Заезжие националисты с запада уже откричали «Слава Украине» на площади Ленина и были с позором изгнаны из шахтерского города. Следом за оголтелыми толпами ультраправых мальчиков Киев послал в Донбасс вооруженную армию, чтобы наказать мирных жителей за их решение о самоопределении. Когда тяжелая артиллерия обстреливала русский Славянск, уже было понятно – они обязательно придут сюда убивать.
В то время Дикий был еще в Одессе. Тогда в этом приморском городе не пахло пеплом и люди, сожженные 2 мая, были живы. И звался доброволец не Диким, а просто Володей. Но он уже тогда понял, что нужно срочно возвращаться в Донецк, где создавались батальоны, способные противостоять оккупантам. Отложив все мирские дела до лучших времен, он срочно выехал в Донецк. Через день вступил в ряды Русской православной армии.
На днях был ровно год, как Дикий пришел в ополчение.
В разведке сегодня ему нет равных. Говорят, что он обладает тонкой интуицией, поразительной наблюдательностью и волчьим чутьем на врага. Сказывается советская школа внутренней разведки и опыт разведывательной работы. Дикий уже не молод, но он стройный, подтянутый и выглядит вовсе не на свои годы. Боец. И еще он интересный собеседник:
- С чего начиналась армия Новороссии? Ведь первое время у донецкого ополчения не было ни оружия, ни обмундирования. Как получилось, что из добровольцев выросли настоящие защитники, опытные воины?
- Первое время у нас для обороны были лишь травматические пистолеты и бутылки с зажигательной смесью. Постепенно мы вооружались и приобретали опыт. Первое оружие забрали из воинской части на улице Щорса. Интернационалисты из разных стран присылали нам деньги на вооружение и обмундирование. Теперь мы – полноценная армия. У ополченцев Донбасса есть явное преимущество – они защищают свой дом, свою землю, своих детей.
- Какова была твоя задача в этой войне?
- Разведка. Нужно было организовать агентурную сеть, чтобы каждый день мы знали расположение противника. Сейчас мы получаем разведданные практически со всех стратегических объектов и из населенных пунктов.
- А почему у тебя позывной Дикий? Это как-то связано с характером?
- Можно и так сказать. Я в разведку хожу всегда один. Не беру никого. В разведке я – одинокий волк. За это и прозвали Диким. Если хрустнула ветка, а ты не один, всегда думаешь, кто это – твой напарник или враг? Это отвлекает. Никогда не беру с собой оружие и документы. Слушаю и все замечаю – каждую обломанную ветку, каждый след. Но лучше всего следы изучать, конечно, зимой по снегу. Смотрю, следы ведут со стороны Спартака в город. Из этого села люди, которые там еще остались, иногда ходят в город за продуктами, но потом возвращаются. А тут назад никто не идет. Значит, большая вероятность, что это диверсант. Потом именно так и оказывалось. Следы от костра тоже часто оставляли именно диверсанты. Конечно, ходить в разведку по минным полям – дело не из приятных. Тут нужно уметь определять растяжки, быть очень внимательным.
С прошлого лета я изучил, образно говоря, каждый метр территории, близкой к аэропорту. Спартак, Пески, поселок шахты «Бутовка», Путиловский лес, обошел все дворы. А во дворах увидел людей, которые нуждаются в помощи. Тут уж пришлось и гуманитаркой заняться. Подвозили людям еду, все необходимое.
- Ты говоришь о Песках и Спартаке. Но там же стояла украинская армия и Правый сектор. Как тебя удалось не угодить им в лапы?
- Помогала конспирация. Не пойди я в разведку, может, выступал бы на сцене какого-нибудь театра. Разведка – это целый спектакль. Главное, чтобы я никому не был интересен. Но однажды все-таки попался. Мое счастье, что это были солдаты срочной службы, а не «правосеки». Выручило знание украинского языка. Стал рассказывать, что «коммунякы хату видибралы, хлиба нэма». У них мозги промытые, они в эту ересь верят. Три часа меня держали, а потом отпустили. Слава Богу, что не обыскали, так как в кармане была очень важная флешка, которую мне передали агенты.
- Говорят, тебе как-то довелось в Донецке задержать американских шпионов?
- Было дело. Я обратил внимание на молодых людей, которые ходили по Донецку и все фотографировали. Казалось бы, мало ли кто ходит. Донецк многие любят снимать. Но эти двое были особенные. Чутье мне подсказывало, что это шпионы-диверсанты. Я их чувствую. Сначала потребовал у них документы. Они не убегали, у меня ведь было оружие. Потом позвонил в военную полицию. Их забрали, а потом звонят мне и говорят: «Дикий, ты хоть знаешь, кого поймал?». Оказалось, они занимались разведкой. За каждую информацию получали по шестьсот долларов, деньги у них были в сумках. Сами потом во всем признались.
- Сейчас в Донецк проникают диверсионные группы. Простой человек, не разведчик, может определить диверсанта? Он как-то по-особенному себя ведет, например, озирается по сторонам или что-то другое?
- Обычный человек шпиона вряд ли выделит из толпы. Тут нужно иметь определенное чутье. А вот отличить наших защитников от украинских наемников можно даже невооруженным глазом. Наемники – как роботы. Такое впечатление, что с нами воюют неживые люди. Но разве роботы могут победить человека?
- Тебе довелось побывать в Дебальцеве. Тоже разведка?
- Там я больше занимался доставкой гуманитарной помощи. Люди ждали освобождения и с радостью нас встречали. В первую очередь нужны были хлеб и лекарства. Когда мы с ребятами делали зачистку, такого ужаса безысходного насмотрелись. Нужно было обойти все квартиры и проверить, не засели ли там каратели. Если дверь не открывали, приходилось взламывать. Как-то зашли в одну квартиру, видим, под одеялом вроде кто-то прячется. Оказалось, мертвая старушка. От голода умерла. И это не единичный случай. Каратели вели себя там как лютые звери. Знаешь, сколько трупов мы из реки вытащили? Они убитых украинских солдат туда сбрасывали. Даже фашисты в Великую Отечественную войну своих хоронили, а эти еще хуже фашистов. У меня родственники в Волынской области. Раньше я ездил к ним в гости. Там в селе еще в конце шестидесятых нельзя было произнести слово «бандеровец». Люди, что постарше, сразу начинали плакать. Они ведь помнили и колодцы, доверху набитые трупами, и девушек изнасилованных и убитых, помнили, как бандеровцы согнали в сельскую школу детей и сожгли их вместе с учительницей-«москалькой». Это было. И вот теперь они все хотят вернуть. Разве можно такое допустить.
- Это правда, что в ополчении много женщин?
- Да, они ведь матери и хотят защитить своих детей. Нашим женщинам цены нет. Они и воюют, и готовят. Многое именно на них держится. К слову сказать, недавно мне статуэтку волка подарили. Берегу.
- В ополчении есть люди твоего возраста?
- Есть и постарше. На Путиловском мосту со мной прошлым летом стоял ополченец семидесяти восьми лет. Его там ранили. Но говорят, подлечился и снова воюет. Он стрелок, причем опытный. Мы хотели его найти, но не знаем позывного. На мосту он стоял под своим именем.
- А в твоей семье еще кто-то есть в ополчении?
- Сын. Воевал под Дебальцевом, получил Георгиевский крест. Он, как и я, не мог поступить иначе. Я им горжусь. Не подвел.
- Сейчас в городе все задают один и тот же вопрос: когда закончится война?
- Меня многие об этом спрашивают, особенно женщины. На этот вопрос никто не знает ответа. В минские договоренности я не верю. Понимаешь, сегодня каратели напоминают сумасшедших, которых остановить можно только с помощью оружия. Обстрелы Донецка сами они никогда не прекратят. Если в украинской армии солдаты воюют за жалование, то «правосеки» и добровольческие карательные батальоны получают деньги за бои. Чем больше обстрелов, тем больше денег. Конечно, наши ребята тут же дают ответку, а следом на украинских сайтах появляется информация, что невинных овечек-оккупантов атаковало ополчение. Но я скажу, что «правосеки», по большому счету, не воины. Они трусы и провокаторы, умеют только воевать с женщинами, стариками и детьми да брать взятки на блокпостах.
Мне часто задают и такой вопрос: «Скажи, Дикий, мы победим?». Я отвечаю: «Обязательно победим». Я в этом убедился, когда под аэропортом мы одолели наемников, в том числе и «американских котиков». За все время боев в разные западные страны, в том числе и в США, и в Канаду, вывезли шестьсот тридцать один гроб наемников. А ведь в составе ополчения были ребята, которые учились воевать за считанные месяцы. Как же мы можем не победить?