Сейчас в Донецк и другие города республики возвращаются те, кто испугался войны. Их с каждым днем становится все больше. На детских площадках, где еще недавно не было ни души, слышится детский смех. Говорят, что Донецк оживает. Но он жил и дышал полной грудью и в страшные месяцы войны, которая, впрочем, еще не окончена.
Дончане, пережившие страшные бомбежки в подвалах, потерявшие здоровье и своих близких, встречают «возвращенцев» по-разному. Кто-то с радостью, кто-то не очень. Но и переселенцам порой было трудно: чужие города, чужие стены, а иногда и враждебное отношение к вынужденным переселенцам со стороны местных жителей.
Конечно, были и такие, что поехали спасать свой бизнес. Ничего личного. Но пять процентов военного сбора, которые они ежемесячно переводили на так называемую АТО, еще долго будут стоять между оставшимися и вернувшимися. Тех, кто жертвовал на войну против своих земляков, видно невооруженным взглядом. Они неразговорчивы, почему-то растерянно смотрят по сторонам, будто опасаясь разоблачения. Наверное, они смалодушничали, преступили черту, которую никогда не должен преступать честный человек. И простят ли их матери, у которых война отняла детей? Забудутся ли эти пять процентов на АТО?
На днях в Донецке на рынке одна женщина, вернувшаяся с тех самых мирных территорий, очень громко принялась агитировать за возвращение Донбасса на Украину. Возможно, ее возмутили высокие цены на продукты, и она не сдержала эмоции. Другая женщина, на голове которой был черный платок, отреагировала еще более эмоционально. Она вцепилась агитаторше в волосы. Ее поддержали и другие дончанки. Завязалась драка, и «патриотку» попросту побили. Оказалось, что у женщины в траурном платке Украина убила сына. И захочет ли она после этого жить в «нэзалэжной»?
Разные люди, разные судьбы. Когда-то жизнь все расставит на свои места.
Эти небольшие зарисовки, срез теперешней жизни в Донецкой Народной Республике, я бы назвала встречи в пути. Случайные встречи с незнакомыми людьми.
Грустная история об одном апельсине
Она шла прихрамывая, в вылинявшем больничном халате и легких тапочках. Немолодая женщина с чертами усталости на лице.
- Вы не знаете, где здесь поблизости магазин?
- Пожалуй, вам лучше пройти в республиканский гастроном, там все и купите. Я иду в ту сторону, могу вас проводить, - ответила я.
- Это там, где раньше был АТБ?
Я кивнула.
-Ой, нет, далеко очень, не дойду. Я апельсин купить хотела. Один. Очень хочется.
Авитаминоз, подумала я. Ранней осенью, когда на прилавках полно овощей и фруктов, - дело удивительное даже для прифронтового города.
-А почему родные вас не проведывают? Вы, наверное, одинокая?
-Нет, и сын, и внуки есть. На Украине они, - ответила женщина и рассказала свою историю.
Когда только началась война, а жили они все в обстреливаемом Киевском районе Донецка, семья сына стала собираться на Украину. Родни там никакой не было, но украинское правительство обещало и жилье, и пособие. Вот и поехали в Житомир. Потом оказалось, что за жилье нужно платить немалые деньги. Местные, когда узнавали, что постояльцы из Донецка, тут же увеличивали цену вдвое. В противном случае – от ворот поворот. Устроиться на работу по специальности тоже не получилось. Сын теперь работает грузчиком, а невестка моет полы в местной школе. Причем директор постоянно недовольна ее работой. Унижает и оскорбляет.
Сын первое время пытался работать менеджером, но местные подожгли его машину, ездить на ней уже нельзя. И даже на запчасти не продашь, поскольку машина с донецкими номерами. А если кто и согласится купить, так за три копейки.
- Говорят, на Украине выплачивают компенсацию за съем жилья? – спрашиваю ее.
- Да, выплачивают. Но за те деньги можно только холодный флигель снять, да и то если повезет. Я получаю пенсию на карточку от Украины и тут же половину отправляю детям. А уж что останется – мне. Так и живу. Вот теперь еще и заболела.
- А почему дети назад не возвращаются?
- Да как же они вернутся? Наша квартира на Киевском проспекте. Спасибо, что уцелела. Но война может продолжиться в любой момент. Нет, лучше так. Да и как здесь жить. Смотрите, какие цены! И работы нет. Где им работать?!
Впрочем, работа грузчика и уборщицы есть и в Донецке, хотелось ей возразить, но женщине, видимо, спокойнее думать, что дети и внуки там, где хотя бы нет войны.
«Я потерял брата задолго до его гибели»
Уже было темно, когда Николай Николаевич, бессменный сторож садоводческого кооператива постучал в двери.
- Горе у меня, большое горе. Хочу хоть с кем-то поделиться. Брат у меня погиб. Родной. Убили на войне.
Он вытер тыльной стороной ладони скупую слезу и продолжил:
- Младший мой брат, Иваном звали. У нас с ним большая разница в возрасте была. Я уже школу закончил и дальше учиться пошел, а он только в первый класс поступил. Я его и в школу за ручку водил, и занимался с ним. Ванюшка, эх, Ванюшка. Родным гроб в Запорожье привезли, а открывать не разрешают. Сказали, откроете, пойдете по уголовной статье. Как убедиться, что это именно он? Родные верить не хотят.
- Как убили? Где?
Оказалось, брат когда-то в армии служил танкистом. А тут была очередная мобилизация, и поступил приказ брать специалистов. Он танкист, вот и попал.
- А отказаться было нельзя?
- Говорят, там всех силой брали. Приходили ночью домой.
Слабый аргумент, подумала я. Но Николай Николаевич продолжал свой рассказ. Он жаловался, что не может поехать и похоронить брата, что нет у него пропуска, что и до войны четыре года не видел брата. Все было недосуг.
…Утром я снова встретила нашего сторожа. Он выглядел деловым и собранным.
- Брата я, по сути, потерял, когда он на войну пошел, - сказал он.
- А вы не знаете, в каком районе он воевал? – спросила я.
- Не знаю. И родные не знают. Никто ничего не говорит.
Что тут скажешь. Младший брат пошел убивать старшего брата. Пошел стрелять из танка по мирным жителям. И кто знает, сколько убитых или покалеченных женщин, стариков и детей у него на счету, сколько разрушенных домов. И здесь уже ничего не исправить.
Где родился, там не пригодился
Он шел на остановку сутулой походкой, как будто нес тяжелый груз. Но в руке болталась почти пустая сумочка. Остановившись, стал с беспокойством поглядывать на дорогу и на часы.
- Автобус через 10 минут, скоро будет, - сказала я. За время войны общение незнакомых людей в обстреливаемых городах стало обычным делом. Люди за последний год стали более участливыми и разговорчивыми. Их этому научила жизнь. А этот выглядел нелюдимым. Но все-таки ответил:
- Да разве ж он вовремя приедет. Все разрушили, кругом бардак.
- Где вы видите бардак? Автобусы ходят по расписанию, и так было всю войну. Вы откуда?
Оказалось, мужчина полтора года жил у родственников на Западной Украине. Приехал продать дом, поскольку здесь уже жить нельзя.
- За полцены дом продаю, лишь бы уехать. А здесь… Здесь можно только умереть с голоду. Цены в два раза выше, да и война, похоже, продолжится.
- За дом сколько хотите? Мои знакомые купили бы, - поинтересовалась я.
- Не знаю, - ответил он. – Еще не считал. Скорей бы отсюда уехать. Мои родители родом из Тернопольской области. После войны сюда переехали. Черти их принесли. А корни там остались. Семью уже перевез, вот дом продам и уеду. Там хорошо, все дешево, не то что здесь.
Десять минут прошло, и автобус подрулил к остановке минута в минуту. Но он был заполнен до отказа.
- Возьму только одного, - крикнул водитель. – Вдвоем не поместитесь.
Мой собеседник стремглав кинулся к открытой двери - и был таков. Я видела, как удалялся от остановки край его плаща, защемленный дверью. Он уехал. Он уедет, как и другие «щирые» украинцы, для которых Донбасс так и не стал родным домом. Он здесь родился, но, похоже, так и не пригодился на рабочей донбасской земле.
Я посмотрела вслед уходящему автобусу и улыбнулась. Этот незнакомец очень напомнил мне свидомого украинца, стремящегося в Европу. Хоть как, хоть на подножке. хоть зажатым с двух сторон, но в Европу. Где его совсем не ждут. Где он вовсе не нужен.
Пока я обдумывала мысль, возле меня на пустынной дороге остановилась легковушка, и женщина, сидевшая рядом с водителем, махнула рукой – садитесь, подвезем. Она всю дорогу говорила по телефону со своими, как я поняла, подчиненными. Я не знаю, какая это была организация, но было понятно, что эти люди работают, и работали всю войну. И, похоже, никто из них не задавал вопроса: а как здесь жить? Это и есть настоящий Донецк. Мой город.
