Пред белокаменной мощью стен сераля – резиденции султана – распахнули пушечные порты вахтовые суда. Под Андреевским флагом к столице Оттоманской империи шел отборный экипаж на шести лучших линкорах и семи фрегатах Черноморского флота.
Но сейчас Константинополь встречал «проклятых гяуров» не зарядом орудий крепостных батарей, а холостым залпом торжественного приветствия. От пристани отделилась многовесельная, блещущая золотом украшений ладья. Сам султан выехал навстречу «непобедимому и грозному Ушак-паше».
«По всем ведомостям Блистательная Порта и весь народ Константинополя прибытием вспомогательной эскадры бесподобно обрадованы: учтивость, ловкость и доброжелательство во всех случаях совершенны», – докладывал Ушаков в конце августа 1798 года. Павел I лично следил за продвижением русского флота. Именно он инициировал парадоксальный, на первый взгляд, союз двух держав, веками враждующих между собой. Общая опасность объединила двух давних врагов.
Франция, революция, гильотина, Наполеон – пожалуй, самые употребляемые слова в «просвещенном мире» конца XVIII века. Последний заслужил отзыв и от своего старшего коллеги – Александра Васильевича Суворова: «Хорошо шагает мальчик, пора бы его унять». Во главе с Бонапартом голодные и босые французские войска разбили вчетверо большую австрийскую армию, захватили и разграбили Италию. Флаг Директории развевался над крепостями Ионических островов – стратегически важного пункта в Средиземном море для дальнейшего экспорта «идеалов революции» в Египет, Малую Азию, на Балканы и в южные владения России.
 |
| Наполеон в Египте |
Весной 1798 года с 36-тысячным войском Бонапарт высадился в Александрии и стремительно завоевал Египет – тогдашнюю провинцию Турции. И потому предложение Павла I о совместном выступлении «против зловредных намерений Франции» султан Селим III воспринял «с радостью, восхищением и благодарностью».
«В один миг взаимные опасения исчезли, – писал историк А.В. Висковатов, – вековая вражда была забыта, и Европа увидела с изумлением, что в то время, когда не заживлена была рана, нанесенная Турции отторжением от нее Крыма, когда свежи были развалины некогда грозного Очакова и не замолкли рассказы о кровопролитных штурмах Измаила и Анапы, два народа, бывшие почти в беспрерывной между собою вражде и разнствующие один от другого и правилами веры, и языком, и обычаями, вступили между собою в тесный союз против нарушителей общего спокойствия».
Канцлер Российской империи Александр Безбородко выразился короче: «Надобно же вырасти таким уродам, как французы, чтобы произвести вещь, какой я не только на своем министерстве, но и на веку своем видеть не чаял, то есть союз наш с Портой и переход флота нашего через канал».
К «союзу креста и полумесяца» вскоре присоединилась Англия. Разведка Туманного Альбиона прояснила дальнейшие наполеоновские планы. Лавры Александра Македонского не давали Бонапарту покоя, и покорение Индии – главной британской колонии – мыслилось им как следующий шаг.
 |
| Ионические острова, Греция |
«Острова Корфу, Занте и Кефалония важнее для нас, чем вся Италия вместе», – писал Наполеон членам Директории. Это отлично понимал и Ушаков. Кто владеет мощнейшими островными укреплениями, тот контролирует центральную и восточную части Средиземного моря. «Ионические острова – вот главный пункт предприятий наших», – резюмировал на встрече союзников Федор Федорович.
Турки одобрили план Ушакова и предоставили эскадру из 4 линкоров, 6 фрегатов и 18 более мелких судов во главе с вице-адмиралом Кадыр-беем. Умудренные собственным опытом, они ни секунды не усомнились в том, кто должен стать командующим объединенным флотом. В подчинение Федору Федоровичу переходили начальники всех турецких портов и арсеналов. Именем султана Кадыр-бей обязался почитать Ушакова «яко учителя».
А поучиться было чему. «Двенадцать кораблей российских менее шуму делают, нежели одна турецкая лодка; а матросы столь кротки, что не причиняют жителям по улицам обид», – заметил один влиятельный паша.
Флот Кадыр-бея с технической точки зрения производил отличное впечатление: корабли «обшиты медью, и отделка их едва ли уступает нашим в легкости…», «артиллерия вся медная и в изрядной исправности». Но при ближайшем рассмотрении «ни соразмерности, ни чистоты» в вооружении и оснастке не наблюдалось: «Паруса были бумажные, к мореплаванию весьма не способные. Экипаж турецкий был очень плох; набирались люди из невольников и просто с улицы, часто насильственным путем, и по окончании похода снова выгонялись на улицу. Дезертирством спасалось от службы около половины команды в течение каждого похода. Нет ни малейшей выучки у офицеров, нет карт, нет приборов, даже компас бывает лишь на одном адмиральском корабле. Медицинского обслуживания нет вовсе: какой-то беглый солдат Кондратий сделался из коновала главным штаб-лекарем на турецком флоте».
С грустью отмечал все это Федор Федорович. Кадыр-бей смущенно тупил взгляд. Месяц ушел на устранение неполадок и освоение военно-морского ликбеза личным составом союзников. «Дав туркам опыт неслыханного порядка и дисциплины», русская эскадра, соединившись с турецкой, 20 сентября 1798 года покинула Дарданеллы. Христианский и мусульманский флаги шли рядом.
Информационные войны
 |
| Штурм и взятие крепости Корфу в 1799 году |
На протяжении трех веков Ионические острова принадлежали Венеции. Под лозунгом «Мир хижинам, война дворцам!», с обещаниями «мира, равенства и братства», войска революционной Франции высадились на островах в 1797 году.
«Потомки первого народа, прославившегося своими республиканскими учреждениями, вернитесь к доблести ваших предков!..» – агитаторы не жалели восклицательных знаков в прокламациях, обращенных к местному греческому населению. Французы внушали, что воспринимать их нужно как «борцов за народное счастье», великодушных освободителей от венецианской «тирании». На центральной площади Корфу, крупнейшего из завоеванных островов, революционный комиссариат распорядился посадить «Дерево свободы». Под улюлюканье толпы здесь сожгли «Золотую книгу» нобилей – указатель венецианских аристократических родов.
Укрепившись на ключевом перекрестье военных и торговых путей Средиземноморья, французы тут же сменили популистский лозунг на более конкретный, наполеоновский: «Война должна кормить себя сама». Армейская казна «освободителей» нуждалась в звонкой монете – на островах резко увеличились налоги. Крестьянин-ионит вдруг обнаружил, что ему едва хватает средств прокормить свою семью. А торговец – что его бизнесу «не продохнуть», если только он не представляет интересы французского буржуа. Те же, кто заручился поддержкой новой власти, получили несравнимо больше привилегий, чем аристократическая верхушка времен венецианских «эксплуататоров».
Материальными бедствиями дело не ограничилось. Французские солдаты располагались на постой прямо в храмах. Не смущались они превращать Дом молитвы в конюшню. «У греков религиозное чувство сливалось с национальным, – писала историк А.М. Станиславская, – и беспечные насмешки французских вольнодумцев над православными святынями вдвойне ранили ионитов, даже если они и симпатизировали Франции». Вспышки народных восстаний войска Директории гасили с не меньшим энтузиазмом, чем отстаивали интересы того же населения полгода назад. В это время к архипелагу подошел флот Ушакова.
«Благодарение Всевышнему Богу, мы с соединенными эскадрами, кроме Корфу, все прочие острова от рук зловредных французов освободили», – уже через полтора месяца доносил Федор Федорович. Закинф, Кефалония, Святая Мавра, Паксос, Итака… – один за другим на островных цитаделях вместо флагов Директории взмывали русско-турецкие штандарты. Этому предшествовали отлично спланированные военная и информационная кампании.
 |
| Священномученик Григорий V, патриарх Константинопольский |
Впереди основных сил шли небольшие отряды кораблей. Они везли так называемые «пригласительные письма» – воззвания к ионитам встать на совместную борьбу с оккупантами. Особенно действенны были послания главного духовного греческого авторитета – патриарха Константинопольского. Григорий V лично благословил Ушакова на освобождение Ионических островов и не жалел грозных слов в адрес «безбожников французов». Послания зачитывались в церквях после утренней и вечерней молитв. Ко времени прихода основных союзных сил противник вынужден был обороняться на два фронта – от атак с моря и против греческих ополченцев.
Неприятель держался крепко, но недолго. После мощной артподготовки и первой совместной атаки войск десанта и повстанцев дело кончалось капитуляцией французов. Временами доходило до курьезов. Гарнизон острова Кефалония опустил флаг без боя, Федор Федорович не удержался и раскритиковал действия коменданта Ройе.
– Я вел себя, как следует исправному французскому офицеру, – оправдывался Ройе.
– А я вам докажу, что нет, – возражал Ушаков. – Вы поздно взялись укреплять вверенный вам остров, вы не сделали нам никакого сопротивления, не выстрелили ни из одного орудия, не заклепали ни одной пушки.
Условия капитуляции, предлагаемые Ушаковым, восхищали французов. «Под честное слово» не воевать в эту войну против России пленников отпускали в родные края, предварительно разоружив и потребовав возвратить награбленное местному населению. Их личное имущество оставалось неприкосновенным: «собственность обезоруженных неприятелей была свято уважаема… в сию добычами преисполненную войну».
«Московский флаг на корабле начальника напоминал о враге, которого должно опасаться, но который знает законы войны, – читаем в воспоминаниях французского офицера Мангури. – Не то было с флагом оттоманским». Несчастным, попавшим в османский плен, довелось сполна вынести муки галерной неволи. Если, конечно, им посчастливилось остаться в живых. За головы французских солдат турецкие командиры платили наличными – по несколько золотых за штуку.
Когда Ушаков принимал первых пленных на острове Цериго, турецкий адмирал Кадыр-бей попросил разрешения употребить против неприятеля военную хитрость.
– Какую? – осведомился Федор Федорович.
– По обещанию вашему, французы надеются отправиться в отечество и лежат теперь спокойно в нашем лагере. Позвольте мне подойти к ним ночью тихо и всех вырезать.
Что внушило Кадыр-бею такое решение? Может быть, память о захваченном французами городе Яффа: тогда Наполеон отдал приказ расстрелять на морском берегу более 4 тысяч пленных турецких солдат …
«Военная хитрость» не получила одобрения. Ушаков и впредь запретил Кадыр-бею обращаться с подобными предложениями. Хотя это шло вразрез с инструкциями из Петербурга: «Намерение высочайшего двора есть стараться чем можно более раздражить взаимно Порту и Францию… Пущай они что хотят делают с французами, и турецкий начальник, хотя в самом деле вам подчинен, но в наружности товарищ, может поступать с ними как хочет…»
 |
| Св. прав. Федор Ушаков. Выставка песчаной скульптуры «Святая Русь» у Храма Христа Спасителя, Москва |
С «радостью неподдельной» встречали греки своих единоверцев. Описание «другого дня после освобождения острова Закинф (Занте)» оставил очевидец событий – капитан-лейтенант Егор Метакса:
«…главнокомандующий вице-адмирал Ушаков вместе с капитанами и офицерами эскадры съехал на берег для слушания благодарственного молебна в церкви святого чудотворца Дионисия… Звоном колоколов и ружейной пальбой приветствованы были шлюпки, когда приближались к берегу… На пристани вице-адмирал был принят духовенством и старейшинами; он последовал в соборную церковь, а после богослужения прикладывался к мощам святого Дионисия, покровителя острова Занте; жители повсюду встречали его с особенными почестями и радостными криками; матери, имея слезы радости, выносили детей своих и заставляли целовать руки наших офицеров и герб российский на солдатских сумках… Из деревень скопилось до 5000 вооруженных поселян: они толпами ходили по городу, нося на шестах белый флаг с Андреевским крестом».
Одни лишь турки «не вписывались» в атмосферу праздника. Они «неохотно взирали на сию чистосердечную и взаимную привязанность двух единоверных народов». Враждебно смотрели на османов и греки-иониты. Они знали, как тяжко приходится их соотечественникам на Балканах тянуть ярмо оттоманского ига. И двери домов, радушно распахнутые для русского солдата, захлопывались перед турецкой чалмой.
В первых числах ноября 1798 года эскадра Ушакова бросила якоря вблизи зоны досягаемости орудий возле мощнейшей крепости Европы – Корфу.
12 сентября 2012 г.
РУССКИЙ НАВИГАТОР. ЧАСТЬ 9
 |
| Святой Федор Ушаков. Современная икона |
– Я не понимаю, что нужно здесь русскому адмиралу? Ведь и невоенному человеку ясно, что крепость не взять, – искренне пожимал плечами дивизионный генерал Шабо.
Трехтысячный французский гарнизон с 650 орудиями и значительным запасом провианта занял укрепления, по оборонительной мощи сравнимые лишь с неприступными бастионами британского Гибралтара, так никем никогда не завоеванными. С крепостных высот русско-турецкая эскадра выглядела горсткой игрушечных кораблей. Предложение о капитуляции было отвергнуто. 9 ноября 1798 года осада Корфу началась.
Месье Шабо недоумевал бы еще больше, знай он о состоянии боеспособности флота противника. «Провизия… на эскадре… вся без остатка вышла в расход. Командиры кораблей и войска на берегу терпят крайнюю нужду, и настоит опасность терпеть голод от оного», – пишет Ушаков в декабре месяце. Блистательная Порта забыла о своих снабженческих обязательствах. Чтобы не умереть с голоду, подопечные турецкого контр-адмирала Кадыр-бея принялись мародерствовать.
Прибытие из Севастополя продовольственных шхуны и двух бригантин едва ли изменили ситуацию. «Соленого мяса немало оказалось с червями, гнило и имеет худой и вредный запах, а уксус, будучи не в крепких бочках, дорогою почти половинным числом с вытечкою», – так отозвался адмирал о содержимом трюмов. От «тревожных мыслей и отсутствия продовольствия» Ушаков заболел. Но не слег, не отчаялся, не стал на чем свет стоит проклинать «жуликов и воров» из Адмиралтейства. А продолжил, как евангельская вдова, бомбардировать чиновников письмами: «Изо всей древней истории не знаю и не нахожу я примеров, чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без всяких снабжений и в такой крайности, в какой мы находимся… Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только служители наши, столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали с голоду». На собственные деньги Федор Федорович закупает у корфиотов продукты и теплые зимние вещи для матросов. Офицеры следуют его примеру.
Если гостеприимство островных греков сглаживало продовольственные беды, то нехватка боеприпасов ставила Ушакова в тупик. «Недостатки наши во всем были беспредельны, даже выстрелы пушечные, а особо наших корабельных единорогов…» – сетует Федор Федорович. Осадные гаубицы-единороги «работали» беспрерывно на возведенной в северной части острова батарее с первых дней осады. Но «снаряды от них почти расстреляны, а особо картаульных бомб, которые весьма понадобятся, очень мало у меня уже в наличии остается, а подвозу ниотколь нет».
 |
| Федор Ушаков. Фрагмент советской почтовой марки 1987 года |
Здоровье Ушакова улучшилось с прибытием из Ахтиара контр-адмирала Пустошкина с двумя линкорами при полной боевой нагрузке. Из крейсерства близ Александрии вернулись фрегаты «Святой Михаил» и «Казанская Богородица» под началом капитана 2-го ранга Сорокина. Они были отряжены для помощи английской эскадре Нельсона, действующей у египетских берегов и осадившей остров Мальту. К началу февраля в своем распоряжении Ушаков имел до 12 линкоров, 13 фрегатов и 7 вспомогательных судов. Но вся эта силища была бесполезной без достаточного количества сухопутных войск. А «…войск к высаживанию десанта на эскадрах весьма недостаточно», – констатировал Ушаков, имеющий под ружьем всего 4 тысячи человек. По законам войны, нападать имеет смысл, когда число атакующих и обороняющих составляет минимум 3:1. Стены Корфу увеличивали это соотношение вдвое.
Неожиданно некоторые из балканских пашей выполнили султанское распоряжение и предоставили Ушакову еще 4 тысячи войска. Правда, не 12 тысяч, как изначально было оговорено, но все-таки лучше, чем ничего.
Всю штормовую и ветреную зиму не прекращались учения по высадке десанта и штурму бутафорских укреплений. Здесь, на скалистых берегах Корфу, впервые оттачивались тактико-стратегические основы морской пехоты. Морпехов того времени Ушаков называл «штатными формированиями сухопутных войск на флоте» или проще – «морскими солдатами».
«Как “Отче наш”», к 18 февраля 1799 года знали офицеры специально разработанную таблицу из 130 условных знаков для взаимодействия и связи кораблей флота и десанта. Мглистым утром ровно в 7:00 двинулись на штурм.
«Звания неразлучные»
Без сюрпризов не обошлось. Большинство турецких командиров отказались вести людей в атаку: мол, взять подобную крепость столь малыми силами невозможно. «Ступайте же и соберитесь все на гору при северной нашей батарее и оттуда, сложа руки, смотрите, как я в глазах ваших возьму остров Видо и все его грозные укрепления», – рыкнул на них Ушаков. И уже тихо, как бы про себя: «Врага не считают – его бьют». Не струсили и пошли в бой лишь несколько отрядов албанских охотников.
 |
| Острова Видо и Корфу. Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
Остров Видо, расположенный напротив Корфу как господствующая высота, прикрывал основную крепость пятью мощными бастионами. «Господа, вот ключ от Корфу», – заключил Федор Федорович на офицерском собрании. Захватив Видо и развернув орудия на 180 градусов, можно бить неприятелю прямо в грудь.
Французы не жалели каленых ядер, стремясь поджечь наступающие корабли. Через полтора часа их пыл угас. Ушаков применил свою излюбленную тактику ближнего боя. На флагмане «Святой Павел» подошел практически вплотную к отвесным стенам укреплений Видо и накрыл сразу два бастиона облаком картечи. Ему вторили ученики-капитаны.
 |
| Штурм Корфу. Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
«Беспрерывная страшная пальба и гром больших орудий приводили в трепет все окрестности, – вспоминает очевидец капитан-лейтенант Егор Метакса. – Несчастный островок Видо был, можно сказать, весь взорван картечами, и не только окопы, прекрасные сады и аллеи не уцелели, не осталось дерева, которое бы не было повреждено сим ужасным железным градом…»
«Эскадре вести десант!» – взмыл флаг-сигнал на «Святом Павле».
 |
| Высадка десанта. Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
Оберегая порох от соленых брызг, держа наготове сабли и ятаганы, 2000 десантников устремились на лодках, катерах и баркасах к узким бухточкам и «с невероятной скоростью вышли на берег». Выбивая врага из складок местности, теснили его к центральному редуту – и через три часа уже принимали первых пленных. Коменданта крепости генерала Пиврона нашли спрятавшимся в пустой бочке из-под пороха. На то у генерала был свой резон.
 |
| Атака кораблей. Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
«Наши офицеры и матросы кинулись вслед за турками, – описывает концовку боя капитан-лейтенант Метакса, – и так как мусульманам за каждую голову выдавалось по червонцу, то наши, видя все свои убеждения недействительными, начали собственными деньгами выкупать пленных. Заметив, что несколько турок окружили молодого француза, один из наших офицеров поспешил к нему в то самое время, когда несчастный развязывал уже галстук, имея перед глазами открытый мешок с отрезанными головами соотечественников. Узнав, что за выкуп требовалось несколько червонцев, но не имея столько при себе, наш офицер отдает туркам свои часы – и голова француза осталась на плечах…» Когда закончились карманные деньги, а уговоры исчерпали себя, командир черноморских десантников приказал построиться в каре и приготовиться к залпу. Лишь тогда турки оставили пленных в покое.
 |
| Штурм французской крепости. Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
Так русские воины спасали жизни тех, кто полчаса назад не жалел для них смертоносного свинца. «Русские и здесь доказали, что истинная храбрость сопряжена всегда с человеколюбием, что победа венчается великодушием, а не жестокостью и что звание воина и христианина должны быть неразлучны», – пишет Метакса. Поэтому генерал Пиврон несказанно обрадовался, когда обнаружили его в пороховой бочке именно христиане.
«Отличился» в бою и османский флот. «Турецкие же корабли и фрегаты – все были позади нас и не близко к острову; если они и стреляли на оный, то чрез нас, и два ядра в бок моего корабля посадили…» – вспоминает Федор Федорович.
«Она соперниц не имеет»
Комендант Корфу генерал Шабо вновь пожимал плечами, но теперь уже совсем по другому поводу. Когда на следующий день с первой атакой пало предмостное укрепление, он приказал поднять белый флаг.
Вечером следующего дня французский генерал вместе с двумя другими плененными коллегами и генеральным комиссаром Французской республики Дюбуа (находившимся в то время на Корфу) поднимали бокалы за здоровье победителей на борту «Святого Павла». Сохранились впечатления французских военачальников о той встрече:
«Русский адмирал принял нас в кают-компании… Он оказал очень ласковый прием… Ушакову около 50 лет. Он кажется суровым и сдержанным. Он говорит только по-русски… Адмиральский корабль “Святой Павел” хорошо построен и вооружен бронзовыми пушками – так же, как и прочие суда. Это судно содержится очень чисто и в хорошем порядке… Лучший порох на свете – это русский… Мы имели случай убедиться в превосходстве этого пороха над всеми известными сортами во время осады Корфу… Русская пехота одна из лучших в Европе…»
Только генерал Пиврон не оставил никаких заметок. Он «был объят таким ужасом, что за обедом у адмирала не мог удержать ложки от дрожания рук, и признавался, что во всю жизнь свою не видал ужаснейшего дела».
 |
| Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
В Европе не могли прийти в себя от удивления: сильнейшая крепость взята силами одного лишь флота! Военная история не знала аналогов. Ушакову рукоплескали со всех сторон.
«Сэр! Самым сердечным образом я поздравляю Ваше превосходительство с взятием Корфу, – писал британский адмирал Горацио Нельсон, – и могу вас уверить, что слава оружия верного союзника одинаково дорога мне, как и слава оружия моего государя…»
Этот «знаменитый воинский подвиг», подчеркивал российский посланник в Константинополе В.С. Томара, совершен «без армии, без артиллерии и, что больше, без хлеба». Еще ранее Томара доносил Павлу I, что «многие из министров турецких открыто говорили, что крепость без надлежащей осады и обыкновенно употребляемых при атаке средств взята быть не может».
Убедившись в ошибочности этого мнения, султан Селим III пожаловал Ушак-паше осыпанное бриллиантами золотое перо – челенг – высший знак отличия оттоманских вельмож и военачальников. Не забыл он и простых русских моряков, прислав на эскадру 3500 червонцев.
 |
| Суворов: «Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу хотя мичманом?!» Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
Но всего лестнее Ушакову было получить письмо от сухопутного товарища – Александра Васильевича Суворова: «Великий Петр наш жив!.. Что он, по разбитии в 1714 году шведского флота при Аландских островах, произнес, а именно: “Природа произвела Россию только одну: она соперницы не имеет”, – то и теперь мы видим. Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу хотя мичманом?!»
«…народ ликовал»
«Радость греков была неописанна и непритворна. Русские зашли как будто в свою родину. Все казались братьями, многие дети, влекомые матерями навстречу войск наших, целовали руки наших солдат, как бы отцовские. Сии, не зная греческого языка, довольствовались кланяться на все стороны и повторяли: “Здравствуйте, православные!”, на что греки отвечали громкими “Ура!”» Так, по наблюдениям Егора Метаксы, корфиоты праздновали победу.
 |
| Встреча русской армии греками. Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
За последующие несколько месяцев случилось то, что на века определило судьбу всего греческого мира. Под руководством и при непосредственном участии Федора Федоровича Ушакова пишется знаменитый «Временный план» – Конституция первого греческого национального государства нового времени – Республики Семи Соединенных Островов. Руководство страной отводилось Сенату, заседавшему в столице Корфу и состоящему из делегатов от островных органов управления – Генеральных советов. Причем сенатором отныне мог стать не только дворянин, но и имеющий политический вес «лекарь, законоистолкователь, купец, промышленник, мастеровой, художник…» – представитель так называемого «второго класса». За греческим языком закреплялся статус официального, государственной религией провозглашалось Православие.
Как независимое государство Республику Семи Соединенных Островов признали влиятельнейшие державы того времени. Правда, не без скрипа. Англия и Австрия намекали, что не вполне одобряют избирательные свободы для «низших классов». Мировое сообщество упрекало Ушакова в излишней… либеральности. Действительно, защитник и приверженец имперского престола утвердил самую либеральную и демократическую форму правления в Европе рубежа XVIII–XIX веков. И «умом Россию не понять» тут ни при чем. Ушаков ясно сознавал, что жителей «колыбели западной цивилизации», с их менталитетом и древнейшей историей, другая политическая система не устроит.
 |
| Встреча русской армии греками. Кадр из фильма «Корабли штурмуют бастионы» |
Федор Федорович обозначил точку отсчета греческой борьбы за независимость от более чем 300-летнего оттоманского ига. Совсем скоро начальник военного госпиталя на Корфу при Ушакове, а впоследствии статс-секретарь Республики Ионических островов по иностранным делам граф Иоанн Каподистрия будет приглашен на российскую государственную службу. В 1816 году он возглавит имперский МИД, а после отставки вернется на родину и встанет в ряды освободительной народной армии. В 1827 году Иоанна Антоновича изберут первым президентом независимой Греции. Когда от рук злоумышленников он погибнет через четыре года, греки скажут: Каподистрия кровью написал лозунг греческих борцов за независимость – «Ελευθερία ή θάνατος» («Элефтерия и танатос») – «Свобода или смерть» – девять слогов которого девятью полосами линуют бело-голубой флаг православной Эллады.
А пока Ушаков, судя по его личным донесениям, «имел счастье освобождать оные острова от неприятеля, устанавливать правительства и содержать в них мир, согласие, тишину и спокойствие…» Капитанская каюта Федора Федоровича буквально ломилась от подарков признательных ионитов. Золотой меч, осыпанный алмазами, преподнесли ему корфиоты. С острова Занте доставили серебренный щит и золотой меч. Кефалонцы отчеканили золотую медаль, на которой был выбит портрет адмирала. Еще одну медаль Ушаков получил от земляков веселого обманщика и скитальца Одиссея – жителей Итаки. Но самым большим подарком греки считали самого Ушакова: имя Феодор в переводе на греческий значит «дар Божий».
Любопытное наблюдение о пребывании русской эскадры на островах оставил купец-ионит Николай Пасхалис. Он пишет:
«Поразительно благочестие Ушакова, как, впрочем, и других русских и генерала Волконского. Невероятно, но каждое воскресенье все солдаты желают посещать Божественную литургию, для них выделено шесть церквей. Точно так же и он с остальными ходит на обедню к святителю Спиридону или в Платитеру (то есть в монастырь Богородицы)».
Самому Федору Федоровичу коммерсант признавался: «Видя, как вы молитесь, видя ваше, князя Волконского, офицеров и солдат рвение, мы даже стыдимся в сравнении с вами считать себя ревностными христианами».
Пасху 1799 года русская эскадра встречала вместе с единоверцами под покровом святого Спиридона Тримифунтского, мощи которого хранятся на Корфу. Крестный ход вновь описывает капитан-лейтенант Метакса:
«27 марта, в первый день Святой Пасхи, адмирал назначил большое торжество, пригласивши духовенство сделать вынос мощей угодника Божиего Спиридона Тримифунтского. Народ собрался со всех деревень и с ближних островов. При выносе из церкви святых мощей расставлены были по обеим сторонам пути, по которому шла процессия, русские войска; гробницу поддерживали сам адмирал, его офицеры и первые чиновные архонты острова; святые мощи обнесены были вокруг крепостных строений, и в это время отовсюду производилась ружейная и пушечная пальба… Всю ночь народ ликовал».
(Окончание следует.)
13 сентября 2012 г.
РУССКИЙ НАВИГАТОР. ЧАСТЬ 10
Части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
 |
| Св. прав. Феодор Ушаков. Автор: Евгений Карасев / iconsv.ru |
Средиземноморский поход эскадры Ушакова напоминает паломничество по святым местам. Поклонившись святыням Ионических островов, в конце лета 1799 года русские моряки служили благодарственный молебен у мощей святителя Николая Чудотворца в Бари. Точнее – отряд из 650 десантников под началом капитана фрегата «Счастливый» Г.Г. Белли, высаженный для освобождения от французов юга Италии. На севере тем временем победоносно шествовал Александр Суворов. Ушаков с флотом блокировал прибрежные гарнизоны и зачищал Адриатическое море от вражеских каперов. Совместно разработанный ушаково-суворовский план действий не оставлял неприятелю шансов.
О русских моряках в Италии слагали легенды. Стремительным марш-броском капитан-лейтенант Белли провел отряд вдоль подножья сапогообразного полуострова, давая бой в разы превосходящему противнику, и 29 мая 1800 года взял Неаполь. Павел I пожаловал капитану фрегата «Счастливый» очень высокую награду, никогда ранее не присуждаемую лейтенантам, – орден Анны 1-й степени. «Белли думал меня удивить; так и я удивлю его», – объяснял свое решение император. Неаполитанский министр Мишеру, сопровождавший русских морпехов, писал Ушакову: «В промежуток 20 дней небольшой отряд возвратил моему королевству две трети королевства. Это еще не все: войска заставили население обожать их… Вы могли бы их видеть осыпанными ласками и благословениями посреди тысяч жителей, которые называли их своими благодетелями и братьями… Конечно, не было другого примера подобного события: одни лишь русские войска могли совершить такое чудо. Какая храбрость! Какая дисциплина! Какие кроткие, любезные нравы! Здесь боготворят их, и память о русских останется в нашем отечестве на вечные времена». В подтверждение своих слов Мишеру приводит эпизод похода: «Колонна из тысячи патриотов (то есть французов и неаполитанских республиканцев) приближалась к Портичи от Торе-дель-Аннунциата; против них было выставлено лишь 120 русских солдат, и русские бросились в штыки на превосходящего их в десять раз неприятеля. 300 французов были перебиты, 60 взято в плен, остальные разбежались и были истреблены окрестными крестьянами. Русские забрали при этом пять пушек и два знамени. Я не могу не заметить, до какой степени это дело покрыло ваших русских славой. С этого момента весь народ (то есть неаполитанский) возложил все свои надежды и упования на присутствие таких храбрых людей».
30 сентября Андреевский флаг развевался над «вечным городом»: русские войска вступили в Рим. «Восторг, с каким нас встретили жители, делает величайшую честь и славу россиянам, – доносит Ушакову лейтенант Балабин. – От самых ворот святого Иоанна до солдатских квартир обе стороны улиц были усеяны обывателями обоего пола. Даже с трудом могли проходить наши войска. “Виват, Павло примо! Виват, московито!” – было провозглашено всюду с рукоплесканиями. “Вот, – говорили жители, – вот те, кои бьют французов и коих они боятся! Вот наши избавители! Недаром французы спешили отсюда удалиться!” Вообразите себе, Ваше превосходительство, какое мнение имеет о нас большая и самая важная часть римлян и сколько радости произвела в них столь малая наша команда! Я приметил, что на лицах было написано искреннее удовольствие».
Проблемы пришли, как всегда, с нежданной стороны. Еще в начале сентября турецкий флот экстренно снялся с якоря и на полных парусах ушел в Константинополь. Причина – матросский бунт: недовольная жалованием и скудным рационом, лишенная возможности восполнить недостатки военным грабежом команда взялась за ятаганы. Командующий эскадрой вице-адмирал Кадыр-бей поспешил в родные края.
 |
| Св. прав. Феодор Ушаков |
Обратно пропорционально успехам русского оружия складывались отношения и с другими союзниками. Время восторженных возгласов и уверений в вечной дружбе прошло. Наблюдая, как русские укрепились на Корфу, как одну за другой они берут итальянские крепости, английские и австрийские дипломаты забили тревогу. Между собой они уже распределили сферы влияния в данном регионе. России там не было места.
В ход пошли «интриги, происки и неблагоприятные поступки». «Под его вежливой наружностью скрывается медведь…» – отзывается об Ушакове в личной переписке Горацио Нельсон. Морально тяжко было британскому адмиралу играть в одной команде с Ушаковым. И потому, что, на порядок слабее Корфу, крепость острова Мальты вот уже больше года безуспешно осаждал английский флот. И потому, что милосердие Федора Федоровича к сложившему оружие неприятелю раздражало Горацио, распорядившегося казнить тысячи плененных якобинцев в Неаполе. И, наконец, потому, что победа в грандиозном сражении при Абукире (1798), прославившая имя Нельсона, стала возможной благодаря дерзкому маневру, интригующе похожему на маневр ушаковской эскадры в битве при Калиакрии семью годами ранее. «Я ненавижу русских!..» – откровенничал флотоводец «Владычицы морей» в одном из писем.
Словесной неприязнью дело не ограничивалось. Не желая, чтобы русские овладели Римом, Нельсон инициировал тайные переговоры с французским гарнизоном. Присутствующие на встрече английский капитан линейного корабля Траубридж и австрийский генерал Фрелих сделали командующему французским гарнизоном генералу Гарнье предложение: пусть гарнизон покинет город с оружием в руках, а они обязуются доставить французов туда, куда они пожелают. Это давало французам полную возможность отправиться в Северную Италию воевать против суворовской армии. Гарнье, зная, что русский отряд на подходе к стенам Рима и что, судя по опыту своих коллег, встреча не сулит успеха, принял, естественно, предложенные условия «капитуляции».
«Ответствую: по всем общественным законам, никто не имеет права брать на себя освобождать общих неприятелей из мест блокированных, не производя противу их никаких военных действий и не взяв их пленными… – возмущался Ушаков в посланиях союзным военачальникам, – не должно приступить к капитуляции и освобождать французов из Рима, тем паче со всяким оружием и со всеми награбленными ими вещами и богатствами». Но слова русского адмирала игнорировались. Замалчивание успехов русского оружия, присвоение его славы, отстранение от переговоров русских командиров, перебои со снабжением… – все только начиналось. Поистине, «у России есть только два союзника – ее армия и флот!»
Имперского терпения хватит на несколько месяцев – весной 1800 года Павел I выходит из второй коалиции. Еще раньше Ушаков получает предписание покинуть Италию. В Севастополь Федор Федорович возвращался в чине полного адмирала, кавалером ордена святого Иоанна Иерусалимского и с алмазными знаками отличия, украсившими орден святого Александра Невского.
Невеселый период
 |
| Император Александр I. Портрет Царя Освободителя (автор: Джордж Дэйв) |
«Новое правительство – новая метла». Для российского флота настали тяжелые времена. В 1801 году на престол взошел Александр I. «Победителем всех неприятелей России на морях» называл Ушакова император, однако проводимая им в жизнь новая оборонная доктрина не нуждалась ни в сильном флоте, ни в ярких адмиралах. Главные баталии начала XIX века вершились на суше, флоту отводилась второстепенная роль.
Англоман и ловкий царедворец, Александр Воронцов возглавил так называемый «Комитет образования флота». Отношение графа к военному флоту было предельно ясным: «По многим причинам, физическим и локальным, быть нельзя в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должны быть в сухопутных войсках…» Прекратились дальние плавания, замерла постройка новых кораблей. Лишь солдатская строевая муштра да излишняя заорганизованность и «канцелярщина» набирали обороты.
Знаменитый русский мореплаватель и ученый, исследователь Камчатки и Курил, тихоокеанского побережья России и Русской Америки вице-адмирал В.М. Головин так выразился о тогдашнем морском министре Павле Чичагове: «Человек в лучших летах мужества, балованное дитя счастья, все знал по книгам и ничего по опытам, всем и всегда командовал и никогда ни у кого не был под началом. Во всех делах верил самому себе более всех, для острого слова не щадил ни Бога, ни царя, ни ближнего. Самого себя считал способным ко всему, а других ни к чему. Вот истинный характер того министра, который, соря деньгами, воображал, что делает морские силы наши непобедимыми. Подражая слепо англичанам и вводя нелепые новизны, мечтал, что кладет основной камень величию русского флота. Наконец, испортив все, что осталось еще доброго в нем (во флоте), и наскучив наглостью и расточением казны верховной власти, удалился, поселив презрение к флоту в оной и чувство глубокого огорчения в моряках».
В отличие от Головина, английские дипломаты не упускали случая превозносить «мудрость» и «прогрессивность» Чичагова: принцип «хвали недруга слабого и придурковатого – выиграешь» никто не отменял.
В этот невеселый для русских моряков период отечественной истории Ушакова переводят в столицу с назначением главным командиром Балтийского гребного флота и начальником Петербургских флотских команд. Попутно он председательствует в квалификационной комиссии «по производству в классные чины шкиперов, подшкиперов, унтер-офицеров и клерков Балтийских и Черноморских портов» при своей же альма-матер – Морском кадетском корпусе.
Прославленный боевой флотоводец, основоположник маневренной тактики парусного флота командует отживающими свой век морскими силами на гребной тяге! Многие историки пишут об опале.
Конечно, наблюдая упадок флота, Ушаков не мог остаться в стороне. А если вспомнить прямолинейность его характера и привычку называть вещи своими именами, то уже не удивляешься тому, что недоброжелателей у Федора Федоровича в чиновных кругах было немало. Но на причины такого «не соответствующего заслугам» назначения можно посмотреть и иначе.
«Ноне же при старости лет моих отягощен душевной и телесной болезнью, – пишет Ушаков в прошении об отставке уже в 1806 году, – и опасаюсь слабости моего здоровья быть в тягость службе и посему всеподданнейше прошу, дабы высочайшим Вашего императорского величества указом повелено было за болезнью от службы меня уволить».
 |
| Морской бой в Керченском проливе |
Окажись простой человек на месте Ушакова, например, при штурме Корфу или в Керченском сражении, 15 минут хватило бы ему, чтобы превратиться в седовласого старика. Что и говорить про 44 года непрерывной службы, 43 крупных похода и непомерную ношу ответственности за десятки кораблей и тысячи матросов, за честь Родины. «Благодарение Богу, при всех означенных боях с неприятелем и во всю бытность оного флота под моим начальством на море, сохранением Всевысочайшей благости ни одно судно из онаго не потеряно и пленными ни один человек из наших служителей неприятелю не достался», – читаем в подробной «Записке о служении российскому флоту», подготовленной Ушаковым в 1804 году. Ни один военно-морской архив ни одного государства мира не может похвастаться подобным документом. Колоссально много успел совершить русский адмирал к своим 60 годам. Он нуждался в отдыхе. Назначение на спокойную должность командующего гребным флотом, преподавание в Морском корпусе, а затем и отставка – вполне естественный и благоприятный ход событий.
«Балтийского флота адмирал Ушаков по прошению за болезнью увольняется от службы с ношением мундира и с полным жалованием», – Александр I подписал указ 19 января 1807 года.
Вовремя уйти – большое искусство. Ушаков им владел. Придет время, и по проторенному им пути пойдут Сенявин, Лазарев, Корнилов, Нахимов, Макаров – великие адмиралы России. И память о непобедимом и благоверном Федоре Федоровиче будет им ярким, никогда не угасающим маяком.
Дождался
«Храни незлобие и всех люби нелицемерно… Хранись сребролюбия и всякого лихоимства, гордости и гнева и злопамятства, скупости и немилосердия… Никогда же празден буди, но что-нибудь сделай, кроме ночного покоя, да и в сон не вдавайся…» – Федор Федорович читал и перечитывал.
Он стоял в монастырской келье и медленно перелистывал записную тетрадь с поучениями святого человека:
 |
| Санаксарский монастырь весной |
«Терпение есть еже во всех нужных случаях не стужати и не опечалится как в трудах темных, так и в помыслах душевных, но мужественно и благодушно все злострадания претерпеть даже до смерти, за надежду милосердия Божия, по словеси Господню: приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Аз упокою вы. И паки претерпевают же до конца, тот спасен будет».
Ушаков понимал: молитва родного дяди – преподобного Феодора Санаксарского – сопутствовала ему всю жизнь. И теперь привела его сюда – к стенам Санаксарского Рождество-Богородичного монастыря.
«Для пребывания моего купил я в Тамбовской губернии в Темниковском округе землю в сельце Алексеевке – 160 десятин, на ней поселены семь дворов крестьян, между которыми построил я себе хижину, где желаю провести последние дни моей жизни», – писал Ушаков. Огород и фруктовый сад, погреб с ледником, деревянный каретный сарай, кирпичная конюшня. И сама «хижина» – небольшой каменный дом южной архитектуры. Дом стоял на холме, и с веранды, протянувшейся на весь второй этаж, открывался далекий вид на леса и поля и восходящие над ними маковки монастырских церквей. А когда по весне до горизонта разливалась река Мокша, монастырь казался стоящим на рейде линейным кораблем – флагманом Феодора Санаксарского. И подняться на его борт Ушакову предстоит совсем скоро.
 |
| Прп. Феодор Санаксарский. Афонская икона |
«Помятуя час смертный, с каковою внезапностью оный приключается», еще в Петербурге в 1810 году Федор Федорович пишет завещание. Все свои владения, купленные и полученные в дар за годы службы, он передал в собственность племянникам, «которых почитаю я вместо детей моих и о благе их стараюсь, как собственный отец». 500 десятин плодороднейшей земли в красивейшем месте Крыма – по северную сторону севастопольского рейда, омываемых с одной стороны морем, с другой – рекой Бельбек, пожалованных еще Екатериной II, он передал «для надобностей» города Севастополя. В место «последних лет жизни» Федор Федорович прибыл налегке.
Иеромонах Нафанаил делится своими наблюдениями:
«Оный адмирал Ушаков… и знаменитый благотворитель Санаксарской обители по прибытии своем из Санкт-Петербурга около восьми лет вел жизнь уединенную… по воскресным дням и праздничным приезжал для богомоления в монастыре в келье для своего посещения… по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал неукоснительно, слушая благоговейно. В послушаниях же в монастырских ни в каких не обращался, но по временам жертвовал от усердия своего значительным благотворением, тем же бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния в всепомощи. В честь и память благодетельного имени своего сделал в обитель, в соборную церковь, дорогие сосуды, важное Евангелие и дорогой парчи одежды на престол и жертвенник…»
Размеренная и тихая жизнь отставного адмирала резко изменилась, когда 1812 году через Неман на Россию хлынула полумиллионная «армия двунадесяти языков» Европы. На дворянском собрании Тамбовской губернии единогласно решили, кому быть командиром местного ополчения.
Но силы Федора Федоровича были уже не те. Дворянскому предводителю он ответит: «За избрание меня губернским начальником над новым внутренним ополчением по Тамбовской губернии, за благосклонное обо мне мнение и за честь сделанную приношу всепокорнейшую мою благодарность. С отличным усердием и ревностью желал бы я принять на себя сию должность и служить Отечеству, но с крайним сожалением за болезнью и великой слабостью здоровья принять ее на себя и использовать никак не в состоянии и не могу».
Но Ушаков не опустил руки. Вместе с темниковским соборным протоиереем Асинкритом Ивановым он устроил госпиталь для раненых и обеспечивал его финансирование. Пожертвовал 2000 рублей на формирование 1-го Тамбовского пехотного полка. А затем и огромную сумму – 31 тысячу рублей, хранимую им в Опекунском совете Санкт-Петербурга, – в помощь разоренным войной: «Я давно имел желание все сии деньги без изъятия раздать бедствующим и странствующим, не имеющим жилищ, одежды и пропитания».
Не меньше Федор Федорович сделал добрым словом. Он посылает наставления своим племянникам, которые доблестно гнали французов до самого Парижа. Он встречается с уездными дворянами, воодушевляет ополченцев. Именно тогда Федор Федорович произносит свои знаменитые слова: «Не отчаивайтесь: сии грозные бури обратятся к славе России.Вера, любовь к Отечеству и приверженность престолу восторжествуют. Мне немного остается жить – не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу любезного Отечества!» И он дождался.
Высокий, статный старик не пропускал богослужений. Он неспешно ставил свечи у икон и тихо становился в правой стороне храма. Крестился, кланялся, шептал слова многих известных ему молитв и песнопений. В кротких глазах его легким туманом окутывалась долгая, настоящая, великая жизнь. И сквозь светлую дымку нечто несоизмеримо более великое грезилось впереди.
 |
| Торжество прославления адмирала Феодора Ушакова. Санаксарский монастырь, 2001 год |
В праздник Покрова Пресвятой Владычицы нашей Богородицы протоиерей Асинкрит Иванов принял последнюю исповедь и причастил раба Божия Феодора. 2 октября 1817 года в соборной метрической книге Спасопреображенской церкви записали: «Адмирал и разных орденов кавалер Федор Федорович Ушаков погребен соборне». Похоронили «победителя всех врагов России на морях» рядом с родным дядей – святым и праведным старцем Феодором Санаксарским. К метрической тетради «приложили руки» соборный иерей, дьякон, дьячок и сторож Семен Никитин.
18 сентября 2012 г.
