Сметливый и в высшей степени способный приказчик во время переездов сталкивался с представителями всех классов общества. Он хорошо освоился с манерами и бытом каждого из них. Этот опыт пригодился ему в годы старчествования, когда к нему приходили и раскрывали душу самые разные люди, знатные и незнатные.
Начало монашеской жизни преп. Лев положил в Оптиной Пустыни, но потом перешел в Белобережскую Пустынь, где в то время настоятельствовал известный афонский подвижник о. Василий Кишкин. Вскоре Лев принял монашеский постриг с именем Леонид. Здесь он прошел искус обучения монашеским добродетелям: послушанию, терпению и всем внешним подвигам. В 1804 г. он стал преемником о. Василия. Еще до назначения своего настоятелем, преподобный прожил некоторое время в Чолнском монастыре, где встретился с учеником старца Паисия Величковского о. Феодором и стал его преданным последователем. Старец Феодор обучал преп. Леонида высшему монашескому деланию, этой «науке из наук и искусству из искусств», как зовется подвиг непрестанной молитвы, посредством которой происходит очищение сердца от страстей. В это же время преподобный познакомился с инспектором Орловской семинарии игуменом Филаретом, будущим митрополитом Киевским. Это обстоятельство имело для старца значение в его последующей жизни.
Как только старец Леонид был назначен настоятелем Белобережской Пустыни, о. Феодор перешел к нему на жительство. Впоследствии оба подвижника во многих скитаниях прожили совместно около двадцати лет. Под руководством о. Феодора преп. Леонид достиг высоких духовных дарований.
В Белых Берегах о. Феодора постигла продолжительная болезнь, после которой построили ему уединенную келью в лесной глуши, в двух верстах от обители, где он и поселился с о. Клеопой. К этим великим подвижникам вскоре присоединился и сам преподобный, сложивший с себя звание настоятеля в 1808 году. Здесь в пустынном безмолвии он принял келейно пострижение в схиму и наречен был Львом. Вскоре после этого старцы Лев и Клеопа переселились в Валаамский монастырь, а в 1812 году к ним присоединился и старец Феодор.
Около шести лет прожили великие старцы в Валаамском скиту, где им вначале жилось хорошо, как об этом писал о. Феодор: «Взаправду можно похвалиться милосердием Божиим на нас, недостойных, явленным: привел нас в место безмолвное, спокойное, от человеков удаленное, молвы свобожденное». Тамошний юродивый Антон Иванович сказал: «Торговали хорошо». То есть привлекли к себе мудростью и смирением многих братий, которые к ним стали ходить за духовным руководством. Им удалось спасти от глубокого отчаяния келиарха монастыря о. Евдокима, который, исполняя внешние подвиги, не мог справиться с такими страстями, как гнев и пр. Старцы указали ему истинный путь к отверзению сердца, и он понял смиренную науку отцов, начал смиряться, возрождаться и впоследствии сам стал учителем братии. Имена Леонида и Феодора всегда были на его устах. Игумен монастыря о. Иннокентий вознегодовал, что старцы отняли у него его ученика, и обратился с жалобой к Петербургскому митрополиту Амвросию. Из Петербурга приехала комиссия, старцы были оправданы, а игумену было сделано строгое внушение. Но зная человеческую природу, старцы побоялись оставаться на Валааме, в особенности после посещения монастыря князем Голициным, который оказал им особое внимание. Они перебрались в Александро-Свирский монастырь.
В 1820 году государь Александр I объезжал северные свои владения. Путь его пролегал вблизи Александро-Свирского монастыря. Жившие там старцы о. Феодор и преп. Леонид почтительно предложили своему настоятелю приготовиться к встрече государя, хотя в его маршруте монастырь этот не был обозначен. Отец настоятель прислушался к совету старцев и в день, указанный ими, ожидал императора у ворот. Между тем государь на пути, по своему обыкновению, расспрашивал о местности и ее жителях у ямщиков – иногда сам, иногда через кучера Илью, неизменного своего возницу. Приближаясь к дороге, где поставлен был крест в знак близости монастыря и для указания к нему пути, государь спросил: «Что это за крест?». Узнав же, что недалеко Свирский монастырь, он велел туда ехать. При этом начал расспрашивать, – каково в монастыре и каковы братия. Ямщик, нередко туда ходивший, отвечал, что ныне стало лучше прежнего. «Отчего?» – спросил государь. «Недавно поселились там старцы о. Феодор и о. Лев; теперь и на клиросе поют получше, и во всем более порядка». Государь, слыхавший от князя Голицина эти имена, пожелал со старцами познакомиться. Между тем ожидавшие царя, испытанные скорбями старцы сотворили между собою краткое совещание, как поступить, если государю угодно будет посетить их, и решили, чтобы не вызывать у братии зависти, молчать. Подъехав к монастырю, государь удивился встрече: «Разве ждали меня?». Настоятель сказал, что вышел навстречу по совету старцев. Приложившись к мощам, царь спросил: «Где здесь о. Феодор и о. Лев?». Старцы несколько выдались, но на все вопросы императора отвечали сдержанно и отрывисто. Государь это заметил и прекратил вопросы, но пожелал принять благословение от о. Феодора. «Я монах непосвященный, – сказал смиренный старец, – я просто мужик». Царь вежливо откланялся и поехал в дальнейший путь.
Во время пребывания в Александро-Свирском монастыре преп. Леонид однажды ездил по делам в Петербург и из рассказа о его пребывании в столице видно, что уже тогда он был истинным прозорливым старцем, обладателем многих духовных дарований. Он посещал там одну духовную дочь, которую спас от неправильного духовного устроения, именуемого прелестью. Однажды старец пришел к ней и потребовал, чтобы она немедленно переехала на новую квартиру, которую ей предлагали и от которой она отказывалась. Старец настоял на своем. Ночью в старую ее квартиру забрался ее бывший слуга с целью ограбления и убийства. Его намерение было потом доказано.
Когда скончался великий старец о. Феодор, преп. Леонид не сразу прибыл в Оптину Пустынь, куда его призывали епископ Филарет Калужский и преп. Моисей – настоятель обители. Сначала его удерживали в Александро-Свирском монастыре, потом он пробыл некоторое время в Площанской Пустыни, где находился преп. Макарий – его будущий помощник во время старчествования в Оптинском скиту и впоследствии его преемник в старчестве.
Наконец, в Оптину Пустынь (1829 г.) прибыл основатель знаменитого ее старчества – той духовной школы, откуда вышла вся плеяда последующих старцев. Заслуга преп. Леонида не ограничивается только основанием старчества, им был дан тот импульс, который вдохновлял последующие поколения старцев в течение целых ста лет – до самого конца жизни и процветания знаменитой Оптиной Пустыни. Великие старцы преп. Макарий и преп. Амвросий, были его учениками.
Старец Леонид прибыл в Оптину Пустынь уже на склоне лет. Он был большого роста, величественный, в молодости обладавший баснословной силой, сохранивший до старости, несмотря на полноту, грацию и плавность в движениях. Его исключительный ум, соединенный с прозорливостью, давал ему возможность видеть людей насквозь. Душа старца была преисполнена великой любви и жалости к человечеству, но действия его иногда были резки и стремительны. О преп. Леониде нельзя судить как об обычном человеке, потому что он достиг той духовной высоты, когда подвижник действует, повинуясь голосу Божию. Вместо долгих уговоров он иногда сразу выбивал у человека почву из-под ног и давал ему осознать и почувствовать свою несостоятельность и неправоту, и таким образом своим духовным скальпелем вскрывал гнойник, образовавшийся в огрубевшем сердце человека. В результате лились слезы покаяния. Старец знал, каким способом достигнуть своей цели.
Жил недалеко от Оптиной один барин, который хвастался, что как взглянет на старца Леонида, так его насквозь и увидит. Был этот барин высокий, тучный. Приезжает он раз к старцу, когда у него было много народа. А у преподобного был обычай, когда он хотел произвести на кого особое впечатление, то загородит глаза левой рукой, точно от солнца, приставив ее козырьком ко лбу. Так поступил он при входе этого барина и сказал: «Эка остолопина идет! Пришел, чтобы насквозь увидеть грешного Леонида, а сам, шельма, семнадцать лет не был у исповеди и Св. Причащения». Барин затрясся, как лист, и после каялся и плакал, что – грешник неверующий и, действительно, семнадцать лет не исповедывался и не причащался Св. Христовых Таин.
Другой случай. Приехал в Оптину помещик П. и, увидев старца, подумал про себя: «Что же это говорят, что он необыкновенный человек! Такой же, как и прочие, необыкновенного ничего не видно». Вдруг старец говорит ему: «Тебе все дома строить. Здесь вот столько-то окон, тут столько-то, крыльцо такое-то!» Нужно заметить,что П. по пути в Оптину увидел такую красивую местность, что вздумал выстроить там дом и составлял в уме план, какой он должен быть и сколько в нем окон, в чем и обличил его старец. Когда же П. стал исповедываться, преподобный напомнил ему забытый им грех, который он даже за грех не считал.
Еще однажды был случай, когда один приезжий господин объявил старцу, что приехал на него «посмотреть». Старец встал с места и стал поворачиваться перед ним: «Вот, изволите посмотреть меня». Господин пожаловался на него настоятелю, который ему возразил, что старец святой, и по его словам был ему и ответ. Приезжий после этого немедленно вернулся к преподобному, кланялся ему земно и говорил: «Простите, батюшка, я не сумел вам объяснить о себе». Старец выслал из кельи присутствующих и беседовал с приезжим два часа. После этого тот прожил в Оптиной месяц, часто ходил к старцу, потом писал ему письма, объясняя, что он был в отчаянном положении и что старец оживил и воскресил его.
Славный и знаменитый герой Отечественной войны, находясь по пути со своей частью поблизости от Оптиной Пустыни, заглянул в скит к старцу Леониду. Старец спросил у него его фамилию.
– Кульнев, – отвечал генерал, – я остался после отца малолетним, поступил в учебное заведение, окончил курс наук и с того времени нахожусь на службе.
– А где же ваша матушка?
– Право, не знаю, в живых ли она, или нет. Для меня, впрочем, это все равно.
– Как так? Хорош же вы сынок.
– А что же? Она мне ничего не оставила, все имение раздала, потому я и потерял ее из виду.
– Ах, генерал, генерал! Что мелешь? Мать тебе ничего не оставила, а все прожила. И как это ты говоришь, что все она раздала? А вот об этом-то ты и не подумаешь, что она едва могла перенести удар лишения твоего родителя, а своего супруга: и с этого времени и до настоящего стоит перед Богом, как неугасимая свеча, и как чистая жертва посвятила свою жизнь на всякое злострадание и нищету за благо своего единственного сына Николушки. Вот уже около тридцати лет она проходит такой самоотверженный подвиг. Неужели же эти ее молитвы для своего Николушки не наследство? У многих генералов при всех изысканных средствах дети не лучше прохвостов, а Николушка и без средств, да вот генерал!
Глубоко потрясли Кульнева эти простые, но и правдивые старческие слова. Обратившись к св.иконам, он зарыдал. Затем генерал при безчисленных благодарностях спросил адрес своей матери. А прибыв к ней, он на коленях подполз к ее кровати и целовал у нее руки и ноги… Старушка чуть не умерла от радости…
Очень характерен рассказ одного афонского монаха, о. Парфения, посетившего старца Леонида. Монах был одет в мирскую одежду, однако старец, называя его афонским монахом, запретил ему становиться перед собой на колени, как это делали миряне. Среди присутствующих был человек, который, по его словам, пришел «получить душеполезное наставление», но, вопрошенный старцем, сознался, что не исполнил прежнее старческое приказание. Он не бросил курение, как приказал ему о. Леонид. Преподобный грозно велел вытолкать этого человека вон из кельи. Потом пришли три женщины в слезах, которые привели одну лишившуюся ума и рассудка. Они просили о больной помолиться. Старец надел на себя епитрахиль, возложил конец епитрахили и свои руки на главу болящей и, прочитав молитву, трижды перекрестил ее главу и приказал отвести в гостиницу. Сие делал он сидя, потому что уже не мог встать, был болен и доживал последние свои дни. Когда о. Парфений посетил старца на другой день, вчерашняя больная пришла совершенно здоровой, а выгнанный господин пришел просить прощения. Старец его простил, и повторил свое приказание. Афонский монах ужаснулся, что старец, не боясь вреда для себя, творит исцеления. Преподобный ответил: «Я сие сотворил не своей властью, но это сделалось по вере приходящих, и действовала благодать Святого Духа, данная мне при рукоположении, а сам я человек грешный».
Чудеса, совершаемые старцем, были безчисленны: толпы обездоленных стекались к нему, окружали его. «Случилось мне однажды, – писал иеромонах Леонид (Кавелин, будущий наместник Троице-Сергиевой Лавры), – проезжать из Козельска в Смоленскую губернию. По дороге в уединенных деревушках поселяне, узнав, что я еду из Козельска, наперерыв спешили узнать что-нибудь о старце Леониде. На вопрос, откуда вы его знаете, они отвечали: «Помилуй, кормилец, как нам не знать о. Леонида? Да он для нас, бедных, неразумных, больше отца родного. Мы без него, почитай, сироты круглые».
Иначе относились к старцу некоторые духовные лица, в том числе калужский епархиальный архиерей преосв. Николай, который творил много неприятностей Оптиной Пустыни. Этот епископ имел твердое намерение сослать старца Леонида в Соловецкий монастырь для заключения. Предыдущий же епископ Калужский Никанор, будущий митрополит С.-Петербургский, уважал старца. В бытность преподобного в Калуге встречные лица, узнав его, становились на колени и кланялись ему в ноги. Увидев это, начальник полиции решил, что дело нечисто и сделал соответственное донесение епископу Никанору. Владыка вызвал к себе старца и на вопрос, как он верует, старец спел ему Символ веры по-киевски, т.е. начиная с низкой ноты и повышая тон до самой высокой. По пословице «рыбак рыбака видит издалека», добрый владыка понял, кого он видит перед собой и почему старцу кланяются в землю. Он задержал старца у себя в течение нескольких дней, ухаживал за ним, угощал его, так что старец два дня не ел, вернувшись домой. К сожалению, этот добрый архипастырь правил в Калуге недолго, тогда как епископ Николай правил долго и даже пережил старца.
Старчествование преп. Леонида продолжалось в Оптиной Пустыни с 1829 и до года его кончины, последовавшей в 1841 г., т.е. двенадцать лет. Этот промежуток времени старец переживал как почти непрерывное гонение. Когда он прибыл в Оптину Пустынь, игумен Моисей передал ему духовное руководство братией, а сам занялся исключительно хозяйственной частью и ничего не предпринимал без старческого благословения. Так же относился к старцу Леониду и брат игумена, скитоначальник Антоний.
Против старца восстал некто о. Вассиан, который себя считал старожилом в монастыре и не признавал старческого руководства. Этот о. Вассиан признавал только внешние подвиги умерщвления плоти. Подобный ему инок описан Достоевским в романе «Братья Карамазовы» под именем Ферапонта. Вассиан стал писать доносы на старца.
Однако в течение первых шести лет гонения еще не принимали крутого характера. Но с течением времени дело стало принимать более угрожающий оборот. Так, еще к начальному периоду относится запись некой Паши Труновой, сестры Павла Трунова, старцева ученика. Она рассказывает, что однажды в бытность ее в Оптиной Пустыни, старец Леонид запретил ей прийти к нему назавтра, так как «будет суд». «Кого же будут судить?», – спросила Паша. «Да меня же», – ответил старец. На другой день следователи допрашивали весь монастырь, но все показания благоприятствовали преподобному. Это было начало. С 1835 г., и особенно в 1836 г., гонения усилились. Кроме всех ложных донесений, калужский преосвященный получил еще через московскую тайную полицию анонимный донос с обвинениями по адресу старца и настоятеля. Говорилось, что последний несправедливо оказывает скитским старцам предпочтение перед живущими в монастыре и что скит причиняет монастырю большой урон, и если он не уничтожится, то древняя обитель разорится и т.д. Следствием этого доноса было то, что настоятель был вызван для объяснений, а старцу Леониду было запрещено носить схиму, т.к. он был пострижен келейно, и строжайше запрещено принимать посетителей.
Старца перевели из скита в монастырь и там переселяли из кельи в келью. Преподобный относился к этим невзгодам с полным благодушием; с пением «Достойно есть…» он самолично переносил на новое место икону «Владимирской» Божией Матери – благословение преп. Паисия Величковского старцу Феодору. «Однажды игумен Моисей, – говорит жизнеописатель преп. Леонида, – проходя по монастырю, увидел огромную толпу народа перед кельей старца, между тем как последовало из Калуги повеление архиерея никого не пускать к нему. Отец игумен вошел к старцу в келью и сказал: «Отец Леонид! Как же вы принимаете народ? Ведь владыка запретил принимать». Вместо ответа старец отпустил тех, с кем занимался, и велел келейникам внести к себе калеку, который в это время лежал у дверей кельи. Его принесли и положили перед ним. Отец игумен в недоумении смотрел на него. «Вот, – начал старец свою речь, – посмотрите на этого человека. Видите, как у него все члены телесные поражены. Господь наказал его за нераскаянные грехи. Он сделал то-то и то-то, и за все это он теперь страдает – он живой в аду. Но ему можно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли я его не принимать? Что вы на это скажете?». Слушая преподобного и смотря на лежащего перед ним страдальца, о. игумен содрогнулся. «Но преосвященный, – промолвил он, – грозит послать вас под начало». «Ну так что же, – ответил старец, – хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тот же Леонид! Я к себе никого не зову: кто ко мне приходит, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародье многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие духовные нужды?».
Отец игумен Моисей ничего на это не мог возразить и молча удалился, предоставляя старцу жить и действовать, как укажет ему Сам Бог.
Старцу пришлось бы туго если бы не заступничество обоих митрополитов Филаретов. Митрополит Киевский защитил старца, находясь на чреде в Синоде, а также посетив Оптину Пустынь, где оказывал преподобному в присутствии епархиального архиерея особые знаки уважения. К митрополиту Филарету Московскому прибег письменно старец о. Макарий через епископа Игнатия Брянчанинова, который в юности был учеником преп. Леонида. Митрополит Филарет написал калужскому епископу: «Ересь предполагать в о. Леониде нет причины».
Незадолго до смерти старца опять возникли гонения на него и на монашествующих женских обителей, духовных дочерей оптинских старцев. Монахини были изгнаны.
Это гонение было основано на невероятном невежестве. Старца называли масоном, а святоотеческие книги, такие как творения Аввы Дорофея, данные им монашествующим, – «чернокнижием». Однако перед самой кончиной его монахини были оправданы, так что старец вздохнул свободно. Впоследствии лучшие ученицы преп. Леонида заняли начальственные должности в монастырях.
С первых чисел сентября 1841 года старец стал ослабевать и проболел пять недель.
Исцеления больных и бесноватых
Принимая отеческое участие во всех нуждах обращавшихся к нему, преп. Леонид, кроме душевного назидания, не отказывался подавать им помощь и в телесных болезнях, указывая некоторым на испытанные народные средства. Преимущественно, он употреблял для лечения так называемую горькую воду, которой у него выходило в день иногда до полутора ушата. Горькую воду не переставали в обители приготовлять и раздавать больным и после кончины старца, но после него эта вода потеряла ту многоцелебную силу, чтобы помогать от всяких болезней, хотя от некоторых болезней помогает.
Некоторых из приходивших к нему больных старец отсылал к мощам Святителя Митрофана Воронежского, и бывали примеры, что болящие, прошедши сотни верст, исцелялись на пути и, подобно самарянину, возвращались благодарить целителя.
Многим страдавшим от недугов телесных, часто соединенных с душевными недугами и потому не всегда понятных для людей обыкновенных, о. Леонид подавал благодатную помощь, помазывая их елеем от неугасимой лампады, теплившейся в его келье пред «Владимирской» иконой Божией Матери, которая, как мы уже сказали, была благословением старца схимонаха Феодора, ученика великого старца Паисия (ныне эта икона хранится в женском монастыре «Ново-Дивеево» в США). Употребляя это средство, старец, видимо, возлагал всю свою надежду на милость и помощь Божию, на заступление Царицы Небесной и на молитвы духовного своего отца. По вере старца и приходивших к нему, помазание это оказывало великую благодатную силу: через него многие получали исцеление в телесных недугах, утешение в скорбях и облегчение в душевных бранях. Но так как старец помазывал у страждущих женщин крестообразно не только чело, уста и ланиты, но иногда, также крестообразно, гортань и перси, то за сие он терпел большое нарекание от соблазнявшихся. Некоторые и из его учеников просили его оставить такой способ целения, но убедить его никак не могли. Конечно, силу и значение такого помазания знал лучше их преп. Леонид, когда употреблял оное до самой предсмертной своей болезни, и всегда благотворно.
Приводили к преп. Леониду и многих бесноватых. Было также не мало и таких, которые прежде и сами не знали, что они одержимы бесом, и только в присутствии старца, по обличении им таившейся в них прелести, начинали бесноваться. Так нередко бывало с теми из мирских неразумных подвижников, которые все спасение души своей поставляли в том, что облагались тяжелыми железными веригами, нисколько не помышляя об очищении сердца от страстей. Преп. Леонид приказывал с таких людей снимать вериги и, когда воля его исполнялась, у некоторых из них становилось явным беснование. На всех таких страдальцев старец возлагал епитрахиль и читал над ними краткую заклинательную молитву из Требника, а сверх того, помазывал их елеем или давал им оный пить, и было очень много поразительных случаев чудесных исцелений. Некоторые говорили тогда, а может быть скажут и теперь: «Да это не трудно: и всякий может помазать елеем и прочесть заклинание». В ответ на такое возражение можно напомнить пример сыновей иудея Скевы, которые начали было по примеру св. апостола Павла изгонять духов именем Иисуса Христа: «Иисуса знаю, – отвечал бес, – и Павел мне известен, а вы кто?» (Деян.19:15).
Приведена была к о. Леониду шестью человеками одна бесноватая. Как только она увидела старца, упала пред ним и сильно закричала: «Вот, этот-то седой меня выгонит; был я в Киеве, в Москве, в Воронеже – никто меня не гнал, а теперь-то я выйду». Старец читал над нею молитву и мазал ее святым маслом из лампады Божией Матери. Вначале же, когда ее вели к старцу, она страшно упиралась, и наступила ему на ногу, так что до синеты оттоптала ему больной палец ноги, который после долго болел. После молитв старца бесноватая встала тихо и пошла. Потом ежегодно приходила она в Оптину уже здоровая; и после смерти о. Леонида с верой брала с могилы его землю для других, от которой они тоже получали пользу.
«Вскоре по поступлении моем в Оптину Пустынь (около 1832 года), – рассказывал о. игумен П., – когда келейниками у о. Леонида были о. Геронтий, о. Макарий Грузинов и Павел Тамбовцев, привели к старцу бесноватую крестьянку, которая во время беснования говорила на иностранных языках, чему свидетелем был Павел Тамбовцев, несколько знавший иностранные языки. О. Леонид читал над нею раза три молитву, мазал ее елеем от неугасимой лампады пред иконой Божией Матери и давал ей пить это масло. В третий раз ее привели совсем в другом виде, и когда Тамбовцев попросил ее поговорить, как говорила она в прежние разы, на иностранных языках, она сказала: «И-и-и, батюшка! Где мне говорить на иностранных языках? Я и по-русски-то едва говорю, и насилу хожу. Слава Богу, что прежняя болезнь прошла».
Рассказывал козельский житель С. И., который был одним из преданных учеников преп. Леонида. «В тридцатых годах я, как и теперь, занимался приготовлением горшечной посуды. Жили мы с матушкой в своем домике. Лошади у нас не было, а была порядочная повозка. Накладу, бывало, горшков в эту повозку, попрошу у кого-нибудь лошадку и свезу горшки-то на базар. Так, бывало, и жил. В это время стоял у нас в доме солдат поляк, но потом отошел от нас и сбился с толку. Раз, улучивши удобное время, он залез к нам на двор и стащил колеса с нашей повозки. Объяснил я батюшке о. Леониду свое горе, и сказал, что знаю вора, и могу отыскать колеса. «Оставь, Семенушка, не гонись за своими колесами, – отвечал батюшка. Это Бог тебя наказал: ты и понеси Божие наказание, и тогда малою скорбию избавишься от больших. А если не захочешь потерпеть этого малого искушения, то больше будешь наказан». Я последовал совету старца, и как он сказал, так все и сбылось. В скором времени тот же поляк опять залез к нам на двор, вытащил из амбара мешок с мукой, взвалил на плечо, и хотел пройти с ним через огород, а с огорода идет к нему навстречу матушка. «Куда ты, – говорит, – это несешь?». Тот бросил мешок с мукой и убежал. Вскоре за этим был и другой случай. У нас была корова; мы решились продать ее. Нашли купца, сторговались и взяли задаток. Но покупатель почему-то несколько дней не брал от нас коровы. Наконец, взял ее к себе. А в следующую затем ночь влез к нам вор и разломал закуту, где стояла наша корова – без сомнения, чтобы украсть ее, но ее уже там не было. Так опять Господь по молитвам старца избавил нас от напасти. После сего через много лет был со мной и третий подобный случай. Оканчивалась Страстная седмица и наступал праздник Пасхи. Мне почему-то пришло на мысль перенести все свои нужные вещи из своего домика к сестре соседке. Так я и сделал. А как наступил первый день праздника, я запер со всех сторон свой дом, и пошел к утрени. Всегда, бывало, эту утреню я проводил радостно, а теперь, сам не знаю отчего, в душе было что-то неприятно. Прихожу от утрени, смотрю – окна повыставлены и дверь отперта. Ну, думаю себе, должно быть был недобрый человек. И, действительно, был, но так как все нужные вещи были перенесены к сестре, то он и ушел почти ни с чем. Так три раза исполнялось на мне предсказание батюшки о. Леонида, что если понесу малое наказание Божие, то больше уже Бог не станет наказывать меня».
«С детства у меня было большое желание жить в монастыре, – рассказывала монахиня О., – и в 1837 году, когда мне было двенадцать лет, просила я мать свою оставить меня в девичьем монастыре в Киеве, где мы были проездом. Она на это не согласилась, а обещала поместить меня в Борисовскую Пустынь, когда мне будет пятнадцать лет. Но вскоре после этого она скончалась. Отец же мой никак не хотел меня отпустить в монастырь раньше 35-летнего возраста.
Много я об этом скорбела, и в 1840 году, когда мне минуло пятнадцать лет, я очень опасалась, как бы участь моя не была решена против моего желания, и потому я уже хотела тайно уйти из родительского дома. Но одна моя тетка, которая была хорошо расположена ко мне, взяла меня к себе в дом, а потом уговорили отца моего поехать в Оптину Пустынь к батюшке о. Леониду и предоставить ему решить мою участь. Отец мой согласился. Когда мы явились к о. Леониду, он, никогда не знавши нас, назвал нас всех по имени и сказал, что давно ожидает таких гостей. При такой неожиданной встрече мы все стали в тупик, не зная, что отвечать. Потом мы поодиночке входили в его келью, и тут батюшка всем по устроению говорил настоящее, прошедшее и будущее. Меня впустили к нему после всех. В ожидании той минуты, когда мне нужно было к нему идти, я находилась в большом страхе, а вышла из его кельи покойной и с большим утешением душевным. Он меня благословил прямо в Борисовскую Пустынь, и за его молитвы родитель мой уже более не удерживал меня, но обеспечения денежного мне никакого не дал. А когда старца спросили, как я буду жить, его ответ был: «Она будет жить лучше лучших». Слова батюшки о. Леонида во всем сбылись. В 1841 году родитель мой сам привез меня в Борисовскую Пустынь, в которой и по сие время живу, и всегда на опыте видела и вижу над собой во всем Промысел Божий за святые молитвы старца».
«В 1839 году девица из дворян Щигровского уезда приехала к старцу о. Леониду за благословением, чтобы поступить в монастырь. Он сказал ей: «Подожди еще год, и тогда побывай у нас». Она поехала домой со скорбью, что долго ожидать, и боясь как бы в течение этого времени что-либо ей не по препятствовало. Также и приехавши домой, много скорбела и плакала. В этой скорби она два раза видела во сне, что старец дал ей кусок хлеба, в первый раз без соли, а во второй посоливши, и говорит: «Не скорби! Я сказал, что будешь в монастыре, только прежде побывай у меня». Когда минул год, она поехала в Оптину, и как только увидела о. Леонида, и не успела еще ничего передать ему, он ей сказал: «Ну, что скорбела и плакала? Ведь я дал тебе кусок хлеба, и ты съела, теперь будь покойна». Тут же она получила от него благословение поступить в монастырь.
У одной Тульской купчихи по кончине ее мужа осталась дочь девица, которую мать хотела отдать в замужество, и отправилась за благословением к о. Леониду. Он велел привезти ее к себе, сказав, что имеет для нее прекрасного жениха. Мать сама привезла дочь к старцу, а он благословил отвезти ее в Белевский девичий монастырь, в котором она скоро кончила жизнь.
Источник: сайт «Оптина Пустынь»
***
Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших
Единая память просиявших в Оптиной пустыни преподобных, мучеников и исповедников установлена в день празднования Собора преподобных Оптинских старцев (11/24 октября) по благословению Святейшего Патриарха Кирилла от 27 октября 2016 года. Празднование внесено в месяцеслов по благословению Святейшего Патриарха Кирилла от 31 января 2018 года.
Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших: преподобных, мучеников и исповедников:
Льва (+1841), Макария (+1860), Моисея (+1862), Антония (+1865), Илариона (+1873), Амвросия (+1891), Анатолия (+1894), Исаакия (+1894), Иосифа (+1911), Варсонофия (+1913), Анатолия (+1922), Нектария (+1928), Никона исповедника (+1931), Исаакия священномученика (+1938).
КРАТКОЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПРЕПОДОБНЫХ СТАРЦЕВ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ
Иеросхимонах Лев (Наголкин) (1768—1841)
 |
| Иеросхимонах Лев (Наголкин) (1768—1841) |
Первый основатель и вдохновитель оптинского старчества. Человек непоколебимой веры, необычайной смелости, твердости и энергии. Выражением евангельской любви была вся жизнь этого старца, проходившая в самоотверженном служении Богу и ближним. Своими подвигами, непрестанной молитвой и богоподражательным смирением он стяжал обильные дары Святого Духа. Чудеса, совершаемые старцем, были бесчисленны: толпы обездоленных стекались к нему.
Кончина (день памяти): 11/24 октября 1841 г.
Иеросхимонах Макарий (Иванов) (1788-1860)
 |
| Иеросхимонах Макарий (Иванов) (1788-1860) |
Ученик и сотаинник старца Льва. Старчествовал в Оптиной пустыни в одно время с преподобным Львом, а после его кончины до самой своей смерти нес великий и святой подвиг старческого окормления. Главная добродетель, которую он особенно воспитывал в людях – это смирение, считая её основанием христианской жизни. «Есть смирение – все есть, нет смирения – ничего нет», - говорил преподобный. С именем старца Макария связано начало издания в монастыре святоотеческих трудов, которое объединило вокруг обители лучшие духовные и интеллектуальные силы России.
Кончина (день памяти): 7/20 сентября 1860 г.
Схиархимандрит Моисей (Путилов) (1782—1862)
 |
| Схиархимандрит Моисей (Путилов) (1782—1862) |
Кроткий старец-настоятель. Явил удивительный пример сочетания строгого подвижничества, смирения и нестяжания с мудрым управлением обителью и широкой благотворительной деятельностью. Именно благодаря его безграничному милосердию и состраданию к бедным обитель давала приют множеству странников. При схиархимандрите Моисее были воссозданы старые и построены новые храмы и здания обители. Своим видимым расцветом и духовным возрождением Оптина пустынь обязана мудрому настоятельству старца Моисея.
Кончина (день памяти): 16/29 июня 1862 г.
Схиигумен Антоний (Путилов) (1795—1865)
 |
| Схиигумен Антоний (Путилов) (1795—1865) |
Брат и сподвижник схиархимандрита Моисея, смиренный подвижник и молитвенник, через всю жизнь терпеливо и мужественно несший крест телесных болезней. Он всемерно способствовал деланию старчества в скиту, которым руководил в течение 14 лет. Письменные наставления преподобного старца являются дивным плодом его отеческой любви и дара учительного слова. Перед своей кончиной он говорил: «Всех желал бы утешить, и если бы можно было, самого себя растерзал бы и раздал всем по кусочку».
Кончина (день памяти): 7/20 августа 1865 г.
Иеросхимонах Иларион (Пономарев) (1805—1873)
 |
| Иеросхимонах Иларион (Пономарев) (1805—1873) |
Ученик и преемник старца Макария. Будучи ревностным защитником и проповедником православной веры, он сумел возвратить в лоно Православной Церкви многих заблудших и отпавших от православной веры. «Только с той минуты, как мы узнали его, вспоминает духовное чадо старца, - мы узнали, что такое спокойствие духа, что такое мир душевный...». Старец-скитоначальник скончался в молитве, с четками в руках.
Кончина (день памяти): 18 сентября/1 окт. 1873 г.
Иеросхимонах Амвросий (Гренков) (1812—1891)
 |
| Иеросхимонах Амвросий (Гренков) (1812—1891) |
Великий старец и подвижник земли Русской, святость и богоугодность жития которого Бог засвидетельствовал многими чудесами, а православный верующий народ - искренней любовью, почитанием и благоговейным обращением к нему в молитве. Ученик старцев Леонида и Макария, унаследовал от них благодатный дар старчества, в беззаветном служении людям пребывал более 30 лет. Основал Шамординскую женскую обитель, окормлял многие монастыри, его письма и наставления - источник духовной мудрости для ищущих спасения. Преподобный имел высокий ясный ум и любвеобильное сердце. Необычайно сострадательный и благодатно одаренный он особенно отличался христианской любовью.
Кончина (день памяти): 10/23 октября 1891 г.
Иеросхимонах Анатолий (Зерцалов) (1824—1894)
 |
| Иеросхимонах Анатолий (Зерцалов) (1824—1894) |
Скитоначальник и старец, наставлял в духовной жизни не только иноков Оптиной пустыни, но также насельниц Шамординской женской обители и других монастырей. Являясь пламенным молитвенником и подвижником, он был для всех приходящих к нему чутким отцом, терпеливым учителем, всегда делясь сокровищем мудрости, веры и особой духовной радости. Старец Анатолий обладал удивительным даром утешения. Преп. Амвросий говорил, что ему была дана такая молитва и благодать, какая одному из тысячи дается.
Кончина (день памяти): 25 января/7 февраля 1894 г.
Схиархимандрит Исаакий (Антимонов) (1810—1894)
 |
| Схиархимандрит Исаакий (Антимонов) (1810—1894) |
Приснопамятный настоятель Оптиной пустыни, сочетавший в себе твердое управление обителью и тончайшее искусство пастырского руководства со смиренным послушанием великим Оптинским старцам и высоким подвижничеством. Делом жизни схиархимандрита Исаакия было хранение и утверждение в обители духовных заветов старчества. Он не знал покоя – двери келии его были открыты для братства и убогих. В пище, и в одежде, и в убранстве келии соблюдал полную простоту древних подвижников.
Кончина (день памяти): 22 августа/4 сент. 1894 г.
Иеросхимонах Иосиф (Литовкин) (1837—1911)
 |
| Иеросхимонах Иосиф (Литовкин) (1837—1911) |
Ученик и духовный преемник преподобного Амвросия, явивший образ великого смирения, незлобия, непрестанной умносердечной молитвы, старец не раз удостаивался явления Божией Матери. По воспоминаниям современников, многие еще при жизни иеросхимонаха Иосифа видели его озаренным благодатным божественным светом. Преп. Иосиф был человек глубокого внутреннего делания, всегда хранивший сердечное безмолвие и непрестанную молитву.
Кончина (день памяти): 9/22 мая 1911 г.
Схиархимандрит Варсонофий (Плиханков) (1845—1913)
 |
| Схиархимандрит Варсонофий (Плиханков) (1845—1913) |
Скитоначальник, о котором старец Нектарий говорил, что благодать Божия в одну ночь из блестящего военного сотворила великого старца. Не жалея самой жизни, он исполнял свой пастырский долг в русско-японской войне. Старец обладал необыкновенной прозорливостью, ему открывался внутренний смысл происходящих событий, он видел сокровенность сердца пришедшего к нему человека, с любовью пробуждая в нем покаяние.
Кончина (день памяти): 1/14 апреля 1913 г.
Иеросхимонах Анатолий (Потапов) (1855—1922)
 |
| Иеросхимонах Анатолий (Потапов) (1855—1922) |
Прозванный в народе утешителем, был наделен Господом великими благодатными дарами любви и утешения страждущих, прозорливости и исцеления. Смиренно неся свое пастырское служение в тяжелые дни революционной смуты и безбожия, старец утверждал своих духовных чад в решимости даже до смерти быть верными святой православной вере.
Кончина (день памяти): 30 июля/12 августа 1922 г.
Иеросхимонах Нектарий Оптинский (1853—1928)
 |
| Иеросхимонах Нектарий Оптинский (1853—1928) |
Последний соборно избранный Оптинский старец, который подвигом непрестанной молитвы и смирения обрел величайшие дары чудотворения и прозорливости, нередко скрывая их под видом юродства. Во дни гонений на Церковь, сам находясь в изгнании за исповедание веры, неустанно окормлял верующих. За советами и молитвенной помощью к нему обращались и простые миряне, и великие Святители.
Кончина (день памяти): 29 апреля/12 мая 1928 г.
Иеромонах Никон (Беляев) (1888—1931)
 |
| Иеромонах Никон (Беляев) (1888—1931) |
Ближайший ученик старца Варсонофия, пламенный молитвенник и любвеобильный пастырь, самоотверженно исполнявший старческое служение уже после закрытия Оптиной пустыни, претерпевший мучения от безбожников и скончавшийся в изгнании, как исповедник.
Кончина (день памяти): 25 июня/8 июля 1931 г.
Архимандрит Исаакий II (Бобраков) (1865—1938)
 |
| Архимандрит Исаакий II (Бобраков) (1865—1938) |
Последний настоятель Оптиной пустыни, испытавший всю тяжесть разорения и поругания святой обители. Неся свой крест настоятельского служения в годы испытаний и скорбей, он был исполнен несокрушимой веры, мужества и всепрощающей любви. Четырежды претерпел тюремное заключение. Расстрелян 8 января 1938 и захоронен в братской могиле в лесу на 162-м километре Симферопольского шоссе.
Кончина (день памяти): 26 декабря / 8 января 1938 г.
Официальный сайт Оптиной Пустыни
24 октября 2012 г.
