— Константин Константинович, в СМИ вас обвинили в продаже русской земли. Говорят, что вы решили отдать на 49 лет 100 тыс. га в аренду китайцам?

— Насчет обвинений ничего не слышал, а вот дискуссия на эту тему развернулась широкая — и это правильно. Я не боюсь этой дискуссии, она по сути своей правильная и поднимает очень разные пласты — от коррупции до возможности государства контролировать инвесторов.

Кроме того, эта дискуссия выявила, на мой взгляд, важный момент — недоверие к контролирующим органам. Инвестор не может делать, что хочет, когда у нас есть Россельхознадзор, Роспотребнадзор, региональная ветеринарная служба и Федеральная миграционная служба. Если они все не работают, то зачем тогда мы как налогоплательщики их содержим? Но у нас в регионе все контролирующие органы работают на совесть, у нас к ним вопросов нет.

— Зачем вообще отдавать в аренду земли гражданами другого государства? Существует ли такая мировая практика?

— Подчеркиваю, мы не Китаю сдаем в аренду землю, а российскому предприятию, работающему на нашей земле по российскому законодательству. То есть мы даем не иностранным гражданам в аренду землю, а российскому предприятию с иностранным капиталом.

— Но собственники китайцы?

— Да, собственники китайцы. Мы предполагаем, что это будет не на 100% китайский капитал, наша доля составит от 25 до 50%. На начальном этапе это будет одно из инфраструктурных предприятий Забайкальского края, но если во время подготовки договора мы найдем российского частного инвестора, то это будет российский инвестор. Приход китайских инвесторов — это общемировая практика. Никто же не оспаривает участие Китая в мировой экономике. А то, с одной стороны, мы ждем инвестиции, а когда появляется конкретный инвестор — начинаются фобии.

— Почему 49 лет, а не год-три-пять, как советуют многие?

— Если мы хотим получить инвестора в сельское хозяйство, то мы должны предоставить землю в аренду на долгий период времени — такова специфика этого бизнеса. Минимум лет на 20–30. Проект должен не только окупиться, но и приносить прибыль.

— А почему такая огромная территория?

— Бизнес в сельском хозяйстве начинается от 100 тыс га, всё, что меньше, — самозанятость и поддержание образа жизни, можно сказать, хобби. При этом сельское хозяйство края функционирует в суровых условиях экстремального, рискованного земледелия. Стоимость материально-технических ресурсов, в том числе горюче-смазочных материалов, значительно выше среднероссийских показателей. Поэтому сельхозпроизводители несут повышенные энерго- и материальные затраты для получения единицы сельскохозпродукции, соответственно, доходность этого бизнеса низкая и требуются большие объемы и территории для выхода в доходность.

— На каком этапе находятся договоренности?

— Пока подписан протокол о намерениях, и он подразумевает большой этап согласований с краем и профильными исполнительными органами: какие земли будут арендованы, какие культуры будут выращиваться, каким будет налог на добавленную стоимость, сколько инвестиций будет вложено, какой процент составят российские работники, а какой — китайские. Это большой путь. И мы хотим его пройти до того момента, когда начнется посевная следующего года.

Работать на этом предприятии будут и российские, и китайские специалисты, что регулируется миграционным законодательством, которое в РФ достаточно жесткое. Количество специалистов с каждой стороны — плюс-минус 50%. То есть не менее 25% и не более 75%.

— Когда планируете подписать договор?

— Мы хотим, чтобы в I квартале 2016 года он был подписан. Ставим сроки февраль-март. Посевная начнется в середине мая, нужно успеть, чтобы инвестор мог подготовиться и начать работать, не пропуская сезон.

— Что прописано в соглашении?

— Главное условие документа — будет создано российское предприятие, в основе которого будет лежать иностранный капитал.

— На каких условиях отдается земля? 

— Отдается на условиях, которые определены законодательством. Все 49 лет аренды возможно использовать земли только под сельхозпроекты. Никаких капитальных зданий и сооружений не может быть построено на этой территории. Еще раз подчеркну: в соответствии с законодательством право аренды предоставляется только создаваемому совместному предприятию с участием российского юридического лица, которое регистрируется на территории Забайкальского края.

Чтобы было понятно, приведу простой пример. Ни у кого же не возникает сомнения, что завод «Форд», построенный во Всеволожске, — российское предприятие? Никто же не говорит, что завтра на этом заводе начнут выпускать танки. Инвестор взял в аренду землю, чтобы построить завод. У нас всё аналогично, только масштаб другой. Для завода достаточно 200 га, а у нас, чтобы вести сельхозбизнес, нужны тысячи гектар.

— Почему такая цена за аренду — 250 рублей за гектар? Как-то продешевили...

— Реально действующих методик оценки арендной платы за сельскохозяйственные земли не существует. На бумаге есть, а практически — нет. Когда мы попытались посмотреть на примере других, кто бы взял в аренду землю и реально платил, — почти нет таких прецедентов. Учитывая, что кадастровая стоимость 1 га земель сельскохозяйственного назначения в муниципальных районах края варьируется от 9,7 тыс. до 70 тыс. рублей, годовая арендная плата в среднем по муниципальным районам составляет от 280 рублей до 900 рублей за 1 га. Такой разброс объясняется различием как состава плодородного слоя земель в разных районах, так и возможностями их использования. 250 рублей — вполне рыночная цена для нашего края с учетом скидки за большой объем. 

— Что Забайкальский край получит от китайского инвестора?

— Получит рабочие места, оплату налогов и т.д. В этом году Забайкалье серьезно пострадало от лесных пожаров (сгорело больше 200 домов), которые начались от степных палов, перешли на лес и затем перекинулись на близлежащие постройки. Раньше было меньше пожаров, потому что вся земля была распахана и ею занимались, не было бесконтрольных территорий, где население выжигает ежегодно траву. Если бы каждый клочок был в работе, гореть было бы нечему. Сегодня собственных средств края, даже с привлечением федеральных ресурсов господдержки, недостаточно для вовлечения в оборот неиспользуемой пашни, сенокосов и пастбищ. Происходит зарастание угодий кустарником и лесом, загрязнение земель, возрастает подверженность земель ветровой и водной эрозиям. Это еще одна составляющая — вовлечение в оборот сельхозземель.

Приход инвестиций в сельское хозяйство имеет важное значение для Забайкалья, и мы просто обязаны этим заниматься.

Не так давно мне попалась статистика 1905 года, где говорилось, что в Забайкальском крае осваивалось 270 тыс. га земель сельхозназначения. В советское время после освоения целины в обороте было 1,2 млн га. Сегодня же осваивается даже меньше, чем в начале прошлого века, — 250 тыс. га.

— О какой сумме инвестиций в регион идет речь?

— 24 млрд рублей будет вложено китайским инвестором в этот проект, и тут речь не о 49 годах, эти деньги будут вложены в течение первых 5–7 лет с момента подписания контракта. Налоги и разные отчисления в бюджеты всех уровней составят 20%.

— А какой годовой бюджет вашего субъекта?

— В год это порядка 60 млрд рублей.

— Некоторые эксперты считают, что сельхозэксплуатация земли китайцами грозит истощением почвы.

— Не вижу оснований для опасений. Контроль за агротехническим производством со стороны инспектирующих служб у нас довольно жесткий. Россельхознадзор проводит регулярный отбор проб почвы, осуществляет контроль за внесением удобрений. За соблюдением норм и правил применения пестицидов и агрохимикатов, а также за качеством готовой продукции следит Роспотребнадзор. Существует Государственный каталог пестицидов и агрохимикатов, разрешенных к применению. В этом направлении контроль сегодня довольно жесткий.

— Но были же негативные прецеденты в Красноярском крае и других регионах, где китайцы брали в аренду землю и фактически травили ее запрещенными в России пестицидами.

— Это результат бесконтрольности.

— А где гарантия, что в Забайкалье будет по-другому?

— Это как в семье. В одной семье детьми занимаются и они вырастают приличными людьми, а в другой даже с достатком дети растут, как сорная трава. Могут вырасти хорошими людьми, а могут и нет. Так и тут. У рачительного хозяина всё работает как надо. Если создаем, то контролируем.

— Почему именно Китай?

— Мы всех зовем и звали. Но пришли эти инвесторы. Мы не создаем для китайцев специальные условия. У нас условия для всех одинаковые.

У нас климат суровый, зона рискованного земледелия. Мы не не предоставляем китайцам никаких преференций по квотам, действуем четко в соответствии с постановлением правительства — доля иностранных работников может составлять не более 50% от общей численности сотрудников, задействованных в производстве овощной продукции.

— Инвестор пришел, так как близок территориально?

— Потому что они живут в точно таком же климате, рынок сбыта большой — совсем рядом российско-китайская граница. Те земли, о которых мы говорим (которые планируется сдать в аренду), — это 200–300 км от границы. Китайцам в первую очередь интересен экспорт будущей сельхозпродукции в КНР.

— Много мигрантов из Китая в Забайкалье?

— Если посмотреть уровень миграции из Китая в Забайкалье, это мизерные цифры. Их объективно меньше, чем было в начале XX века. Прежде всего потому, что у нас жесткие условия. Как климатические, так и с точки зрения миграционного законодательства.

Самый знаменитый забайкалец — Юрий Соломин подарил мне свою книжку. И на первой же странице Юрий Мефодьевич вспоминает свои детские годы. И как раз делится впечатлениями, что в местности, где жили родители артиста, был колхоз «Красный Китай». И вот эти люди обеспечивали Забайкалье огурцами, помидорами и зеленью. Прошло 70 лет. Но за это время китайцев больше не стало, и уже давно нет колхозов.

Когда мы говорим об экспансии китайцев — это миф. За последние 5 лет число поставленных на миграционный учет граждан КНР сократилось на 19,5%. За пять месяцев 2015 года на миграционный учет поставлено 9089 граждан КНР. Основной целью въезда граждан КНР является работа — таких около 70% от числа поставленных на миграционный учет. Ежегодно только 1–2 гражданина КНР приобретают гражданство РФ. Кроме того, сами китайцы бегут со своего севера на юг, и правительству Китая приходится придумывать разные заманиловки, чтобы народ оставался на севере, учился там. Как мы в свое время наш север осваивали. Забайкалье — это еще севернее, чем их север. Китайцы к нам не рвутся. У нас климатические условия не очень благоприятные, к тому же экономика у Китая выше, чем российская. Никакой притягательной силы для китайцев не существует, чтобы жить в России.

— Где гарантии, что через 50 лет эти территории Китай не захочет присоединить к своим? К тому же с уже обустроенной инфраструктурой.

— По поводу опасений скажу так: нашим дипотношениям уже 350 лет (одним из первых документов, подписанных с Китаем, был Нерченский договор, который определил границы наших государств). После этого границы не поменялись, а за 3,5 века разные условия были, и за это время, если было бы желание, много что могло бы произойти. Бояться, или, точнее, опасаться экспансии можно и даже нужно, но за этими разговорами, к счастью, нет реальной основы.

— Вы с кем-то советовались по проекту с Китаем?

— Это моя личная инициатива. Есть принципиальный момент — это не китайцы к нам приходят и говорят: «Дайте земли». Это мы всем говорим — у нас есть земля, приходите и займитесь сельским хозяйством. Вот пришли пока только китайцы. 

— А после шумихи в СМИ вам из администрации президента звонили?

— Нет, ни из администрации, ни из правительства никто не звонил, потому что мы работаем в рамках российского законодательства. Они бы позвонили, если бы мы вышли за эти рамки. Мы же не на 100 лет отдаем землю. И не создаем спецусловия — не делим, иностранный или российский инвестор.

— Вы ожидали, что этот вопрос будет столь резонансным?

— Да. Потому что вопрос к инвестициям и инвесторам существует. Отношение в России к инвесторам неоднозначное. Фактически создается прецедент, и у нас нет права на ошибку, потому что от этого будет зависеть отношение к иностранным инвесторам в области сельского хозяйства в целом по стране.

— Всё же депутаты Госдумы от ЛДПР считают, что проект несет геополитические риски: 40–50 лет — слишком большой срок.

— Я хочу пригласить всех, кто критично настроен: приезжайте, землю выделим! А депутатам от ЛДПР, среди которых у меня много друзей, я готов выделить по персональному плугу — чтобы ощутили, что такое работа с землей.