Подвижник, с юных лет проходивший школу послушничества у старцев, и своих пасомых ведет по этой узкой многотрудной стезе. Ох, как же сложно дается современному человеку подвиг самоотречения! Сегодня, в день памяти приснопоминаемого архиепископа Алексия (Фролова), этого «архиерея-старца», как о нем многие свидетельствуют, своего духовного отца вспоминает Мария Чупрова.
«А ты выдержишь духовное руководство старца?»
Я уже была прихожанкой Новоспасского монастыря, года полтора исповедовалась у схиархимандрита Гурия (Мищенко), – за батюшкой все бегали, буквально проходу ему не давали. Меня это смущало. Однажды, когда владыка Алексий смотрел книги в монастырской лавке, я спросила: «Владыка, почему все рвутся в чада к старцам?» Он всегда прозревал суть, поэтому, даже когда отвечал не прямо на вопрос, открывал какую-то ранее неведомую тебе глубину. Тогда он ответил вопросом на вопрос:
– Скажи, а ты выдержишь духовное руководство старца?
– Откуда я знаю? – пожала я плечами. – Я же никогда не была под таким руководством, вот если сподоблюсь, тогда и пойму…
Отец Гурий по своему духовническому складу был как мама. Возился со мной, переживал: почему такая худенькая, – даже как-то подкармливал меня, – еще учил читать Евангелие по-церковнославянски. «Да я и букв таких не знаю», – смотришь в протянутую тебе книгу. – «Читай, как можешь». Я читала, а батюшка, что не так, поправлял. Владыка Алексий – это строгий отец. Ни на что внешнее, ни на какие частности он не отвлекался. Слушая его проповеди, видя за богослужением, я поняла, что внутренне тянусь к владыке. Даже сказала об этом отцу Гурию. И отец Гурий стал меня как-то отдалять от себя: то на Исповедь не примет, то пройдет и не благословит… Даже как-то обидно было: ты точно пустым местом для него стала (лишь только годы спустя я поняла, что отец Гурий за меня всё это время на самом деле молился).
Тогда я услышала как-то от владыки, что от духовных отцов не уходят. Хотя к своим чадам владыка был очень строг. С ним было невероятно тяжело. Требовалось колоссальное напряжение, владыка и сам так жил, и тех, кто у него окормлялся, к этой планке подтягивал. Немногие выдерживали этот режим непрестанного самопреодоления. Однажды владыка сказал матери Андронике (Пискуревой), что духовное чадо должно быть как мячик: ты его ударил о стенку, а он должен обратно отлететь и вернуться к тебе. Мать Андроника этот сравнение передавала в отношении себя, потому как ей тоже от владыки доставалось. А я ей, помню, ответила: «Владыка прав. Но это если мячик резиновый, он от стенки отлетит, а если стеклянный – то разобьется». Мать Андроника потом это даже владыке пересказала. От него действительно многие отходили, не понимая того пути, по которому он вёл, сам некогда наученный так старцами.
Будущий владыка (первый в нижнем ряду) у глинских старцев в Тбилиси, с посохом митрополит Зиновий (Мажуга)
Мать Андроника меня всё подталкивала: «Иди к владыке Алексию». И вот, на второй встрече он вдруг сказал: «Уходи от отца Гурия, приходи ко мне». Я сразу честно призналась: «Владыка, я вас боюсь». Но он приободрил: «Мария, я тебя как взял, так тут же и выгоню». Помню, иду после этого разговора совершенно ошарашенная, прихожу к отцу Гурию, всё пересказала. А он: «Машенька, наоборот, ты радуйся». И вот, с тех-то пор отец Гурий по отношению ко мне точно бойкот объявил. Так мало того, еще и школа владыки достаточно жесткая, после той-то заботы, которой тебя отец Гурий окружал.
«Пока я иду до храма, ты можешь задавать мне по одному вопросу в день»
Хотя у владыки Алексия было очень трепетное отношение к свободе человека. Он нам постоянно подчеркивал вот эти слова Господа: «Если хочешь быть совершенным... приходи и следуй за Мною» (Мф. 19, 21). То есть – только если ты хочешь… Помню, у меня папа встречался со Святейшим Алексием II по поводу экономических вопросов в церковной практике, а владыка тогда как раз возглавлял Финансово-хозяйственное управление, и я очень хотела, чтобы они тоже встретились. Сказала как-то об этом владыке, а он тут же уточнил: «А кто этого хочет: папа или ты?» После, когда они все-таки встретились, папа мне потом пересказал, в частности, такой фрагмент их разговора. «Может быть, Маша выйдет замуж за будущего священника?» – спросил папа. «Это ее выбор, как она выберет», – владыка опять же напомнил о свободе.
Владыка сформировал меня как личность, задал вектор развития. И тогда уже неважно, сколько ты с ним общалась. Вокруг владыки часто крутилась уйма народу, но настоящие его чада – те, кого на самом деле не видно, не слышно, – они всегда были скорее в тени. Таков дух самого владыки. Он вообще мог полужестом что-то главное тебе на тот момент сказать. Помню, у меня был период становления, мне тогда лет 19–20 было. Масса вопросов, в голове каша. Я училась на психолога, а вот как психология соотносится с Православием, всё никак не могла понять. Владыка, конечно, всегда был очень занят. Но он мне выделил время. По утрам он ходил на проскомидию. «Пока я иду до храма, ты можешь задавать мне по одному вопросу в день». И так продолжалось практически ежедневно, в течение многих месяцев, пока вопросы у меня не иссякли. Мне как-то стало понятно, в каком направлении владыка мыслит, разрешая все мои на тот момент недоумения. Помню этот поразительный момент, когда, преодолев путь, вмещавший вопрос и ответ, мы входили в церковь, владыка делал такой характерный жест рукой, как бы пружиня воздух: всё, мы в храме, все разговоры окончены.
Владыка Алексий (Фролов) в Новоспасском монастыре
Вообще, именно службы владыки больше всего тебя и воспитывали. Видя, как он служит, как он молится, ты вся как-то собиралась внутрь себя, всё лишнее отваливалось. Когда служил владыка, все всё бросали. На его службах было слышно каждое слово, оно как-то доходило до сердца, потому что владыка и сам переживал всю службу как опыт своего сердца. Это, наверно, и было действенным проживанием этих его любимых слов из Писания: «Сыне, даждь Мне твое сердце» (Притч. 23, 26). Мы тоже, особенно за богослужениями, учились, каждый в свою меру, отдавать Богу своё сердце. При владыке мы вообще все как-то внутренне подтягивались, сосредотачивались, – ты уже просто как по струнке ходила. Иногда реально тебя прямо дрожь охватывала, когда ты шла на беседу или за благословением к владыке.
Как же он умел смирять…
Впрочем, известен аскетический принцип: нельзя человека постоянно держать в напряжении. Так что мы действительно, при всей строгости владыки, чувствовали себя именно чадами. Сам владыка отстранялся, но в том-то и дело: то искомое, к чему он возводил, это нечто большее: свобода чад Божиих. К нему можно было радостно подбежать: «Владыка, а у меня юбилей – 25 лет!» И он мог разделить с тобой эту радость: «Ну что, фейерверки запускать будем?» Или, помню, стоим несколько человек, ждем владыку. А к нему еще и лестница ведет. И вдруг там, наверху, владыка проходит. Я кричу: «Владыка! Благословите!» – чтобы как-то дать о себе знать... Только владыка скрылся за дверью, ко мне подступает какой-то солидный протоиерей: «Девушка, вы как себя с архиереем ведете? Что вы себе позволяете?!» Я притихла, даже как-то шею в плечи вобрала. И тут, 10 минут протикали, дверь наверху распахивается, и я слышу знакомый голос: «Мария!» Я так сразу расправила плечи – и такая счастливая-счастливая, можно даже как-то сказать, внезапно величаво проследовала мимо моего обличителя…
Правда, когда ты в этаком настроении появлялась перед владыкой, вот тут-то и начиналось… Как же он умел смирять. Иногда вроде уже и придраться не к чему, тогда уже замечания как по заезженной пластинке, – а сам смотрит, как ты реагируешь. А в тебе действительно злость начинает откуда-то там со дна души подниматься, и вот ты борешься с собой… Прямо уже закипаешь, но пар не решаешься из себя выпустить, сдерживаешь себя... А он наблюдает, молится. Тебя уже как девятым валом накрывает, а ты – почти сквозь зубы: «Владыка, простите». И вот, он в какой-то момент уже улыбнется, вдруг подарками начнет тебя заваливать. Ух, испытание, значит, пройдено.
Знания на вырост
Хотя мы-то, может, и смирялись только потому, что совершенно четко осознавали, что владыка перед нами смиряется гораздо больше, чем мы перед ним. Чего он с нами со всеми только ни натерпелся. Все мы периодически, глядя на владыку, были обуреваемы порывами к высокой духовной жизни. И вот, Великий пост на носу, меня врачи застращали, что мне поститься нельзя. Чуть ли не дистрофию ставили. А я просто по комплекции худая, а ела я всегда нормально. Тогда мне даже казалось: объедаться начала. И вот, я решила как-то с этой страстью бороться. Сообщила об этом владыке. Но тут уж он не выдержал: «Мария, ты что, надо мной издеваешься, что ли?» Я обиделась.
Или еще смешной разговор из этой же серии: я решила взяться за чтение святых отцов. «Владыка, кого бы мне из святых отцов почитать?» – спрашиваю на полном серьезе. У него такой вид был… «Мария, тебе? Духовных отцов?! Да тебе – только сказки!» Я – опять в обиду.
А врачи тогда еще так и настаивали, что мне поститься нельзя. Звоню владыке, докладываю: как же, мол, всё-таки быть?
– Ну, не постись, – отвечает.
– Как это?!!
– Ну, раз надо тебе творог, молоко – ешь, пей.
– Вы меня что, благословляете на нарушение поста?!
– Нет, благословить я на это не могу. Это грех. Действуй на свое усмотрение.
– Это что же, грех на себя брать?
– Мария, каков смысл поста? – начинает тогда объяснять владыка. – Никого не обижать, ни на кого не обижаться. Есть кто-то, на кого ты обижаешься?
– Да, на вас.
Он это как бы пропустил мимо ушей, как само собой разумеющееся (я, кстати, не исповедовалась у владыки, но он совершенно точно всё обо мне, о моем внутреннем состоянии всегда знал). Потом он еще минут 10 говорит о том, что главное в духовной жизни – не еда, а смирение. Я его слушаю. Он в свое время был преподавателем, поэтому говорил структурированно, доходчиво.
– Мария, подводим итоги разговора, что ты поняла?
Я беру паузу.
– Что ты поняла? – повторяет владыка вопрос.
– Я поняла, что первую неделю поста я буду поститься с маслом.
– Мария!
И – гудки: бросил трубку. Всё, что говорил владыка, конечно, как-то откладывалось в душе, но практически всё это были знания на вырост.
«Это мы всем должны»
Как бы нас владыка ни воспитывал, – а иногда он применял и весьма жесткие меры, – ты всё равно всегда понимала, что владыка тебя любит. Просто это любовь такая – без поблажек. Он много говорил в проповедях о том, что надо любить вопреки. Только это меня и держало. Это сейчас, уже годы спустя после смерти владыки, я могу точно сказать, что владыка меня любил. А спроси меня тогда, я бы сказала: «Да терпеть он меня не может!» А спроси меня по-другому: «Почему же ты рядом с владыкой?» – я бы сказала: «Не потому, что владыка меня любит, а потому, что я знаю и чувствую, как он любит Бога». У меня было безусловное доверие к владыке – именно потому, что я знала: это человек, который любит Бога.
Владыка ни перед кем не человекоугодничал. У моей подруги была очень сложная семейная ситуация: муж психически болен, бывали моменты, когда ее жизни угрожала опасность. Отец Гурий отправил её к владыке испросить благословение на расторжение брака. Пообщавшись с владыкой, она вышла озадаченная... Так-то её все в один голос жалели, сочувствовали ей, а владыка вдруг поставил вопрос так: «А какой ты сама была православной женой?» То есть ей еще и «досталось». И владыка всегда мог так развернуть любую нашу жалобу. Кто-то ему как-то стал плакаться: мол, время такое было, советское, нас же вере никто не учил… «Я жил в то же самое время, что и вы», – сказал, как отрезал, владыка.
Или как-то одна наша прихожанка шла с владыкой и рассказывала всё, как ей кто-то что-то там недодал… И вот, она всё говорит-говорит, а владыка вдруг остановился и произнёс: «Нам никто ничего не должен». Она тоже остановилась как вкопанная. А потом еще опустил голову и тихо так добавил: «Это мы всем должны».
У меня такой вот еще образ в памяти запечатлелся. У Святейшего Алексия II была какая-то то ли дата, то ли день интронизации отмечали. В храме Христа Спасителя собралось огромное количество архиереев, – все выстроились в два плотных ряда, Святейший – по центру. А какой-то фотокор всё пытается сфотографировать Святейшего, но спины обступивших ему мешают. И вот, он всё бегает вокруг этих архиереев – и никак не может нигде протиснуться с фотоаппаратом. И вдруг боковым зрением я вижу, что кто-то ему уступает место… Какой-то Высокопреосвященный сделал шажочек назад… Я поворачиваюсь и вижу, что это как раз владыка Алексий! – вот так уступил свое архиерейское место, чтобы этот бедный человек смог взять нужный ракурс. Вот наш владыка! Это его внимание и забота обо всех.
Если ты следовал благословению владыки, силы у тебя точно удесятерялись
У нас от объединения при Новоспасском «Молодая Русь» пригласили как-то владыку побеседовать с молодёжью, встречу назначили на 6 вечера. А владыка был очень пунктуален. Я понимала, что 6 часов – это значит ровно в 18:00. Отпросилась с работы, захожу в зал, там 3 человека, я четвертая… Ровно в 6 заходит владыка... Пауза. Смотрит на нас. И мы не него не дыша смотрим: а вдруг уйдет?.. Но он прошёл, сел и начал беседу. А люди потихонечку подтягиваются. И он при каждом заходящем очень выразительно останавливается. Так что организаторы уже сообразили и стали заводить опаздывающих небольшими группками. Под конец беседы, часов в 9 вечера, зал был уже битком набит так, что и в проходах стояли... И владыка прокомментировал: «Когда я увидел пустой зал, мне захотелось развернуться и уйти. Но потом я подумал, что Господь послал мне этих четверых, значит, с ними я и буду беседовать, – потом помолчал и добавил: – А вот в следующий раз я закрою эти двери, а за ними будет… плач и скрежет зубов».
Владыка Алексий (Фролов)
У меня больше ни с кем не было такого чувства, когда ты прямо ощущаешь мощь, сконденсированную в человеке. Но в то же время ты понимала, какой ценой всё это даётся. Он неослабно себя внутренне понуждал, смирял себя. Вот, тебе хочется что-то съесть, а ты отказываешься, вроде бы хорошо бы уже и сесть, а ты продолжаешь стоять. Владыка понуждал себя даже в нравственно нейтральных ситуациях, когда речь не шла о том, чтобы нарушить или соблюсти заповедь, но он тем самым тренировал в себе это самоотречение, чтобы в момент искушения суметь отказаться от своей воли и исполнить волю Божию. И он настолько уже был цельным, никакого свойственного нам раздрая — хочу одного, а делаю другое, – в нем не было. Это был кремень. Благословение владыки всегда было действенным, если ты следовала ему, силы у тебя точно удесятерялись.
Силовое поле для смирения
Мы ловили каждое слово владыки, потому что пустого он не скажет. Слушались беспрекословно. Сказанное нашим архиереем мы воспринимали как глаголы Божии – о подобном можно прочитать, казалось бы, только в патериках, но мы реально так жили. Духовные чада должны доверять своим духовникам, потому что иначе невозможно духовное руководство. Хотя выполнять послушания у владыки – всё равно что кровь проливать. Его и ослушаться было невозможно, но и исполнять сказанное – стоило огромного внутреннего труда.
Помню, я тогда каждый день над собой плакала! Мне казалось, я стану либо святой, либо неврастеничкой. Две дороги: или в рай, или в психушку; но владыка и предупреждал, что второе – путь тех, кто терпит, но не смиряется. И вот, помню, тебе охота куда-то поехать, а он говорит: «Ни в коем случае». А в другой раз ты ни в какую не хочешь ехать, и вдруг раздается: «Езжай!» Это всё для непривыкших отсекать свою волю неимоверно тяжело. Обычно отцы всё же жалеют: тяжко тебе – ну, не делай. А тут ты постоянно внутренне боролась с собой. И никаких послаблений – наоборот, почувствовав ропот, еще что-то надбавит тебе. У меня тогда была перманентная обида на владыку. Тебе то и дело приходилось ломать себя. Вокруг него точно какое-то силовое поле было, так что, если ты не смиришься, рядом просто невозможно было находиться. Сейчас-то я уже понимаю, что владыка мне плохого не желал. Но тогда прямо злость взрывала.
Обычно от пастырей ждут некой ласковости: вот, мол, отец встречает блудного сына из страны далече с распростертыми объятиями… А владыка мог резко разрушить этот шаблон. Ему важно было, чтобы ты не с ним какие-то там взаимоотношения выстраивала, а к Богу обратилась. И встать на эту узкую стезю христианского делания не имеющим навыка к внутренней жизни – непросто даётся. Важно было, чтобы ты не сама что-то постоянно выдумывала, а именно смирилась перед Духом, Истиной Евангелия.
«Это болезнь современного – особенно молодого – православного человека, – обращал внимание владыка, – что все постоянно пытаются выстраивать свои отношения с Богом, – те, которые нам удобны. То есть, получается, я принимаю Бога лишь настолько, насколько Он мне не мешает жить? Это ошибка. Господь прожил мою жизнь еще до моего рождения. Моя задача – принять те взаимоотношения, которые Он мне Сам предлагает в Евангелии».
