У Греческого проекта Екатерины была цель — создать государство со столицей в Константинополе. Но еще до формирования этого проекта у императрицы была возможность потренироваться. Чесменская победа 1770 года дала России возможность попробовать себя в строительстве греческого государства — только не на материке, а на островах. В результате морского триумфа Алексея Орлова над турками российское подданство приняли острова Эгейского архипелага.
Политический эксперимент
Изначально глава российской внешней политики Никита Панин собирался сделать из российских островных приобретений государство по образцу «Голандских генеральных статов соединенных Нидерландов»: «Они, отложась тогда от Гишпании, сделали конфедерацию между семи своих провинций и, подняв орудие против своего тирана, достигли до признания себя независимою областью от всех держав; а при том учредили себе правительство в одном корпусе, составленном из выбранных депутатов от каждой провинции».
Но руководство морской экспедиции так и не получило из Петербурга конкретного ответа, каким должно быть государство на освобожденном от турок архипелаге, и действовало методом проб и ошибок. Как пишет историк Елена Смилянская, «это был эксперимент, в котором командующие экспедицией смогли проявить себя как верноподданные, радеющие за державу Великой Екатерины и практически старавшиеся претворить в жизнь некий просветительский идеал так, как он был ими понят. <...> В 1770–1774 годах в Средиземном море Россия в первый раз в своей истории создавала заморское государство, гарантировала ему свою защиту и покровительство, учила его жителей самоуправлению».
Создание княжества
В октябре 1770 года Алексей Орлов обратился ко всем островам архипелага с приказом повиноваться адмиралу Григорию Спиридову и «графу Джоану Войновичу», назначенному российским управляющим островов. Для знакомства с населением (и организации выплаты податей) Спиридов и Войнович разослали по архипелагу 10 вопросных «пунктов» и с декабря по март получали от представителей островной аристократии ответы о численности населения, укреплениях, податях, производимых продуктах и товарах. 12 января 1771 года, основываясь на полученных сведениях, Спиридов потребовал от 14 островов публично признать зависимость от Российской империи:
«Естли в вас дух благородства древних греков ваших прапращуров — ныне время избавиться от рабства всегда отягчающих вас агарян... Ежели же положите точно под покровительством нашего оружия освободиться от рабства и подданства агарянскаго и возставить древнею вашу славную греческую волность, то надлежит вам, немало не боясь турков, ныне публично отказатца от рабства и подданства турецкаго и турков... на острова свои не пускать».
После периода подчинения российскому флоту Спиридов обещал островам возможную независимость. Уже к концу февраля 1771 года 18 островов архипелага прислали свою «слезную мольбу» к императрице всероссийской «принять в вечное защищение и покровительство несчастливый архипелаг», и Спиридов объявил эту группу из небольших островов «Архипелагским великим княжеством». При этом депутатам с островов удалось выторговать у адмирала значительно больше свобод, нежели было у подданных в Российской империи.
Генерал-адъютант Павел Нестеров, еще один россиянин, озаботившийся самоуправлением островов, также добивался того, чтобы на каждом острове ежегодно проходили выборы «началников», «главнейших всего острова членов», или «островских депутатов». Однако островитяне, судя по всему, не совладали с самоуправлением: в 1773 году жители острова Самос просили прислать им «российского человека, который знает российские законы» (вопреки идее Нестерова решать все споры по островным традициям).
Когда такового островитянам прислали, они выражали слезную благодарность: «потому что мы прежде были, как овцы без пастыря». Спиридов составил проект идеального обустройства княжества, в котором предлагал формой управления республику, или «архидукство» по венецианскому образцу, — в отличие от России, где единственной возможной формой правления Екатерина видела самодержавие. Верховную власть Архипелагского княжества адмирал хотел отдать сенату, состоящему из представителей островов.
Русские — хозяева греческих островов
Российские моряки вместе с приехавшими учеными и путешественники провели перепись населения островов, озаботились картографированием, описанием поселений, рельефа, полезных ископаемых, античных руин, монастырей и церквей. Ученый и моряк Матвей Коковцев описывал главный храм острова Панагия:
«Во оном местечке между протчими ныне стоящими в ней церквами находитца примечанию достойная церковь во имя Успения Пресвятыя Богородицы, весма древнего построения и ныне еще в хорошем состоянии, доволной величины и вся складена на извеске из мраморнаго камня, а внутри изрядного украшения, а особливо мраморными ж столбами коринтического издания... Строена ж та церковь от греческой царицы Елены, матери Великаго Императора Константина, во время возвратного ея пути из Ерусалима в Константинополь, и названа оная церковь Экатаполиани, а все оное происходило в четвертом веке после Рождества Христова, а прежде построения оной церкви на том месте было ельленское сборище».
На острове Наксия Алексей Орлов предпринял эксперимент по созданию в Архипелагском княжестве своего просветительского центра, ориентируясь, судя по всему, на проекты, претворявшиеся в жизнь в это время в России императрицей и Иваном Бецким. На Наксию были собраны мальчики из семей различного состояния, которых Орлов содержал на свои деньги, в изоляции от семей, в надежде вырастить «новую породу людей» будущего Греческого государства. После отъезда Орлова Спиридов отправил «малолетних гречат 46 человек... в число кают юнг на разные корабли», чтобы учить морскому делу. С июля 1773 года Орлов решил перевести свою школу в Пизу. Когда флот покидал Средиземноморье, греческих школьников забрали из Пизы в Россию, и школа продолжала существовать уже в Санкт-Петербурге.
При российском покровительстве жители архипелага стали платить в три-четыре раза меньше податей, чем при турках. При этом они взвинчивали цены на продукты, которые продавали русским морякам. Капитан Хметевский вспоминал:
«В Аузе, да и на прочих островах, харчь, обувь и платье весьма дорого, так... курица шесдесят, говядина шесть копеек фунт, а баранина еще того дороже. Да и то продается не всегда. Яицо по три денги, хлеб на рынке по десяти копеек фунт. Ежели ж вычислить, что жалованья нам червонец дается, два рубли шесдесят пять копеек, а отдаем два рубли сорок копеек: так еще цена больше прибавится».
Столица
Самым успешным предприятием русских на островах можно назвать создание на острове Парос в Аузе военной базы российского флота и столицы государства.
Рыбацкая деревня Ауза (Наусса) была невелика, но имела защищенную глубокую бухту, в которой можно было ставить на якорь не только «мелкие суда», как в столице острова Парос Парикии, но и военные корабли. Высадившись на берег, инженер-офицеры Можаров и Тузов получили такие сведения об Аузе:
«Дворов во оном местечке, в коих имеют жительство греки, считают до 200, построены из плитнаго камня, некоторые на извеске, а другие и на глине весма худо, и почти все об одном жилье без всякаго украшения, а улицы между оными некоторыя хотя и прямы, но гораздо уски, к тому ж жители по своему худому обыкновению изо всех домов выносят разные нечистоты и бросают во оных, от чего бывает завсегда болшая духота. Церквей и монастырей, как в самом местечке, так и около онаго вблизи, щитают 35, да несколко подалее в полях 25, но токмо из сего числа много пустых и развалившихся, а целых, в коих ныне греки отправляют службу, находитца церквей и монастырей 9, которые так же, как и дворы, простаго из плитнаго камня построения, к тому ж и неболшия».
Высадившиеся в Аузе россияне (в разное время — от 2500 до 5100 солдат и матросов) быстро насадили на берегу полувоенные порядки. Они, в частности, касались и гигиены; было дано распоряжение:
«Жителям накрепко подтвердить, дабы на улице никаких пометов отнюдь не было, а всякой бы имел чистоту пред своим домом, также в каналах, где вода протекает, платья не моют, и скотину не резать, и кишок мыть не велеть, а мыли бы платье и протчее пристойное тех каналов близь моря».
На острове строили военные укрепления и госпиталь, дома и казармы, хлебные мельницы, парусную и прядильную палаты; местную военную базу восторженные наблюдатели окрестили «вторым Кронштадтом». Итог существования русской столицы Архипелагского княжества подвел француз, граф Шуазель-Гуфье, побывавший в Аузе в 1776 году, когда россияне два года как покинули архипелаг:
«Все, что построено русскими, еще существует. Многочисленные батареи для защиты входа в бухту: они расположили по правую сторону от порта и на рифах, чтобы огонь перекрывал пространство вместе с первыми батареями. Этого огня было бы более чем достаточно, чтобы поразить турецкие корабли, однако превосходная артиллерия стала почти бесполезной из-за медлительности, с которой она служит. <...> На берегу были магазины, кузницы и судоремонтные мастерские. Именно в этой части стояло на якоре большинство кораблей эскадры. И сейчас она загромождена каркасами нескольких судов, которые были не в состоянии служить русским в момент их ухода, они были оставлены или потоплены».
Античное наследие
В последней трети XVIII века, в пору торжества классицизма, Восточное Средиземноморье начинает восприниматься как родина античной культуры. Регион начинают трактовать не столько как сакральное христианское пространство, ориентированное на Иерусалим, сколько как место средоточия классических древностей. Греческое население Средиземноморья рассматривают едва ли не как современных носителей античной культуры, расцвету которой препятствует турецкое иго.
Русским, приплывшим на архипелаг с орловской экспедицией, пришлось испытать разочарование: современные греки оказались не похожи на древних спартанцев и победителей при Марафоне. И россияне, и европейцы стали сходиться на том, что жители островов, пренебрежительно относившиеся к античным памятникам, недостойны своего великого прошлого. По факту это служило оправданием коллекционированию и вывозу культурных ценностей: «древния мраморныя штуки», по выражению Спиридова, с архипелага скоро стали экспонатами Эрмитажа.
Могила Гомера на острове Иос
Одновременно на островах стали происходить археологические разыскания. Главную сенсацию произвел голландский путешественник Гендрик Леонард Паш ван Кринен. Он утверждал, что на острове Иос ему удалось раскопать ни много ни мало могилу Гомера. Паш ван Кринен якобы отыскал «мужика», который знал от «отца и деда», где «хранится сокровище Гомерово». Спустя месяц раскопок голландец нашел «сокровище наук, которои я искал: то есть тело Гомерово, сидящая на камне вместо стула, но как токмо скоро крышку сняли и дотронулись до онаго трупа, то оной весь рассыпался. И одну игать с пестом из аспиднаго чорнаго камня, которая к растиранию чернил или красок толко служить могла». Чернильница окончательно убедила археолога в том, что это могила древнего поэта. Прежде чем быть разоблаченным, «открытие» произвело фурор в прессе.
Конец княжества
Архипелагское княжество прекратило свое существование в 1774 — начале 1775 года после заключения Кючук-Кайнарджийского мира и ухода российского флота. К тому времени строительный пыл русских значительно поубавился, недовольство греков и русских друг другом нарастало. За 1770–1774 годы стало очевидно, что островитяне не способны сами себя защитить, а содержать военные силы не могут.
С течением времени и Екатерина теряла интерес к Архипелагскому княжеству. Тем не менее императрица не могла не мифологизировать краткий эпизод владычества над архипелагом. В 1775 году она проектировала серию памятников, посвященных экспедиции, и в надписях к ним целью всего предприятия было благородно объявлено только лишь «вспоможени<е> благочестивых греков и освобождени<е> их от ига нечестиваго турка».
И конечно, Екатерина не могла забыть, что ей повиновалась земля, ранее носившая древних греков. В памятные надписи, разумеется, попало, что «Гомерова гробница на острове Нио окружена была росийскими победительми». Памятник в честь острова Серфо Екатерина собиралась украсить статуями, так как «Медуза обращала здесь людей в каменныя штатуи». Остров Андрос, утверждала императрица, славен лишь тем, что «в древности покорялыся Афинской Минервы по в сем веке российскому победоносному оружию». Аналогично «остров Термия ознаметился Амфитритовы разорении в древности да в нынешном веке, что Россия принадлежал три года».
Это один в один идеология и эстетика Греческого проекта, который скоро увлечет императрицу. Кроме того, появление русского флота у берегов Греции и поддержка, хоть и неудавшегося, восстания 1770 года против турков были замечены в Европе. Современный исследователь Дэвид Рёссел именно с этой даты отсчитывает начало европейского увлечения Грецией как родиной европейской демократии и образцом наук, Разума, искусств, вкуса и гармонии. Как пишет Елена Смилянская, «русские, сами того не чая, в известной степени задали тон филэллинизму интеллектуальной элиты Европы конца XVIII–XIX веков».
