После разрушения богоборческой властью в 30-е годы ХХ столетия Никольского храма в Садовниках образ Божией Матери перенесли в московский храм во имя Святителя Николая в Кузнецкой слободе, где он находится и ныне. Отличительная особенность иконы УТОЛИ МОЯ ПЕЧАЛИ – Богомладенец держит в руках развёрнутый свиток, Божия Матерь одной рукой подпирает щёку.

 

 

***

Святитель Григорий Богослов, Назианзин, Младший, Константинопольский архиепископ

Свя­той Гри­го­рий Бо­го­слов (326-389 гг.) был сын Гри­го­рия (впо­след­ствии епи­ско­па На­зи­ан­ско­го) и Нон­ны, жен­щи­ны вы­со­ких нрав­ствен­ных пра­вил. Еще до рож­де­ния сы­на она обе­ща­ла по­свя­тить его Бо­гу и упо­тре­би­ла все ста­ра­ния, чтобы скло­нить его во­лю на слу­же­ние Гос­по­ду. Вос­пи­та­ние, дан­ное ему ма­те­рью, свя­ти­тель Гри­го­рий по­чи­тал са­мым для се­бя важ­ным. При вы­да­ю­щих­ся спо­соб­но­стях св. Гри­го­рий по­лу­чил пре­крас­ное об­ра­зо­ва­ние: он учил­ся в шко­лах Ке­са­рии Па­ле­стин­ской, где бы­ла бо­га­тая биб­лио­те­ка, со­бран­ная му­че­ни­ком Пам­фи­лом, в Алек­сан­дрии, где изу­чал тво­ре­ния Ори­ге­на, и, на­ко­нец, в Афи­нах, где в осо­бен­но­сти сбли­зил­ся с св. Ва­си­ли­ем Ве­ли­ким, с ко­то­рым зна­ком был несколь­ко ра­нее и друж­бу с ко­то­рым счи­тал по­лез­нее са­мой выс­шей шко­лы. У свя­тых дру­зей в Афи­нах бы­ла од­на ком­на­та, один об­раз жиз­ни; им бы­ли зна­ко­мы толь­ко две до­ро­ги: од­на ве­ла в храм Бо­жий, дру­гая – в учи­ли­ще. В Афи­нах св. Гри­го­рий по­зна­ко­мил­ся с Юли­а­ном (по про­зва­нию «От­ступ­ник», ко­то­рый, став им­пе­ра­то­ром, от­рек­ся от хри­сти­ан­ства и пы­тал­ся бы­ло воз­ро­дить язы­че­ство в Рим­ской им­пе­рии (361–363 гг.) и оста­вил жи­вое изо­бра­же­ние это­го зло­го и ко­вар­но­го вра­га Церк­ви. В воз­расте 26 лет св. Гри­го­рий при­нял Кре­ще­ние.

По­сле воз­вра­ще­ния на ро­ди­ну св. Гри­го­рий дол­гое вре­мя укло­нял­ся от за­ня­тия ка­кой-ли­бо об­ще­ствен­ной долж­но­сти. Раз­мыш­ле­ние о Бо­ге, мо­лит­ва, чте­ние сло­ва Бо­жия, пи­са­ние вдох­но­вен­ных слов и пес­ней и слу­же­ние пре­ста­ре­лым ро­ди­те­лям – бы­ли его за­ня­ти­ем. Неко­то­рое вре­мя он про­вел с дру­гом сво­им Ва­си­ли­ем в его пу­стыне и это вре­мя по­чи­тал са­мым счаст­ли­вым в жиз­ни. Отец его, быв­ший уже епи­ско­пом, нуж­да­ясь в по­мощ­ни­ке, вы­звал его из Ва­си­лье­вой пу­сты­ни в На­зи­анз и ру­ко­по­ло­жил в пре­сви­те­ра. Уже этот сан так устра­шил Гри­го­рия вы­со­той и тя­же­стью со­пря­жен­ных с ним обя­зан­но­стей, что он уда­лил­ся в уеди­не­ние пу­сты­ни. Успо­ко­ив там вол­не­ние ду­ха, он вер­нул­ся к от­цу и при­нял на се­бя свя­щен­ни­че­ское слу­же­ние, уте­ша­ясь, что он, слу­жа Бо­гу, по­мо­га­ет и пре­ста­ре­ло­му ро­ди­те­лю в его за­бо­тах о пастве.

Меж­ду тем друг его, Ва­си­лий Ве­ли­кий, уже до­стиг вы­со­ко­го са­на ар­хи­епи­ско­па. Же­лая иметь пре­дан­но­го и про­све­щен­но­го по­мощ­ни­ка в управ­ле­нии об­шир­ной об­ла­стью, св. Ва­си­лий пред­ло­жил Гри­го­рию ме­сто глав­но­го про­то­пре­сви­те­ра при сво­ей ка­фед­ре, но св. Гри­го­рий укло­нил­ся от при­ня­тия этой по­чет­ной и вли­я­тель­ной долж­но­сти. Через неко­то­рое вре­мя по­сле это­го со­сто­я­лось по­свя­ще­ние Гри­го­рия в епи­ско­па го­ро­да Са­си­ма по тай­но­му со­гла­ше­нию ар­хи­епи­ско­па Ва­си­лия с от­цом Гри­го­рия. Ви­дя в этом во­лю Бо­жию, он при­нял свя­щен­ное ру­ко­по­ло­же­ние, но от­ка­зал­ся от при­ня­тия са­мой долж­но­сти и в ка­че­стве со­пра­ви­те­ля (ви­ка­рия) про­дол­жал слу­жить сво­е­му ро­ди­те­лю и пастве на­зи­анзской. В 374 го­ду скон­чал­ся пре­ста­ре­лый ро­ди­тель Гри­го­рия, а вслед за ним – и мать его. Свя­той Гри­го­рий про­дол­жал неко­то­рое вре­мя труд от­ца по управ­ле­нию На­зи­анзской цер­ко­вью, но силь­но за­бо­лел. Вы­здо­ро­вев, он уда­лил­ся в уеди­нен­ную оби­тель, где в по­сте и мо­лит­ве про­был око­ло трех лет.

Но ве­ли­кий све­тиль­ник не мог укрыть­ся в мо­на­ше­ской ке­ллии. Из­бран­ный пра­во­слав­ны­ми епи­ско­па­ми и ми­ря­на­ми на пре­стол ар­хи­епи­ско­па в Кон­стан­ти­но­по­ле, он при­был ту­да в эпо­ху са­мо­го силь­но­го вла­ды­че­ства ари­ан, ко­гда ими бы­ли за­хва­че­ны все хра­мы в сто­ли­це. Св. Гри­го­рий оста­но­вил­ся в до­ме сво­их зна­ко­мых. Од­ну из ком­нат об­ра­тил в храм, на­звав ее "Ана­ста­си­ей", что зна­чит «вос­кре­се­ние», с на­деж­дой, что здесь вос­креснет пра­во­сла­вие, и на­чал про­по­ве­до­вать. Ари­ане за­сы­па­ли его на­смеш­ка­ми и ру­га­тель­ства­ми, бро­са­ли в него кам­ня­ми, под­сы­ла­ли к нему тай­ных убийц. Но на­род узнал сво­е­го ис­тин­но­го пас­ты­ря и стал тес­нить­ся к его ка­фед­ре, как же­ле­зо льнет к маг­ни­ту (по вы­ра­же­нию св. Гри­го­рия). Силь­ным сво­им сло­вом, при­ме­ром сво­ей жиз­ни и пас­тыр­ским усер­ди­ем он по­беж­дал вра­гов Церк­ви. Лю­ди в огром­ном ко­ли­че­стве сте­ка­лись со всех кон­цов по­слу­шать его вдох­но­вен­ные про­по­ве­ди. Слу­ша­те­ли вол­но­ва­лись око­ло его ка­фед­ры по­доб­но бур­но­му мо­рю, гром­ко вы­ра­жа­ли зна­ки одоб­ре­ния ру­ко­плес­ка­ни­я­ми и вос­кли­ца­ни­я­ми, а ско­ро­пис­цы уве­ко­ве­чи­ва­ли его сло­ва. Еже­днев­но ты­ся­чи лю­дей из ере­си воз­вра­ща­лись к Пра­во­слав­ной Церк­ви.

На­ко­нец, уже по­сле во­ца­ре­ния пра­во­слав­но­го им­пе­ра­то­ра Фе­о­до­сия (379–395 гг.) упор­ству­ю­щие ари­ане бы­ли из­гна­ны из хра­мов сто­ли­цы. Ко­гда об­на­ру­жи­лась ересь Ма­ке­до­ния (Ма­ке­до­ний от­ри­цал Бо­же­ство Свя­то­го Ду­ха), свя­той Гри­го­рий бо­рол­ся про­тив нее и при­ни­мал жи­вое уча­стие в за­се­да­ни­ях Вто­ро­го Все­лен­ско­го Со­бо­ра. Со­вер­шив свой по­двиг, он от­ка­зал­ся от Кон­стан­ти­но­поль­ской ка­фед­ры, ска­зав: «Про­щай, ка­фед­ра, – это за­вид­ная и опас­ная вы­со­та!» Свя­той Гри­го­рий уда­лил­ся в род­ное се­ле­ние Ари­анз, близ На­зи­ан­за, и здесь в стро­гих ас­ке­ти­че­ских по­дви­гах про­вел по­след­ние го­ды сво­ей жиз­ни.

Мощи святителя Григория Богослова находятся в деревне Неа Карвали в церкви Святого Григория. Это место расположено недалеко от города Кавалы в греческой провинции Македония.

За свои за­ме­ча­тель­ные бо­го­слов­ские тво­ре­ния св. Гри­го­рий по­лу­чил от Церк­ви по­чет­ное на­име­но­ва­ние Бо­го­сло­ва и все­лен­ско­го учи­те­ля, а за спо­соб­ность про­ни­кать мыс­лью до са­мых глу­бо­ких тайн ве­ры и вы­ра­жать непо­сти­жи­мые ее ис­ти­ны с про­зрач­ной яс­но­стью и стро­гой точ­но­стью Цер­ковь в од­ной из мо­литв на­зы­ва­ет его умом са­мым вы­со­ким. Про­по­ве­ди его на­сы­ще­ны та­кой по­э­зи­ей, что мно­гие фра­зы из них бы­ли ис­поль­зо­ва­ны (св. Иоан­ном Да­мас­ки­ным и дру­ги­ми) для празд­нич­ных пес­но­пе­ний. Нетлен­ные ча­сти­цы мо­щей св. Гри­го­рия до сих пор ис­то­ча­ют див­ное бла­го­уха­ние.

В Кон­стан­ти­но­по­ле дол­го про­ис­хо­ди­ли спо­ры о том, ко­му из трех свя­ти­те­лей сле­ду­ет от­да­вать пред­по­чте­ние. Од­на часть лю­дей пре­воз­но­си­ла свя­ти­те­ля Ва­си­лия (па­мять 1 ян­ва­ря), дру­гая сто­я­ла за Гри­го­рия Бо­го­сло­ва (па­мять 25 ян­ва­ря), тре­тья по­чи­та­ла свя­ти­те­ля Иоан­на Зла­то­уста (па­мять 13 но­яб­ря).

От это­го сре­ди хри­сти­ан про­изо­шли цер­ков­ные раз­до­ры: од­ни на­зы­ва­ли се­бя ва­си­ли­а­на­ми, дру­гие – гри­го­ри­а­на­ми, тре­тьи – иоан­ни­та­ми.

По во­ле Бо­жи­ей в 1084 го­ду мит­ро­по­ли­ту Ев­ха­ит­ско­му Иоан­ну яви­лись три свя­ти­те­ля и, объ­явив, что они рав­ны пред Бо­гом, по­ве­ле­ли пре­кра­тить спо­ры и уста­но­вить об­щий день празд­но­ва­ния их па­мя­ти.

См. так­же: "Жи­тие свя­то­го от­ца на­ше­го Гри­го­рия Бо­го­сло­ва, пат­ри­ар­ха Кон­стан­ти­но­поль­ско­го" в из­ло­же­нии свт. Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го.

См. так­же: "Со­бор трех ве­ли­ких все­лен­ских учи­те­лей Ва­си­лия Ве­ли­ко­го, Гри­го­рия Бо­го­сло­ва и Иоан­на Зла­то­усто­го" в из­ло­же­нии свт. Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го.

 

 

***

Преподобный Анатолий I Оптинский (Зерцалов)

КРАТКОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО АНАТОЛИЯ I ОПТИНСКОГО (ЗЕРЦАЛОВА)

Пре­по­доб­ный Ана­то­лий (в ми­ру Алек­сей Мо­и­се­е­вич Зер­ца­лов) ро­дил­ся 24 мар­та 1824 го­да в се­мье диа­ко­на, слу­жив­ше­го в хра­ме се­ла Бо­бы­ли Ка­луж­ской гу­бер­нии. Ро­ди­те­ли вос­пи­ты­ва­ли сы­на в стро­го­сти и бла­го­че­стии, на­де­ясь, что со вре­ме­нем он вы­бе­рет путь слу­же­ния Бо­гу.

По­сле окон­ча­ния Ка­луж­ской ду­хов­ной се­ми­на­рии Алек­сей по­сту­пил на служ­бу в Ка­зен­ную па­ла­ту, но вско­ре тя­же­ло за­бо­лел. В те вре­ме­на ча­хот­ка счи­та­лась бо­лез­нью смер­тель­ной, и Алек­сей дал обет: ес­ли ис­це­лит его Гос­подь, то при­мет он мо­на­ше­ский по­стриг.

Гос­подь да­ро­вал ему жизнь, и вско­ре, в июле 1853 го­да, ис­про­сив ро­ди­тель­ско­го бла­го­сло­ве­ния, при­шел он в Оп­ти­ну пу­стынь. Ста­рец Ма­ка­рий ска­зал ма­те­ри бу­ду­ще­го ино­ка: «Бла­го­сло­вен­на ты, доб­рая жен­щи­на, на та­кой хо­ро­ший путь от­пу­сти­ла сы­на!» С это­го дня пре­по­доб­ный ста­рец Ма­ка­рий стал ру­ко­во­дить ду­хов­ной жиз­нью мо­ло­до­го по­слуш­ни­ка. Со вре­ме­нем, пред­чув­ствуя при­бли­же­ние немо­щей и кон­чи­ны, бла­го­сло­вил об­ра­щать­ся за со­ве­том к пре­по­доб­но­му стар­цу Ам­вро­сию.

17 но­яб­ря 1862 го­да брат Алек­сей был по­стри­жен в ман­тию с име­нем Ана­то­лий. К это­му вре­ме­ни он был уже в по­слу­ша­нии у пре­по­доб­но­го Ам­вро­сия.

С са­мых пер­вых лет пре­бы­ва­ния в оби­те­ли жизнь бу­ду­ще­го пре­по­доб­но­го стар­ца Ана­то­лия бы­ла по­свя­ще­на тру­дам на поль­зу ближ­них. Ко­гда он ра­бо­тал на кухне, то не оста­ва­лось вре­ме­ни да­же на сон, да и спать при­хо­ди­лось на дро­вах. А чтобы по­мо­лить­ся, по­быть в ред­кие сво­бод­ные ми­ну­ты на­едине с Бо­гом и сво­ей со­ве­стью, при­хо­ди­лось ухо­дить да­ле­ко в лес... Поз­же ста­рец Ам­вро­сий стал по­сы­лать пре­по­доб­но­го Ана­то­лия в мо­на­стыр­скую го­сти­ни­цу уте­шать скор­бя­щих. А ко­гда уви­дел про­зор­ли­вый ста­рец, что уче­ник со­зрел для то­го, чтобы на­став­лять дру­гих в ду­хов­ном де­ла­нии, то стал по­сте­пен­но вво­дить его в стар­че­ский труд, го­то­вя се­бе бли­жай­ше­го со­труд­ни­ка и по­мощ­ни­ка.

В 1870 го­ду пре­по­доб­ный Ана­то­лий был ру­ко­по­ло­жен в сан иеро­мо­на­ха, а уже в сле­ду­ю­щем го­ду по­лу­чил на­зна­че­ние на­сто­я­те­ля Спа­со-Ор­лов­ско­го мо­на­сты­ря с воз­ве­де­ни­ем в сан ар­хи­манд­ри­та. Но лю­бовь к род­ной Оп­ти­ной и стар­цу Ам­вро­сию за­ста­ви­ла от­ка­зать­ся от по­чет­но­го на­зна­че­ния. Пре­по­доб­ный Ам­вро­сий вы­про­сил его се­бе сна­ча­ла в по­мощ­ни­ки, по­том в бла­го­чин­ные ски­та. А с 1874 го­да за по­слу­ша­ние стар­цу, пре­по­доб­но­му Ам­вро­сию, при­нял пре­по­доб­ный Ана­то­лий долж­ность ски­то­на­чаль­ни­ка. Ему же по­ру­чил ста­рец Ам­вро­сий и окорм­ле­ние но­во­со­здан­ной Ша­мор­дин­ской жен­ской оби­те­ли. Пре­по­доб­ный Ам­вро­сий не раз го­во­рил сест­рам: «Я ред­ко бе­ру вас к се­бе (на бе­се­ду), по­то­му что я за вас спо­ко­ен: вы с от­цом Ана­то­ли­ем».

Пре­по­доб­ный Ана­то­лий имел необык­но­вен­но ми­ло­сти­вый, со­стра­да­тель­ный ха­рак­тер. Ес­ли он узна­вал о чьем-ни­будь го­ре, то так вол­но­вал­ся, что у него на­чи­на­лась ужас­ная го­лов­ная боль. А по­том на­чи­на­ло бо­леть и серд­це...

Взяв на се­бя за­бо­ты о Ша­мор­дине, он вхо­дил во все сто­ро­ны жиз­ни се­стер, сам учил их уста­ву бо­го­слу­же­ния, мо­на­ше­ско­му мо­лит­вен­но­му пра­ви­лу, пя­ти­сот­ни­це, цер­ков­но­му пе­нию. Но все-та­ки пер­вый во­прос к ду­хов­ным до­че­рям у него был: «У те­бя все есть?» Два­дцать один год был он для ино­кинь Ша­мор­ди­на пре­дан­ным, бес­ко­неч­но лю­бя­щим от­цом и на­став­ни­ком.

О ве­ли­кой си­ле мо­лит­вы стар­ца Ана­то­лия сви­де­тель­ство­вал сам пре­по­доб­ный ста­рец Ам­вро­сий: «Ему та­кая да­на мо­лит­ва и бла­го­дать, ка­кая еди­но­му из ты­ся­чи да­ет­ся». С осо­бой лю­бо­вью го­во­рил пре­по­доб­ный Ана­то­лий о мо­лит­ве Иису­со­вой, го­во­рил о том, что ис­тин­ная мо­лит­ва долж­на рож­дать­ся не под впе­чат­ле­ни­ем хо­ро­ше­го чте­ния и пе­ния, а быть пло­дом ве­ли­ко­го тру­да, дерз­но­ве­ния и люб­ви к Бо­гу.

Пре­по­доб­ный Ана­то­лий об­ла­дал всей пол­но­той да­ров Свя­то­го Ду­ха: да­ром про­зор­ли­во­сти и ду­хов­но­го рас­суж­де­ния, ис­це­ле­ния ду­шев­ных и те­лес­ных неду­гов. Несколь­ки­ми сло­ва­ми, ис­пол­нен­ны­ми люб­ви и ду­хов­но­го опы­та, он умел уте­шить скор­бя­щую ду­шу, осто­рож­но пре­ду­пре­дить о гря­ду­щих ис­пы­та­ни­ях, под­го­то­вить к близ­кой смер­ти.

Кон­чи­на стар­ца Ам­вро­сия 10 ок­тяб­ря 1891 го­да по­до­рва­ла здо­ро­вье его лю­би­мо­го уче­ни­ка: так глу­бо­ко и тя­же­ло пе­ре­жи­вал он свое си­рот­ство, что овла­дел им смер­тель­ный недуг.

Пре­по­доб­ный Ана­то­лий на­чал уга­сать. Крот­ко и сми­рен­но пе­ре­но­сил он бо­лезнь. 15 де­каб­ря 1893 го­да он тай­но при­нял схи­му.

25 ян­ва­ря/7 фев­ра­ля 1894 го­да пре­по­доб­ный ста­рец Ана­то­лий ти­хо по­чил во вре­мя чте­ния от­ход­ной. Он был по­гре­бен у стен Вве­ден­ско­го со­бо­ра, ря­дом с лю­би­мы­ми сво­и­ми учи­те­ля­ми и на­став­ни­ка­ми.

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО АНАТОЛИЯ I ОПТИНСКОГО (ЗЕРЦАЛОВА)

Пре­по­доб­ный Ана­то­лий Оп­тин­ский (стар­ший) про­жил семь­де­сят лет и был совре­мен­ни­ком несколь­ких оп­тин­ских стар­цев. Гос­подь устра­и­вал так пре­муд­ро, что оп­тин­ские пре­по­доб­ные бы­ли вос­пи­тан­ни­ка­ми стар­цев, а за­тем са­ми на­став­ни­ка­ми. Они пе­ре­да­ва­ли эс­та­фе­ту стар­че­ства, так что это бла­го­дат­ное чу­до не пре­се­ка­лось в Оп­ти­ной бо­лее ста лет: с 1829 го­да – при­ез­да в Оп­ти­ну стар­ца Льва, ос­но­ва­те­ля оп­тин­ско­го стар­че­ства, до за­кры­тия мо­на­сты­ря в 1923 го­ду и му­че­ни­че­ско­го окон­ча­ния зем­но­го пу­ти в трид­ца­тых го­дах по­след­них оп­тин­ских стар­цев то­го вре­ме­ни: пре­по­доб­но­го Ни­ко­на и пре­по­доб­но­го Иса­а­кия II.

Отец Ана­то­лий при­е­хал в Оп­ти­ну в 1853 го­ду и был уче­ни­ком пре­по­доб­ных оп­тин­ских стар­цев Ма­ка­рия (семь лет, до смер­ти от­ца Ма­ка­рия в 1860 го­ду) и пре­по­доб­но­го Ам­вро­сия, ко­то­рый был стар­ше от­ца Ана­то­лия на две­на­дцать лет. Эти го­ды бы­ли го­да­ми рас­цве­та стар­че­ства в Оп­ти­ной пу­сты­ни, это был по­ис­ти­не ду­хов­ный рай для лю­дей, ищу­щих стар­че­ско­го окорм­ле­ния. В это вре­мя в Оп­ти­ной жи­ли пре­по­доб­ные схи­ар­хи­манд­рит Мо­и­сей и его брат, схи­и­гу­мен Ан­то­ний, иерос­хи­мо­нах Ила­ри­он. Но и сре­ди этих ве­ли­ких по­движ­ни­ков не туск­не­ет, не те­ря­ет­ся имя пре­по­доб­но­го Ана­то­лия стар­ше­го (Зер­ца­ло­ва). Ка­ким был его путь в Оп­ти­ну?

Мо­лит­ва ро­ди­те­лей со­зи­да­ет до­ма де­тей

Ро­дил­ся пре­по­доб­ный Ана­то­лий, в ми­ру Алек­сей Ко­пьёв, в 1824 го­ду в се­мье дья­ко­на, слу­жив­ше­го в хра­ме се­ла Бо­бы­ли Ка­луж­ской гу­бер­нии, и был в Свя­том Кре­ще­нии на­зван в честь свя­то­го Алек­сия, че­ло­ве­ка Бо­жия. Как и мно­гие оп­тин­ские стар­цы, он вос­пи­ты­вал­ся в стро­го­сти и бла­го­че­стии, оправ­ды­вая сло­ва: «Мо­лит­ва ро­ди­те­лей со­зи­да­ет до­ма де­тей».

Ко­гда Алек­сею ис­пол­ни­лось пять лет, отец при­сту­пил к обу­че­нию сы­на гра­мо­те. Он рос смыш­лё­ным и спо­соб­ным ре­бён­ком и очень ско­ро вы­учил аз­бу­ку, по­сле че­го его ста­ли учить чте­нию Ча­со­сло­ва и Псал­ти­ри.

Маль­чик лю­бил хо­дить в Бо­жий храм и чин­но сто­ял под­ле ма­те­ри. Отец хо­тел бы­ло, чтобы сын чи­тал на кли­ро­се, но не при­шлось это­го сде­лать: маль­чик имел очень ти­хий и сла­бый го­лос. До­ма же кни­га бы­ла ему по­сто­ян­ным спут­ни­ком. Бу­дучи лю­бо­зна­тель­ным и ве­сё­лым, он от­ли­чал­ся ещё и доб­ро­тою к дру­гим. Да­дут ли ему го­стин­цев или иг­ру­шек, – он ско­ро всё раз­даст то сёст­рам, то дру­гим зна­ко­мым де­тям.

Учё­ба в ду­хов­ном учи­ли­ще и се­ми­на­рии

Ро­ди­те­ли хо­те­ли ви­деть сы­на ино­ком и в во­семь лет от­пра­ви­ли его на обу­че­ние в Бо­ров­ское ду­хов­ное учи­ли­ще. По­сле че­ты­рёх лет обу­че­ния Алек­сей успеш­но окон­чил это учи­ли­ще, а за­тем учил­ся в се­ми­на­рии в Ка­лу­ге. Осо­бен­ной кре­по­стью здо­ро­вья юно­ша не от­ли­чал­ся. В се­ми­на­рии ча­сто стра­дал бес­сон­ни­цею. В та­кие ми­ну­ты, осо­бен­но вес­ною, он са­дил­ся на ок­но, и уже то­гда не раз его мысль уно­си­лась к ти­хим ино­че­ским оби­те­лям. В сво­бод­ные ча­сы он ча­сто ухо­дил за Ка­лу­гу на го­ру Выр­ку. Там по­дол­гу си­жи­вал один в ду­мах сво­их.

В че­тыр­на­дцать лет из-за бо­лез­ни про­пу­стил год учё­бы, а по­том чуть не ушёл к пу­стын­ни­кам в рос­лавль­ские ле­са, сре­ди этих пу­стын­ни­ков бы­ли и бу­ду­щие оп­тин­ские пре­по­доб­ные Мо­и­сей и Ан­то­ний. Он уже ото­шёл от Ка­лу­ги за несколь­ко вёрст, но под­ня­лась силь­ная гро­за и по­шёл обиль­ный дождь, и он вер­нул­ся об­рат­но, ви­дя в этих про­яв­ле­ни­ях гроз­ных сил при­ро­ды об­на­ру­же­ние Бо­жье­го несо­из­во­ле­ния на свой путь. Курс се­ми­на­рии он за­кон­чил тре­тьим уче­ни­ком, при­чём в се­ми­на­рии ему бы­ла да­на дру­гая фа­ми­лия, Зер­ца­ло­ва, и пе­ред ним от­кры­ва­лось ши­ро­кое по­ле жиз­ни, столь при­вле­ка­тель­ное для мо­ло­дых душ.

Скро­мен и строг в жиз­ни

По­сле окон­ча­ния се­ми­на­рии юно­ше пред­ла­га­ли несколь­ко свя­щен­ни­че­ских мест, но Гос­подь су­дил ему иной жре­бий. А по­ка он жил до­ма, слу­жил в Ка­зён­ной Па­ла­те, ез­дил в па­лом­ни­че­ские пу­те­ше­ствия. С сест­рой Ан­ной они по­бы­ва­ли у пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го, по­том за­еха­ли в Хоть­ко­во, где им так по­нра­ви­лось, что мо­ло­дой че­ло­век уго­во­рил сест­ру по­сту­пить в эту оби­тель. Мо­ло­дая во­сем­на­дца­ти­лет­няя де­вуш­ка по­слу­ша­лась бра­та, мать ра­дост­но её бла­го­сло­ви­ла. Впо­след­ствии, отец Ана­то­лий, вы­со­ко це­нив­ший та­кое по­слу­ша­ние сест­ры и всю жизнь за­бо­тив­ший­ся о ней, пе­ре­вёл её в Ша­мор­ди­но, где она, через пять лет по­сле смер­ти бра­та-на­став­ни­ка, в схи­ме с име­нем Ав­гу­сты и скон­ча­лась.

А он сам ещё неко­то­рое вре­мя слу­жил в Ка­зён­ной па­ла­те. По­лу­чая жа­ло­ва­ние, он де­лил­ся с род­ны­ми, был по-преж­не­му скро­мен и строг в жиз­ни, все­ми лю­би­мый и ува­жа­е­мый. Кра­си­вый со­бою, ак­ку­рат­ный в одеж­де, ров­ный ха­рак­те­ром, он был уте­ше­ни­ем для род­ных, ко­гда при­ез­жал к ним. Мать так­же ча­сто его на­ве­ща­ла и все­гда слы­ша­ла мно­го по­хвал сы­ну. Об­ще­ствен­ных уве­се­ле­ний он из­бе­гал, и ес­ли бы­вал в го­стях, то с боль­шим вы­бо­ром, и там вно­сил доб­рое ве­я­ние.

Од­на­жды он был в го­стях у то­ва­ри­ща, где в квар­ти­ре тво­ри­лось нелад­ное: ле­та­ли ве­щи и то­му по­доб­ное, че­му оче­вид­цем стал и гость, ко­то­рый по­со­ве­то­вал от­слу­жить мо­ле­бен во из­бав­ле­ние от этих яв­ле­ний. Его по­слу­ша­лись, и слу­чаи эти пре­кра­ти­лись.

Юно­ша про­дол­жал ду­мать о мо­на­ше­стве. Ча­сто и усерд­но он хо­дил мо­лить­ся Бо­гу в хра­мы, и мать, ко­гда утром при­ез­жа­ла, все­гда его не за­ста­ва­ла: он ухо­дил к ран­ней обедне. Лю­бил хо­дить в со­бор, ста­но­вил­ся, чтобы луч­ше слы­шать впе­ре­ди, но, ко­гда при­хо­ди­ли но­вые бо­го­моль­цы, он ото­дви­гал­ся и, на­ко­нец, все­гда ока­зы­вал­ся у две­рей, да­вая ме­сто дру­гим.

Ими же ве­си судь­ба­ми

Воз­мож­но, путь Алек­сея в Оп­ти­ну был бы бо­лее длин­ным, но Гос­подь «ими же ве­си судь­ба­ми» этот путь сде­лал бо­лее пря­мым и быст­рым. Юно­ша ис­кал вра­зум­ле­ния в мо­лит­ве и ждал бо­лее яс­но­го ука­за­ния во­ли Бо­жи­ей, что и слу­чи­лось. И слу­чи­лось, как и все­гда, неза­мет­но и есте­ствен­но: как Илии Гос­подь явил­ся не в гро­зе и бу­ре, а в ти­хом ве­я­нии ве­тер­ка, так и здесь во­ля Бо­жия о по­ступ­ле­нии его в оби­тель при­бли­зи­лась в обыч­ных об­сто­я­тель­ствах его жиз­ни.

Алек­сей за­боле­ва­ет ту­бер­ку­лё­зом, в те вре­ме­на бо­лезнь эта счи­та­лась смер­тель­ной. С ним вме­сте за­бо­ле­ли два то­ва­ри­ща-чи­нов­ни­ка. И юно­ша дал обет: в слу­чае вы­здо­ров­ле­ния по­сту­пить в мо­на­ше­скую оби­тель. То­ва­ри­щи его ско­ро оба умер­ли, а бу­ду­щий оптин­ский ста­рец по­пра­вил­ся. По вы­здо­ров­ле­нии он от­ка­зал­ся от служ­бы. «Лю­бя­ще­му Бо­га всё по­спе­ше­ству­ет ко бла­гу», и вот уже Алек­сея с лю­бо­вью при­ни­ма­ет в 1853 го­ду на­сто­я­тель и ста­рец Оп­ти­ной, пре­по­доб­ный Мо­и­сей.

Бла­го­сло­вен­на ты, доб­рая жен­щи­на, на та­кой хо­ро­ший путь от­пу­сти­ла сы­на!

Ро­ди­те­ли бла­го­сло­ви­ли мо­ло­до­го че­ло­ве­ка на ино­че­ский путь, бы­ло ему в то вре­мя два­дцать де­вять лет. Об­ра­зо­ван­ный, бла­го­нрав­ный, крот­кий и ста­ра­тель­ный, он был при­нят с лю­бо­вью от­цом ар­хи­манд­ри­том Мо­и­се­ем. Ста­рец Ма­ка­рий ска­зал ма­те­ри бу­ду­ще­го ино­ка: «Бла­го­сло­вен­на ты, доб­рая жен­щи­на, на та­кой хо­ро­ший путь от­пу­сти­ла сы­на!» С это­го дня пре­по­доб­ный ста­рец Ма­ка­рий стал ру­ко­во­дить ду­хов­ной жиз­нью мо­ло­до­го по­слуш­ни­ка. Он по­лю­бил его и сам обу­чал Иису­со­вой мо­лит­ве. Мо­ло­дой по­слуш­ник ухо­дил да­ле­ко в лес и мо­лил­ся там в уеди­не­нии.

Тес­ный путь ис­пы­та­ний и тя­гот

Ду­хов­ное со­зре­ва­ние про­ис­хо­дит по-раз­но­му, и Гос­подь сам про­мыш­ля­ет о сво­их из­бран­ни­ках. Толь­ко через де­сять лет, в 1862 го­ду по­слуш­ник Алек­сей был по­стри­жен в ман­тию с име­нем Ана­то­лия. Со вре­ме­нем, пред­чув­ствуя при­бли­же­ние немо­щей и кон­чи­ны, отец Ма­ка­рий бла­го­сло­вил его об­ра­щать­ся за со­ве­том к пре­по­доб­но­му стар­цу Ам­вро­сию. Так что к это­му вре­ме­ни он был уже на по­слу­ша­нии у пре­по­доб­но­го Ам­вро­сия. И был од­ним из са­мых пер­вых его уче­ни­ков.

Эти де­сять лет бы­ли очень труд­ны для мо­ло­до­го по­слуш­ни­ка. Ста­рец Ма­ка­рий про­зре­вал да­ры бу­ду­ще­го стар­ца и вёл его тес­ным пу­тём ис­пы­та­ний и тя­гот, чтобы за­ка­лить по­движ­ни­ка и со­здать в нём доб­рое ино­че­ское устро­е­ние.

Алек­сей был очень ак­ку­рат­ным и лю­бил чи­сто­ту, а его, дабы не при­вя­зы­вал­ся к су­ет­но­му и ма­те­ри­аль­но­му, по­сто­ян­но пе­ре­во­ди­ли из ке­ллии в ке­ллию, вос­пи­ты­вая стран­ни­че­ское устро­е­ние. Ста­рец Ам­вро­сий го­ва­ри­вал: «Мы долж­ны жить на зем­ле так, как ко­ле­со вер­тит­ся, чуть од­ной точ­кой ка­са­ет­ся зем­ли, а осталь­ным стре­мит­ся вверх; а мы, как за­ля­жем, так и встать не мо­жем». По­се­лят Алек­сея в ке­ллию, он там при­бе­рёт­ся, на­ве­дёт чи­сто­ту и по­ря­док, рас­ста­вит свои лю­би­мые ду­хов­ные кни­ги. И его тут же пе­ре­ве­дут в но­вую ке­ллию, и нуж­но на­чи­нать всё сна­ча­ла. Он сми­рял­ся, не воз­ра­жал. Брал свои скром­ные по­жит­ки: ико­ноч­ки, вой­лок, кни­ги и пе­ре­хо­дил на но­вое ме­сто жи­тель­ство.

Но и это по­слу­жи­ло к при­об­ре­те­нию опы­та. Позд­нее в пись­ме к од­ной из сво­их ду­хов­ных вос­пи­тан­ниц о. Ана­то­лий смо­жет най­ти для мо­на­хи­ни, ис­ку­ша­е­мой те­ми же неудоб­ства­ми сло­ва уте­ше­ния: для то­го по­сы­ла­ет­ся это, чтобы пом­ни­ла ду­ша о том, где дом ее на­сто­я­щий, веч­ный, и стре­ми­лась к Оте­че­ству Небес­но­му. А на­гра­дой за тер­пе­ние ино­ку ста­ло окорм­ле­ние у ве­ли­ких оп­тин­ских стар­цев.

Все труд­но­сти тер­пе­ли­во пе­ре­но­сил инок и все­мер­но ста­рал­ся ис­пол­нять все на­став­ле­ния стар­цев. Со­глас­но их на­став­ле­ни­ям он не толь­ко не хо­дил по чу­жим ке­ллиям, но и к се­бе ни­ко­го не при­ни­мал. Один но­вый оби­та­тель ски­та, из во­ен­ных, как-то очень рас­по­ло­жил­ся к от­цу Ана­то­лию и хо­тел по­бы­вать у него в ке­ллии. При­но­сил ему ва­ре­нья, уго­ва­ри­вал, но тот, од­на­ко, ни­как не со­гла­сил­ся на­ру­шить стар­че­скую за­по­ведь не хо­дить по ке­ллиям и не при­ни­мать го­стей.

Пре­по­доб­ный Иоанн Ле­ствич­ник го­во­рил, что он ви­дел по­слуш­ни­ков, ко­то­рые це­лый день про­во­ди­ли на по­слу­ша­нии, в ра­бо­те, а по­том, став на мо­лит­ву, ис­пол­ня­лись Бо­же­ствен­но­го све­та. Эти сло­ва сбы­ва­лись на мо­ло­дом по­слуш­ни­ке. При его сла­бом здо­ро­вье ему при­шлось вы­пол­нять тя­жё­лое по­слу­ша­ние на кухне. Эти физи­че­ские тру­ды бы­ли непри­выч­ны, а для от­ды­ха оста­ва­лось со­всем ма­ло вре­ме­ни. Спал он ма­ло, да и то на кухне, пря­мо на дро­вах.

Уро­ки тер­пе­ния

По­том Алек­сею при­шлось жить в башне. Сна­ча­ла он жил с ино­ком от­цом Ма­ка­ри­ем (Струч­ко­вым), а по­том с дру­гим со­ро­ка­лет­ним ино­ком, ко­то­рый не при­зна­вал стар­че­ства. От непри­выч­ки ма­ло спать, от неудоб­ных по­ме­ще­ний и непри­выч­ных тру­дов, у мо­ло­до­го по­слуш­ни­ка ста­ла очень бо­леть го­ло­ва. Ино­гда це­лы­ми дня­ми ле­жал он с боль­ной го­ло­вою, и неко­му бы­ло по­дать ему во­ды; ча­сто оста­вал­ся и без пи­щи, ко­гда на тра­пе­зу хо­дить не мог. А вни­зу в башне бы­ло ме­сто, где ко­ло­ли дро­ва. Этот стук ещё бо­лее отя­го­щал по­ло­же­ние боль­но­го.

Неред­ко при­хо­дил он к от­цу Ам­вро­сию; тот за­нят и его не при­ни­ма­ет, и ухо­дить не ве­лит. Урок тер­пе­ния вы­дер­жи­вал инок, но ча­сто за то воз­вра­щал­ся к се­бе уже за пол­ночь; а не успе­ет лечь, как уже бу­дят к утрен­ней служ­бе. По­сле чёр­ных по­слу­ша­ний ему да­ли бы­ло по­слу­ша­ние кли­рос­ное, но недол­го был он тут. Ко­гда он стал петь на кли­ро­се, его как вы­со­ко­го, чтобы не за­кры­вал нот, вы­го­нял ре­гент за кли­рос. Ве­лел от­ту­да смот­реть и петь, и Алек­сей слу­шал­ся. За­тем ре­гент-про­стец осер­дил­ся на но­во­го пев­че­го, что тот по­рою, как зна­ток пе­ния, де­лал ему де­ло­вые ука­за­ния, и по­жа­ло­вал­ся на него от­цу на­сто­я­те­лю.

Алек­сея и от­пра­ви­ли на куз­ни­цу. Тя­же­ло бы­ло ему на этом по­слу­ша­нии; ска­ме­еч­ка бы­ла ма­лень­кая, уз­кая и ко­рот­кая, а он был вы­со­ко­го ро­ста. Ля­жет, за­кро­ет го­ло­ву свит­кою, но­гам хо­лод­но; но­ги на­кро­ет, го­ло­ве хо­лод­но. Пу­тём этих мел­ких по-ви­ди­мо­му, но очень тя­жё­лых огор­че­ний вы­ра­ба­ты­вал­ся в мо­ло­дом по­слуш­ни­ке дух сми­ре­ния и тер­пе­ния, кро­то­сти и твёр­до­сти ду­ха.

Успе­хи в мо­лит­ве

Мо­ло­дой инок при каж­дой воз­мож­но­сти поль­зо­вал­ся сво­бод­ной ми­ну­той, чтобы по­быть од­но­му в мо­лит­ве и чте­нии где-ли­бо вда­ли, в ле­су, или позд­ним ве­чер­ком или ран­ним утром.

В мо­лит­ве он де­лал успе­хи, так, что ко­гда оби­тель по­се­тил прео­свя­щен­ный Иг­на­тий Брян­ча­ни­нов, по­же­лав­ший бе­се­до­вать с тем из ино­ков, кто опыт­ным пу­тём про­хо­дит свя­то­оте­че­ское уче­ние о мо­лит­ве Иису­со­вой, ему ука­за­ли на Алек­сея. За по­слу­ша­ние стар­цу и толь­ко по­сле дву­крат­но­го при­гла­ше­ния инок осме­лил­ся бе­се­до­вать со свя­ти­те­лем.

Прео­свя­щен­ный дол­го бе­се­до­вал с Алек­се­ем. Бе­се­да ему очень по­нра­ви­лась. Свя­ти­тель Иг­на­тий не мог не вы­ра­зить сво­е­го удив­ле­ния и ува­же­ния и го­во­рил, что рад был встре­тить та­ко­го ино­ка, об­ра­зо­ван­но­го и опыт­но­го в ду­хов­ных пред­ме­тах, зна­ко­мо­го так­же и со свет­ски­ми на­у­ка­ми. По­чет­ный этот гость очень рас­хва­ли­вал его, на­зы­вая Иоси­фом Пре­крас­ным и при­пи­сы­вая ему боль­шие до­сто­ин­ства.

По вы­хо­де от свя­ти­те­ля Иг­на­тия, на пол­пу­ти к ски­ту, мо­ло­до­го ино­ка встре­тил пре­по­доб­ный ста­рец Ма­ка­рий, окру­жен­ный людь­ми, и, ед­ва услы­шал о по­хва­ле из уст свя­ти­те­ля Иг­на­тия, тот­час при­нял гроз­ный вид и при всех на­чал уко­рять его. За­кон­чил ба­тюш­ка сло­вом, уве­ща­ю­щим его не воз­но­сить­ся: «А ты что во­об­ра­зил о се­бе, что ты та­кой ум­ный? Ведь прео­свя­щен­ный из лю­без­но­сти ска­зал те­бе так, а ты и уши раз­ве­сил, ду­мая, что это прав­да».

Сам же ста­рец по­том ска­зал быв­шим с ним: «Ведь как вот не про­брать? Он мо­нах вни­ма­тель­ный, ум­ный, об­ра­зо­ван­ный и ува­жа­е­мый вот та­ки­ми людь­ми. Дол­го ли за­гор­дить­ся?..» – чем под­твер­дил оцен­ку, дан­ную бу­ду­ще­му стар­цу Ана­то­лию бо­го­муд­рым Иг­на­ти­ем. Не зря пре­по­доб­ный Ма­ка­рий ино­гда на­зы­вал от­ца Ана­то­лия вы­со­чай­шим, – с од­ной сто­ро­ны, об­ра­щая как бы вни­ма­ние на его вы­со­кий рост, с дру­гой же – ука­зы­вая на вы­со­ту его ду­хов­но­го устро­е­ния.

Позд­нее, воз­мож­но, вспо­ми­ная и этот слу­чай, пре­по­доб­ный Ана­то­лий на­пи­шет о при­об­ре­те­нии сми­ре­ния: «Ска­зы­ваю те­бе луч­шее сред­ство при­об­ре­сти сми­ре­ние. Это вот что: вся­кую боль, ко­то­рая ко­лет гор­дое серд­це, по­тер­петь... Нач­ни так и уви­дишь... Глав­ное, ты не по­ни­ма­ешь, что эта-то боль, это-то са­мое острое жа­ло, ука­лы­ва­ю­щее чув­стви­тель­ность серд­ца, и есть са­мый на­сто­я­щий ис­точ­ник ми­ло­стей Бо­жи­их и сми­ре­ния. В них-то со­кро­вен­на есть ми­лость Бо­жия».

Бли­жай­ший со­труд­ник и по­мощ­ник

По­сле смер­ти стар­ца Ма­ка­рия в 1860 го­ду пре­по­доб­ные Ам­вро­сий и Ана­то­лий, по­те­ряв лю­би­мо­го стар­ца и на­став­ни­ка, очень сбли­зи­лись меж­ду со­бой. В 1860-ые го­ды по бла­го­сло­ве­нию стар­ца Ам­вро­сия отец Ана­то­лий при­ни­мал уча­стие в под­го­тов­ке оп­тин­ских из­да­ний тво­ре­ний ав­вы До­ро­фея, Си­мео­на Но­во­го Бо­го­сло­ва, пре­по­доб­но­го Фе­о­до­ра Сту­ди­та.

Поз­же ста­рец Ам­вро­сий стал по­сы­лать пре­по­доб­но­го Ана­то­лия в мо­на­стыр­скую го­сти­ни­цу уте­шать скор­бя­щих. А ко­гда уви­дел про­зор­ли­вый ста­рец, что уче­ник со­зрел для то­го, чтобы на­став­лять дру­гих в ду­хов­ном де­ла­нии, то стал по­сте­пен­но вво­дить его в стар­че­ский труд, го­то­вя се­бе бли­жай­ше­го со­труд­ни­ка и по­мощ­ни­ка. В 1870 го­ду пре­по­доб­ный Ана­то­лий был ру­ко­по­ло­жен в сан иеро­мо­на­ха, ему бы­ло со­рок шесть лет.

А уже в сле­ду­ю­щем го­ду он по­лу­чил на­зна­че­ние на­сто­я­те­ля Спа­со-Ор­лов­ско­го мо­на­сты­ря с воз­ве­де­ни­ем в сан ар­хи­манд­ри­та. Но лю­бовь к род­ной Оп­ти­ной и стар­цу Ам­вро­сию за­ста­ви­ла от­ка­зать­ся от по­чет­но­го на­зна­че­ния. Пре­по­доб­ный Ам­вро­сий вы­про­сил его се­бе сна­ча­ла в по­мощ­ни­ки, по­том в бла­го­чин­ные ски­та.

Скром­ность и сми­ре­ние

Сми­рен­ный отец Ана­то­лий все на­зна­че­ния при­ни­мал из по­слу­ша­ния лю­би­мо­му стар­цу, ни­ко­гда не тще­сла­вил­ся вла­стью. Сам он впо­след­ствии рас­ска­зы­вал, что по его на­зна­че­нии бла­го­чин­ным об этом мно­гие и не зна­ли дол­гое вре­мя. Од­на­жды он шёл и уви­дел, что бра­тия де­ла­ют что-то нелад­ное. Отец Ана­то­лий сде­лал вы­го­вор, ему же в от­вет за­да­ли во­прос: а вам ка­кое де­ло? И очень сму­ти­лись, ко­гда кто-то по­до­шед­ший ска­зал им, что это бла­го­чин­ный. Ста­ли про­сить про­ще­ния, и чтобы он не го­во­рил ар­хи­манд­ри­ту.

Отец Ана­то­лий от­цу ар­хи­манд­ри­ту не ска­зал, да и во­об­ще он преж­де, чем до­ло­жить на­чаль­ни­ку что-ли­бо из про­ступ­ков бра­тии, спра­ши­вал со­ве­та у от­ца Ам­вро­сия. Во­об­ще он не лю­бил ни вы­став­лять­ся, и не тре­бо­вал се­бе по­чё­та. И очень дол­гое вре­мя, бу­дучи уже иеро­мо­на­хом, про­дол­жал по­лу­чать до­лю чай­ную иеро­дья­ко­на.

Ре­ко­мен­дую: мой на­чаль­ник

А в 1874 го­ду, в воз­расте пя­ти­де­ся­ти лет, за по­слу­ша­ние пре­по­доб­но­му Ам­вро­сию при­нял отец Ана­то­лий долж­ность ски­то­на­чаль­ни­ка. Он про­дол­жал с по­чте­ни­ем от­но­сить­ся к стар­цу Ам­вро­сию и став его пря­мым на­чаль­ни­ком. Од­на­жды отец Ам­вро­сий, по­бе­се­до­вав с от­цом Ана­то­ли­ем, сто­я­щим пе­ред ним как все­гда, из по­чте­ния, на ко­ле­нях, по­до­звал к се­бе од­ну осо­бу и, по­ка­зы­вая на пре­по­доб­но­го Ана­то­лия, ска­зал: «Ре­ко­мен­дую: мой на­чаль­ник», пре­по­дав этим урок сми­ре­ния и по­слу­ша­ния.

А что ска­зал отец Ана­то­лий?

По долж­но­сти ду­хов­ни­ка, ски­то­на­чаль­ни­ка, пре­по­доб­ный Ана­то­лий с лю­бо­вью за­бо­тил­ся о бра­тии, при­чём не толь­ко об их ду­хов­ном пре­успе­я­нии, но и об их по­все­днев­ных нуж­дах. Ко­гда к от­цу Ам­вро­сию об­ра­ща­лись по де­лам ски­та, он от­сы­лал всех к от­цу Ана­то­лию, к сво­е­му на­чаль­ни­ку, как он его на­зы­вал. А отец Ана­то­лий сво­их ду­хов­ных чад по всем важ­ным во­про­сам от­прав­лял за со­ве­том к от­цу Ам­вро­сию. Ста­рец Ам­вро­сий в та­ких слу­ча­ях все­гда спра­ши­вал: «А что ска­зал отец Ана­то­лий?» И все­гда учи­ты­вал его мне­ние. Та­ким об­ра­зом, меж­ду дву­мя стар­ца­ми ца­ри­ло еди­но­ду­шие и лю­бовь.

Окорм­ле­ние Ша­мор­дин­ской оби­те­ли

Пре­по­доб­но­му Ана­то­лию по­ру­чил ста­рец Ам­вро­сий и окорм­ле­ние но­во­со­здан­ной Ша­мор­дин­ской жен­ской оби­те­ли. Он не раз го­во­рил сест­рам: «Я ред­ко бе­ру вас к се­бе (на бе­се­ду), по­то­му что я за вас спо­ко­ен: вы с от­цом Ана­то­ли­ем». Ста­рец Ам­вро­сий неред­ко от­ме­чал, что от­цу Ана­то­лию дан осо­бый дар уте­шать мо­ло­дых.

Ко­гда в Ша­мор­ди­но бы­ла устро­е­на цер­ковь, отец Ана­то­лий сам учил се­стёр уста­ву Бо­го­слу­же­ния, при­вёз им Ти­пи­кон, учил се­стёр петь, со­вер­шать пя­ти­сот­ни­цу (мо­на­ше­ское мо­лит­вен­ное пра­ви­ло).

Два­дцать один год слу­жил пре­по­доб­ный Ана­то­лий на­сель­ни­цам Ша­мор­дин­ской оби­те­ли. К пре­по­доб­но­му Ам­вро­сию сёст­ры об­ра­ща­лись как к стар­цу, а к пре­по­доб­но­му Ана­то­лию как к от­цу, ко­то­рый знал все их нуж­ды, все скор­би и ис­ку­ше­ния. По бла­го­сло­ве­нию от­ца Ам­вро­сия пре­по­доб­ный Ана­то­лий ду­хов­но окорм­лял так­же мо­на­хинь це­ло­го ря­да епар­хий: Ка­луж­ской, Мос­ков­ской, Смо­лен­ской, Туль­ской, Ор­лов­ской, Кур­ской.

Непро­стое де­ло – ду­хов­ное во­ди­тель­ство, и еще бо­лее непро­стое – окорм­ле­ние жен­ских мо­на­сты­рей. На­до бы­ло быть до­ста­точ­но ис­ку­шен­ным, чтобы, рас­пу­ты­вая «узел­ки» ду­хов­ной бра­ни, не по­ра­нить ду­ши, не оскор­бить су­ро­во­стью и не под­дать­ся раз­дра­же­нию, ко­гда пло­дов по­дви­га бы­ло еще не вид­но.

И как отец Ана­то­лий ни бе­гал ми­ра, как ни уеди­нял­ся он от жен­ско­го об­ще­ства, – ему всю жизнь свою при­шлось про­ве­сти и уме­реть на лю­дях, и мно­го по­тру­дить­ся для жен­ско­го мо­на­ше­ства. И его тру­ды по бла­го­устро­е­нию внут­рен­ней жиз­ни в но­во­ос­но­ван­ной оби­те­ли Ша­мор­ди­но не толь­ко глу­бо­ко ин­те­рес­ны во­об­ще, но и по­учи­тель­ны ещё на бу­ду­щее вре­мя для мно­гих как ино­ков, так и са­мих ино­кинь.

А вам вве­ря­ет­ся по­пе­че­ние о ду­шах

Спо­движ­ни­ца­ми стар­цу Ам­вро­сию и неза­бвен­ны­ми пер­во­на­чаль­ни­ца­ми Ша­мор­дин­ской оби­те­ли бы­ли мать Ам­вро­сия, мать Со­фия и мать Ев­фро­си­ния. По­след­няя схо­ро­ни­ла обо­их стар­цев и по­чи­ла по­сле них. А пер­вые две по­чи­ли ещё при жиз­ни обо­их стар­цев. По­след­няя ма­туш­ка-игу­ме­ния Ев­фро­си­ния бы­ла по­сто­ян­ною спо­движ­ни­цею от­ца Ана­то­лия и по смер­ти стар­ца Ам­вро­сия.

Отец Ана­то­лий был че­ло­ве­ком пря­мо­го ха­рак­те­ра, та­ко­го же ха­рак­те­ра бы­ла и мать Со­фия, и они оба глу­бо­ко ува­жа­ли друг дру­га. Мать Со­фия об от­це Ана­то­лии все­гда от­зы­ва­лась с глу­бо­ким по­чте­ни­ем. Она не раз го­ва­ри­ва­ла, что хо­ро­ший мо­нах ни­чем не от­ли­ча­ет­ся в при­ё­мах об­ра­ще­ния от са­мо­го бла­го­вос­пи­тан­но­го ари­сто­кра­та. Но раз­ни­ца меж­ду ни­ми есть, и боль­шая: ари­сто­крат дер­жит се­бя с так­том из при­ли­чия, а при­мер­ный мо­нах – из убеж­де­ния и люб­ви к ближ­ним. И как на об­ра­зец для под­ра­жа­ния ука­зы­ва­ла в этом слу­чае на от­ца Ана­то­лия. Ко­гда мать Со­фия сде­ла­лась на­сто­я­тель­ни­цей, она го­ва­ри­ва­ла от­цу Ана­то­лию: «Ба­тюш­ка! Мне за­бо­ты по хо­зяй­ству, а вам вве­ря­ет­ся по­пе­че­ние о ду­шах».

Неза­бвен­ное уте­ше­ние

Мать Со­фия все­гда ра­до­ва­лась при­ез­дам от­ца Ана­то­лия. И сёст­рам, ино­гда го­ре­вав­шим по­че­му-ли­бо в эти дни, в уте­ше­ние го­во­ри­ла: «Раз­ве мож­но скор­беть? Се­го­дня при­е­дет ба­тюш­ка отец Ана­то­лий». Про­гул­ки с ба­тюш­кой бы­ли для всех неза­бвен­ным уте­ше­ни­ем, ко­то­рое скра­ши­ва­ло труд­ную жизнь пер­вых на­сель­ниц оби­те­ли, жизнь, про­во­ди­мую в тя­жё­лых тру­дах и ра­бо­тах.

Сре­ди се­стёр со­хра­ни­лась па­мять об од­ной из та­ких про­гу­лок и тот раз­го­вор, ко­то­рый они ве­ли. Мать Со­фия спро­си­ла: «А что бы нам ска­за­ла мать Сар­ра, ко­то­рая трид­цать лет не вы­хо­ди­ла из пе­ще­ры, чтобы по­смот­реть на при­ро­ду?» На это отец Ана­то­лий вы­ска­зал­ся так: «Вся­кий спа­са­ет­ся сво­им пу­тём, я бо­лее со­чув­ствую тем свя­тым, ко­то­рые лю­би­ли при­ро­ду, как то: пре­по­доб­ный Сер­гий Ра­до­неж­ский, Сав­ва Зве­ни­го­род­ский, пре­по­доб­ные Ан­то­ний и Фе­о­до­сий; они вы­би­ра­ли са­мые кра­си­вые ме­ста для сво­их оби­те­лей по­то­му, что при­ро­да воз­вы­ша­ет че­ло­ве­ка к Бо­гу».

Это не отец, а неж­ная мать сво­им де­тям

Пер­вое вре­мя в Ша­мор­ди­но се­стёр бы­ло око­ло два­дца­ти с неболь­шим, все мо­ло­дые, ра­бо­ты бы­ло мно­го, скорб­но­стей нема­ло, к то­му же за­кра­ды­ва­лось опа­се­ние: устро­ит­ся ли тут мо­на­стырь. Сёст­ры са­ми об­ра­ба­ты­ва­ли зем­лю, все ра­бо­ты справ­ля­ли са­ми и неред­ко уны­ва­ли. Отец Ана­то­лий, при­ез­жая, под­дер­жи­вал в них бод­рость ду­ха и неред­ко во­оду­шев­лял их сво­им при­ме­ром. Од­на­жды сёст­ры раз­би­ва­ли на­воз и пла­ка­ли, утом­лён­ные непри­выч­ной ра­бо­той. Отец Ана­то­лий при­е­хал, взял ви­лы и сам стал рас­ки­ды­вать: уны­ния как не бы­ва­ло. Ино­гда он тру­же­ни­цам при­во­зил то пря­ни­ков мят­ных, то ба­ра­нок оп­тин­ских: так ста­рец-по­движ­ник уте­шал юных ис­ка­тель­ниц гор­не­го ми­ра.

Ко­гда же сёст­ры, жи­вя в ле­су на да­че, ску­ча­ли и бо­я­лись стра­хо­ва­ний: им ка­за­лось, что кто-то хо­дит око­ло до­ма, ре­вёт, ста­рец от­слу­жил мо­ле­бен и со­ве­то­вал ча­ще чи­тать мо­лит­ву Иису­со­ву; сёст­ры по­сле­до­ва­ли его со­ве­ту и – успо­ко­и­лись. Ко­гда сёст­ры жа­ло­ва­лись на стар­шую или не ла­ди­ли меж­ду со­бой, ста­рец участ­ли­во вхо­дил в их го­ре, раз­би­рал, при­ми­рял и на­став­лял, как впе­рёд де­лать, чтобы из­бе­гать нела­дов.

Игу­ме­нья Со­фия го­во­ри­ла о нем: «Это не отец, а неж­ная мать сво­им де­тям». А сест­ры вспо­ми­на­ли: «Не зная ни­че­го луч­ше и вы­ше ино­че­ской жиз­ни, он обыч­но скло­нял мо­ло­дых к по­ступ­ле­нию в мо­на­стырь и с осо­бен­ной оте­че­ской лю­бо­вью за­бо­тил­ся об этих еще не утвер­див­ших­ся и не опе­рив­ших­ся сво­их птен­цах». Мно­гие из се­стер и оста­ва­лись в мо­на­сты­ре толь­ко бла­го­да­ря си­ле его вли­я­ния на них.

Да­ры Свя­то­го Ду­ха

Ста­рец Ана­то­лий об­ла­дал всей пол­но­той да­ров Свя­то­го Ду­ха: да­ром про­зор­ли­во­сти и ду­хов­но­го рас­суж­де­ния, ис­це­ле­ния ду­шев­ных и те­лес­ных неду­гов. Он пре­дузна­вал о смер­ти близ­ких его ду­хов­ных де­тей, их бо­лез­ни и невзго­ды, и осто­рож­но пре­ду­пре­ждал тех, к ко­му при­бли­жа­лось ис­пы­та­ние. Вос­по­ми­на­ния его ду­хов­ных де­тей пол­ны опи­са­ни­ем по­доб­ных со­бы­тий. Упо­мя­нем неко­то­рые. Од­ной ино­кине и од­но­му ино­ку ещё за­дол­го он пре­ду­ка­зал на ожи­дав­шие их на­сто­я­тель­ства; од­ной де­вуш­ке при­от­крыл ско­рую смерть, а ино­кине бо­лезнь ног, пре­ду­пре­ждал о го­то­вя­щих­ся ис­пы­та­ни­ях и от­ре­ше­нии от по­стиг­ших скор­бей.

Был и та­кой слу­чай. Оста­лась од­на мо­ло­дая де­вуш­ка в мо­на­сты­ре; род­ные, узнав об этом, рас­сер­ди­лись и от­вер­ну­лись от нее. Мать при­е­ха­ла бы­ло, но, уви­дев твер­дое ре­ше­ние до­че­ри, в тот же день уеха­ла, не за­хо­тев да­же с ней про­стить­ся; по­чув­ство­вав свое си­рот­ство и оди­но­че­ство, сму­ти­лась ду­хом юная по­движ­ни­ца и, горь­ко за­пла­кав, по­шла к ба­тюш­ке Ана­то­лию. Си­дя в при­ем­ной, она через несколь­ко ми­нут услы­ха­ла за две­рью в ко­ри­до­ре сна­ча­ла ша­ги, а за­тем го­лос, пев­ший: Отец мой и мать моя оста­ви­ста мя, Гос­подь же вос­при­ят мя... (Пс.26:10). При этом дверь от­во­ри­лась и на по­ро­ге по­ка­зал­ся пре­по­доб­ный Ана­то­лий, свет­лый, ра­дост­ный. Несо­мнен­но, что стар­цу свы­ше бы­ло от­кры­то про­ис­шед­шее, и смысл его он вы­ра­зил сло­ва­ми псал­ма.

В са­мой на­руж­но­сти стар­ца от­ра­жа­лась его ду­хов­ная вы­со­та и вы­со­кое мо­лит­вен­ное на­стро­е­ние. Да­же в ме­ло­чах бы­ло вид­но по­ра­зи­тель­ное его сми­ре­ние; рев­ность ду­ха и скром­ность его бы­ла чуж­да как че­ло­ве­ко­угод­ни­че­ства, так и ви­ди­мо­го су­ро­во­го по­движ­ни­че­ства.

Он был очень до­вер­чив и сам, от­но­сясь ко всем про­сто, ни­ко­гда не по­до­зре­вал в ком-ни­будь лжи или об­ма­на. Ча­сто, вы­слу­шав рас­сказ ко­го-ни­будь о сво­их скор­бях, он при­ни­мал это близ­ко к серд­цу и скор­бел об этом че­ло­ве­ке. Ино­гда кто-ни­будь ска­жет ему: «Ба­тюш­ка, да прав­ду ли они вам го­во­ри­ли?» Ба­тюш­ка от­ве­чал: «Да за­чем же они бу­дут ме­ня об­ма­ны­вать?»

Он тер­петь не мог ли­це­ме­рия и ле­сти, лю­бил пря­мо­ту и от­кро­вен­ность, и сам был очень пря­мой. В об­ра­ще­нии сво­ем про­сто­тою он очень на­по­ми­нал стар­ца Льва, ко­то­ро­му он вер­но и под­ра­жал. Ба­тюш­ка отец Ам­вро­сий го­во­рил о нём сло­ва­ми Еван­ге­лия: «Это из­ра­иль­тя­нин, в нем же ле­сти нет».

Невоз­мож­но опи­сать доб­ро­ту и лю­бовь от­ца Ана­то­лия к ближ­ним, – он ду­шу го­тов был по­ло­жить за дру­гих; мно­го он тер­пел от лю­дей, но ни­ко­гда не бо­ял­ся, что про него ска­жут дур­ное, а ра­до­вал­ся, ко­гда слы­шал что невы­год­ное, го­во­ря: «Ви­дел бы Бог прав­ду». Ино­гда он го­во­рил: «Мне это всё рав­но, что про ме­ня ска­жут, прав­да вы­ше все­го, у свя­то­го Ма­ка­рия Еги­пет­ско­го ска­за­но, что он две­на­дцать лет про­сил у Бо­га да­ро­вать ему про­сто­ту; а я сем­на­дцать лет про­сил и не мо­гу ра­ди люд­ских мне­ний по­сту­пать­ся ею».

С боль­шой лю­бо­вью вспо­ми­ная стар­ца Ана­то­лия, отец Вар­со­но­фий го­во­рил сво­е­му ке­лей­ни­ку Ни­ко­ну (Бе­ля­е­ву): «Он лю­бил Бо­га, как толь­ко мож­но Его лю­бить. И это чув­ство­ва­лось вся­ко­му, кто к нему при­хо­дил. Вра­гов у него не бы­ло, он всех лю­бил, да­же тех, ко­то­рые его не лю­би­ли: он их как бы бо­лее лю­бил, чем дру­гих».

К.Н. Леон­тьев хо­ро­шо знал от­ца Ана­то­лия, счи­тая его од­ной из свое­об­раз­ней­ших лич­но­стей сре­ди на­сель­ни­ков оби­те­ли. Вос­хи­ща­ясь муд­ро­стью стар­ца Ам­вро­сия, он пи­сал: «Здесь бы­ли и есть ду­хов­ни­ки, ко­то­рые про­ще его серд­цем: на­при­мер, отец Ана­то­лий, ски­то­на­чаль­ник. Это, как зо­вет его один из его по­чи­та­те­лей, – огром­ное ди­тя (серд­цем, ха­рак­те­ром). Увле­ка­ю­щий­ся, жа­лост­ли­вый, бес­ко­неч­но доб­рый, до­вер­чи­вый до на­ив­но­сти, без вся­кой при­род­ной хит­ро­сти и лов­ко­сти, при этом не толь­ко не глу­пый и да­же не про­стой умом, но очень мыс­ля­щий, лю­бя­щий по­фи­ло­соф­ство­вать и по­бо­го­слов­ство­вать се­рьез­но. По­ни­ма­ет пре­крас­но (по-мо­е­му, луч­ше от­ца Ам­вро­сия) тео­ре­ти­че­ские во­про­сы во­об­ще».

Все­гда сер­деч­ный и вни­ма­тель­ный к род­ным, пре­по­доб­ный Ана­то­лий и к ним от­но­сил­ся не бо­лее лю­бя­ще, как и к про­чим: все ему уже бы­ли род­ные, – его серд­це го­ре­ло лю­бо­вью Хри­сто­вой. Ко­гда он слу­жил ли­тур­гию, по­сле вни­ма­тель­но­го и тща­тель­но­го при­го­тов­ле­ния, и во вре­мя Хе­ру­вим­ской сто­ял с воз­де­ты­ми го­ре ру­ка­ми, этот пре­клон­ный ста­рец, по­ис­ти­не, ка­зал­ся уже незем­ным оби­та­те­лем для чту­щей его бра­тии.

Его оте­че­ское, люб­ве­обиль­ное и в то же вре­мя твер­дое пас­тыр­ское окорм­ле­ние взрас­ти­ло та­ких ве­ли­ких стар­цев Оп­ти­ной пу­сты­ни по­след­них вре­мен, как схи­ар­хи­манд­рит Вар­со­но­фий и иерос­хи­мо­нах Нек­та­рий.

Уро­ки пре­по­доб­но­го Ана­то­лия

О стар­че­ском окорм­ле­нии

Вы­со­ко ста­вя ино­че­ство, отец Ана­то­лий ещё бо­лее вы­со­ко це­нил стар­че­ское окорм­ле­ние. Про се­бя он го­ва­ри­вал, что дня не мог про­быть без то­го, чтобы не ви­деть стар­ца и не от­кры­вать сво­их по­мыс­лов. Он очень лю­бил рев­ност­ных в этом де­ле ино­че­ству­ю­щих, со­ве­то­вал ча­ще и чи­ще ка­ять­ся во всём, вы­яс­нял це­ну по­ка­я­ния. Он со­ве­то­вал по­сто­ян­но при­но­сить сер­деч­ное по­ка­я­ние Гос­по­ду, а от от­ца ду­хов­но­го ни­че­го не скры­вать. «Люб­лю, – го­во­рил ста­рец, – тех, кто все от­кро­вен­но го­во­рит о се­бе. Враг не мо­жет ни­че­го по­се­ять там, где все от­кры­ва­ет­ся ду­хов­но­му от­цу».

Поль­зу от­кро­ве­ния по­мыс­лов он, в част­но­сти, опре­де­лял в том, что это от­кро­ве­ние по­мыс­лов раз­ви­ва­ет со­зна­ние и бо­лез­но­ва­ние о сво­ей гре­хов­но­сти, от­че­го и раз­ви­ва­ет­ся столь нуж­ное для де­ла спа­се­ния сми­ре­ние. Ко­гда со­ве­тов стар­ца не ис­пол­ня­ли или де­ла­ли на­обо­рот, не име­ли ми­ра ду­шев­но­го и по­лу­ча­ли вред, а не поль­зу.

О си­ле мо­лит­вы ду­хов­но­го от­ца за своё ча­до ста­рец Ана­то­лий при­во­дил сво­ей ду­хов­ной до­че­ри при­мер из Па­те­ри­ка:

«Один брат, по­гряз­ший в гре­хах, стал уми­рать. Игу­мен с бра­ти­ей стал мо­лить­ся за него. И ви­дит ви­де­ние: гро­мад­ный змей вса­сы­ва­ет это­го бра­та, но не мо­жет всо­сать по­то­му, что отец за него мо­лит­ся.

Но бра­ту это­му так том­но от это­го ду­шев­но­го и те­лес­но­го том­ле­ния, что он сам уже умо­ля­ет от­ца сво­е­го, чтобы он не мо­лил­ся, пусть, го­во­рит, уж луч­ше по­гло­тит ме­ня змий, толь­ко не то­ми ме­ня. Не есть ли безу­мие: буд­то в утро­бе змия луч­ше, чем на­по­ло­ви­ну втя­ну­то­му в пасть! Но ста­рец не внял его моль­бе, а про­дол­жал мо­лить­ся и вы­сво­бо­дил бра­та от па­сти змия».

Чи­тай мо­лит­ву Иису­со­ву и спа­сёшь­ся

О ве­ли­кой си­ле мо­лит­вы стар­ца Ана­то­лия сви­де­тель­ство­вал сам пре­по­доб­ный Ам­вро­сий: «Ему та­кая да­на мо­лит­ва и бла­го­дать, ка­кая еди­но­му из ты­ся­чи да­ет­ся». Бу­дучи сам пла­мен­ным мо­лит­вен­ни­ком, де­ла­те­лем мо­лит­вы Иису­со­вой, это­му он учил и ду­хов­ных чад. Он всем и ча­сто на­по­ми­нал о необ­хо­ди­мо­сти по­сто­ян­ной Иису­со­вой мо­лит­вы и со­блю­де­нии чи­сто­ты серд­ца.

Обу­чая се­стер Иису­со­вой мо­лит­ве, он за­ни­мал­ся с ни­ми как с ма­лень­ки­ми детьми; зная, что они по мо­ло­до­сти сво­ей еще не мо­гут по­нять ее ду­хов­ной глу­би­ны и в то же вре­мя на опы­те из­ве­дав ее та­ин­ствен­ную си­лу, он ста­рал­ся хоть чем-ни­будь при­охо­тить юные ду­ши к этой див­ной мо­лит­ве и го­во­рил, бы­ва­ло: «Я бу­ду те­бе го­стин­цев да­вать, толь­ко чи­тай непре­стан­но: Гос­по­ди, Иису­се Хри­сте, Сыне Бо­жий, по­ми­луй мя, греш­ную»...

Ко­гда од­на ино­ки­ня ска­за­ла, что у неё пло­хое зре­ние, чи­тать труд­но, он от­ве­тил: «Чи­тай мо­лит­ву Иису­со­ву и спа­сёшь­ся». За­ня­тым по­слу­ша­ни­я­ми он осо­бен­но со­ве­то­вал при­ле­жать мо­лит­ве Иису­со­вой вза­мен пра­вил.

Дру­гая ино­ки­ня сви­де­тель­ство­ва­ла: «Я по по­ступ­ле­нии в мо­на­стырь за­бо­ле­ла. Мне бы­ло пят­на­дцать лет, док­то­ра на­шли у ме­ня по­рок серд­ца и гор­ло­вую ча­хот­ку и ска­за­ли, что я ско­ро умру, но мне не хо­те­лось уми­рать. Ба­тюш­ка ска­зал мне: „Чи­тай, как мо­жешь, и си­дя, и лё­жа, мо­лит­ву Иису­со­ву, и всё прой­дёт“. Так я и сде­ла­ла и за свя­ты­ми его мо­лит­ва­ми вы­здо­ро­ве­ла. И с тех пор про­шло два­дцать три го­да, и я жи­ву и по­слу­ша­ние несу по си­лам, и по ке­ллии де­лаю всё для се­бя, хо­тя и не имею боль­шо­го здо­ро­вья, но преж­де не мог­ла и по ке­ллии хо­дить».

Толь­ко Бог и ду­ша

О мо­лит­ве отец Ана­то­лий го­во­рил ещё и так: «На­до мо­лить­ся Бо­гу, чтобы меж­ду ду­шой мо­ля­ще­го­ся и Бо­гом ни­че­го не бы­ло и ни­ко­го. Толь­ко Бог и ду­ша. Чтобы мо­ля­щий­ся не чув­ство­вал ни неба, ни зем­ли и ни­че­го, кро­ме Бо­га, а то мо­лит­ва бу­дет несо­вер­шен­ная. Ко­гда мо­лишь­ся под впе­чат­ле­ни­ем хо­ро­ше­го пе­ния или чте­ния, эта мо­лит­ва ещё не есть ис­тин­ная мо­лит­ва. Вот ис­тин­ная мо­лит­ва: про­рок Илия по­ло­жил го­ло­ву на ко­ле­ни, мо­лясь, и в несколь­ко ми­нут умо­лил Гос­по­да из­ме­нить гнев свой на ми­лость».

В церк­ви стой как Ан­гел

Стро­го тре­бо­вал отец Ана­то­лий от сво­их ду­хов­ных де­тей бла­го­го­вей­но­го вни­ма­ния в церк­ви. «В церк­ви стой как Ан­гел, – го­во­рил он, – не раз­го­ва­ри­вай и не огля­ды­вай­ся, по­то­му что цер­ковь есть зем­ное Небо. Идя из церк­ви, чи­тай: „Бо­го­ро­ди­це Де­во, ра­дуй­ся...“ – и ни с кем не за­го­ва­ри­вай, а то бу­дешь по­доб­на со­су­ду, ко­то­рый был по­лон, да до­ро­гой рас­плес­кал­ся. Ко­гда го­ве­ешь, то­гда осо­бен­но при­леж­но чи­тай мо­лит­ву Иису­со­ву. Ко­гда идёшь при­об­щать­ся, то в эту обед­ню осо­бен­но смот­ри за со­бой, ни с кем не го­во­ри и ни­ку­да не об­ра­щай сво­их по­мыс­лов. Иди к Ча­ше со спо­кой­ной ду­шой, при­зы­вая мо­лит­вы сво­е­го ду­хов­но­го от­ца. Бой­ся в хра­ме сму­тить чью-ни­будь ду­шу; ты идёшь про­сить ми­ло­сти у Бо­га и в Его же хра­ме оскорб­ля­ешь сво­е­го ближ­не­го».

Тре­буя со­вер­ше­ния стро­го устав­но­го бо­го­слу­же­ния, неопу­сти­тель­но­го хож­де­ния в цер­ковь и бла­го­го­вей­но­го в ней сто­я­ния, ста­рец Ана­то­лий не одоб­рял дей­ствий тех, кто, бу­дучи ис­том­лён по­слу­ша­ни­ем, до­би­вал­ся непре­мен­но вы­пол­нить все и цер­ков­ные и ке­лей­ные пра­ви­ла, ви­дя в этом недоб­рые за­чат­ки ду­хов­ной гор­до­сти.

Не бла­го­слов­лял са­дить­ся во вре­мя чте­ния пер­вой ка­физ­мы за вос­крес­ным бде­ни­ем, ука­зы­вая при этом на игу­ме­на Ан­то­ния (бра­та ар­хи­манд­ри­та Мо­и­сея), у ко­то­ро­го но­ги бы­ли в ра­нах, но он ни­ко­гда в это вре­мя не са­дил­ся. Не бла­го­слов­лял вы­хо­дить из церк­ви во вре­мя чте­ния ка­физм, го­во­ря: «Вол­ки бе­га­ют, ута­щат».

По­ко­ряй­ся во­ле Бо­жи­ей

На­сколь­ко за­бо­тил­ся отец Ана­то­лий о ду­хов­ном пре­успе­я­нии сво­их чад, вос­пи­ты­вая в них чут­кость со­ве­сти и при­учая к те­лес­ным тру­дам, на­столь­ко же муд­ро охра­нял от вся­ко­го по­во­да к тще­сла­вию и са­мо­мне­нию вслед­ствие взя­тых на се­бя по­дви­гов.

Од­на мо­на­хи­ня бы­ла так боль­на, что не мог­ла нести по­слу­ша­ния. И ко­гда отец Ана­то­лий на­ве­стил её, она ска­за­ла: «Я по­слу­ша­ния ни­ка­ко­го не несу: бла­го­сло­ви­те мне взять на се­бя по­двиг жить од­ной, чтобы по­стить­ся, мо­лить­ся и спать на го­лых дос­ках».

Отец Ана­то­лий от­ве­тил: «Сколь­ко те­бе ни си­деть в уг­лу, по­не­во­ле ты взду­ма­ешь о сво­их по­дви­гах; ты зна­ешь, лу­ка­вый не ест, не пьёт и не спит, а всё в без­дне жи­вёт, по­то­му что у него нет сми­ре­ния. Это враг ис­ку­ша­ет. Ка­кие те­бе по­дви­ги? С те­бя до­воль­но и бо­лез­ни. Тер­пи, что Гос­подь те­бе дал. А ты по­ко­ряй­ся во­ле Бо­жи­ей, вот те­бе и по­двиг, чи­тай Иису­со­ву мо­лит­ву, по­дви­ги есть ли­стья, а Иису­со­ва мо­лит­ва есть ко­рень и плод все­го. Сми­ряй­ся, во всём се­бя уко­ряй, с бла­го­да­ре­ни­ем неси бо­лез­ни и скор­би, – это пре­вы­ше по­ста и по­дви­гов и всех по­слу­ша­ний».

Об­ще­жи­тие – шко­ла для вы­ра­бот­ки сми­ре­ния

Отец Ана­то­лий на об­ще­жи­тие смот­рел как на пре­крас­ную шко­лу для вы­ра­бот­ки сми­ре­ния и тер­пе­ния. Он го­ва­ри­вал во объ­яс­не­ние мыс­ли, что об­ще­жи­тие умерщ­вля­ет стра­сти, так «в но­ре и змея си­дит ти­хо, а тронь её, она и за­ши­пит. Так и в об­щине. Возь­ми раз­ных кам­ней, по­ло­жи в ме­шок и дол­го тря­си, они ста­нут круг­лы­ми – так и в об­щине. В по­тол­ке гвоз­ди тём­ные. На по­лу свет­лые – по­то­му, что по ним хо­дят, и они ста­но­вят­ся бле­стя­щи­ми. Так и мо­нах, очи­щен­ный скор­бя­ми, бы­ва­ет све­тел».

О тер­пе­нии

Отец Ана­то­лий пре­ду­пре­ждал, что, ес­ли Гос­подь по­пустит ис­пы­та­ния, чтобы сми­рить че­ло­ве­ка, то не толь­ко на­чаль­ни­ца, сёст­ры, чу­жие, свои, да­же, по сло­ву Иса­а­ка Си­ри­на, вся тварь вос­станет на та­ко­го че­ло­ве­ка. Од­на ду­хов­ная дочь жа­ло­ва­лась на вре­мен­ную свою на­чаль­ни­цу Пе­ла­гею, что та невзлю­би­ла её. Ба­тюш­ка от­ве­чал: «Ду­маю, не Пе­ла­гея, так Аку­ли­на или Ари­на, а мо­зо­лить те­бя бу­дут. И ни ма­туш­ки, ни ба­тюш­ки те­бя не спа­сут. А спа­сёт те­бя толь­ко один врач, сто раз те­бе ре­ко­мен­до­ван­ный – тер­пе­ние».

А ко­гда од­на из се­стёр ста­ла про­сить от­ца Ана­то­лия на­учить её тер­пе­нию, он от­ве­тил: «Ты, ма­туш­ка, про­сишь на­учить те­бя тер­пе­нию... Чуд­ная ты ка­кая! Её учит Бог! Её учат лю­ди – сёст­ры! Её учат об­сто­я­ния всей жиз­ни! И все они учат те­бя тер­пе­нию, учат де­лом, са­мою ве­щию, са­мим есте­ством спо­соб­но­сти тер­петь – ты про­сишь у ме­ня уро­ка тео­ре­ти­че­ско­го тер­пе­ния... Тер­пи всё на­хо­дя­щее – и спа­сёшь­ся!»

О борь­бе с блуд­ной стра­стью

Од­на сест­ра жа­ло­ва­лась ба­тюш­ке, что со­сед­ка по ке­ллиям име­ет пло­хой ха­рак­тер, и ей очень труд­но с ней ужить­ся. А так­же се­то­ва­ла на то, что одоле­ва­ют её блуд­ные по­мыс­лы, и она не зна­ет, как с ни­ми спра­вить­ся.

Отец Ана­то­лий от­ве­чал ей: «Ты в од­но вре­мя жа­лу­ешь­ся на несо­глас­ную с то­бой со­сед­ку и на блуд­ную страсть. Несмыс­лен­ная ты мо­на­хи­ня! Её жжёт спра­ва ог­нём, а сле­ва об­да­ёт хо­лод­ною во­дою. Да, несмыс­лен­ная ты, возь­ми во­ды и за­лей ею огонь! То есть по­тер­пи немощ­ной сест­ре! И страсть блу­да угаснет. Ведь эта страсть жи­вёт и под­дер­жи­ва­ет­ся адским под­гнё­том (под­жё­гой) – гор­до­стью и нетер­пе­ни­ем! По­тер­пи, и спа­сёшь­ся!»

О по­слу­ша­нии

Все по­слу­ша­ния пре­по­доб­ный Ана­то­лий объ­яс­нял как ви­ды слу­же­ния Гос­по­ду и учил тер­пе­ли­во­му несе­нию неиз­беж­но свя­зан­ных с чест­ным ис­пол­не­ни­ем вся­ко­го де­ла при­скорб­но­стей. Бу­дя ду­хов­ные за­про­сы, ду­хов­ную на­стро­ен­ность, вос­пи­ты­вая чут­кость со­ве­сти, ста­рец при­учал се­стёр и к те­лес­ным тру­дам. Тем, кто от­ка­зы­вал­ся от тя­жё­лых по­слу­ша­ний, отец Ана­то­лий го­ва­ри­вал, что нуж­но и луч­ше по­тер­петь, по­то­му что по вре­ме­ни всё устро­ит­ся к луч­ше­му.

Од­на сест­ра тя­го­ти­лась по­слу­ша­ни­ем, ста­рец ска­зал толь­ко: «По­тер­пи ма­лость». Про­шло немно­го вре­ме­ни, она за­бо­ле­ла, а ко­гда опра­ви­лась, ей да­ли но­вое по­слу­ша­ние, и она осво­бо­ди­лась от тя­жё­ло­го. Дру­гая сест­ра тя­го­ти­лась в раз­ное вре­мя раз­ны­ми по­слу­ша­ни­я­ми и жа­ло­ва­лась от­цу Ана­то­лию. Он уте­шал, убеж­дая тер­петь, при­чём од­на­жды, ко­гда она спро­си­ла: «Ко­гда ме­ня вы­ве­дут с по­слу­ша­ния?», он от­ве­тил: «Ко­гда ис­пра­вишь­ся».

Дру­гой сво­ей ду­хов­ной до­че­ри, по­про­сив­шей у него бла­го­сло­ве­ние на при­об­ре­те­ние Еван­ге­лия и Псал­ти­ри, пре­по­доб­ный Ана­то­лий по­со­ве­то­вал:

– Ку­пить ку­пи, но, глав­ное, неле­ност­но ис­пол­няй по­слу­ша­ние, сми­ряй­ся и всё тер­пи. Это бу­дет вы­ше по­ста и мо­лит­вы.

Дер­жать се­бя в чув­стве го­тов­но­сти к скор­бям

Уча тер­пе­нию, он го­во­рил ещё и так: «Возь­ми ка­мень, бей его, хва­ли. Он бу­дет мол­чать – так и ты будь в оскорб­ле­ни­ях». Уте­шая скор­бя­щих на по­слу­ша­ни­ях, отец Ана­то­лий ино­гда рас­ска­зы­вал что-ли­бо из жи­тий свя­тых под­хо­дя­щее, ино­гда вспо­ми­нал ви­ден­ное. Од­ной сест­ре, ко­то­рая тя­го­ти­лась по­слу­ша­ни­ем в са­ду, он рас­ска­зал, что один по­движ­ник, бе­гая сла­вы в сво­ей оби­те­ли, ушёл в дру­гую и там, как про­стой, при­нуж­дён был рыть­ся в са­ду; он же­лал узнать: угод­но ли Бо­гу та­кое его де­ло, и уви­дал сон, что он умер и про­ис­хо­дил суд; на нём, ко­гда уже нече­го бы­ло по­ло­жить в за­слу­гу ему и в ослаб­ле­ние ве­са гре­хов, Ан­ге­лы бро­си­ли то­гда ло­па­ту, и она пе­ре­тя­ну­ла чаш­ку ве­сов с гре­ха­ми.

Дру­гой сест­ре, тя­го­тив­шей­ся, что её зо­вут на вся­кие по­слу­ша­ния, ста­рец толь­ко ска­зал: «Зо­вут, зна­чит, нуж­на». Тре­тьей ска­зал, ко­гда тя­го­ти­лась под­би­рать кар­то­фель, что и он этим де­лом лю­бил ино­гда за­ни­мать­ся. И все три уте­ши­лись и с но­вы­ми си­ла­ми при­ня­лись каж­дая за своё де­ло. Он учил не пре­да­вать­ся от­ча­я­нию, а для это­го все­гда дер­жать се­бя в чув­стве го­тов­но­сти к скор­бям.

О ро­по­те и же­ла­нии смер­ти

Отец Ана­то­лий очень не лю­бил, ко­гда кто в скор­би же­лал се­бе смер­ти, и об­ли­чал, а од­ну сест­ру, ко­гда она так го­во­ри­ла, при­пуг­нул: «А хо­чешь, я по­мо­люсь, и ты умрёшь?». Та, ко­неч­но: «Нет, нет!» И ста­ла про­сить про­ще­ния, по­чув­ство­вав, как ма­ло она под­го­тов­ле­на к смер­ти, ко­то­рой так лег­ко­мыс­лен­но про­си­ла се­бе.

Все­му це­на внут­рен­нее на­стро­е­ние ду­ши

Од­ной сест­ре за служ­бой при пе­нии «Твоя пес­но­слов­цы, Бо­го­ро­ди­це...» при­шла мысль, что толь­ко пев­чие по­лу­чат на­гра­ду, и она огор­чи­лась, что не пев­чая. С эти­ми ду­ма­ми она на­пра­ви­лась к стар­цу. Тот встре­тил её, трое­крат­но спро­сив: «Ты по­ёшь?» и, по­лу­чив от­ри­ца­тель­ный от­вет, ска­зал, ука­зы­вая на серд­це: «Вот то-то и де­ло, что тут-то не по­ёт­ся», при­чём ука­зал на серд­це, да­вая тем по­нять, что все­му це­на внут­рен­нее на­стро­е­ние ду­ши во вре­мя про­хож­де­ния по­слу­ша­ний, а не их ха­рак­тер.

Ес­ли б в ми­ру зна­ли...

Дру­гая сест­ра раз в скор­би при­шла к от­цу Ана­то­лию и в го­ре­сти вы­ска­за­лась: «Ах, за­чем я по­шла в мо­на­стырь?» На это он ска­зал ей: «Ес­ли б в ми­ру зна­ли, как труд­но жить в мо­на­сты­ре, то хо­тя бы их пал­кой би­ли, не по­шли бы в мо­на­стырь, луч­ше бы бо­сые хо­ди­ли, да в ми­ру; а ес­ли б зна­ли, ка­кая на­гра­да мо­на­ше­ству­ю­щим на небе, всё бы бро­си­ли и ушли бы в мо­на­стырь».

Пись­ма и по­уче­ния

Се­го­дня по­уче­ния от­ца Ана­то­лия вклю­че­ны во мно­гие сбор­ни­ки, и, чи­тая их, за­ме­ча­ешь, сколь­ко тер­пе­ния по­ло­жил ба­тюш­ка, ото­гре­вая се­стер сво­им вни­ма­ни­ем и по­не­мно­гу ис­прав­ляя внут­рен­ний строй каж­дой – раз­но­го воз­рас­та, раз­но­го устро­е­ния.

Два­дца­ти­лет­нюю он обод­ря­ет шут­кой и удер­жи­ва­ет от же­ла­ния опе­ре­дить вре­мя: «Не уны­вай. Хоть ты и бо­ри­ма от стра­стей – несмот­ря, как пи­шешь, на свои пре­клон­ные ле­та, так как те­бе уже бо­лее два­дца­ти лет, – но ты все-та­ки не уны­вай. Стра­сти бо­рют ино­гда и в 30, и в 40, и в 50, и в 60, и в 70 лет».

Бо­лее стар­шую по воз­рас­ту удер­жи­ва­ет от «мне­ния»: «Де­лай по си­ле и не це­ни са­ма сво­их за­слуг, и не счи­тай доб­ро­де­те­лей, а зри и счис­ляй свои немо­щи и гре­хи, и Гос­подь те­бя не оста­вит ни­ко­гда».

А ослаб­лен­ную, ста­рень­кую, уте­ша­ет: по немо­щи и в ке­ллии, и да­же ле­жа мож­но по­мо­лить­ся, и не в осуж­де­ние бу­дет по­про­сить у ма­туш­ки от­пу­стить с по­слу­ша­ния, ко­гда тя­же­ло.

Осо­бен­но же бе­ре­жен ба­тюш­ка был с юны­ми, оста­вив­ши­ми мир и встре­тив­ши­ми в мо­на­сты­ре тя­го­ты и скор­би. На­по­ми­ная де­воч­кам-по­слуш­ни­цам и ино­ки­ням о том, что скор­бей не из­бе­жать ни в мо­на­сты­ре, ни за его огра­дой, он все же ука­зы­ва­ет на вы­со­ту их при­зва­ния: «Ве­нец дев­ства есть выс­шая хри­сти­ан­ская доб­ро­де­тель, она есть кра­со­та и ве­нец Церк­ви... Свя­ти­тель Ди­мит­рий Ро­стов­ский учит: „Оты­ми у Ан­ге­ла кры­лья, и он бу­дет де­ви­ца. И дай де­ви­це кры­лья, и она бу­дет Ан­гел“».

На все – своя ме­ра, все – с рас­суж­де­ни­ем, и всех, на­чи­на­ю­щих и утруж­ден­ных се­стер ба­тюш­ка уте­ша­ет: не уны­вай, уны­ние – глав­ный враг мо­на­ше­ству­ю­щих; пусть сей­час труд неле­гок, а «...до­ля мо­на­шек ужас­но вы­со­ка, отто­го она и тя­же­ла здесь».

В на­став­ле­ни­ях стар­ца Ана­то­лия есть нема­ло ве­щей, по­лез­ных и для ми­рян. Вот, на­при­мер, о хра­не­нии ми­ра, о том, что нуж­но про­щать с лег­ко­стью: «Все тер­пи – бу­дешь и са­ма мир­на, и дру­гим до­ста­вишь мир! А нач­нешь счи­тать­ся – мир по­те­ря­ешь, а с ним и спа­се­ние».

Или еще неболь­шое, но та­кое по-оте­че­ски про­ни­ца­тель­ное за­ме­ча­ние о том, как мо­лить­ся: «Не хит­ри на мо­лит­ве, а ве­ди де­ло про­ще. Гос­подь ска­зал: Аще не бу­де­те яко де­ти, не мо­же­те вни­ти в Цар­ствие Бо­жие».

Та­ких крат­ких, но за­по­ми­на­ю­щих­ся на­став­ле­ний рас­сы­па­но в его пись­мах мно­же­ство. Но что несколь­ко от­ли­ча­ет их, вы­де­ля­ет из оп­тин­ско­го на­сле­дия, это ка­кая-то осо­бен­ная, лич­ная, вы­рос­шая из жиз­нен­но­го опы­та, со­при­част­ность к тем, ко­му ве­до­мы тя­го­ты. Как об­ра­ще­ние ко всем, кто устал на подъ­еме и по­рой не на­хо­дит уже сил тер­петь по­сы­ла­е­мые ис­пы­та­ния, об­ра­ще­ны див­ные, укреп­ля­ю­щие сло­ва: «...вся­кая ду­шев­ная ра­на там вос­си­я­ет па­че до­ро­го­го ал­ма­за; но все же ра­дость все­об­щая бу­дет так ве­ли­ка, что мы толь­ко, гля­дя на ближ­них, бу­дем уте­шать­ся и ве­се­лить­ся. Так хо­ро­ши там бу­дут все стра­дав­шие здесь».

Ду­хов­ный би­сер

Муд­рое ду­хов­ное ру­ко­вод­ство, со­ве­ты пре­по­доб­но­го Ана­то­лия бы­ли ду­хов­ным би­се­ром для жаж­ду­щих стар­че­ско­го окорм­ле­ния:

«Вид­но, что ста­ра­ешь­ся и же­ла­ешь спа­стись,– толь­ко не уме­ешь, не по­ни­ма­ешь ду­хов­ной жиз­ни. Тут весь сек­рет в том, чтобы тер­петь, что Бог по­сы­ла­ет. И не уви­дишь, как в рай вой­дешь».

«Счи­тай се­бя ху­же всех, и бу­дешь луч­ше всех».

«...Тер­пе­ние твое не долж­но быть нерас­суд­ное, то есть без­от­рад­ное, а тер­пе­ние с ра­зу­мом,– что Гос­подь ви­дит все де­ла твои, са­мую ду­шу твою, как мы зрим в ли­цо лю­би­мо­го че­ло­ве­ка... Зрит и ис­пы­ту­ет: ка­ко­вою ты ока­жешь­ся в скор­бях? Ес­ли по­тер­пишь, то бу­дешь Его воз­люб­лен­ною. А ес­ли не стер­пишь и по­роп­щешь, но по­ка­ешь­ся, все-та­ки бу­дешь Его воз­люб­лен­ною».

«Мо­лит­ва к Бо­гу вся­кая до­ход­на. А ка­кая имен­но – об этом мы не зна­ем. Он – Один Су­дия пра­вед­ный, а мы мо­жем ложь при­знать за ис­ти­ну. Мо­лись и ве­руй».

«...Ска­зы­ваю по сек­ре­ту, ска­зы­ваю те­бе са­мое луч­шее сред­ство об­ре­сти сми­ре­ние. Это вот что: вся­кую боль, ко­то­рая ко­лет гор­дое серд­це, по­тер­петь. И ждать день и ночь ми­ло­сти от Все­ми­ло­сти­во­го Спа­са. Кто так ждет, непре­мен­но по­лу­чит».

«Учись быть крот­кой и мол­ча­ли­вой, и бу­дешь лю­би­ма все­ми. А рас­кры­тые чув­ства то же, что во­ро­та рас­тво­рен­ные: ту­да бе­жит и со­ба­ка, и кош­ка... и га­дят».

«Мы обя­за­ны всех лю­бить, но чтоб нас лю­би­ли, мы не сме­ем тре­бо­вать».

«Без зи­мы не бы­ло бы вес­ны, без вес­ны не бы­ло бы и ле­та. Так и в жиз­ни ду­хов­ной: немнож­ко уте­ше­ния, а за­тем немнож­ко по­скор­беть, и со­став­ля­ет­ся так по­ма­лу путь спа­се­ния».

«Бу­дем при­ни­мать всё от ру­ки Бо­жи­ей. Уте­шит – по­бла­го­да­рим. И не уте­шит – по­бла­го­да­рим».

Осо­бен­ная за­бо­та

При Ша­мор­ди­но ско­ро устро­ил­ся дет­ский при­ют, и де­тей этих ста­рец очень лю­бил. В при­ют он по­сы­лал яб­ло­ки и кон­фе­ты. Осо­бен­но мно­го за­бот при­ло­жил, ко­гда в при­юте, в его быт­ность в Ша­мор­ди­но, слу­чил­ся но­чью по­жар. Отец Ана­то­лий с ико­ной Ка­зан­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри при­шёл на ме­сто по­жа­ра, и сво­ей го­ря­чей мо­лит­вой спо­соб­ство­вал пре­кра­ще­нию бед­ствия. Де­ти ино­гда пи­са­ли ему за­бы­тые на ис­по­ве­ди гре­хи, а он от­ве­чал.

Объ­яс­няя од­ной сест­ре при­чи­ну сво­их осо­бен­ных за­бот о де­тях и мо­ло­дых, ста­рец го­во­рил: «Мо­ло­дое де­рев­це нуж­но ока­пы­вать и по­ли­вать, ина­че оно за­сохнет. Так и ду­ша юная, от­стра­нив­шись от род­ных и не ви­дя уте­ше­ния ни­от­ку­да, мо­жет прид­ти в уны­ние. Ко­гда мо­ло­дое де­ре­во по­ли­ва­ют, и оно при­мет­ся и бу­дет рас­ти, то­гда уже не тре­бу­ет­ся ухо­да, и его остав­ля­ют без та­кой за­бот­ли­во­сти, как бы­ло ра­нее».

Ду­хов­ное си­рот­ство

Де­ся­то­го ок­тяб­ря 1891 го­да скон­чал­ся ста­рец Ам­вро­сий. Его кон­чи­на бы­ла неза­ме­ни­мой утра­той для всех, кто его знал, но осо­бен­но для без­за­щит­ной жен­ской об­щи­ны. К это­му вре­ме­ни в ней уже бы­ло бо­лее трёх­сот се­стёр, ос­но­ван при­ют, где жи­ли пять­де­сят де­во­чек, бы­ли ос­но­ва­ны бо­га­дель­ня и боль­ни­ца. На­сто­я­тель­ни­ца ма­туш­ка Ев­фро­си­нья пе­ред са­мой кон­чи­ной стар­ца Ам­вро­сия по­те­ря­ла зре­ние и по­лу­чи­ла от него ка­те­го­ри­че­ское за­пре­ще­ние от­ка­зы­вать­ся от управ­ле­ния оби­те­лью. Кро­ме то­го, епи­ско­пом Ка­луж­ским и Бо­ров­ским Ви­та­ли­ем (Иоси­фо­вым) бы­ли за­пре­ще­ны вся­кие сно­ше­ния меж­ду Оп­ти­ной и Ша­мор­ди­но, в ре­зуль­та­те че­го оси­ро­тев­шая об­щи­на ли­ше­на бы­ла как внеш­ней, так и внут­рен­ней по­мо­щи.

Все эти тя­жё­лые со­бы­тия силь­но от­ра­зи­лись на здо­ро­вье от­ца Ана­то­лия. По­те­ря стар­ца, ли­ше­ние воз­мож­но­сти в са­мые труд­ные и скорб­ные ми­ну­ты уте­шить и под­дер­жать уны­ва­ю­щих ша­мор­дин­ских се­стёр при­чи­ня­ли тя­жё­лую скорбь его лю­бя­ще­му серд­цу. Некреп­кий здо­ро­вьем, на­до­рван­ным и без то­го су­ро­вою мо­на­ше­скою жиз­нью, трид­цать лет стра­дав­ший го­лов­ны­ми бо­ля­ми, отец Ана­то­лий по­сле кон­чи­ны стар­ца Ам­вро­сия стал быст­ро сла­беть и про­жил толь­ко три го­да. За­дум­чи­вый и груст­ный, он тя­же­ло чув­ство­вал своё ду­хов­ное си­рот­ство и сам быст­ро при­бли­жал­ся к за­ка­ту сво­ей жиз­ни.

По­след­ние встре­чи

Пла­мен­ный мо­лит­вен­ник, пре­по­доб­ный Ана­то­лий при сво­ей по­езд­ке в кон­це 1892 го­да в Пе­тер­бург и Крон­штадт встре­тил­ся там со свя­тым пра­вед­ным Иоан­ном Крон­штадт­ским, ко­то­ро­го весь­ма по­чи­тал. Вме­сте с от­цом Иоан­ном ста­рец Ана­то­лий де­ся­то­го ок­тяб­ря слу­жил в па­мять пре­по­доб­но­го Ам­вро­сия и уте­шил­ся бе­се­дою с от­цом Иоан­ном. Как вспо­ми­нал ста­рец Вар­со­но­фий, ко­гда на­ча­лась ли­тур­гия, отец Иоанн уви­дел, что с ба­тюш­кой Ана­то­ли­ем со­слу­жат два Ан­ге­ла; неиз­вест­но, ви­дел ли их сам ба­тюш­ка Ана­то­лий, но отец Иоанн яс­но ви­дел их...

Через неко­то­рое вре­мя ша­мор­дин­ским сёст­рам раз­ре­ше­но бы­ло вновь поль­зо­вать­ся ду­хов­ным ру­ко­вод­ством оп­тин­ских стар­цев. По­езд­ки от­ца Ана­то­лия в Ша­мор­ди­но воз­об­но­ви­лись и по-преж­не­му слу­жи­ли от­ра­дой и уте­ше­ни­ем для его ду­хов­ных де­тей.

Ко­гда си­лы ста­ли па­дать, отец Ана­то­лий ещё раз по­се­тил Ша­мор­ди­но, го­ря­чо по­мо­лил­ся пе­ред ико­ной Ка­зан­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри и на мо­гил­ке ма­те­ри Со­фии. Всё осмот­рел, всех бла­го­сло­вил, всех уте­шил сво­им при­ве­том и лас­кой: то бы­ли для ша­мор­дин­ских на­сель­ниц по­след­ние от­блес­ки гас­ну­щей столь яр­кой и до­ро­гой звез­ды бла­го­че­стия.

Пред­смерт­ная бо­лезнь

Пре­по­доб­ный Ана­то­лий имел необык­но­вен­но ми­ло­сти­вый, со­стра­да­тель­ный ха­рак­тер. Ес­ли он узна­вал о чьем-ни­будь го­ре, то так вол­но­вал­ся, что у него на­чи­на­лась ужас­ная го­лов­ная боль. А по­том на­чи­на­ло бо­леть и серд­це... От­то­го, по сви­де­тель­ству вра­чей, у него и на­ча­лась бо­лезнь серд­ца, отёк лёг­ких. Вра­чи ре­ко­мен­до­ва­ли ему ле­чить­ся, со­ве­то­ва­ли про­гул­ки на све­жем воз­ду­хе. Но но­ги стар­ца ста­ли пух­нуть, пе­ре­ста­ли вхо­дить в обувь. И про­гул­ки при­шлось пре­кра­тить. Тер­пе­ли­во, со сми­ре­ни­ем пе­ре­но­сил ста­рец свою бо­лезнь.

Пят­на­дца­то­го де­каб­ря 1893 го­да он тай­но при­ни­ма­ет схи­му, о чём зна­ли толь­ко его ду­хов­ник, отец Ге­рон­тий, да несколь­ко близ­ких лиц, и ста­но­вит­ся иерос­хи­мо­на­хом.

С это­го вре­ме­ни на­ча­лась его пред­смерт­ная бо­лезнь, од­на­ко в дни па­мя­ти сво­их неза­бвен­ных на­став­ни­ков, стар­цев Ма­ка­рия и Ам­вро­сия, седь­мо­го сен­тяб­ря и де­ся­то­го ок­тяб­ря, си­лы воз­вра­ща­лись на­столь­ко, что он мог ещё слу­жить. В по­след­ние три ме­ся­ца он не вста­вал с крес­ла; стра­да­ния его бы­ли ве­ли­ки, ино­гда с ним де­ла­лась силь­ная ико­та, про­дол­жав­ша­я­ся по три дня. Он ча­сто при­об­щал­ся Свя­тых Хри­сто­вых Тайн, неред­ко к нему при­но­си­ли раз­ные чу­до­твор­ные ико­ны. Во вре­мя бо­лез­ни он был уте­шен те­ле­грам­мой от­ца Иоан­на Крон­штадт­ско­го.

Уте­шал­ся он, ко­гда в дни неду­га ему чи­та­ли свя­тое Еван­ге­лие, осо­бен­но че­тыр­на­дца­тую и пят­на­дца­тую гла­вы Еван­ге­лия от Иоан­на. Свя­то­го апо­сто­ла Иоан­на, Гри­го­рия Бо­го­сло­ва, Ар­хи­стра­ти­га Ми­ха­и­ла и свя­тую ве­ли­ко­му­че­ни­цу Вар­ва­ру ста­рец осо­бен­но чтил в жиз­ни; их он при­зы­вал ча­сто и в дни неду­га. Из древ­них по­движ­ни­ков в это вре­мя он ча­ще все­го вспо­ми­нал об Ан­то­нии и Па­хо­мии Ве­ли­ких. С бла­го­го­ве­ни­ем вспо­ми­нал оп­тин­ских стар­цев: Льва, Ма­ка­рия, Ам­вро­сия, Мо­и­сея и Ан­то­ния, а так­же мать Со­фию и мно­гих дру­гих.

До по­след­них дней

По бла­го­сло­ве­нию епи­ско­па Ка­луж­ско­го и Бо­ров­ско­го Ана­то­лия (Стан­ке­ви­ча) ша­мор­дин­ские сёст­ры уха­жи­ва­ли за стар­цем во вре­мя бо­лез­ни. Од­на­жды сёст­ры, тя­же­ло пе­ре­жи­вав­шие бо­лезнь лю­би­мо­го ба­тюш­ки, ска­за­ли ему: «Вот мы мо­лим­ся о Ва­шем здо­ро­вье, но Гос­подь нас не слы­шит». На это ста­рец от­ве­чал: «Мо­жет ли быть, чтобы солн­це не осве­ща­ло, во­да не осве­жа­ла, огонь не со­гре­вал; а Гос­подь в ты­ся­чу раз свет­лее вся­ко­го солн­ца; Он слы­шит ва­шу мо­лит­ву, но тво­рит угод­ное Ему».

За пол­то­ра ме­ся­ца до смер­ти он бла­го­сло­вил Ша­мор­ди­но ико­ною Зна­ме­ния Бо­жи­ей Ма­те­ри – Пре­чи­стой он вру­чил в сво­их мо­лит­вах юную оби­тель.

Рож­де­ство про­шло груст­но. Ста­рец не под­ни­мал­ся с по­сте­ли. На Кре­ще­ние, уви­дев в ок­но иду­щих в цер­ковь мо­на­хов, он с гру­стью ска­зал: «Вот ча­да Бо­жии идут в храм, а я, греш­ный, си­жу до­ма, ни лю­дям, ни се­бе».

До по­след­них дней, ко­гда толь­ко мог, он не пе­ре­ста­вал уте­шать и на­став­лять сво­их ду­хов­ных чад, а сре­ди них бы­ли и ми­ряне, и ино­че­ству­ю­щие из дру­гих оби­те­лей. Этих по­след­них ста­рец все­гда при­ни­мал ско­ро, и ко­гда ша­мор­дин­ские го­ва­ри­ва­ли ему о том, он от­ве­чал, что они-то и по­до­ждать мо­гут: близ­ко жи­вём, а те – сколь­ко тру­дов пе­ре­нес­ли, чтобы до­брать­ся, да и ча­сто ли в жиз­ни они мо­гут прид­ти?

Го­то­во серд­це мое, Бо­же, го­то­во серд­це мое

Как-то позд­но ве­че­ром он ве­лел по­дать стол, по­ло­жить на него крест, за­жечь све­чи и при­не­сти ка­ди­ло. Ко­гда все бы­ло го­то­во, он за­пел: «Кре­сту Тво­е­му по­кло­ня­ем­ся, Вла­ды­ко...» – и всем ве­лел петь и ка­дить кру­гом; за­тем бла­го­сло­вил вез­де окро­пить бо­го­яв­лен­ской во­дой. Ко­гда все кон­чи­ли и разо­шлись, боль­ной как бы за­дре­мал, скло­нив го­ло­ву. Через несколь­ко ми­нут он вдруг под­нял го­ло­ву и ру­ки, как де­ла­ет слу­жа­щий свя­щен­ник во вре­мя пе­ния Хе­ру­вим­ской, и вос­клик­нул: «О, Тро­и­це!» Взор его был устрем­лен ку­да-то вверх...

Ино­гда крот­ко го­во­рил: «Ни­че­го не име­ет греш­ный Ана­то­лий, раз­ве толь­ко кто воз­дохнет о нем к Бо­гу». В по­не­дель­ник два­дцать чет­вёр­то­го ян­ва­ря ему сде­ла­лось очень пло­хо, он по­чти не от­кры­вал глаз, глу­бо­ко взды­хал, и слыш­но бы­ло, что он непре­стан­но тво­рил Иису­со­ву мо­лит­ву. До са­мой смер­ти не остав­лял он Иису­со­ву мо­лит­ву, то пре­по­да­вая о ней на­став­ле­ния сла­бе­ю­щим го­ло­сом, то шеп­тал её уже неме­ю­щи­ми уста­ми. Ино­гда про­из­но­сил: «Го­то­во серд­це мое, Бо­же, го­то­во серд­це мое».

По­сле две­на­дца­ти ча­сов по­лу­но­чи он с боль­шим бла­го­го­ве­ни­ем при­об­щил­ся и сно­ва впал как бы в за­бы­тье. Кто-то ска­зал ти­хонь­ко, что на­до бы чи­тать от­ход­ную, и уми­ра­ю­щий сам со­тво­рил на­ча­ло: «Бла­го­сло­вен Бог наш...». Ста­ли чи­тать от­ход­ную, ды­ха­ние ста­но­ви­лось все ре­же, на­ко­нец он глу­бо­ко вздох­нул три ра­за и мир­но по­чил о Гос­по­де. Бы­ло это в че­ты­ре ча­са два­дцать ми­нут утра во втор­ник два­дцать пя­то­го ян­ва­ря 1894 го­да, на се­ми­де­ся­том го­ду его жиз­ни.

Мно­гие ду­хов­ные ча­да стар­ца ви­де­ли его по­сле его смер­ти во сне: то уте­ша­ю­щим, то ис­по­ве­да­ю­щим, то вра­чу­ю­щим, и по­сле этих снов чув­ство­ва­ли уте­ше­ние, от­ра­ду, а мно­гие и ис­це­ле­ние от ду­хов­ных и те­лес­ных неду­гов.

В 1996 го­ду пре­по­доб­ный Ана­то­лий стар­ший (Зер­ца­лов) был при­чис­лен к ли­ку мест­но­чти­мых свя­тых Оп­ти­ной пу­сты­ни, а в ав­гу­сте 2000 го­да – Юби­лей­ным Ар­хи­ерей­ским Со­бо­ром Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви про­слав­лен для об­ще­цер­ков­но­го по­чи­та­ния. Мо­щи пре­по­доб­но­го Ана­то­лия по­ко­ят­ся во Вла­ди­мир­ском хра­ме Оп­ти­ной пу­сты­ни.

Пре­по­добне от­че Ана­то­лие, мо­ли Бо­га о нас!

См. также:

• Старцы Анатолий (Зерцалов) и Иосиф (Литовкин) мон. Лазарь (Афанасьев)
• Преподобный иеросхимонах Анатолий старший (Зерцалов)

 

 

***

Священномученик Владимир (Богоявленский), Киевский митрополит

КРАТКОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ВЛАДИМИРА, МИТРОПОЛИТА КИЕВСКОГО

В ми­ру Ва­си­лий, ро­дил­ся 1 ян­ва­ря 1848 г. в се­мье свя­щен­ни­ка Ни­ки­фо­ра Бо­го­яв­лен­ско­го, впо­след­ствии так­же при­няв­ше­го му­че­ни­че­скую кон­чи­ну. С дет­ства Ва­си­лия от­ли­ча­ли скром­ность и чи­сто­сер­деч­ность.

По­сле Ду­хов­но­го учи­ли­ща и се­ми­на­рии в Там­бо­ве он в 1874 г. окон­чил Ки­ев­скую Ду­хов­ную Ака­де­мию со сте­пе­нью кан­ди­да­та бо­го­сло­вия и по­лу­чил на­зна­че­ние пре­по­да­ва­те­лем в род­ную се­ми­на­рию. 31 ян­ва­ря 1882 г. Ва­си­лий Ни­ки­фо­ро­вич Бо­го­яв­лен­ский был ру­ко­по­ло­жен во пре­сви­те­ра в По­кров­ской со­бор­ной церк­ви г. Коз­ло­ва и вско­ре на­зна­чен на­сто­я­те­лем Тро­иц­ко­го хра­ма и бла­го­чин­ным го­род­ских церк­вей. С на­ча­ла сво­е­го пас­тыр­ско­го слу­же­ния он в пол­но­те про­явил адми­ни­стра­тив­ные спо­соб­но­сти и стя­жал лю­бовь и ува­же­ния кли­ра и ми­рян.

В тра­ги­че­ской смер­ти же­ны и един­ствен­но­го ре­бен­ка мо­ло­дой свя­щен­ник усмот­рел Про­мысл Бо­жий. По­сту­пив в Там­бов­ский Ка­зан­ский мо­на­стырь, он 8 фев­ра­ля 1886 г. при­нял ино­че­ский по­стриг с име­нем Вла­ди­мир, на сле­ду­ю­щий день был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та, на­зна­чен на­сто­я­те­лем Тро­иц­ко­го Коз­лов­ско­го мо­на­сты­ря, а в ок­тяб­ре то­го же го­да – на­сто­я­те­лем Ан­то­ни­е­ва мо­на­сты­ря в Нов­го­ро­де Ве­ли­ком.

3 июня 1888 г. в Алек­сан­дро-Нев­ской лав­ре ар­хи­манд­рит Вла­ди­мир был ру­ко­по­ло­жен мит­ро­по­ли­том Нов­го­род­ским, Санкт-Пе­тер­бург­ским и Фин­лянд­ским Ис­и­до­ром († 1892 г.) и дру­ги­ми иерар­ха­ми во епи­ско­па Ста­ро­рус­ско­го, ви­ка­рия Нов­го­род­ской епар­хии. Прео­свя­щен­ный Вла­ди­мир про­яв­ляв по­сто­ян­ную за­бо­ту об устро­е­нии цер­ков­но­при­ход­ской жиз­ни, уде­лял осо­бое вни­ма­ние ду­хов­но-нрав­ствен­но­му про­све­ще­нию ми­рян.

19 ян­ва­ря 1891 г. свя­ти­тель Вла­ди­мир был на­зна­чен на Са­мар­скую ка­фед­ру. В то вре­мя гу­бер­нию по­ра­зи­ла эпи­де­мия хо­ле­ры и неуро­жай. Власть те­ря­лась и пер­вый по­шел к на­ро­ду с кре­стом в ру­ках епи­скоп Вла­ди­мир, явив­шись в тя­же­лую ми­ну­ту его ис­тин­ным пе­чаль­ни­ком и креп­кой нрав­ствен­ной опо­рой. Свя­ти­тель по­всю­ду стре­мил­ся быть вме­сте с паст­вой: со­вер­шал о по­чив­ших па­ни­хи­ды на хо­лер­ном клад­би­ще, слу­жил на пло­ща­дях го­ро­да мо­леб­ны об из­бав­ле­нии от бед­ствий, без­бо­яз­нен­но по­се­щал хо­лер­ные ба­ра­ки в ме­стах, охва­чен­ных эпи­де­ми­ей. В те тя­же­лые дни вла­ды­ка Вла­ди­мир мно­го вни­ма­ния уде­лял и ду­хов­но­му об­ра­зо­ва­нию, ка­те­хи­за­ции на­се­ле­ния.

С 18 ок­тяб­ря 1892 г. в те­че­ние ше­сти лет свя­ти­тель Вла­ди­мир управ­лял Гру­зин­ским эк­зар­ха­том в сане ар­хи­епи­ско­па Кар­та­лин­ско­го и Ка­хе­тин­ско­го. Воз­глав­ляя Тби­лис­скую ка­фед­ру, он неустан­но тру­дил­ся над ду­хов­ным про­све­ще­ни­ем раз­но­пле­мен­но­го на­се­ле­ния, укреп­ле­ни­ем и рас­про­стра­не­ни­ем пра­во­слав­ной ве­ры на Кав­ка­зе. В ре­зуль­та­те его неуто­ми­мых тру­дов бы­ло по­стро­е­но и воз­об­нов­ле­но бо­лее ста хра­мов, в том чис­ле мно­го ста­рин­ных, за­бро­шен­ных; от­кры­то свы­ше 300 цер­ков­но­при­ход­ских школ, устро­е­на Ду­хов­ная се­ми­на­рия в Ку­та­и­си.

С 21 фев­ра­ля 1898 г вла­ды­ка Вла­ди­мир – мит­ро­по­лит Мос­ков­ский и Ко­ло­мен­ский.

Бу­дучи ду­хов­ным ру­ко­во­ди­те­лем ве­ли­кой кня­ги­ни Ели­за­ве­ты Фе­о­до­ров­ны († 1918 г., па­мять 5/18 июля и в день Со­бо­ра но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских), мит­ро­по­лит Вла­ди­мир ока­зал ей со­дей­ствие в ос­но­ва­нии Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли.

23 но­яб­ря 1912 г. вы­со­ко­прео­свя­щен­ный Вла­ди­мир был на­зна­чен мит­ро­по­ли­том Санкт-Пе­тер­бург­ским и Ла­дож­ским с при­сво­е­ни­ем ему зва­ния и прав пер­вен­ству­ю­ще­го чле­на Свя­щен­но­го Си­но­да.

Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ти­хон позд­нее так го­во­рил о де­я­тель­но­сти вла­ды­ки Вла­ди­ми­ра в тот пе­ри­од: «Он был ве­рен ка­но­нам Свя­той Пра­во­слав­ной Церк­ви, пре­да­ни­ям оте­че­ским и без­бо­яз­нен­но и сме­ло, чест­но и бла­го­род­но ис­по­ве­до­вал эту сне­да­ю­щую его рев­ность пе­ред все­ми, ка­ки­ми бы по­след­стви­я­ми это не со­про­вож­да­лось».

Три го­да управ­ле­ния то­гдаш­ней сто­лич­ной епар­хи­ей ока­за­лись чрез­вы­чай­но труд­ны­ми для него: в го­ро­де уси­ли­ва­лось вли­я­ние «рас­пу­тин­щи­ны», яв­ствен­но ощу­ща­лась ги­бель­ность по­след­ствий ее про­ник­но­ве­ния в цер­ков­ные и го­судар­ствен­ные де­ла, в жизнь цар­ской се­мьи. За от­кры­тое непри­я­тие и осуж­де­ние Рас­пу­ти­на свя­ти­тель Вла­ди­мир впал в неми­лость и в но­яб­ре 1915 г. пе­ре­ве­ден в Ки­ев.

Ок­тябрь­ский пе­ре­во­рот 1917 г. вы­звал нестро­е­ния в цер­ков­ной жиз­ни на Укра­ине. Со­сто­яв­ший­ся в то вре­мя в Ки­е­ве епар­хи­аль­ный съезд кли­ра и ми­рян об­ра­зо­вал са­мо­чин­ное управ­ле­ние и при­звал к со­зда­нию «неза­ви­си­мой» Укра­ин­ской Церк­ви. Вы­сту­пая про­тив пе­ре­устрой­ства укла­да жиз­ни епар­хии и нека­но­ни­че­ских дей­ствий по об­ра­зо­ва­нию ав­то­ке­фа­лии, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир при­зы­вал пас­ты­рей и па­со­мых из­бе­гать враж­ды и пре­пят­ство­вать рас­ко­лу, со­хра­няя Цер­ковь в един­стве и чи­сто­те Пра­во­сла­вия.

С при­хо­дом в Ки­ев граж­дан­ской вой­ны и за­хва­том боль­ше­ви­ка­ми го­ро­да на­ча­лись неви­дан­ные там до­то­ле гра­бе­жи и на­си­лия, со­про­вож­дав­ши­е­ся осквер­не­ни­ем мо­на­сты­рей и хра­мов, свя­тынь Ки­е­во-Пе­чер­ской Лав­ры.

25 ян­ва­ря 1918 г. во­ору­жен­ные лю­ди во­рва­лись в по­кои мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра и по­сле из­де­ва­тельств над ним вы­ве­ли его за сте­ны лав­ры и рас­стре­ля­ли. Пе­ред смер­тью ар­хи­пас­тырь со­вер­шил мо­лит­ву, бла­го­сло­вил сво­их убийц и ска­зал: «Гос­подь вас да про­стит». Най­ден­ное бра­ти­ей его те­ло бы­ло изу­ве­че­но мно­же­ством ко­ло­тых и ог­не­стрель­ных ран. Му­че­ни­че­ская кон­чи­на свя­ти­те­ля Вла­ди­ми­ра яви­лась на­ча­лом дли­тель­но­го пе­ри­о­да го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь, во вре­мя ко­то­рых бес­чис­лен­ное мно­же­ство кли­ри­ков и ми­рян при­ня­ло му­че­ни­че­ские вен­цы, сви­де­тель­ствуя о ве­ре Хри­сто­вой да­же до смер­ти (Откр.12:11).

Чест­ные мо­щи свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра, мит­ро­по­ли­та Ки­ев­ско­го и Га­лиц­ко­го, бы­ли об­ре­те­ны ле­том 1992 г. и по­ло­же­ны в Ближ­них пе­ще­рах Ки­е­во-Пе­чер­ской лав­ры.

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ВЛАДИМИРА, МИТРОПОЛИТА КИЕВСКОГО

Свя­щен­но­му­че­ник Вла­ди­мир (в ми­ру Ва­си­лий Ни­ки­фо­ро­вич Бо­го­яв­лен­ский) ро­дил­ся 1 ян­ва­ря 1848 го­да в се­ле Ма­лая Морш­ка^[1] Мор­шан­ско­го уез­да Там­бов­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка. По неко­то­рым све­де­ни­ям, маль­чик ра­но узнал си­рот­ство, так как отец его был убит и сы­на вос­пи­ты­ва­ла мать. От­ли­чи­тель­ной чер­той ха­рак­те­ра маль­чи­ка бы­ла за­стен­чи­вость, и эта чер­та со­хра­ни­лась у него на всю жизнь. Впо­след­ствии в свя­зи с его вы­со­ким по­ло­же­ни­ем она толь­ко еще бо­лее раз­ви­лась, так как он ока­зал­ся по­не­во­ле окру­жен об­ма­ном и ли­це­ме­ри­ем, ко­гда окру­жа­ю­щие, по боль­шей ча­сти лю­ди ему под­чи­нен­ные и от него за­ви­си­мые, ис­ка­ли не ис­ти­ны, а вы­го­ды. От­то­го, не успев за­ве­сти близ­ких и еди­но­мыс­лен­ных лю­дей, ко­гда еще не за­ни­мал вы­со­кое по­ло­же­ние, он уже не смог сде­лать это­го позд­нее и всю остав­шу­ю­ся жизнь нес бре­мя оди­но­че­ства. Дру­же­ство и еди­но­мыс­лие он мог бы най­ти в сре­де де­ла­те­лей, про­хо­дя­щих с ним од­но по­при­ще, но при за­мкну­том и за­стен­чи­вом ха­рак­те­ре, до­ве­ряя в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни толь­ко се­бе, он был вы­нуж­ден вни­кать в каж­дое де­ло сам, огра­ни­чи­вая та­ким об­ра­зом де­ло сво­им кру­го­зо­ром.
Свя­щен­но­му­че­ник Вла­ди­мир ро­дил­ся и про­жил дет­ские го­ды в эпо­ху, ко­гда рус­ская жизнь бы­ла омра­че­на кре­пост­ным пра­вом, а в ду­хов­ных учи­ли­щах и се­ми­на­ри­ях ца­ри­ли по­ряд­ки бур­сы. Толь­ко соб­ствен­ное мир­ное, от Бо­га дан­ное устро­е­ние от­ро­ка Ва­си­лия и его бле­стя­щие спо­соб­но­сти, де­ла­ю­щие и са­мо уче­ние увле­ка­тель­ным, по­мог­ли ему пре­одо­леть недо­стат­ки то­гдаш­ней шко­лы, о ко­то­рой у него оста­лись по­се­му са­мые бла­го­при­ят­ные вос­по­ми­на­ния. Низ­шее и сред­нее об­ра­зо­ва­ние Ва­си­лий по­лу­чил в Там­бо­ве. Окон­чив Там­бов­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию, он, как по­да­ю­щий боль­шие на­деж­ды, спо­соб­ный сту­дент, был на­прав­лен для про­дол­же­ния об­ра­зо­ва­ния в Ки­ев­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и, сдав при­ем­ные эк­за­ме­ны, был за­чис­лен на пер­вый курс.
Сво­ей спе­ци­а­ли­за­ци­ей в ака­де­мии Ва­си­лий вы­брал цер­ков­но-прак­ти­че­ское от­де­ле­ние, на ко­то­ром пре­по­да­ва­лись сло­вес­ность, ис­то­рия ино­стран­ной ли­те­ра­ту­ры, го­миле­ти­ка, ка­но­ни­че­ское пра­во, ли­тур­ги­ка. В то вре­мя в ака­де­мии пре­по­да­ва­ли мно­гие вы­да­ю­щи­е­ся уче­ные, ко­то­рые ока­за­ли пло­до­твор­ное воз­дей­ствие на ода­рен­но­го сту­ден­та, по­слу­жив его нрав­ствен­но­му и ум­ствен­но­му со­вер­шен­ство­ва­нию. Все­го на кур­се вме­сте с Ва­си­ли­ем Бо­го­яв­лен­ским учи­лось трид­цать два че­ло­ве­ка, из ко­то­рых неко­то­рые ста­ли за­мет­ны­ми на­уч­ны­ми де­я­те­ля­ми. С это­го кур­са вы­шли три про­фес­со­ра Ду­хов­ной ака­де­мии, один про­фес­сор ис­то­ри­ко-фило­ло­ги­че­ско­го ин­сти­ту­та, за­слу­жен­ный пре­по­да­ва­тель Ду­хов­ной се­ми­на­рии Н.Н. Щег­лов и свя­щен­но­му­че­ник, по­стра­дав­ший в тот же год, что и мит­ро­по­лит Вла­ди­мир, про­то­и­е­рей Нео­фит Лю­би­мов.
В ака­де­мии вполне вы­явил­ся ха­рак­тер Ва­си­лия как че­ло­ве­ка де­ли­кат­но­го, вы­дер­жан­но­го и так­тич­но­го. Он не лю­бил ссор, кол­ких раз­го­во­ров и страст­ных спо­ров. Бы­ва­ли слу­чаи, ко­гда раз­дра­жен­ные го­ря­чим спо­ром сту­ден­ты го­то­вы бы­ли дой­ти до вза­им­ных оскорб­ле­ний, и то­гда Ва­си­лий вме­ши­вал­ся в спор и при­ми­рял их.
Уже на пер­вом кур­се об­на­ру­жи­лись его вы­да­ю­щи­е­ся спо­соб­но­сти. Как сту­дент он от­ли­чал­ся при­мер­ным тру­до­лю­би­ем и при­ле­жа­ни­ем, ис­прав­но по­се­щая все лек­ции на­став­ни­ков. Его со­чи­не­ние по сло­вес­но­сти за­слу­жи­ло са­мые вы­со­кие по­хва­лы пре­по­да­ва­те­ля и по­ка­за­ло неря­до­вое зна­ком­ство с ино­стран­ной ли­те­ра­ту­рой по изу­ча­е­мо­му во­про­су. Сре­ди то­ва­ри­щей по ака­де­мии Ва­си­лий с са­мо­го на­ча­ла от­ли­чал­ся про­по­вед­ни­че­ски­ми да­ро­ва­ни­я­ми, стя­жав­ши­ми ему впо­след­ствии за­слу­жен­ную по­пуляр­ность.
На тре­тьем кур­се им бы­ло на­пи­са­но кан­ди­дат­ское со­чи­не­ние на те­му «О пра­ве цер­ков­но­го от­лу­че­ния».
Ко­гда Ва­си­лий учил­ся на чет­вер­том кур­се, бы­ло пред­ло­же­но из­брать его кан­ди­да­том на ва­кант­ную ка­фед­ру цер­ков­но­сла­вян­ско­го язы­ка и сла­вян­ских на­ре­чий и от­пра­вить в за­гра­нич­ную ко­ман­ди­ров­ку для прак­ти­че­ско­го изу­че­ния сла­вян­ских на­ре­чий. Мне­ния пре­по­да­ва­те­лей, од­на­ко, раз­де­ли­лись, и был по­слан дру­гой, не ме­нее до­стой­ный кан­ди­дат.
По окон­ча­нии в 1874 го­ду ака­де­мии Ва­си­лий Ни­ки­фо­ро­вич про­чел несколь­ко проб­ных лек­ций на те­мы: «Ори­ген – его жизнь и про­по­ве­ди», «Эпи­ти­мии, по­ня­тия о них и ка­че­ства их», «По­ня­тие о ли­тур­ги­ке и ее за­да­че; на­уч­ная по­ста­нов­ка ли­тур­ги­ки; от­но­ше­ние ли­тур­ги­ки к дру­гим бо­го­слов­ским на­у­кам», по­сле че­го был на­зна­чен пре­по­да­ва­те­лем го­миле­ти­ки, ли­тур­ги­ки и ка­но­ни­ки в Там­бов­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию^[2]. 26 мая 1875 го­да Ва­си­лий Ни­ки­фо­ро­вич, со­глас­но сво­е­му про­ше­нию, был пе­ре­ве­ден на долж­ность пре­по­да­ва­те­ля Свя­щен­но­го Пи­са­ния. В это же вре­мя он пре­по­да­вал в се­ми­на­рии немец­кий язык, а в епар­хи­аль­ном жен­ском учи­ли­ще и в жен­ской гим­на­зии гео­гра­фию. О пре­по­да­ва­тель­ской его де­я­тель­но­сти быв­шие пи­том­цы вспо­ми­на­ли, что Ва­си­лий Ни­ки­фо­ро­вич был строг, тре­бо­вал от се­ми­на­ри­стов, чтобы они зна­ли пред­мет, но лич­ное об­ще­ние его с ни­ми бы­ло оте­че­ски про­стое.
В 1882 го­ду Ва­си­лий Ни­ки­фо­ро­вич же­нил­ся. 31 ян­ва­ря 1882 го­да епи­скоп Там­бов­ский и Щац­кий Пал­ла­дий (Ган­ке­вич) ру­ко­по­ло­жил его во свя­щен­ни­ка к По­кров­ской со­бор­ной церк­ви го­ро­да Коз­ло­ва. В этом же го­ду он был из­бран де­пу­та­том от ду­хо­вен­ства го­ро­да на епар­хи­аль­ный съезд^[3]. В 1883 го­ду отец Ва­си­лий был на­зна­чен бла­го­чин­ным церк­вей го­ро­да Коз­ло­ва и на­сто­я­те­лем Тро­иц­кой церк­ви. Для паст­вы го­ро­да он явил­ся за­ме­ча­тель­ным про­по­вед­ни­ком, рев­ност­ным хра­ни­те­лем древ­не­рус­ских усто­ев жиз­ни и про­тив­ни­ком мод­ных тео­рий, раз­ру­ша­ю­щих се­мью. Од­на­ко Про­мысл Бо­жий из­ме­нил те­че­ние жиз­ни от­ца Ва­си­лия: от ту­бер­ку­ле­за скон­ча­лась его су­пру­га, а за­тем умер и един­ствен­ный ре­бе­нок.
8 фев­ра­ля 1886 го­да в Там­бов­ском Ка­зан­ском мо­на­сты­ре отец Ва­си­лий был по­стри­жен в ман­тию с име­нем Вла­ди­мир^[4]. На сле­ду­ю­щий день он был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та и на­зна­чен на­сто­я­те­лем Коз­лов­ско­го Тро­иц­ко­го мо­на­сты­ря. 6 ок­тяб­ря 1886 го­да ар­хи­манд­рит Вла­ди­мир был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Ан­то­ни­е­ва мо­на­сты­ря в Нов­го­ро­де и чле­ном Нов­го­род­ской ду­хов­ной кон­си­сто­рии.
13 июня 1888 го­да в Свя­то-Тро­иц­ком со­бо­ре Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ры в Санкт-Пе­тер­бур­ге ар­хи­манд­рит Вла­ди­мир был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Ста­ро­рус­ско­го, ви­ка­рия Нов­го­род­ской епар­хии. В сло­ве на на­ре­че­ние он вполне вы­ра­зил свое пред­став­ле­ние об ар­хи­ерей­ском слу­же­нии^[5].
«При­ем­лю­щий на се­бя это слу­же­ние, – ска­зал он, – дол­жен при­ни­мать это как та­лант, вру­ча­е­мый ему Гос­по­дом, при усло­вии воз­вра­ще­ния с лих­вою и под стра­хом в про­тив­ном слу­чае быть ввер­жен­ным в кро­меш­ную тьму; дол­жен при­ни­мать его как слу­же­ние ра­ба, по­став­лен­но­го раз­де­лять вер­но и бла­говре­мен­но еван­гель­скую пи­щу до­мо­чад­цам Гос­по­ди­на, опа­са­ясь за невер­ность и нера­де­ние быть рас­се­чен­ным (Мф.24:45-51); дол­жен при­ни­мать его как чре­ду пас­ты­ря сло­вес­ных овец, с обя­зан­но­стью во­дить их на па­жи­ти доб­рые и за­щи­щать от вол­ков, не ща­дя се­бя са­мо­го, чтобы не впасть в суд нера­ди­во­го на­ем­ни­ка; дол­жен при­ни­мать его как пост стра­жа лю­дей Гос­под­них, чтобы немолч­но воз­ве­щать им о вся­кой опас­но­сти и неусып­но блю­сти их спа­се­ние, со страш­ной от­вет­ствен­но­стью пла­тить сво­ей кро­вью за кровь каж­дой ду­ши, по­гиб­шей от его бес­печ­но­сти. Ка­кой ве­ли­кий по­двиг, ка­кое тяж­кое бре­мя для сил че­ло­ве­че­ских, не го­во­ря уже о соб­ствен­ной немо­щи!»^[6]
По­сле хи­ро­то­нии, по обы­чаю то­го вре­ме­ни, но­во­по­став­лен­ный епи­скоп устро­ил обед, на ко­то­рый был при­гла­шен мит­ро­по­лит Санкт-Пе­тер­бург­ский Ис­и­дор (Ни­коль­ский). Сре­ди дру­гих при­гла­шен­ных был из­вест­ный сла­вя­но­фил, че­ло­век, глу­бо­ко ин­те­ре­со­вав­ший­ся цер­ков­ны­ми де­ла­ми и во­про­са­ми, ге­не­рал Ки­ре­ев. По­сле обе­да епи­скоп Вла­ди­мир вы­шел вме­сте с ге­не­ра­лом, и тот спро­сил его: «Сколь­ко вам лет, вла­ды­ко?» – «Со­рок лет», – от­ве­тил епи­скоп. Ге­не­рал вздох­нул, за­ду­мал­ся и ска­зал: «Ах, мно­го ужас­но­го уви­ди­те вы в жиз­ни Церк­ви, ес­ли про­жи­ве­те еще хоть два­дцать пять лет». Эти сло­ва ге­не­ра­ла-сла­вя­но­фи­ла вла­ды­ка пом­нил всю жизнь и от­но­сил­ся к ним, как к про­ро­че­ству, а с при­бли­же­ни­ем смут­но­го вре­ме­ни со все боль­шей се­рьез­но­стью и скор­бью их вспо­ми­нал^[7].
Сра­зу же при на­ча­ле сво­е­го ар­хи­пас­тыр­ско­го слу­же­ния в ка­че­стве ви­ка­рия епи­скоп Вла­ди­мир стал пред­при­ни­мать ме­ры, чтобы рас­ши­рить круг де­я­тель­но­сти свя­щен­но­слу­жи­те­лей и ак­тив­ных ми­рян. Как ар­хи­ерей, он стал пред­се­да­те­лем Брат­ства Свя­той Со­фии Пре­муд­ро­сти Бо­жи­ей, ко­то­рое за­ни­ма­лось ши­ро­кой из­да­тель­ской и про­све­ти­тель­ской де­я­тель­но­стью. 16 ок­тяб­ря 1888 го­да епи­скоп по­ло­жил на­ча­ло вне­бо­го­слу­жеб­ным со­бе­се­до­ва­ни­ям в Со­фий­ском ка­фед­раль­ном со­бо­ре по вос­крес­ным дням по­сле ве­чер­ни и чте­ния ака­фи­ста Иису­су Слад­чай­ше­му^[8].
По­ка­зы­вая ду­хо­вен­ству при­мер пас­тыр­ско­го слу­же­ния, вла­ды­ка тре­бо­вал та­ко­го же на­прав­ле­ния де­я­тель­но­сти и от сво­их под­чи­нен­ных, и в 1890 го­ду, вполне озна­ко­мив­шись в те­че­ние двух лет с по­ло­же­ни­ем дел в ви­ка­ри­ат­стве, он из­дал сле­ду­ю­щее рас­по­ря­же­ние: «В ви­дах про­буж­де­ния от нрав­ствен­но­го усып­ле­ния бес­печ­ных чад Пра­во­слав­ной Церк­ви необ­хо­ди­мо по­бу­дить ду­хо­вен­ство епар­хии к уси­ле­нию сво­ей пас­тыр­ской бди­тель­но­сти, вме­нив ему в обя­зан­ность уси­лить про­по­ведь и мо­лит­вен­ные упраж­не­ния, от­прав­лять по вос­крес­ным дням тор­же­ствен­ные ве­чер­ни, чи­тать ака­фи­сты и ве­сти вне­бо­го­слу­жеб­ные со­бе­се­до­ва­ния о пред­ме­тах ве­ры и нрав­ствен­но­сти»^[9].
Ха­рак­те­ри­зуя по про­ше­ствии де­ся­ти­ле­тий его де­я­тель­ность в Нов­го­ро­де, мит­ро­по­лит Нов­го­род­ский Ар­се­ний (Стад­ниц­кий) пи­сал: «На нем ис­пол­ни­лись сло­ва свя­то­го апо­сто­ла Пав­ла: ду­хом го­ря­ще, Гос­по­де­ви ра­бо­та­ю­ще (Рим.12:11). Он дей­стви­тель­но го­рел ду­хом, пла­ме­нел рев­но­стью по До­му Бо­жию, ко­то­рая сне­да­ла его. Эта рев­ность вы­ра­жа­лась преж­де все­го в неустан­ном про­по­ве­до­ва­нии сло­ва Бо­жия. Са­мая ма­не­ра его про­по­ве­до­ва­ния сви­де­тель­ство­ва­ла об этом го­ре­нии ду­ха. Сла­бый, бо­лез­нен­ный те­лом, с ти­хим го­ло­сом, он во вре­мя про­из­не­се­ния про­по­ве­дей пре­об­ра­жал­ся, во­оду­шев­лял­ся, го­лос ста­но­вил­ся креп­ким, и си­лою го­ря­че­го сло­ва он пле­нял умы и серд­ца слу­ша­те­лей. Бу­дучи сам усерд­ным слу­жи­те­лем сло­ва Бо­жия и про­по­вед­ни­ком, он и пас­ты­рей Церк­ви по­буж­дал про­по­ве­до­вать...»^[10] «Нов­го­род­цы вспо­ми­на­ли о нем как о вы­да­ю­щем­ся про­по­вед­ни­ке, ар­хи­пас­ты­ре крот­ком, до­ступ­ном для всех»^[11].
19 ян­ва­ря 1891 го­да епи­скоп Вла­ди­мир был на­зна­чен на Са­мар­скую ка­фед­ру, где он стал пя­тым ар­хи­ере­ем с мо­мен­та об­ра­зо­ва­ния Са­мар­ской епар­хии^[12].
Епи­скоп Се­ра­фим (Алек­сан­дров) вспо­ми­нал о вре­ме­ни слу­же­ния вла­ды­ки в Са­ма­ре: «Это был свя­ти­тель, по­ра­жав­ший нас, мо­ло­дых слу­жи­те­лей Церк­ви, сво­ей ве­ли­кой лю­бо­вью к бла­го­леп­ной служ­бе Бо­жи­ей, усер­ди­ем к де­лу про­по­ве­ди... На­род вспо­ми­нал слу­же­ния его де­сят­ки лет, и выс­шей от на­ро­да по­хва­лой слу­жи­те­лям Церк­ви бы­ва­ли сло­ва: “Ты слу­жишь, как Вла­ды­ка наш Вла­ди­мир”...
За­ме­ча­тель­на его про­сто­та, при ви­ди­мой су­ро­во­сти и за­мкну­то­сти, в об­хож­де­нии и при­е­ме про­сте­цов-кре­стьян, с ко­то­ры­ми он всту­пал при обо­зре­нии церк­вей в бе­се­ды, за­хо­дя и к ста­ро­сте-кре­стья­ни­ну так же, как и к знат­но­му ли­цу.
Ве­ли­кой лю­бо­вью и рев­но­стью о вос­пи­та­нии де­тей в пре­дан­но­сти за­ве­там Хри­ста, Уста­вам и Пре­да­ни­ям Церк­ви го­рел свя­ти­тель, на­саж­дая цер­ков­ные шко­лы во вве­рен­ной ему епар­хии, уме­ло под­би­рая для это­го де­ла со­труд­ни­ков се­бе.
В за­бо­тах о спа­се­нии вве­рен­ной ему паст­вы, па­мя­туя, что име­ет и иных овец, не от дво­ра Церк­ви, ко­их по­до­ба­ет ему при­ве­сти ко Хри­сту, он пер­вый из Са­мар­ских ар­хи­пас­ты­рей воз­буж­да­ет пред выс­шей цер­ков­ной вла­стью хо­да­тай­ство об от­кры­тии мис­сии, за­бо­тясь дать ей луч­шее на­прав­ле­ние и по­ни­мая под мис­си­ей ши­ро­кое слу­же­ние Церк­ви Бо­жи­ей...
Сам при­сут­ству­ет на на­род­ных чте­ни­ях и бе­се­дах, вы­сту­пая все­гда с жи­вым сло­вом, за­бо­тясь о про­цве­та­нии и раз­ви­тии де­я­тель­но­сти Брат­ства име­ни свя­ти­те­ля Алек­сия. В го­ды сти­хий­ных бед­ствий, охва­тив­ших Са­мар­скую епар­хию... он яв­ля­ет­ся ис­тин­ным пе­чаль­ни­ком на­род­ным. Для борь­бы с го­ло­дом от­кры­ва­ет ко­ми­те­ты, при хра­мах и мо­на­сты­рях ор­га­ни­зо­вы­ва­ет сто­ло­вые для бед­но­ты, а в шко­лах – для де­тей, рас­сы­ла­ет воз­зва­ния о по­мо­щи, по­сы­ла­ет в Пет­ро­град об­раз­цы “го­лод­но­го” хле­ба... Он и то­гда, бо­лее 25 лет то­му на­зад, для бла­га на­род­но­го, в из­вест­ные хо­лер­ные бун­ты, ко­гда власть те­ря­лась, пер­вый по­шел к на­ро­ду с кре­стом в ру­ках, вра­зум­ляя на­род, при­зы­вая к мо­лит­ве и бла­го­ра­зу­мию, пер­вый обо­шел хо­лер­ные ба­ра­ки, бла­го­слов­ляя боль­ных и при­зы­вая к по­дви­гу слу­же­ния боль­ным здо­ро­вых»^[13].
Для при­вле­че­ния в хра­мы де­тей вла­ды­ка в день па­мя­ти рав­ноап­о­столь­ных Ки­рил­ла и Ме­фо­дия 11 мая 1891 го­да при­гла­сил в со­бор всех уча­щих и уча­щих­ся. На­чаль­ни­ки учеб­ных за­ве­де­ний вна­ча­ле не под­дер­жа­ли вла­ды­ку, и в пер­вый год про­ве­де­ние это­го празд­ни­ка не уда­лось. Но ар­хи­пас­тырь не от­сту­пил­ся от сво­е­го бла­го­го на­ме­ре­ния. Пе­ред на­ступ­ле­ни­ем празд­ни­ка в сле­ду­ю­щем го­ду он об­ра­тил­ся во все го­род­ские ин­стан­ции, ве­да­ю­щие на­род­ным об­ра­зо­ва­ни­ем, и в этот год этот об­ще­школь­ный празд­ник со­сто­ял­ся вполне. С утра весь со­бор был за­пол­нен детьми и учи­те­ля­ми.
Епи­скоп боль­шое зна­че­ние при­да­вал цер­ков­но­му об­ра­зо­ва­нию, и бла­го­да­ря его за­бо­там бы­ло от­кры­то око­ло ста пя­ти­де­ся­ти цер­ков­но­при­ход­ских школ. «Обя­зан­ность учить де­тей из­древ­ле ле­жа­ла на ду­хо­вен­стве, – не уста­вал по­вто­рять вла­ды­ка, – и оно по­сто­ян­но вы­пол­ня­ло этот свя­щен­ный долг с без­за­вет­ной пре­дан­но­стью. Глав­ное – необ­хо­ди­мо вну­шать де­тям страх Бо­жий. Но вме­сте с тем необ­хо­ди­мо пом­нить, что изу­че­ние это долж­но со­вер­шать­ся серд­цем, а не од­ним толь­ко умом, а это до­сти­га­ет­ся через на­уче­ние де­тей мо­лит­ве в са­мом ран­нем воз­расте, еще до по­ступ­ле­ния в шко­лу»^[14].
В Са­ма­ре вла­ды­ка по­ло­жил на­ча­ло вне­бо­го­слу­жеб­ным чте­ни­ям, на ко­то­рых слу­ша­те­лям пред­ла­га­лись по­вест­во­ва­ния ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния из ду­хов­ных жур­на­лов и книг или лич­ные на­став­ле­ния свя­щен­ни­ков. Та­кие чте­ния со­вер­ша­лись в раз­ных хра­мах по­оче­ред­но. Епи­скоп Вла­ди­мир со­вер­шал ве­чер­ню с чте­ни­ем ака­фи­ста, за­тем всту­пи­тель­ным сло­вом от­кры­вал са­мо чте­ние, ко­то­рое про­дол­жал при­ход­ской свя­щен­ник, а вла­ды­ка са­дил­ся на по­след­нюю ска­мей­ку и оста­вал­ся здесь до кон­ца. Со вре­ме­нем ему уда­лось при­вить на­ро­ду лю­бовь к этим чте­ни­ям, и лю­ди уже за­ра­нее спра­ши­ва­ли, «где бу­дет чи­тать вла­ды­ка ака­фист».
Глав­ную цель де­я­тель­но­сти ос­но­ван­но­го в Са­ма­ре ре­ли­ги­оз­но-про­све­ти­тель­ско­го Брат­ства име­ни свя­ти­те­ля Алек­сия вла­ды­ка ви­дел в ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ном про­све­ще­нии на­ро­да, в улуч­ше­нии цер­ков­но-школь­но­го де­ла, в под­дер­жа­нии вос­крес­ных школ и снаб­же­нии их учеб­ни­ка­ми и учеб­ны­ми по­со­би­я­ми бес­плат­но, или по низ­ким це­нам, или в кре­дит, в со­дей­ствии уве­ли­че­нию чис­ла цер­ков­но­при­ход­ских биб­лио­тек, для че­го ор­га­ни­зо­вы­ва­лась вы­пис­ка и до­став­ка книг от из­да­те­лей и кни­го­тор­гов­цев.
Для ин­тел­ли­ген­ции вла­ды­ка от­крыл в зда­нии Го­род­ской Ду­мы бес­плат­ные чте­ния ре­ли­ги­оз­но­го со­дер­жа­ния, про­хо­див­шие в ве­чер­нее вре­мя и охот­но по­се­щав­ши­е­ся все­ми со­сло­ви­я­ми. Чис­ло по­се­ти­те­лей бы­ва­ло иной раз столь зна­чи­тель­но, что зал Ду­мы не вме­щал всех при­сут­ству­ю­щих, и то­гда они за­пол­ня­ли хо­ры и при­ле­га­ю­щие к за­лу ком­на­ты.
В 1892 го­ду Са­мар­скую гу­бер­нию по­ра­зи­ли два бед­ствия: го­лод от неуро­жая и раз­ра­зив­ша­я­ся по­сле него эпи­де­мия хо­ле­ры. Вла­ды­ка учре­дил епар­хи­аль­ный ко­ми­тет для сбо­ра средств и раз­да­чи по­жерт­во­ва­ний. По ука­за­нию вла­ды­ки та­кие ко­ми­те­ты бы­ли учре­жде­ны во всех уезд­ных го­ро­дах епар­хии. Он дал спе­ци­аль­ное ука­за­ние ду­хов­ной кон­си­сто­рии об от­чис­ле­нии цер­ков­ных средств на по­мощь го­ло­да­ю­щим. По его бла­го­сло­ве­нию бы­ли со­став­ле­ны спис­ки лиц, преж­де все­го ду­хов­но­го зва­ния, а за­тем дру­гих со­сло­вий, нуж­да­ю­щих­ся в пер­во­оче­ред­ной по­мо­щи. При мо­на­сты­рях и бо­га­тых при­хо­дах бы­ли от­кры­ты сто­ло­вые и чай­ные для бед­ня­ков, всех уча­щих­ся кор­ми­ли бес­плат­но.
Во вре­мя эпи­де­мии хо­ле­ры вла­ды­ка стал устра­и­вать на пло­ща­дях Са­ма­ры об­ще­на­род­ные мо­леб­ствия пе­ред чти­мым об­ра­зом Смо­лен­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри об из­бав­ле­нии на­ро­да от гу­би­тель­ной бо­лез­ни. В сво­их про­по­ве­дях вла­ды­ка при­зы­вал жи­те­лей го­ро­да ока­зы­вать по­мощь боль­ным. «При­зре­ние за боль­ны­ми – это од­но из та­ких доб­рых дел, ко­то­рые ни­ко­гда не оста­нут­ся без на­гра­ды»^[15], – го­во­рил он. Епи­скоп сам по­се­щал ла­за­ре­ты, обод­ряя и уте­шая боль­ных сло­вом и сов­мест­ной мо­лит­вой. Ко­гда эпи­де­мия до­стиг­ла та­ких раз­ме­ров, что на хо­лер­ном клад­би­ще ста­ли хо­ро­нить од­новре­мен­но сот­ни лю­дей, вла­ды­ка стал слу­жить здесь па­ни­хи­ды о но­во­пре­ста­вив­ших­ся. В кон­це кон­цов эпи­де­мия по­шла на спад и пре­кра­ти­лась, что мно­гие при­пи­сы­ва­ли де­я­тель­но­сти и мо­лит­вам вла­ды­ки.
По­сле окон­ча­ния эпи­де­мии лю­ди ста­ли скор­беть о сво­их умер­ших род­ствен­ни­ках, в осо­бен­но­сти же о том, что они по­чи­ва­ют за го­ро­дом, вда­ли от хра­ма Бо­жье­го, и епи­скоп то­гда объ­явил, что на этом клад­би­ще бу­дет со­вер­ше­на все­лен­ская па­ни­хи­да обо всех умер­ших в Са­ма­ре во вре­мя эпи­де­мии, и сам воз­гла­вил слу­же­ние.
Од­на­ко, толь­ко лишь от­сту­пи­ли скор­би, при­чи­на ко­то­рых ча­сто кро­ет­ся в гре­хах че­ло­ве­че­ских, как лю­ди сно­ва при­ня­лись за со­вер­ше­ние тех же гре­хов. В день Усек­но­ве­ния гла­вы Иоан­на Пред­те­чи вла­ды­ка со­вер­шил мо­лит­ву о всех пре­ста­вив­ших­ся, за­тем на пло­щадь пе­ред со­бо­ром бы­ла при­не­се­на из Пре­об­ра­жен­ской церк­ви Смо­лен­ская ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри и от­слу­жен мо­ле­бен, в кон­це ко­то­ро­го епи­скоп ска­зал: «К со­жа­ле­нию, ед­ва толь­ко уда­ля­ет­ся от нас гнев Бо­жий, жизнь го­ро­да на­чи­на­ет уже опять при­ни­мать тот вид, ка­кой она име­ла до бо­лез­ни: хра­мы Бо­жии сно­ва пу­сте­ют, пло­ща­ди гра­да опять огла­ша­ют­ся бес­чин­ны­ми пляс­ка­ми, бес­стыд­ны­ми пес­ня­ми»^[16].
18 ок­тяб­ря 1892 го­да епи­скоп Вла­ди­мир был на­зна­чен эк­зар­хом Гру­зии с воз­ве­де­ни­ем в сан ар­хи­епи­ско­па Кар­та­лин­ско­го и Ка­хе­тин­ско­го^[17].
Во вре­мя про­ща­ния в кре­сто­вую цер­ковь к вла­ды­ке со­шлись бо­го­моль­цы со все­го го­ро­да, в хра­ме со­бра­лось так мно­го на­ро­да, что нечем бы­ло ды­шать. По окон­ча­нии все­нощ­но­го бде­ния вла­ды­ка вы­шел на ам­вон и ска­зал: «Вы слы­ша­ли, что я уез­жаю от вас...» Плач при­сут­ству­ю­щих в этот мо­мент за­глу­шил его сло­ва, и, по­до­ждав несколь­ко ми­нут, он про­дол­жил: «Да­лек и небез­опа­сен мой путь, тя­же­лые тру­ды пред­сто­ят мне; да по­мо­жет мне Гос­подь Бог и свя­тая Ни­на – про­све­ти­тель­ни­ца Гру­зии! Про­шу вас: мо­ли­тесь обо мне, – мне это те­перь все­го нуж­нее! Я же, со сво­ей сто­ро­ны, ни­ко­гда не за­бу­ду в сво­их мо­лит­вах мо­е­го “пер­вен­ца” – паст­ву Са­мар­скую. Ес­ли я ко­го чем оби­дел нена­ме­рен­но де­лом или сло­вом – про­сти­те ме­ня, как и я про­щаю вас! Да бла­го­сло­вит вас Гос­подь!»^[18]
И вла­ды­ка до зем­ли по­кло­нил­ся на­ро­ду, и все при­сут­ству­ю­щие в церк­ви зем­но ему по­кло­ни­лись. За­тем каж­дый с зем­ным по­кло­ном стал под­хо­дить под бла­го­сло­ве­ние.
Про­ща­ние с ар­хи­пас­ты­рем про­дол­жа­лось в те­че­ние трех дней. В по­след­ний день вла­ды­ка со­вер­шил бо­го­слу­же­ние в ка­фед­раль­ном со­бо­ре и в сво­ем сло­ве, об­ра­ща­ясь к пастве, ска­зал: «Бо­же мой! На мои ра­ме­на пред­сто­ит при­нять по­двиг, под бре­ме­нем ко­то­ро­го из­не­мо­га­ли и силь­ней­шие ме­ня! По­сле ма­лой ла­дьи, ко­то­рой управ­лял я до­се­ле, мне вру­ча­ет­ся управ­ле­ние боль­шим мор­ским ко­раб­лем. О, ка­кое уме­ние, ка­кая опыт­ность долж­на быть у корм­че­го, ко­то­рый при­зы­ва­ет­ся ве­сти ду­хов­ный ко­рабль по вол­нам жи­тей­ско­го мо­ря, сре­ди скал и под­вод­ных кам­ней, в опа­се­нии на­па­де­ния ду­хов­ных раз­бой­ни­ков!»^[19]
По пу­ти на ме­сто сво­е­го но­во­го слу­же­ния в Ти­флис ар­хи­епи­скоп озна­ко­мил­ся с нуж­да­ми, бы­том паст­вы и пас­ты­рей и со­сто­я­ни­ем хра­мов. В огром­ной вве­рен­ной по­пе­че­нию вла­ды­ки епар­хии де­ла об­сто­я­ли да­ле­ко не бла­го­по­луч­но, и, кро­ме рас­про­стра­нив­ше­го­ся по­все­мест­но по­ро­ка пьян­ства, на Кав­ка­зе на­шли се­бе при­ют мно­же­ство сект, про­цве­та­ло язы­че­ство и свое­ко­рыст­ный на­цио­на­лизм.
При­быв в Ти­флис, ар­хи­епи­скоп Вла­ди­мир от­крыл во мно­гих церк­вях го­ро­да вне­бо­го­слу­жеб­ные ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ные чте­ния. Для луч­шей ор­га­ни­за­ции за­ду­ман­но­го де­ла вла­ды­ка сам по­се­щал при­ход­ские хра­мы, слу­жил в них ака­фи­сты и слу­шал про­по­вед­ни­ков.
Осо­бое вни­ма­ние ар­хи­епи­скоп об­ра­щал на про­из­не­се­ние про­по­ве­дей за бо­го­слу­же­ни­ем. Сам яв­ля­ясь рев­ност­ным про­по­вед­ни­ком, он к про­по­вед­ни­че­ству при­зы­вал и ду­хо­вен­ство го­ро­да.
Вла­ды­ка при­ла­гал мно­го уси­лий, чтобы под­нять ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ный уро­вень сре­ди бед­но­ты, где ча­сто ца­ри­ло гру­бое неве­же­ство. Ста­ра­ни­я­ми свя­ти­те­ля в од­ном из бед­ней­ших рай­о­нов го­ро­да, Ко­лю­чей Бал­ке, был ос­но­ван мо­лит­вен­ный дом во имя свя­ти­те­ля Фе­о­до­сия Чер­ни­гов­ско­го и ста­ли со­вер­шать­ся бо­го­слу­же­ния. Бла­го­да­ря это­му, мно­гие из здеш­них жи­те­лей пе­ре­ста­ли про­во­дить вре­мя в при­то­нах, со­кра­ти­лось и ко­ли­че­ство уве­се­ли­тель­ных за­ве­де­ний. В по­ме­ще­нии Ти­флис­ской цер­ков­но­при­ход­ской шко­лы по вос­крес­ным и празд­нич­ным дням ста­ли про­во­дить­ся за­ня­тия для де­тей, на­се­ля­ю­щих этот рай­он, не име­ю­щих воз­мож­но­сти по­се­щать учеб­ные за­ве­де­ния. Эти за­ня­тия по­се­ща­ли око­ло со­ро­ка де­тей. Кро­ме об­ще­об­ра­зо­ва­тель­ных пред­ме­тов, де­во­чек здесь обу­ча­ли ру­ко­де­лию.
Бла­го­да­ря уси­ли­ям ар­хи­епи­ско­па, рас­коль­ни­ки, сек­тан­ты, мо­но­фи­зи­ты, ка­то­ли­ки и лю­те­ране ста­ли от­да­вать сво­их де­тей в пра­во­слав­ные цер­ков­но­при­ход­ские шко­лы. В цер­ков­но­при­ход­ских шко­лах и шко­лах гра­мо­ты во вре­мя управ­ле­ния эк­зар­ха­том ар­хи­епи­ско­па Вла­ди­ми­ра, кро­ме пра­во­слав­ных де­тей, обу­ча­лось 115 де­тей сек­тан­тов и рас­коль­ни­ков, 80 – ар­мя­но-гри­го­ри­ан, 13 – ев­ре­ев, 32 лю­те­ра­ни­на, 16 ка­то­ли­ков и 7 му­суль­ман.
Вла­ды­ка при­да­вал боль­шое зна­че­ние в вос­пи­та­нии на­ро­да цер­ков­но­при­ход­ским шко­лам. Во вре­мя пре­бы­ва­ния его на Кав­ка­зе его тру­да­ми бы­ло от­кры­то бо­лее трех­сот цер­ков­но­при­ход­ских школ и устро­е­на ду­хов­ная се­ми­на­рия в Ку­та­и­си. Он сам по­се­щал эти шко­лы, на­блю­дал за уров­нем пре­по­да­ва­ния в них, про­ве­рял зна­ния де­тей. Освя­щая но­во­от­кры­тую цер­ков­но­при­ход­скую шко­лу в се­ле Ди­го­ми, вла­ды­ка по­сле освя­ще­ния зда­ния шко­лы об­ра­тил­ся к при­сут­ство­вав­шим со сло­вом, в ко­то­ром разъ­яс­нил, что су­ще­ствен­ное раз­ли­чие меж­ду цер­ков­но­при­ход­ски­ми и «граж­дан­ски­ми» шко­ла­ми не во внеш­ней, а во внут­рен­ней их ор­га­ни­за­ции, в их со­дер­жа­нии. «В цер­ков­но­при­ход­ских шко­лах, – ска­зал вла­ды­ка, – на­род­ное вос­пи­та­ние со­об­ща­ет­ся и вос­при­ни­ма­ет­ся сре­ди ре­ли­ги­оз­ной ат­мо­сфе­ры, пи­та­ет­ся и ожи­во­тво­ря­ет­ся по­след­нею...»^[20]
Во вре­мя эпи­де­мии хо­ле­ры в За­кав­ка­зье в 1893 го­ду все­це­ло про­яви­лись вы­да­ю­щи­е­ся ор­га­ни­за­тор­ские спо­соб­но­сти вла­ды­ки. По­лу­чив 7 ав­гу­ста из ко­ми­те­та на­род­но­го здо­ро­вья из­ве­стие о том, что в по­след­них чис­лах июля об­на­ру­же­ны слу­чаи за­боле­ва­ний ази­ат­ской хо­ле­рой в Ти­фли­се, ар­хи­епи­скоп Вла­ди­мир при­звал все на­се­ле­ние го­ро­да к об­щей мо­лит­ве; и 15 ав­гу­ста, в день празд­ни­ка Успе­ния Бо­жи­ей Ма­те­ри, со­сто­ял­ся крест­ный ход, про­шед­ший по тем ча­стям го­ро­да, где об­на­ру­жи­лись на­чат­ки эпи­де­мии. За­тем на пло­ща­ди был от­слу­жен мо­ле­бен и про­чи­та­на мо­лит­ва, по­сле ко­то­рой вла­ды­ка об­ра­тил­ся к на­ро­ду с та­ки­ми сло­ва­ми: «По­стиг­шая нас бо­лезнь не есть де­ло слу­чая, как мо­гут ду­мать неко­то­рые. Это де­ло пра­во­су­дия Бо­жия, ка­ра Все­мо­гу­ще­го, бич Бо­жий, про­стер­тый для на­ше­го же ис­пы­та­ния и отрезв­ле­ния. В Свя­щен­ном Пи­са­нии мно­го при­ме­ров, уве­ря­ю­щих, что все­гда Бог от­во­дил в сто­ро­ну Свой меч, на­прав­лен­ный на че­ло­ве­ка, ес­ли толь­ко по­след­ний, за­ме­тив его, вра­зум­лял­ся и ста­рал­ся из­ба­вить­ся от ме­ча Бо­жия»^[21].
По бла­го­сло­ве­нию ар­хи­епи­ско­па при ка­фед­раль­ном со­бо­ре бы­ла от­кры­та бес­плат­ная чай­ная для бед­ней­ше­го на­се­ле­ния Ти­фли­са; здесь же, в чай­ной, бы­ла ор­га­ни­зо­ва­на чи­таль­ня, где для же­ла­ю­щих бы­ли раз­ло­же­ны на сто­лах раз­лич­ные кни­ги и бро­шю­ры ре­ли­ги­оз­но­го со­дер­жа­ния.
В рай­оне, на­се­лен­ном ино­вер­ца­ми, ста­ра­ни­я­ми вла­ды­ки был по­стро­ен храм в честь Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри с за­лом для со­бе­се­до­ва­ний, в ко­то­ром ста­ли про­во­дить­ся ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ные бе­се­ды. При хра­ме бы­ла от­кры­та биб­лио­те­ка, и про­да­ва­лись цер­ков­но-бо­го­слу­жеб­ные кни­ги и ико­ны.
17 ок­тяб­ря 1897 го­да ар­хи­епи­скоп Вла­ди­мир учре­дил Епар­хи­аль­ное ду­хов­но-про­све­ти­тель­ское мис­си­о­нер­ское Брат­ство, глав­ной за­да­чей ко­то­ро­го ста­ло рас­про­стра­не­ние и утвер­жде­ние в об­ще­стве ис­тин­ных по­ня­тий о пра­во­слав­ной ве­ре. Брат­ство объ­еди­ни­ло все об­ра­зо­ван­ное ду­хо­вен­ство и бла­го­че­сти­вых ми­рян Ти­фли­са. Чле­ны Брат­ства ста­ли устра­и­вать вне­бо­го­слу­жеб­ные со­бе­се­до­ва­ния, бе­се­ды с сек­тан­та­ми, рас­про­стра­ня­ли пе­чат­ные бро­шю­ры и кни­ги, устра­и­ва­ли биб­лио­те­ки и чи­таль­ни, Брат­ство про­во­ди­ло крест­ные хо­ды с це­лью под­ня­тия ре­ли­ги­оз­но­го ду­ха сре­ди пра­во­слав­но­го на­се­ле­ния Ти­фли­са.
Бла­го­да­ря вла­ды­ке ожи­ви­лась де­я­тель­ность «Об­ще­ства вос­ста­нов­ле­ния пра­во­слав­но­го хри­сти­ан­ства на Кав­ка­зе». Это об­ще­ство при мно­гих церк­вях ор­га­ни­зо­ва­ло биб­лио­те­ки из книг ду­хов­но-нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния на рус­ском и гру­зин­ском язы­ках. Мно­го вре­ме­ни ар­хи­епи­скоп про­во­дил в по­езд­ках по сель­ским при­хо­дам и на­хо­дя­щим­ся в са­мых глу­хих и от­да­лен­ных ме­стах оби­те­лям, труд­но до­ступ­ным из-за гор­ной мест­но­сти. Бла­го­да­ря его энер­гич­ной де­я­тель­но­сти в раз­лич­ных ме­стах эк­зар­ха­та бы­ло по­стро­е­но бо­лее ста но­вых хра­мов, воз­об­нов­ле­ны служ­бы в недей­ство­вав­ших, вос­ста­нов­лен Мц­хет­ский со­бор, Са­тар­ский и Се­мей­ский мо­на­сты­ри.
Это по­движ­ни­че­ское слу­же­ние ар­хи­епи­ско­па Вла­ди­ми­ра в За­кав­ка­зье бы­ло омра­че­но мно­ги­ми ис­ку­ше­ни­я­ми и со­про­вож­да­лось мно­ги­ми чи­ни­мы­ми его на­чи­на­ни­ям пре­пят­стви­я­ми. Ри­суя ха­рак­тер вла­ды­ки и об­ста­нов­ку его цер­ков­ной де­я­тель­но­сти на Кав­ка­зе, про­то­и­е­рей Иоанн Вос­тор­гов пи­сал: «...я знал о том, ка­кая нена­висть окру­жа­ла эк­зар­ха, ка­кая ца­ри­ла кле­ве­та, на­прав­лен­ная про­тив него, и как тя­же­ло бы­ло его по­ло­же­ние сре­ди гру­зин­ско­го кли­ра. Впо­след­ствии я убе­дил­ся соб­ствен­ным горь­ким опы­том, что рос­сий­ское пре­крас­но­ду­шие здесь, внут­ри Рос­сии, все­гда бы­ло склон­но об­ви­нять в обостре­нии от­но­ше­ний к эк­зар­хам и во­об­ще к пред­ста­ви­те­лям рус­ско­го кли­ра в Гру­зии – толь­ко са­мих рус­ских. Нас все­гда об­ви­ня­ли в том, что мы сгу­ща­ем крас­ки в изо­бра­же­нии на­стро­е­ния гру­зин­ско­го кли­ра, что за­дав­лен­ные гру­зи­ны ищут толь­ко спра­вед­ли­во­го к ним от­но­ше­ния и ува­же­ния к их на­цио­наль­ным осо­бен­но­стям, что мы от­тал­ки­ва­ем их сво­ей гру­бо­стью и ту­пым чван­ством, что ни о ка­кой ав­то­но­мии и ав­то­ке­фа­лии гру­зи­ны не толь­ко не по­мыш­ля­ют, но и не зна­ют... Здесь уже ска­за­лось то­гда, ка­кой жиз­нен­ный крест Бог су­дил нести... иерар­ху: пол­ное оди­но­че­ство. Оди­нок он был и без под­держ­ки от выс­ше­го цер­ков­но­го управ­ле­ния, осо­бен­но от дер­жа­щих власть выс­ших чи­нов­ни­ков цер­ков­но­го управ­ле­ния, ко­то­рые все­гда склон­ны бы­ли при­да­вать зна­че­ние вся­кой жа­ло­бе и сплетне, за­ве­зен­ной на бе­ре­га Невы ка­ким-ли­бо при­ез­жим гру­зин­ским ге­не­ра­лом, или са­мой пу­стой га­зет­ной за­мет­ке, во­пив­шей о гор­де­ли­во­сти и мни­мой же­сто­ко­сти рус­ской цер­ков­ной бю­ро­кра­тии в За­кав­ка­зье. Сколь­ко я по­том ви­дел на­пи­сан­ных в этом ду­хе пи­сем... [у] По­бе­до­нос­це­ва и Саб­ле­ра, сколь­ко бы­ло их за­про­сов с тре­бо­ва­ни­я­ми объ­яс­не­ний и с непре­мен­ным и неиз­мен­ным укло­ном в од­ну сто­ро­ну – в сто­ро­ну до­ве­рия жа­лоб­щи­кам, ко­то­рые со­об­ща­ли ино­гда фак­ты столь несо­об­раз­ные, неле­пые и невоз­мож­ные, что, ка­за­лось бы, сра­зу нуж­но бы­ло ви­деть, что здесь ра­бо­та­ет од­на зло­ба и пре­уве­ли­чен­ное кав­каз­ское во­об­ра­же­ние. Нес­тя­жа­тель­ность, про­сто­та, всем из­вест­ное тру­до­лю­бие, ис­прав­ность во всем, да­же, и по пре­иму­ще­ству, ино­че­ское це­ло­муд­рие – все в эк­зар­хе под­вер­га­лось за­по­до­зри­ва­нию и все­воз­мож­ным кле­вет­ни­че­ским до­но­сам...
Бы­ва­ло так, что ес­ли пять че­ло­век про­сят­ся на од­но ме­сто, а опре­де­лить мож­но, ко­неч­но, толь­ко од­но­го, то про­чие чет­ве­ро счи­та­ли дол­гом пи­сать на эк­зар­ха до­но­сы в Си­нод, и боль­шею ча­стью со­вер­шен­но без свя­зи со сво­им де­лом. Пом­нит­ся, один та­кой ту­зе­мец при­нес жа­ло­бу в Си­нод, в ко­то­рой, ука­зы­вая ме­сто и точ­ную да­ту вре­ме­ни, со­об­щал, что эк­зарх на при­е­ме сна­ча­ла ру­гал жа­лоб­щи­ка, по­том дол­го бил его ку­ла­ка­ми, сва­лил на пол и бил но­га­ми и за­тем, “за­пы­хав­шись, сам упал на ди­ван”... А несчаст­ный крот­кий жа­лоб­щик мог толь­ко ска­зать: “Что с Ва­ми, вла­ды­ко?”
Эк­зарх, в объ­яс­не­ние на эту жа­ло­бу, от­ве­тил, что в то са­мое вре­мя, ка­кое ука­за­но в жа­ло­бе, он во­все не был в Ти­фли­се и в За­кав­ка­зье, а как раз был в Пет­ро­гра­де, вы­зван­ный в Свя­тей­ший Си­нод, и при­том уже несколь­ко ме­ся­цев. По­бе­до­нос­цев на объ­яс­не­нии на­пи­сал: “Ну, это да­же и для Кав­ка­за слиш­ком”, – и все-та­ки все по­доб­ные ис­то­рии с жа­ло­ба­ми и до­но­са­ми тя­ну­лись без кон­ца...
Пом­ню 1895 год, июнь ме­сяц, мит­ро­по­лит си­дел в Си­но­даль­ной кон­то­ре, ря­дом с ним за сто­лом – ар­хи­манд­рит Ни­ко­лай (Си­мо­нов). При­шел в при­ем­ную де­сять лет на­зад ли­шен­ный са­на за во­ров­ство и за до­ка­зан­ное граж­дан­ским су­дом уча­стие в раз­бое быв­ший свя­щен­ник Кол­ма­хе­лид­зе, по де­лу ко­то­ро­го в свое вре­мя был сле­до­ва­те­лем ар­хи­манд­рит Ни­ко­лай, то­гда еще быв­ший свя­щен­ни­ком. Де­сять лет та­ил Кол­ма­хе­лид­зе зло­бу; те­перь он услы­шал, что ар­хи­манд­рит Ни­ко­лай яв­ля­ет­ся кан­ди­да­том в епи­ско­пы. И вот он из­брал день ме­сти. Он вы­звал ар­хи­манд­ри­та из за­се­да­ния Си­но­даль­ной кон­то­ры и тут же вса­дил ему нож в серд­це. Вла­ды­ка Вла­ди­мир успел при­нять толь­ко по­след­ний вздох и бла­го­сло­вил несчаст­но­го, а ко­гда воз­вра­щал­ся в свой дом, ря­дом с кон­то­рою, то как раз пе­ред его при­хо­дом во дво­ре, в ку­стах, пой­ман был пса­лом­щик – гру­зин с кин­жа­лом, го­то­вив­ший­ся рас­пра­вить­ся и с эк­зар­хом. Я ви­дел Вла­ды­ку Вла­ди­ми­ра непо­сред­ствен­но по­сле все­го про­ис­шед­ше­го: это бы­ло пря­мо чу­дес­ное спо­кой­ствие ду­ха, ко­то­рое да­ет­ся толь­ко глу­бо­кою ве­рою и спо­кой­стви­ем чи­стой и пра­вед­ной со­ве­сти»^[22].
В 1895 го­ду ар­хи­епи­скоп Вла­ди­мир был на­граж­ден брил­ли­ан­то­вым кре­стом на кло­бук, в 1896 го­ду – па­на­ги­ей, укра­шен­ной дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми. 21 фев­ра­ля 1898 го­да ар­хи­епи­скоп Вла­ди­мир был на­зна­чен на Мос­ков­скую ка­фед­ру и воз­ве­ден в сан мит­ро­по­ли­та^[23]. Со­вер­шая в Ка­зан­ском хра­ме в Ти­фли­се по­след­нюю служ­бу, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир ска­зал: «Пас­ты­ри Церк­ви пер­вее все­го обя­за­ны учить свою паст­ву, и учить не од­ним сло­вом или про­по­ве­дью, но еще бо­лее де­лом, доб­рым жи­ти­ем, лич­ным при­ме­ром.
Со­вер­шай­те же служ­бу Бо­жию ис­то­во, неспеш­но, бла­го­го­вей­но и ра­зум­но, па­мя­туя, что про­клят вся­кий, тво­ря­щий де­ло Гос­подне с небре­же­ни­ем (Иер.48:10)»^[24].
На­чав свое ар­хи­пас­тыр­ское слу­же­ние в Москве, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир при­ме­нил здесь весь тот опыт, ко­то­рый он при­об­рел в преды­ду­щей де­я­тель­но­сти. И преж­де все­го, он при­звал ду­хо­вен­ство ча­ще со­вер­шать бо­го­слу­же­ния и про­из­но­сить про­по­ве­ди. Для это­го он от­крыл но­вые ва­кан­сии при сто­лич­ных при­хо­дах и при­гла­сил ту­да та­лант­ли­вых про­по­вед­ни­ков. На пер­вых по­рах это не вполне по­нра­ви­лось сто­лич­но­му ду­хо­вен­ству. Но и мит­ро­по­лит Вла­ди­мир знал, что вся­кое, да­же очень дель­ное и по­ло­жи­тель­ное рас­по­ря­же­ние, оста­ва­ясь толь­ко адми­ни­стра­тив­ным, в луч­шем слу­чае не при­не­сет пло­дов, а ча­сто мо­жет при­не­сти и ху­дые, на­стро­ив под­чи­нен­ных про­тив ру­ко­во­ди­те­ля и вы­рыв меж­ду ни­ми та­кую про­пасть непо­ни­ма­ния, ко­то­рую по­том труд­но бу­дет пре­одо­леть. Един­ствен­ное сред­ство сде­лать свои рас­по­ря­же­ния дей­ствен­ны­ми – это са­мо­му пер­во­му их ис­пол­нять, ибо дав­но из­вест­но, что лег­че ска­зать, чем осу­ще­ствить ска­зан­ное, что боль­шое раз­ли­чие бы­ва­ет меж­ду ска­зан­ным и сде­лан­ным: ска­зан­ное за ми­ну­ту мо­жет по­тре­бо­вать для сво­е­го осу­ществ­ле­ния всей жиз­ни. По­то­му-то то­го толь­ко и дей­ствен со­вет, кто на де­ле осу­ществ­ля­ет то, что со­ве­ту­ет. И мит­ро­по­лит Вла­ди­мир сам при­нял­ся осу­ществ­лять то, что он рас­по­ря­дил­ся де­лать дру­гим. Он сам стал про­по­ве­до­вать так, как не про­по­ве­до­вал еще ни один Мос­ков­ский мит­ро­по­лит до него. Каж­дую неде­лю он ре­гу­ляр­но про­по­ве­до­вал на Тро­иц­ком по­дво­рье, и про­по­ве­ди эти пе­ча­та­лись в пе­ри­о­ди­че­ской прес­се.
Ре­дак­тор од­но­го из луч­ших об­ще­ствен­но-цер­ков­ных жур­на­лов то­го вре­ме­ни, со­здан­но­го при непо­сред­ствен­ном уча­стии мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра, пи­сал о нем: «Пе­чат­ное сло­во в на­ше вре­мя при­об­ре­ло ко­лос­саль­ную си­лу. Оно и мерт­вит, но оно мо­жет и жи­вить че­ло­ве­ка и це­лые на­ро­ды. Вла­ды­ка пре­крас­но это со­зна­вал. Он ви­дел, что мерт­вя­щее пе­чат­ное сло­во небы­ва­ло рас­тет в Рос­сии, а жи­во­тво­ря­щее лишь кой-где жур­чит. И вот он сам вы­сту­па­ет на ли­те­ра­тур­ную ни­ву. Он с по­ра­зи­тель­ною ли­те­ра­тур­ной пло­до­ви­то­стью от­кли­ка­ет­ся в пе­чат­ном сло­ве на все жи­во­тре­пе­щу­щие во­про­сы на­ше­го вре­ме­ни: во­про­сы со­ци­аль­ные, го­су­дар­ства, об­ще­ства, се­мьи, лич­но­сти; во­про­сы бо­га­тых и бед­ных, ра­бо­чих и ра­бо­то­да­те­лей, тру­да и ка­пи­та­ла; во­про­сы ре­ли­гии и мо­ра­ли, ве­ры и на­у­ки, ве­ры и неве­рия; во­про­сы трез­во­сти, цер­ков­ной дис­ци­пли­ны... – все это на­хо­дит для се­бя раз­ре­ше­ние в пе­чат­ном сло­ве Вла­ды­ки, и это сло­во он в огром­ном чис­ле эк­зем­пля­ров из­да­ет и раз­да­ет бес­плат­но на­род­ной мас­се, ра­бо­чим, уча­щим­ся, пас­ты­рям...»^[25]
Ис­клю­чи­тель­но бла­го­да­ря за­бо­там и по­пе­че­нию мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра, в Москве в 1903 го­ду был от­крыт Епар­хи­аль­ный дом, в ко­то­ром был воз­ве­ден храм во имя свя­то­го рав­ноап­о­столь­но­го ве­ли­ко­го кня­зя Вла­ди­ми­ра; впо­след­ствии этот дом по про­ше­нию мос­ков­ско­го ду­хо­вен­ства к Свя­тей­ше­му Си­но­ду по­лу­чил на­зва­ние Вла­ди­мир­ско­го в честь сво­е­го со­зда­те­ля мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра. Вла­ди­мир­ский епар­хи­аль­ный дом стал цен­тром про­све­ти­тель­ской и мис­си­о­нер­ской де­я­тель­но­сти в Москве. В нем все ду­хо­вен­ство Моск­вы по­оче­ред­но со­вер­ша­ло бо­го­слу­же­ния и про­из­но­си­ло про­по­ве­ди. От­вет­ствен­ным за про­по­вед­ни­че­скую де­я­тель­ность был по­став­лен про­то­и­е­рей Иоанн Вос­тор­гов.
По вос­крес­ным дням здесь со­вер­ша­лась ве­чер­ня с ака­фи­стом при об­ще­на­род­ном пе­нии, а по­сле бо­го­слу­же­ния про­во­ди­лись бе­се­ды ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния. В кон­це бе­сед бес­плат­но раз­да­ва­лись бро­шю­ры на раз­лич­ные те­мы. За­ча­стую вла­ды­ка сам при­ни­мал уча­стие в этих со­бе­се­до­ва­ни­ях.
В Епар­хи­аль­ном до­ме раз­ме­сти­лись мно­гие бла­го­тво­ри­тель­ные учре­жде­ния, ре­дак­ции ду­хов­ных жур­на­лов, Ки­рил­ло-Ме­фо­ди­ев­ское Брат­ство с Епар­хи­аль­ным учи­лищ­ным со­ве­том, книж­ный ма­га­зин и склад из­да­ний от­де­ла рас­про­стра­не­ния ду­хов­но-нрав­ствен­ных книг, биб­лио­те­ка с чи­таль­ным за­лом, пра­во­слав­ное мис­си­о­нер­ское об­ще­ство, по­пе­чи­тель­ство о бед­ных ду­хов­но­го зва­ния и дру­гие епар­хи­аль­ные учре­жде­ния. В боль­шом за­ле про­во­ди­лись бо­го­слов­ские чте­ния, чте­ния для ра­бо­чих, лек­ции, бе­се­ды и ду­хов­ные кон­цер­ты.
Мис­си­о­нер Мос­ков­ской епар­хии Иван Ге­ор­ги­е­вич Ай­ва­зов, под­во­дя итог де­я­тель­но­сти мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра в Москве, пи­сал: «Преж­де все­го в Москве и в епар­хии бы­ла вве­де­на и ожив­ле­на цер­ков­ная про­по­ведь, от­кры­ты для на­ро­да по­сле ве­че­рен с мо­леб­стви­я­ми и ака­фи­ста­ми вне­бо­го­слу­жеб­ные со­бе­се­до­ва­ния с раз­да­чею ре­ли­ги­оз­но-на­зи­да­тель­ных бро­шюр, за­ве­де­ны осо­бые ре­ли­ги­оз­но-про­све­ти­тель­ные и на­зи­да­тель­ные чте­ния для на­ро­да, для де­тей ули­цы, для уча­щих­ся низ­ших и сред­них школ, спе­ци­аль­ные чте­ния для фаб­рич­ных ра­бо­чих в на­род­ных до­мах и пуб­лич­ные бо­го­слов­ские чте­ния для ин­тел­ли­ген­ции. Вы­со­ко це­ня спе­ци­аль­ную мис­сию в Церк­ви, име­ю­щую це­лью борь­бу с рас­ко­лом, сек­та­ми, со­ци­а­лиз­мом и ате­из­мом, вла­ды­ка от­кры­ва­ет че­ты­ре долж­но­сти епар­хи­аль­ных мис­си­о­не­ров, за­во­дит спе­ци­аль­ные мис­си­о­нер­ские бе­се­ды с от­ще­пен­ца­ми от Церк­ви, от­кры­ва­ет мно­го­чис­лен­ные на­род­но-мис­си­о­нер­ские кур­сы... ку­да... он сам при­ез­жа­ет и до 11 ча­сов но­чи про­ве­ря­ет успе­хи кур­си­стов из фаб­рич­ных ра­бо­чих, на­саж­да­ет цер­ков­но-на­род­ные хо­ры, учре­жда­ет: мис­си­о­нер­ское Брат­ство во имя Вос­кре­се­ния Хри­сто­ва и его от­де­лы в епар­хии, спе­ци­аль­ный Мос­ков­ский Епар­хи­аль­ный Мис­си­о­нер­ский Со­вет, Брат­ство свя­ти­те­ля Алек­сия при Чу­до­вом мо­на­сты­ре, рас­ши­ря­ет де­я­тель­ность про­ти­во­рас­коль­ни­чье­го Брат­ства свя­ти­те­ля Пет­ра, от­кры­ва­ет еже­год­ные епар­хи­аль­ные мис­си­о­нер­ские кур­сы для ду­хо­вен­ства епар­хии. С це­лью па­ра­ли­зо­вать на­тиск сек­тант­ства на выс­шие учеб­ные за­ве­де­ния вла­ды­ка учре­жда­ет “Зла­то­устов­ский ре­ли­ги­оз­но-фило­соф­ский кру­жок уча­щих­ся” и “Жен­ские бо­го­слов­ские кур­сы”. Раз­ви­тие сек­тант­ства в Рос­сии при­ве­ло вла­ды­ку к мыс­ли о на­сущ­ной по­треб­но­сти при­спо­со­бить и на­шу выс­шую ду­хов­ную шко­лу к слу­же­нию Пра­во­слав­ной мис­сии. И вот он с 1907 го­да уси­лен­но за­бо­тит­ся об от­кры­тии в Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии спе­ци­аль­ной ка­фед­ры по “Ис­то­рии и об­ли­че­нию сек­тант­ства”. За­бо­ты вла­ды­ки увен­чи­ва­ют­ся успе­хом, и та­кие ка­фед­ры от­кры­ты... во всех ду­хов­ных ака­де­ми­ях, что со­став­ля­ет ве­ли­чай­шую за­слу­гу Мос­ков­ско­го мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра пе­ред Цер­ко­вью...
Ду­хов­ная шко­ла име­ла во вла­ды­ке по­ис­ти­не сво­е­го от­ца. Он ча­сто по­се­щал ду­хов­но-учеб­ные за­ве­де­ния, за­бо­тил­ся и об их ма­те­ри­аль­ном бла­го­по­лу­чии. Он устро­ил зда­ния для Пе­ре­р­вин­ско­го ду­хов­но­го учи­ли­ща, пе­ре­устро­ил зда­ния ду­хов­ных учи­лищ За­и­ко­но­спас­ско­го и Дон­ско­го, а так­же и жен­ско­го Фила­ре­тов­ско­го, от­крыл тре­тье жен­ское епар­хи­аль­ное учи­ли­ще при Мос­ков­ском Скор­бя­щен­ском мо­на­сты­ре, по­стро­ил дом для квар­тир пре­по­да­ва­те­лей Мос­ков­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии... Осо­бою лю­бо­вью со­гре­вая цер­ков­но­при­ход­скую шко­лу, Вла­ды­ка устра­и­вал кур­сы для учи­тель­ско­го пер­со­на­ла этих школ, все­ми ме­ра­ми улуч­шал их ма­те­ри­аль­ный быт... Пре­по­да­ва­ние За­ко­на Бо­жия в свет­ских учеб­ных за­ве­де­ни­ях все­гда бы­ло близ­ко серд­цу вла­ды­ки, и он со­зы­вал съез­ды за­ко­но­учи­те­лей для об­суж­де­ния на­сущ­ных нужд по дан­но­му пред­ме­ту»^[26].
Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир явил­ся вы­да­ю­щим­ся цер­ков­ным де­я­те­лем на по­при­ще борь­бы с на­род­ным пьян­ством. «“Мос­ков­ское Епар­хи­аль­ное Об­ще­ство борь­бы с пьян­ством”, – пи­сал Иван Ге­ор­ги­е­вич Ай­ва­зов, – его мно­го­чис­лен­ные от­де­лы, его из­да­тель­ская жур­наль­ная и дру­го­го ви­да де­я­тель­ность, на­ко­нец... пер­вый под кро­вом Церк­ви Все­рос­сий­ский съезд прак­ти­че­ских де­я­те­лей по борь­бе с ал­ко­го­лиз­мом, по­тре­бо­вав­ший нема­ло средств и вся­ких за­бот, – все это плод ис­клю­чи­тель­ных тру­дов и за­бот Вы­со­ко­прео­свя­щен­но­го Вла­ди­ми­ра, ко­то­рый вло­жил в это де­ло столь­ко ини­ци­а­ти­вы, лич­ных тру­дов – ли­те­ра­тур­ных, ор­га­ни­за­тор­ских и лек­тор­ских, а так­же и ма­те­ри­аль­ных средств, что неволь­но при­хо­дишь в свя­щен­ный тре­пет при ви­де этой строй­ной и гро­мад­ной ра­бо­ты, за­пе­чат­лен­ной ха­рак­те­ром ис­тин­но­го по­дви­га в борь­бе за Трез­вую Русь, – я го­во­рю по­дви­га, по­то­му что здесь мы име­ем де­ло дей­стви­тель­но с по­дви­гом аб­со­лют­но­го воз­дер­жа­ния мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра от вся­ких спирт­ных на­пит­ков, что слу­жит глав­ным фак­то­ром вдох­но­вен­ной ра­бо­ты и мос­ков­ско­го ду­хо­вен­ства на ни­ве отрезв­ле­ния на­ро­да»^[27].
16 июня 1902 го­да, бла­го­да­ря тру­дам мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра, в ауди­то­рии Им­пе­ра­тор­ско­го ис­то­ри­че­ско­го му­зея на Крас­ной пло­ща­ди бы­ли от­кры­ты об­ще­об­ра­зо­ва­тель­ные кур­сы для ра­бо­чих го­ро­да Моск­вы. От­кры­тие кур­сов при­влек­ло мно­же­ство на­ро­да, вся ауди­то­рия ис­то­ри­че­ско­го му­зея, с при­ле­га­ю­щи­ми к ней по­ме­ще­ни­я­ми, бы­ла пе­ре­пол­не­на ра­бо­чи­ми, муж­чи­на­ми и жен­щи­на­ми. Мно­же­ство ра­бо­чих за недо­стат­ком ме­ста оста­лись око­ло зда­ния му­зея и на Крас­ной пло­ща­ди. В кон­це мо­леб­на мит­ро­по­лит Вла­ди­мир об­ра­тил­ся к ра­бо­чим со сло­вом, в ко­то­ром, об­ри­со­вав нуж­ность и по­лез­ность по­доб­ных чте­ний, ска­зал: «Две си­лы в ми­ре ве­дут борь­бу из-за гос­под­ства, – это си­ла добра и си­ла зла, и пер­вая все­гда встре­ча­ла и встре­ча­ет пре­пят­ствия со сто­ро­ны по­след­ней. До­ка­за­тель­ством се­му – Сам Гос­подь, за­пла­тив­ший Сво­ею кро­вию за лю­бовь к че­ло­ве­че­ско­му ро­ду, до­ка­за­тель­ством то­му и це­лый сонм му­че­ни­ков, по­стра­дав­ших за имя Хри­сто­во. И, од­на­ко, не тот прав, кто с от­ча­я­ни­ем го­во­рит: “все по­гиб­ло, ни­что уже не по­мо­жет”, но прав наш Спа­си­тель, Ко­то­рый го­во­рит: жат­ва мно­га. Не тот прав, кто вез­де и всю­ду ви­дит толь­ко зло и неис­пра­ви­мую пор­чу нра­вов, но тот, кто усмат­ри­ва­ет в лю­дях чер­ты, ко­то­ры­ми Гос­подь все еще при­вле­ка­ет к Се­бе на­род Свой во­пре­ки вся­ко­му про­ти­во­дей­ствию со сто­ро­ны лю­дей. Так ду­мал, так и по­сту­пал и Сам Спа­си­тель. Он ни­ко­гда не до­хо­дил до уны­ния и от­ча­я­ния. Он узна­вал чер­ты бо­же­ствен­но­го об­ра­за и в са­мых отъ­яв­лен­ных и от­вер­жен­ных греш­ни­ках, Он не об­хо­дил Сво­им вни­ма­ни­ем и уча­сти­ем и фа­ри­се­ев, и сад­ду­ке­ев. Он имел лю­бовь к лю­дям, ко­то­рая все­му ве­ру ем­лет, вся упо­ва­ет и вся тер­пит. Толь­ко та­кая лю­бовь име­ет ключ к серд­цу че­ло­ве­ка. Толь­ко эта лю­бовь име­ет ве­ру в неиз­гла­ди­мое бла­го­род­ство ду­ши че­ло­ве­че­ской, ко­то­рая, бу­дучи по при­ро­де сво­ей хри­сти­ан­кой... то­мит­ся о Бо­ге и без Него не мо­жет жить, хо­тя ино­гда и са­ма то­го не зна­ет. Спа­си­тель хо­ро­шо знал это ее свой­ство и с пол­ным успе­хом поль­зо­вал­ся им, по­ка­зы­вая при­мер и уче­ни­кам Сво­им. Он, а за­тем и уче­ни­ки Его, рев­ност­но се­я­ли се­ме­на сло­ва Бо­жия на этой вос­при­им­чи­вой поч­ве, и ка­кая чуд­ная жат­ва вы­шла из это­го по­се­ва, осо­бен­но в язы­че­ских стра­нах! Ка­кое изу­ми­тель­ное зре­ли­ще пред­ста­ви­ли со­бою те хри­сти­ан­ские об­ще­ства, ко­то­рые об­ра­зо­ва­лись здесь под вли­я­ни­ем хри­сти­ан­ской про­по­ве­ди. В ми­ре, пол­ном суе­ве­рия и неве­рия, без­бо­жия и нече­стия, воз­ник­ло в ли­це этих об­ществ но­вое че­ло­ве­че­ство, ис­пол­нен­ное жи­вой ве­ры в Веч­но­го Бо­га и та­кой пла­мен­ной люб­ви к Нему, ко­то­рую не мог­ла по­га­сить ни­ка­кая си­ла ми­ра. В ми­ре, утра­тив­шем вся­кое со­зна­ние гре­ха, пол­ном гру­бо­го раз­вра­та и без­нрав­ствен­но­сти, воз­ник­ло но­вое че­ло­ве­че­ство, са­мо­от­вер­жен­но рас­пи­на­ю­щее плоть свою со страстьми и по­хотьми. В ми­ре, ис­пол­нен­ном же­сто­ко­сти и вар­вар­ства, в ко­то­ром за­мер­ли, ка­за­лось, все неж­ные дви­же­ния серд­ца, за­ро­ди­лось че­ло­ве­че­ство, про­ник­ну­тое са­мою креп­кою и са­мою жи­вою лю­бо­вью, ко­то­рая про­сти­ра­ет­ся на все, что толь­ко но­сит на се­бе на­зва­ние че­ло­ве­ка, ко­то­рая ми­лу­ет и вра­га, про­ща­ет и непри­я­те­лю. Вот по­че­му апо­стол Па­вел впра­ве был ска­зать: “вет­хое про­шло, смот­ри – все сде­ла­лось но­вым”»^[28].
Ко­нец ХIХ и на­ча­ло ХХ ве­ка яви­лись для Рос­сии вре­ме­нем пе­ре­устрой­ства хо­зяй­ствен­ной и го­судар­ствен­ной жиз­ни. Ста­ли ме­нять­ся со­слов­ные, пра­во­вые, зе­мель­ные и хо­зяй­ствен­ные от­но­ше­ния, и за несколь­ко де­ся­ти­ле­тий сто­лич­ные го­ро­да ока­за­лись за­пол­нен­ны­ми ма­сте­ро­вой мо­ло­де­жью. При­е­хав в го­ро­да на за­ра­бот­ки и для при­об­ре­те­ния про­фес­сии, она ока­за­лась в вер­те­пе без­нрав­ствен­но­сти и раз­вра­та. Го­род­ское об­ще­ство, об­ра­зо­ван­ное и необ­ра­зо­ван­ное, бо­га­тое и ни­щее, все в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни раз­вра­щен­ное, ни­че­го не мог­ло дать этой де­ре­вен­ской мо­ло­де­жи, как толь­ко по­гру­зить ее в омут раз­вра­та и об­ра­тить в тот анар­хи­че­ский и про­ти­во­го­судар­ствен­ный эле­мент, ко­то­рый раз­ру­шит впо­след­ствии го­судар­ствен­ный строй. Ни об­ще­ство, ни го­су­дар­ство не осо­зна­ли глу­би­ну со­вер­шив­ших­ся пе­ре­мен, и Цер­ковь ока­за­лась ли­цом к ли­цу с уже свер­шив­шим­ся фак­том, ко­гда мно­гие граж­дане стра­ны ста­ли пред­став­лять зна­чи­тель­ную по ко­ли­че­ству, необ­ра­зо­ван­ную по ка­че­ству и без­ре­ли­ги­оз­ную по пре­иму­ще­ству тол­пу.
29 де­каб­ря 1907 го­да мит­ро­по­лит Вла­ди­мир по­ло­жил на­ча­ло Зла­то­устов­ско­му ре­ли­ги­оз­но-фило­соф­ско­му круж­ку уча­щих­ся, на­шед­ше­му се­бе при­ют в Епар­хи­аль­ном до­ме. Кру­жок ста­вил сво­ей це­лью «со­дей­ство­вать рас­про­стра­не­нию ре­ли­ги­оз­но-фило­соф­ских идей сре­ди уча­щей­ся мо­ло­де­жи, в ду­хе стро­го-пра­во­слав­но-хри­сти­ан­ском, по ру­ко­вод­ству Свя­той Церк­ви».
30 де­каб­ря 1910 го­да мит­ро­по­лит Вла­ди­мир, об­ра­тив­шись во вре­мя со­бра­ния круж­ка к ве­ру­ю­щей мо­ло­де­жи, ска­зал: «Кто не мо­жет по­да­вать при­мер бла­го­че­стия до­ма, тот не мо­жет быть учи­те­лем и в Церк­ви Хри­сто­вой. Недо­ста­точ­но для це­хо­во­го или дру­го­го ка­ко­го-ни­будь со­сло­вия, ес­ли член его уме­ет кро­ить, шить, куз­не­чить, плот­ни­чать, стро­ить зда­ния или тор­го­вать. Он дол­жен быть – и это глав­ное – ис­тин­ным хри­сти­а­ни­ном. Но го­то­вит­ся ли, спро­сим мы, на­ше юно­ше­ство к этой це­ли? Нач­нем с то­го: сколь­ко най­дет­ся меж­ду на­ши­ми под­ма­сте­рья­ми, при­каз­чи­ка­ми, по­ло­вы­ми в го­сти­ни­цах та­ких, у ко­то­рых есть Биб­лия или, по край­ней ме­ре, хоть Но­вый За­вет? Из сот­ни ед­ва ли най­де­те и од­но­го. Боль­шая часть из них со­всем и не за­гля­ды­ва­ет в Биб­лию. Ка­те­хи­зис, ес­ли он и изу­чал­ся ко­гда-ни­будь ими, за­быт. Цер­ковь для них по боль­шей ча­сти не су­ще­ству­ет. По це­лым го­дам они сю­да и не за­гля­ды­ва­ют. Ес­ли за­гля­нуть в на­ши ис­по­вед­ные кни­ги и по­ис­кать здесь это­го ро­да ис­по­вед­ни­ков, то ед­ва ли мож­но на­счи­тать из де­сят­ков ты­сяч и од­ну сот­ню. Что же они де­ла­ют? День от­да­ют ра­бо­те, первую по­ло­ви­ну вос­кре­се­нья или празд­ни­ка то­же, а ве­чер удо­воль­стви­ям. Не та­ким, где не за­бы­ва­ет­ся страх и за­кон Бо­жий, а та­ким, по­след­стви­ем ко­то­рых бы­ва­ет рас­тра­та сил физи­че­ских и ду­хов­ных. Но и во вре­мя ра­бо­ты в буд­нич­ные дни – что слу­жит пред­ме­том для их раз­го­во­ров? Пред­ме­ты нече­стия, неве­рия и без­нрав­ствен­но­сти. Ес­ли всту­па­ет в сре­ду их но­ви­чок, у ко­то­ро­го це­ло еще ре­ли­ги­оз­ное чув­ство, то он чув­ству­ет се­бя здесь, как Да­ни­ил в пе­ще­ре львов. Ска­жи он толь­ко хоть од­но сло­во о гре­хе, по­ка­я­нии и ис­ку­ше­нии, как его тот­час же осы­пят, как гра­дом, на­смеш­ка­ми. Мо­гут ли из та­кой сре­ды вый­ти впо­след­ствии се­рьез­ные от­цы для се­мей­ства и вер­ные, твер­дые граж­дане для го­су­дар­ства? В пес­ке и тине не рас­тут ду­бы, – они тре­бу­ют бо­лее твер­дой поч­вы. Что же вы­хо­дит из-под та­ко­го вли­я­ния? Юно­ши, ко­то­рые за­бы­ли сво­е­го Бо­га и Спа­си­те­ля и сво­их ро­ди­те­лей...
Для при­об­ре­те­ния на­уч­ных зна­ний и внеш­не­го про­све­ще­ния на­ше­го юно­ше­ства за­бот по­ла­га­ет­ся мно­го, а для внут­рен­не­го, ду­хов­но­го про­све­ще­ния очень ма­ло. Один сва­ли­ва­ет эту за­бо­ту на дру­го­го, и ни­кто по­чти ни­че­го не де­ла­ет. Кто же дол­жен это де­лать? Все долж­ны друж­но взять­ся за это де­ло. И пра­ви­тель­ство, и Цер­ковь, и граж­дане, и гос­по­да фаб­ри­кан­ты, ро­ди­те­ли и учи­те­ля...
Мы жа­лу­ем­ся, что у нас нет сей­час лю­дей силь­ных ду­хом и во­лею, жа­лу­ем­ся, что ныне нет лю­дей, на вер­ность ко­их мож­но бы­ло бы по­ло­жить­ся, что сло­ва и обе­ща­ния у всех, как трость, ко­леб­ле­мая вет­ром; жа­лу­ем­ся, что на­ше по­ко­ле­ние ко­леб­лет­ся от вся­ко­го вет­ра об­ще­ствен­но­го мне­ния, что нет у нас лю­дей, ко­то­рые го­то­вы бы­ли бы на вся­кое са­мо­от­вер­же­ние или по­двиг ра­ди сво­их ближ­них. За­тих­нут эти жа­ло­бы, ес­ли сло­во Бо­жие воз­дей­ству­ет в серд­цах на­ше­го под­рас­та­ю­ще­го юно­ше­ства при боль­шем усер­дии к нрав­ствен­но­му вос­пи­та­нию их со сто­ро­ны тех, под ру­ко­вод­ством ко­их они на­хо­дят­ся. То­гда серд­це их бу­дет креп­ко и ве­ра силь­на. То­гда явят­ся и му­жи си­лы, ибо толь­ко Гос­подь де­ла­ет му­жа»^[29].
Ви­дя, с ка­кой быст­ро­той рас­про­стра­ня­ют­ся в сре­де ра­бо­чих идеи без­бож­но­го со­ци­а­лиз­ма и ком­му­низ­ма, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир од­ним из пер­вых из чис­ла ар­хи­ере­ев вы­сту­пил на мис­си­о­нер­ское по­при­ще, разъ­яс­няя на­ро­ду па­губ­ность этих идей, раз­би­рая их с хри­сти­ан­ской и на­уч­ной то­чек зре­ния.
За пят­на­дцать лет сво­е­го слу­же­ния в Москве вла­ды­ка по­се­тил все мос­ков­ские свя­ты­ни, вез­де слу­жил, вез­де про­по­ве­до­вал, во мно­гих со­бра­ни­ях вы­сту­пал с лек­ци­я­ми. Про­то­и­е­рей Иоанн Вос­тор­гов так сви­де­тель­ству­ет об этом: «С изум­ле­ни­ем мы ви­де­ли, как в празд­нич­ный день объ­ез­жал он, не зная уста­ло­сти, свой ка­фед­раль­ный, пер­вый по ве­ли­чине в Рос­сии град, слу­жил и мо­лил­ся в трех-че­ты­рех ме­стах, успе­вал по­том по­се­тить и ре­ли­ги­оз­ные со­бра­ния то лю­дей об­ра­зо­ван­ных, ин­те­ре­со­вав­ших­ся выс­ши­ми во­про­са­ми жиз­ни цер­ков­ной, то про­сте­цов ве­ры, жаж­дав­ших сло­ва на­став­ле­ния в трез­во­сти, в хри­сти­ан­ских доб­ро­де­те­лях»^[30].
Чтобы подъ­ять этот чрез­силь­ный для че­ло­ве­че­ской немо­щи труд, вла­ды­ка со­вер­шен­но от­ка­зал­ся от от­ды­ха. Каж­дый день он вста­вал ра­но утром, а ло­жил­ся в пол­ночь, а то и поз­же; по де­лам он при­ни­мал с 9 ча­сов утра до позд­не­го ве­че­ра, остав­ляя во весь день толь­ко пе­ре­рыв для обе­да и по­лу­ча­со­во­го от­ды­ха.
23 но­яб­ря 1912 го­да вла­ды­ка был на­зна­чен мит­ро­по­ли­том Санкт-Пе­тер­бург­ским и Ла­дож­ским, пер­вен­ству­ю­щим чле­ном Свя­тей­ше­го Си­но­да. Он не же­лал это­го на­зна­че­ния и со­гла­сил­ся толь­ко по­сле пись­ма к нему им­пе­ра­то­ра Ни­ко­лая II. Пе­ред пе­ре­ез­дом в Санкт-Пе­тер­бург он при­е­хал по­мо­лить­ся у свя­тынь древ­не­го Нов­го­ро­да. Бы­ло за­мет­но, что вла­ды­ка скор­бел, и на во­прос епи­ско­па Нов­го­род­ско­го о при­чи­нах скор­би от­ве­тил: «Я при­вык бы­вать там в ка­че­стве го­стя, но я че­ло­век не эти­кет­ный, мо­гу не прий­тись там “ко дво­ру”; там раз­ные те­че­ния, а я не смо­гу сле­до­вать за ни­ми, у ме­ня нет ха­рак­те­ра при­спо­соб­ля­е­мо­сти»^[31].
С 30 но­яб­ря по 10 де­каб­ря 1912 го­да Москва про­ща­лась с мит­ро­по­ли­том Вла­ди­ми­ром. За это вре­мя с ним встре­ти­лись гла­вы всех цер­ков­ных и ре­ли­ги­оз­ных учре­жде­ний, в со­зда­нии ко­то­рых он непо­сред­ствен­но участ­во­вал, и для всех ста­ло осо­бен­но оче­вид­но ве­ли­чие его де­я­тель­но­сти и его по­дви­га, ко­то­рый он нес в те­че­ние пят­на­дца­ти лет. Сбы­лись о нем сло­ва мит­ро­по­ли­та Санкт-Пе­тер­бург­ско­го Ан­то­ния (Вад­ков­ско­го): «Ес­ли Гос­подь при­ве­дет мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра по­жить там дол­го, то его чи­стая ду­ша, его без­уко­риз­нен­ная жизнь и рев­ность о Церк­ви стя­жа­ют ему по­сте­пен­но та­кой же ав­то­ри­тет в Москве, ка­ким поль­зо­вал­ся мит­ро­по­лит Фила­рет».
Вы­слу­шав ре­чи и адре­са, с вы­ра­жен­ны­ми в них чув­ства­ми люб­ви, вос­хи­ще­ния и бла­го­дар­но­сти, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир в от­вет­ном сло­ве ска­зал: «В на­сто­я­щее вре­мя я чув­ствую ис­тин­ную ра­дость, но не по­то­му, что эти при­вет­ствия льстят мо­е­му са­мо­лю­бию, ис­кон­но­му вра­гу на­ше­го спа­се­ния, – сви­де­тель­ствую это мо­ей ар­хи­ерей­ской со­ве­стью, – ра­ду­юсь по­то­му, что из ва­шей люб­ви я усмат­ри­ваю ва­шу лю­бовь к Пас­ты­ре­на­чаль­ни­ку. Он – на­ша жизнь, Он – за­да­ча на­шей жиз­ни, Он – аль­фа и оме­га. В на­ше вре­мя лу­кав­ства и без­ве­рия я с удо­воль­стви­ем ви­жу, что вы сво­бод­ны от совре­мен­но­го неду­га лжи, ма­ло­ве­рия и без­раз­ли­чия. При­зы­ваю бла­го­сло­ве­ние на вас. Да укре­пит Гос­подь вас в ве­ре! При­зы­ваю бла­го­сло­ве­ние на мис­си­о­не­ров и же­лаю раз­ви­тия ва­шей по­лез­ной де­я­тель­но­сти. Пусть этот Епар­хи­аль­ный дом све­тит, как звез­да над зем­лею, ма­як над во­дою и све­ча во тьме!»^[32]
9 де­каб­ря мит­ро­по­лит Вла­ди­мир в по­след­ний раз слу­жил в Успен­ском со­бо­ре в Крем­ле. Во вре­мя про­по­ве­ди он по­про­щал­ся в ал­та­ре со всем мно­го­чис­лен­ным на­хо­дя­щим­ся здесь ду­хо­вен­ством и с си­но­даль­ным хо­ром. По окон­ча­нии ли­тур­гии вла­ды­ка об­ра­тил­ся ко всем при­сут­ству­ю­щим со сло­вом, об­на­ру­жив­шим в нем ис­крен­нюю, про­стую и люб­ве­обиль­ную ду­шу, в ко­то­ром зву­ча­ла лю­бовь к пастве, к лю­дям, к зла­то­гла­вой Москве: «В жиз­ни каж­до­го че­ло­ве­ка нет тя­же­лее ми­ну­ты, как ми­ну­та рас­ста­ва­нья с людь­ми, с ко­то­ры­ми он был свя­зан уза­ми ду­хов­но­го род­ства, как в дан­ном слу­чае для ме­ня яв­ля­ет­ся лю­би­мая мною мос­ков­ская паства, сре­ди ко­то­рой я про­был пят­на­дцать лет. Мно­го за это вре­мя бы­ло пе­ре­жи­то и ра­дост­ных, и пе­чаль­ных дней. При­шлось пе­ре­жить и япон­скую вой­ну, и сму­ту. При­шлось пе­ре­жи­вать и страш­ные сти­хий­ные бед­ствия: бу­рю и на­вод­не­ние, при­чи­нив­шие мас­су бед­ствий го­ро­ду Москве. Вся­ко­му из­вест­но, что несчаст­ные со­бы­тия ско­рее все­го скреп­ля­ют доб­рые от­но­ше­ния меж­ду людь­ми. Оно так и слу­чи­лось. Я сжил­ся с Моск­вою и твер­до уже рас­счи­ты­вал слу­жить на ка­фед­ре Мос­ков­ской до кон­ца мо­ей жиз­ни и здесь же сло­жить и свои ко­сти. Но Все­б­ла­гий Гос­подь су­дил ина­че. Я ве­рую, что Про­мысл Бо­жий все де­ла­ет ко бла­гу че­ло­ве­ка; мо­жет быть, это пе­ре­ме­ще­ние ме­ня при­не­сет об­щую поль­зу. Мо­жет быть, на но­вом ме­сте об­но­вит­ся моя энер­гия, об­но­вит­ся мой дух, чтобы ис­пол­ни­лось сло­во Пи­са­ния: “Не има­мы зде пре­бы­ва­ю­ща­го гра­да, но гря­ду­ща­го взыс­ку­ем”. Мо­жет быть, мой пре­ем­ник на Мос­ков­скую ка­фед­ру боль­ше при­не­сет поль­зы, неже­ли я. Он ис­пра­вит неокон­чен­ное и про­ве­дет в жизнь но­вые бла­гие на­чи­на­ния.
И вот те­перь я ска­жу с сер­деч­ною скор­бью: про­сти, лю­би­мая, зла­то­гла­вая, пер­во­пре­столь­ная, бе­ло­ка­мен­ная Москва. Ви­дит Бог, я лю­бил те­бя всей пол­но­той сво­ей ду­ши. Лю­бил я этот зла­то­гла­вый, пол­ный свя­щен­ных вос­по­ми­на­ний рус­ской ста­ри­ны, рус­ский Кремль, где со­вер­ши­лись вы­да­ю­щи­е­ся со­бы­тия из рус­ской ис­то­рии. Лю­бил я этот свя­той, пол­ный дра­го­цен­ных свя­тынь, храм. Лю­бил я и дру­гие хра­мы Моск­вы, где на­ши бла­го­че­сти­вые пред­ки при­но­си­ли мо­лит­вы в тя­же­лые ми­ну­ты жиз­ни Рос­сии, ко­их так мно­го бы­ло в Москве. В этих хра­мах так уют­но, теп­ло, все в них рас­по­ла­га­ет к мо­лит­ве, в них слы­шит­ся го­лос пред­ков – ос­но­ва­те­лей ве­ли­кой Рос­сии.
Про­сти ме­ня, осо­бен­но мною лю­би­мый храм Хри­ста Спа­си­те­ля, кра­са не толь­ко Рос­сии, но и все­го ми­ра. Твой ве­ли­че­ствен­ный вид неволь­но на­по­ми­на­ет ве­ли­чие Твор­ца, твоя вы­со­та к небу воз­вы­ша­ет дух к мо­лит­ве.
Про­сти­те ме­ня и сонм мо­их по­мощ­ни­ков. Ска­жу, что все, что сде­лал я по­лез­но­го для паст­вы, сде­ла­но бла­го­да­ря ва­ше­му го­ло­су и ука­за­ни­ям. Вы все­гда ста­ра­лись де­лать все по­лез­ное для бла­га паст­вы и слу­жи­ли не толь­ко за страх, но и за со­весть.
Про­сти ме­ня и вся бла­го­че­сти­вая мос­ков­ская паства, ко­то­рая неопу­сти­тель­но по­се­ща­ла бо­го­слу­же­ния. Про­сти ме­ня во всех мо­их воль­ных и неволь­ных пре­гре­ше­ни­ях. У ме­ня все­гда бы­ло на ду­ше же­ла­ние ни­ко­гда ни­ко­го не оскорб­лять и не оби­жать. Но мог ли я, при немо­щи че­ло­ве­че­ской, не оскорб­лять и не оби­жать де­лом и сло­вом и по­мыш­ле­ни­ем?! Но мо­лю вас, по­крой­те, воз­люб­лен­ные, ва­шею лю­бо­вью гре­хи мои. Пусть мир и лю­бовь во­дво­рят­ся меж­ду мною и ва­ми. И я усерд­но мо­лю Гос­по­да Бо­га, чтобы Он из­гла­дил из кни­ги жиз­ни все оби­ды и оскорб­ле­ния. Мир и лю­бовь остав­ляю вам. Да бла­го­сло­вит Гос­подь по мо­лит­вам мос­ков­ских свя­ти­те­лей всех вас»^[33].
В Санкт-Пе­тер­бур­ге мит­ро­по­лит Вла­ди­мир дей­ство­вал в том же ду­хе, что и в Москве, под­дер­жи­вая все бла­гие на­чи­на­ния и доб­рых тру­же­ни­ков на ни­ве Хри­сто­вой; кро­ме то­го, в Санкт-Пе­тер­бур­ге ему при­шлось быть ор­га­ни­за­то­ром мно­гих офи­ци­аль­ных ме­ро­при­я­тий, как, на­при­мер, про­ве­де­ние празд­но­ва­ния в честь 300-ле­тия до­ма Ро­ма­но­вых. В знак бла­го­дар­но­сти за тру­ды вла­ды­ка был по­жа­ло­ван Им­пе­ра­то­ром кре­стом для пред­но­ше­ния в свя­щен­но­слу­же­нии.
Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир вме­сте со всем цар­ству­ю­щим до­мом Ро­ма­но­вых участ­во­вал и в тор­же­ствах про­слав­ле­ния свя­щен­но­му­че­ни­ка Ер­мо­ге­на, Пат­ри­ар­ха Мос­ков­ско­го, ко­то­ро­му в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обя­за­на и са­ма Рос­сия со­хра­не­ни­ем в Смут­ное вре­мя го­судар­ствен­но­сти и пра­во­сла­вия. Ко вре­ме­ни про­слав­ле­ния Пат­ри­ар­ха Ер­мо­ге­на уже бы­ла раз­ра­бо­та­на про­грам­ма По­мест­но­го Со­бо­ра и сфор­му­ли­ро­ва­на необ­хо­ди­мость вос­ста­нов­ле­ния без­за­кон­но по­пран­но­го го­судар­ствен­ной вла­стью ка­но­ни­че­ско­го цер­ков­но­го строя; про­слав­ле­ние Пат­ри­ар­ха Ер­мо­ге­на бы­ло как бы по­след­ним при­зы­вом свя­щен­но­му­че­ни­ка – вос­ста­но­вить Пат­ри­ар­ше­ство! Пе­ре­стать го­судар­ствен­ной вла­сти по­пи­рать пра­во­сла­вие! «Бла­го­слов­ляю всех до­ве­сти на­ча­тое де­ло до кон­ца, ибо ви­жу по­пра­ние ис­тин­ной ве­ры от ере­ти­ков и от вас, из­мен­ни­ков, и ра­зо­ре­ние свя­тых Бо­жи­их церк­вей, и не мо­гу слы­шать пе­ния ла­тин­ска­го в Москве... Вез­де го­во­ри­те мо­им име­нем, мо­им сло­вом... Всем вам от ме­ня бла­го­сло­ве­ние и раз­ре­ше­ние в сем ве­це и бу­ду­щем. Стой­те за ве­ру непо­движ­но, а я за вас Бо­га мо­лю»^[34], – пи­сал Пат­ри­арх Ер­мо­ген. Толь­ко та­кой го­лос, толь­ко та­кая ве­ра мог­ли со­хра­нить го­судар­ствен­ность. В чрез­вы­чай­ных усло­ви­ях гиб­ну­ще­го го­су­дар­ства и по­сту­пок, из­бав­ля­ю­щий от этой ги­бе­ли, дол­жен быть чрез­вы­чай­ным, тре­бу­ю­щим боль­шо­го му­же­ства и ши­ро­ты взгля­да – не во­об­ще об­ра­зо­ван­но­го и кос­мо­по­ли­ти­че­ско­го, а ши­ро­ты рус­ско­го пра­во­слав­но­го взгля­да. А его-то и не бы­ло то­гда, от­то­го и не ви­де­лась бли­зость ка­та­стро­фы, от­то­го и не ви­де­лось, что вы­ход – в чрез­вы­чай­ном лич­ном по­ступ­ке то­го, кто по за­ни­ма­е­мо­му им по­ло­же­нию мог его со­вер­шить. Но та­ких не бы­ло ни сре­ди цер­ков­но, ни сре­ди го­судар­ствен­но власть иму­щих. И жизнь по­движ­ни­ка ухо­ди­ла хо­тя и в важ­ные са­ми по се­бе ве­щи, но для его по­ло­же­ния и его вре­ме­ни это бы­ли част­но­сти.
В Санкт-Пе­тер­бур­ге, как и в Москве, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир уде­лял мно­го вре­ме­ни и сил борь­бе с по­ро­ком пьян­ства и укреп­ле­нию в на­ро­де ду­ха трез­вен­но­сти.
Пред­се­да­тель Все­рос­сий­ско­го Об­ще­ства трез­во­сти про­то­и­е­рей Мир­тов пи­сал о вла­ды­ке: «От ар­хи­пас­тыр­ско­го ду­ше­по­пе­чи­тель­но­го взо­ра... не мог­ла укрыть­ся эта глав­ная опас­ность, ко­то­рая боль­ше все­го гро­зит бла­го­со­сто­я­нию рус­ско­го на­ро­да и твер­до­му сто­я­нию его в ве­ре и жиз­ни хри­сти­ан­ской. Он ви­дел, что ал­ко­го­лизм вы­рос в страш­ное ми­ро­вое меж­ду­на­род­ное зло и на борь­бу с со­бою дол­жен вы­звать все жи­вые охра­ни­тель­ные си­лы каж­дой стра­ны. То­гда как мно­гие на во­прос о борь­бе с этим злом при­вык­ли смот­реть с вы­со­ко­мер­ным неве­же­ством, счи­тая его мел­ким и недо­стой­ным вни­ма­ния... свя­ти­тель, во­об­ще не все­гда склон­ный к ши­ро­ким обоб­ще­ни­ям, в этом во­про­се су­мел под­нять­ся на точ­ку зре­ния го­судар­ствен­но­го по­ни­ма­ния и счи­тал этот во­прос де­лом осо­бен­ной важ­но­сти и вы­со­ко­го цер­ков­но-об­ще­ствен­но­го зна­че­ния... Он яс­но со­зна­вал, что ал­ко­го­лизм ле­жит глав­ным кам­нем пре­ткно­ве­ния для рус­ско­го на­ро­да на пу­ти к его ве­ли­ко­му бу­ду­ще­му... Мыс­ли о том, что ал­ко­го­лизм, как ржав­чи­на же­ле­зо, гло­жет тру­до­вую энер­гию на­ро­да, его вы­нос­ли­вость и тер­пе­ние, что он рас­стра­и­ва­ет жи­вые тка­ни на­род­но­го хо­зяй­ства, вно­сит раз­ла­га­ю­щее на­ча­ло в бы­то­вой го­судар­ствен­ный уклад, уби­ва­ет вся­кое твор­че­ство, омра­ча­ет со­зна­ние, за­тем­ня­ет здра­вый смысл на­род­ный, ослаб­ля­ет во­лю на­ро­да – эту ду­хов­ную мыш­цу его, рас­хи­ща­ет и то­ща­ет жизнь, де­ла­ет ее пу­сты­ней, где чахнет и за­ми­ра­ет вся­кий свет­лый по­рыв, – эти мыс­ли бук­валь­но рас­се­я­ны во всех его мно­го­чис­лен­ных ре­чах и до­кла­дах, спе­ци­аль­но по­свя­щен­ных это­му во­про­су... Впи­тав­ший в свое ар­хи­пас­тыр­ское серд­це та­кую тре­во­гу... пе­чаль­ник на­род­ный не мог спо­кой­но взи­рать на то, как по необо­зри­мо­му про­стран­ству рус­ской зем­ли ко­лы­шет­ся пья­ное мо­ре, иг­рая сво­и­ми зе­ле­ны­ми отрав­ля­ю­щи­ми вол­на­ми и по­гло­щая в сво­ей бур­ной пу­чине и на­шу го­судар­ствен­ность, и на­ше ре­ли­ги­оз­ное и на­цио­наль­ное чув­ство... по­ни­мал, что ал­ко­голь ве­дет свою раз­ру­ши­тель­ную ра­бо­ту не толь­ко в кро­ви и нер­вах на­ро­да, что он со­вер­ша­ет раз­гром не толь­ко его эко­но­ми­че­ских сил, но он вы­трав­ля­ет ду­шу на­род­ную, про­из­во­дит раз­гром его ду­хов­ных со­кро­вищ... Жи­вой участ­ник всех тор­же­ствен­ных ор­га­ни­зо­ван­ных вы­ступ­ле­ний про­тив пьян­ства, он не от­ка­зы­вал­ся, а охот­но ехал в са­мые тру­щоб­ные ме­ста сто­ли­цы, где воз­ни­ка­ла та или дру­гая трез­вен­ная ор­га­ни­за­ция, чтобы под­дер­жать ее сво­им трез­вен­ным со­чув­стви­ем...»^[35]
24 ап­ре­ля 1915 го­да Мос­ков­ская Ду­хов­ная ака­де­мия за со­во­куп­ность ли­те­ра­тур­ных тру­дов при­су­ди­ла мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру сте­пень док­то­ра бо­го­сло­вия. На Санкт-Пе­тер­бург­ской ка­фед­ре мит­ро­по­лит Вла­ди­мир встре­тил на­ча­ло Пер­вой ми­ро­вой вой­ны и сра­зу стал при­ни­мать уча­стие в бла­го­тво­ри­тель­ных ор­га­ни­за­ци­ях, со­здан­ных для по­мо­щи во­и­нам и род­ствен­ни­кам уби­тых на войне.
К это­му вре­ме­ни со­зда­ние пред­ста­ви­тель­ных учре­жде­ний – пар­ла­мен­тов, раз­ру­шен­ное го­судар­ствен­ной вла­стью цер­ков­ное управ­ле­ние, на­чав­ша­я­ся ми­ро­вая вой­на окон­ча­тель­но и необ­ра­ти­мо по­ста­ви­ли го­су­дар­ство на край про­па­сти, ко­гда ста­ли ка­зать­ся нестер­пи­мы­ми тво­ря­щи­е­ся без­за­ко­ния в ви­де про­из­воль­ных пе­ре­ме­ще­ний ар­хи­ере­ев с ка­фед­ры на ка­фед­ру и воз­мож­ность вли­я­ния на эти пе­ре­ме­ще­ния по­сто­рон­них лиц, и все это бла­го­да­ря раз­ру­ше­нию Пет­ром I ка­но­ни­че­ско­го управ­ле­ния Церк­ви. Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир стал до­би­вать­ся встре­чи с им­пе­ра­то­ром Ни­ко­ла­ем II, чтобы лич­но пе­ре­го­во­рить по это­му во­про­су. Узнав о це­ли пред­по­ла­га­е­мо­го ви­зи­та вла­ды­ки, обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да Саб­лер по­пы­тал­ся от­го­во­рить его от встре­чи, так как, по его мне­нию, это бы­ла слож­ная и ма­ло­пер­спек­тив­ная в смыс­ле ее по­ло­жи­тель­но­го раз­ре­ше­ния те­ма. Но пе­ре­го­во­рить с Им­пе­ра­то­ром лич­но – в этом мит­ро­по­лит ви­дел свой долг, он не счи­тал воз­мож­ным для се­бя про­дол­жать мол­чать. При встре­че с Им­пе­ра­то­ром мит­ро­по­лит Вла­ди­мир стал го­во­рить о Рас­пу­тине, и преж­де все­го о том, на­сколь­ко ги­бель­но его вме­ша­тель­ство в цер­ков­ные де­ла. Им­пе­ра­тор, вы­слу­шав вла­ды­ку, ска­зал, что, мо­жет быть, он во мно­гих от­но­ше­ни­ях и прав, но Им­пе­ра­три­ца ни­ко­гда не со­гла­сит­ся на из­ме­не­ние по­ло­же­ния дел в этом во­про­се.
Им­пе­ра­три­ца, узнав о раз­го­во­ре мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра с ее му­жем, при­шла в него­до­ва­ние и, об­ви­нив мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра в том, что он пло­хой вер­но­под­дан­ный, по­тре­бо­ва­ла его пе­ре­во­да из сто­ли­цы.
23 но­яб­ря 1915 го­да по­сле­до­вал указ Им­пе­ра­то­ра о пе­ре­во­де мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра в Ки­ев с со­хра­не­ни­ем прав и обя­зан­но­стей пер­вен­ству­ю­ще­го чле­на Свя­тей­ше­го Си­но­да, а на Санкт-Пе­тер­бург­скую ка­фед­ру был на­зна­чен ар­хи­ерей по про­тек­ции.
Про­ща­ясь с пет­ро­град­ской паст­вой, вла­ды­ка ска­зал: «Вы­слу­шай­те мой по­след­ний и, мо­жет быть, пред­смерт­ный за­вет! К вам, до­ро­гие со­пас­ты­ри, пер­вое сло­во мое. Боль­ше со­ро­ка трех лет Бог су­дил мне по­слу­жить в свя­щен­ном сане. Я мно­го пе­ре­жил. Ис­пы­тал и слад­кое, и горь­кое, ви­дел и ра­дост­ное, и пе­чаль­ное, прав­да – боль­ше горь­ко­го и пе­чаль­но­го. Не без скор­би ви­жу я, как рас­тле­ва­ю­щее ве­я­ние вре­ме­ни пы­та­ет­ся про­ник­нуть и за цер­ков­ную огра­ду...
Обо мне же, про­шу вас и мо­лю, мо­ли­тесь Гос­по­ду Бо­гу. Нуж­ны мне мо­лит­вы ва­ши. “Жи­тей­ское мо­ре, воздви­за­е­мое на­па­стей бу­рею”, да­ле­ко пе­ре­ки­ну­ло мой чел­нок, и, к со­жа­ле­нию, не к ти­хо­му еще при­ста­ни­щу, ку­да вхо­дят лю­ди вра­та­ми смер­ти, а на но­вое пла­ва­ние, и плыть пред­сто­ит мне не как про­сто­му ко­ра­бель­щи­ку, а быть корм­чим ко­раб­ля цер­ков­но­го. Труд­но это в на­ши дни. По­мо­ли­тесь же обо мне, а над ва­ми да бу­дет Бо­жие бла­го­сло­ве­ние»^[36].
22 де­каб­ря 1915 го­да вла­ды­ка при­был в Ки­ев и сра­зу же про­сле­до­вал в Со­фий­ский со­бор. По­сле крат­ко­го мо­леб­на мит­ро­по­лит Вла­ди­мир об­ра­тил­ся с при­вет­ствен­ной ре­чью к при­сут­ству­ю­щим, по­чти пол­но­стью по­вто­рив то, что им бы­ло ска­за­но при про­ща­нии с пет­ро­град­ской паст­вой: «Вол­ны жи­тей­ско­го мо­ря, по Бо­жию из­во­ле­нию, при­нес­ли мою ла­дью к свя­то­му гра­ду Ки­е­ву. При­зван­ный быть корм­чим ду­хов­но­го ко­раб­ля ки­ев­ской церк­ви, я неволь­но срав­ни­ваю се­бя с корм­чим ве­ще­ствен­но­го ко­раб­ля, обу­ре­ва­е­мо­го в бур­ном и без­бреж­ном мо­ре страш­ны­ми вол­на­ми. Я яс­но пред­став­ляю се­бе ту опас­ность, ка­кой мо­жет под­верг­нуть­ся этот ко­рабль при на­ли­чии страш­ной бу­ри, под­вод­ных скал и мор­ских пи­ра­тов... Как осто­ро­жен дол­жен быть корм­чий, со­зна­ю­щий всю от­вет­ствен­ность за участь плы­ву­щих на ко­раб­ле! Как зор­ко дол­жен сле­дить за сво­и­ми со­труд­ни­ка­ми, по­мыс­лы ко­то­рых долж­ны быть со­сре­до­то­че­ны на еди­ной об­щей це­ли!.. Раз­ве не слу­ча­ет­ся, что слу­ги корм­че­го и да­же са­ми плы­ву­щие на ко­раб­ле всту­па­ют в за­го­вор с мор­ски­ми раз­бой­ни­ка­ми и де­ла­ют­ся со­участ­ни­ка­ми их на­па­де­ния на ко­рабль?»^[37]
Од­на­ко вся бе­да в то вре­мя и со­сто­я­ла в том, что не бы­ло пол­но­прав­но­го корм­че­го у ко­раб­ля Рос­сий­ской По­мест­ной Церк­ви, ни тем бо­лее Мос­ков­ской, или Пет­ро­град­ской, или Ки­ев­ской, ибо управ­ле­ние в те­че­ние двух­сот лет под на­ча­лом штат­ских обер-про­ку­ро­ров невоз­мож­но бы­ло на­звать управ­ле­ни­ем цер­ков­ным. А по­то­му и за­кон­чи­лось вре­мя дол­го­тер­пе­ния Бо­жье­го. Что не бы­ло сде­ла­но людь­ми доб­ро­воль­но, то бы­ло сде­ла­но по при­нуж­де­нию, и как ко­гда-то ру­ка­ми фа­ра­о­на, так те­перь ру­ка­ми без­бож­ни­ков. Управ­ле­ние Рос­сий­ским Цер­ков­ным ко­раб­лем бы­ло к на­ча­лу ХХ сто­ле­тия глу­бо­ко рас­стро­е­но, и хо­ро­ши ли бы­ли от­дель­ные корм­чие, или они бы­ли из рук вон пло­хи, – каж­дый из них от Гос­по­да по­лу­чал и свою на­гра­ду, и свое на­ка­за­ние, в то вре­мя как весь ко­рабль со все­ми сво­и­ми корм­чи­ми и пас­са­жи­ра­ми дав­но устре­мил­ся на ри­фы. Слиш­ком дол­го ко­рабль цер­ков­ный был при­ко­ван к ко­раб­лю го­судар­ствен­но­му, ко­то­рый и сам не был про­чен, по­лу­чив зна­чи­тель­ную про­бо­и­ну при им­пе­ра­то­ре Пет­ре. Дабы не иметь уко­ра за свои без­бож­ные де­ла, им­пе­ра­тор Петр, при­ме­нив на­си­лие, рас­стро­ил ка­но­ни­че­ское устро­е­ние По­мест­ной Церк­ви. Во­да, на­чав­шая по­сту­пать через про­бо­и­ну, про­би­тую Пет­ром, в кон­це кон­цов за­то­пи­ла все от­се­ки го­судар­ствен­но­го ко­раб­ля, и по­сле 1905 го­да, ко­гда мо­нар­хия в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни са­мо­упразд­ни­лась и ока­за­лась в ко­ман­дир­ской руб­ке вме­сте со сво­и­ми убий­ца­ми, этот ко­рабль мож­но бы­ло счи­тать за­то­нув­шим, оста­ва­лась лишь ви­ди­мость го­судар­ствен­ной жиз­ни и пла­ва­ния.
Ес­ли и бы­ла ка­кая ис­то­ри­че­ская за­да­ча у пер­вен­ству­ю­щих чле­нов Си­но­да, а ими бы­ли в на­ча­ле ХХ ве­ка мит­ро­по­ли­ты Ан­то­ний (Вад­ков­ский) и Вла­ди­мир (Бо­го­яв­лен­ский), то она в первую оче­редь за­клю­ча­лась в том, чтобы осво­бо­дить­ся от тя­ну­щей на дно це­пи про­ти­во­ка­но­ни­че­ско­го цер­ков­но­го управ­ле­ния, – в этом был их ис­то­ри­че­ский долг пе­ред Цер­ко­вью и зем­ным Оте­че­ством, чтобы, хо­тя бы и лич­но жерт­вуя всем, на­сто­ять на со­зы­ве По­мест­но­го Со­бо­ра Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, на вос­ста­нов­ле­нии ка­но­ни­че­ско­го цер­ков­но­го строя в ли­це Пат­ри­ар­ха, дав воз­мож­ность пра­во­слав­но­му рус­ско­му на­ро­ду объ­еди­нить­ся во­круг сво­е­го ду­хов­но­го цен­тра в един­ствен­ной ор­га­ни­за­ции, ко­то­рую он со­хра­нил сквозь ве­ка. В этом бы­ло ис­тин­ное при­зва­ние пер­вен­ству­ю­щих в Си­но­де иерар­хов, пра­вя­щих пе­ред ре­во­лю­ци­ей. Это не мог­ли осу­ще­ствить ни ми­ряне, ни ду­хо­вен­ство, ни епар­хи­аль­ные ар­хи­ереи. Од­на­ко ни­кто из пер­во­и­е­рар­хов не за­хо­тел быть по­доб­ным Пат­ри­ар­ху Ер­мо­ге­ну. И то­гда Гос­подь си­лою при­нуж­де­ния за­ста­вил ес­ли и не об­ре­сти необ­хо­ди­мое для со­вер­ше­ния Его де­ла му­же­ство, то, по край­ней ме­ре, пе­ре­не­сти Его стра­да­ния – и та­ким пу­тем, через про­ли­тие кро­ви, вой­ти в Цар­ство Небес­ное.
Во­прос о вос­ста­нов­ле­нии в Рос­сии пат­ри­ар­ше­ства был для мно­гих в то вре­мя во­про­сом яс­ным и оче­вид­ным: вра­ги Церк­ви осо­знан­но про­ти­ви­лись вос­ста­нов­ле­нию пат­ри­ар­ше­ства, но боль­шин­ство пра­во­слав­но­го на­ро­да ско­рее недо­уме­ва­ло, по­че­му де­ло доб­рое так дол­го от­кла­ды­ва­ет­ся. По это­му по­во­ду пуб­ли­ко­ва­лось то­гда мно­го ста­тей, и, чтобы ста­ло яс­но, как этот во­прос по­ни­мал­ся то­гда, при­ве­дем вы­держ­ки из ста­тьи о пат­ри­ар­ше­стве ар­хи­епи­ско­па Ан­то­ния (Хра­по­виц­ко­го), на­пе­ча­тан­ной в жур­на­ле «Го­лос Церк­ви» в 1912 го­ду.
«Цер­ковь на зем­ле во­ин­ству­ет с внеш­ни­ми ей вра­га­ми ве­ры; в на­сто­я­щее вре­мя она во­ин­ству­ет и с внут­рен­ни­ми вра­га­ми, ибо у нас про­ис­хо­дит по­вто­ре­ние ере­си жи­дов­ству­ю­щих сре­ди ми­рян и ча­сти кли­ра, как и в ХVI ве­ке; ересь эта за­клю­ча­лась в нрав­ствен­ном рас­тле­нии, в ци­низ­ме и без­ве­рии, воз­ве­ден­ны­ми в прин­цип. Цер­ковь долж­на во­ин­ство­вать всем да­ро­ван­ным ей ору­жи­ем, а наи­па­че от­лу­че­ни­ем, дабы неве­ру­ю­щие ко­щун­ни­ки не но­си­ли ли­чи­ны лю­дей цер­ков­ных. Во­ин­ство нуж­да­ет­ся в во­е­на­чаль­ни­ке, а его у нас нет. Пра­во­слав­ная, на бу­ма­ге гос­под­ству­ю­щая, а на де­ле по­ра­бо­щен­ная па­че всех вер, Цер­ковь ли­ше­на в Рос­сии то­го, что име­ют и ла­ти­няне, и про­те­стан­ты, и ар­мяне, и ма­го­ме­тане, и ла­ма­и­ты, – ли­ше­на за­кон­но­го гла­вы и от­да­на в по­ра­бо­ще­ние мир­ским чи­нов­ни­кам, при­кры­ва­ю­щим­ся со­бра­ни­ем ше­сти-се­ми по­по­лу­год­но сме­ня­е­мых ар­хи­ере­ев и двух иере­ев...
Обер-про­ку­рор­ская власть над ар­хи­ере­я­ми и во­об­ще над Цер­ко­вью несрав­нен­но вы­ше и креп­че, чем власть все­рос­сий­ских пат­ри­ар­хов и чем власть ми­ни­стров в сво­ем ми­ни­стер­стве... обер-про­ку­рор­ская власть над Си­но­дом бо­лее вла­сти епар­хи­аль­но­го ар­хи­ерея над сво­ей кон­си­сто­ри­ей.
По­след­ний, в слу­чае несо­гла­сия с кон­сис­тор­ским по­ста­нов­ле­ни­ем, дол­жен на­пи­сать ре­зо­лю­цию, ко­то­рая оста­ет­ся в бу­ма­гах как до­нос на непра­виль­ное или нера­зум­ное ре­ше­ние. Ес­ли же обер-про­ку­рор не со­гла­сен с по­ста­нов­ле­ни­я­ми Свя­тей­ше­го Си­но­да, то про­то­кол по­след­не­го уни­что­жа­ет­ся и пи­шет­ся на­но­во.
Раз про­ку­рор по­став­лен как от­вет­ствен­ное ли­цо за де­ло­про­из­вод­ство из­вест­но­го ве­дом­ства, то вполне есте­ствен­но, чтобы он от­но­сил­ся к по­след­не­му так же, как вся­кий ди­рек­тор к сво­е­му де­пар­та­мен­ту, как ми­нистр – к сво­е­му со­ве­ту при ми­ни­стре.
Не мно­гим да­же ду­хов­ным ли­цам из­вест­но и то, на­при­мер, что на­зна­че­ние мит­ро­по­ли­тов, на­зна­че­ние чле­нов Си­но­да, вы­зов тех и дру­гих для при­сут­ство­ва­ния в Си­но­де и уволь­не­ние сно­ва в епар­хию – за­ви­сит ис­клю­чи­тель­но от обер-про­ку­ро­ра, что са­мо­го Си­но­да об этом и не спра­ши­ва­ют, а ес­ли спро­сят, то это бу­дет де­лом лич­ной лю­без­но­сти; точ­но та­ким же спо­со­бом про­из­во­дит­ся на­граж­де­ние ар­хи­ере­ев звез­да­ми и са­ном ар­хи­епи­ско­па...
Итак, еди­но­лич­ный упра­ви­тель Рос­сий­ской Церк­ви су­ще­ству­ет, и при­том го­раз­до бо­лее власт­ный, неже­ли Пат­ри­арх, все­гда огра­ни­чен­ный со­бо­ром епи­ско­пов, – толь­ко упра­ви­тель сей есть про­стой ми­ря­нин, а вос­ста­нов­ле­ние ка­но­ни­че­ско­го пат­ри­ар­ше­ства бы­ло бы уси­ле­ни­ем не еди­но­лич­но­го, при­том со­вер­шен­но неза­кон­но­го, управ­ле­ния Цер­ко­вью, но управ­ле­ния со­бор­но­го и за­кон­но­го»^[38].
Хо­да­тай­ствуя пе­ред Си­но­дом о со­зы­ве По­мест­но­го Со­бо­ра и вы­бо­рах Пат­ри­ар­ха еще в 1905 го­ду, вла­ды­ка Ан­то­ний (Хра­по­виц­кий) в до­клад­ной за­пис­ке Си­но­ду пи­сал: «Ес­ли бы та­кое ра­дост­ное со­бы­тие со­вер­ши­лось в Ве­ли­ком по­сту (ко­гда со­сто­ял­ся все­под­дан­ней­ший до­клад Свя­тей­ше­го Си­но­да), то не поз­же Тро­и­цы со­сто­ял­ся бы и за­кон­ный Со­бор По­мест­ный с уча­сти­ем Во­сточ­ных Пат­ри­ар­хов, а к осе­ни Свя­тая Цер­ковь про­цве­ла бы та­кою си­лою бла­го­дат­ной жиз­ни и ду­хов­но­го ожив­ле­ния, что оно бы увлек­ло паст­ву да­ле­ко-да­ле­ко от тех звер­ских ин­те­ре­сов, ко­то­ры­ми те­перь раз­ди­ра­ет­ся на­ша ро­ди­на, и Са­мо­дер­жав­ная Власть неко­ле­би­мо и ра­дост­но сто­я­ла бы во гла­ве на­род­ной жиз­ни. По ли­цу род­ной стра­ны раз­да­ва­лись бы свя­щен­ные пес­но­пе­ния, а не мар­се­лье­зы, в Москве гу­де­ли бы ко­ло­ко­ла, а не пу­шеч­ные вы­стре­лы, чер­но­мор­ские су­да, укра­шен­ные бар­ха­том и цве­та­ми, при­во­зи­ли бы и от­во­зи­ли пре­ем­ни­ков апо­столь­ских пре­сто­лов Свя­щен­но­го Во­сто­ка, а не из­мен­ни­ков, не пре­да­те­лей, ру­ко­во­ди­мых жи­да­ми; и во­об­ще ре­во­лю­ции ни то­гда бы не бы­ло, ни те­перь, ни в бу­ду­щем, по­то­му что об­ще­на­род­ный вос­торг о вос­ста­нов­ле­нии пра­во­сла­вия по­сле дол­го­го его пле­на и под­сту­пить­ся не дал бы се­я­те­лям без­бож­ной сму­ты...
Те­перь уже яс­но, что вра­гов вос­ста­нов­ле­ния Церк­ви боль­ше, чем дру­зей ее, но ес­ли Прео­свя­щен­ные Иерар­хи ре­шат­ся сто­ять за ис­ти­ну до смер­ти, то Гос­подь воз­вра­тит По­мест­ной Церк­ви Свою ми­лость, вос­ста­но­вит ее в ка­но­ни­че­ской чи­сто­те и сла­ве и воз­даст по­мра­чен­ное дву­мя ве­ка­ми ее де­я­тель­ное брат­ское еди­не­ние с про­чи­ми Пра­во­слав­ны­ми Церк­ва­ми, дабы за­вер­шить ра­дость хри­сти­ан Со­бо­ром Все­лен­ским, на ко­то­ром и уче­ние ве­ры бу­дет вновь уяс­не­но в преж­ней его чи­сто­те и в пол­ном осво­бож­де­нии от за­пад­ных при­ме­сей, и на­чер­та­ние со­вер­шен­ной жиз­ни хри­сти­ан бу­дет пред­ло­же­но во всей ее нетлен­ной кра­со­те и увле­ка­ю­щей си­ле.
Со вре­ме­ни со­став­ле­ния этой за­пис­ки про­шло шесть лет. Ре­ли­ги­оз­ное и нрав­ствен­ное рас­тле­ние рус­ско­го на­ро­да и рус­ско­го об­ще­ства идет все глуб­же с ужа­са­ю­щей си­лой, поль­ское ка­то­ли­че­ство, немец­кий бап­тизм и рус­ская хлы­стов­щи­на от­тор­га­ют от Церк­ви де­сят­ки ты­сяч па­со­мых, а ев­рей­ский ате­изм и то­го боль­ше; цер­ков­ная дис­ци­пли­на рас­ша­ты­ва­ет­ся в са­мих ос­но­ва­ни­ях; сме­лые сло­ва от­ри­ца­ния Церк­ви раз­да­ют­ся из уст и из-под пе­ра да­же свя­щен­ни­ков не толь­ко в пе­ча­ти, но и в Го­судар­ствен­ной Ду­ме, со­став­ля­ют­ся да­же со­ю­зы ду­хо­вен­ства для вве­де­ния в Рос­сии ре­фор­ма­ции; в этом на­прав­ле­нии из­да­ва­лись и про­дол­жа­ют из­да­вать­ся неко­то­рые ду­хов­ные жур­на­лы; но за­то оста­ют­ся без до­стой­ной от­по­ве­ди де­сят­ки штун­дист­ских, ла­тин­ских, ма­го­ме­тан­ских и хлы­стов­ских жур­на­лов и га­зет, над­мен­но по­но­ся­щих иерар­хию и ду­хо­вен­ство и несрав­нен­но бо­лее по­пуляр­ных, чем из­да­ния на­ших ака­де­мий. Неко­то­рые епар­хи­аль­ные ар­хи­ереи и мно­гие иереи и ино­ки бо­рют­ся с цер­ков­ным рас­тле­ни­ем, но де­ла­ют это де­ло каж­дый для сво­ей епар­хии; на­род рус­ский не име­ет об­ще­го пас­ты­ря, а Цер­ковь Рус­ская в ее це­лом не име­ет от­вет­ствен­но­го по­пе­чи­те­ля, – она яв­ля­ет­ся как вы­мо­роч­ное до­сто­я­ние, как res nullius^[39], а не как еди­ная Хри­сто­ва рать в борь­бе со сво­и­ми уси­лив­ши­ми­ся и умно­жив­ши­ми­ся вра­га­ми: этим да­ли “сво­бо­ду со­ве­сти”, сво­бо­ду пе­ча­ти, сво­бо­ду сло­ва, сво­бо­ду под­ку­па, под­ло­га, шан­та­жа и кле­ве­ты, а “гос­под­ству­ю­щей” Церк­ви по­ка не вру­че­но то­го, что ей дал Бо­же­ствен­ный Дух, не да­на ей гла­ва!.. Но мо­жет ли бо­роть­ся с вра­гом ар­мия при на­лич­но­сти се­ми­де­ся­ти пя­ти са­мо­сто­я­тель­ных во­е­на­чаль­ни­ков, не объ­еди­нен­ных выс­ши­ми пол­ко­вод­ца­ми? А “гос­под­ству­ю­щая” и во­ин­ству­ю­щая Цер­ковь и на­хо­дит­ся-то в та­ком жал­ком по­ло­же­нии!.. До 1905 го­да – ху­до ли, хо­ро­шо ли – ее охра­ня­ла власть мир­ская, а ныне она ли­ше­на этой охра­ны, но и се­бе са­мой не предо­став­ле­на: спу­тан­но­го по но­гам ко­ня охра­ня­ли от вол­ков пас­ту­хи, а по­том ото­шли и ска­за­ли: “бо­рись сам за се­бя с хищ­ни­ка­ми”, но ног ему не рас­пу­та­ли, уце­ле­ет ли он от вол­чьих зу­бов?..»^[40]
Хо­ро­шо по­ни­мая под­лин­ное по­ло­же­ние цер­ков­ной иерар­хии, бу­дучи сам пра­вя­щим епар­хи­аль­ным ар­хи­ере­ем, рек­то­ром трех ду­хов­ных ака­де­мий, ви­дя по­след­ствия непра­виль­но­го в ка­но­ни­че­ском от­но­ше­нии цер­ков­но­го управ­ле­ния, ав­тор до­клад­ной за­пис­ки спра­вед­ли­во пред­по­ла­га­ет, что и при вос­ста­нов­ле­нии ка­но­ни­че­ско­го управ­ле­ния Пат­ри­арх дол­го еще бу­дет несво­бо­ден, дол­го еще бу­дет стра­дать от­сут­стви­ем му­же­ства, от­сут­стви­ем во­ли, стрем­ле­ни­ем со­че­тать свои бла­го­по­же­ла­ния с да­ле­ко не бла­ги­ми по­же­ла­ни­я­ми го­судар­ствен­ных чи­нов­ни­ков, как бы дей­ствуя в рам­ках все то­го же си­но­даль­но­го, по­ра­бо­щен­но­го го­су­дар­ству, управ­ле­ния и тем ли­шая му­же­ства мно­гих цер­ков­ных чад – ар­хи­пас­ты­рей, пас­ты­рей и пра­во­слав­ных ми­рян. По­ка­зы­вая это неми­ну­е­мое, вы­ра­бо­тан­ное дву­мя ве­ка­ми по­ра­бо­ще­ния Церк­ви го­су­дар­ству бу­ду­щее, ав­тор за­пис­ки пре­ду­пре­жда­ет, что да­же ес­ли бы вос­ста­нов­ле­ние пат­ри­ар­шей вла­сти со­сто­я­лось бы при пра­во­слав­ном гла­ве го­су­дар­ства, то есть мо­нар­хе, то и то­гда «выс­шей вла­сти при­хо­ди­лось бы по­сто­ян­но при­ла­гать ста­ра­ние о том, чтобы пат­ри­ар­хи про­ни­ка­лись со­зна­ни­ем сво­их пол­но­мо­чий, не бо­я­лись всех и все­го, чтобы гром­че и сме­лее под­ни­ма­ли свой го­лос в стране, хо­тя бы по чи­сто ду­хов­ным, по чи­сто нрав­ствен­ным во­про­сам жиз­ни. И ко­неч­но, лишь при усло­вии та­ко­го дерз­но­ве­ния гла­вы мест­ной Церк­ви и про­чие пас­ты­ри ее оста­ви­ли бы свое пре­ступ­ное мол­ча­ние пред вся­кой, да­же вре­мен­ной, тем­ной си­лой кра­мо­лы и без­бо­жия...»^[41]
Ме­нее ме­ся­ца про­был мит­ро­по­лит Вла­ди­мир в Ки­е­ве и 7 ян­ва­ря 1916 го­да вы­ехал в Пет­ро­град для уча­стия в за­се­да­ни­ях Свя­тей­ше­го Си­но­да. Впо­след­ствии он боль­шую часть вре­ме­ни, по сво­е­му по­ло­же­нию пер­вен­ству­ю­ще­го чле­на Си­но­да, про­во­дил в Пет­ро­гра­де, так что ки­ев­ская паства ста­ла в кон­це кон­цов вы­ра­жать неудо­воль­ствие по это­му по­во­ду. В фев­ра­ле 1917 го­да в Рос­сии про­изо­шел го­судар­ствен­ный пе­ре­во­рот, Им­пе­ра­тор от­рек­ся от пре­сто­ла, Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство на­зна­чи­ло но­во­го обер-про­ку­ро­ра, ко­то­рый по­пы­тал­ся за­ста­вить чле­нов Си­но­да при­ни­мать лишь ему угод­ные ре­ше­ния, и это до­вер­ши­ло неустрой­ство в управ­ле­нии Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир не со­гла­сил­ся с бес­по­ря­доч­ны­ми дей­стви­я­ми но­во­го обер-про­ку­ро­ра, и тот в от­вет уво­лил всех чле­нов Си­но­да и на­брал но­вых. Без­за­ко­ние до­шло до сво­е­го ло­ги­че­ско­го кон­ца, 24 мар­та 1917 го­да мит­ро­по­лит Вла­ди­мир вер­нул­ся в Ки­ев.
В это вре­мя в Ки­е­ве на­рас­та­ла граж­дан­ская и цер­ков­ная сму­та, ста­ли ак­тив­но дей­ство­вать се­па­ра­тист­ские дви­же­ния, был ор­га­ни­зо­ван «Ис­пол­ни­тель­ный ко­ми­тет ду­хо­вен­ства и ми­рян» и со­зда­на долж­ность «ко­мис­са­ра по ду­хов­ным де­лам». Встре­тив­шись с его пред­ста­ви­те­ля­ми, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир за­явил им, что «Ис­пол­ни­тель­ный ко­ми­тет ду­хо­вен­ства и ми­рян» – учре­жде­ние са­мо­чин­ное, стре­мя­ще­е­ся к по­сте­пен­но­му рас­ши­ре­нию сво­ей вла­сти и к за­хва­ту ему не при­над­ле­жа­щих пре­ро­га­тив.
Впро­чем, мит­ро­по­лит не от­ка­зал­ся во­все от со­труд­ни­че­ства с этим са­мо­чин­ным учре­жде­ни­ем, на­де­ясь на­пра­вить впо­след­ствии его де­я­тель­ность в ка­но­ни­че­ское рус­ло, и по­то­му дал бла­го­сло­ве­ние на со­зыв 12 ап­ре­ля епар­хи­аль­но­го съез­да ду­хо­вен­ства и ми­рян Ки­ев­ской епар­хии. Од­на­ко ко­гда съезд со­брал­ся, то стал уже на­зы­вать се­бя «Укра­ин­ским ки­ев­ским епар­хи­аль­ным съез­дом ду­хо­вен­ства и ми­рян». Съезд при­нял по­ста­нов­ле­ние, что «в ав­то­ном­ной Укра­ине долж­на быть неза­ви­си­мой от Си­но­да укра­ин­ская цер­ковь».
Ни­ка­кие во­про­сы не на­шли сво­е­го раз­ре­ше­ния, и сле­ду­ю­щий епар­хи­аль­ный съезд пла­ни­ро­ва­лось про­ве­сти в на­ча­ле ав­гу­ста 1917 го­да. Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир дал на это свое бла­го­сло­ве­ние и пе­ред его на­ча­лом опуб­ли­ко­вал ар­хи­пас­тыр­ское об­ра­ще­ние к ки­ев­ской пастве, свое ду­хов­ное за­ве­ща­ние и по­след­нее сло­во к пастве.
«Ве­ли­кое несча­стие на­ше­го вре­ме­ни бо­лее все­го в том, – пи­сал он, – что счи­та­ют выс­шим до­сто­ин­ством быть ли­бе­раль­ным в от­но­ше­нии во­про­сов ве­ры и нрав­ствен­но­сти. Мно­гие на­хо­дят осо­бен­ную за­слу­гу в том, чтобы все­лить в ду­ши рус­ских лю­дей та­кое ли­бе­раль­ное от­но­ше­ние к ве­ре и нрав­ствен­но­сти... Они в свое оправ­да­ние при­во­дят как буд­то бы за­слу­жи­ва­ю­щие вни­ма­ния до­во­ды. Они го­во­рят: вся­кий че­ло­век мо­жет су­дить о ре­ли­ги­оз­ных во­про­сах со сво­ей точ­ки зре­ния и сво­бод­но вы­ска­зы­вать свои убеж­де­ния, ка­ко­вы бы они ни бы­ли, – это де­ло его со­ве­сти, долж­но ува­жать ре­ли­ги­оз­ное убеж­де­ние каж­до­го че­ло­ве­ка. Про­тив сво­бо­ды ве­ры и со­ве­сти ни­кто не воз­ра­жа­ет. Но не нуж­но за­бы­вать, что хри­сти­ан­ская ве­ра не есть че­ло­ве­че­ское из­мыш­ле­ние, а бо­же­ствен­ные гла­го­лы, и не мо­жет она из­ме­нять­ся со­об­раз­но с че­ло­ве­че­ски­ми по­ня­ти­я­ми, и ес­ли че­ло­ве­че­ские убеж­де­ния сто­ят в про­ти­во­ре­чии с бо­же­ствен­ны­ми ис­ти­на­ми, то ра­зум­но ли при­да­вать ка­кое-ли­бо зна­че­ние этим убеж­де­ни­ям, счи­тать их пра­виль­ны­ми и ру­ко­вод­ство­вать­ся ими в жиз­ни? Мы, ко­неч­но, долж­ны тер­петь и не со­глас­ных с на­ми и да­же яв­но за­блуж­да­ю­щих­ся, от­но­сить­ся к ним снис­хо­ди­тель­но, но от за­блуж­де­ний их долж­ны от­вра­щать­ся и с за­блуж­де­ни­я­ми бо­роть­ся и до­ка­зы­вать их несо­сто­я­тель­ность. Это долж­ны счи­тать сво­им дол­гом и пас­ты­ри хри­сти­ан­ской Церк­ви, и ис­тин­ные по­сле­до­ва­те­ли Хри­сто­ва уче­ния...
К об­ще­му бед­ствию по всей зем­ле рус­ской при­со­еди­ня­ет­ся еще на­ше мест­ное, уве­ли­чи­ва­ю­щее нема­ло ду­шев­ную скорбь. Я го­во­рю о том на­стро­е­нии, ко­то­рое по­яви­лось в юж­ной Рос­сии и гро­зит на­ру­ше­ни­ем цер­ков­но­го ми­ра и един­ства. Для нас страш­но да­же слы­шать, ко­гда го­во­рят об от­де­ле­нии юж­но­рус­ской церк­ви от еди­ной Пра­во­слав­ной Рос­сий­ской Церк­ви. По­сле столь про­дол­жи­тель­ной сов­мест­ной жиз­ни име­ют ли для се­бя ка­кие-ли­бо ра­зум­ные ос­но­ва­ния эти стрем­ле­ния? От­ку­да они? Не из Ки­е­ва ли шли про­по­вед­ни­ки пра­во­сла­вия по всей Рос­сии? Сре­ди угод­ни­ков Ки­е­во-Пе­чер­ской Лав­ры раз­ве мы не ви­дим при­шед­ших сю­да из раз­лич­ных мест Свя­той Ру­си? Раз­ве пра­во­слав­ные юж­ной Рос­сии не тру­ди­лись по всем ме­стам Рос­сии как де­я­те­ли цер­ков­ные, уче­ные и на раз­лич­ных дру­гих по­при­щах, и на­обо­рот, пра­во­слав­ные се­ве­ра Рос­сии не под­ви­за­лись ли так­же на всех по­при­щах в юж­ной Рос­сии? Не сов­мест­но ли те и дру­гие со­зи­да­ли еди­ную ве­ли­кую Пра­во­слав­ную Рос­сий­скую Цер­ковь? Раз­ве пра­во­слав­ные юж­ной Рос­сии мо­гут упрек­нуть пра­во­слав­ных се­вер­ной Рос­сии, что по­след­ние в чем-ли­бо от­сту­пи­ли от ве­ры или ис­ка­зи­ли уче­ние ве­ры и нрав­ствен­но­сти? Ни в ка­ком слу­чае... К че­му же стрем­ле­ние к от­де­ле­нию? К че­му оно при­ве­дет? Ко­неч­но, толь­ко по­ра­ду­ет внут­рен­них и внеш­них вра­гов. Лю­бовь к сво­е­му род­но­му краю не долж­на в нас за­глу­шать и по­беж­дать люб­ви ко всей Рос­сии и к еди­ной Пра­во­слав­ной Рус­ской Церк­ви»^[42].
Съезд, со­сто­яв­ший­ся 8–9 ав­гу­ста 1917 го­да, вы­ка­зал край­нюю враж­деб­ность как к мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру, так и к Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. Мит­ро­по­лит дер­жал­ся на съез­де с край­ней сте­пе­нью тер­пи­мо­сти, ста­ра­ясь ни­чем не за­деть его участ­ни­ков, чтобы съезд дей­ство­вал в ду­хе ми­ра, но участ­ни­ки съез­да бы­ли на­стро­е­ны ина­че, и ему при­шлось пе­ре­жить то­гда мно­го тяж­ких обид и огор­че­ний. Во вре­мя про­хо­див­ше­го 9 ав­гу­ста за­се­да­ния вла­ды­ка был на­столь­ко оскорб­лен и при­шел в та­кое рас­строй­ство, что, по­чув­ство­вав се­бя нездо­ро­вым, был вы­нуж­ден оста­вить со­бра­ние и уехать в Лав­ру. По­сле его ухо­да участ­ни­ки съез­да тут же ис­тол­ко­ва­ли это как бег­ство гла­вы епар­хии и вы­ра­же­ние край­не­го неува­же­ния к со­бра­нию. При­е­хав в Лав­ру, мит­ро­по­лит лег в по­стель и несколь­ко ча­сов про­ле­жал непо­движ­но, так что окру­жа­ю­щим по­ка­за­лось, что он бли­зок к смер­ти.
По окон­ча­нии ра­бо­ты съез­да мит­ро­по­лит Вла­ди­мир вы­ехал в Моск­ву, где 15 ав­гу­ста 1917 го­да от­крыл­ся По­мест­ный Со­бор Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. Со­бор от­крыл­ся слу­же­ни­ем Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии в Успен­ском со­бо­ре Крем­ля мит­ро­по­ли­том Вла­ди­ми­ром в со­слу­же­нии мит­ро­по­ли­тов Пет­ро­град­ско­го Ве­ни­а­ми­на (Ка­зан­ско­го) и Ти­флис­ско­го Пла­то­на (Рож­де­ствен­ско­го). По­мест­ный Со­бор из­брал мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра сво­им по­чет­ным пред­се­да­те­лем, а так­же пред­се­да­те­лем от­де­ла цер­ков­ной дис­ци­пли­ны. Все за­се­да­ния Со­бо­ра про­ис­хо­ди­ли в Епар­хи­аль­ном до­ме, устро­ен­ном ко­гда-то тща­ни­ем мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра. В те смут­ные дни на­чав­шей­ся го­судар­ствен­ной раз­ру­хи Со­бор при­нял ре­ше­ние о вос­ста­нов­ле­нии в Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви пат­ри­ар­ше­ства. Бы­ло про­ве­де­но несколь­ко ту­ров го­ло­со­ва­ния. Вла­ды­ка участ­во­вал толь­ко в пер­вом ту­ре, так как по­лу­чил все­го три­на­дцать го­ло­сов. Го­ло­со­ва­ни­ем Со­бор из­брал трех кан­ди­да­тов в пат­ри­ар­хи – ар­хи­епи­ско­па Харь­ков­ско­го Ан­то­ния (Хра­по­виц­ко­го), ар­хи­епи­ско­па Нов­го­род­ско­го Ар­се­ния (Стад­ниц­ко­го) и мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го Ти­хо­на (Бе­ла­ви­на). Окон­ча­тель­ный вы­бор был предо­став­лен Про­мыс­лу Бо­жию. 5 но­яб­ря 1917 го­да в хра­ме Хри­ста Спа­си­те­ля по­сле Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии мит­ро­по­лит Вла­ди­мир вы­нес на ам­вон ков­че­жец со жре­би­я­ми, бла­го­сло­вил им на­род и снял пе­чать. Из ал­та­ря вы­шел ста­рец Зо­си­мо­вой пу­сты­ни иерос­хи­мо­нах Алек­сий (Со­ло­вьев). По­мо­лив­шись, он вы­нул из ков­че­га жре­бий и пе­ре­дал его мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру. Вла­ды­ка гром­ко про­чел: «Ти­хон, мит­ро­по­лит Мос­ков­ский – ак­сиос!»
В се­ре­дине но­яб­ря 1917 го­да в Ки­е­ве был ор­га­ни­зо­ван осо­бый ко­ми­тет по со­зы­ву все­укра­ин­ско­го пра­во­слав­но­го цер­ков­но­го Со­бо­ра ду­хо­вен­ства и ми­рян. Ко­ми­тет воз­гла­вил ар­хи­епи­скоп Алек­сий (До­род­ни­цын), про­жи­вав­ший в то вре­мя на по­кое в Ки­е­во-Пе­чер­ской Лав­ре. На со­сто­яв­шем­ся 23 но­яб­ря со­бра­нии ко­ми­тет, «об­су­див по­ло­же­ние пра­во­слав­ной церк­ви на Укра­ине в на­сто­я­щее вре­мя, как вре­мя от­де­ле­ния укра­ин­ско­го го­су­дар­ства от рус­ско­го го­су­дар­ства, а так­же имея в ви­ду про­воз­гла­ше­ние все­рос­сий­ско­го Пат­ри­ар­ха, ко­то­рый мо­жет рас­про­стра­нить свою власть и на укра­ин­скую цер­ковь»^[43], при­нял це­лый ряд ра­ди­каль­ных по­ста­нов­ле­ний: ор­га­ни­за­ци­он­ный ко­ми­тет по со­зы­ву все­укра­ин­ско­го пра­во­слав­но­го цер­ков­но­го Со­бо­ра пе­ре­име­но­вы­вал­ся во «вре­мен­ную все­укра­ин­скую пра­во­слав­ную цер­ков­ную ра­ду»^[44], а ис­пол­ни­тель­ный ко­ми­тет по со­зы­ву все­укра­ин­ско­го пра­во­слав­но­го цер­ков­но­го Со­бо­ра – в «пре­зи­ди­ум вре­мен­ной все­укра­ин­ской пра­во­слав­ной цер­ков­ной ра­ды», ко­то­рая про­воз­гла­ша­лась «вре­мен­ным пра­ви­тель­ством для всей укра­ин­ской пра­во­слав­ной церк­ви»^[45]. Это пра­ви­тель­ство на­зна­чи­ло сво­их ко­мис­са­ров в кон­си­сто­рии всех укра­ин­ских епар­хий. Все­укра­ин­ская Цер­ков­ная Ра­да вос­пре­ти­ла сво­е­му пред­се­да­те­лю ар­хи­епи­ско­пу Алек­сию вы­ез­жать в Моск­ву, ку­да он был вы­зван Пат­ри­ар­хом для за­ня­тия ме­ста на­сто­я­те­ля в од­ном из мо­на­сты­рей.
Все но­во­об­ра­зо­ван­ные ор­га­ни­за­ции бы­ли на­стро­е­ны от­кры­то враж­деб­но к мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру и вы­сту­пи­ли с тре­бо­ва­ни­ем не до­пус­кать его в Ки­ев.
По­доб­но­го ро­да де­я­тель­ность на­цио­наль­ных се­па­ра­ти­стов встре­во­жи­ла пра­во­слав­ное на­се­ле­ние Ки­е­ва, и 24 но­яб­ря 1917 го­да со­сто­я­лось мно­го­люд­ное со­бра­ние Со­ю­за пра­во­слав­ных со­ве­тов го­ро­да Ки­е­ва. Со­бра­ние по­ста­но­ви­ло «про­те­сто­вать про­тив ан­ти­ка­но­ни­че­ской по­пыт­ки со­здать ав­то­ке­фаль­ную Укра­ин­скую цер­ковь, что мо­жет при­ве­сти ее сна­ча­ла к унии, а по­том и к пол­но­му под­чи­не­нию ее Рим­ско­му Па­пе»^[46], и при­зна­ло «пре­бы­ва­ние Ки­ев­ско­го мит­ро­по­ли­та вне Ки­е­ва в та­кое тре­вож­ное вре­мя неже­ла­тель­ным яв­ле­ни­ем, тем бо­лее, что на Все­рос­сий­ском Цер­ков­ном Со­бо­ре его мог за­ме­нить один из ки­ев­ских ви­кар­ных епи­ско­пов»^[47].
В на­ча­ле де­каб­ря из Ки­е­ва в Моск­ву при­был один из ви­ка­ри­ев с прось­бой к мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру вер­нуть­ся в Ки­ев, так как даль­ней­шие со­бы­тия на Укра­ине гро­зят цер­ков­ным рас­ко­лом. По при­бы­тии мит­ро­по­ли­та в Ки­ев, ве­че­ром 4 де­каб­ря со­сто­я­лось мно­го­люд­ное со­бра­ние, со­зван­ное по ини­ци­а­ти­ве Со­ю­за пра­во­слав­ных при­хо­дов го­ро­да Ки­е­ва, под пред­се­да­тель­ством мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра, в при­сут­ствии при­быв­ше­го из Моск­вы пред­ста­ви­те­ля Пат­ри­ар­ха – мит­ро­по­ли­та Пла­то­на, эк­зар­ха Кав­каз­ско­го. Пе­ред на­ча­лом со­бра­ния де­ла­лись по­пыт­ки со­рвать его; неко­то­рые из со­брав­ших­ся кри­ча­ли, чтобы мит­ро­по­лит Вла­ди­мир воз­вра­тил­ся в Моск­ву, но вла­ды­ке все же уда­лось от­крыть со­бра­ние, ко­то­рое про­шло вполне бла­го­по­луч­но.
Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир со­вер­шил тор­же­ствен­ное бо­го­слу­же­ние в Зла­то­вер­хо-Ми­хай­лов­ском мо­на­сты­ре по слу­чаю празд­но­ва­ния дня па­мя­ти свя­той ве­ли­ко­му­че­ни­цы Вар­ва­ры. Пра­во­слав­ная паства вы­ра­зи­ла свое со­чув­ствие ар­хи­пас­ты­рю и удо­вле­тво­ре­ние по по­во­ду его воз­вра­ще­ния в Ки­ев. Од­на­ко бы­ли груп­пы ино­го на­стро­е­ния, ко­то­рые вы­ка­за­ли свое от­ри­ца­тель­ное от­но­ше­ние к вла­ды­ке гром­ки­ми вы­кри­ка­ми во вре­мя бо­го­слу­же­ния.
9 де­каб­ря 1917 го­да в два ча­са дня в по­кои мит­ро­по­ли­та яви­лась вме­сте с ка­ким-то во­ен­ным груп­па ду­хо­вен­ства и за­яви­ла, что она ис­пол­ня­ет по­ру­че­ние Цен­траль­ной Ра­ды. При­шед­шие пе­ре­да­ли по­ста­нов­ле­ние Ра­ды о том, чтобы из Ки­е­ва был уда­лен епи­скоп Чи­ги­рин­ский Ни­ко­дим (Крот­ков) и всту­пи­ли в долж­ность чле­нов кон­си­сто­рии вновь на­зна­чен­ные Ра­дой, а так­же бы­ло пред­ло­же­но по­ки­нуть Ки­ев и са­мо­му мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру. Же­лая по­лу­чить от них пись­мен­ное сви­де­тель­ство об этих тре­бо­ва­ни­ях, мит­ро­по­лит по­про­сил сво­е­го сек­ре­та­ря за­пи­сать их и чтобы чле­ны при­шед­шей де­ле­га­ции под­пи­са­лись под ни­ми, но те ка­те­го­ри­че­ски от это­го от­ка­за­лись.
В эти же дни к мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру яви­лось несколь­ко свя­щен­ни­ков из за­ко­но­учи­те­лей сред­них учеб­ных за­ве­де­ний, ко­то­рые по­тре­бо­ва­ли, чтобы он уехал из Ки­е­ва. Один из свя­щен­ни­ков го­ро­да Ки­е­ва, Лип­ков­ский, явил­ся к епи­ско­пу Ка­нев­ско­му Ва­си­лию (Богда­шев­ско­му), ви­ка­рию Ки­ев­ской епар­хии, и пред­ло­жил ему взять на се­бя управ­ле­ние Ки­ев­ской мит­ро­по­ли­ей, что тот с него­до­ва­ни­ем от­верг. То­гда Лип­ков­ский за­явил ему, что мит­ро­по­лит Вла­ди­мир в лю­бом слу­чае бу­дет уда­лен из Ки­е­ва, рав­но как и его ви­кар­ные епи­ско­пы – Ни­ко­дим (Крот­ков) и На­за­рий (Бли­нов).
К это­му вре­ме­ни по при­хо­дам Ки­ев­ской епар­хии бы­ло разо­сла­но рас­по­ря­же­ние о по­ми­но­ве­нии в церк­вях за бо­го­слу­же­ни­ем Все­укра­ин­ской Цер­ков­ной Ра­ды, воз­глав­ля­е­мой ар­хи­епи­ско­пом Алек­си­ем (До­род­ни­цы­ным); рас­по­ря­же­ние бы­ло скреп­ле­но пе­ча­тью ки­ев­ской ду­хов­ной кон­си­сто­рии и под­пи­са­но свя­щен­ни­ком, на­зна­чен­ным Ра­дой ко­мис­са­ром. Про­ти­во­дей­ствуя это­му без­за­ко­нию, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир рас­по­ря­дил­ся, чтобы чле­ны ду­хов­ной кон­си­сто­рии со­ста­ви­ли до­ку­мент, что для епар­хии име­ют зна­че­ние толь­ко те рас­по­ря­же­ния кон­си­сто­рии, ко­то­рые бу­дут под­пи­са­ны дей­стви­тель­ны­ми ее чле­на­ми. По­сле это­го на­зна­чен­ные Ра­дой ко­мис­са­ры яви­лись в кон­си­сто­рию и за­яви­ли, что все под­пи­сав­шие этот до­ку­мент чле­ны кон­си­сто­рии уволь­ня­ют­ся, а на их ме­сто на­зна­ча­ют­ся но­вые.
В де­каб­ре 1917 го­да меж­ду 10 и 12 ча­са­ми но­чи в по­кои мит­ро­по­ли­та в Лав­ре при­шел член цер­ков­ной Ра­ды, свя­щен­ник, в со­про­вож­де­нии во­ен­но­го и стал пред­ла­гать мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру пат­ри­ар­ше­ство в Укра­ин­ской церк­ви. Мит­ро­по­лит вы­ра­зил удив­ле­ние по по­во­ду пе­ре­ме­ны от­но­ше­ния к нему, но вслед за этим по­се­ти­те­ли по­тре­бо­ва­ли от него, чтобы он из цер­ков­ных средств вы­дал им сто ты­сяч руб­лей. Мит­ро­по­лит воз­ра­зил, что эти сред­ства при­над­ле­жат всей епар­хии, ко­то­рая од­на толь­ко и мо­жет рас­по­ря­жать­ся ими. Они ста­ли угро­жать вла­ды­ке, и он был вы­нуж­ден при­гла­сить через ке­лей­ни­ка мо­на­стыр­скую бра­тию, чтобы уда­лить непро­ше­ных го­стей, что и уда­лось сде­лать ча­са через пол­то­ра.
Об идей­ном на­строе мит­ро­по­ли­та в то вре­мя и его ду­шев­ном со­сто­я­нии сви­де­тель­ству­ет рас­сказ оче­вид­ца, под­по­ру­чи­ка Кра­вчен­ко, быв­ше­го на при­е­ме у вла­ды­ки 12 де­каб­ря 1917 го­да, к ко­то­ро­му вла­ды­ка об­ра­тил­ся с та­ки­ми сло­ва­ми: «Я ни­ко­го и ни­че­го не бо­юсь. Я во вся­кое вре­мя го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь Хри­сто­ву и за ве­ру пра­во­слав­ную, чтобы толь­ко не дать вра­гам ее по­сме­ять­ся над нею. Я до кон­ца жиз­ни бу­ду стра­дать, чтобы со­хра­ни­лось пра­во­сла­вие в Рос­сии там, где оно на­ча­лось». – И, ска­зав это, ар­хи­пас­тырь горь­ко за­пла­кал^[48].
Опи­сы­вая по­зи­цию мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра по от­но­ше­нию к пред­сто­я­ще­му укра­ин­ско­му Со­бо­ру и пред­ло­же­ни­ям по­ки­нуть Ки­ев, пра­во­слав­ные ав­то­ры тех лет сви­де­тель­ству­ют, что он про­ти­вил­ся со­зы­ву укра­ин­ско­го Со­бо­ра из-за непра­виль­ной в цер­ков­ном от­но­ше­нии про­це­ду­ры со­зы­ва Со­бо­ра, и глав­ным об­ра­зом по­то­му, что это бы­ло тре­бо­ва­ни­ем «груп­пы лю­дей, со­брав­ших­ся в укра­ин­ской цер­ков­ной Ра­де под гла­вен­ством ар­хи­епи­ско­па Алек­сия (До­род­ни­цы­на), ко­то­ро­го он счи­тал ве­ли­чай­шим и тяж­ким цер­ков­ным пре­ступ­ни­ком и мя­теж­ни­ком»^[49]. Од­на­ко при­выч­ки, при­об­ре­тен­ные во вре­мя, по су­ти столь же неза­кон­но­го, обер-про­ку­рор­ско­го прав­ле­ния, бы­ли на­столь­ко уко­ре­не­ны, «что ес­ли бы за­кон­ное пра­ви­тель­ство Укра­и­ны, – сви­де­тель­ство­ва­ли совре­мен­ни­ки, – пред­ло­жи­ло ему оста­вить Ки­ев­скую мит­ро­по­ли­чью ка­фед­ру, то он немед­лен­но и бес­пре­ко­слов­но сде­лал бы это», как буд­то тре­бо­ва­ние – на сию ми­ну­ту за­кон­но­го граж­дан­ско­го пра­ви­тель­ства – остав­ле­ния ар­хи­ере­ем цер­ков­ной ка­фед­ры мог­ло стать за­кон­ным, как буд­то цер­ков­ное пра­во мог­ло быть од­ной су­ти с пра­вом граж­дан­ским, а ис­точ­ни­ком вла­сти цер­ков­ной – власть свет­ская, – та­ко­во бы­ло весь­ма тя­же­лое, сто­ле­ти­я­ми ко­пив­ше­е­ся мерт­вя­щее на­сле­дие си­но­даль­ной эпо­хи.
При­быв­шие в Ки­ев из Моск­вы епи­ско­пы укра­ин­ских епар­хий при­зна­ли Цен­траль­ную Ра­ду пра­во­моч­ной со­звать укра­ин­ский цер­ков­ный Со­бор, на­ча­ло за­се­да­ний ко­то­ро­го бы­ло на­зна­че­но на 8 ян­ва­ря 1918 го­да. 2 ян­ва­ря мит­ро­по­лит Вла­ди­мир по­сле ли­тур­гии при по­чти пол­ном от­сут­ствии мо­ля­щих­ся со­вер­шил тор­же­ствен­ный мо­ле­бен на Со­фий­ской пло­ща­ди. 7 ян­ва­ря по­сле ли­тур­гии и мо­леб­на на той же пло­ща­ди мит­ро­по­лит об­ра­тил­ся к участ­ни­кам Со­бо­ра с при­вет­ствен­ным сло­вом и за­вер­шил его мо­лит­вой о нис­по­сла­нии бла­го­сло­ве­ния на тру­ды Со­бо­ра. На дру­гой день мит­ро­по­лит, от­кры­вая де­я­ния Со­бо­ра, об­ра­тил­ся к чле­нам Со­бо­ра со сло­вом, в ко­то­ром при­звал их к осто­рож­ной, се­рьез­ной и вдум­чи­вой ра­бо­те в ду­хе ми­ра, люб­ви и еди­не­ния со всей Пра­во­слав­ной Во­сточ­ной Цер­ко­вью во­об­ще и в осо­бен­но­сти со Все­рос­сий­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью.
Со­бор от­верг кан­ди­да­ту­ру мит­ро­по­ли­та в ка­че­стве пред­се­да­те­ля Со­бо­ра, из­брав его лишь по­чет­ным пред­се­да­те­лем, пред­се­да­те­лем же был из­бран епи­скоп Балт­ский Пи­мен (Пе­гов).
Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир участ­во­вал во всех за­се­да­ни­ях Со­бо­ра, де­таль­но вни­кал в его де­ла и шел на­встре­чу со­бор­ным нуж­дам, в част­но­сти вы­де­лив 60 ты­сяч руб­лей на со­дер­жа­ние чле­нов Со­бо­ра.
Участ­ник Со­бо­ра епи­скоп Чер­ни­гов­ский Па­хо­мий (Кед­ров) пи­сал о мит­ро­по­ли­те Вла­ди­ми­ре: «Осо­бен­но боль­шое уте­ше­ние до­ста­ви­ла... вла­ды­ке усерд­ная мо­лит­ва чле­нов Со­бо­ра в Лав­ре 14 ян­ва­ря. В этот день мит­ро­по­лит Вла­ди­мир с несколь­ки­ми дру­ги­ми иерар­ха­ми и свя­щен­ни­ка­ми – чле­на­ми Со­бо­ра со­вер­шил Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию в Ве­ли­кой Лавр­ской церк­ви, при­чем и все дру­гие чле­ны Со­бо­ра с ве­ли­ким усер­ди­ем мо­ли­лись за этой ли­тур­ги­ей, а по­том по­кло­ня­лись пе­чер­ским угод­ни­кам, по­чи­ва­ю­щим как в Ближ­них, так и в Даль­них пе­ще­рах. Эта усерд­ная мо­лит­ва чле­нов Со­бо­ра уми­ро­тво­ри­ла их дух и до­ста­ви­ла ве­ли­кую ду­хов­ную ра­дость... ки­ев­ско­му пер­во­свя­ти­те­лю»^[50].
Граж­дан­ская вой­на и при­бли­же­ние к Ки­е­ву боль­ше­вист­ских войск да­ли о се­бе знать в Лав­ре 14 ян­ва­ря 1918 го­да, ко­гда на ее тер­ри­то­рию за­ле­тел пер­вый сна­ряд. 16 ян­ва­ря на тер­ри­то­рию Лав­ры ста­ли за­ле­тать ру­жей­ные пу­ли, но, по даль­но­сти рас­сто­я­ния, они не при­чи­ни­ли ни­ко­му вре­да. 17 ян­ва­ря с утра под­нял­ся гул и свист от ру­жей­ных пуль, пу­ле­ме­тов и ору­дий. Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир в со­слу­же­нии епи­ско­пов При­лук­ско­го Фе­о­до­ра (Ле­бе­де­ва) и Балт­ско­го Пи­ме­на (Пе­го­ва) и стар­шей бра­тии Лав­ры со­вер­шил ли­тур­гию в Ве­ли­кой лавр­ской церк­ви под непре­кра­ща­ю­щий­ся гро­хот ору­дий. Пе­ред ли­тур­ги­ей был от­слу­жен ака­фист Успе­нию Бо­жи­ей Ма­те­ри. На всех при­сут­ству­ю­щих про­из­ве­ло боль­шое впе­чат­ле­ние, с ка­ким спо­кой­стви­ем дер­жал­ся мит­ро­по­лит.
Вви­ду на­чав­ших­ся бо­е­вых дей­ствий пер­вая сес­сия укра­ин­ско­го Со­бо­ра 19 ян­ва­ря бы­ла пре­рва­на, а от­кры­тие вто­рой сес­сии бы­ло на­зна­че­но на май. Ни мит­ро­по­лит Вла­ди­мир, ни пред­се­да­тель Со­бо­ра епи­скоп Пи­мен уже не участ­во­ва­ли в по­след­нем за­се­да­нии Со­бо­ра, так как на­хо­ди­лись в то вре­мя в Лав­ре, от­ре­зан­ной во­ен­ны­ми дей­стви­я­ми от осталь­ной ча­сти го­ро­да.
18, 19 и 20 ян­ва­ря про­дол­жал­ся об­стрел той ча­сти го­ро­да, в ко­то­рой на­хо­ди­лась Лав­ра; об­стрел стал при­чи­нять всё боль­шие по­вре­жде­ния Лавр­ским зда­ни­ям. 21 ян­ва­ря, в вос­кре­се­нье, об­стрел го­ро­да несколь­ко осла­бел, и мит­ро­по­лит Вла­ди­мир со­вер­шил Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию в Ве­ли­кой церк­ви Лав­ры в со­слу­же­нии стар­шей бра­тии мо­на­сты­ря.
22 ян­ва­ря об­стрел сно­ва уси­лил­ся и до­стиг сво­е­го апо­гея 23 ян­ва­ря, ко­гда Лав­ра ока­за­лась под непре­рыв­ным ог­нем, так как боль­ше­вист­ские раз­вед­чи­ки до­но­си­ли, буд­то с лавр­ской ко­ло­коль­ни ве­дет­ся об­стрел боль­ше­вист­ских от­ря­дов, че­го в дей­стви­тель­но­сти не бы­ло. Во вре­мя ура­ган­но­го об­стре­ла Лав­ры 23 ян­ва­ря в од­ну из икон по­па­ла шрап­нель­ная пу­ля; про­бив стек­ло, она во­шла в ико­ну, в об­ласть серд­ца Бо­го­ма­те­ри, – это был об­раз Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри. Вид этой ико­ны впо­след­ствии про­из­вел по­тря­са­ю­щее впе­чат­ле­ние не толь­ко на ве­ру­ю­щих бо­го­моль­цев, но и на боль­ше­ви­ков, ко­то­рые с изум­ле­ни­ем оста­нав­ли­ва­лись пе­ред ней.
Ве­че­ром 23 ян­ва­ря боль­ше­ви­ки овла­де­ли Лав­рой, и, по сви­де­тель­ству оче­вид­цев, в «ней на­ча­лись та­кие ди­кие на­си­лия и про­яв­ле­ния вар­вар­ства, пе­ред ко­то­ры­ми блед­не­ют из­вест­ные нам из древ­них ле­то­пи­сей ска­за­ния о гра­бе­жах и на­си­ли­ях, про­из­во­див­ших­ся ди­ки­ми мон­го­ла­ми во вре­мя ра­зо­ре­ния Ки­е­ва и Лав­ры в 1240 го­ду. Во­ору­жен­ные тол­пы лю­дей вры­ва­лись в хра­мы, с шап­ка­ми на го­ло­вах и па­пи­ро­са­ми в зу­бах, про­из­во­ди­ли крик, шум и без­об­ра­зия во вре­мя бо­го­слу­же­ния, про­из­но­си­ли невы­ра­зи­мые ру­га­тель­ства и ко­щун­ства над свя­ты­ней, вла­мы­ва­лись в жи­ли­ща мо­на­хов днем и но­чью, стре­ля­ли над го­ло­ва­ми... из­би­ва­ли ста­ри­ков, гра­би­ли что толь­ко по­па­да­лось под ру­ку, оста­нав­ли­ва­ли мо­на­хов днем на дво­ре, за­став­ля­ли их раз­де­вать­ся и ра­зу­вать­ся, обыс­ки­ва­ли и гра­би­ли, из­де­ва­лись и сек­ли на­гай­ка­ми... По­доб­ные на­си­лия про­ис­хо­ди­ли в те­че­ние все­го дня 24 ян­ва­ря»^[51].
Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир до 23 ян­ва­ря жил в верх­нем эта­же мит­ро­по­ли­чьих по­ко­ев, а 23 ян­ва­ря по со­ве­ту близ­ких он пе­ре­шел жить в ниж­ний этаж, ку­да при­гла­сил епи­ско­па При­лук­ско­го Фе­о­до­ра. Сут­ки они про­ве­ли в ал­та­ре ниж­не­го хра­ма во имя свя­ти­те­ля Ми­ха­и­ла, пер­во­го мит­ро­по­ли­та Ки­ев­ско­го.
24 ян­ва­ря, пе­ред ли­тур­ги­ей, мит­ро­по­лит Вла­ди­мир от­слу­жил в Ве­ли­кой церк­ви ака­фист Успе­нию Бо­жи­ей Ма­те­ри. По на­блю­де­ни­ям со­слу­жив­ших с ним, чте­ние ака­фи­ста мит­ро­по­ли­том в этот день от­ли­ча­лось осо­бен­ной про­ник­но­вен­но­стью и за­ду­шев­но­стью.
Око­ло по­лу­дня 24 ян­ва­ря в тра­пез­ную Лав­ры яви­лось чет­ве­ро сол­дат, ко­то­ры­ми ру­ко­во­дил пред­во­ди­тель, оде­тый в ко­жан­ку и мор­скую фу­раж­ку. Гла­варь остал­ся недо­во­лен чер­ным хле­бом, ко­то­рый был по­дан к обе­ду. Бро­сив хлеб на пол, он за­явил:
– Раз­ве я сви­нья, чтобы есть та­кой хлеб?!
– У нас, гос­по­да, луч­ше­го хле­ба нет, ка­кой нам да­ют, та­кой и мы по­да­ем, – от­ве­тил мо­нах.
Та же груп­па сол­дат при­шла ужи­нать в Лав­ру око­ло пя­ти ча­сов ве­че­ра то­го же дня, при­чем их пред­во­ди­тель в ко­жан­ке был уже по­лу­пьян. Он меж­ду про­чим ска­зал: «Нуж­но сде­лать здесь что-ли­бо осо­бен­ное, за­ме­ча­тель­ное, небы­ва­лое».
Ночь под 25 ян­ва­ря вся Лав­ра про­ве­ла без сна. Всю ночь бра­ти­ей бес­пре­рыв­но слу­жи­лись мо­леб­ны и пе­лись ака­фи­сты. В эту ночь бы­ло со­вер­ше­но на­па­де­ние че­ты­рех во­ору­жен­ных муж­чин и од­ной жен­щи­ны в одеж­де сест­ры ми­ло­сер­дия на квар­ти­ру на­мест­ни­ка, ко­то­рая бы­ла ими ограб­ле­на, за­тем те же лю­ди огра­би­ли каз­на­чея и бла­го­чин­но­го.
25 ян­ва­ря с ран­не­го утра воз­об­но­ви­лись гра­бе­жи и на­си­лия в Лав­ре со сто­ро­ны во­ору­жен­ных от­ря­дов боль­ше­ви­ков. Око­ло трех ча­сов дня трое сол­дат осмот­ре­ли по­ме­ще­ния лавр­ской квар­ти­ры мит­ро­по­ли­та. Най­дя несго­ра­е­мый сейф и ключ от него, они по­тре­бо­ва­ли, чтобы им от­кры­ли сейф, и, осмот­рев его, за­бра­ли зо­ло­тую ме­даль, а за­тем про­из­ве­ли обыск в ниж­нем эта­же по­ко­ев.
Око­ло ше­сти ча­сов ве­че­ра те же чет­ве­ро сол­дат, пред­во­ди­тель­ству­е­мые че­ло­ве­ком в ко­жан­ке, во­шли в се­вер­ные во­ро­та Лав­ры, и их пред­во­ди­тель спро­сил про­хо­див­ше­го по дво­ру мо­на­ха:
– Где мит­ро­по­лит жи­вет?
– Дом его – око­ло то­го ме­ста, где вы ку­ша­е­те, там он и жи­вет, – от­ве­тил мо­нах.
– Мы его се­го­дня за­бе­рем, – ска­зал пред­во­ди­тель.
За­тем они про­шли в мо­на­стыр­скую тра­пез­ную ужи­нать. По­сле ужи­на, ко­гда они со­би­ра­лись уже ухо­дить, их пред­во­ди­тель, об­ра­ща­ясь к од­но­му из быв­ших здесь лавр­ских мо­на­хов, ска­зал:
– Боль­ше вы мит­ро­по­ли­та не уви­ди­те.
В по­ло­вине седь­мо­го ве­че­ра они по­до­шли к две­рям квар­ти­ры мит­ро­по­ли­та и по­зво­ни­ли. Дверь от­во­ри­лась, они во­шли в при­хо­жую, и их пред­во­ди­тель спро­сил:
– Где Вла­ди­мир мит­ро­по­лит? Мы же­ла­ем с ним пе­ре­го­во­рить. И, не ожи­дая от­ве­та, чет­ве­ро про­шли на­верх, а один рас­по­ло­жил­ся на ди­ване в при­хо­жей.
Мо­нах за­кри­чал вслед сол­да­там:
– Мит­ро­по­лит не на­вер­ху, а вни­зу, по­жа­луй­те сю­да.
И он про­шел в ниж­нее по­ме­ще­ние, ку­да за ним про­шли и убий­цы. Мит­ро­по­ли­та здесь не ока­за­лось, так как он был в ком­на­те ар­хи­манд­ри­та Ам­вро­сия. Мо­нах и сол­да­ты про­шли ту­да. На­встре­чу им вы­шел епи­скоп Фе­о­дор, и они спро­си­ли его:
– Ты бу­дешь отец мит­ро­по­лит?
Епи­скоп от­ве­тил, что нет, и по­шел ска­зать мит­ро­по­ли­ту о при­хо­де сол­дат.
Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир вы­шел в при­хо­жую к сол­да­там и спро­сил их:
– В чем де­ло?
Ни­че­го не от­ве­тив, сол­да­ты по­ве­ли мит­ро­по­ли­та в ниж­нее по­ме­ще­ние и за­пер­ли за со­бою две­ри. Раз­го­вор за­нял не бо­лее пя­ти ми­нут, за­тем дверь от­во­ри­лась и вы­шел мит­ро­по­лит, ко­то­рый был за­мет­но взвол­но­ван, и, про­хо­дя ми­мо епи­ско­па Фе­о­до­ра и ар­хи­манд­ри­та Ам­вро­сия, ска­зал, раз­во­дя ру­ка­ми:
– Вот, они хо­тят уже рас­стре­лять ме­ня!
– Иди, не раз­го­ва­ри­вай! Кто те­бя бу­дет рас­стре­ли­вать? До ко­мен­дан­та пой­дешь! – за­кри­чал пред­во­ди­тель.
Мо­нах по­дал мит­ро­по­ли­ту лег­кую ком­нат­ную ря­су, и он про­шел вме­сте с убий­ца­ми в верх­ний этаж. Под­няв­шись на первую пло­щад­ку лест­ни­цы, вла­ды­ка оста­но­вил­ся и, об­ра­тив­шись к со­про­вож­дав­шим его убий­цам, ска­зал:
– Ну, гос­по­да, ес­ли вам угод­но рас­стре­лять ме­ня, рас­стре­ли­вай­те здесь же, на ме­сте, – я даль­ше не пой­ду.
– Кто те­бя рас­стре­ли­вать бу­дет – иди! – крик­нул пред­во­ди­тель.
На­вер­ху мит­ро­по­ли­та и со­про­вож­дав­ших его убийц встре­тил ке­лей­ник, он от­крыл дверь в за­лу и по­дал мит­ро­по­ли­ту ключ, ко­то­рым тот от­крыл дверь в спаль­ню, ку­да во­шел сам, а вслед за ним убий­цы, ке­лей­ни­ка в спаль­ню они уже не пу­сти­ли.
Ми­нут через 15–20 вла­ды­ка вы­шел из спаль­ни в со­про­вож­де­нии сол­дат, в ря­се, с па­на­ги­ей на гру­ди, в бе­лом кло­бу­ке на го­ло­ве. Ке­лей­ник встре­тил его в пе­ред­ней и хо­тел по­дой­ти под бла­го­сло­ве­ние, но пред­во­ди­тель убийц, гру­бо его от­толк­нув, зло ска­зал:
– До­воль­но кро­во­пий­цам кла­нять­ся, кла­ня­лись, бу­дет!..
Ке­лей­ник, од­на­ко, ре­ши­тель­но шаг­нул на­встре­чу мит­ро­по­ли­ту, и тот сам при­бли­зил­ся к нему, бла­го­сло­вил, по­це­ло­вал и, по­жав ру­ку, ска­зал:
– Про­щай, Филипп!
За­тем вла­ды­ка вы­нул из кар­ма­на пла­ток и вы­тер сле­зу. По сло­вам ке­лей­ни­ка, внешне мит­ро­по­лит ка­зал­ся спо­кой­ным, как буд­то он шел на слу­же­ние ли­тур­гии.
Дру­гой ке­лей­ник вла­ды­ки, иеро­ди­а­кон Алек­сандр, ска­зал, об­ра­ща­ясь к сол­да­там:
– То­ва­ри­щи, ку­да вы ве­де­те мит­ро­по­ли­та?
– В штаб для до­про­са, – от­ве­тил один из сол­дат.
– А где ваш штаб?
– В го­ро­де.
– Не на го­сти­ни­це ли?
– На го­сти­ни­це – вто­ро­сте­пен­ный штаб, а глав­ный – в го­ро­де, на Пе­чер­ске.
– То­гда вла­ды­ке нуж­но одеть­ся, – на дво­ре зи­ма, хо­лод­но.
– Мы го­во­ри­ли ему, чтобы он оде­вал­ся, он не за­хо­тел.
– Дай­те одеть­ся – зи­ма, хо­лод­но, – ска­зал мит­ро­по­лит.
Сол­да­ты поз­во­ли­ли, мит­ро­по­ли­ту по­да­ли шу­бу, га­ло­ши и по­сох. Он всех бла­го­сло­вил и ска­зал:
– Про­щай­те!
Сол­да­ты вы­ве­ли мит­ро­по­ли­та на лавр­ский двор и по­ве­ли к во­ро­там. По­дой­дя к уг­лу Ве­ли­кой Лавр­ской церк­ви, сол­да­ты за­ку­ри­ли, и мит­ро­по­лит, оста­но­вив­шись на­про­тив вхо­да в цер­ковь, стал мо­лить­ся. Дой­дя до во­рот Лав­ры, он сно­ва оста­но­вил­ся, об­ра­тил­ся к иконе свя­ти­те­ля Ни­ко­лая и, пе­ре­кре­стив­шись, по­кло­нил­ся. За­тем мо­нах-при­врат­ник от­крыл обе по­ло­вин­ки во­рот и мит­ро­по­лит в со­про­вож­де­нии сол­дат вы­шел из Лав­ры.
Убий­цы уса­ди­ли его в ав­то­мо­биль и, про­ехав с ки­ло­метр, оста­но­ви­лись. Сол­да­ты по­ве­ли мит­ро­по­ли­та вле­во от до­ро­ги на неболь­шую по­ля­ну меж­ду кре­пост­ных ва­лов. Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир спро­сил:
– Что, вы здесь хо­ти­те ме­ня рас­стре­лять?
– А что же? Це­ре­мо­нить­ся с то­бою? – от­ве­тил один из них.
Услы­шав та­кой от­вет, вла­ды­ка по­про­сил дать ему вре­мя по­мо­лить­ся.
– Но толь­ко по­ско­рее! – ска­зал убий­ца.
Воз­дев ру­ки квер­ху, мит­ро­по­лит стал вслух мо­лить­ся:
– Гос­по­ди! Про­сти мои со­гре­ше­ния, воль­ные и неволь­ные, и при­ми дух мой с ми­ром.
За­тем он бла­го­сло­вил убийц и ска­зал:
– Гос­подь вас бла­го­слов­ля­ет и про­ща­ет.
Не успел он еще опу­стить ру­ки, как раз­да­лись три вы­стре­ла, и мит­ро­по­лит Вла­ди­мир упал. Убий­цы по­до­шли к мит­ро­по­ли­ту вплот­ную и сде­ла­ли еще несколь­ко вы­стре­лов, а за­тем уда­ри­ли шты­ком в жи­вот.
Мо­на­хи, сто­яв­шие во дво­ре Лав­ры, услы­шав вы­стре­лы, вслух вы­ска­за­ли пред­по­ло­же­ние, что это рас­стре­ли­ва­ют мит­ро­по­ли­та. В это вре­мя к ним при­бли­зи­лась груп­па бо­лее де­сят­ка сол­дат, и один из них спро­сил:
– Ба­тюш­ки, про­ве­ли мит­ро­по­ли­та?
– Про­ве­ли через во­ро­та, – от­ве­тил мо­нах.
Сол­да­ты вы­бе­жа­ли за во­ро­та и ми­нут через 15–20 воз­вра­ти­лись об­рат­но. Один из мо­на­хов, по­дой­дя к сол­да­ту, шед­ше­му по­за­ди всех, спро­сил:
– На­шли вла­ды­ку?
– На­шли, – от­ве­тил тот, – так всех вас по од­но­му по­вы­ве­дем!
Те­ло му­че­ни­че­ски скон­чав­ше­го­ся мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра про­ле­жа­ло до утра сле­ду­ю­ще­го дня и бы­ло най­де­но слу­чай­ны­ми про­хо­жи­ми, ко­то­рые и со­об­щи­ли обо всем про­ис­шед­шем мо­на­хам Лав­ры. По­лу­чив раз­ре­ше­ние от вла­стей и про­пуск на пе­ре­не­се­ние те­ла уби­то­го мит­ро­по­ли­та в Лав­ру, ар­хи­манд­рит Ан­фим в со­про­вож­де­нии че­ты­рех са­ни­та­ров с но­сил­ка­ми око­ло 11 ча­сов утра при­шли к ме­сту убий­ства. По со­вер­ше­нии ли­тии те­ло мит­ро­по­ли­та бы­ло по­ло­же­но на но­сил­ки. В это вре­мя по­яви­лось че­ло­век де­сять сол­дат и во­ору­жен­ных ра­бо­чих, они ста­ли ру­гать­ся и вся­че­ски пре­пят­ство­вать пе­ре­но­су те­ла в Лав­ру. Ар­хи­манд­рит Ан­фим по­ка­зал про­пуск и раз­ре­ше­ние. Сно­ва раз­да­лись ру­га­тель­ства и вы­кри­ки:
– Вы еще хо­ро­нить бу­де­те его, в ров его бро­сить, тут его за­ко­пать, мо­щи из него сде­ла­е­те, это для мо­щей вы его за­би­ра­е­те!
Ар­хи­манд­рит Ан­фим ве­лел при­крыть те­ло вла­ды­ки шу­бой и нести, а сам по­шел впе­ре­ди с под­ня­тым кре­стом. Неко­то­рые из жен­щин ста­ли вслух го­во­рить:
– Стра­да­лец! Му­че­ник! Цар­ство ему Небес­ное!
Услы­шав это, сол­да­ты сно­ва ста­ли ру­гать­ся:
– Ка­кое ему цар­ство, ему ме­сто в аду, на са­мом дне!..
Те­ло уби­ен­но­го ар­хи­пас­ты­ря бы­ло при­не­се­но в Ми­хай­лов­скую цер­ковь и по­сле осмот­ра ме­ди­ка­ми об­ла­че­но в ар­хи­ерей­ское об­ла­че­ние и по­ло­же­но по­сре­ди церк­ви. Сра­зу же по­сле это­го на­мест­ник Лав­ры ар­хи­манд­рит Кли­мент от­слу­жил вме­сте со стар­шей бра­ти­ей па­ни­хи­ду по уби­ен­ном мит­ро­по­ли­те. В тот же день и в по­сле­ду­ю­щие дни бы­ли от­слу­же­ны па­ни­хи­ды как в са­мой Лав­ре, так и в при­ход­ских хра­мах Ки­е­ва.
29 ян­ва­ря в 8 ча­сов утра те­ло уби­ен­но­го мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра бы­ло по­ло­же­но в гроб и пе­ре­не­се­но в Ве­ли­кую цер­ковь Лав­ры. По­сле пе­ре­не­се­ния те­ла бы­ла от­слу­же­на ли­тур­гия, ко­то­рую со­вер­шил мит­ро­по­лит Пла­тон (Рож­де­ствен­ский) с епи­ско­па­ми – Ека­те­ри­но­слав­ским Ага­пи­том (Виш­нев­ским), Чер­ни­гов­ским Па­хо­ми­ем (Кед­ро­вым), Чи­ги­рин­ским Ни­ко­ди­мом (Крот­ко­вым) и Балт­ским Пиме­ном (Пе­го­вым) при со­слу­же­нии со­бор­ных стар­цев Лав­ры, свя­щен­но­слу­жи­те­лей – чле­нов укра­ин­ско­го цер­ков­но­го Со­бо­ра и неко­то­рых пред­ста­ви­те­лей ки­ев­ско­го ду­хо­вен­ства.
По­сле со­вер­ше­ния от­пе­ва­ния гроб с те­лом уби­ен­но­го мит­ро­по­ли­та был об­не­сен во­круг хра­ма и крест­ным хо­дом пе­ре­не­сен в Ближ­ние пе­ще­ры Лав­ры и по­гре­бен в Кре­сто­воз­дви­жен­ской церк­ви ря­дом с мит­ро­по­ли­том Фла­виа­ном (Го­ро­дец­ким).
3, 13 фев­ра­ля и 5 мар­та ар­хи­ерей­ским чи­ном бы­ли от­слу­же­ны за­упо­кой­ные ли­тур­гии по уби­ен­ном мит­ро­по­ли­те, а так­же от­слу­же­ны со­бор­но па­ни­хи­ды на­мест­ни­ком Лав­ры ар­хи­манд­ри­том Кли­мен­том на ме­сте по­гре­бе­ния и на ме­сте убий­ства.
По­чти сра­зу же на ме­сте убий­ства мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра был по­став­лен крест, на ко­то­ром вре­мя от вре­ме­ни ста­ли по­яв­лять­ся вен­ки из жи­вых цве­тов, при­но­си­ли их пре­иму­ще­ствен­но по но­чам из опа­се­ния пре­сле­до­ва­ний от без­бож­ни­ков. На ме­сте уби­е­ния ста­ли со­вер­шать­ся по прось­бам ве­ру­ю­щих па­ни­хи­ды с уча­сти­ем ино­гда це­лых при­хо­дов.
Мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру бы­ло по­свя­ще­но 85-е де­я­ние По­мест­но­го Со­бо­ра Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, со­сто­яв­ше­е­ся 15 (28) фев­ра­ля 1918 го­да, ко­то­рое на­ча­лось па­ни­хи­дой, со­вер­шен­ной Пат­ри­ар­хом Ти­хо­ном при об­щем пе­нии чле­нов Со­бо­ра и мно­го­чис­лен­но­го на­ро­да, и бы­ло от­кры­то сло­вом Пат­ри­ар­ха: «Прео­свя­щен­ные ар­хи­пас­ты­ри, от­цы и бра­тие! То ужас­ное кош­мар­ное зло­де­я­ние, ко­то­рое со­вер­ше­но бы­ло по от­но­ше­нию к вы­со­ко­прео­свя­щен­но­му мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру, ко­неч­но, еще дол­го и дол­го бу­дет вол­но­вать и угне­тать наш сму­щен­ный дух. И еще, на­де­ем­ся, мно­го и мно­го раз пра­во­слав­ный рус­ский на­род бу­дет ис­кать се­бе вы­хо­да из тя­же­ло­го со­сто­я­ния ду­ха и в мо­лит­ве, и в дру­гих сла­дост­ных вос­по­ми­на­ни­ях о по­чив­шем уби­ен­ном мит­ро­по­ли­те...»^[52]
По­сле то­го как за­вер­ши­лись го­не­ния на Цер­ковь, про­дол­жав­ши­е­ся в те­че­ние несколь­ких де­ся­ти­ле­тий, Ар­хи­ерей­ский Со­бор Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в 1992 го­ду при­чис­лил свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра к ли­ку свя­тых. 20 июля то­го же го­да бы­ли об­ре­те­ны мо­щи свя­щен­но­му­че­ни­ка и по­ло­же­ны ря­дом с мо­ща­ми пре­по­доб­ных в Даль­них пе­ще­рах.
Опи­сы­вая об­ще­ствен­но-цер­ков­ное по­ло­же­ние мит­ро­по­ли­та и ста­ра­ясь про­ник­нуть в глу­би­ну его ду­шев­ных пе­ре­жи­ва­ний, про­то­и­е­рей Иоанн Вос­тор­гов ска­зал в сво­ем сло­ве о свя­щен­но­му­че­ни­ке Вла­ди­ми­ре на По­мест­ном Со­бо­ре: «Ма­ло ко­му ве­до­мо, что по­кой­ный был по­эт в ду­ше, чрез­вы­чай­но лю­бил при­ро­ду, це­нил кра­со­ту, лю­бил сти­хи и до ста­ро­сти сам со­став­лял сти­хо­тво­ре­ния. Пом­ню, раз утром, в ва­гоне, при пе­ре­ез­де из Пет­ро­гра­да в Моск­ву, ку­да он воз­вра­щал­ся на пас­халь­ные дни, в быт­ность еще мит­ро­по­ли­том Мос­ков­ским, он при­знал­ся, что так лю­бит Моск­ву, так рад при­ез­ду сво­е­му, что всю ночь спал тре­вож­но, и чув­ства ра­до­сти и люб­ви к Москве вы­ра­зил в со­став­лен­ном длин­ном сти­хо­тво­ре­нии, ко­то­рое тут же и про­чи­тал нам.
При та­ком неж­ном и впе­чат­ли­тель­ном серд­це, есте­ствен­но, он бо­лез­нен­но пе­ре­жи­вал со­бы­тия в цер­ков­ной жиз­ни по­след­не­го вре­ме­ни, на­чи­ная со дня сво­е­го вы­нуж­ден­но­го пе­ре­во­да в Ки­ев. Экс­пе­ри­мен­ты в цер­ков­ной жиз­ни мит­ро­по­ли­та Пи­ти­ри­ма и Ра­е­ва, уда­ле­ние из Си­но­да пу­тем ин­три­ги, прав­ле­ние безум­но­го Льво­ва и все, что за сим по­сле­до­ва­ло, кон­чая со­бы­ти­я­ми на Укра­ине, – все это глу­бо­ко по­тряс­ло вла­ды­ку. Но, не бу­дучи по при­ро­де че­ло­ве­ком ак­тив­ной борь­бы, он все бо­лее и бо­лее ухо­дил, за­мы­кал­ся в се­бя, мол­чал и толь­ко близ­ким лю­дям жа­ло­вал­ся, что оста­ет­ся со­вер­шен­но оди­но­ким. Ти­хо и мол­ча­ли­во он стра­дал. Ду­ма­ет­ся, не так уж он был и оди­нок, как ему ка­за­лось, бы­ли со­чув­ству­ю­щие его стро­го цер­ков­но­му ми­ро­воз­зре­нию, но эти-то со­чув­ству­ю­щие са­ми жда­ли, что имен­но мит­ро­по­лит Вла­ди­мир даст клич, со­бе­рет их око­ло се­бя, вы­сту­пит с яр­ким про­те­стом...»^[53]
Мно­гие из чле­нов По­мест­но­го Со­бо­ра спра­ши­ва­ли се­бя, за что убит про­жив­ший пра­вед­ную жизнь мит­ро­по­лит Вла­ди­мир, им бы­ла непо­нят­на его смерть; жи­вя дол­го в усло­ви­ях ми­ра, они то­гда еще не по­ни­ма­ли, что мож­но быть уби­тым как раз из-за пра­вед­ной жиз­ни. Есть гре­хи лич­ные, есть сде­лан­ное доб­рое, за что че­ло­ве­ку мо­жет быть от Гос­по­да на­гра­да, и над этим мит­ро­по­лит Вла­ди­мир тру­дил­ся всю жизнь; а, кро­ме то­го, есть еще и не сде­лан­ное – то, что че­ло­век мог сде­лать, за­ни­мая со­от­вет­ству­ю­щее по­ло­же­ние, но не сде­лал. По­то­му и от­вет дер­жит боль­ший тот, ко­му боль­ше вве­ре­но. А ни­ко­му так мно­го не бы­ло вве­ре­но, как пер­во­и­е­рар­ху По­мест­ной Церк­ви. Не обер-про­ку­ро­ры нес­ли от­вет­ствен­ность за судь­бы Церк­ви, ибо та­ко­вой от­вет­ствен­но­сти у них не бы­ло по су­ще­ству их по­ло­же­ния, – они для су­деб цер­ков­но­го управ­ле­ния бы­ли внеш­ней си­лой и внеш­ни­ми людь­ми, – а тот, ко­му вве­ре­но, – пер­во­и­е­рарх, хо­тя бы и но­ми­наль­ный. У каж­дой ис­то­ри­че­ской эпо­хи есть своя ме­ра и свои усло­вия, при ко­то­рых ста­но­вит­ся воз­мож­ным ис­пол­нить свое при­зва­ние на за­ни­ма­е­мом ме­сте. Для на­ча­ла ХХ ве­ка этой ме­рой ста­ло ис­по­вед­ни­че­ство пе­ред но­ми­наль­но пра­во­слав­ной вла­стью и враж­деб­ным, без­бож­ным об­ще­ством. Гос­подь при­нял пра­вед­ную жизнь мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра и за пра­вед­ную жизнь про­стил и по­крыл лю­бо­вью все упу­щен­ное, долж­ное, но не сде­лан­ное и, по­же­лав его бли­зо­сти Се­бе, да­ро­вал ему как ве­ли­чай­шую на­гра­ду му­че­ни­че­ский ве­нец и бе­лые одеж­ды.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Ян­варь». Тверь. 2005. С. 221–272

При­ме­ча­ния

^[1] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 246, л. 1 об.

^[2] Тру­ды Ки­ев­ской Ду­хов­ной Ака­де­мии. 1874. Июль. С. 417, 419.

^[3] Там­бов­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1883. № 15. С. 118.

^[4] Там же. № 18. С. 535.

^[5] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 246, л. 1 об-6.

^[6] Иерей Ни­ко­лай Кри­ко­та. Я го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь. Жиз­не­опи­са­ние свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ки­ев­ско­го. М., 2002. С. 120-121.

^[7] При­бав­ле­ния к Цер­ков­ным ве­до­мо­стям. Пет­ро­град, 1918. № 9-10. С. 353.

^[8] Нов­го­род­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1890. № 7-8. С. 205, 217.

^[9] Иерей Ни­ко­лай Кри­ко­та. Я го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь. Жиз­не­опи­са­ние свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ки­ев­ско­го. М., 2002. С. 14.

^[10] При­бав­ле­ния к Цер­ков­ным ве­до­мо­стям. Пет­ро­град, 1918. № 9-10. С. 343-344.

^[11] Там же. С. 341.

^[12] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 246, л. 10 об.

^[13] При­бав­ле­ния к Цер­ков­ным ве­до­мо­стям. Пет­ро­град, 1918. № 9-10. С. 348-349.

^[14] Иерей Ни­ко­лай Кри­ко­та. Я го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь. Жиз­не­опи­са­ние свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ки­ев­ско­го. М., 2002. С. 21.

^[15] Там же. С. 27.

^[16] Там же. С. 28.

^[17] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 246, л. 11.

^[18] Иерей Ни­ко­лай Кри­ко­та. Я го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь. Жиз­не­опи­са­ние свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ки­ев­ско­го. М., 2002. С. 30.

^[19] Там же. С. 31.

^[20] При­бав­ле­ния к Ду­хов­но­му вест­ни­ку Гру­зин­ско­го эк­зар­ха­та. 1897. № 21-22. С. 6.

^[21] Иерей Ни­ко­лай Кри­ко­та. Я го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь. Жиз­не­опи­са­ние свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ки­ев­ско­го. М., 2002. С. 37-38.

^[22] При­бав­ле­ния к Цер­ков­ным ве­до­мо­стям. Пет­ро­град, 1918. № 9-10. С. 350-352.

^[23] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 246, л. 15 об-16.

^[24] Иерей Ни­ко­лай Кри­ко­та. Я го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь. Жиз­не­опи­са­ние свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ки­ев­ско­го. М., 2002. С. 51.

^[25] Го­лос Церк­ви. Еже­ме­сяч­ный цер­ков­но-об­ще­ствен­ный жур­нал. М., 1912. Де­кабрь. С. ХIII-ХIV.

^[26] Там же. С. Х-ХI.

^[27] Там же. С. Х-ХII.

^[28] Сло­во Вы­со­ко­прео­свя­щен­но­го Вла­ди­ми­ра, мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го и Ко­ло­мен­ско­го, про­из­не­сен­ное на мо­лебне пред на­ча­лом нрав­ствен­но-ре­ли­ги­оз­ных чте­ний для ра­бо­чих гор. Моск­вы. М., 1902. С. 8-9, 12-14.

^[29] Юно­шам! Речь Вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­го Мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го и Ко­ло­мен­ско­го Вла­ди­ми­ра, про­из­не­сен­ная 30 де­каб­ря 1910 го­да на со­бра­нии Круж­ка в Епар­хи­аль­ном до­ме. М., 1911. С. 7, 9, 11.

^[30] Иерей Ни­ко­лай Кри­ко­та. Я го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь. Жиз­не­опи­са­ние свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ки­ев­ско­го. М., 2002. С. 69.

^[31] При­бав­ле­ния к Цер­ков­ным ве­до­мо­стям. Пет­ро­град, 1918. № 9-10. С. 343.

^[32] Го­лос Церк­ви. Еже­ме­сяч­ный цер­ков­но-об­ще­ствен­ный жур­нал. М., 1913. Ян­варь. С. 148.

^[33] Там же. С. 157-159.

^[34] Там же. 1912. Ян­варь. С. 154.

^[35] При­бав­ле­ния к Цер­ков­ным ве­до­мо­стям. Пет­ро­град, 1918. № 9-10. С. 356-357.

^[36] Иерей Ни­ко­лай Кри­ко­та. Я го­тов от­дать свою жизнь за Цер­ковь. Жиз­не­опи­са­ние свя­щен­но­му­че­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ки­ев­ско­го. М., 2002. С. 82-83.

^[37] В жерт­ву Бо­гу при­но­сит­ся луч­шее. Ки­ев, 1918. С. 16.

^[38] Го­лос Церк­ви. Еже­ме­сяч­ный цер­ков­но-об­ще­ствен­ный жур­нал. М., 1912. Ян­варь. С. 163-164, 170-173.

^[39] Res nullius (лат.) – вещь, ни­ко­му не при­над­ле­жа­щая, бес­хоз­ная вещь.

^[40] Там же. С. 175-178.

^[41] Там же. С. 175-176.

^[42] В жерт­ву Бо­гу при­но­сит­ся луч­шее. Ки­ев, 1918. С. 19-21.

^[43] Там же. С. 28-29.

^[44] Там же.

^[45] Там же.

^[46] Там же. С. 30.

^[47] Там же.

^[48] Там же. С. 33.

^[49] Там же. С. 34.

^[50] При­бав­ле­ния к Цер­ков­ным ве­до­мо­стям. Пет­ро­град, 1918. № 9-10. С. 346.

^[51] В жерт­ву Бо­гу при­но­сит­ся луч­шее. Ки­ев, 1918. С. 39-40.

^[52] При­бав­ле­ния к Цер­ков­ным ве­до­мо­стям. Пет­ро­град, 1918. № 9-10. С. 339.

^[53] Там же. С. 353-354.