Слово лежит в основании мира. Словом Господь сотворил мироздание. Слово отождествил с собой. Слово — это и всеобъемлющая божественная неподвижность, и могучий порыв, сотворивший мир. Словесность — это божественность. Русская словесность — это область духовной жизни, в которой летают божественные смыслы. Русский писатель, создавая образы своих героев, добрых и злых, описывая картины войны и мира, схватки добра и зла, человеческое грехопадение и воскресение, добывает божественные истины, как это делает молитвенник, стоя у алтаря.
Русская поэзия и проза есть длящаяся непрерывно из поколения в поколение молитва, произносимая такими словами, чтобы слова эти услыхал Господь. Русские стихи, романы и повести — это ответ Творца на молитвенный вопрос, с которым обращается к нему русский художник.
Русская литература — это псалом, обращаемый к Богу. В русской литературе — от самой древней, монастырской вплоть до стихов последней грозной войны — содержатся основы, на которых зиждется идеология государства российского. Политики, придворные теоретики вычерпывают эти основы из литературных творений, придают им формулировки, согласно которым двигаются полки, осваиваются бескрайние территории, строятся города — вершится народная история.
Красный советский проект начинался с книг. «Разгром» Фадеева, «Оптимистическая трагедия» Вишневского, поэмы Маяковского — все эти книги были идеологическими реакторами, из которых в народную жизнь изливалась красная идеология.
Советский проект завершался книгами. «Белые одежды» Дудинского, «Дети Арбата» Рыбакова, «Печальный детектив» Астафьева, «Пожар» Распутина, а до этого «Архипелаг ГУЛАГ» — эти книги были наполнены мертвой водой, которой Горбачев заливал пылающий красный очаг.
Сначала книги, потом — идеология. Затем — либо великие стройки и военные победы, либо крах страны и Беловежские соглашения.
Три потока присутствовали в советской литературе в последнее десятилетие. «Городская» проза с ее лидером Трифоновым, в которой мучительно, как угар, копилась боль беспощадных репрессий, социальных неудач и разочарований интеллигентов, мечтавших о рае земном, а получивших ГУЛАГ.
В «деревенской» прозе, где господствовали Астафьев, Белов и Распутин, была другая боль, связанная с умиранием русской деревни, — того огромного тысячелетнего уклада, в котором народ осваивал неоглядные земли, создавал многодетные семьи, выращивал неповторимую культуру и исчах под гнетом непосильных трат и напастей. Войны внешние и внутренние, превращавшиеся в кровавые бойни, чрезмерное насилие, которым крестьян отрывали от пашни, превращали в индустриальных рабочих, боевых офицеров, военных инженеров.
Оба направления — городское и деревенское — с двух разных сторон подтачивали государство, иссушали его идеологию.
Третье направление — советский эпос Петра Проскурина и Анатолия Иванова — не смог противодействовать этим двум желобам, по которым утекала прочь государственная идеология.
После исчезновения СССР исчезли все три упомянутые направления. Антисоветизму «городской», «трифонианской» прозы нечем больше было питаться — Советский Союз исчез. «Деревенская» проза, возлагавшая вину за крестьянские беды на беспощадное и грозное государство, исчезла вместе с самим государством, вместе с самой деревней, которая к началу нынешнего века утратила все свои традиционные формы.
Третье направление, состоявшее из певцов СССР, было ненужным и невозможным без существования самого СССР.
Литературный постмодернизм, возникший в 1990-е годы, напоминал поле боя, усеянное убитыми воинами, среди которых двигаются проворные мародеры, обирающие хладные трупы, складывают в общую телегу их золотые кресты и полумесяцы, их ятаганы и бердыши, их кольчуги и латы. Постмодернизм исчез, как исчезают грабители, когда грабеж завершен, когда все драгоценности сняты с мертвецов и на трупы опускаются стаи черных клюющих птиц.
Казалось бы, псалмы перестали звучать. Литераторы больше не обращались к небу, а только делили между собой уворованное наследство.
«Но песня — песней всё пребудет,
В толпе всё кто-нибудь поет».
Среди унылого карканья, среди шелестов распада и тления начинает звучать новая музыка, новое литературное направление, новый духовный поиск. Художника волнуют тайны русской истории. Загадочная природа государства российского, которое то взлетает до звёзд, то обрушивается в мрачную пропасть. Природа русского страдания, русского героизма и жертвенности, природа русской победы. В чем смысл существования России? В чём историческая задача русского народа? Что делает русских мессианским народом? Что есть русское чудо и русская святость? Почему такую цену платит Россия для искупления греха, не ею самой совершенного? Это направление включает в себя историков, богомыслов, философов и, конечно, художников литераторов, поэтов и песнопевцев. Начинается новая огромная работа, в которой народившееся государство обретает свой смысл и свое оправдание.
Литература, которая, казалось бы, выведена за пределы общественной жизни, по-прежнему является садом, где взращивается идеология нового государства российского. Цветы этого сада, порой, знакомые, порой поражающие и пугающие своими небывалыми фантастическими лепестками, эти цветы становятся достоянием политических практиков. Их аромат чувствуют самые прагматичные и глухие к духовным красотам люди, как если бы мимо них кто-то невидимый пронес букет цветущей сирени.
Литература важна государству так же, как важны ему самолеты и подводные лодки, нефтепроводы и лаборатории генной инженерии. Литература — это огромная обогатительная фабрика, сквозь которую пропускаются тонны пустой породы, и из нее добываются драгоценные крупицы человеческих представлений о бытии.
В послевоенные годы, когда разгромленные города еще не были восстановлены, когда началась первая фаза холодной войны, когда Советский Союз должен был мощно выстраивать свою ракетно-ядерную оборону и, израненный после войны, все оставшиеся силы бросал на создание ракетно-ядерного щита, Сталин вдруг обратился к языкознанию. И этому изумляются сегодняшнее либеральные скептики, объясняя всё чуть ли не старческой прихотью вождя.
Но причина в том, что для Сталина русский язык, которым он вдруг стал заниматься, являлся языком победы. Русский язык, по мнению Иосифа Виссарионовича, должен был стать мировым языком. Когда в Ялте на встрече с Черчиллем и Рузвельтом он чертил тросточкой конфигурацию послевоенного мира, то думал о русском языке как о языке мирового общения, как о громадной, интегрирующей, наполненной великими победными смыслами силе.
Недавно Путин собрал свой совет, посвятив его русскому языку и литературе. Это тоже многим кажется курьезным и несвоевременным. На дворе кризис, идет экспансия Запада, бушует война на Украине, и в этих условиях вдруг заводится речь о русском языке. Но недоумение скептиков свидетельствует о том, что они не понимают смысла задач, которые стоят перед молодым, несовершенным и уязвимым государством российским.
Ведь и война на Украине во многом носит лингвистический характер. Это сражение за язык! Там сражаются языки, и для понимания той войны недостаточно суждений офицеров Генштаба, геостратегов или специалистов по углеводородной транспортировке в Европу. А здесь немало могли бы сказать утончённые лингвисты, знатоки русского и украинского языков.
Почему сегодня важен русский язык? Конечно, он носит технические нагрузки — это язык межнационального общения в нашей новой империи, где столько разных языков, культур, тенденций.
Без русского языка мы распадемся. Как если бы вдруг распались железные дороги или авиационное сообщение. Да что говорить! Дагестан распался бы без русского языка, потому что он инкрустирован множеством народов, языков, культур, и Дагестан между собой общается на русском языке. И это очень важно.
Но русский язык — это и таинственный волшебный инструмент извлечения смыслов. Все возникающие в мироздании идеи, открытия, смыслы приходят в человечество, только будучи изреченными, лишь когда эти смыслы захвачены языком и получают название через язык. Поэтому в сегодняшнем драматическом, меняющемся мире, в котором самым острым недостатком является недостаток смыслов, язык, в том числе и русский язык, не менее насущен, чем самолеты с изменяющейся геометрией крыла или ракеты, летающие на гиперзвуке. Через язык человечество заглядывает в непознанное, неизреченное, нарекает это неизреченное, приближает к себе и превращает всё это в практику.
Русский язык обладает свойствами, которыми не обладает ни один другой язык мира. Это язык, в котором звучат особая музыка, особые ритмы, есть особая внутренняя светоносная сила. И с помощью своих ритмов язык входит в резонанс с мирозданием. Мироздание открывает языку свои тайны, свои особенности. Именно поэтому русская литература и русская душа наполнены началами и энергиями, неведомыми другим народам.
Что такое таинственная русская душа? В чем ее таинственность? Она таинственна, потому что через русский язык душа постигает энергии и смыслы, знания, которые не способны добыть люди с помощью других языков. И уникальность русского человека, русского народа и русской литературы в том, что с помощью русского языка добываются волшебные смыслы. Великое русское сострадание, великое русское смирение, великая русская жертвенность, великая русская душевность, великая русская мистическая вера — все эти свойства наш народ получает с помощью восхитительного языка.
Поэтому сегодняшняя деградация, ущербность русского языка, выпадение из языка огромного количества слов, которые употреблялись нашими предшественниками, угасание музыки языка приводит к исчезновению волшебных знаний и представлений.
То и дело слышишь, что в нашем народе поселился зверь. Да попросту этот зверь, эта тьма, которая пришла в народ, больше не побеждается светом. Светом, который добывается волшебным божественным русским языком. И борьба с тьмой, с падением, со смрадом духовным возможна, прежде всего, через язык, через литературу.
Исчезла русская деревня, которая на протяжении столетий была неиссякаемым кладезем русского языка, постоянно генерировала русский язык. В деревне рождались поразительные слова, образы, языковые культуры, песни, сказы. Каждая деревня имела свою устную литературу. Деревня исчезла и больше не в состоянии обогащать язык.
Почти исчезла рафинированная интеллигенция. Та дворянская, а потом и разночинная интеллигенция, которая владела языком и наполняла им свои гостиные, съезды, балы, свои переписки, эпистолы, свои общения. Та интеллигенция исчезла, и через нее перестали восполнятся языковые формы, языковые сущности.
Но осталась литература. И сегодня русская литература — единственный источник, через который восполняется язык. Поэтому угасание самой литературы, уход литературы на периферию жизни, отчуждение её от народа, от читателя пагубно. Писатели — языкотворцы. Писатели творят язык. Они сберегают прежние формы, они создают новые и вбрасывают язык в общество, в сферу публичного общения. Несмотря ни на что, литература продолжает создавать эти формы. И власть — Путин и его советники — чувствуют это. Поэтому 2015 год объявлен Годом литературы.
Русская литература была лабораторией, в которой создавались идеологии. Справедливо утверждение, что Россия и русская культура бедна философами, скудна речёной философией, не богата теми философиями, которые превращались в системы, подобные гегелевской, кантовской или шопенгауэровской философиям.
Однако русских идеологий очень много — много идеологических тенденций. Они рождались в литературе —на страницах писательских текстов создавались идеологии. И в 19 веке, например, этих идеологии было немало. Была идеология тургеневского Базарова, философия малых дел. Когда целое поколение сформулировало себе теорию малых дел и воплощало ее для улучшения общего бытия. Была идеология Чернышевского с его Рахметовым, спавшим на гвоздях. Это идеология аскетизма, жертвования, материализма, усеченного эстетизма. Эту идеологию исповедовали поколения студентов, которые потом с бомбами пошли на Дворцовую набережную Петербурга.
А идеология Достоевского, который создал формулу всемирного русского характера, русской души, русского нрава? Это потрясающая религиозная мистическая философия русского человек, живущего среди тьмы и переводящего тьму в свет.
А идеология Толстого? Теория непротивления злу насилием? А все красные книги, которые открывали красный проект? А все книги, которые закрывали красный проект в период горбачевской перестройки?
Книги — творцы идеологии. И сегодня, хотя литература отодвинута на периферию, власть отринула ее от себя, и писатели предоставлены самим себе, всё равно литература творит идеологии. Их творят не чиновники в министерствах культуры. Не политологи, собираясь за круглыми столами. Не губернаторы на своих госсоветах. Эти идеологии создаются писателями на страницах книг. И сегодня эти идеологии проступают сквозь литературный процесс, мы присутствуем при схватке идеологий.
Существует либеральная идеология, которая продуцирует, модифицирует и отстаивает либеральный проект, наполняя им умы соотечественников. Существует государственно-патриотическая идеология, которая рождается в текстах государственников-патриотов, идеология, говорящая о великой судьбе русского государства, русского народа, о русском мессианстве, о русской тайне, о неизбежной русской победе. Идет схватка этих литератур, схватка идеологий. И государству не безразлично, чем кончится эта схватка.
Если одолеет литература либерального проекта, то сегодняшним государственным тенденциям в России придется худо — эта идеология овладеет умами просвещённых и образованных граждан России.
Идеология же народно-патриотическая, идеология державного представления о России и русской судьбе, она будет питать тенденции сегодняшнего Кремля. Облагораживать их и давать этим тенденциям живые сочные формы. Мне кажется, государство начало это понимать.
После 1991 года в культуре и литературе доминировали либералы: их книги издавались огромными тиражами, им присуждались все престижные премии, из них формировались делегации, которые представляли русскую литературу за рубежом. А патриотическая культура, патриотическая литература находились в забвении, в опале, в изгнании. Русские писатели в то время были замурованы, предавались остракизму и влачили жалкое существование. Было время нашего литературного русского кошмара. Когда русские писатели, лишенные средств к существованию, вели беспросветную жизнь. Одни спивались, другие умирали, третьи умолкали. Но самые стойкие, самые творческие продолжали работать и творить в немоте и сумерках, в том чулане, куда их затолкали либералы. На ракетных заводах наши инженеры, технократы, не получая по полгода зарплаты, создавали машины, хранили секреты советской техносферы. И дождались момента, когда эти секреты они вынесли на свет божий и стали вновь создавать великолепные самолеты и ядерные реакторы. И русские писатели совершили свой литературный подвиг, выдержав чудовищное давление 1990-х годов, и пронесли в своих душах, в своем сознании светочи русских идеалов, русского языка, русских книг и русских текстов.
И ситуация ныне стала медленно меняться. Государство хотело бы помогать возрождению очень мощной, традиционной для России ветви патриотической литературы, патриотического представления о стране и народе. Русская литература и русский язык — это часть государственного богатства. Не менее важная, чем углеводороды или бриллианты, атмосфера или объем звездного неба, которым располагает государство Новая словесность — не просто сочетание слов, не просто прихоти и забавы изысканных эстетов и утонченных интеллектуалов. Это глаголы русской жизни.
