На постсоветском пространстве Василия Шукшина сегодня больше знают как замечательного режиссера и актера, снявшего шесть фильмов (среди которых великий фильм «Калина красная») и сыгравшего двадцать шесть актерских ролей. И, к сожалению, в наше время в гораздо меньшей степени известен Шукшин как писатель.
А между тем, именно литературное наследие Шукшина – более ста рассказов, его повести, романы и пьесы, написанные за короткую жизнь, в которых Шукшин сумел воплотить все богатство народного духа, – является поистине бесценным даром, преподнесенным Шукшиным своему народу, и той путеводной нитью, которая связывает многие поколения русских людей, указывая им спасительный путь.
Когда в наше время, в эпоху разложения и распада, доводится сталкиваться с произведениями предыдущей, советской поры, с их бесконфликтностью и мелкотемьем, – почти всегда возникает недоброе чувство к их авторам: за то, что, благоденствуя, допустили русскую катастрофу нынешних дней. Читая же произведения Шукшина – всякий раз ощущаешь: он тогда едва ли не единственный из внушительного числа представителей тогдашней «творческой интеллигенции» всерьез думал о своей стране, о своем народе. С болью предвидел, куда все идет и чем все закончится… И сделал, что смог…
И неслучайно творчество Шукшина снискало народную любовь: народ безошибочно распознал подлинность шукшинского слова и важность для себя шукшинского наследия.
Творчество Шукшина, в высших своих проявлениях, выходит за рамки сугубо литературные, приобретая черты пророчества о грядущей судьбе России.
Всю жизнь Василий Шукшин размышлял над образом Степана Разина, народного вождя и заступника (первый рассказ, в котором Шукшин обращался к разинской теме – «Стенька Разин» – был написан еще в 1962-м году). Долгое время Шукшин добивался разрешения снять фильм о Разине по своему роману «Я пришел дать вам волю», написанному в 1969-м году, много лет готовился к съемкам, и окончательное разрешение приступить к съемкам фильма получил лишь незадолго до смерти. Тарковский говорил, что этот фильм должен был бы стать лучшим фильмом советского кинематографа…
Стоит сказать, что для тех, кто живет или жил на Украине, в восприятии совершенного Разиным наличествует некий дополнительный аспект, связанный с тем, что разинское восстание началось спустя полтора десятилетия после исторических событий, увенчавшихся Переяславской Радой. По итогам Переяславской рады были воссоединены, под властью русского царя, части некогда единой Руси, разделенной четыре столетия до этого татарским нашествием и последующим польским порабощением Малой Руси. Россия переживала великое и трудное время. Объединение Великой и Малой Руси нужно было защищать в изнурительной войне с Польшей, а после и с Швецией…
И в это время Разин решает «тряхнуть Москву»...
Конечно, не все благополучно было в ту пору в Московском царстве: свидетельством чему не только разинское восстание, но и церковный раскол, произошедший в те годы… И Малую Русь полностью тогда присоединить не смогли: у Москвы не хватило сил удержать правобережную ее часть – и ее, за исключением Киева, Москва вынуждена была, по Андрусовскому договору, возвращать обратно полякам. После чего воссоединения правобережной части Малой Руси с Россией пришлось ждать еще больше столетия (да и то – без Галиции, Закарпатья и Буковины, доставшихся Австрии и воссоединившихся с остальными русскими землями только в XX-м веке).
Так что причины, приведшие к разинскому восстанию, конечно же, были…
Многие из них сродни тем, что мы имеем возможность наблюдать в наши дни – во время нынешней освободительной войны, которую сегодняшняя московская власть называть таковою стесняется (что, впрочем, и справедливо – ибо участвует она в этой войне не столько стремясь к освобождению русских земель, сколько в рамках своего рода «полемики» с бывшими своими западными патронами, – являясь, на самом деле, скорее орудием в руках Господа…) Поэтому и теперь – желая всецело победы русскому оружию и освобождения Малороссии – невольно содрогаешься, представляя, как в Киев, на место нынешних, засевших там упырей, явятся «на белых конях» полномочные представители теперешней российской власти. А на украинских телеканалах прочно обоснуется московское медиавоинство, во главе со своим торжествующим «генералиссимусом» в его неизменном френче. После чего «генералиссимус» и вся его угодливая подтанцовка станут с особым рвением «добивать хохлов», исполняя заказ на «патриотизм», – наполняя студии визгами и духом одесского Привоза…
Мечтая о наступлении в многострадальной нашей стране благодатных перемен, о ее спасении из гибельной «чужой колеи», о замене дураков и мздоимцев во власти людьми компетентными и достойными, следует понимать, что простого этого желания, конечно же, недостаточно. Ибо лукавый запросто может подменить всякие «благие начинания» переменами пагубными, на фоне которых прежнее положение будет даже казаться недостижимым идеалом. Помнится, во времена пришествия Горбачева, который своей «перестройкой» и «ускорением» в итоге лишь ускорил наше падение, какой-то либеральный лизоблюд написал об этом деятеле хвалебную статью «Он пришел дать нам волю», перефразировав название шукшинского романа о Степане Разине.
Поэтому желание перемен – для того, чтобы перемены стали благодатными, – должно быть неразрывно связано с покаянием. И может быть промыслительно, что вместо бунтарского «Степана Разина» Шукшин снял на экране покаянную «Калину красную».
«Калине красной» выпало стать итоговым произведением Шукшина в литературе и в кино, и наивысшей точкой его духовного восхождения, ибо покаянной «Калиной красной» Шукшин преодолел идею «Степана Разина».
Главный герой «Калины красной», Егор Прокудин, – это раскаявшийся вор, оставивший свое воровское занятие для того, чтобы землю пахать и жить в ладу со своей совестью. У воровского мира с миром казачьим – много общего, и, отчасти, воровской мир был своеобразным продолжением «казачьей вольницы» в советское время. И Шукшин показал духовный подвиг человека, ценою жизни разорвавшего с законами и традициями «воровской вольницы» ради того, чтобы стать мужиком…
К вопросу же о народном вожде, о том, какими качествами должен тот обладать, Шукшин обращался и в рассказе «Наказ», опубликованном в 1972-м году. В этом рассказе повествуется о том, как некий пожилой, много повидавший человек, Максим Думнов, пытался объяснить своему племяннику, которого выбрали председателем колхоза, каким должен быть настоящий руководитель.
Максим, объясняя, привел пример из своей ранней молодости, когда молодежь разных углов их большого села враждовала между собой и время от времени по разным поводам устраивала драки. И, в этих драках, та часть села, где жил Максим, обычно уступала другой части, где было побольше народу и, по своей комплекции, тамошние драчуны выглядели повнушительнее.
Переломить ситуацию помог приезжий парнишка, Ванька, – хоть и был он, по словам Максима, «невысокого росточка <…> замухрышка, можно сказать». Однако, как рассказывал дальше Максим, у этого Ваньки – «душа была стойкая».
Этот парнишка сумел заставить тех, кто привыкли всегда быть битыми – поверить в себя, забыть о прежних своих поражениях и дать бой обидчикам. И в решающей драке, в самый трудный момент, повел всех за собой и, своим примером, помог одержать победу. «И все, с этих пор они над нами больше не тешились. <…> Один завелся – и готово дело, все перестроил».
И дальше, вспоминая войну, Максим добавил: «Но, знаешь, я и на войне заметил: вот такие вот, как тот Ванька, мно-ого нам дела сделали. Они всю войну на себе держали, правда. Перед теми, кто только на словах-то, перед имя же не совестно, а перед таким вот стыдно. Этот-то, он ведь все видит. Ты ему не словами, делом доказывай...»
И в конце, подытоживая сказанное, дал такой наказ будущему руководителю: «На словах я тебе могу только одно сказать: не трусь. Как увидют, что не трусишь, так станут люди поддерживать...»
Кстати, в том же, 1972-м, году был опубликован еще один рассказ Шукшина – «Мнение», в котором Шукшин пророчески изобразил одного из представителей будущих наших, «гайдаровской закваски», правителей – правящих у нас до сих пор…
Напряженная, на протяжении всей жизни, дума Шукшина о народном вожде не заслонила собою главной его думы – о народе. Василий Шукшин преподал нам важный урок, всем своим творчеством указывая на то, что причина наших бед не столько в действиях властей, сколько в плачевном духовном состоянии нашего человека. Зная прекрасно цену правящим в те годы Россией, он почти не критиковал власти, посвятив свое творчество исследованию духовных недугов народа.
В свое время Шукшин немало полемизировал с «прогрессивно» мыслящими современниками, желающими превратить деревню в город: гибельные плоды усилий этих урбанизаторов, в виде заброшенных деревень, мы можем наблюдать в наши дни. Население деревень, для которого городская жизнь была представлена в качестве идеального образа жизни, не стало, в массе своей, дожидаться обещанных городских благ на селе – и массово подалось в город, опустошая тем самым деревни, – корневую систему России.
Подобная же участь, спустя недолгое время, постигла и всех жителей нашей страны, для которых в качестве идеала общественного развития было выставлено достижение материального благополучия (так что даже рапорты о наших успехах иллюстрировались, главным образом, материальными показателями – о том, сколько мы всего добыли, произвели, намолотили…) В итоге наш народ, в массе своей, духовно капитулировал перед Западом, купившись на искусную рекламу западного образа жизни, тоже устремленного к материальному благополучию, – признав превосходство Запада в реализации подобного «идеала».
Некоторые же, из самых «прогрессивных» членов нашего общества, и вовсе переместились на Запад, поближе к чаемому «идеалу», – подобно тому, как жители наших деревень бежали в свое время в города. А «прогрессивные» наши власти, давшие народу такой «идеал», не стали дожидаться построения материального «рая» для всех, – и устроили его для себя – для немногих, «отдельно взятых», семей, и за счет всего остального народа…
Пророчески это предвидевший и споривший со всем этим Шукшин, из-за такой своей «ретроградной» позиции (в эпоху «когда космические корабли бороздили…») даже удостоился в свое время, вместе с другими писателями, защищавшими деревенский уклад, презрительного клейма «деревенщик». Критикуя тех, кто сгоняли наш народ в города, отрывая деревенских жителей от их корней, превращая их в безродных пролетариев, Шукшин тем самым вступал в спор со всей коммунистической идеологией, которая рядила этих самых пролетариев «гегемоном», назначив их передовым общественным классом, наиболее пригодным для строительства «новой жизни»… О качествах этого «передового класса» и о степени его «социальной ответственности» мы могли убедиться в 90-е годы, когда этот «гегемон» безропотно сдал внешним и внутренним поработителям за всякие цацки и сладкие обещания вроде бы свое государство, в массе своей этого почти не заметив…
Но вместе с тем, отстаивая благотворность деревенского уклада в сравнении с городским образом жизни, Шукшин больше других понимал, что и само по себе «звание» мужика еще не служит гарантией от многих бед, подстерегающих отдельного человека и целый народ.
В одном из последних своих произведений – «Ванька, смотри!» (опубликованном уже посмертно под редакционным названием «До третьих петухов») – Шукшин предупреждает об уязвимости нашего человека – даже в самом богоугодном, крестьянском, его состоянии. И о том, к каким опасностям должен быть готов весь наш народ…
В этом пророческом произведении, жанрово обозначенным как «повесть-сказка», Шукшин, в числе прочего, повествует о том, как русский человек своими руками (а точнее – своими грехами) позволил чертям проникнуть в «монастырь» и затем править «монастырем» от его имени… Вскоре черти осваиваются на новом месте и даже предлагают бывшим монахам «халтуру»: переписать иконы, изобразив на них вместо святых угодников – их самих. На страницах шукшинской сказки мы встречаем много узнаваемых персонажей нашего времени. К примеру, в Изящном черте, который, когда требуется, с легкостью подхватывает патриотическую риторику – легко угадывается упомянутый уже телеведущий Владимир Соловьев.
В сказке есть и пророчества, касающиеся «последних времен», в которые мы сегодня явно уже вкатились, и если не остановимся на этом пути – покатимся дальше, – в том числе и о всепоглощающей духовной скуке этой закатной эпохи. Ведь в шукшинское время «рай на земле» – тот самый «коммунизм», объявленный всенародной целью, – был уже доступен элитной молодежи… Шукшин показывает духовную атмосферу этого «рая», царящую в нем тотальную скуку – когда даже того, кто от скуки вешаться собирается, выслушать никто не желает… Подобная же скука пресыщенного человека нашего времени (хочется надеяться, что все-таки «предпоследнего»), определяет сегодня характер нашей культуры…
Этот самый коммунистический «рай» был своего рода прообразом человеческого общества «последних времен», все больше забывающего о том, что «вначале было Слово» и предполагающего основаться на фундаменте вездесущей «цифры» – с «умными городами», тотальным контролем и прочими «удобствами», подменяющими промысел Божий.
Всевластие «цифры» подготавливалось всевластием «бумаги», против которой восставал шукшинский Степан Разин, неистово жегший «бумаги» после взятия городов… Шукшин об этом в своем романе писал: «Нет, не зря Степан Тимофеич так люто ненавидел бумаги: вот «заговорили» они, и угроза зримая уже собиралась на него. Там, на Волге, надо орать, рубить головы, брать города, проливать кровь... Здесь, в Москве, надо умело и вовремя поспешить с бумагами, – и поднимется сила, которая выйдет и согнет силу тех, на Волге... Государство к тому времени уже вовлекло человека в свой тяжелый, медленный, безысходный круг; бумага, как змея, обрела парализующую силу. Указы. Грамоты. Списки... <…> Ничто так не страшно было на Руси, как госпожа Бумага. Одних она делала сильными, других – слабыми, беспомощными».
И Ивана-дурака из последней шукшинской сказки, «умные» его соседи по книжным полкам тоже отправляют за справкой о том, что он – «умный», – не желая терпеть радом с собой подобного «отсталого» персонажа.
Справку, на любой вкус, готовы предоставить черти…
Они лишь уточняют: « – А какую справку, Ваня? Они разные бывают... Бывает – характеристика, аттестат... Есть о наличии, есть об отсутствии, есть «в том, что», есть «так как», есть «ввиду того, что», а есть «вместе с тем, что» – разные, понимаешь? Какую именно тебе сказали принести?»
Василий Шукшин пророчески предвидел, что нас, разрушивших деревни и утративших корни, рано или поздно решат заточить в «умные города», и что мы, на этом пути к «прогрессу», неизбежно дойдем до состояния цифровых полудебилов, готовых продать свою русскую душу ради получения права жить в «умном городе» со всеми удобствами…
Поэтому Иван-дурак, – персонаж шукшинской сказки, олицетворявший народ, отправленный «умными» своими соседями за справкой, на своем горьком опыте убеждается, какими невосполнимыми утратами обернулось для него стремление получить навязанную ему общепринятую «идентификацию». Все ванькины мытарства очень напоминают нашу недавнюю попытку прописаться в «мировом сообществе» и заставляют задуматься о тех громадных потерях, которые мы понесли в погоне за ненужным нам «статусом» в чужой «системе координат». Пророческая сказка «Ванька, смотри!» помогает нам заодно по-иному взглянуть и на пережитую нами недавно «ковид-эпопею» и подготовиться к противостоянию, уготованному уже всем нам «цифровому рабству»…
Как и ванькино «хождение за справкой», наши жалкие, на протяжении тридцатилетия, поползновения прописаться в «мировом сообществе», при всех очевидных потерях, не остались без ценного приобретения – опыта. Опыта пусть и отрицательного, но очень наглядного и, даст Бог, вразумляющего, – который важно не утратить. Поэтому Шукшин и предупреждает: «Ванька, смотри!»…
