать людей. Презираю тех, которые где-то пересидели тяжелое время, а сейчас вернулись и ведут себя как раньше. Они не поняли, что все поменялось. И как раньше уже не будет. А больше всего ценю умение дружить и честность.
- Предательство ты мог бы простить?
- Нет, я понимаю, конечно, что бывают разные обстоятельства. Можно найти оправдание и такому поступку. Жизнь такая штука, что все бывает, но доверять и относиться по-прежнему уже не буду никогда.
- А как ты относишься к такому воспитательному моменту: ополченцы забрали из ресторана «золотую молодежь» и доставили под Ясиноватую, когда там шел бой за блокпост, и в Донецк они добирались своим ходом?
- Не участвовал, но с удовольствием бы поучаствовал. Когда одни жизни не жалеют, а другие в это время прожигают жизнь по кабакам, их надо воспитывать.
- Олег, как ты оцениваешь Минские договоренности, какое отношение к ним в войсках?
- Как-то они все мешают нашей победе. Так же думают и мои сослуживцы. Может быть, мы чего-то не знаем, но таким рядовым бойцам, как я, обидно. В 2014 году мы видели возможность нашего наступления, но нас остановили. Мы и тогда не хотели войны, и теперь не хотим. Но когда считается, что войны нет, а почти каждый день мы имеем жертвы среди военных и гибнут гражданские - какое это перемирие? Сколько еще такое перемирие продлится и сколько будет жертв? Здесь замешана большая политика, но хотелось бы знать, когда все это закончится. Хочется уже определенности.
- Если Киев всерьез начнет боевые действия, как далеко вы готовы идти?
- Чем дальше, тем лучше. В Одессу хотелось бы зайти, кипит в душе, когда вижу нацистов, которые там гуляют. Хочется, чтобы люди обрадовались освобождению, могли выйти с георгиевскими ленточками, поднять флаг Победы, спокойно возложить цветы к памятникам героям Великой Отечественной войны и почтить память сожженных в Доме профсоюзов.
- Новороссия состоится?
- Стремились к этому и верим в это.
- Как ты видишь свое будущее?
- Пока далеко стараюсь не заглядывать. Мне кажется, я могу быть полезным в армии. Мы ведь были самоучками и учились в боях, и этот опыт может еще кому-то пригодиться. Но сейчас хочу быстрее восстановиться, встать на ноги и решить проблему моей полной социализации.
- В довоенной жизни, по рассказам сестры Ляны, ты был для нее поддержкой, а для ее дочери - папой.
- Вот теперь опять появится время для воспитания Жени.
- Дочь очень переживала, когда с Олежкой случилась эта беда. У нас и дедушка любит внучку, но сказать веское мужское слово и разложить все по полочкам мог только Олег. Он всегда был для Жени авторитетом несомненным, а уж теперь так вообще икона, - включилась в разговор Ляна.
- Олег, знаю, что тебя мучают фантомные боли, как ты с этим справляешься? Как себя чувствуешь сейчас?
- Некомфортно, так скажем. Знал об этих болях, но только теперь оценил в полной мере. Помогают близкие. Ляна перерыла весь Интернет, носит мне видеоролики, привозит ополченцев, которые пережили такую же травму. Жена постоянно рядом и, когда ноги начинают дергаться, делает массаж.
- Какая еще помощь сейчас необходима в первую очередь.
- Олегу сейчас нужен серьезный курс реабилитации, – вступила в разговор Ляна. - Он не может спать. Наши врачи, спасибо им огромное, делают все возможное - и лекарства, и внимание, но Олегу необходима помощь специалистов психологов, которых в Донецке нет. Скоро заканчивается курс лечения в травматологии, и очень хочется, чтобы процесс реабилитации начался как можно скорей. Олег и сейчас постоянно на связи с сослуживцами. Каждый день кто-то приходит, рассказывает об обстановке во взводе. Он этим живет. Нельзя допустить, чтобы он потерял надежду. Поэтому мы уже теперь стараемся решить вопрос с протезированием.
Наш врач порекомендовал немецкую фирму, где делают протезы, которые позволяют пациенту не чувствовать дискомфорта при эксплуатации. Дочерние предприятия этой фирмы есть в России. Но, к сожалению, стоят такие протезы очень дорого – от 1,5 млн рублей один протез, а нам нужно два, то есть 3 млн. В нашей семье таких денег никогда не было. Мы все работаем, но собрать такую сумму для нас совершенно невозможно. Многочисленные друзья Олега помогают, но нет среди них таких, которые могли бы оторвать от семей значительную сумму. Поэтому надеемся, что информация разойдется максимально широко и, как говорят, с миру по нитке насобираем нужную сумму. Мы верим, что наши люди отзывчивы к чужой беде. Для перечислений в рублях:
Банк получателя: Доп. офис N9038/01679 ПАО Сбербанк
Кор/счет банка 30101810400000000225
БИК 044525225
Счет получателя: 42307810438064837524
Получатель: Дьяченко Лиана Сергеевна
От автора. Обидно, когда такие инициативные, умные, полные сил и энергии, целеустремленные ребята, настоящие мужчины, которые не боялись в сложной ситуации принять ответственность на себя, оказываются в беспомощном состоянии.
Олег от рядового ополченца дослужился до офицерского звания. Он имеет боевые награды: медали «За ратную доблесть», «За освобождение Шахтерска», «За воссоединение Крыма и Севастополя с Россией». И это роковое ранение он получил, когда занимался укреплением фронтовых позиций, чтобы сохранить жизни своих подчиненных. Такие поистине героические люди порой не могут получить материальную компенсацию, полагающуюся при боевом ранении, которая пусть не полностью, но хотя бы частично решила бы вопрос финансирования.
Двусмысленность в эту ситуацию вносят Минские соглашения. Эти соглашения не мешают неонацистам практически ежедневно обстреливать наши позиции, а заодно и населенные пункты. Почти каждый день пополняются ряды военных и мирных жителей ДНР, изувеченных этой войной. Получается: пострадавшие есть, разрушенные и поврежденные обстрелами дома есть, а боевых действий нет.
Бывали и анекдотические ситуации, когда разведчики уходили пешком, а возвращались на вражеском танке, но награда им не полагалась - в связи с «отсутствием» боевых действий.
Донецкая Народная Республика, если она народная, обязана в ближайшее время законодательно утвердить статус пострадавших от боевых действий военных и мирных жителей ДНР. Уже два года игнорируются судьбы бойцов, которые, не жалея своих жизней и здоровья, воевали еще в ополчении, но их остановили, как подножку подставили, когда оставалось только развить боевой успех и освободить по меньшей мере территорию двух областей. Они и теперь готовы - на протезах! - идти освобождать захваченные города от новоявленной фашистской нечисти. Но молчат политики, молчат чиновники, пока убивают людей и города.
