– Анатолий Максимович, вы пришли на "Уралмашзавод" в 1953 году, в возрасте 17 лет, учеником токаря. А после службы в Советской Армии работали уже подручным токаря. Что это за должность такая, "подручный"?
– Вот представьте: токарный станок грузоподъёмностью 120 тонн, 12 метров длины. Одному справляться было невозможно. Тогда ведь даже стружку сами, лопатой убирали, а сколько её было – около сотни тонн в год со всего завода! Так что без подручных, тех, кто всегда под рукой, никуда. Тогда, в 1953 году, прошло восемь лет после Дня Победы в Великой Отечественной войне. Все были настроены работать как можно лучше, сделать больше для страны. Мы были воспитаны на том, что любую работу за нас никто не сделает, старались изо всех сил.
– В 1960 году вас перевели в цех №96 на новый участок, тогда и стали самостоятельным токарем?
– Я ещё когда в Армии служил, прочитал в газете, что на "Уралмаше" откроется новый цех, 56 метров высотой. Тогда это была самая высокая промышленная "коробка" в Европе. Ох, и радость я испытал! И после службы пришёл работать как раз в 96-й цех. Сейчас его полностью снесли, на этом месте площадка для испытания буровых установок. А в то время цех как раз открылся. Мы пришли все молодые, примерно одного возраста. Станки, оборудование – всё новое! Даже свежей краской в цехе пахло…
– Читаю ваш послужной список: за высокие производственные достижения и активную общественную работу награждены правительственными наградами: орденом Трудового Красного Знамени (1974 год), двумя орденами Ленина (1981 и 1985 годы), Золотой медалью "Серп и молот". В 1980 году вам присвоено звание "Заслуженный машиностроитель РСФСР", в 1985 году – звание "Герой Социалистического Труда".
– Всё верно.
– Вопрос такой: как сегодня объяснить молодым, за что в мирное время давали ордена?
– Не просто так давали, хотя лично я не за награды работал. Просто так получалось. Создал, например, бригаду токарей, чтобы исключить простои станков между сменами. Станок огромный, тяжёлый, чтобы его остановить и потом разогнать, требуется время. А я как подошёл к вопросу: сменщик приходит, станок продолжает работать. Я товарищу объясняю, что дальше делать – он делает. И так в три смены. В результате повысилась производительность труда. Но я хорошо помню свою первую награду – медаль "За доблестный труд" в 1970 году. А затем уже пришли остальные. Дело в том, что тружеников награждают не за конкретный подвиг, совершенный здесь и сейчас, а за то, как человек себя проявляет в течение продолжительного времени.
– Тем не менее, в 70-е годы прошлого века вас назвали лучшим токарем страны…
– Ну, просто стремился всё делать лучше. Я часто такой пример привожу: два человека занимаются спортом, один становится мастером спорта, а другой – заслуженным мастером. Так и здесь. У нас же станки были универсальные. Вот, скажем, опорный вал к прокатному стану – сложная деталь, где-то 50-60 тонн весит… Со временем думаю – а почему все так делают? Предложил кое-что изменить, оказалось – большой прогресс! И то, что другие делали за полсмены, я делал за полчаса.
– При этом погрешность измерялась в миллиметрах?
– В микронах. Даже измерительное оборудование на крупногабаритных деталях применяли не из металла, а из дерева, потому что у этого материала практически нет температурного изменения. Позже появились электронные измерительные устройства. Кстати, я одним из первых на заводе получил личное клеймо "№380", которое ставил на изготовленных мной деталях – без ОТК, отдела техконтроля. И за всё время – ни одного брака с деталями, вышедшими под клеймом №380. Это тоже позволило экономить время, а то за представителями ОТК порой бегать приходилось.
– Работали на отечественный рынок?
– Нет, не только. Для Индии делали опорные валки к прокатным станам, роторы для Франции и Англии, потому что их собственные разрывало. В Чехословакию, Польшу и другие страны продукцию поставляли, в том числе легендарные шагающие экскаваторы. Буровые установки делали, дробильно-размольное оборудование.
– А работа высококлассного токаря как оплачивалась? Больше инженера, наверное, получали?
– У меня зарплата была сдельной – конечно, я был заинтересован в том, чтобы хорошо работать и заработать.
Когда достиг серьёзных результатов, получал на уровне с директором завода.
А если вспомнить, как начиналось, то в 1958 году я в декабре демобилизовался, в январе 1959-го поступил на работу, осенью женился, а уже в 1960-м купил мотоцикл "ИЖ", затем "Урал". В то время это могли себе позволить немногие.
Кстати, на "Уралмаше" было своё строительно-монтажное управление (СМУ), и если человек нормально работал, то мог пораньше получить собственное жильё.
Сейчас говорят, что уравниловка была, но это неправда. Была прямая заинтересованность работать на результат. И не за награды, а просто чтобы жить по-человечески. И вообще тогда работать считалось, как бы сейчас сказали, хорошим тоном. После смены, например, шли помогать строить стадион – казалось, обычное дело, но это была настоящая, интересная жизнь! И работа была в радость, потому что мы трудились и на себя, и на государство.
– Какой, на ваш взгляд, момент в жизни завода стал для него переломным, даже трагическим?
– Я вспоминаю одну показательную историю, кажется, начала 90-х годов. Тогда я ещё работал, и заметил коллеге-токарю, мол, почему молодых ребят не обучаешь? А мне в ответ: а на кой это надо – сегодня я его обучу, а меня завтра уволят. И я понял – всё, совсем другие отношения начались. И понеслось – сокращения, увольнения, снижение заказов и дальше, по наклонной. Насколько я знаю последние цифры, работающих осталось две тысячи человек, со всеми управленческими кадрами – около четырёх тысяч. При мне было 40 тысяч, и всё было привязано к заводу –соцгородок, схемы маршрутов общественного транспорта, Дворец культуры, стадион и так далее. Завод для нас оставался, действительно, настоящим домом.
– В этом году вам исполнилось 82 года, а "Уралмашу" – 85 лет. По-моему, вы себя чувствуете гораздо лучше, чем завод?
Ну, да, я-то не развалился. Мы, ветераны предприятия, между собой невесело рассуждаем, что на следующий юбилей будем собираться на похоронах, ведь ничего может не остаться от завода…
Конечно, об этом больно говорить. Всю свою жизнь, как родился, я провёл на Уралмаше – имею в виду и завод, и район города. Только в армию служить уезжал – в Московский военный округ, в город Брянск, в радиолокационные войска.
– Тем не менее, что бы хотели пожелать родному заводу?
– Чтобы он всё-таки поднялся. Помните, писатель Максим Горький назвал "Уралмаш" "Отцом заводов"? Ведь мы там буквально всё делали, прокатные станы, буровые установки, все необходимые детали: литейное, кузнечное производства были собственные, это просто красота, как вспомню! Сейчас какие-то детали заказывают, например, в Ленинградскую область. Но это же колоссальные затраты, в том числе по времени – просто ужас. Тяжело на это смотреть… В моё время, даже если к детали, сделанной литейщиками или кузнецами, возникали претензии, вопрос решали оперативно, на месте, благо, что и технологи, и проектный институт (НИИ "Тяжмаш") – около шести тысяч человек – находились буквально под рукой. Институт, кстати, тоже закрыли. А мы всё быстро решали в своём кругу, сейчас о таком только мечтать приходится.
Прокатные станы не производим, хотя они по 40 лет без капитального ремонта служили, а некоторые до сих пор работают! Буровые установки по 300 единиц в год делали, приятно вспомнить! Сейчас нефтяники и газовики до сих пор живут за счёт того, что было сделано на "Уралмаше" в своё время. Но, увы… На Кольском полуострове, например, наша уникальная буровая на сверхглубокой скважине для изучения земной коры из расчетных 15 километров прошла 12,5 – и её при Ельцине решили остановить, законсервировать. Это тоже факт. А ведь так вглубь Земли ещё никто не заглядывал.
Сейчас заказы по буровым – в единицах меряют. Мы и карьерных экскаваторов почти 300 штук ежегодно выпускали, столько же дробильных комплексов для обогатительных комбинатов. Вон сейчас на "Уралмаше" делают гидравлический экскаватор с объёмом ковша 16 кубометров. Пришёл я к сборщику поинтересоваться, что и как (нас как ветеранов привезли). Оказалось, гидравлика из Германии, двигатели из США, а из нашего – гусеницы, стрела да сам ковш. Одним словом, нехорошо…
– Значит, следите за судьбой завода?
– Следим, хотя и больно всё видеть. Ладно, хоть теперь "Уралмаш" не на боку лежит, а привстал, поэтому искренне желаю ему подняться.
– С ветеранами завода общаетесь?
– Да, встречаемся, конечно. Но из тех, с кем начинал, очень мало осталось живых. Из моей бригады уже никого нет на этом свете. Но стариков у нас ещё осталось прилично, ветеранское движение соблюдается.
– И какое настроение у "аксакалов"?
– Следим, что на заводе происходит. Дирекция обещает, что, вроде, заказы пойдут. Будем надеяться.
А пока то, что видим – печальное зрелище.
– Вы очень активный человек, а как оцениваете политику современных руководителей государства? Например, как вам пенсионная "реформа"?
– Безусловно, я против этого. Не надо говорить, что у нас нет денег на пенсионеров, всё есть! При СССР не было Пенсионного фонда, но государство за этим делом следило, всем платили, как положено. Сейчас молодёжи некуда устроиться, а людей старшего поколения куда денут? Это такой клубок закрутится дальше – не размотать. Я так мыслю, что безработица подскочит, жилья людей начнут лишать, кто за него не сможет платить, беспризорных и бездомных станет больше.
– Обидно за страну? Или всё-таки есть поводы для оптимизма?
– Последнее время много стали заниматься армией, подняли её престиж. Здесь претензий у меня нет. А вот по социальным вопросам… Мы были воспитаны в СССР, в социалистической стране, и сейчас я никак не пойму, почему в России есть сверхбогатые и нищие, а прослойка между этими крайними точками всё больше размывается. Ведь это недопустимо!
– Есть такое мнение, что средний класс – опора государства…
– А где он? Есть богатые, сосредоточившие в руках огромные деньги, и "остальные", всё больше скатывающиеся к бедности. Когда в России 200 человек имеют суммарный доход больше, чем всё государство – о чем говорить? Неужели не понимает руководство страны, что среди этих категорий – сверхбогатых и нищих – ему поддержки не найти? Но ведь так не должно быть!
– С высоты вашего положения и прожитых лет – что думаете о молодежи?
– Она хорошая, только надо ей дать возможность учиться, желательно бесплатно. И распределение после вуза – тоже очень важно. Раньше эта система отлично работала, а если женатый – сразу жильём обеспечивали.
Мы тогда не боялись за свое будущее. Понимали: хороший труд должен хорошо оплачиваться, а если ты лодырь, то ничего не получишь. А сейчас, не знаю, за молодых и страшно бывает. Закончил институт – и "свободный график", иди куда хочешь. Кто-то себя находит, кто-то нет. Есть и такие, кто ничего не делает, безобразничают, но на дорогих джипах разъезжают, потому что у них родители где-то там, при власти, при деньгах…
Вот у меня два внука, старший наш юридический университет закончил, затем магистратуру, сейчас в управлении железной дороги работает. Младший после магистратуры Уральского государственного экономического университета пошёл трудиться в банк, думал на производство пойти, но так получилось. Нормальные парни, я их всегда к труду приучал. Меня, естественно, слушаются. Правнучки появились, старшей семь лет, младшей два года. И два правнука, обоим по четыре годика. Конечно, хочется всем им хорошего будущего.
– Звания Героя Социалистического Труда уже давно нет, зато появилось просто "Герой Труда Российской Федерации". Но где место подвигу для такого героя в условиях рыночной экономики?
– Да, если отказались от социализма, то и звание, понятно, ни к чему не обязывает. А труд в современной России в основном в частных руках, граждане в основном трудятся на себя, а не на государство. Но ведь награждают людей, человек по пять за год, значит, критерии есть, и есть достойные люди. И пусть, и хорошо, что награждают.
Редакция благодарит пресс-службу УрГЭУ за помощь в организации интервью
