Прохладным утром на бульваре Пушкина заступают на вахту маленькие оранжевые машины, метущие по асфальту круглыми щетками. В восемь утра трамваи непривычно полны и едут с запотевшими стеклами, к девяти на светофорах может собраться несколько авто, а перед отделением банка – продрогшая очередь. Люди ждут свои переводы из России.
Спозаранку и ополченцы, временно оказавшиеся не у дел, решают мирные вопросы. Двое в камуфляже бережно тянут к пункту ремонта старенькую стиральную машину. Двухметровый детина в бронежилете с тревожным выражением лица направляется к ветеринарной больнице с корзинкой, в которой шебуршат полосатые котята.
Студенты и школьники бегут на занятия, в торговых точках с шорохом приподнимают ролеты на окнах, автобусы нервно гудят, прокладывая путь через автомобильные заторы к Южному автовокзалу.
- Два билета на Константиновку! Без пропуска! – вдохновенно кричит в толпу полная тетка возле платформ, но очередь с сумками не реагирует.
На вокзале нет былого ажиотажа и число прибывающих даже больше, чем тех, кто уезжает. Внезапно людская масса, как стая рыб, одновременно поворачивается и несется к большому автобусу, плавно заруливающему на стоянку. Маршрут «Киев - Донецк» привез близких и «передачи» с «той стороны», с Украины.
Прилегающие к многолюдным местам рыночки за неделю расцветились китайскими венками, букетами и лампадками – торговцев выручают прошлогодние запасы товара.
Донецк готовится поминать. Никогда еще город не знал ни таких потерь, ни такого вандализма. Некоторые кладбища разбомбили в пыль, другие – нашпигованы минами и снарядами. Несмотря на запрет посещать некоторые опасные погосты, люди все равно идут туда. Память и благодарность – вот что сильнее страха, безденежья, неопределенности.
Поэтому на фирмах, делающих памятники, – оживление.
Пожилая женщина на поцарапанном экране старой нокии показывает нерезкое фото двух ребят. Сыновья. Погибли оба. Младшему было 22. Десантник. Его разорвало в августе под Донецким аэропортом.
- Две недели мертвый лежал в «зеленке». Помните, какая жара была?.. Украинцы не давали забрать. Представляете, что от него осталось?
Она хочет, чтобы на памятнике сын был непременно в синем берете.
А у этих визитеров – усталые лица. Автоматы наперевес. Камуфляж. Хлопают дверями старой, пыльной «десятки».
- Мы хотим командиру нашему памятник заказать. Собирали деньги всем батальоном. Люди звонят и звонят.
- У нас памятник разбит. Привезти к вам сами не можем – у нас все на фронте…
Изготовители памятников задыхаются – спрос превышает предложение. Камня нет. Совсем. Даже по спекулятивной цене. Фуры из Житомира задерживают на украинских блокпостах или облагают непосильной данью.
Блокада жесточайшая.
- Не пропустили машины волонтеров, которые везли корм для животных, – чуть не плачет женщина. – За что?! Как собакам объяснить, что они – тоже террористы, поэтому пусть умирают от голода?..
Брошенных, испуганных животных в городе стало гораздо больше. Контуженные, ослепленные, раненые, больные, перепуганные.
Посреди оживленного перекрестка в центре города лежит на боку, сложив лапы и устремив карие глаза ввысь, маленький песик. Когда-то ухоженная шерсть вьется по асфальту пыльными кольцами. Голубенький нарядный ошейник. Много крови под неподвижной головой.
Через два часа сбитой собаки уже нет. Донецк всегда был чистым городом, и «служба подбора» по традиции сработала оперативно. Вскоре на том же перекрестке «похоронную команду» коммунальщиков снова ждет работа…
Многие светофоры, раньше работавшие как часы, теперь растерянно мигают желтым. Это ставит водителей в тупик, тем более что движение резко увеличилось за счет встрепенувшихся после зимы автолюбителей-«подснежников» и тех, кого окрестили «возвращенцами».
Водитель маршрутки на почти пустой улице резко берет вправо, к обочине. Российский флажок на лобовом стекле согласно кивает в такт. Новое негласное правило – мы уступаем дорогу «Уралу» с военными. Так теперь делают все порядочные люди. В разгар боев пожилые женщины крестили вслед проезжающие грузовики с военными….
К слову, гаишников большинство дончан не видели месяцами, поэтому теперь на дороге нужно полагаться только на свою совесть.
Бензиновый кризис, накрывший Донецк, похоже, затянулся. Топлива (кроме солярки и газа) критически мало, даже по спекулятивным ценам. Автолюбители координируются по утрам, перекликаясь в Интернете, сообщая о точках, куда подвезли 92-й и 95-й. При этом в транспортном потоке взгляд постоянно цепляется за проезжающие бензовозы. Дончане понимающе шепчутся: «Топливо всегда исчезает перед наступлением».
Зато в магазинах блокадного мегаполиса заметно прибавилось долгожданной российской продукции. Пустые полки, прозванные в народе «ребрами кита», потихоньку заполняются. Видеокамеры охраны в супермаркете выхватывают очередных «экскурсантов»: покупатели, как зачарованные, шатаются между рядами, вертят в руках постное масло, консервы и стиральный порошок.
Улыбаются, убедившись, что из России, фотографируют на телефоны.
Ценники стали двойными, появились мультивалютные кассы. В магазинах стараются не брать гривневую мелочь, но ею же всучить сдачу готовы всегда.
Модный тренд прошлой недели – выкладывать в сети фото бабушкиной пенсии, впервые выданной в рублях. Город наполняют страшные слухи, что «деревянных» на всех не хватит. И уже заранее появились обиженные.
За радостные вести хватаются как за соломинку, которая, возможно, станет мостом к тому, о чем мечтали давно и за что пропитали собственной кровью родную землю.
Глухой рокот залпов и взрывы где-то за городом никто из тех, кто пережил здесь август или зиму, не воспринимает трагично. Посмеиваются и успокаивают приехавших: «Учения! Разминирование! Вы что, новости не смотрите?».
Те, кто пережил яростные бомбежки Донецка и срыв «первых Минских», уверены: перемирие – это не навсегда. Тем выше цена любого счастливого момента в осажденном городе.
