Массовая политическая кампания, которая стала первой подобной в современном Китае, затронула практически все население страны - полному переформатированию подвергся не только партийный аппарат, армия, чиновничество - но и интеллигенция страны. Мао, в борьбе с политическими оппонентами выступил в роли гениального дирижера масс, прежде всего юных коммунистов - хунвэйбинов - которые слепо веруя в вождя боролись со всеми видами инакомыслия... Культурная революция, которая по масштабам напоминает охоту на врагов народа в 1937-ого года в СССР, оставила неизгладимый след и чувство вины в китайской элите. Сейчас многие издания, которые вполне легально появляются в КНР, словно общество "Мемориал" в позднем СССР, призывают к покаянию и признания вины за содеянное.
Журнал Яньхуан Чунцю (Весны и осени легендарных императоров Яньди и Хуанди), который публикует подобные статьи, подвергся критике нынешнего главы КНР Си Цзиньпина за неверное толкование истории, однако, опираясь на определенные силы в стране - продолжает издаваться и активно работать в Китае. Приводим текст статьи Джинджер Хуан полностью.
"Взгляд на культуру признаний жертв и преследователей Культурной революции"
"Фан Цзие, бывший работник Службы занятости, удивил свою семью, научившись пользоваться компьютером в 70 лет. Он сделал это, чтобы написать мемуары в память о своем отце, офицера китайской красной армии, который умер 30 лет назад.
Однако культурная революция - когда Фан пошел против собственного отца, отрекаясь и оскорбляя его на публичных собраниях в кругу толпы - осталась абсолютно нетронутой темой.
Знаменитый ученый и философ Ю Гуанъюань, опубликовавший примерно 100 книг, включая личные эссэ и мемуары, никогда не упоминал о своей первой жене, которая покончила жизнь самоубийством в 1968 году, после двух лет безжалостного физического насилия и преследований. Тогда ей было 34.
Культурная революция была незабываемым временем ужаса и сожалений для людей, которые участвовали в этом и как-то это пережили. Более 10 млн человек были вовлечены в движение, от жестокости которого не было спасения. В первом месяце, в августе 1966 года 1772 человека были замучены до смерти в Пекине хунвейбинами. Вкус жестокости и террора будет задавать тон в Китае последующие 10 лет.
Практически в каждой китайской семье есть те, кто прошел культурную революцию, об этом редко говорят даже в частных беседах. Хотя нет никаких официальных правил, запрещающих обсуждение этого темного времени, и для преследователей, и для преследуемых говорить об этом стало табу. За исключением литературы о невзгодах прожитого времени и отдельных разрозненных историй, целая декада ускользает, замалчивается, остается забытой. Но все же есть те, кто в наши дни хочет высказаться, рассказать стране свои грустные повести о людях, зажатых в тисках безумия.
В 2008 году 55-летний ученый Ван Кэмин написал признание как он избил крестьянина, когда он был молод. Во время культурной революции, Ван покинул свой родной дом в Пекине, чтобы работать в деревне в провинции Шаньси. Когда центральное правительство издало приказ привести в жизнь новое “движение”, крестьянин Гу Чжи-ю был выбран в качестве врага, и как враг стал жертвой процедуры «пи-доу». Выбранный человек выводится на публичные собрания и его заставляют признаваться в своих “грехах” против коммунизма и Мао, под градом оскорблений и часто физического насилия, на коленях со связанными руками. К счастью, в этой деревне “пи-доу” (“брань критики”) было просто формальностью. После того как Гу получил свою порцию на сцене, люди помогли ему встать и выпить воды. Однако Ван, как молодой человек из Пекина, где революция была намного жестче, был полон ярости и гнева по отношению к этому “врагу”. Он продолжал требовать от Гу признаний в его преступлениях против Мао и сильно ударил его по лицу.
За 34 года, которые прошли с того дня, Ван пытался оправдать свои действия, убеждая себя, что Гу должно быть был виновен в чем-то, но его внутреннее смятение продолжалось. В конце концов, в 2004 году он вернулся в Шаньси, нашел Гу и извинился. За все те годы личной агонии и сожаления, выяснилось, что Гу не таил злобы и обиды. Назвав Вана “пекинским ребенком”, как он называл его еще в то время, Гу улыбнулся и сказал: “Это была политическая кампания. Вы были детьми, что вы могли знать?”
Ван был потрясен добротой Гу. Он чувствовл, что обязан описать свой опыт и опубликовал его на страницах Yanhuang Chunqiu в 2008. Он писал: “По достижении мною зрелости, я понял одну вещь: нет такого понятия как враг”. И Ван не остановился в признаниях своей вины. Вместе с несколькими друзьями он запустил книжный проект и разослал запросы людям, которые прошли культурную революцию, спрашивая есть ли у них что-нибудь, в чем они хотели бы признаться.
“Мы должны знать правду”, - сказал Ван в одном из интервью, говоря о своих причинах по проведению этой работы. “Мы действительно знаем немного правды о Культурной революции. И хотя мы не знаем, что случилось на самом деле, мы спорим о том, как мы должны определять эту эру. До сегодняшнего дня, люди до сих пор спорят была ли Культурная революция явлением хорошим или плохим, до сих пор есть люди, поклоняющиеся Мао. Признавая нашу вину, мы вносим свой вклад в историческую правду”.
К 2013 гому у него имелось 34 статьи от 32 признавших чувство вины за содеянное. Один мужчина написал, что он убил кого-то в конфликте между группами хунвейбинов. Другой человек признался, что он донес на свою мать как на конрреволюционера, что привело к ее казни. Лу Сяожун, внучка военноначальника Лу Цзоуфу, не была ответственна ни за какие преследования из-за происхождения ее семьи, но ей было отказано в получении высшего образования. Однако, она все же чувствовала необходимость признаться в своих “грехах”, ее грех в том, что ею манипулировали и у нее не было своего независимого мнения.
С точки зрения Вана, все эти истории сошлись в одном главном конфликте: конфликте между политической манипуляцией в ходе массовой политической кампанией и человеческой природой.
“Я верю, что все, кто прошел Культурную революцию, травмированы, неважно были они преследуемыми или преследователями, потому что у всех нас есть человеческая природа. Я чувствовал, что наше поколение было взращено на ненависти. К примеру, школьные учебники учили нас быть непоколебимыми в политической позиции, взять кнут, чтобы бить врага и расправиться со всеми капиталистами”, - говорит Ван. Эта, почти оруэллская идея использования ненависти для контроля масс, постоянно звучит в речи Вана: “Ненависть владела нами, куда бы не упал наш взгляд, мы видели врагов. Когда такое поколение кидают в беспокойное время, они преследуют других или сами становятся преследуемыми. Ненависть стала движущей силой для классовой борьбы и физического насилия во время культурной революции. Признанием мы отказываемся от ненависти и ищем любовь.” Несмотря на то, что Ван подробно рассказывает об ущербе, нанесенном культурной революцией, фундаментально он хочет создать перемену в мнении об этом периоде: “Цель моей книги помочь людям, особенно молодежи, понять культурную революцию и увидеть результат обучения ненависти. В наши дни уже нет того физического насилия, которое случалось тогда, но есть напряженное словесное оскорбление. Люди такие враждебные в Интернете. Они дерутся друг с другом как бойцовые петухи, без какого-либо настоящего диалога. Люди как будто не знают, что они могут спокойно обсудить проблемы. Я думаю, что потеря традиционных ценностей, классовая борьба и обучение ненависти все это сыграло свою роль. Кажется, что никто не в курсе, что есть другие ценности помимо денег и ненависти в этом мире”.
Потеря ценностей также волнует У Сы, редактора исторического журналаYanhuang Chunqiu. Мы запустили колонку в журнале под названием “Признания” “忏悔录” в 2008 году, когда Ван Кэмин опубликовал свое признание.
“Раньше у Китая были ценности выше, чем индивидуальные интересы, к примеру, конфуцианская идея сострадания и совести. Во время эры Мао у нас были другие высшие ценности - коммунистические. Но в наше время у нас нет никаких. Тогда кто мы в таком случае? Мы деградировали в гонке за максимализацией прибыли, что является хрупкой основой для общества. Если несколько человек в этом обществе каются, то по крайней мере это означает, что эти люди ставят ценность выше прибыли. Эта ценность не милосердие и не коммунизм, это совесть. Эти люди дают что-то для уважения всему обществу, благодаря им наша страна выглядит более цивилизованной”, - говорит У.
Будучи историком, У видит в признаниях нечто большее, чем цивилизованность. “Они также дают нам правду, правду, которую некоторые люди пытаются отрицать или игнорировать, но обсуждая эту правду, мы можем быть уверены, что история себя не повторит.”
Однако, количество людей, которые начинают рассказывать о том, что они делали во время культурной революции, очень маленькое. За пять лет У получил примерно дюжину статей. “Я бы преувеличил, если бы сказал, что те, кто готов признать, что они делали что-то неправильное в революции, составляют пять процентов от хунвейбинов”, говорит У.
Цзоу Донфен, редактор газеты в провинции Хунань, столкнулся с той же проблемой, когда он хотел опубликовать признания. Большая часть читателей газеты люди старшего поколения и Цзоу привал своих читателей признаться в своих преступлениях во время культурной революции в форуме QQ. Он получил только три письма. “Большинство людей не понимает”, - говорит он. “Многие люди, которые были хунвейбинами думают, что они делали правильные вещи, или они попросту винят время. Они не сгорают от рефлексии”.
Ван Кэмин был в той же ситуации. “Хотя я не могу сказать, что то, чем мы занимаемся, вызвало безразличие, многие люди нас не понимают. Многие говорят, что им не за что просить прощения, потому что это была вина Мао, не наша. Признанием своей вины, мы берем на себя ту ответственность, которую должен взять Мао.”
У 66-летней Ван Ю-цинь нет времени и терпения для разговоров подобного рода. Ван Иоучин собирала личные истории культурной революции в течение 27 лет, опросила более 1000 жертв, их семей и свидетелей, в итоге написала книгу Victim of the Cultural Revolution: An Investigative Account of Persecution, Imprisonment and Murder.
“Это всего лишь отговорки”, говорит она об утверждении Ван Кэмина, существенно повышая свой голос. “Конечно, культурная революция была виной Мао. Это очевидно. Но как можно себя этим оправдывать? Во время культурной революции ни у кого не было выбора, и если ты поступал неправильно это не была только твоя вина, но сейчас у нас есть выбор, и мы должны вести себя как люди.”
Ван убеждена не просто так. В последние годы ее имя было связано с именем кумира хунвейбинов Сун Бинбин. Они обе посещали женскую среднюю школу при Пекинском Нормальном Университете. 5 августа 1966 (месяц печально известный как “Красный август” по причине массовой бойни, которая тогда произошла), их директрисса Бян Чжунюн, стала первой учительницей, забитой до смерти «красными стражами» во время Культурной революции, и в 1994 году Ван опубликовала историю, как она умерла после интенсивных побоев и допросов. Что еще важнее, она указала на Сун как на одного из лидеров хунвейбинов. Через 13 дней после инцидента Сун была представлена самому Мао Цзэдуну на площади Тяньаньмэнь и завязала ему красную ленту на руке. Мао спросил ее имя, два иероглифа означали ‘вежливая и элегантная’, и сказал: “У тебя должно быть другое имя Яо-у (要武)”, что означает ‘быть воинствующим, боевым’. После этого Сун Бинбин поменяла свое имя на Сун Яо-у и стала идолом «красных стражей» по всей стране. Вскоре вышла статья в People’s Daily авторства Сун Яо-у, которая оправдывала жестокость хунвейбинов: “Я не подведу Председателя Мао. Я буду воинствующей и храброй. Я обещаю довести пролетарскую Культурную Революцию до конца... Насилие - это правда, оно существовало раньше, существует сейчас и будет существовать и в будущем.”
Несмотря на то, что пока что нет прямых доказательств вовлеченности Сун в акты насилия, она все же была важным символом Культурной революции. Она не только стала идолом, хунвейбины по всей стране повернулись в сторону насилия после того, как Мао поддержал это направление, дав ей новое имя. До 18 августа было всего лишь две смерти в Пекине, после этой даты списки убитых быстро наполнился сотнями.
В документальном фильме 2003 года о Культурной революции The Morning Sun,Сун защищала себя: “Я никогда не участвовала в бесчинствах хунвейбинов, ни одного раза, но обо мне везде ходят слухи... Я чувствую насколько неправильно меня оценивают, потому что я всегда была против физического насилия.” Она также отрицала, что использовала имя “Сун Я-оу”, это была всего лишь пропаганда правительства. Еще один лидер красных охранников Е Вэйли сказал в фильме, что директрисса, которая умерла с побоями и ранами по всему телу, на самом деле скончалась от сердечного приступа.
По иронии судьбы, Сун была выбрана “выдающимся выпускником” в 90-тую годовщину школы, и ее фото висело рядом с фото Бянь Чжунюн.
Ван возмущена этим эскапизмом. “Дело в том, что они не думают, что сделали что-то неправильное. Они необязательно убили кого-либо своими собственными руками, но они были частью этого, поэтому они должны делить эту ответственность. Однако вместо того, чтобы признаваться и приносить извинения, они атакуют тех, кто рассказывает, что было.” Последние несколько лет Ван преследовали бывшие красные охранники и личными атаками, и враждебными визитами.
В резком контрасте с Сун и ее сторонниками смотрится извинение от Чэнь Сяолу, сына генерала Чэнь И – лидера организации Сицзюй, одной из самых влиятельных во времена Культурной революции. Он взял на себя ответственность за издевательства своей группы хунвейбинов и просил прощение за то, что он был слишком труслив, чтобы остановить многие гуманитарные катастрофы. В конце своего письма он написал: “В последнее время вошел в моду тренд оправдывать культурную революцию. Я лично считаю, что каждый свободен в своем восприятии и понимании культурной революции, но ни при каких обстоятельствах нечеловеческое поведение, которое нарушает конституцию и человеческие права, не должно случиться в Китае снова!... Мои извинения пришли слишком поздно, но для очищения моей души, для того, чтобы общество двигалось вперед и для будущего моей страны - я должен попросить прощение”. В средствах массовой информации он считается необычайно смелым человеком, ему удалось рязъярить некоторых крайних леваков Китая. На левом сайте Utopia, многие статьи высмеивали его извинение, называя его “негодяем” и даже требуя, чтобы Чэнь извинился перед Мао Цзедуном, потому что Мао обвиняют за Культурную революцию, тогда как хунвейбины были реальными злодеями.
Сложно провести линию между жестокостью времени и злом отдельных людей, особенно в случае культурной революции, когда поднимается такая серьезная тема, многие люди предпочитают молчать либо забыть.
Ginger Huang (黄原竟) - The world of Chinese, Перевела Дина Рабатова
