К 15-летней годовщине преставления ко Господу   митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева)   публикуем новые воспоминания об этом выдающемся   архипастыре, просветителе и замечательном человеке. Первая   часть воспоминаний – от представителей музейного и   академического сообщества, некоторые из которых, впрочем,   не без влияния на них в свое время владыки Питирима   приняли сан и монашество.

Митрополит Питирим (Нечаев)

Ученик преподобного

Протоиерей   Александр Салтыков, настоятель храма   Воскресения Христова в Кадашах, декан факультета церковных   художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного   университета:

– Познакомился я с владыкой Питиримом в конце 1960-х годов. Сложилось так, что владыка Питирим имел значительное влияние на меня, и я всегда вспоминаю его с благодарностью. Закончив истфак Московского университета в 1965-м году по кафедре истории искусств и год проработав в закупочной комиссии Министерства культуры, я наконец устроился работать туда, куда и хотел. Я был верующим, мне хотелось заниматься церковным искусством, но где найти себе место в те советские годы, я ума не мог приложить. И вот Господь меня привел в музей имени Андрея Рублева.

Там собрались очень хорошие люди. Трудились из энтузиазма. Вход в музей был бесплатным. Зарплаты совсем маленькие. Соответственно, и сотрудников мало. Партийной была только директор, так что обходились даже без партийной организации (не из кого было ее составлять). Обстановка в коллективе тогда была совершенно особая, теплая, доверительная, свободная от характерной для советских учреждений бюрократичности. Мы находились в мире икон и обладали максимально возможной по тем временам свободой мысли и высказываний. При повсеместном при советской власти контроле над личностью, что не может себе уже даже представить человек нынешнего поколения, это был, можно   сказать, идеал всех моих устремлений. Иногда к нам приходили некие люди из каких-то госучреждений и объясняли нам различие между активной и пассивной антирелигиозной пропагандой, которую мы должны вести в музее… Но это нам не мешало.

Протоиерей Александр Салтыков

Некоторые из сотрудников музея были верующими, другие – неверующими. Сам я с детства воспитывался в вере. Поэтому стал думать о том, как можно на моем рабочем месте сделать что-либо во славу Божию. И тут выясняется, что в музее, оказывается, нет такой необходимой для нашей работы книги, как Библия! Может быть, где-нибудь и хранился один какой-то экземпляр, но так, чтобы его можно было видеть у кого-нибудь на рабочем месте, – такого не припомню. Достаточно быстро в разговоре с коллегами мы пришли к согласию в том, что Библия нам для работы с иконами просто   необходима. Только как ее достать?..

В один прекрасный день в музей пришел молодой человек со строгим и несколько напряженным взглядом, явно из церковных кругов, у него были какие-то вопросы по церковному искусству, ему нужны были какие-то иконы... Мы познакомились. Фамилия его была Просвирнин. Он еще не был отцом Иннокентием (впоследствии известным архимандритом), а представился просто: Анатолий. Ему понравилась простая и добросердечная обстановка у нас в музее, он стал иногда заходить. Тогда он уже работал в Издательском отделе у митрополита Питирима (Нечаева). И вот мне вдруг и пришла в голову мысль: попросить у них, в церковном издательстве,   Библию! Мы знали, что Библия изредка издавалась Церковью, как бы «для внутреннего пользования». В те годы активной антирелигиозной пропаганды, при государственной политике «воинствующего атеизма», когда издавалось огромное количество антирелигиозной литературы, купить Библию «просто так» было совершенно невозможно: не только в   государственном магазине, но и в храмах ее не распространяли, так как это было запрещено.

Итак, я решил воспользоваться представившимся случаем и обратился к своему новому знакомому. Он уже принял постриг и стал отцом Иннокентием, и по-прежнему трудился у владыки Питирима. Тут же он пригласил меня прийти к нему, и в условленный день я приехал в        Новодевичий монастырь, где тогда еще располагалось издательство. Как православный христианин, я достаточно регулярно посещал храмы, но, как человек советский, до этого я обходил стороной все церковные        учреждения, и теперь мне была интересна каждая детал этого таинственного церковного образа жизни... Я переступил порог рабочего кабинета отца Иннокентия в Новодевичьем монастыре – и не понял, где я    оказался. Множество икон и фотографий духовных лиц, какая-то особая строгость в убранстве… Помню, вернувшись, я так сказал друзьям:

– Я был сегодня в настоящей монашеской келлии!

Эта подлинно духовная, аскетичная атмосфера его кабинета произвела на меня огромное впечатление. Мы разговорились, и я даже не сразу вспомнил, для чего я пришел. Но он сам мне вдруг сообщил, что уже переговорил с владыкой Питиримом, и отправил меня к нему.

Вот тут-то и состоялось наше знакомство с владыкой Питиримом. Владыка меня очень любезно встретил. Блеснул на меня своими прекрасными, глубокими глазами. Взор у него был острый, наблюдательный, но при этом с какой-то теплой смешинкой. В общении он был очень остроумен. У него была веселость, которая бывает только у духовных людей, которые видят глубже и понимают нечто большее, чем обыватель. Вообще, нельзя не сказать, что он был исключительно красивым человеком с величественной осанкой.

Помню, как я тогда, в первый раз, соблюдая конспирацию, поздоровался с ним: по-светски, за руку. Он, посмеиваясь в усы, пожал мне в ответ руку и, усадив, спросил:

– Кто вы? Чего вы хотите?

– Я из музея имени Андрея Рублева, – отвечаю. – Нам нужна Библия, – и, после некоторой паузы: – желательно несколько экземпляров.

Надо сказать, что накануне, перед тем как отправиться в издательский отдел, я заглянул к нашему директору Галине Анатольевне Беляевой-Лоренц.

– Галина Анатольевна, нам необходима одна рабочая книга, без которой мы просто не можем работать...

– Да? И какая же это книга, Александр Александрович?! – спросила меня она с некоторым недоумением.

– Библия! Это наша рабочая книга! – с некоторым напором отвечал я. – Как мы можем рассказывать о каком-либо иконографическом сюжете, не имея   под рукой этого источника?!

Тогда же я ей доложил, что собираюсь идти в Патриархию, чтобы раздобыть экземпляры.

– Ну, хорошо! – не стала препятствовать эта, в общем-то, партийная дама.

И вот, когда я уже сообщил митрополиту Питириму, зачем я пришел, он, еще раз испытующе на меня посмотрев и все так же улыбаясь в усы, поинтересовался:

– И сколько же вам экземпляров надо?

Я положил на стол обе руки:

– Десять!

Без всякого промедления он позвал какого-то человека, и мне действительно сразу же были выданы эти 10 экземпляров Библии!! Безвозмездно. Теперь я думаю, что владыка уже до моего прихода обсудил предполагаемую ситуацию с отцом   Иннокентием.

Это был просто царский подарок.

Цель была достигнута, разговор закончился. Владыка Питирим очень мило, все так же улыбаясь в усы, проводил меня. Вернувшись в музей, почти каждому сотруднику я вручил по Библии! Этот случай, конечно, очень впечатлил коллег. Всем было интересно послушать мой рассказ о посещении недоступного и неведомого церковного учреждения...

Прошло немного времени, меня пригласили преподавать в   Московские духовные школы. Я приехал в конце августа на первое заседание Ученого совета МДА в Сергиев Посад (тогда Загорск), в Свято-Троицкую Сергиеву лавру… Ректором академии тогда был владыка Владимир (Сабодан). Помню, как все неторопливо собирались, приветствовали друг друга после летних каникул. И вот наконец входит владыка Питирим, также член академической корпорации. Он тогда был еще архиепископом – еще без   своего белого с легким кремовый оттенком, по старой московской традиции, митрополичьего клобука^[1].

Закончилось заседание с обсуждением предстоящего учебного года. Я встаю и думаю: «Надо подойти поздороваться к владыке Питириму». Подхожу к нему со словами приветствия и с просьбой благословить – теперь-то я уже чувствовал себя вполне свободно. Он преподал благословение и внимательно смотрит на меня:

– Где-то я вас видел...

– Да, владыка, – подтверждаю я, – мы с вами знакомы.

Он смотрит на меня, напрягая память. Тут я сказал тихо:

– Владыка, помните: Библи-и.

– А-а-а! – просиял он и рассмеялся.

С тех пор он меня больше ни с кем не путал. В академии я с ним иногда вместе ходил по ЦАКу, обсуждая некоторые экспонаты. Владыка любил искусство. С ним было интересно поговорить, он много знал, ярко и картинно рассказывал, а поскольку первое мое образование –   искусствоведческое, и у меня уже был опыт работы в музее, мои суждения ему, кажется, иногда были интересны.

Владыка Питирим поддержал меня после моей священнической хиротонии. Рукоположили меня в 1984-м году, свою священническую практику я еще смог пройти у отца Валериана Кречетова в Отрадном, а потом в Москве мне просто было негде служить. Дело в том, что в лавру, в академию, я ездил преподавать раз в неделю, да там и без меня в Покровском академическом храме достаточно служащих. А в столице где-либо пристроиться в храм мне было сложно, поскольку я оставался и на светской работе в музее имени   Андрея Рублева.

Однажды в разговоре владыка Питирим мне как-то очень просто предложил:

– Отец Александр, а приходите к нам в храм на улице Неждановой^[2], облачайтесь, служите.

Так владыка Питирим смог разрушить это средостение: я мог открыто в Москве служить – и при этом оставаться научным сотрудником музея. Тогда это стало возможным только благодаря его покровительству, я был таким,   наверное, единственным священником в СССР.

Там, в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке, я   неоднократно в течение нескольких лет, по милости Божией, служил вместе с владыкой Питиримом. Он относился ко мне очень тепло. Не знаю, почему он был так ко мне расположен.

Потом, уже много спустя, он постоянно приглашал меня к себе в Иосифо-Волоцкий монастырь. Однажды я приехал, и он со мной расхаживал по монастырю, говорил о своих планах, в частности, он намеревался поставить небольшой деревянный храм в память преподобного Максима Грека, который жил одно время в Иосифовом монастыре в заключении. К сожалению, этот замысел не осуществился.

Уже значительно позднее, помню, я к нему как-то приехал на службу, а он там служит совершенно один! У него тогда не было ни одного иподиакона. Я ему помог облачиться.

Обстановка была очень доброй, владыка держался всегда просто, сохранялась молитвенная атмосфера. Мне приходилось как-то с ним обедать, шел пост, – сейчас уже не помню какой, возможно, даже не Великий, – но трапеза владыки была более чем скромной. Все исключительно постное, самое простое.

И, наконец, расскажу эпизод, который мне очень дорог.

У меня умирала мать, Татьяна Павловна. Отца мы к тому времени уже давно потеряли, он умер значительно раньше. Жили мы с мамой и сестрой, которая не работала по болезни. В музее я получал зарплату в 75 рублей – это даже тогда были гроши. У мамы тоже пенсия была мизерной. Даже с   учетом жалованья преподавателя мы едва-едва сводили концы с концами. А мама болела раком, и с этим были связаны определенные необходимые расходы.

Как-то раз, выходя из Академии после занятий, я встретил владыку Питирима, и он, куда-то уже отъезжающий, очень по-доброму спрашивает:

– Куда вам ехать?

– В Москву, – отвечаю.

Он ехал по делам, часть дороги нам было по пути. Я сел в машину.

– Как вы поживаете? – задал владыка, казалось бы, дежурный вопрос.

Я, не вдаваясь в подробности, ответил:

– Слава Богу, все, в общем, ничего, только мама у меня сильно болеет.

Больше мы на эту тему с ним не говорили. Он довез меня. Попрощались. Через несколько дней мы случайно встретились с владыкой где-то на лестнице в Академии, поздоровались, он благословил – и как-то мимоходом вдруг сунул мне какой-то пакет:

– Вот, возьмите.

– Что это такое? – остановился я в недоумении.

– Ничего-ничего, берите! – сказал он и быстро прошел.

Разворачиваю, там была какая-то оберточная коричневая бумага, а внутри – 500 рублей. По тем временам это были немалые деньги. Я от владыки ничего не ждал, не жаловался, не просил. И получил помощь именно тогда, когда она была так необходима! Он оказался единственным человеком, который оказал необходимую поддержку мне и моей матери в самое трудное для нас время. Тогда у нас как раз совсем не было денег, а нужны были лекарства, уход и все прочее. Прошло 40 лет, но такие моменты не забываются...

Мне было известно, что отец Иннокентий и владыка Питирим, как и некоторые другие лица из московского духовенства, окормлялись у карагандинского старца Севастиана, ныне прославленного во святых. Несколько лет назад я вдруг получил командировку в Караганду, где неожиданно для себя познакомился с людьми, близкими к преподобному Севастиану. Там поныне сохраняется духовная атмосфера, созданная   преподобным. Существует основанный им женский монастырь, где я познакомился со схиигуменией Севастианой, ныне уже   покойной, и духовником обители архимандритом Петром (Горошко). В общении с ними я понял, в какой высокой   духовной среде пребывал владыка Питирим.

Царствие Небесное и вечная память!

«Церковь будет!» Возвращение владыки Питирима в МИИТ

Елена   Георгиевна Белова, ассистент кафедры   теологии МИИТ (РУТ – Российский университет   транспорта):

– В alma mater – в МИИТ, где он некогда учился   – владыка Питирим вернулся, надо сказать, в самый   подходящий момент. Вот уж точно: у Бога все вовремя.   Именно тогда мы начали предпринимать попытки к возрождению   домовой церкви, чему, разумеется, оказывалось   сопротивление... Тут такие баталии нам атеисты-противники   устраивали... А тут появляется владыка!

Для нас это было грандиозным событием. В белом клобуке, в   черной рясе, с роскошной бородой... Ходил тут по   институту. Наше высшее руководство – я видела!   – с него прямо пылинки сдувало. Все были просто   потрясены этим триумфальным возвращением некогда нашего   студента.

Конец 1990-х. Владыка был уже отстранен от дел в   издательском отделе. А нам тогда здесь как раз постоянно   навязывались какие-то бесконечные «круглые   столы», обсуждения... Решили, видимо,   по-коммунистически все заболтать, и уже продавливали   «линию партии»: ничего, мол, у вас не   получится...

А владыка так скромно, тихо, одним своим появлением точно   развернул всю эту реку мутной истории прошедших 70 лет   вспять... Также что в нашем некогда Императорском училище   вновь стал очень быстрыми темпами обустраиваться домовый   Никольский храм. Процесс с появлением здесь владыки сразу   же пошел!

Ректор МИИТа Борис Алексеевич Левин тут же объявил тогда,   помнится, на ректорате: «Церковь будет!»

Ирина   Васильевна Сергеева, заведующая   кафедрой теологии МИИТ (РУТ – Российский университет   транспорта):

– Освящал наш воссозданный Никольский храм в апреле   2001 года Святейший Патриарх Алексий II. А уже в ноябре   того же года была создана кафедра теологии МИИТ, первым ее   заведующим и и стал владыка Питирим.

Раздается вдруг, помню, звонок:

– Ирина Васильевна, – слышу в трубке голос   ректора, – пойдите туда-то посмотрите, какая там   нагрузка... Создаем кафедру теологии!

В декабре уже был подписан приказ. Проходил Ученый совет,   и тем, кто был против кафедры (как ранее и храма), и   досталось объявлять новость о ее создании.

Когда предварительно мы обсуждали с владыкой Питиримом   преподавательский состав кафедры, он просил предоставить   ему полную характеристику каждого кандидата: образование,   квалификация... С каждым поступающим на кафедру извне (не   из МИИТ) сам лично долго беседовал. Предлагал кандидату   изложить свой взгляд на дальнейшую преподавательскую   деятельность; ответить на вопросы: в чем вам   представляется цель обучения студентов, какой тематикой вы   лучше всего владеете, чем, кроме преподавания, вы можете   быть полезны кафедре? Отбор был очень строгий.

И впоследствии владыка Питирим следил за тем, чтобы   кафедральные преподаватели были преданными кафедре, не   размениваясь на что-то постороннее. Тщательно вникал в   содержание лекций, посещая наши занятия. Он весьма   критически относился, прежде всего, к себе, но и к другим   преподавателям тоже. Потом на заседаниях кафедры мы   разбирали основные трудности в работе со студентами,   делились положительным опытом.

Само наличие храма очень помогало работе. Владыка   неоднократно служил в нашей домовой церкви, планировал   проводить и учебные богослужения с разъяснением учащимся   сути происходящего: молитв, песнопений, священнодействий.   К сожалению, при жизни владыки этого не удалось   осуществить.

Кафедра теологии МИИТ начала работать во втором семестре   2002 года – за год до преставления архипастыря.   Помню, как мы накануне открытия кафедры очень долго сидели   с владыкой Питиримом, и он мне досконально перечислял: и   об этом надо рассказывать студентам на лекциях, и вот это   не упустить, и то донести до них надо...

Сначала, конечно, еще при самом открытии кафедры, у нас у   всех просто была эйфория. Да и времени тогда можно было   уделять больше именно работе со студентами (сейчас   чрезвычайно много бумажной волокиты).

Владыка  Питирим был очень хлебосольным. Собирал нас всех, и        вкупе еще с кафедрой истории, – и на столе чего  только не было! Накрывались замечательные, помню,        пасхальные трапезы. Но вместе мы отмечали отнюдь не        только великие праздники.

Владыка, кстати, мог читать мысли. Даже в таких мелочах:   сижу, помню, за столом, а мне очень хочется арбуза,   который от меня далековато...

– Пожалуйста, – тут же берет тарелку с   дольками и протягивает мне владыка Питирим.

Также и одна из сотрудниц кафедры рассказывала, что   однажды она съела уже порцию сырников, а еще взять   стесняется... А владыка к ней вдруг так поворачивается и,   обращаясь по имени, убеждает:

– Ну, возьмите же!

И такое бывало постоянно.

Вообще, у нас тут на всех кафедрах к владыке Питириму все   очень расположились.

Елена Георгиевна   Белова:

– На лекции к владыке Питириму и преподаватели всех   возрастов с удовольствием ходили.

Как-то раз на лекции, когда говорили про семью, какая-то   студентка развыступалась: мол, все мужики – сволочи.   Владыка так слушал-слушал и вдруг сказал:

– А ты не вешайся-то на всех мужиков...

Мог вот так вразумить.

На его лекциях можно было обреветься  

   Вообще на его лекциях, как и на лекциях ставшего потом его   преемником владыки Алексия (Фролова), можно было   обреветься. Как они говорили о предназначении человека, о   смысле жизни, о любви.

Однажды мы оказались с папой и его женой в Иосифо-Волоцком   монастыре, и владыка пригласил нас остаться на трапезу.   Папа у меня нецерковный, на всенощной он поставил свечку и   сразу же ушел из храма. Мы понимали, что он нас уже ждет в   машине, тарабаня пальцами по рулю. Я даже стала у других   священников канючить:

– Не благословите ли нас все-таки поехать домой?..   Владыка вот на трапезу благословил остаться, да папа,   – объясняю, – у меня нецерковный...

– Нет! – тут же обрывали на полуслове. –   Вы что? Раз владыка благословил, это тогда уже только к   нему!

А архиерей-то в алтаре! Но, видно, мы ему так мешали   молиться своими переживаниями, что он послал своего   иподиакона. Выбегает из алтаря Мишенька (сейчас это уже   отец Михаил), я вижу знакомое лицо, пытаюсь его   перехватить:

– О! Вас-то я и ищу! – вдруг отвечает он.

– Передайте владыке, что мы не мо...

– А владыка сказал, чтобы я вас нашел и чтобы вы   обя-за-тель-но остались на трапезу!!

«Вот, – думаю, – мы его достали, что он   из алтаря посылает человека нас остановить».

Я бегом – ищу своего папочку. Он уже действительно   ерзает за рулем, готовый рвануть...

– Пап! Трапеза! Питирим!! – только и успеваю,   вся запыхавшись, показывая на постройки монастыря,   прокричать ему.

– Да какая трапеза?! – упирается он. – Я   не останусь!

– Пап! Это мое начальство. У меня будут   неприятности, учти! – Шантаж, конечно, но как еще   его удержать, я не знала.

   Еле вытащила из кабины. Заходим в трапезную, там длинный   такой стол – посередине усаживают владыку. Я думала   как-то по-евангельски последнее место занять, но по краям   уже расселись знающие Евангелие... Для папы с его женой   нашлось место где-то напротив. А мне вдруг владыка   повелевает сесть рядом с ним.

– Не сяду! – вдруг вырвалось у меня.

«Я же там, – думаю, – умру от страха и   трепета...».

– Не сяду! – отзываюсь на очередное его:   «Садись!»

Однако и сама не понимаю, как уже оказываюсь рядом.

– Вы какую кашу будете? – спрашивает уже   владыка.

– Мне все равно, – все еще трясусь.

– Вы какую кашу, спра-ши-ваю, будете: рисовую или   гречневую? – строго так повторяет он.

– Рисовую... – сознаюсь.

– Чем ваш папа занимается? – спрашивает, когда   мы синхронно склонились над тарелками.

– Папа – золотые руки, он занимается всем, все   может.

Отец понимает, что разговор идет про него, и как-то так   подается вперед: мол, чего?

   И тут вдруг, пользуясь моментом, владыка произносит:

– Я предлагаю вам остаться ночевать!

Я замерла... А папа-то уже расплылся в улыбке:

– Какая честь! – и кивает.

Это были головокружительные виражи миссионерства  

   Это были головокружительные виражи миссионерства.

Мы вдруг остаемся ночевать.

Владыка нам выделил, как потом выяснилось, самую лучшую   келлию. Сразу же распорядился поставить машину на   территории обители. Сам провел нам небольшую экскурсию по   монастырю, препоручив далее еще что-то нам показать своим   помощникам.

А день тогда был – 6-ая неделя по Пасхе, когда в тех   краях вспоминают чудо избавления в 1917-м году от холеры   по молитвам к святителю Николая Чудотворцу и преподобному   Иосифу Волоцкому. Отмечается праздник крестным ходом в   деревню Спирово (от имени святителя Спиридона   Тримифунтского). Там, в белоснежном Введенском храме, есть   удивительная, из черного дерева, икона-скульптура   святителя Николая, – причем облачения на ней тогда   были с плеч владыки Питирима, так что для нас образ   великого древнего святителя и великого святителя наших   дней как-то сливался.

Поразительно было и то оживление, которое царило там,   когда служил владыка Питирим. Дело в том, что деревни-то   вокруг все вымерли. А когда приезжал правящий архиерей,   откуда ни возьмись – туда съезжались сотни   переполненных машин. Народу было очень много! Владыка   служил литургию, многие причащались, а после службы   архипастырь с такой радостью каждого окроплял, каждому еще   говоря и какое-то особое слово. И это при том, что сам он   уже был сильно болен...

   Потом эту икону-скульптуру святителя Николая доставили в   Иосифо-Волоцкий монастырь, где, поставив рядом с таким же   огромным образом преподобного Иосифа Волоцкого, стали   читать попеременно два акафиста тому и другому святому.

Тут уж мы уехали...

Но отец вдруг вскоре попадает в аварию, они с супругой   лежали в больнице. К ним пришел тот самый уже отец Михаил,   ранее бывший иподиаконом у владыки Питирима, пособоровать   их. Когда он зашел в палату к Татьяне (папина жена),   женщины там возьми да и спроси:

– А крестиков у вас нет? А то мы тут лежим без   крестиков...

– Не знаю, – отвечает отец Михаил, а сам   запускает руку в портфель и комментирует: – Это   портфель владыки Питирима...

И, ко всеобщему удивлению, достает целую горсть крестов!   Владыка всегда думал об апостолате.

– И для папы, – прошу тогда и я.

Папа крестик также не носил, но тут с самого начала была   уверенность, что крест от владыки Питирима он уж точно   наденет. Так и произошло, причем папа его до сих пор не   снимает.

Ирина Васильевна Сергеева:

У владыки Питирима был такой любвеобильный дух, что он     располагал к себе всех  

– У владыки Питирима действительно был такой   любвеобильный дух, что он располагал к себе всех: и   атеистов, и иудеев, и мусульман, и коммунистов... Владыка   Питирим говорил так:

– Нам главное прокукарекать. А уж там, как они:   проснутся или нет, – это уже их дело...

1 сентября 2003 года владыка Питирим, будучи уже буквально   истощен болезнью, приехал к нам в домовый храм МИИТ, чтобы   отслужить молебен к началу учебного года. Также он нашел в   себе силы духовные, чтобы, преодолев физическую слабость,   выступить на торжествах, посвященных Дню знаний. А потом,   конечно, пришел на созданную им кафедру теологии и   долго-долго еще общался с преподавателями и сотрудниками.   Дал нам последнее напутствие. Чувствовалось, что ему очень   не хотелось расставаться. Перед уходом он каждого из нас   благословил.

Потом наш, как он сам себя аттестовал, «главный   атеист МИИТ» стал вдруг называть себя «другом   владыки Питирима». В предпоследний день перед   смертью владыки он даже звонил ему:

– Владыка, мы с вами еще увидимся?..

Елена Георгиевна   Белова:

– Владыка тогда ответил «нет», но,   возможно, он говорил только о жизни посюсторонней. Так же,   как у нас в МИИТ, в центральном военном госпитале имени   П.В. Мандрыка, где проходили последние дни владыки   Питирима, его все очень полюбили.

Между приступами, буквально до последних дней, к нему     шли люди за советом, за утешением  

   Владыка даже при последней стадии рака отказывался от   обезболивающих, чтобы оставалось ясным сознание. Между   приступами, буквально до последних дней, к нему шли и шли   люди за советом, за утешением. Он даже шутил с ними,   подбадривал их как-то.

Уже перед самой кончиной принял схиму. Святейший Алексий   II его и постригал в великий ангельский образ с тем же   именем, но препоручив уже другому небесному покровителю из   новомучеников – священномученику Питириму, епископу   Великопермскому и Устьвымскому.

«Онкология – это особый путь к Богу»,   – говорил владыка Питирим. Это мученичество наших   дней.

Преставился владыка Питирим на память Казанской иконы Божией   Матери, в День народного единства, как сегодня еще   говорят, – 4 ноября. Он и был от лица Церкви   Христовой объединителем народа. Военные врачи настолько   прониклись к своему Высокопреосвященнейшему пациенту   любовью, что потом даже храм в честь Казанской иконы   Божией Матери воздвигли.

Владыка Алексий (Фролов), став и на том поприще преемником   владыки Питирима, позаботился наладить там еженедельное,   по средам, служение литургии. Так Господь приходил и   сейчас приходит в жизни многих и многих людей, благодаря   подвигу самоотверженного служения наших дорогих   приснопоминаемых архипастырей.

Удивительно, что до смерти владыки Питирима мы еще успели   у него взять благословение на получение частицы мощей   преподобного Иосифа Волоцкого, которые он обретал, в наш   домовый Никольский храм. Владыка Питирим явно провидел   дальнейшее развитие событий и благословил, но с одним   условием: чтобы была написана достойная икона святого.

Пока писалась икона, владыка Питирим уже преставился ко   Господу. Но Промысл Божий устроил все так, что именно   исполняя его благословение, мы и встретились с тем, кто   стал на нашей кафедре теологии его наследником – с   владыкой тогда еще Орехово-Зуевским Алексием (Фроловым), и   он, как некогда владыка Питирим, возглавил нашу кафедру.

Ирина Васильевна Сергеева:

– Чем больше проходит времени со дня преставления и   владыки Питирима, а теперь и владыки Алексия, тем ярче и   яснее, точно путеводное светило на этом небосклоне встреч,   в воспоминаниях о них проявляется та безграничная доброта,   источником света и тепла которой является Богом данная им   любовь к людям – собственно, Христова любовь.

Талант человечности

Монахиня   Варвара (Вилисова), смотрительница   храма Архангела Михаила в селе Дунино:

– Сейчас уже сложно передать на словах новым   поколениям то, как вся наша интеллигенция   почитала владыку Питирима. Чиновники весьма высоких   рангов, если слышали, что на каком-либо заседании будет   присутствовать архипастырь, тут же меняли свои планы и   маршруты:

– Едем туда! – разворачивали водителей.   – Там будет владыка Питирим! – поясняли   спутникам.

Помним, как просто по пятам за владыкой Питиримом ходил   Никита Сергеевич Михалков. Да и многие другие именитые   люди искусства и науки тянулись к этому выдающемуся   архиерею.

Люди ловили каждое слово владыки. Он был совестью нашей     интеллигенции  

   Люди ловили буквально каждое слово владыки. Он был просто   совестью нашей интеллигенции. Ни под кого не подстраивался   и никого не развлекал, говорил очень глубокие вещи, но   понятным и привычным академикам и художественной богеме   языком.

Помню, я делала в Третьяковке выставку Павла Дмитриевича   Корина «Русь уходящая», кто-то владыку там   увидел и якобы скаламбурил:

– Русь уходящая... уходит.

Владыка Питирим так величественно развернулся – и,   отчетливо отделяя каждое слово паузой, весомо произнес:

– Мы еще вернемся!

Также, помню, у нас как-то открывалась выставка Михаила   Васильевича Нестерова в новой Третьяковке, на Крымском   Валу. Это было еще советское время, всюду при входе   – транспаранты с цитатами Ленина...

И тут вдруг появляется владыка! А за ним, точно разрезая   все это время с его мишурой, шествует хор издательского   отдела – 20 стройных юношей в черных подрясниках! А   как они там запели, – как грянули в полный голос! А   потом как вышел архиерей, да как встал перед ними во весь   свой рост – богатырь! И вдруг сказал совершенно   простое ясное слово, на правильном, чистом, красивом   русском языке, – так что всех пробрало до самой   глубины души... И сразу все встало на свои места, стало   понятно: выставка М.В. Нестерова – это про Бога.

«Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь   славу» (Пс. 113, 9).

И все это было так здорово! Так уместно.

У владыки Питирима было удивительное чувство такта. При   всей невообразимости того, что он делал и привносил в   жизнь в том еще советском антураже, при всей его   фантастической неотмирности для тех еще атеистически   нашпигованных времен, он умел добиться такой подлинности   слов, интонаций, поступков, что все сразу же признавали:   «Вот, что надо!».

Ему бы, наверно, и К.С. Станиславский поддакнул:   «Верю!!» При этом, подчеркну, у владыки не   было ничего наигранного, просто был талант жить и   действовать прямо и просто. Как писал А. П. Чехов:   «Есть таланты писательские, сценические,   художнические, у него же особый талант –   человеческий», – вот это и про владыку   Питирима.

Символично, что он потом настоятельствовал в храме   Воскресения Словущего на Успенском Вражке, спасенном в   свое время от закрытия артистами Художественного театра во   главе как раз со Станиславским. Владыка Питирим каким-то   чудесным образом был укоренен не только в духовную   традицию, – его священнический род, известно,   насчитывал более 400 лет, – но и в культурную, как,   впрочем, и в политическую... Он везде был как-то   органичен.

При этом за ним чувствовалась история Русской Церкви,   тысячелетия христианства. Это не просто слова. Он был   носителем ощутимой благодати. Одно его появление уже   заставляло всех как-то внутренне подтянуться. Ему могли в   последнюю минуту позвонить и умоляющим голосом сообщить о   каком-то открытии, заседании и т.д. Он все бросал и ехал.   И это зачастую кардинальным образом меняло все.

У него было совершенно уникальное служение – такое   даже не пропишешь в табели о рангах. Владыка сказал как-то   про себя, что мог бы стать и богословом, но для этого надо   уединяться... А он принял этот тяжелейший крест, когда он,   по слову апостола, «был для всех всем, чтобы спасти   по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9, 22).

Это трудно. Но он каким-то чудесным образом умел при этом   не растрачиваться душой. Даже в том водовороте постоянных   встреч, в который он бросался, он мог оставаться внутренне   сосредоточенным, глубоким человеком. Он не лицемерил. Не   говорил слов зря. Молчал, когда чувствовал, что надо взять   паузу.

Однажды, помню, был детский вечер в зале им. П.И.   Чайковского. Пришел владыка Питирим. Очень просто общался   с детьми. Да ничего особенного он им не говорил! А всем   вдруг стало хорошо. Просто от одного его присутствия.   Как-то радостно, – людям нравилось рядом с ним   находиться. Это как Евангелие читаешь: все вроде известно   (и от этого разве может быть интересно?!), но благодать-то   душу укрепляет! Так же и с владыкой Питиримом.

Детей не обманешь, – все, помню, его облепят,   лепечут что-то, счастливы. Оля Гобзева (она тогда еще не   была в постриге) вынесла ему от всех огромный пирог. И   было видно, что ему тоже это приятно. А не то, что сунул   тут же иподиакону, и унесли за кулисы, – это, мол,   просто был очередной «номер программы». Нет.   Он как-то во все, не жалея, вкладывал душу, щедро   распоряжался ей.

Знаете, чего в нем точно не было? Зашоренности,   запуганности какой-то: шаг влево, шаг вправо. Это от   католиков-иезуитов каким-то официозом веет, – тебя,   бывает, точно жидким азотом обрызгают: «Все только   по протоколу! И никак иначе!» А владыка Питирим жил   не так. Как-то несколько весело и просто.

Помните «Троицу» Рублева? Вот в нем какая-то   такая соприклоненность была, что часто выражалось и   воспринималось просто как человечность, но оттого и   ощущалось: Господь близь.

Уж сколько там веревок из владыки Питирима вили, их там и   всякие отчеты, чуть ли не доносы, заставляли писать, но   они даже в этих условиях могли – не побоюсь этого   сравнения – быть Патриархами Тихонами! Тем более что   известно, насколько владыка Питирим почитал тогда еще даже   не прославленного святителя.

Уже незадолго до смерти владыки я в редакции газеты   «Известия» встретила его близкого человека,   который мне тогда и сказал, что владыка уходит. У меня   была с собой пачка чая со Святой земли, и я ее передала в   больницу. Вроде мелочь, но для этих людей нет ничего   незначительного, ненужного, формального. Все у них   наполнено каким-то теплом, радостью, светом памяти друг о   друге, смыслом.

С этими людьми, идущими след в след за своими святыми   предтечами и наставниками, тебя не холодило. От одного   только воспоминания о владыке Питириме – до сих пор   весна.

Почитатель святителя Тихона

Иеросхимонах   Валентин (Гуревич), духовник   Донского ставропигиального мужского монастыря Москвы:

– Еще до прославления святителя Тихона, Патриарха   Московского и всея Руси, к его захоронению постоянно   приезжал поклониться только один из архиереев Русской   Церкви – владыка Питирим (Нечаев), почивший в сане   митрополита Волоколамского и Юрьевского.

На день кончины Патриарха Тихона, в праздник Благовещения,   и на тезоименитство, приходившееся на святителя Тихона   Задонского, бывал, конечно, и Предстоятель – в те   годы Святейший Патриарх Пимен (Извеков). Когда он служил   панихиду у надгробия, то пел весь храм, потому что его   заполняли певчие, можно сказать, из всех московских   приходов.

А когда бывал в России, в гостях у своей сестры, то тоже   неизменно приезжал на поклон Святейшему Тихону еще и   епископ Американской Церкви Василий (Родзянко). Но   постоянным и верным почитателем, посещавшим Малый собор   Донского монастыря ради поклонения находившимся тогда еще   под спудом честным мощам Патриарха, был только владыка   Питирим.

Я тогда как раз был сторожем Малого собора, где и был   упокоен святитель.

Владыка Питирим приезжал регулярно, каждый год в   пасхальную ночь – обязательно: после того, как   отслужит богослужение Святой Пасхи в своем храме в   Брюсовом переулке. Приезжал помолиться о святителе и   святителю. Я открывал ему собор. Служилась панихида, потом   я имел возможность немного с ним поговорить.

Однажды один из сотрудников филиала музея архитектуры,   располагавшегося тогда на территории Донского монастыря,   попросил меня, когда владыка Питирим в очередной раз   посетит Малый собор, обратиться к нему с просьбой, чтобы   он, располагая влиянием на городскую администрацию,   воспрепятствовал строительству огромного здания, соседство   которого с монастырем испортит облик ансамбля древних   монастырских строений. Будучи солидарен с музейным   работником в этом вопросе, я исполнил эту его просьбу.   Владыка отнесся к просьбе очень участливо...

Я и сам иногда выбирался к нему в храм Воскресения   Словущего в Брюсов переулок. Этот храм, будучи даже в   самом центре Москвы, что называется, под боком у Кремля,   каким-то чудесным образом избежал участи закрытия. Этот   храм и в начале 1960-х годов, когда там стал сначала   просто «появляться», как он сам говорил,   владыка Питирим, был под угрозой сноса, но тоже выстоял.

Да и сам владыка, подобно этому его храму, был, можно   сказать, таким утесом, который при натиске всех бурь,   которые то и дело при атеистическом режиме, да и   впоследствии, обрушивались на Церковь Христову и ее   ревностных служителей, оставался тверд и в своем   исповедании целен.

Как по слову апостолу: «и сами, как живые камни,   устрояйте из себя дом духовный» (1 Пет. 2, 5).

Вечная память.

 

 

 

 

***

 

Владыка Питирим был и остается для всех нас отцом

Митрополита Питирима (Нечаева) вспоминают люди Церкви

К 15-летию преставления ко Господу митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева) об этом удивительном архипастыре вспоминают его сослужители, ученики, сотрудники и иподиаконы.

С владыкой Питиримом мы чувствовали себя   свободнее    в те несвободные времена

Протоиерей Артемий   Владимиров, старший священник и   духовник Алексеевского ставропигиального женского   монастыря Москвы:

– Для многих молодых людей конца 1980-х годов, а   также последующих 1990-х годов встреча с владыкой   Питиримом была судьбоносной. Он приветствовал их церковное   становление и располагал к священнослужению. Большинство   сотрудников Издательского отдела Московской Патриархии,   возглавляемого тогда митрополитом Питиримом, нашли свое   место в Церкви.

Мне вспоминается, как в 1987-м году, еще совсем безбородым   диаконом, преподававшим языки в Московской духовной   семинарии и академии, я попал однажды в Брюсов переулок   (тогда еще улица Неждановой), в храм Воскресения   Словущего, где стал пользоваться незаслуженным вниманием и   благоволением настоятеля – владыки Питирима. 

   Думается, что храм Воскресения Словущего занимал свою,   уникальную нишу в православной Москве конца XX века. С   владыкой Питиримом мы чувствовали себя свободнее в те   несвободные времена. Никто не препятствовал там, в   Брюсовом переулке, под боком у Кремля, духовенству в   вечернее время окормлять народ. Преимущественно это была   творческая интеллигенция. Батюшки запросто исповедовали до   сумерек в субботу вечером. И, что самое примечательное,   – всегда проповедовали. Владыка Питирим благословил   проводить вечерние беседы в храме с амвона – это   было по тем временам неслыханное новшество, ведь все   предыдущие советские годы уполномоченные многозначительно   заявляли священникам:

– Дальше едешь, тише будешь.

Или:

– Слово не воробей, поймают – вылетишь.

   Мне помнится, как еще диаконом я получил благословение   владыки благовествовать, проповедовать вместе со   священниками, а уже по рукоположении во пресвитеры, в ночь   на Рождество Христово в 1988-м году, стал участвовать в   упомянутых мною вечерних неформальных беседах. Помнится,   сначала это были беседы на Символ веры, и каждый священник   объяснял следующую строку, так что участвовали в этом   замечательном проекте 12 пастырей. Мало-помалу часть   батюшек отошли от этих занятий, а я, в силу моей   расположенности к слову (до священства я преподавал   русский язык и литературу), стал постоянно проводить эти   беседы. Так, помню, мы, например, прочитали, комментируя,   с чувством, с толком, с расстановкой, под руководством   святых отцов, весь Апокалипсис – Откровение святого   апостола и евангелиста Иоанна Богослова.

В храм Воскресения Словущего стекался народ и из других   храмов – приобщиться к слову Божиему. Вспоминаются и   замечательные чтения протоиерея Владимира Ригина, ныне   настоятеля храма Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой   горе. Батюшка любил читать с прихожанами поучения   святителя Феофана Затворника – «Что есть   духовная жизнь и как на нее настроиться?»,   «Письма о христианской жизни» и пр. Все это   было возможно при покровительстве митрополита Питирима.

Настоятель        редкий праздничный день не осчастливливал нас своим        присутствием. Проводимые им богослужения отличались        размеренностью, молитвенностью, часто владыка        возглавлял акафистное чтение пред дивным чудотворным        образом Божией Матери «Взыскание        погибших».

Владыка Питирим был и ласков, и строг одновременно.   Конечно, в его присутствии никто не болтал и не   празднословил, его орлиный облик, уже поседевшая, с   позволения сказать, львиная грива, его вдумчивый взор   всегда заставляли собеседника быть немногословным,   подбирать слова.

Вместе с тем он был достаточно демократичен. Помнится, как   в новогоднюю ночь он приглашал священство в подсобное   помещение храма, сам разливал шампанское, шутил, смеялся.   И, конечно, он обладал особым обаянием, которое привлекало   к нему не только светских дам, ходивших с завидной   регулярностью на все его богослужения, но и пастырей.

Помнятся многочисленные поездки, возглавляемые владыкой   Питиримом. Это и коллективные выезды в Иосифо-Волоцкий   монастырь, и в соседние храмы, опекаемые им на   Волоколамской земле. Вся редакция Издательского отдела с   удовольствием выбиралась из душной Москвы. Атмосфера в   этих паломничествах была праздничная.

Владыку всегда окружала творческая интеллигенция. Он   обладал несомненным даром общения. Его беседы, включавшие   в себя и описание жанровых сцен, и интересных бытовых   случаев, были чрезвычайно назидательны.

Не ошибемся, назвав владыку Питирима живой историей,   ходячей эпохой. Он, представитель старинного духовного   рода Нечаевых, хранил воспоминания о делах минувших дней,   о духовных деятелях прошлого, – и счастливы были те   собеседники, которые, пользуясь расположением владыки,   могли запоминать и записывать его рассказы.

Тонкое, трудно передаваемое чувство юмора характеризовало   нашего архиерея. За ним по пятам увязалась, помню, как-то   некая корреспондентка, дотошная, пронырливая. Микрофончик   в руках...

Владыка рассекает по дворику храма, величественный, в   своей черной рясе, с великолепной бородой, и, спеша   куда-то, поясняет:

– Только на ходу могу дать вам интервью.

– Владыка, у меня всего лишь один вопрос! –   оживилась та. – А скажите, пожалуйста, в чем секрет   вашего облика? У вас такая изящная одежда! Расскажите,   пожалуйста, если можно, об этом.

Архиерей сверху вниз смотрит на эту молоденькую   служительницу прессы, одетую более чем легкомысленно: в   какие-то короткие брючки до колен, в мини-кофточку, так   что плечи у нее обнажены (на фоне владыки она выглядит   вызывающе). И отвечает фразой:

– Материи жалеть не надо!!

Владыка ратовал о благочинии. Помнится, в храме наводила   страх на новичков одна не в меру усердная пожилая   уборщица, которая могла едва ли не со шваброй наброситься   на человека потому, что он подходил к чудотворной иконе   «Взыскание погибших» по только что помытому ею   полу. Часто, проявляя ревность не по разуму, когда владыка   совершал каждение по периметру храма, эта пожилая дама   едва ли не локтями расталкивала прихожан, прокладывая путь   архиерею. Однажды, став невольным свидетелем ее   неадекватного поведения, после нескольких предварительных   предупреждений митрополит приземлил свой архиерейский жезл   ей на спину, так что она буквально, как цыпленок табака,   откинула лапки. Вы думаете, он нанес ей повреждения?   Ничуть нет. Она, очнувшись, несколько дней вела себя   прилично, а потом с утроенной энергией начала свои обычные   действия...

Владыка обладал и строгостью, и чувством юмора. Но лучше   было не искушать его архиерейское достоинство.

Мне вспоминается, как митрополит Питирим летом вывез   молодых священников в Иосифо-Волоцкий монастырь, где   волонтерами трудились молодые гости из Германии. Узнав,   что я владею английским языком, митрополит дал мне   непростое задание. Этих юношей и девушек вряд ли сильно   интересовала история Иосифо-Волоцкого монастыря, а вот   узнать о своей соотечественнице – преподобномученице   Елизавете Феодоровне – им бы, как мы решили с   владыкой Питиримом, не помешало. Они действительно были   очень впечатлены рассказом о принцессе Гессенского дома,   которая стала русской православной святой. Для меня это   был едва ли не первый опыт общения с иноязычной   аудиторией, к тому же еще и состоящей из представителей   совершенно иной культуры, чуждых православной духовности.   Конечно же, все это стало возможно только благодаря   доброму расположению и доверию владыки Питирима.

Впоследствии я стал настоятелем храма Всех святых в   Красном Селе и уже издалека наблюдал за родным для меня   гнездом (я имею в виду храм Воскресения Словущего).

   Мне довелось подружиться с некоторыми преподавателями МИИТ   (Московского института инженеров транспорта), где в свое   время учился Костя Нечаев, будущий владыка Питирим, а   потом, уже будучи в сане, пробивал с великими трудами   открытие домового храма, посвященного святителю Николаю.   Много было сопротивления, но сейчас память о владыке   Питириме с благоговением хранит православная община этого   учебного заведения.

Еще по Московской духовной академии владыка запомнился как   исключительно ученый муж, он читал курс по истории Нового   Завета. Его лекции были глубокими и вдохновенными. Не   удивительно, что он смог воспитать для Церкви такого   замечательного богослова, библиографа, церковного   историка, как архимандрит Иннокентий (Просвирнин), который   потом долгое время был его правой рукой в Издательском   отделе.

Считаю за честь, что вместе с владыкой Питиримом мы были в   единочасье уволены из академии. Это было при советской   власти, когда на ректора, которым тогда был замечательный   архиепископ Дмитровский Александр (Тимофеев), оказывалось   давление, так что все московские священники, и в том числе   митрополит, были отстранены от дел. Но как-то это потом   все было улажено.

Надо отметить, что духовными чадами владыки называли себя   все, кому не лень: представители районной власти, той или   иной управы, политики, дипломаты, театралы, писатели,   светские дамы, которые бравировали своим актерским   прошлым, и стар и млад, и простец и мудрец, – все   тянулись к владыке, как к личности неординарной,   прекрасной душой и телом, замечательно владеющей   литературным русским языком. Он привлекал их как человек   глубоких познаний и широкого кругозора, соединяющий в себе   и духовное, и светское, умеющий с каждым говорить на его   языке. Владыка Питирим был носителем высокой культуры. Его   отличала деликатность, благородство, чему сегодня так   важно учиться и нам, пастырям, иногда упускающим из   внимания эту важнейшую составляющую жизни священника в   митрополии – большом городе.

   Я не застал владыку в последние годы его жизни, когда он   мужественно терпел посетившую его серьезную болезнь. Мама   одного близко знакомого мне священника была медсестрой,   обслуживавшей в больнице владыку. Она рассказывала, что   архиерей был всегда спокоен, немногословен во время   процедур. В нем не было ни малодушия, ни паники, которые   бывают свойственны онкологическим больным. Кому-то он   по-философски добродушно, смиренно говорил:

– Да, рак – не дурак, – призывая и   самого себя готовиться к исходу, рано или поздно   неизбежному для каждого.

Удивительно, что образ владыки как живой стоит и ныне   перед мысленным взором каждого из нас, мы вспоминаем его   черты лица, манеры, жесты, походку, его слова и шутки, его   назидания, его прекрасные, очень композиционно выверенные,   содержательные проповеди. Думается, что митрополит Питирим   был воплощением меры и такта во всем. Он знал, выражаясь   словами Соломоновой притчи, время говорить и время   молчать, время обнимать и уклоняться от объятий (ср. Еккл.   3, 7–8).

Все мы, помнящие его, сердечно молимся об упокоении его   чудесной души, заручаемся его молитвами и очень надеемся,   что молодое поколение москвичей (и не только),   народившееся в конце XX столетия и, может быть, даже уже в   начале XXI-го, благодаря устным и письменным воспоминаниям   познакомится с владыкой Питиримом, полюбит его и станет   достойным его молитв.

Как же ему было тяжело...

Алексей   Иванович Сидоров, доктор церковной   истории, профессор Московской духовной академии и   Сретенской духовной семинарии:

– Помню, когда я только пришел в Московскую духовную   академию, то на все еще смотрел несколько, можно даже   сказать, восторженно. Выхожу как-то раз из профессорской,   что на третьем этаже, и собираюсь спуститься было по   лестнице, которая пролегает мимо двери в алтарь,   но… вижу, что там прямо на ступеньках... сидит   владыка Питирим!

Белый клобук на нем. А он так по-простецки уселся. Рясу   задрал, ногу массирует. Я весь в трепете: «Его   Высокопреосвященство...». Стою – не знаю, как   быть: то ли просить благословения (но он же сидит, занят,   ему не до меня), то ли ретироваться?! А он так оглянулся,   видит, что я в растерянности...

– Да проходи! – кивает, и, чтобы разрядить эту   неловкую паузу: – И у митрополитов ноги болят!

И, помню, очень просто, по-доброму при этом улыбнулся. Мне   как-то запомнился этот эпизод. А так он вообще-то всем нам   грозным казался, особенно когда во время какого-нибудь   обсуждения свой ус начинал крутить...

Владыка Питирим – мощная, яркая, благодатная   личность. Недаром с ним так потом расправились.

Моя супруга одно время работала в Издательском отделе.   Рассказывала, что как-то раз выходит она в коридор, а мимо   идет владыка. «И я прямо ощутила, что за ним следом,   вплотную, шел какой-то большущий чин бесовской рати. Меня   даже отшатнуло! Как же ему, подумала я тогда,   тяжело!»

Однажды, помню, на каком-то торжественном обеде мы   оказались за столом с владыкой Питиримом не так далеко, и   я к нему обратился:

– Владыка, нам бы как-то возобновить перевод   святоотеческих творений. Это же одно из самых главных,   стержневых направлений передачи нашего православного   церковного Предания...

Он так на меня выразительно глянул – и, отбивая   каждое слово паузой, произносит:

– Боюсь, нас не поймут!

А у меня такой вопрос в глазах: а кто это не поймет-то?!

Он так усмехнулся! Что же вы, мол, молодой человек, совсем   такой наивный, что ли (хотя по годам я тогда уже не был   молод)?!

При той еще власти практически ничего переводить из святых   отцов не давали, да и старые переводы переиздавать нельзя   было.

Владыка Питирим – эпохальная для нашей Церкви   личность. Он столько всего сделал! Понятно, что   ненавидящие Христово дело круги не могли ему этого   простить, как только выждали момент, буквально набросились   на владыку, разгромили дело всей его жизни –   Издательский отдел, разворовали богатейшие, собираемые по   крупицам фонды, библиотеку. Наверняка много распродано за   границу…

Потом уже я оказался в том госпитале, где провел свои   последние дни владыка Питирим. Меня оперировал тот самый   врач, который наблюдал и владыку. Он поражался, насколько   это был редкий человек, как мужественно он переносил свою   тяжелейшую болезнь. Рассказывал, что к нему приезжал   Святейший Алексий II, часа два они беседовали.

За владыку Питирима я постоянно молился и молюсь. Когда   возвращаюсь с дачи в Москву, еду мимо Волоколамска,   – всегда его вспоминаю.

С кем бы владыка Питирим ни общался, он оставался прежде всего молитвенником

Иерей   Михаил   Сергеев, настоятель храма святых   Жен-Мироносиц в Марьино, некогда старший иподиакон владыки   Питирима, ныне старший преподаватель кафедры теологии МИИТ   (сейчас: РУТ – Российский университет   транспорта):

– Никаких наставлений владыка никогда не давал. У   нас, бывает, только рукоположат кого-то, а он уже начинает   жизни поучать. Владыка этого не любил. Его проповеди,   конечно, были назидательны. Хотя можно с большой   уверенностью сказать, что в них он обращался, прежде   всего, к самому себе. Он говорил о тех духовных недугах,   которые удручали его самого. Он никогда никого не обличал.   Но после его слов у многих будто открывались глаза, они   каялись и действительно пересматривали свою жизнь. Его   проповеди бывает полезно и в наши дни освежить в своей   памяти.

Помню, как одному провинившемуся иподиакону владыка как-то   раз благословил сделать пробежку трижды вокруг обители.   Этот хлопец сначала обиделся, а пробежавшись, вдруг   повеселел:

– Слушай, пожалуй, я буду делать это каждый день!

Или,        помню, когда приняли одного нового иподиакона,        архипастырь вдруг решил его испытать. Новичку было        поручено прочитать благодарственные молитвы по Святом        Причащении для владыки в алтаре по специальному        Чиновнику (эта книга применяется при архиерейском        богослужении). Когда тот только начал читать, через        пару минут владыка внезапно... пошел! Вот он уже        деликатно протискивается к выходу из алтаря между        столпившимися, коих было много, так как в тот день        служил Святейший. Иподиакон в полном недоумении:        надоел он, что ли, своим чтением?! Но все равно        устремился вслед за митрополитом, прижимая к себе в        узких местах Чиновник, но все так же читая молитвы по        памяти вслух! Он так и следовал за архиереем, пока не        прочитал их все, и только потом, поклонившись, сделал        шаг в сторонку.

«Что же это было?..» – размышлял тот,   чью сообразительность Его Высокопреосвященство,   оказывается, решил так проверить. Владыке было интересно:   растеряется ли тот, оставшись на месте, или что-то   предпримет?

– Отбор прошел, – услышал тут же испытуемый.

Однако на этом испытания, разумеется, не заканчивались...   Его Высокопреосвященство умел держать в тонусе.

Владыка был и остается для всех нас отцом. Он вообще был   на редкость, для архиерея, доступен в общении. С ним могли   поговорить и прихожане после богослужения. Для многих   тогда это было как глоток свежего воздуха. Особенно для   тех, кто родился до революции: им владыка напоминал ту   Россию, какой она некогда, еще до переворота, была.

Но митрополит Питирим был чуток и к тем, кто был   сформирован уже собственно советской эпохой, умел не   оттолкнуть, а помочь им разобраться в их внутренних   исканиях. Люди, которые родились и жили при советской   власти, познакомившись с владыкой, поговорив с ним,   впервые переступали порог храма.

Владыка Питирим никогда не стремился к публичности, не   старался как-то себя показать, он просто был погружен в то   служение, которое призван совершать архиерей.

Кто-то полагал, что из-за той популярности, какую владыка   Питирим приобретает у военных или у художественной богемы,   он и сам становился, мол, более светским, что ли. Отнюдь   нет. Почему? Потому что с кем бы владыка Питирим ни   общался, он оставался, прежде всего, молитвенником.

Мне посчастливилось бывать с ним на службах в   Иосифо-Волоцком монастыре. Во время богослужения он   полностью уходил в молитву.

Насчет поста, помню, владыка так отвечал на этот типичный   вопрос: что, мол, делать, если в постный день ты оказался   в гостях у тех, кто и не догадывается об уставе трапез   православного христианина...

– Вот тебе положат две котлеты, а ты съешь одну,   – говорил нам архиерей. – А если положат одну   котлету, съешь половину. В этом и будет твой пост, но ни в   коем случае не показывай человеку, какой ты великий   постник и как ты вообще правильно, в отличие от некоторых,   живешь...

В свое время многие приписывали владыке сотрудничество с   КГБ. Помню, я даже посмотрел какую-то передачу и из-за   этих каверзных вопрошаний ведущего дважды отказывался от   приглашений стать иподиаконом владыки Питирима. Но когда   последовало третье предложение, я уже подумал: «Это   воля Божия». Согласился и ни разу не пожалел.

Когда я уже познакомился с владыкой поближе, стал его   старшим иподиаконом, я понял, что этого просто не могло   быть, однако спросить напрямую все-таки не решался. И вот   однажды мы ехали с ним в машине по Лубянке, я был за   рулем…

   – А ты знаешь, что это за здание? – обратил   мое внимание владыка на нынешнее пристанище ФСБ.

– Знаю, – ответил я, взглянув.

– Когда меня только рукоположили в архиерея,   буквально через несколько дней мне позвонили и сказали:   «Вы знаете, мы хотели бы с вами переговорить в   Совете по делам религий. Через час мы пришлем за вами   автомобиль…», – стал рассказывать он.

Действительно, в назначенное время его уже усаживали в   подъехавшее авто. Это была черная Волга с тонированными   стеклами, которая почему-то поехала не в Совет по делам   религий, а на Лубянку...

– Тогда я вспомнил об отце, о его арестах, –   продолжал свой рассказ владыка Питирим. – Меня   завезли во внутренний двор, потом препроводили в кабинет   генерала, который курировал Церковь. «Мы вас   задержим буквально на час», – засек время мой   визави, в конце, впрочем, удивившись, что проговорили мы   больше трех часов. При расставании генерал вдруг попросил   меня крестить его внуков и освятить дачу. А через   несколько лет, когда он ушел в отставку, он стал   прихожанином нашего храма.

Это к вопросу о сотрудничестве с КГБ.

В МИИТ владыка Питирим был первым заведующим, собственно,   и организованной им кафедры теологии. И он был очень   необычным профессором. Он меня приглашал:

– Когда у тебя есть время, приезжай ко мне на   занятия.

И вот однажды, помню, идем мы вместе с владыкой,   опаздываем не более чем на 15 минут... Перед аудиторией   его встречают уже вместо 40 человек 15 студентов.

– Прошу простить меня, я опоздал, – обращается   к ним владыка.

– Вообще-то мы вас ждем здесь уже полчаса! –   негодует кто-то из этих молодых ребяток.

– Отлично! – подхватывает его унылую интонацию   архиерей. – Всем, кто дождался, я поставлю зачет.

Владыка был любвеобилен. Все выпады, которых на его долю   приходилось достаточно, порою с самых неожиданных   направлений, он тут же сглаживал доброй шуткой. Показывал,   что в основе христианства – любовь. И никак иначе.

Хотя, впрочем, как только по институту разносилась весть,   что владыка прибыл, к нему на лекцию подтягивалось чуть ли   не большинство свободных на тот момент преподавателей со   всех кафедр, и зал на его занятиях всегда был полон.

Владыка – прекрасный рассказчик. Он никогда не   загонял себя в какие-то рамки. Наоборот, у него в речи то   и дело возникали внезапнейшие сравнения.

Иногда он признавался:

– Я опасаюсь, что у нас со студентами очень большая   разница в возрасте, поймут ли меня они?

Но молодежь его понимала. Потому что он говорил очень   просто, не богословствовал нарочито.

Самому мне годы общения с владыкой Питиримом привили,   прежде всего, правильное отношение к людям, – у него   не было никакой чванливости, с одной стороны, но и   заискивания перед кем бы то ни было, с другой. Мы с ним   выезжали за рубеж, я неоднократно был свидетелем его   встреч с главами других государств, со всеми он держался   просто и достойно.

Всегда и везде – христианин.

«Учитесь не мешать Богу»

Протоиерей   Валериан Кречетов, настоятель храма   Покрова Пресвятой Богородицы и храма Новомучеников и   исповедников Церкви Русской в Акулово:

– С владыкой Питиримом общался еще мой отец –   протоиерей Михаил Кречетов, хотя они познакомились тогда,   когда отец был еще диаконом, а будущий владыка Питирим   – иподиаконом у Святейшего Патриарха Алексия I   (Симанского). Где-то есть даже фотография, где они вместе   с отцом.

А потом владыка Питирим исповедовался у моего духовника   отца Сергия (Орлова; в постриге иеромонаха Серафима) и   часто приезжал сюда, в Акулово.

Владыка Алексий (Фролов) мне потом как-то передал слова   владыки Питирима: «Учитесь не мешать Богу».   Это было очень в духе того, старшего поколения. И у меня   отец, бывало, что-то послушает-послушает, да и спросит:

– А Бог-то?!

   Или отец Сергий (Орлов), помню, выслушал как-то мой   взволнованный рассказ о какой-то неподобающей, на мой   взгляд, ситуации – да и произносит:

– Ну, да. Только про Бога забыли.

Всё! Этим все сказано. Они-то именно так и жили –   всегда и всюду: «Предзрех Господа предо мною выну,   яко одесную мене есть, да не подвижуся» (Пс. 15, 8).   О Боге помнили! Вот эта постоянная преданность воле   Божией, упование на всеведение Божие и Промысл Божий   – выстраданный опыт поколения, кем был выпестован и   к которому принадлежал сам владыка Питирим. Что ни   случится – значит, так надо!

Ведь главная беда какая: умереть можем? Но мы же все равно   все умрем! Зачем тогда из этого какую-то проблему делать?   Если надо, Господь заберет. А оставит здесь – так и   для жизни все даст. Миром управляет Промысл Божий. Надо   учиться, как говорил владыка Питирим, не мешать Богу.

Поминайте наставников ваших

Протоиерей   Александр Марченков, настоятель   храма преподобного Марона Пустынника в Старых Панех:

– До того, как владыка Питирим стал ездить к отцу   Сергию (Орлову) (†1975) в Акулово, он окормлялся у   протоиерея Александра Воскресенского (†1950),   – как, кстати, в свое время и отец Иоанн   (Крестьянкин). Потом уже владыка Питирим неоднократно   приезжал и в наш храм, где отец Александр некогда служил.   Он всегда выкраивал время, чтобы послужить панихиду на   день преставления батюшки. Почитая его память, владыка   Питирим одно время даже хотел взять наш храм Преподобного   Марона Пустынника под свою опеку.

Почитание наставников – одна из существеннейших черт   в духовном облике этого выдающегося архипастыря.

В свое время владыка Питирим унаследовал митру отца   Александра, чем очень дорожил. Потом он ее передал   архиепископу Алексию (Фролову). А после уже эта митра   снова вернулась к нам в храм. Хотя, впрочем, в нашем храме   хранятся три митры владыки Питирима, а еще подаренная им   нашему приходу икона святаго благоверного князя Александра   Невского, – скорее всего, этот образ тоже был как-то   связан с памятью его духовника и нашего настоятеля, отца   Александра.

Самому мне достался подризник митрополита Питирима. Я в   нем служу на праздник Казанской иконы Божией Матери.

У владыки был дар привлекать к себе талантливых людей не     только из церковной среды  

   Владыку Питирима я помню еще и как студент Московской   духовной академии, он у нас преподавал догматическое   богословие. Всегда умел заинтересовать даже самым,   казалось бы, трудным для восприятия материалом.

Хотя владыка Питирим мог с нами пообщаться и просто как   архипастырь, в чем-то наставить нас. Помню, мы, студенты,   в свойственной молодости горячности, как-то высказали ему   недоумение:

– Как же так?! Вот человек приходит в монастырь,   решив без остатка посвятить себя на служение Богу, а потом   что же – не выдерживает и возвращается в мир?

– Мы не можем никого осуждать, – ответил нам   тогда этот умудренный архиерей. – Допустим, человек   не справился с какими-то своими страстями... Но у него в   жизни все равно был момент, когда он ради Бога оставил все   и пошел в монастырь. Даже за один только этот порыв уже   надо благодарить Бога!

А еще как-то раз во время лекции, помню, листались слайды,   и там были картины Босха с изображениями семи смертных   грехов, а следом «пейзажи» свалок:

– Да... – прокомментировал наш   Высокопреосвященнейший лектор. – Нечистоты   существуют. Но обнаруживать их – признак дурного   тона.

   Владыка Питирим – это целая эпоха в жизни нашей   Церкви. Многими нитями мы непрестанно и после оказывались   связаны с владыкой Питиримом: некоторые из его сотрудников   стали нашими прихожанами и работниками нашего прихода. У   меня и у самого сестра вот уже полвека как поет на клиросе   в храме Воскресения Словущего, – пришла она туда и   большую часть времени трудилась, конечно, при владыке   Питириме. Тогда все друг друга знали. Брюсов переулок   – знаковое место для всей православной Москвы.

Но у владыки Питирима был дар привлекать к себе   талантливых людей отнюдь не только из церковной среды. Сам   он был очень яркой личностью. Так часто бывает: люди   потянутся, казалось бы, сначала просто к человеку, а   потом, благодаря знакомству с ним, воцерковляются. Владыка   Питирим умел, вращаясь в самых разных сферах, каким-то   удивительным образом открывать людям оттуда двери в храм.   Его харизма огромное количество людей обратила к Богу.

Первооткрыватель. И кое-что об архиерейском   снисхождении

Максим   Клименко, историк, сценарист,   переводчик с греческого, православный публицист, некогда   иподиакон владыки Питирима и старший референт   Издательского отдела:

– 15 лет исполнилось с того дня, как не стало   митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима. Это   человек такого масштаба, что полемика вокруг его личности   не утихает до сих пор. Одни еще при жизни обвиняли его в   конформизме, в некоем даже сервилизме по отношению к   власти. Другие были способны понять логику поступков   владыки, его позицию в то очень непростое время.

Мне выпало счастье достаточно близко знать владыку, быть   одним из его иподиаконов и сотрудников – называлась   моя должность «старший референт Издательского   отдела».

Владыка имел исключительный дар находить людей и, оказывая   им доверие, тут же возлагать на них ответственность в деле   церковного служения, тем самым воспитывая из вчерашних   неофитов преданных делу Христову подвижников. Кто-то из   таким образом приобщенной владыкой к Церкви молодежи стал   активно пишущим на церковные темы журналистом, кто-то даже   богословом, многие приняли сан, а кто-то и монашество, а   из тех, кто стал монахом, владыкой выпестовано несколько   архиереев Русской Православной Церкви. Меня удивляло   именно то, что владыка не боялся давать карт-бланш даже   тем, кого он не очень хорошо знал, но видел при этом в   человеке потенциал и делал все, чтобы он мог раскрыться на   благо Церкви.

Сейчас это уже забылось, но очень многое из того, что в   Церкви получило развитие и уже структурировалось в некие   институции, в свое время начиналось как небольшая   инициатива митрополита Питирима и близких ему людей   – будь то в Издательском отделе или на приходе храма   Воскресения Словущего в Брюсовом переулке.

Например, первая воскресная школа в Москве была создана   при храме, где был настоятелем владыка Питирим. Так же,   как и идея проведения первых катехизических бесед в Москве   принадлежала ему. Помню, как он нас, молодых людей,   которые обучались в Московской духовной семинарии, собрал   и предложил регулярно в помещении при храме Воскресения   Словущего в Брюсовом переулке проводить занятия с   прихожанами. Слушатели собирались самого разного возраста,   от молодежи до старожилов. Начали мы с   «Шестоднева» святителя Василия Великого.   Каждый из нас получал от владыки задание – в течение   двух недель или месяца подготовить очередную беседу.   Бралась одна или несколько глав, прорабатывался материал,   а потом мы в формате свободной дискуссии обсуждали   предложенное святителем толкование, сообразуясь с   открытиями науки, с толкованиями других святых отцов, с   критикой со стороны атеистов на сотворение мира за шесть   дней и т.д. Это было очень ново, увлекательно. Вслед за   этим по тем временам нововведением владыки Питирима и в   других храмах стали появляться такие же кружки по изучению   и толкованию Священного Писания. Теперь, насколько я знаю,   они есть буквально при каждом храме Москвы.

   Также из прихожанок своего храма владыка Питирим еще в   конце 1980-х годов собрал сестричество милосердия во имя   святаго праведного Иоанна Кронштадтского. Сестры опекали   престарелых, больных, трудились в детском онкоцентре на   Каширке, несли служение и в 1-й Градской больнице, и   именно из них потом возникло ныне известное   Свято-Димитровское сестричество. Владыка Питирим в то   время не просто благословил их на это служение, но и   буквально, как сейчас говорят, в «ручном   режиме» отслеживал их деятельность, окормлял   духовно, помогал организационно. Тогда еще, напомню, ни о   каких синодальных отделах по благотворительности, ни о   каких сестричествах и волонтерских службах не было и речи.   Владыка был первопроходцем во многих областях церковного   служения.

Владыка Питирим в тогдашнем мире православной Москвы и   вообще России играл особую роль. Никогда не забуду, что на   моей памяти к нему в Издательский отдел приезжало   несколько Предстоятелей – глав Поместных   Православных Церквей, также бывали и дипломаты очень   высокого уровня. По протоколу все они наносили визит   Патриарху, служили вместе со Святейшим, иногда   устраивались встречи и в Отделе внешних церковных сношений   (как он тогда назывался), но, помимо этого, гостям самим   было интересно пообщаться еще и с владыкой Питиримом. И   они приезжали на Погодинскую. Многие отмечают, что у него   был дар общения. Владыка Питирим – невероятно   интересный собеседник.

Не все тогда понимали, а иные даже иронизировали (кто-то   по-доброму, кто-то не очень) над владыкой Питиримом, когда   он вместе с академиком Е.И. Чазовым возглавил созданный   под эгидой Р.М. Горбачевой Международный фонд «За   выживание и развитие человечества». Многие   спрашивали: что это за фонд такой? Какую пользу он   приносит Церкви? Зачем высокому иерарху участвовать в этой   организации? А это была, кроме всего прочего, попытка   начать диалог с секулярным миром, не будучи обвиненными в   религиозной «пропаганде» и т.д. Однако   извлекалась и другая польза...

Я, например, в то время активно совершенствовал свое   знание греческого языка и помогал владыке, когда к нему   либо в храм либо в Издательский отдел приезжали гости из   греческого мира. Это мог быть и очень известный на тот   момент миссионер Кении – епископ Андрусский   Анастасий (Яннулатос), ныне Блаженнейший Архиепископ   Тиранский и всей Албании. Это мог быть и архимандрит   Василий (Гондикакис) – в то время игумен монастыря   Ставроникита на Святой Горе Афон, а затем игумен   святогорского Иверона. Или просто верующие православные   люди, в том числе крупные бизнесмены, как, например,   Константин Мейханиджидис, который был эксклюзивным   представителем нашей союзной машиностроительной   промышленности в Греции («Лады»,   «Нивы» и т.д. экпортировались на Балканы при   его участии). Все эти люди, когда бывали в России, искали   встречи с владыкой Питиримом.

И вот однажды архимандрит Василий (Гондикакис), помню,   обратился к владыке:

– Мы бы хотели, чтобы этот молодой человек (и указал   вдруг на меня – прим. М.К.), который ни разу не был   в Греции, приехал к нам. Все расходы мы берем на себя. Вы   только дайте ваше благословение и организуйте с вашей   стороны его поездку.

Так, будучи совсем юным студентом Московской духовной   академии, я после сдачи летней сессии поехал на два   каникулярных месяца в Грецию. Представляете, это же еще   было советское время! Тогда загранпаспорт выдавался той   организацией, в которой ты работал. Поездка за границу, а   тем более в капстрану – Грецию (член НАТО и т.д.)   – это была целая эпопея. Нужно было пройти массу   согласований, беседу в компетентных органах... И даже имея   зангранпаспорт на руках, как и приглашение с визой в ту   страну, куда ты едешь, ты должен был еще получить и   выездную визу! Нынешние поколения о том, что это такое, и   понятия уже не имеют! Владыка все устроил так, что я   достаточно безболезненно прошел все эти мытарства, будучи   отправлен в Грецию как раз по линии этого самого   международного фонда «За выживание и развитие   человечества». И я знаю очень многих из тех, кто   иначе бы никогда не смог в те годы воспользоваться   приглашением из-за рубежа выступить на конференции или   принять там участие в церковном мероприятии, если бы ни   эта лазейка, о которой позаботился владыка Питирим.

Причем самому мне владыка тогда не только оплатил   авиаперелет, но и снабдил меня определенной суммой,   впрочем, дав через своего помощника отца Иннокентия   (Просвирнина) и достаточно подробное задание: что я должен   увидеть, с кем встретиться, о чем кого расспросить. Это   было, можно сказать, серьезное научное церковное   изыскание. Оно касалось и славянских рукописей на Афоне, и   общения с какими-то старцами, которым я, как пароль,   передавал поклоны от Его Высокопреосвященства. Владыка   Питирим был исключительным афонолюбом. Святая Гора для   него была величайшей святыней, и одно только упоминание о   ней всегда его приводило в доброе душевное расположение,   он очень тепло вспоминал свои поездки на Святую Гору. Надо   сказать, что владыка не был безусловным грекофилом, но,   как человек всесторонне образованный, мудрый, тонкий   дипломат, он понимал, какую пользу нам может принести   контакт с греческим церковным и культурным миром.

Расскажу еще один эпизод, много говорящий о человеческих   качествах владыки Питирима. Мы знаем, что его день   рождения приходится на 8 января – второй день после   Рождества Христова, когда Церковь празднует Собор   Пресвятой Богородицы, вспоминая всех по плоти   родственников Христа Спасителя. В то время, когда я   находился рядом с владыкой, Святейший Патриарх Пимен был   уже тяжело болен, и по его благословению ночное   Рождественское богослужение владыка совершал, помню, в   Елоховском кафедральном соборе города Москвы. Если в этом   не было необходимости, то владыка непременно служил ночную   рождественскую службу у себя в храме Воскресения Словущего   в Брюсовом переулке, а уже наутро участвовал со Святейшим   в сослужении утренней литургии. А потом сразу же мы   выезжали в древний город Волоколамск, где в храме   Рождества Богородицы на Возмище владыка служил литургию.   Туда приезжали священники Волоколамской епархии, которую   владыка окормлял, съезжались какие-то светские люди, и   после богослужения в приходском доме все поздравляли   владыку.

Разумеется, мы совмещали это чествование архиерея со   Святками, исполнялись колядки, дети готовили какое-то   Рождественское представление, сооружался вертеп и пр. Мы,   иподиаконы, тоже – кто-то учил стихи, другие, у кого   были к этому способности, исполняли русские народные   песни, романсы и т.д. Это все происходило в по-семейному   теплой и неформальной атмосфере. Владыка в этом дружеском   кругу позволял себе различные воспоминания. Рассказчик он   был просто изумительный. Многие из нас укоряют себя, что   мы не записывали тогда эти приводимые им истории из   церковной жизни. Очень многие его рассказы были наполнены   юмором. Напомню один из них, – мы бы сейчас назвали   его историческим анекдотом, хотя владыка уверял, что все   это было на самом деле...

1930-е годы. Разгар Большого террора. Одному московскому   батюшке приходит повестка явиться на Лубянку. Он, понимая,   что, как правило, за этим следует, собирает чемоданчик,   матушка туда кладет теплые вещи, смену белья, сухарики и   т.д. И они расстаются, понимая, что, возможно, навсегда.   Священник прибывает на Лубянку, ему указывают, куда идти,   а там его высокий чин НКВД встречает чуть ли не с   распростертыми объятиями:

– Дорогой товарищ такой-то, органы хотят вам вручить   почетную грамоту!

– Как?.. Чего?.. Какую грамоту? За что?

– Ваш приход, по нашим данным, вышел в передовые по   сдаче добровольных взносов в МОПР!

– Ну, как же, – говорит вдруг батюшка, пытаясь   все-таки уяснить, что происходит, – МОПР – это   же святое дело! Каждый православный человек должен   последнюю копейку туда отдать!..

Тут уже чекист уставился на него:

– Батюшка, а вы ничего не путаете?.. Вы хоть знаете,   что такое МОПР?

   (А МОПР – это была международная организация помощи   революционерам...).

– Как не знать? Конечно, знаем! – нашелся   священнослужитель. – МОПР – это Молитесь,   ПРавославные!

Таких историй владыка знал невероятное количество.

Когда владыка служил на приходах Волоколамского района, то   он, как правило, приезжал из Москвы очень рано утром   – непосредственно к архиерейской встрече. Мы же,   иподиаконы, с облачением и со всем необходимым, вплоть до   просфор и литургического вина, а то и припасов к трапезе   (потому что на бедных сельских приходах ничего не было),   выезжали на нашем маленьком микроавтобусе-рафике заранее   – порою и за день – для того, чтобы помочь   местному батюшке и его труженикам подготовить храм к   служению архипастыря. Мы тогда были молодые люди, думаю,   никто не осудит, но однажды после того, как все эти   уготовления были закончены, батюшка нас вдруг угостил, в   том числе напитками производства местных умельцев...   Уснули мы после этого, как и после многих трудов того дня,   просто мертвецким сном. А тогда одним из иподиаконов   владыки Питирима был нынешний митрополит Псковский и   Порховский Тихон (Шевкунов), тогда еще – послушник   Георгий. Он по каким-то делам задержался в Москве,   прикатил чуть ли не на последней электричке, очень долго   от платформы добирался до храма пешком, порядком устал...   И вот он стучится в дом, который нам определили на ночлег,   а мы все спим... Его крики, стук, попытки попасть внутрь   ни к чему не привели. Послушник Георгий   потоптался-потоптался – и пошел ночевать в стог   сена.

Наступает утро... Изрядно голодный, уставший,   невыспавшийся послушник Георгий вышел встречать архиерея.   Наше дыхание выдавало утешение, полученное нами вчера от   местного батюшки, и мы старались на владыку Питирима не   дышать... Единственный, кто оставался вчера трезв, был   послушник Георгий, который тем не менее слегка пошатывался   от недосыпа... И вот когда кто-то из иподиаконов   неосторожно в конце Богослужения все-таки дыхнул в сторону   митрополита, тот оглянулся... И, поймав взглядом шаткую   походку Георгия, сверкнул глазами... Мы оцепенели... Но   вдруг митрополит, улыбнувшись, берет просфорку и   протягивает ее нашему ни о чем не подозревавшему собрату:

– Георгий! На, закуси...

Мы потом этот случай вместе со ставшим также уже   митрополитом владыкой Тихоном неоднократно весело   вспоминали.

Вот, надо же: владыка Питирим тогда не накричал, не   распек, а отнесся, можно сказать, по-человечески, с   сочувствием.

Царствие Небесное владыке Питириму!

Он со всеми мог найти общий язык

Иеромонах Пафнутий   (Попов), в 1971–2001-м годах   настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы села   Возмища Волоколамского района Московской области, с 1988   по 2001 год – благочинный церквей Волоколамского   церковного округа Московской епархии:

– С владыкой Питиримом связана вся моя жизнь: и мое   студенчество в Московских духовных школах, куда я и   смог-то поступить именно благодаря тому, что инспектором   тогда там был владыка Питирим, и он помог мне обойти   козни, устраиваемые для поступающих властями; и мое   священническое служение, которое я проходил на опекаемой   им Волоколамской земле; и даже постриг в некогда   возрожденном архипастырем Иосифо-Волоцком монастыре.

Помню, когда я заканчивал Московские духовные школы, где   все годы учебы окормлялся у владыки, понял, что жизнь для   меня просто теряет смысл: как же я сейчас уеду куда-то от   него?! Тогда владыка взял меня к себе в диаконы, и я год   ездил с ним на все службы по Волоколамской земле. Потом он   уже определил меня в храм Рождества Пресвятой Богородицы   села Возмища Волоколамского района, а потом уже и назначил   благочинным церквей Волоколамского церковного округа.

Когда я впервые приехал в храм села Возмища, там даже   ограды вокруг храма нормальной не было, как и отопления,   водопровода, газа и т.д. Стоял на храмовой территории   какой-то сарайчик да домик-развалюшка. Владыка Питирим   заботливо участвовал в возрождении этого храмового   ансамбля. Помню, служу я как-то вечером в боковом приделе,   заходит вдруг владыка в алтарь, постоял, помолился,   огляделся еще раз – и протягивает мне конверт.

– Как использовать, владыка? – спрашиваю я.

– А как хочешь.

Там была сумма в несколько зарплат инженера. Так мы и   стали воссоздавать храм, обустраивать территорию вокруг.   Потом, помню, как-то на празднование 1000-летия Крещения   Руси к нам приехал владыка Питирим и привез с собою 200   иностранцев!

Если владыка в Москве при храме Воскресения Словущего   открыл первую воскресную школу, то в Подмосковье первая   воскресная школа, опять же попечением владыки, появилась у   нас на приходе.

Владыка каким-то непостижимым образом умел расположить к   себе даже советских чиновников, так что они вроде бы   должны были Церкви противодействовать, а они нам помогали!   Он с ними просто как с русскими мужиками общался, и эти   некогда фронтовики ничего уже не боялись –   отстаивали нужды храма, поразительно! Все и сразу они   изменить не могли, но всячески нам содействовали.

Помню, как мы под их «прикрытием» строили как   раз здание для воскресной школы. В открытую строить тогда   ничего нельзя было, и мы для начала возвели навес: мол,   чтобы прикрыть от дождя стройматериалы, необходимые для   реставрации храма. Потом, чтобы якобы мешки цемента от   влаги изолировать, стали мы стеночки возводить по   периметру навеса... Так школу и отстроили!

Владыка был очень доволен. Он вообще молодежи уделял много   внимания. Возился с ними, вкус к историческим знаниям   прививал. О героизме нашего народа рассказывал. При   владыке Питириме на Волоколамской земле поисковики стали   работать. Помню, как первые 15 гробов опознанных воинов   Великой Отечественной войны, освятив кладбище, хоронили.

Владыка и с военными много общался. Говорил, что Россия   будет еще крепкой, славной державой. Люди в форме видели в   нем своего вдохновителя-молитвенника.

Он со всеми мог найти общий язык.

Помню, нас как-то раз пригласили власти Волоколамского   района. Там был накрыт большой стол. В собрании все, за   исключением нас, были светские люди. Тост да тост...   Выпивали. А владыка – так только, поднесет к своим   усам бокальчик да поставит. А вокруг него иподиаконы   сновали:

– Ой, владыка, у вас уже чай остыл. Давайте я вам   новый принесу?..

А я смотрю, там этот «чай» уже через края   переливается, пополняемый, оказывается, из бокальчика.

Вот такой дипломатический ход: и не обидеть никого,   выставляя себя трезвенником, но и не перебрать.

– Да я бы и до машины не дошел, если бы я пил за   каждый тост со всеми, – прокомментировал потом   владыка, когда мы уже уезжали.

Когда владыка Питирим приезжал к нам на Волоколамскую   землю, все просто ликовали: и священники съезжались   встретить-поприветствовать архипастыря, и народ ехал и шел   отовсюду окрест. А тогда были такие годы, что вам сейчас   даже трудно себе представить, что это значило –   вопреки общему направлению, взять человеку, да и собраться   на архиерейскую службу в храм!

Помню, однажды был праздник, и владыка должен был к нам   приехать. А я поздно спохватился, смотрю, на колокольне   известка пообсыпалась. Намешал извести и сам полез ее   красить. Вот уже четыре вечера, а в пять служба   начинается, владыка должен быть... Вдруг смотрю –   иподиаконы с чемоданами.

– Владыки сегодня не будет, – объявляют,   – завтра приедет на литургию.

Я-то тогда на радостях ребят как следует и угостил! А на   следующий день так владыке после службы и признался:

– Владыка, я впервые обрадовался, что вы не   приехали!

Он как-то так насупился: как это, мол, так?

И я, кивнув на нововыкрашенную колокольню, пояснил:

– Просто сил не хватило бы вас встретить.

Вообще, у нас все волоколамское духовенство, зная об   особой любви владыки к дому Божиему, всегда старалось   загодя посмотреть на свой храм его глазами, и удивительным   образом то, что не замечалось ранее, вдруг становилось   очевидным. Мы бросались что-то подкрашивать, начищать,   подправлять к его приезду. Это рачение о благолепии церкви   было для него лучше всякого гостинца.

Потом, после службы, мы всегда собирались в трапезной при   том храме, где служил наш архипастырь. Обсуждались   какие-то текущие церковные вопросы и дела, хотя с огромным   упоением говорили с ним и просто о духовном. Владыка   никогда никого не учил, наставлял примером.

Помню, едем мы куда-то с владыкой на такой старенькой   «Победе». Заблудились. А он так спокойно   достал молитвенник, даже бровью не повел: сидит молится.

Он обладал такой выдержкой! Вот что значит представитель   древнего священнического рода.

Сколько мы ни общались с его сестрами, их отличал очень   светлый, какой-то приветливый дух. Мы никогда не видели,   чтобы кто-то у них в семье хмурился. Хотя им много   трудностей, скитаний довелось пережить. Одна из сестер   была парализована. Помню, как мы, еще будучи   семинаристами, с отцом Львом Махно ее на колясочке в храм   поднимали, и для нас это было счастье – столько   подлинно христианских радости и мира от них исходило.

Наша эпоха должна быть воспитуема от эпохи, которую   представлял владыка Питирим.

Вечная память.