«Во время баррикад я не сидел у костров, не пил чай, и никто пирожков мне не приносил. Все эти дни я работал как хирург — оперировал капитана милиции Ясевича, который получил пулю во время обороны МВД, были и другие пациенты. Моя роль, как врача, тогда заключалась в том, чтобы подготовить медицинскую структуру для максимального приема пострадавших во время этих событий. Но как человек, который всегда уважал независимость любого рода: в профессии, мнениях, суждениях — я искренне поддерживал независимость Латвии. И как тысячи жителей Латвии, верил в то, что во главе государства встанут честные, порядочные люди, которые поднимут производство и сельское хозяйство.
Таких, кто, как и я, жил надеждой на лучшую жизнь, было очень много. Я помню, как меня, депутата Верховного Совета, приглашали русские трудовые коллективы и просили голосовать за независимость. Народный Фронт обещал всем жителям страны равные права, и мне даже в самом страшном сне не могло присниться, что нас обманут: закроют заводы и фабрики в угоду западным конкурентам, приватизируют народные богатства в угоду ловких предприимчивых персон… Что общество ждет раскол по национальному признаку… Что русскоязычных, стоявших плечом к плечу на баррикадах вместе с латышами, нагло обманут, отказав им в „нулевом варианте“ гражданства…», — сказал академик.
«Нас и в самом деле обманули — подло и жестоко. Разве мог я предположить, что мне откажут в гражданстве Латвии и придется добиваться восстановления справедливости через суд?! Или то, что придет в упадок институт травматологии? Или то, что из всех заводов Латвийской СССР, на которых при СССР производилось 34 процента бытовой радиотехники в масштабе Союза, в независимой Латвии не останется ни одного?! Сегодня страна разворована, лишена природных богатств. Да и от независимости ничего не осталось! Она утрачена. Мы зависим от Белого Дома, от ЕС, от НАТО… Не можем принять без этих советчиков ни одного самостоятельного решения ни в политике, ни в экономике: без конца оглядываемся на то, что скажут Европа или Америка, поддерживаем санкции в отношении России. А вместо танков на Адажском полигоне сегодня бряцает другое тяжелое вооружение… Разруха, крах и несбывшиеся иллюзии — вот что осталось после баррикад. И самое ужасное, что с этим нам предстоит жить…», — заключил ученый.
Отметим, что всю последнюю неделю в Латвии отмечали так называемые «дни баррикад». 20 января 1991 года отряд рижского ОМОНа атаковал здание государственного МВД после того, как был обстрелян неизвестными. В перестрелке были убиты лейтенанты милиции Владимир Гоманович и Сергей Кононенко, школьник Эдгар Риекстыньш, кинооператор Андрис Слапиньш? и смертельно ранен кинооператор Гвидо Звайгзне.
Добавим, что экс-премьер Латвии Марис Гайлис ранее опубликовал мемуары о 90-х — «Шесть лет во власти». 1991 год он встречал директором Департамента внешнеэкономических связей республики, был вхож на любые латвийские верхи. Рассказ о тех баррикадных днях он начинает так: «Не стыжусь этого: я чувствовал себя действительно гордым, что работаю в здании, которое охраняет так много людей: ежедневно, идя на работу, я должен был проходить заслон из машин, не раз показывать документы». Баррикады в Риге начали возводить 13 января — но через неделю напряжение несколько спало, и вот тут-то… Вечером 20 января Гайлис ужинал с друзьями в ресторане гостиницы «Ридзене»: «Поев, я по привычке со вкусом закурил сигару. Вдруг раздался непонятный треск, в зале погас свет, тогда же и опознали мы характерные звуки стреляющего автоматического оружия».
Кто-то, как пишет экс-премьер, спрятался под стол, а сам он вышел на балкон посмотреть, что происходит. В «Ридзене» в тот момент председатель Верховного Совета ЛР Анатолий Горбунов ужинал с главой польского Сейма. «Горбунова увели в один из номеров гостиницы. Руководитель польского сейма отказался прятаться», — вспоминает Гайлис. «Вошло несколько омоновцев, они дали бесцельную автоматную очередь по балконам внутреннего атриума. Им ответили два чекиста, которые охраняли высокого польского гостя. К счастью, с обеих сторон не было никаких попаданий. Омоновцы, очевидно, ответного огня не заметили, потому что через минуту вышли вон и продолжали стрелять по МВД: сверху из окон мы видели, как они бегут за углы здания.
В том, что стрельба была двусторонней, я полностью уверен, потому что на стеклах, которые потом были заменены, отверстия от пуль были с обеих сторон», — сообщает экс-премьер.
«Мы взяли шампанское, как-то истерично выпили, помню также, что в какой-то момент от волнения у меня на шее повисла одна из официанток. Вообще каким-то странным образом мы больше околачивались на кухне, куда то и дело заходили и уходили люди. Кто-то принес известие, что ранен кинооператор Андрис Слапиньш», — вспоминает бывший политик. В какой-то момент Гайлис решил отправиться к зданию Совета министров и зашел к его председателю Ивару Годманису. «Там шли переговоры относительно того, что же делать. Свою точку зрения отстаивали приехавшие из сельских районов преданные Народному Фронту милиционеры. Они считали, что совершенно непростительно спокойно наблюдать, как было захвачено Министерство внутренних дел. Эти милиционеры требовали принять решение о наступлении… Все-таки победил здравый смысл, что идти в контрнаступление нельзя, что нужно действовать как раз наоборот: спрятать наши автоматы. У милиционеров было отобрано оружие и спрятано в подвале», — пишет Гайлис.
Мемуарист признает: «Сегодня такие действия, разумеется, можно оценивать по-разному. И тогда были, и до сих пор есть те, кто упрекают Годманиса в малодушии. Но если бы тот раз не проявилось это „малодушие“, трудно сказать, чем бы все это кончилось». Для самого Гайлиса это кончилось тем, что на следующий день его командировали в Стокгольм — покупать типографскую машину на случай ухода в подполье: листовки печатать. Впрочем, этого уже не потребовалось.
