Технический совет принял решение о локализации аварийного участка в шахте «Северная» в Воркуте, на котором в результате трех взрывов погибло 36 человек. Об этом 28 февраля сообщил технический директор компании «Воркутауголь» Денис Пайкин. Он напомнил, что техсовет рассматривал два варианта локализации аварии — затопление и изоляция аварийного участка.
Напомним, в ночь на 28 февраля во время поисково-спасательной операции произошел взрыв, в результате которого погибли шесть человек: работник шахты и пять спасателей. В МЧС об этом предупреждали, но спасатели до последнего пытались вытащить из-под завалов 26 горняков, которые оказались заблокированы под землей еще 25 февраля. Тогда на участке шахты «Северная» произошел горный удар — внезапное разрушение части массива породы, прилегающей к горной выработке, который сопровождался взрывами.
Следствию и специальной комиссии еще предстоит точно установить, откуда появился внезапный выброс метана от горного удара и первый взрыв, и кто виновен трагедии. Но первые выводы говорят о том, что к аварии, скорее всего, привела банальная погоня за увеличением добычи ради прибыли.
Так, дочь одного из погибших горняков в интервью СМИ рассказала, что задолго до трагедии в воркутинской шахте показатели датчиков уровня метана сильно превышали норму. Несмотря на это, рабочих спускали под землю, а всем недовольным «предлагали увольняться и переводиться куда-нибудь еще». А жена шахтёра с «Северной» Наталья Трясуха сообщила, что руководство и сотрудники угледобывающего предприятия были осведомлены об аварийной опасности, однако бригады горняков отправляли под землю, чтобы сохранить показатели добычи на прежнем уровне:
— Предпринимали меры, чтобы датчики не срабатывали. Их накрывали, закапывали. Система автоматизирована, поэтому, когда срабатывают датчики, работа шахты останавливается, а начальникам это было просто невыгодно.
А ветеран труда, бывший горный мастер Александр Расенков признался, что зачастую датчики метана, которые должны быть подвешены, «могут уложить на почву, и тогда у диспетчера будет показываться нормальное содержание метана».
Депутат Госдумы, секретарь ЦК КПРФ Леонид Калашников в интервью «СП» напомнил давно известную схему: чем меньше владельцы шахт заботятся о безопасности, тем больше прибыль.
— Сейчас у нас практически все шахты и рудники находятся в частной собственности. К сожалению, именно этот факт приводит к жертвам, серьезным травмам шахтеров, так как в процессе так называемой оптимизации, в погоне за прибылью зачастую нарушаются правила безопасности (это касается проветривания горных выработок в процессе их проходки и т. д.), происходит сокращение рабочих и т. д.
Глава Независимого профсоюза горняков России Александр Сергеев замечает: обычно при авариях на шахтах всю вину, так или иначе, стараются переложить на исполнителей — на рабочих, которые материально зависят от работодателей и административного надзора.
— К примеру, все прекрасно понимают, что если шахтер скажет: «Опасно, не пойду», то на следующем экзамене по технике безопасности его запросто могут «завалить», а затем — уволить. Такое широко практикуется, в том числе и на предприятии «Воркутауголь». А для жителей Воркуты шахта — чуть ли не единственный источник заработка.
Существует система безопасного ведения горных работ. Для борьбы с метаном в угольных шахтах обязательна предварительная дегазация угольных пластов перед их отработкой. Причем за это непосредственно отвечают не рабочие, а специализированный персонал — ответственный директор, инженер, зам по производству, зам по технике безопасности и т. д.
Что касается горных ударов (разрушений угольного пласта, прилегающего к границам выработки), то, например, на шахте «Северная» стояла система сейсмического контроля (что редкость — их всего около 10 по стране), которая позволяла прогнозировать горные удары, определять зоны риска. Отмечу, что в обязательном порядке в таких местах должны проводиться профилактические мероприятия — буриться скважины, использоваться заряды кумулятивного действия и т. д. То есть на эскизе шахты такие зоны возможного внезапного горного удара должны быть отмечены.
За это опять-таки отвечают не рабочие, а руководство шахты и т.н. горный надзор. Но вся проблема в том, что и они поставлены в довольно жёсткие рамки собственником шахт: у них есть план производства и финансовый план, но нет никакого плана по снижению риска. То есть со стороны государства существуют определённые ограничения, касающиеся безопасности, но вопрос в их контроле. Скажем, если мы возьмем сейсмические станции, то контроль за данными осуществляет работодатель, ну еще разово придет проверит гортехнадзор. Несколько лет уже стоит вопрос о создании единого центра мониторинга, чтобы все сейсмические станции были завязаны на интернет, и в режиме реального времени федеральные органы контролировали состояние шахт и рудников. Но на это, как вы понимаете, нужны деньги, а следовательно — государственно-частное партнерство. А пока же жесткость законов и инструкций смягчается их банальным неисполнением.
Многие забыли трагедию на шахте «Ульяновская» в 2007 году, когда погибло 110 человек. Напомню, тогда директор Андрей Функ приказал «загрубить» данные новейшей английской системой газовой защиты Davis Derby (которая обошлась «Южкузбассуглю» в 100 млн. рублей). И ведь ему дали шесть лет только в 2015 году, и то, потому что дело было передано на доследование после вмешательства Владимира Путина.
Вообще аварии на шахтах раньше происходили постоянно — раз в год-полтора. Ситуация изменилась после введения в 2011 году обязательной дегазации пластов, и в большей степени все стало зависеть от того, как руководство следит за безопасностью условий труда. Причем не только руководство предприятия — работодатель, но и собственник шахт — то или иное крупное предприятие, которое нередко занимает лидирующие позиции на мировом рынке. И вот собственник у нас в РФ, к сожалению, особой ответственности за аварии не несет. Да он вкладывает деньги в безопасность — ставит системы сейсмического контроля, системы дегазации, но все-таки он заинтересован в большом объеме добычи. А ведь если в шахтах повышается метановыделение, то сразу же требуется снижать нормативы добычи.
На одной из шахт полтора года назад был случай, когда начала повышаться концентрация метана. Рабочие это чувствовали. Датчики показывали, что все в пределах нормы, однако содержание в самой лаве было достаточно взрывоопасным. Люди обратились к руководству, на что им ответили: «Работайте, иначе уволим». Но, к счастью, администрацию все-таки удалось заставить снизить нагрузку на забой — место разработки.
Вот эта проблема добычи безопасности с одной стороны и рентабельности — с другой у нас нигде в документах не зафиксирована. Она, на мой взгляд, может быт разрешена только тогда, когда собственник будет нести высокую материальную ответственностью за человеческие жизни.
Грубо говоря, если он будет знать, что в случае ЧП ему придется выплачивать семьям погибших рабочих не по одному миллиону рублей, а по млн. долларов, как это делают на Западе, на который мы все время равняемся, то относился к безопасности совсем по-другому. Задумывался бы, как его менеджеры контролируют условия труда… Я не хочу никого обвинять, но ведь именно собственник назначил руководить «Воркутауголь» человека, которому 35-лет и у которого нет специального горного образования.
Стоит также обратить внимание и на комментарий профессора кафедры Безопасности и экологии горного производства НИТУ «МИСиС» Нины Калединой. По ее словам, возможной причиной аварии на шахте «Северная» могло стать применение опасной схемы вентиляции выемочного участка, которая в результате загазирования участка, то есть скопления метана во взрывоопасной концентрации, и привела к взрыву.
— Это следствие отсутствия в России адекватной системы нормативов по метанобезопасности и государственного контроля квалификации владельцев и управляющих горными предприятиями, принимающими стратегические решения по технологическим схемам ведения горных работ. А также повсеместной экономии на безопасности: горной наукой разработаны специальные схемы для газоопасных шахт, но они более трудоемки в эксплуатации, так как требуют проведения дополнительных выработок или выполнения дополнительных технологических операций, и, следовательно, более затратны.
