Не я заметил, что во времена лихолетья народ мобилизует свои силы и консолидируется, становится добрее и сострадательнее. И это логично, ведь в наших генах заложена возможность самовыживания за счет помощи ближнего, за счет обострения социальных инстинктов. И выживали… И исключительно благодаря взаимовыручке и взаимопомощи. Этой способностью ко взаимопомощи и отличаются русские от других народов.
В восставшем против нацистской хунты мятежном Донбассе настали странные времена. В условиях гибридной войны одни обедают в модных кафе, другим – просто не хватает хлеба, а третьи не могут помочь своим бедным соотечественникам, даже если очень захотят. Дело в гордости, с которой отвергают многие немощные дончане любую личную помощь. Особенно часто так ведут себя люди старой закалки.
И вот некоторые наиболее продвинутые из числа прогрессивной молодежи вспомнили о доброй традиции, прочно укоренившейся в Америке и Европе. «Подвешенный» или «отложенный» кофе – настолько популярны в кафе и ресторанах мира, что порой оплаченных чашек в некоторых заведениях скапливается десятки. Ну а в Москве, Питере и других крупных городах России случаются не только «подвешенные» кофе и чай, но и хлеб, молоко, а порой и целые комплексные обеды. Какой-нибудь не рассчитавший свой бюджет бедолага может без унижения просто подойти и взять себе что-нибудь бесплатно.
Эту добрую традицию, конечно же, подхватили в Донбассе. Хотя помощь дончан порой выражается более адресно, но не менее анонимно. Стоя в очереди в кассу, мы уже привыкли оглядываться назад. И если взгляд находит в толпе бедно одетого старика или многодетную мать, при оплате своих продуктов можно оставить некоторую сумму для них. Это работает, и это совершенно не напрягает гордых донецких стариков. Кто заплатил за молоко и хлеб? Добрые люди. Попасть в число таких добрых людей — не только право, но и долг, и все больше дончан этот долг реализуют.
Вот типичная картинка в отделе небольшого районного магазинчика. Передо мной – старичок в застиранной рубахе навыпуск. Несколько дней не видевшее бритвы морщинистое лицо крайне расстроенного пожилого человека, нервный, болезненный взгляд:
- Дочка, я без курева не могу, пятьдесят пять лет курю. Без хлеба переживу, а без затяжки сдохну!
- Дедушка, я все понимаю, да только сами еле концы с концами сводим, не могу я постоянно за Ваши сигареты платить, — вздыхает продавщица Мария, — нам даже в долг теперь запретили товар отпускать.
Незаметно киваю ей — дай деду пачку «Примы». Нет, две. Сам заядлый курильщик, понимаю людей, вот так оставшихся без затяжки. Не в том возрасте этот человек, чтобы резко бросать курить. Для того чтобы безболезненно отказаться от табака, нужны специальные препараты и целая программа. А у деда и на пачку дешевых сигарет-то денег нет.
А в соседнем отделе весело судачат с продавщицей двое молодых ополченцев. У одного — Георгиевский крест, серебром поблескивающий в полумраке знак особой отваги и мужества. Две секунды — и в руку деда врезается ручка массивного пакета, из которого торчит буханка хлеба, палка копченой колбасы и что-то там еще. Парни, убедительные в своей трогательной заботе, провожают дедушку до выхода, а потом просят новый пакет и закупают провизию заново. Обмениваемся взглядами, я понимающе улыбаюсь ополченцам. А в глазах немолодой продавщицы — слезы.
Не покорять Донбасс хотят эти парни, а защищать. Меня, тебя, продавщицу Марию, этого беспомощного старика. Вон ту стайку детворы, заговорщически отсчитывающую на крыльце магазина рублевые монетки, выданные родителями на сладости. Это ослепительно голубое небо, эти ухоженные, аккуратные домики вдоль дороги. Этот мир, предпочитающий в землю лечь, но говорить на родном языке.
Без них, наших защитников, мы не смогли бы дать отпор упырям с черно-красными нашивками на засаленном камуфляже, не смогли бы стать настоящим форпостом России. Растворились бы в мутной жиже насильственной украинизации, исчезли бы бесследно, из народа превратились в народонаселение, а позже — в контингент.
Вышли из магазина вместе, закурили. Не сговариваясь, протянули друг другу руки, пожали и разошлись. Каждый пошел своей дорогой, унося с собою частичку добра, только что переданного незнакомому человеку. Отложенного добра.
