23 марта сего года в субботу второй седмицы Великого поста постоянный член Священного Синода, управляющий делами Московской Патриархии митрополит Тверской и Кашинский Савва (Михеев) возглавил обновленческую литургию в церкви иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость (с грошиками)» г. Твери, сообщает редакция сайта «Благодатный Огонь».
«Это была настоящая миссионерская литургия на церковно-русском языке» - радостно сообщает пресс-служба Тверской епархии. Его Высокопреосвященству сослужили благочинный Социального округа иеромонах Амвросий (Желябовский), настоятель храма протоиерей Вячеслав Баскаков, руководитель службы протокола Тверской епархии протоиерей Александр Любавин.
Как сообщает телеграм-канал «Батюшка Лютер», инициатива исходила от тверских кочетковцев, членов т.н. «Преображенского содружества малых братств». Они обратились к протоиерею Вячеславу Баскакову, настоятелю храма, который и написал митрополиту соответствующее ходатайство об обновленческой службе на русском языке.
Редакция сайта «Благодатный Огонь» пишет: «Весьма удивительно и прискорбно, что в наше время вообще появляются архипастыри, которым совершенно не дороги богослужебные традиции Русского Православия. Ведь на протяжении более тысячи лет церковнославянское богослужение, являющееся драгоценной жемчужиной Русской Православной Церкви, просвещает души верующих в России и за ее пределами. И долг каждого архипастыря Церкви Русской бережно хранить это святое достояние и в неискаженном виде передавать его в наследие нашим потомкам, не приспосабливая святые богослужебные тексты к мирским звукам повседневной речи современного секуляризованного общества, лукавомудрствуя о якобы их "непонятности" и оправдывая русификацию богослужения какими-то темными "миссионерскими" целями».
Редакция напоминает владыке Савве, что о недопустимости богослужения на русском языке предупреждали почти все первосвятители Русской Церкви ХХ-XXI вв., в частности, святитель Тихон, патриарх Московский, священномученик патриарший местоблюститель митрополит Петр (Полянский) и др.
«И уж тем более нельзя разрушать сложившиеся православные устои в отдельных храмах, отдавая их на откуп новым обновленческим экспериментам. Церковнославянский язык есть наша словесная икона; он должен быть признан такой же местночтимой святыней Русской Православной Церкви, как многие храмы и иконы. А посему хранение церковнославянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви. Догматические основания для этого, в сущности, те же, что и для иконопочитания. Наш долг - бережно хранить драгоценную жемчужину нашей Православной Церкви - церковнославянское богослужение, которое уже более тысячи лет просвещает русский православный мiр и души верующих и является неотъемлемой частью церковного Предания Русской Церкви.
Отказ от церковнославянского языка, - языка православного богослужения и книжности, сформировавшего наш народ как нацию, неизбежно приведет к тому, что мы потеряем самих себя и ослабим объединяющую нас духовную силу. Ибо церковнославянский язык - это фундамент, на котором зиждется здание нашей духовности, культуры, традиций, нашей национальной сущности.
Тенденция к переходу на русский язык в богослужении - это не только ошибка, но серьёзный удар по церковной культуре, своего рода акт антицерковного вандализма и варварства. И эта тенденция вполне однозначно должна квалифицироваться как обновленчество.
Печально, что митрополит Савва поддался на ухищрения современных обновленцев и пошел на попрание многовековой русской богослужебной традиции, что порочит высокий сан архиерея Русской Церкви», - говорится в комментарии редакции сайта «Благодатный Огонь».
Некоторые объясняют столь смутивший верующих поступок митрополита Саввы тем, что кочетковская община в Твери является весьма многочисленной и очень влиятельной, мол, митрополит решил ради мира церковного не отталкивать их. Однако непонятно, зачем митрополиту для этого нужно было служить обновленческую литургию на русском языке? Если он хотел сохранить кочетковцев в Церкви, можно было просто кулуарно или даже публично встретиться с ними, посетить храм. При этом совершение «миссионэрской» литургии было совершенно излишним, поскольку этим шагом митрополит Савва продемонстрировал свою приверженность обновленчеству. И это при том, что сегодня владыка является не обычным рядовым архиереем, а Управляющим делами Русской Православной Церкви!
Поступок митрополита Саввы выглядит особенно неуместным, поскольку в нашей недавней истории был другой пример решения «проблемы кочетковцев». Этот пример дал митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил (Доровских). Владыка Даниил также столкнулся с весьма влиятельной и агрессивной кочетковской общиной в Архангельске, которую возглавлял священник Иоанн Привалов. Архангельские кочетковцы тоже попытались надавить на нового архипастыря. Однако владыка Даниил не поддался на давление и запугивание весьма влиятельными связями в Москве и уверенно «зачистил» «осиное гнездо кочетковщины» в Архангельске, когда понял, что уговоры бесполезны (см. подробнее материалы в рубрике РНЛ «Заостровский раскол»).
Митрополит Савва, к сожалению, проявил слабость и споткнулся о кочетковщину в Твери. Это тем более прискорбно, что ранее владыка Савва не был замечен в склонности к церковному модернизму и обновленчеству. Видимо, подвела молодость (митрополиту Савве всего 39 лет) и неопытность (митрополитом он стал с должности викария Святейшего Патриарха). Теперь кочетковцы, видимо, не отстанут от Высокопресвященнейшего Саввы и покоя ему не дадут...
***
О мистической красоте церковного языка
11.04.2019
Архимандрит Рафаил (Карелин)
Древний язык ближе к внутреннему логосу – языку духа, языку религиозной интуиции и молитвенных созерцаний. Это язык не рассудка, а сердца, язык глубоких гностических проникновений, язык напряженной духовной энергии и особой динамики. Древние языки вызывают в человеческой душе нечто вроде припоминаний о потерянной человеком способности внутренних непосредственных передач своих мыслей, восприятия другой души и озарений от Бога.
Есть сокровенный, внутренний язык, который глубже внешнего языка, нуждающегося в форме слова. Профористические (внешние) языки все больше отдаляются от своего центра – духовного логоса, все больше дифференцируются и материализируются. Новые языки обращены преимущественно к рассудку человека – аналитической способности его разума, низшей по сравнению с духовной интуицией. Они способны также выразить эмоциональные и страстные состояния человека; но для той области духа, которая проявляет себя в молитвенном порыве, новые языки оказываются вялыми, бессильными, как мышцы дряхлого старика.
Сторонники языковой реформы богослужения утверждают, что на новом, современном языке литургия будет более понятной. Но литургия, сама по себе, тайна. Она не может стать понятной на вербально-семантическом уровне, иначе можно было бы понять и усвоить литургику с книгой в руках за письменным столом.
Литургия – это не повествование, которое может быть подробно разъяснено, не загадка, которую можно разгадать, не задача, которую надо разрешить. Богослужение – это включенность человека в духовную реалию, а средством для этого является воздействие на душу человека всего духовного поля Церкви: храмовой архитектуры и убранства, иконописи и богослужебных напевов, а самое главное – сила молитв священнослужителей и народа, находящихся в Церкви. Про святого Иоанна Кронштадтского рассказывали, что когда он совершал литургию или молча молился на проскомидии, люди чувствовали явно, почти физически, силу его молитв и благодатную помощь.
Древней язык ближе к внутреннему логосу, поэтому он имеет большее воздействие на человеческое сердце. Странное явление: иногда фраза на славянском языке, минуя аналитический рассудок человека, струей горячего света озаряет, как будто открывает его сердце, и оно трепещет так, как душа странника, который после дальнего пути увидел огни отеческого дома. Здесь происходит то, что мы можем не вполне точно назвать – припоминанием. Человек вспоминает о потерянном рае и о том языке, которому повиновались все живые существа, как царю земли, на котором он беседовал с ангелами.
Здесь мистика и обаяние языка: древний священный язык трогает человеческое сердце, заставляет звучать сокровенные струны души. Модернисты не знают и не чувствуют этого; они хотят древний язык заменить новыми языками для того, чтобы была понятнее семантика слова, которая не делает понятнее тайну богослужения. Кроме того, в богослужении существует язык обрядов и ритуалов, не менее важный, чем словесный язык. Этот символический язык еще менее понятен, но он служит средством включенности человека в живую реалию происходящих событий.
Если мы хотим сделать богослужение доступным для нашего плоского рассудка, то должны сделать понятными церковные обряды: заменить их словесной интерпретацией или перевести их на язык театральной пантомимы, то есть превратить обряд из многогранного священного символа в мимический жест. Что же останется тогда от литургии – назидательное представление? Когда мы говорим, что литургия – это выражение земной жизни Христа Спасителя, то мы вовсе не имеем в виду, что литургия – инсценировка Евангелия; литургия – это возможность для человека посредством священных символов самому стать участником библейских событий, внутренне воспринять Голгофскую Жертву как Жертву, совершенную лично для него, а Воскресение Христа – как воскресение своей души.
Мы сказали, что древний язык это напоминание сердцу человека о его древнем отечестве – потерянном рае. Современный язык – это язык школы и университета, язык улицы и рынка, фабрики и вокзала. Он не помогает человеку вырваться из плена обыденных повседневных дел, забот и интересов. Напротив, священный язык как бы свидетельствует, что в храме мы общаемся с другим миром, с другой, необычной для нас реалией. Hе только между содержанием речи и чувством, но также самой формой языка и чувством существуют ассоциативные связи. Вообще форма не может быть совершенно абстрагирована от содержания. Новый язык, хотим мы этого или нет, будет нести в сeбe новое содержание, новую информацию, новый эмоциональный подтекст, выявить и определить которые невозможно нашему логизирующему рассудку.
Проповедь в храме произносится на современном языке. Но молитву нельзя смешать с проповедью или богословием. Проповедь рассказывает о духовном мире, а молитва включает нас в этот мир; богословие указывает путь, а молитва ведет по этому пути.
Мы говорим о красоте древних языков. Что мы подразумеваем под этим? Мы думаем, что это некое тайное созвучие ритмов сердца с ритмами древнего языка, и эта гармония воспринимается нами как особая красота языка. Прочитаем вслух внимательно псалмы на новом и древнем языках, какую разницу увидим мы в своем внутреннем состоянии? Новый язык подобен воде, которая может утолить жажду, но оставит душу холодной, а древний язык – вино, которое веселит и радует сердце человека.
http://www.blagogon.ru/digest/217/
