Глава «Смерша» Виктор Абакумов (справа) лично проводил первый допрос Кента.Фото ИТАР-ТАСС
Виктор Абакумов (справа) лично проводил первый допрос Кента. Фото ИТАР-ТАСС
До войны СССР имел две разведки, действующие за рубежом: военную, подчинявшуюся Наркомату обороны, и внешнюю – структуру НКВД.
Каток репрессий 30-х годов прошелся и по спецслужбам. Но, несмотря на потери, удалось создать разветвленную, хорошо законспирированную сеть почти во всех странах Европы, включая Германию. К началу войны за рубежом действовало около тысячи только военных разведчиков и их информаторов. Более половины из них – нелегалы. Они поставляли политическому и военному руководству СССР полную и правдивую информацию о положении в странах-агрессорах, их планах.
До 22 июня 1941 года еще несколько лет, а первая серьезная схватка с врагами уже началась: в Испании фашистский мятеж. На Пиренейский полуостров потянулись добровольцы из Германии, Италии, далекой Латинской Америки. И из СССР тоже. Одни прямиком направлялись к мятежному генералу Франко, другие – защищать республику. Среди последних был и вчерашний студент ленинградского института, готовившего кадры для «Интуриста» – Анатолий Гуревич, который поразительно легко осваивал иностранные языки.
В числе других молодых людей – добровольцев подал заявление и Толя: хочу защищать испанскую республику... Его пригласили в Смольный, беседовали и на испанском, и на французском. Вскоре лейтенант республиканского флота Антонио Гонсалес – такие звание и фамилию получил Гуревич – был в Мадриде. А еще через несколько дней знакомился с командиром испанской подводной лодки С-4 Иваном Бурмистровым, к которому был назначен адъютантом-переводчиком.
Человек сугубо штатский и сухопутный, Гуревич быстро овладел сложными вещами. И даже, по признанию самого Анатолия Марковича, иногда приходилось непосредственно замещать командира на отдельных боевых постах.
С-4 прославилась своей дерзостью, умелым выполнением боевых задач. Ивану Алексеевичу Бурмистрову, первому из подводников, присвоили звание Героя Советского Союза. Уже в Ленинграде Гуревич узнал, что и он представлен к правительственной награде. Но… Говорят, что Сталин заметил: дескать, республика потерпела поражение, за что же награждать?
ОЧЕРЕДНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
В Москве Анатолий Гуревич отчитался о работе в Испании. Комдив (соответствует сегодня воинскому званию генерал-лейтенант. – В.Ш.) попросил его задержаться в кабинете и предложил остаться на службе в аппарате Главного разведуправления Генштаба Красной Армии.
«Несколько поколебавшись, – пишет Анатолий, – я дал согласие». Все тот же комдив сказал, что ему придется осваивать новое дело. И, вероятно, применять его в зарубежной стране. Анатолий понял: ему надо будет стать радистом и шифровальщиком. О разведывательной деятельности речи не было.
Опустим месяцы напряженной подготовки, обоснование в Бельгии, где Гуревич (простите, уругвайский бизнесмен Винсенте Сьерра, а для Центра еще и Кент) с начала войны в Европе (сентябрь 1939 года) стал заниматься разведработой. 10 мая 1940 года Германия напала на Бельгию, Центр приказал всем разведчикам-евреям срочно покинуть страну. Уехал и глава резидентуры Леопольд Треппер. Гуревич – «уругвайский гражданин» остался и вскоре стал руководителем резидентуры.
С нападением Германии на СССР работы прибавилось, и она осложнилась в разы. Уже 22 июня 1941 года станция слежения в Восточной Пруссии запеленговала десятки доселе неизвестных радиопередатчиков в Голландии, Бельгии, Югославии, Польше и даже в... Берлине! И все они работали на Москву!
Гитлер был взбешен и распорядился немедля собрать лучших специалистов, обнаружить «пианистов» (на жаргоне спецслужб – радистов) этого красного оркестра и ликвидировать его. Так появилась специальная зондеркоманда «Красная капелла».
С легкой руки журналистов уже после войны «Красной капеллой» стали именовать всю разветвленную советскую агентурную сеть. Но в природе этой самой советской «Красной капеллы» не было. Были отдельные группы обеих разведок, даже не знавшие о существовании друг друга.
Кстати, о двух разведках. У каждой были свои задачи, но не исключалось и сотрудничество. И оно понадобилось. В Берлине действовали две разведгруппы: группа Харро Шульце-Бойзена (псевдоним Старшина) и Арвида Харнака (Корсиканец) – сотрудничала с внешней разведкой. Другая возглавлялась кадровой военной разведчицей Ильзе Штебе (Альта). Обе поставляли исключительно достоверную информацию, которая часто ложилась на стол Сталину.
Сентябрь 1941 года. Связь с берлинскими разведчиками ухудшается, а потом и вовсе прерывается. Так необходима информация о ближайших планах немецкого командования, численности и расположении войск. А Берлин молчит. Единственный выход: послать туда человека и на месте разобраться. Но такого человека у руководства внешней разведки нет. И она обращается в Наркомат обороны.
В Центре недолго размышляли, кого направить. Конечно, Кента! В 1940 году он уже выполнял подобное задание: без связи с Москвой оказалась разведгруппа Шандора Радо (псевдоним Дора) в Швейцарии. Кент блестяще справился с заданием. Любознательный уругвайский турист Винсенте Сьерра в Женеве заглянул и в известное агентство «Геопресс», где его любезно принял руководитель фирмы. Агенты гестапо дорого бы дали за присутствие на этой беседе. «Турист» передал «географу» новые коды, шифры, обучил работе с ними.
10 октября 1941 года телеграмма из Москвы:
«Совершенно секретно. Кенту. Лично. Немедленно отправляйтесь Берлин трем указанным адресам и выясните причины неполадок радиосвязи. Если перерывы возобновятся, возьмите на себя обеспечение передач. Работа трех берлинских групп и передача сведений имеют важнейшее значение...» Далее следовали подробные адреса с указанием этажей, поворотов, паролей.
Сообщать адреса и имена разведчиков?! Это была чудовищная ошибка руководителей двух разведок. Немцы шифр узнали. Десятки патриотов были схвачены, казнены, советская разведка лишилась самых эффективных групп.
Формальности на границе прошли спокойно. Сначала Кент едет в Прагу – прекратилась связь с тамошней разведгруппой. Поздно вечером звонок в Брюссель любимой женщине: дорогая, у меня все идет хорошо, только вот устаю и частенько болит голова. Директор – так разведчики именуют начальника ГРУ – узнает: разведгруппа провалена, разведчики арестованы.
Берлин. Кент звонит Альте. Неудача: Ильзе Штебе в городе нет. Кент едет в пригород Берлина, где проживает Курт Шульце – радист Альты. Несколько часов Кент работает с ним: передает программу радиосвязи, тщательно обучает его работе с шифровальным кодом.
Через день встреча с Харро Шульце-Бойзеном. После обмена паролями по телефону уславливаются о месте встречи. Кент прибывает к назначенному месту, останавливается, закуривает сигару и... холодеет от ужаса: к нему приближается офицер. Кента никто не предупредил: Харро – обер-лейтенант.
Затем они идут на квартиру Харро, уединяются, и несколько часов Кент бесцветными чернилами записывает в блокнот разведданные, которые накопились у Харро. Передает немцу программу прямой связи с Москвой, убеждается, что антифашисты умеют пользоваться шифровальным кодом.
Уже в Брюсселе всю ночь Кент шифровал разведданные, утром передал партию шифровок радисту для передачи в Москву. Материала так много, что Кент и сам садится за ключ. В первую очередь идут самые важные сообщения. В их числе и вот эта:
«Кент – Директору. Источник Коро (Коро, Хоро – псевдоним Харро Шульце-Бойзена). Осуществление плана 111, цель которого Кавказ, первоначально назначенное на ноябрь, перенесено на весну 1942 г. Переброска частей должна быть закончена к 1 мая. Материально-техническое обеспечение операции начинается 1 февраля. Линия развертывания для наступления на Кавказ: Лозовая–Чугуев–Белгород–Ахтырка–Красноград. Штаб-квартира в Харькове. Подробности позднее».
Радиограмма была передана 12 ноября 1941 года. Исследователи назовут ее исторической. Германии катастрофически не хватает горючего. Нефтяные скважины Румынии не в состоянии обеспечить моторизированную армию. Только овладев кавказскими промыслами, можно продолжать войну.
19 ноября 1941 года начальник Генштаба сухопутных сил Германии Франц Гальдер записывает: «Совещание у фюрера. Задачи на будущий год. В первую очередь Кавказ (выделено мной. – В.Ш.). Целью является выход на южную границу России. Сроки – март–апрель...» А теперь сравните даты: совещание у Гитлера – 19 ноября, телеграмма Кента – 12 ноября, то есть за неделю до совещания! Нужны ли еще комментарии?
Кент информирует Центр: в Норвегии и Финляндии немцы захватили и расшифровали дипломатический код, которым пользовались советские представительства. А также завербовали руководителя разведки Комитета Шарля де Голля.
Когда специалистам «Красной капеллы» удалось заполучить шифр советской разведки, они стали читать эти радиограммы Кента. И часто впадали в шоковое состояние: многие документы исходили из высших правительственных кругов Германии и попадали в Москву раньше, чем их получали немецкие адресаты.
Прочли немцы и телеграмму Директора Кенту. Он сообщал, что с его информациями ознакомлен Большой хозяин (так в переписке разведчиков именовался И.В. Сталин) и тот выражает благодарность резиденту, представляет его к правительственной награде.
Впрочем, указа соответствующего не было, а значит, не было и ордена.
ОРДЕН ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
23 июня 1944 года Кент получает из Центра телеграмму: «Вы представлены к награде орденом Великой Отечественной войны 1 степени».
Небольшая неточность: в названии ордена слова «Великой» нет. Я награжден таким орденом и тоже 1-й степени. И на нем два слова – Отечественная война.
В телеграмме Центра ничего не говорится, за что награда. В 1941 году тоже не говорилось об этом, но было ясно: за блестящее выполнение архисекретного задания по восстановлению связи с берлинскими подпольщиками. За что же в 1944 году?
После провала брюссельской резидентуры Треппер и Гуревич перебрались во Францию. Треппер обосновался в Париже. А Кент отправился в Марсель, там создавал резидентуру с нуля.
9 ноября 1942 года был арестован в Марселе Гуревич, а 23 ноября в Париже в руки гестапо попал и Треппер.
Анатолий Маркович Гуревич.Фото предоставлено автором
Немцы решили затеять радиоигру с Москвой. Главные цели были две: попытаться разорвать антигитлеровскую коалицию – СССР, США и Великобританию. Они понимали, что высадка союзников в Европе неизбежна, а войну на два фронта им не выдержать. Сепаратный мир с СССР? Сталин ни в коем случае не примет германского эмиссара. Но если Черчилль и Рузвельт узнают, что «дядя Джо» ведет тайные переговоры с Гитлером по радио... А вторая цель – военная: Генштаб Красной Армии должен получать дезинформацию, правдоподобную и от разведчиков, которым полностью доверяет.
25 декабря 1942 года Центр принял очередную радиограмму от Отто, составленную шефом гестапо Мюллером. Начальник зондеркоманды «Красная капелла» Карл Гиринг предложил и Кенту участвовать в радиоигре «Гестапо–Центр». Кент решительно отказался, ссылаясь на то, что он не военный и к разведке никакого отношения не имеет.
Однажды Гиринг вручил ему расшифрованную радиограмму Центра с поздравлением 23 февраля и присвоением звания «капитан». Он понял: разоблачен.
3 марта 1943 года в Центр ушла первая радиограмма с передатчика Кента, тоже приготовленная в гестапо. Принято считать, что Москва не знала до июня 1943 года о том, что Кент работает под колпаком гестапо. Шеф политической разведки Германии Вальтер Шелленберг пишет: «Так мы впервые, используя передатчик Кента, смогли выйти на связь с центральной станцией в Москве. В течение ряда месяцев мы посылали дезинформацию по вопросам, представлявшим существенное значение для русской секретной службы, что вызвало в Москве немалое смятение». Такой хронологии придерживаются и некоторые советские исследователи.
Но вот что сообщает доктор исторических наук Владимир Лота, автор ряда книг и очерков о военной разведке, базирующихся на бесспорных фактах и документах: «Новое исследование всех (выделено мной. – В.Ш.) советских документов этой радиоигры позволяет сделать иной вывод. Он состоит в том, что в Центре стало известно о том, что радиопередатчик Кента работает под контролем гестапо, значительно раньше. А именно 5 марта 1943 года. То есть через два дня, как гестапо включило в игру Кента.
В тот день Кенту принесли очередную «дезу», подготовленную гестаповцами. Неожиданно он попросил добавить несколько слов и продиктовал: «Передайте поздравления товарищу Сталину в связи с присвоением ему звания маршала и 25-летием Красной Армии. Благодарю за присвоение звания «капитан». Передавайте привет моим родителям».
Гестаповцы обнюхали каждую буковку дополнения, не нашли ничего криминального, и в Центр ушло сообщение, которое, по замечанию Владимира Лота, «никогда бы не передал ни один советский резидент».
Москва все поняла, радиоигра пошла по ее сценарию. Кент добился, чтобы сообщения о дислокации, перемещении, численности немецких войск были правдивыми: дескать, Москва проверит, обнаружит несоответствие... Скрипя зубами, Верховное командование пошло на это.
Передатчик Кента работал с полной нагрузкой. Обмен радиограммами – ежедневный. Может, именно за эти ценные сведения представление к награде? Или это за то, что произошло после 16 августа 1943 года? В тот день Кент получает две телеграммы. Вторая повергает его в шок. Директор пишет: «Провал наступления немцев на нашем фронте, события в Италии и неизбежный близкий разгром Германии создают благоприятную обстановку для вербовки. Приступите к разработке людей, шлите на подходящих краткие сведения. При вербовке немцев можете давать гарантии нашего покровительства в случае работы на нас».
Вот это задание! Но телеграмму первыми прочитают гестаповцы. Кент понял: она и предназначена им! Задание надо выполнять, и Анатолий Маркович с блеском это делает: работать на советскую разведку соглашаются начальник «Красной капеллы» полковник СС Паннвиц (в некоторых изданиях – Панвиц, с одним «н»), его секретарша (и любовница) Кемпа, радист Стлука. Это очень важно – появился еще один канал связи с Москвой, о котором гестапо не знает.
Узник завербовал своего тюремщика! Такого в разведке не было. За это представили к награде? Или за выполнение заданий, когда Центр наделяет Кента широкими полномочиями: «Я и доверяю вам выполнение этой крайне ответственной правительственной задачи». «Учтите, что вас я уполномачиваю вести лично переговоры с этими людьми». «Принимайте решения самостоятельно».
Это из телеграмм Центра Кенту. А почему же не Трепперу, он тут, во Франции, главный. В сентябре 1943 года Треппер бежит из гестапо. И почти год никто его не видит. Он лег на дно так, что его не могут найти ни гестапо, ни французы, ни советская разведка. Впрочем, более правдоподобна формулировка Владимира Лота – гестаповцы позволили ему бежать.
Треппер появился в Париже только в августе 1944 года, когда в городе уже были союзники. Ни одна разведка не проявила к нему интереса: он был отработанным материалом. Центр переправил его в начале 1945 года в Москву, где в 1947 году Особое совещание при Наркомате госбезопасности дало ему 15 лет лагерей. Освободили в 1954 году после смерти Сталина, реабилитировали. Расправа эта была несправедлива.
6 июня 1944 года союзники высадились в Нормандии. А уже 9 июня Центр требует от Кента: «Срочите (т.е. срочно передавайте) информацию о ходе с десантом союзников». «Что предпринимается немцами и вишистами...»
Через пять дней, 14 июня, Кент радирует в Центр: «Сразу же после десанта направился в столицу (т.е. в Париж) и принял на себя личное руководство всеми агентами».
Еще через пять дней: «Смог установить связь с тремя агентами, которые находятся в районе сражений в Нормандии, и с четырьмя агентами, которые действуют в районах перед Нормандией и в Бретани. На основе их первых сводок установил следующее...» И далее следовали четкие, в сжатом виде сведения.
За это представили к награде?
С ХОДЫНКИ – НА ЛУБЯНКУ
В конце мая 1945 года Кент находился в Париже, лихорадочно составлял отчет и успевал наблюдать за завербованными им сотрудниками гестапо и чемоданами с архисекретными документами этой спецслужбы. Центр требовал доставить их в целости и сохранности.
Наконец, в начале июня прибыл самолет из Москвы. Несколько часов полета, посадка на Ходынском поле. Кента, каждого немца – в отдельную машину. Удивился, что прямо с аэродрома повезли на Лубянку и обомлел, когда подвели к двери с табличкой «Прием арестованных».
Уже за полночь Гуревича привели в большой кабинет, где было несколько генералов и двое в штатском: хозяин кабинета, глава «Смерша» Виктор Абакумов и нарком внутренних дел СССР Всеволод Меркулов. Не поздоровавшись, Абакумов приказал Кенту сесть и в резкой форме задал первый вопрос:
– Вы приехали в Москву за очередными правительственными наградами?
Кент ответил, что ему в зашифрованной радиограмме сообщили: Сталин объявил ему благодарность и представил к правительственной награде, но он ее не получал.
Но ведь были телеграммы о том, что представлен! И кем! Верховным главнокомандующим! Где же награды? Мои обращения в Главное разведывательное управление (ГРУ) ГШ ВС РФ и даже встреча с его сотрудниками не прояснили ситуацию. Мне лишь подтвердили: телеграммы были, но документов в архивах нет. Куда же они делись? Представления оформлялись аж три раза и в разные годы и вот необъяснимым образом разом исчезли.
Факты (а это все документы), приведенные выше, утверждают: разведчик Кент заслуживает наград. Были ли у разведчика ошибки? Были, и те же самые Директора указывали на них в телеграммах. Свидетельства ошибок, неудач остались, а орденов нет.
ОСНОВАНИЙ ДЛЯ ОСНОВАНИЙ НЕТ
Эта игра слов станет ясной чуть позже. Меня, признаться, потрясли несколько строк одного письма. Отвечая на мой вопрос, командир войсковой части 61379 О. Каримов пишет в марте 2013 года: «Что касается вопроса его (т.е. Гуревича. – В.Ш.) награждения за период Великой Отечественной войны, то, по мнению органа внешней разведки Министерства обороны Российской Федерации, оснований для этого не имеется (выделено мной. – В. Ш).
Я оторопел: Верховный главнокомандующий в ноябре 1941 года приказывает наградить разведчика за конкретный подвиг, а «орган внешней разведки» не видит для этого оснований. Страшно интересно: переоценка итогов разведдеятельности – инициатива «органа» или чье-то указание?
Основания для награждения? Вот они – зафиксированные в документах. Основания для утверждения, что все было не так, – следственное дело по обвинению Гуревича в измене Родине.
В один из зимних дней 1947 года Гуревичу объявили решение Особого совещания при Наркомате госбезопасности: 20 лет исправительно-трудовых лагерей. 16 месяцев следователи госбезопасности фабриковали дело, основываясь главным образом на немецких свидетельствах, которые именно Кент доставил в Москву. В их числе и пресловутое «Письмо Мюллера» – яркий образец провокационного творчества шефа гестапо. Это «Письмо» Кент знал наизусть, мог сто раз его уничтожить, но берег пуще глаза.
Анатолий Маркович вышел на свободу в 1960 году. Главный военный прокурор в 1991 году утвердил «Заключение» по уголовному делу А.М. Гуревича, в котором убедительно отверг все обвинения и постановил: Гуревича Анатолия Марковича считать реабилитированным...
Огорчительно, что и сегодня иные сотрудники спецслужб верят больше писаниям немецких сыщиков, нежели отечественным исследователям.
Хулители Гуревича не без злорадства утверждают: а вот он сам признавался в преступлениях. Действительно, на иных протоколах допросов есть его подписи. Но надо ли вспоминать, как тогда добивались признаний. Я не лингвист, но в слове «добивались» есть что-то от слова «бить». Уместно напомнить, что сотрудники госбезопасности Абакумов (начальник «Смерша» лично допрашивал Кента) и Лихачев (тогда заместитель начальника 3-го Главного управления «Смерш», допрашивавший Кента на предварительном следствии) за грубые нарушения социалистической законности в 1954 году были арестованы и приговорены к расстрелу. Нужно пояснять, в чем заключались грубые нарушения?
31 мая 1945 года, за неделю до прилета Кента в Москву, начальник ГРУ шлет в «Смерш» бумагу, в которой клеймит позором изменника Гуревича и требует его сурового наказания. Уму непостижимо: одной рукой подписывать важные задания своему разведчику, а другой его же обвинять в предательстве. Как такое могло быть? Не знаю…
КТО И КОГДА ПОСТАВИТ ТОЧКУ
В одном из интервью генерал-полковник Федор Иванович Ладыгин, начальник Главного разведывательного управления ГШ ВС РФ в 1992–1997 годы, сказал: «В разведку приходят один раз и на всю жизнь». Замечательные слова. Под ними подпишутся сотни сотрудников спецслужб. Но я о Кенте. Из ГРУ мне написали, что оно «никогда не отказывалось от того, что в 1930–1945 гг. А.М. Гуревич был сотрудником военной разведки». А после 1945 года не был? А как же с утверждением – на всю жизнь? В 1960 году он оказался на свободе, но для ГРУ и Совета ветеранов разведки продолжал оставаться изгоем. Почему?
Вижу две причины.
Первая: через три недели после Победы, 31 мая 1945 года, начальник ГРУ назвал Кента предателем, изменником. Кто же захочет общаться с исчадием ада?
Причина вторая: вынес сор из избы. В мае 1945 года, ожидая в Париже самолет из Москвы, Кент составлял отчет о своей работе. Солидный раздел в той бумаге посвящался недостаткам в подготовке разведчиков. «С единственной целью, – говорил мне Анатолий Маркович, – чтобы не повторять ошибок». Документ этот «Смерш» сцапал еще на аэродроме, хотя предназначался он только Директору. При аресте Абакумова отчет обнаружили в его сейфе.
За 48 лет после освобождения из лагеря Анатолия Марковича ни разу ни на какие торжества ГРУ не приглашало, поздравительные открытки ему не присылало, грамотами не награждало. Приглашали, поздравляли, награждали другие: Советы комитетов ветеранов войны, райкомы и обком комсомола, музеи, школы, ПТУ, вузы...
С 1960 года Кент на свободе. Умер в 2009 году. За полвека ни один начальник ГРУ не нашел времени пригласить его на беседу, чтобы прекратить всякие разговоры.
7 ноября 2013 года Анатолию Марковичу исполнилось сто лет. Будете отмечать этот юбилей? Из ГРУ ответили: мероприятий, посвященных 100-летию со дня рождения А.М. Гуревича, нами не предусматривается.
Мне также назвали имена нескольких выдающихся разведчиков – Героев Советского Союза, чьи юбилеи отмечались официальными мероприятиями. Назвали также имена разведчиков, казненных в гестаповских застенках, которые, цитирую, «не пошли на сотрудничество с гитлеровцами, подверглись жестоким пыткам...».
Подозреваю, меня будут упрекать в предвзятости и еще бог знает в чем, но упоминание об отказе этих Героев сотрудничать с гестапо вовсе не случайно. Читаю между строк: дескать, они не пошли на это и поплатились жизнью. А Кент пошел.
Обвинения Кента в сотрудничестве с гестапо – одно из основных в документах «Смерша» в 1945–1947 годах. Но вот в «Заключении» Главного военного прокурора СССР от 1991 года все они убедительно отвергаются. «Действуя в особо сложной обстановке, – записано в нем, – и не имея намерения изменить Родине, он дал ложное согласие немецкой контрразведке на проведение радиоигры с целью выяснения ее деятельности против СССР и сохранения жизни отдельным советским разведчикам».
Как известно, именно эта тактика Кента помогла ГРУ осуществить ряд уникальных разведопераций в 1943–1945 годах. Почему-то нынешние сотрудники забыли об этом.
Длинная преамбула понадобилась для того, чтобы задать руководству ГРУ вопрос: где ордена Кента? Ответа нет. В ГРУ не было пожаров, цунами, а наградные листы исчезли. Может, их «ненароком» изъяли следователи и они лежат в архивах «Смерша» или госбезопасности? Тут речь идет не просто о чести мундира Управления, а и о престиже государства, авторитете власти. Каким уважением она будет пользоваться, если позволяет вытворять такое?
Что же делать? У меня такое предложение: кто-то (кто имеет на это право) должен вызвать (пригласить) руководителей разведок и сказать им: даю вам две недели (три, четыре), разберитесь с наградами Кента. Вы знаете, где нужно искать документы и сами ордена. А заодно установите, кто это решил ревизовать документы военных лет, в частности указания Верховного главнокомандующего.
