В это вре­мя в Ни­ко­ми­дии тай­но про­жи­ва­ли свя­щен­но­му­че­ни­ки пре­сви­те­ры Ер­мо­лай, Ер­мипп и Ер­мо­крат, уцелев­шие по­сле со­жже­ния 20 ты­сяч хри­сти­ан (па­мять 28 де­каб­ря) в Ни­ко­ми­дий­ской церк­ви в 303 го­ду и стра­да­ний свя­щен­но­му­че­ни­ка Ан­фи­ма (па­мять 3 сен­тяб­ря). Из ок­на уеди­нен­но­го до­ми­ка свя­той Ер­мо­лай неод­но­крат­но ви­дел бла­го­об­раз­но­го юно­шу и про­зор­ли­во про­ви­дел в нем из­бран­ный со­суд бла­го­да­ти Бо­жи­ей. Од­на­жды пре­сви­тер по­звал Пан­то­лео­на к се­бе и на­чал с ним бе­се­ду, во вре­мя ко­то­рой из­ло­жил ему ос­нов­ные ис­ти­ны хри­сти­ан­ской ве­ры. С этих пор Пан­то­ле­он стал еже­днев­но за­хо­дить к свя­щен­но­му­че­ни­ку Ер­мо­лаю и с на­сла­жде­ни­ем слу­шал то, что от­кры­вал ему Бо­жий слу­жи­тель о Слад­чай­шем Иису­се Хри­сте.

Од­на­жды, воз­вра­ща­ясь от учи­те­ля, юно­ша уви­дел ле­жав­ше­го на до­ро­ге мерт­во­го ре­бен­ка, уку­шен­но­го ехид­ной, ко­то­рая из­ви­ва­лась тут же ря­дом. Ис­пол­нив­шись со­стра­да­ния и жа­ло­сти, Пан­то­ле­он стал про­сить Гос­по­да о вос­кре­ше­нии умер­ше­го и умерщ­вле­нии ядо­ви­то­го га­да. Он твер­до ре­шил, что в слу­чае ис­пол­не­ния его мо­лит­вы станет хри­сти­а­ни­ном и при­мет Свя­тое Кре­ще­ние. И по дей­ствию Бо­же­ствен­ной бла­го­да­ти ре­бе­нок ожил, а ехид­на раз­ле­те­лась на кус­ки на гла­зах удив­лен­но­го Пан­то­лео­на.

По­сле это­го чу­да свя­той Ер­мо­лай кре­стил юно­шу во имя От­ца и Сы­на и Свя­та­го Ду­ха. Семь дней про­вел но­во­кре­ще­ный у сво­е­го ду­хо­нос­но­го учи­те­ля, впи­ты­вая в свое серд­це бо­го­от­кро­вен­ные ис­ти­ны свя­то­го Еван­ге­лия. Став хри­сти­а­ни­ном, Пан­то­ле­он ча­сто бе­се­до­вал со сво­им от­цом, рас­кры­вая ему лжи­вость язы­че­ства и по­сте­пен­но под­го­тав­ли­вая к при­ня­тию хри­сти­ан­ства. В это вре­мя Пан­то­ле­он уже был из­ве­стен как хо­ро­ший врач, по­это­му к нему при­ве­ли сле­по­го, ко­то­ро­го ни­кто дру­гой не мог ис­це­лить. «Свет гла­зам тво­им воз­вра­тит Отец све­та. Бог ис­тин­ный, – ска­зал ему свя­той, – во имя Гос­по­да мо­е­го Иису­са Хри­ста, про­све­ща­ю­ще­го сле­пых, про­зри!» Сле­пец тот­час же про­зрел, а вме­сте с ним ду­хов­но про­зрел и отец свя­то­го – Евстор­гий, и оба с ра­до­стью при­ня­ли Свя­тое Кре­ще­ние.

По­сле смер­ти от­ца свя­той Пан­то­ле­он по­свя­тил свою жизнь страж­ду­щим, боль­ным, убо­гим и ни­щим. Он без­мезд­но ле­чил всех об­ра­щав­ших­ся к нему, по­се­щал в тем­ни­цах уз­ни­ков и при этом ис­це­лял страж­ду­щих не столь­ко ме­ди­цин­ски­ми сред­ства­ми, сколь­ко при­зы­ва­ни­ем Гос­по­да Иису­са Хри­ста. Это вы­зва­ло за­висть, и вра­чи до­нес­ли им­пе­ра­то­ру, что свя­той Пан­то­ле­он хри­сти­а­нин и ле­чит хри­сти­ан­ских уз­ни­ков.

Мак­си­ми­ан уго­ва­ри­вал свя­то­го опро­верг­нуть до­нос и при­не­сти жерт­ву идо­лам, но из­бран­ный стра­сто­тер­пец Хри­стов и бла­го­дат­ный врач ис­по­ве­дал се­бя хри­сти­а­ни­ном и на гла­зах им­пе­ра­то­ра ис­це­лил рас­слаб­лен­но­го: «Во имя Гос­по­да Иису­са Хри­ста, встань и будь здо­ров», – про­из­нес свя­той Пан­то­ле­он, и боль­ной тот­час вы­здо­ро­вел. Оже­сто­чен­ный Мак­си­ми­ан при­ка­зал каз­нить ис­це­лен­но­го, а свя­то­го Пан­то­лео­на пре­дал же­сто­чай­шим му­кам. «Гос­по­ди Иису­се Хри­сте! Пред­ста­ни мне в эту ми­ну­ту, дай мне тер­пе­ние, чтобы я до кон­ца мог вы­не­сти му­че­ние!» – мо­лил­ся свя­той и услы­шал го­лос: «Не бой­ся, Я с то­бой». Гос­подь явил­ся ему «во об­ра­зе пре­сви­те­ра Ер­мо­лая» и укре­пил пе­ред стра­да­ни­я­ми. Ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­то­лео­на по­ве­си­ли на де­ре­ве и рва­ли те­ло же­лез­ны­ми крю­ка­ми, об­жи­га­ли све­ча­ми, рас­тя­ги­ва­ли на ко­ле­се, бро­са­ли в ки­пя­щее оло­во, ввер­га­ли в мо­ре с кам­нем на шее. Од­на­ко во всех ис­тя­за­ни­ях му­же­ствен­ный Пан­то­ле­он оста­вал­ся невре­ди­мым и с дерз­но­ве­ни­ем об­ли­чал им­пе­ра­то­ра. Гос­подь неод­но­крат­но яв­лял­ся свя­то­му и укреп­лял его. В это же вре­мя пе­ред су­дом языч­ни­ков пред­ста­ли пре­сви­те­ры Ер­мо­лай, Ер­мипп и Ер­мо­крат. Они му­же­ствен­но ис­по­ве­да­ли Слад­чай­ше­го Гос­по­да Иису­са и бы­ли обез­глав­ле­ны (па­мять 26 июля).

По по­ве­ле­нию им­пе­ра­то­ра свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­то­лео­на при­ве­ли в цирк и бро­си­ли его на рас­тер­за­ние ди­ким зве­рям. Но зве­ри ли­за­ли его но­ги и от­тал­ки­ва­ли друг дру­га, ста­ра­ясь кос­нуть­ся ру­ки свя­то­го. Ви­дя это, зри­те­ли под­ня­лись с мест и ста­ли кри­чать: «Ве­лик Бог хри­сти­ан­ский! Да бу­дет от­пу­щен непо­вин­ный и пра­вед­ный юно­ша!» Разъ­ярен­ный Мак­си­ми­ан при­ка­зал во­и­нам убить ме­ча­ми всех, кто сла­вил Гос­по­да Иису­са, и да­же убить зве­рей, не тро­нув­ших свя­то­го му­че­ни­ка. Ви­дя это, свя­той Пан­то­ле­он вос­клик­нул: «Сла­ва Те­бе, Хри­сте Бо­же, что не толь­ко лю­ди, но и зве­ри уми­ра­ют за Те­бя!»

На­ко­нец, обе­зу­мев­ший от яро­сти Мак­си­ми­ан при­ка­зал от­ру­бить ве­ли­ко­му­че­ни­ку Пан­то­лео­ну го­ло­ву. Во­и­ны при­ве­ли свя­то­го на ме­сто каз­ни и при­вя­за­ли к мас­лич­но­му де­ре­ву. Ко­гда ве­ли­ко­му­че­ник на­чал мо­лить­ся Гос­по­ду, один из во­и­нов уда­рил его ме­чом, но меч стал мяг­ким как воск и не на­нес ни­ка­кой ра­ны. По­ра­жен­ные чу­дом, во­и­ны за­кри­ча­ли: «Ве­лик Бог хри­сти­ан­ский!» В это вре­мя Гос­подь еще раз от­крыл­ся свя­то­му, на­звав его Пан­те­ле­и­мо­ном (что зна­чит «мно­го­мило­сти­вый») вме­сто преж­не­го име­ни Пан­то­ле­он, за его ве­ли­кое ми­ло­сер­дие и со­стра­да­тель­ность. Услы­шав Го­лос с Неба, во­и­ны упа­ли на ко­ле­ни пе­ред му­че­ни­ком и про­си­ли про­ще­ния. Па­ла­чи от­ка­за­лись про­дол­жать казнь, но ве­ли­ко­му­че­ник Пан­те­ле­и­мон по­ве­лел вы­пол­нить при­каз им­пе­ра­то­ра. То­гда во­и­ны со сле­за­ми про­сти­лись с ве­ли­ко­му­че­ни­ком, це­луя его ру­ку. Ко­гда му­че­ни­ку от­сек­ли го­ло­ву, то из ра­ны вме­сте с кро­вью ис­тек­ло и мо­ло­ко, а мас­ли­на, к ко­то­рой был при­вя­зан свя­той, в этот мо­мент про­цве­ла и ис­пол­ни­лась це­ли­тель­ных пло­дов. Ви­дя это, мно­го лю­дей уве­ро­ва­ло во Хри­ста Иису­са. Те­ло свя­то­го Пан­те­ле­и­мо­на, бро­шен­ное в ко­стер, оста­лось непо­вре­жден­ным, и то­гда ни­ко­ми­дий­ский стра­сто­тер­пец был по­гре­бен хри­сти­а­на­ми на близ­ле­жа­щей зем­ле схо­ла­ста Ада­ман­тия.

Лав­рен­тий, Вас­сой и Про­ви­ан, слу­ги ве­ли­ко­му­че­ни­ка, на­пи­са­ли по­вест­во­ва­ние о жиз­ни, стра­да­ни­ях и кон­чине ве­ли­ко­му­че­ни­ка. Па­мять свя­то­го Пан­те­ле­и­мо­на из­древ­ле чтит­ся пра­во­слав­ным Во­сто­ком. Уже в IV ве­ке бы­ли воз­двиг­ну­ты хра­мы во имя свя­то­го в Се­ва­стии Ар­мян­ской и Кон­стан­ти­но­по­ле. Кровь и мо­ло­ко, ис­тек­шие при усе­че­нии свя­то­го, хра­ни­лись до Х ве­ка и по­да­ва­ли ве­ру­ю­щим ис­це­ле­ния.

Чест­ные мо­щи ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на ча­стич­ка­ми разо­шлись по все­му хри­сти­ан­ско­му ми­ру. Осо­бен­но мно­го их на Свя­той Го­ре Афон. Чест­ная и мно­го­це­леб­ная гла­ва его хра­нит­ся в Рус­ском Афон­ском Свя­то-Пан­те­ле­и­мо­но­вом мо­на­сты­ре, в со­бор­ном хра­ме, по­свя­щен­ном его име­ни.

В Ни­ко­ми­дии на­ка­нуне 27 июля – дня па­мя­ти свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка – со­вер­ша­ет­ся тор­же­ствен­ный крест­ный ход с чу­до­твор­ной ико­ной свя­то­го. Ты­ся­чи лю­дей – пра­во­слав­ных хри­сти­ан и ино­слав­ных – ар­мян, ка­то­ли­ков, и да­же ма­го­ме­тане съез­жа­ют­ся сю­да и при­во­зят сот­ни боль­ных, ко­то­рые по­лу­ча­ют ис­це­ле­ние по мо­лит­вам свя­то­го. В цер­ков­ной кни­ге «Кондак», хра­ня­щей­ся в Ни­ко­ми­дий­ской мит­ро­по­лии, за­фик­си­ро­ва­но две ты­ся­чи ав­то­гра­фов гре­ков, ту­рок, ита­льян­цев и ар­мян, по­лу­чив­ших ис­це­ле­ние по мо­лит­вам ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на.

По­чи­та­ние свя­то­го му­че­ни­ка в Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви из­вест­но уже с XII ве­ка. Ве­ли­кий князь Изя­с­лав, в Свя­том Кре­ще­нии Пан­те­ле­и­мон, имел изо­бра­же­ние ве­ли­ко­му­че­ни­ка на сво­ем бо­е­вом шле­ме и его за­ступ­ни­че­ством остал­ся жив в сра­же­нии 1151 го­да. Под ко­ман­до­ва­ни­ем Пет­ра I рус­ские вой­ска одер­жа­ли в день па­мя­ти ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на две мор­ских по­бе­ды над шве­да­ми: в 1714 го­ду при Ган­гау­зе (Фин­лян­дия) и в 1720 го­ду при Грен­га­ме (неболь­шая га­вань на Аланд­ских ост­ро­вах).

Имя свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на при­зы­ва­ет­ся при со­вер­ше­нии Та­ин­ства Еле­освя­ще­ния, освя­ще­ния во­ды и мо­лит­ве о немощ­ном. Па­мять его осо­бен­но тор­же­ствен­но со­вер­ша­ет­ся в Рус­ском Свя­то-Пан­те­ле­и­мо­но­вом мо­на­сты­ре на Афоне. Со­бор во имя его по­стро­ен в 1826 го­ду по ти­пу древ­них Афон­ских хра­мов. В ал­та­ре, в дра­го­цен­ном ков­че­ге, хра­нит­ся глав­ная свя­ты­ня оби­те­ли – гла­ва свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на. За 8 дней до празд­ни­ка на­чи­на­ет­ся пред­праздн­ство. В эти дни по­сле ве­чер­ни по­ют­ся мо­леб­ные ка­но­ны на 8 гла­сов, при­ме­ча­тель­но, что для каж­до­го дня име­ет­ся осо­бый ка­нон. В день празд­ни­ка со­вер­ша­ет­ся тор­же­ствен­ное все­нощ­ное бде­ние и ты­ся­чи го­стей и па­лом­ни­ков участ­ву­ют в Бо­го­слу­же­нии. По ру­ко­пис­ной Афон­ской служ­бе на­пе­ча­та­ны при­пе­вы на 9-й песне ка­но­на ве­ли­ко­му­че­ни­ку. По древ­ней тра­ди­ции па­лом­ни­ки Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви еже­год­но со­вер­ша­ют по­езд­ки в Гре­цию и на Свя­тую Го­ру Афон к дню па­мя­ти свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на.

См. так­же: «Стра­да­ние свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на» в из­ло­же­нии свт. Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го.

***

Краткое житие преподобного Германа Аляскинского

Пре­по­доб­ный Гер­ман Аляс­кин­ский ро­дил­ся в го­ро­де Сер­пу­хо­ве, под Моск­вой, в 1757 го­ду в ку­пе­че­ской се­мье. Его мир­ское имя и фа­ми­лия неиз­вест­ны. С шест­на­дца­ти лет всту­пил он на ино­че­ский путь. Вна­ча­ле пре­по­доб­ный нес по­слу­ша­ние в Тро­и­це-Сер­ги­е­вой пу­сты­ни, рас­по­ло­жен­ной в окрест­но­стях Пе­тер­бур­га, на бе­ре­гу Фин­ско­го за­ли­ва (пу­стынь при­над­ле­жа­ла Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ре).

В оби­те­ли бу­ду­щий мис­си­о­нер под­ви­зал­ся око­ло пя­ти лет. Же­лая пол­но­го уеди­не­ния и без­мол­вия, пре­по­доб­ный Гер­ман уда­ля­ет­ся на Ва­ла­ам. Ва­ла­ам­ский мо­на­стырь, рас­по­ло­жен­ный на ост­ро­вах Ла­дож­ско­го озе­ра, бы­вал от­ре­зан от внеш­не­го ми­ра до 8 ме­ся­цев в го­ду.

По­сле тща­тель­но­го ис­пы­та­ния раз­лич­ны­ми по­слу­ша­ни­я­ми игу­мен На­за­рий бла­го­сло­вил мо­ло­до­го по­движ­ни­ка на по­сто­ян­ное жи­тель­ство в ле­су, в пу­стын­ном уеди­не­нии. По празд­ни­кам, при­хо­дя в мо­на­стырь, пре­по­доб­ный нес кли­рос­ное по­слу­ша­ние (у него был пре­крас­ный го­лос). В Ва­ла­ам­ской оби­те­ли свя­той Гер­ман при­нял мо­на­ше­ский по­стриг.

Есть мне­ние, что свя­той Гер­ман при­шел на Ва­ла­ам в 1778 го­ду. В том же го­ду пре­по­доб­ный Се­ра­фим при­шел в Са­ров­скую оби­тель. Об­сто­я­тель­ства жиз­ни пре­по­доб­но­го Гер­ма­на на Ва­ла­а­ме на­по­ми­на­ют об уеди­нен­ных по­дви­гах его ве­ли­ко­го совре­мен­ни­ка – Са­ров­ско­го чу­до­твор­ца. По­доб­но пре­по­доб­но­му Се­ра­фи­му, ва­ла­ам­ский по­движ­ник от­ли­чал­ся ис­клю­чи­тель­ным и про­ник­но­вен­ным зна­ни­ем ду­ха и бук­вы Свя­щен­но­го Пи­са­ния, тво­ре­ний свя­тых от­цов и учи­те­лей Церк­ви.

Ду­хов­ным ру­ко­во­ди­те­лем и на­став­ни­ком бу­ду­ще­го мис­си­о­не­ра был игу­мен На­за­рий, са­ров­ский ста­рец, ко­то­рый ввел на Ва­ла­а­ме устав Са­ров­ской пу­сты­ни. Та­ким об­ра­зом, бла­го­дат­ный строй са­ров­ско­го по­движ­ни­че­ства, в ко­то­ром со­вер­ша­лось ду­хов­ное воз­рас­та­ние пре­по­доб­но­го Гер­ма­на на Ва­ла­а­ме, стал неотъ­ем­ле­мой ча­стью его ду­ши и сде­лал его род­ным и ис­клю­чи­тель­но близ­ким по ду­ху пре­по­доб­но­му Се­ра­фи­му, Са­ров­ско­му чу­до­твор­цу. Есть све­де­ния, что пре­по­доб­ный Се­ра­фим поль­зо­вал­ся, в свою оче­редь, на­став­ле­ни­я­ми стар­ца На­за­рия во вре­мя его жи­тель­ства в Са­ро­ве.

Через 15 лет пре­бы­ва­ния пре­по­доб­но­го Гер­ма­на на Ва­ла­а­ме Гос­подь при­звал сми­рен­но­го ино­ка на апо­столь­ское слу­же­ние и по­слал его про­по­ве­до­вать Еван­ге­лие и кре­стить языч­ни­ков ма­ло­об­жи­то­го и су­ро­во­го края Аляс­ки и при­ле­га­ю­щих к ней ост­ро­вов Се­вер­ной Аме­ри­ки. С этой це­лью в 1793 го­ду бы­ла со­зда­на ду­хов­ная Мис­сия, по­лу­чив­шая на­зва­ние Ка­дьяк­ской, с цен­тром на ост­ро­ве Ка­дьяк. Ру­ко­во­ди­те­лем мис­сии был на­зна­чен ар­хи­манд­рит Иоасаф (Бо­ло­тов), инок Ва­ла­ам­ско­го мо­на­сты­ря. В чис­ле про­чих со­труд­ни­ков Мис­сии бы­ло еще пять ино­ков Ва­ла­ам­ско­го мо­на­сты­ря, сре­ди них и пре­по­доб­ный Гер­ман, ко­то­ро­му Гос­подь бла­го­сло­вил по­тру­дить­ся в бла­го­ве­стии доль­ше и пло­до­твор­нее, чем ко­му-ли­бо дру­го­му из чле­нов Мис­сии.

По при­бы­тии на ост­ров Ка­дьяк мис­си­о­не­ры немед­лен­но за­ня­лись по­строй­кой хра­ма и об­ра­ще­ни­ем языч­ни­ков. «1794 го­да, сен­тяб­ря с 24 жи­ву на ост­ро­ве Ка­дья­ке. Сла­ва Бо­гу, бо­лее 700 аме­ри­кан­цев пе­ре­кре­стил, да бо­лее 2000 бра­ков об­вен­чал, со­стро­и­ли цер­ковь, а вре­мя поз­во­лит – сде­ла­ем дру­гую, да по­ход­ные две, а то и пя­тую нуж­но сде­лать» – за­ме­ча­ет в од­ном из пи­сем ар­хи­манд­рит Иоасаф.

Отец Гер­ман на но­вом ме­сте по­на­ча­лу нес по­слу­ша­ние в пе­карне и за­ни­мал­ся хо­зяй­ствен­ны­ми за­бо­та­ми Мис­сии.

Под ру­ко­вод­ством ар­хи­манд­ри­та Иоаса­фа (позд­нее епи­ско­па) Мис­сия на­хо­ди­лась недол­го: во вре­мя бу­ри (в 1799 го­ду) прео­свя­щен­ный Иоасаф со сво­и­ми спут­ни­ка­ми по­гиб в вол­нах оке­а­на. На по­мощь остав­шим­ся в жи­вых мис­си­о­не­рам в 1804 го­ду был ко­ман­ди­ро­ван толь­ко один иеро­мо­нах Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ры Ге­де­он. Он на неко­то­рое вре­мя воз­гла­вил Мис­сию. Его за­бо­та­ми бы­ла устро­е­на шко­ла для де­тей кре­ще­ных але­утов. В 1807 го­ду иеро­мо­нах Ге­де­он на­все­гда по­ки­нул стан мис­си­о­не­ров, воз­ло­жив всю от­вет­ствен­ность на пре­по­доб­но­го Гер­ма­на, ко­то­рый до са­мой кон­чи­ны сво­ей оста­вал­ся ду­хов­ным от­цом, пас­ты­рем и по­пе­чи­те­лем душ че­ло­ве­че­ских в до­ве­рен­ной ему Мис­сии. Пре­по­доб­но­го хо­те­ли по­свя­тить в сан иеро­мо­на­ха и воз­ве­сти во ар­хи­манд­ри­та, но сми­рен­ный инок от­ка­зал­ся от ка­ко­го бы то ни бы­ло воз­вы­ше­ния и до кон­ца сво­их дней пре­бы­вал про­стым мо­на­хом.

Пре­по­доб­ный Гер­ман был для мест­ных жи­те­лей ис­тин­ным доб­рым пас­ты­рем и за­щи­щал их, как мог, от злых и хищ­ных лю­дей, ко­то­рые ви­де­ли в ост­ро­ви­тя­нах толь­ко объ­ект для же­сто­кой экс­плу­а­та­ции. По­это­му не бы­ло бы ни­че­го уди­ви­тель­но­го, ес­ли бы но­во­об­ра­щен­ные от­верг­ли ве­ру при­шель­цев, ко­то­рые ста­ли все ча­ще вы­сту­пать в ро­ли экс­плу­а­та­то­ров и угне­та­те­лей (при­ез­жав­шие с це­лью на­жи­вы про­мыш­лен­ни­ки), и вер­ну­лись бы к сво­им суе­ве­ри­ям. В том, что это не про­изо­шло, ве­ли­кая за­слу­га пре­по­доб­но­го Гер­ма­на. Непо­ко­ле­би­мо и на­стой­чи­во, не имея ни­ка­кой под­держ­ки, кро­ме сво­ей пла­мен­ной ве­ры, ста­рец про­дол­жал свое за­ступ­ни­че­ство за оби­жен­ных и угне­тен­ных, ви­дя в этом свой долг и при­зва­ние, сущ­ность ко­то­ро­го он вы­ра­зил уди­ви­тель­но про­сты­ми сло­ва­ми: «Я – ни­жай­ший слу­га здеш­них на­ро­дов и нянь­ка».

Тай­ные по­дви­ги и ке­лей­ные мо­лит­вы стар­ца оста­ва­лись неве­до­мы­ми ми­ру, но ви­ден был окру­жав­шим свет его бла­го­дат­ной жиз­ни, про­хо­див­шей в усло­ви­ях пол­но­го са­мо­от­ре­че­ния, нес­тя­жа­тель­но­сти и су­ро­во­го пре­не­бре­же­ния все­ми удоб­ства­ми. Одеж­да его бы­ла са­мая убо­гая и очень вет­хая. Всем сво­им ви­дом, все­ми при­выч­ка­ми ста­рец Гер­ман жи­во на­по­ми­нал совре­мен­ни­кам древ­них от­шель­ни­ков, про­сла­вив­ших­ся по­дви­га­ми воз­дер­жа­ния и Бо­го­уго­жде­ния. Бе­се­да стар­ца про­из­во­ди­ла на слу­шав­ших неот­ра­зи­мое впе­чат­ле­ние. Осо­бен­но по­ра­жа­ли со­бе­сед­ни­ков яс­ность его мыс­лей, от­чет­ли­вость и быст­ро­та суж­де­ний. Бо­же­ствен­ная бла­го­дать, на­пол­няв­шая ду­шу пре­по­доб­но­го Гер­ма­на, пре­об­ра­жа­ла серд­ца лю­дей, об­щав­ших­ся с ним. Яр­ко сви­де­тель­ству­ет об этом слу­чай с С.И. Янов­ским, пра­ви­те­лем адми­ни­стра­ции Рос­сий­ско-Аме­ри­кан­ской Ком­па­нии, при­сту­пив­шим к сво­им обя­зан­но­стям в 1817 го­ду. Се­мен Ива­но­вич Янов­ский, ари­сто­крат по про­ис­хож­де­нию, был че­ло­ве­ком все­сто­ронне об­ра­зо­ван­ным и на­чи­тан­ным, но его ре­ли­ги­оз­но-фило­соф­ские взгля­ды сво­ди­лись к мод­но­му в те вре­ме­на де­из­му^[1].

Хри­сти­ан­ства он, по су­ще­ству, не знал (хо­тя фор­маль­но счи­тал­ся хри­сти­а­ни­ном). Пра­во­сла­вие, Цер­ковь, Та­ин­ства – бы­ли для него по­ня­ти­я­ми, не за­слу­жи­ва­ю­щи­ми се­рьез­но­го вни­ма­ния. Пре­по­доб­ный Гер­ман мно­го бе­се­до­вал с ним. Впо­след­ствии С.И. Янов­ский пи­сал: «Та­ки­ми по­сто­ян­ны­ми бе­се­да­ми и мо­лит­ва­ми свя­то­го стар­ца Гос­подь со­вер­шен­но об­ра­тил ме­ня на путь ис­тин­ный, и я сде­лал­ся на­сто­я­щим хри­сти­а­ни­ном». Он на­зы­вал стар­ца «свя­тым му­жем», «ве­ли­ким по­движ­ни­ком»; как ве­ли­кую дра­го­цен­ность он хра­нил у се­бя пись­ма пре­по­доб­но­го Гер­ма­на. Та­кое же бла­го­го­ве­ние к лич­но­сти свя­то­го ис­пы­ты­ва­ли и мно­гие дру­гие его совре­мен­ни­ки. Отец Гер­ман жил сна­ча­ла воз­ле хра­ма мис­сии, на Ка­дья­ке, а по­сле пе­ре­се­лил­ся на близ­ле­жа­щий ост­ров Ело­вый, ко­то­рый на­звал «Но­вым Ва­ла­а­мом». Ост­ров Ело­вый был по­след­ним при­ютом в мно­го­труд­ных апо­столь­ских стран­ство­ва­ни­ях свя­то­го стар­ца.

Пре­по­доб­ный Гер­ман пред­ска­зал сво­им ду­хов­ным де­тям вре­мя сво­ей кон­чи­ны и объ­яс­нил, как по­хо­ро­нить его. 13 де­каб­ря 1837 го­да он по­про­сил за­жечь пе­ред ико­на­ми све­чи и по­чи­тать Де­я­ния свя­тых апо­сто­лов. Во вре­мя чте­ния о тру­дах свя­тых бла­го­вест­ни­ков свя­той ста­рец Гер­ман пе­ре­шел от зем­ных тру­дов к небес­но­му упо­ко­е­нию на 81-м го­ду жиз­ни. Над мо­ги­лой стар­ца пер­во­на­чаль­но по­став­лен про­стой де­ре­вян­ный па­мят­ник, за­тем со­ору­же­на скром­ная де­ре­вян­ная цер­ковь, освя­щен­ная во имя пре­по­доб­ных Сер­гия и Гер­ма­на, Ва­ла­ам­ских чу­до­твор­цев.

В этом хра­ме хра­нит­ся ста­рин­ное изо­бра­же­ние пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го, на­хо­див­ше­е­ся в кел­лии свя­то­го стар­ца Гер­ма­на при его жиз­ни: ста­рец лю­бил и чтил сво­е­го про­слав­лен­но­го совре­мен­ни­ка и еди­но­душ­но­го с ним ве­ли­ко­го ра­бот­ни­ка на Бо­жи­ей ни­ве. Гос­по­ду бы­ло угод­но од­новре­мен­но бла­го­сло­вить на ве­ли­кий по­двиг слу­же­ния лю­дям этих двух бла­го­го­вей­ных лю­би­те­лей без­мол­вия и ум­но­го де­ла­ния. Пре­по­доб­ный Гер­ман с лю­бо­вью от­зы­вал­ся на нуж­ды и скор­би люд­ские в дни сво­ей зем­ной жиз­ни. Не остав­ля­ет он в бе­де взы­ва­ю­щих к нему и по­сле сво­е­го пре­став­ле­ния. Наи­бо­лее из­вест­ный слу­чай мо­лит­вен­но­го пред­ста­тель­ства пре­по­доб­но­го Гер­ма­на на­хо­дит­ся в жиз­не­опи­са­нии пер­во­го пра­во­слав­но­го епи­ско­па в Аме­ри­ке – свя­ти­те­ля Ин­но­кен­тия (па­мять 31 мар­та и 2З сен­тяб­ря). В 1842 го­ду свя­ти­тель на бри­ге «Охотск» на­прав­лял­ся на ост­ров Ело­вый. Из-за бу­ри ко­рабль дол­го не мог вой­ти в га­вань, и жизнь ко­ман­ды и пас­са­жи­ров бы­ла под угро­зой. Свя­ти­тель Ин­но­кен­тий об­ра­тил­ся с мо­лит­вой к пре­по­доб­но­му Гер­ма­ну: «Ес­ли ты, отец Гер­ман, уго­дил Гос­по­ду, то пусть пе­ре­ме­нит­ся ве­тер». Не про­шло и чет­вер­ти ча­са, как ве­тер пе­ре­ме­нил­ся и сде­лал­ся по­пут­ным. И вско­ре свя­ти­тель, спас­ший­ся от бу­ри, слу­жил па­ни­хи­ду на мо­ги­ле пре­по­доб­но­го Гер­ма­на. С 1860-х го­дов Рус­ская Пра­во­слав­ная Цер­ковь зна­ла о боль­шом мест­ном по­чи­та­нии па­мя­ти стар­ца Гер­ма­на на Ка­дья­ке. В 1867 го­ду один из Аляс­кин­ских епи­ско­пов со­ста­вил за­пис­ку о его жиз­ни и чу­де­сах. Пер­вый пуб­лич­ный до­клад об от­це Гер­мане был на­пе­ча­тан в Ва­ла­ам­ском мо­на­сты­ре в Фин­лян­дии в 1894 го­ду. В 1930-х го­дах дру­гой рус­ский пра­во­слав­ный мо­нах – ар­хи­манд­рит Ге­ра­сим (Шмальц) при­был на ост­ров Ело­вый и дол­го жил там, как пре­по­доб­ный Гер­ман за сто с лиш­ним лет до него. Пе­ред сво­ей кон­чи­ной в 1969 го­ду ар­хи­манд­рит Ге­ра­сим от­крыл остан­ки сво­е­го слав­но­го пред­ше­ствен­ни­ка и по­стро­ил здесь неболь­шую ча­сов­ню. Ис­це­ле­ния, свя­зан­ные с мо­лит­вен­ным за­ступ­ни­че­ством стар­ца Гер­ма­на, за­пи­сы­ва­лись в те­че­ние дол­го­го пе­ри­о­да (со вре­ме­ни его жиз­ни и до 1970 го­да). В мар­те 1969 го­да Со­бор епи­ско­пов Рус­ской Пра­во­слав­ной Гре­ко-Ка­фо­ли­че­ской Церк­ви в Аме­ри­ке под пред­се­да­тель­ством ар­хи­епи­ско­па Нью-Йорк­ско­го, Мит­ро­по­ли­та всей Аме­ри­ки и Ка­на­ды Ири­нея со­вер­шил про­слав­ле­ние пре­по­доб­но­го Аляс­кин­ско­го ино­ка. Цер­ковь чрез эту ка­но­ни­за­цию фор­маль­но скре­пи­ла сво­ей пе­ча­тью то, что мно­гие при­род­ные аляс­кин­цы все­гда зна­ли: пре­по­доб­ный Гер­ман вы­пол­нил свое хри­сти­ан­ское при­зва­ние до­стой­но и про­дол­жа­ет и ныне пред­ста­тель­ство­вать пред Бо­гом о жи­ву­щих.

Полное житие преподобного Германа Аляскинского

Мо­нах Гер­ман про­ис­хо­дил из куп­цов го­ро­да Сер­пу­хо­ва Мос­ков­ской гу­бер­нии. С са­мых юных лет возы­мел он ве­ли­кую рев­ность к бла­го­че­стию и шест­на­дца­ти лет от рож­де­ния по­шел в мо­на­хи. Сна­ча­ла по­сту­пил он в Тро­и­це-Сер­ги­е­ву пу­стынь Санкт-Пе­тер­бург­ской епар­хии. Бу­ду­щий ве­ли­кий про­по­вед­ник ве­ры и бла­го­че­стия с пер­вых сво­их ша­гов по пу­ти по­движ­ни­че­ско­му от­ли­чал­ся ве­рою и боль­шой лю­бо­вью ко Хри­сту. В Сер­ги­е­вой пу­сты­ни он за­бо­лел: у него на гор­ле об­ра­зо­вал­ся на­рыв; опу­холь быст­ро воз­рас­та­ла и обез­об­ра­зи­ла все ли­цо, боль бы­ла ужас­ная, весь­ма труд­но бы­ло гло­тать, за­пах был нестер­пи­мый. В та­ком опас­ном по­ло­же­нии, ожи­дая смер­ти, мо­ло­дой по­движ­ник не об­ра­тил­ся к зем­но­му вра­чу, но с го­ря­чею мо­лит­вою и со сле­за­ми при­пал он пред об­ра­зом Ца­ри­цы Небес­ной и, про­ся у Нее ис­це­ле­ние мо­лил­ся всю ночь, по­том мок­рым по­ло­тен­цем отер лик Пре­чи­стой Вла­ды­чи­цы и этим по­ло­тен­цем об­вя­зал опу­холь, про­дол­жая мо­лить­ся. В из­не­мо­же­нии за­снул он на по­лу и уви­дел во сне, что его ис­це­ли­ла Пре­свя­тая Де­ва. На­ут­ро про­сы­па­ет­ся, вста­ет и к ве­ли­кой ра­до­сти на­хо­дит се­бя со­вер­шен­но здо­ро­вым. К удив­ле­нию вра­чей, опу­холь, не про­рвав на­ры­ва, разо­шлась, оста­вив о се­бе толь­ко ма­лый след, как бы в вос­по­ми­на­ние чу­да.

Пять или шесть лет про­жил отец Гер­ман в Сер­ги­е­вой пу­сты­ни и по­том пе­ре­шел в Ва­ла­ам­ский мо­на­стырь. Всей ду­шей по­лю­бил он ве­ли­че­ствен­ную пу­стын­ную Ва­ла­ам­скую оби­тель, по­лю­бил неза­бвен­но­го на­сто­я­те­ля ее, ве­ли­ко­го стар­ца На­за­рия, и всю бра­тию. «Ва­ших оте­че­ских мне, убо­го­му, бла­го­де­я­ний, – пи­сал он впо­след­ствии от­цу На­за­рию из Аме­ри­ки, – не из­гла­дят из мо­е­го серд­ца ни страш­ные непро­хо­ди­мые си­бир­ские ме­ста, ни ле­са тем­ные, ни быст­ри­ны ве­ли­ких рек не смо­ют, ни­же гроз­ный оке­ан не уга­сит чувств оных. Я в уме во­об­ра­жаю лю­би­мый мною Ва­ла­ам, на него все­гда смот­рю через Ве­ли­кий оке­ан».

Стар­ца На­за­рия в сво­их пись­мах ве­ли­чал он пре­по­доб­ней­шим, лю­без­ным сво­им ба­тюш­кой, а всю Ва­ла­ам­скую бра­тию лю­без­ною и дра­жай­шею. Пу­стын­ный Ело­вый ост­ров, ме­сто сво­е­го жи­тель­ства в Аме­ри­ке, на­звал он Но­вым Ва­ла­а­мом. И, как вид­но, все­гда на­хо­дил­ся в ду­хов­ном об­ще­нии со сво­ею ду­хов­ной ро­ди­ной, ибо еще в 1823 го­ду, сле­до­ва­тель­но, через трид­цать лет пре­бы­ва­ния сво­е­го в пре­де­лах аме­ри­кан­ских, пи­сал к пре­ем­ни­ку от­ца На­за­рия, игу­ме­ну Ин­но­кен­тию.

На Ва­ла­а­ме отец Гер­ман про­хо­дил раз­ные по­слу­ша­ния. Ис­пы­тав его рев­ность в тру­дах об­ще­жи­тия, муд­рый ста­рец отец На­за­рий от­пу­стил его по­том на жи­тель­ство в пу­сты­ню. Пу­сты­ня эта на­хо­ди­лась в гу­стом ле­су, вер­сты пол­то­ры от оби­те­ли; до­ныне мест­ность та со­хра­ни­ла на­зва­ние «Гер­ма­но­во». По празд­ни­кам при­хо­дил отец Гер­ман из пу­сты­ни в мо­на­стырь и, бы­ва­ло, на ма­лой ве­черне, стоя на кли­ро­се, при­ят­ным те­но­ром по­ет он с бра­ти­ей при­пе­вы ка­но­на «Иису­се слад­чай­ший, спа­си нас, греш­ных», «Пре­свя­тая Бо­го­ро­ди­ца, спа­си нас», а сле­зы гра­дом льют­ся из очей его.

Во вто­рой по­ло­вине XVIII сто­ле­тия рас­ши­ри­лись пре­де­лы ве­ли­кой Рос­сии на се­ве­ре: де­я­тель­но­стью рус­ских про­мыш­лен­ни­ков от­кры­ты бы­ли то­гда Але­ут­ские ост­ро­ва, со­став­ля­ю­щие на Ве­ли­ком оке­ане цепь от во­сточ­но­го бе­ре­га Кам­чат­ки до за­пад­но­го бе­ре­га Се­вер­ной Аме­ри­ки. С от­кры­ти­ем ост­ро­вов об­на­ру­жи­лась свя­щен­ная необ­хо­ди­мость – про­све­тить све­том Еван­гель­ским ди­ких их оби­та­те­лей. Для это­го свя­то­го де­ла по бла­го­сло­ве­нию Свя­тей­ше­го Си­но­да мит­ро­по­лит Гав­ри­ил по­ру­чил стар­цу На­за­рию из­брать спо­соб­ных лю­дей из бра­тии Ва­ла­ам­ской. Из­бра­но бы­ло де­сять че­ло­век, в чис­ле их и отец Гер­ман. В 1794 го­ду от­пра­ви­лись из­бран­ни­ки из Ва­ла­а­ма к ме­сту но­во­го на­зна­че­ния.

Свя­тою рев­но­стию про­по­вед­ни­ков быст­ро раз­ли­вал­ся свет про­по­ве­ди Еван­гель­ской меж­ду но­вы­ми сы­на­ми Рос­сии: несколь­ко ты­сяч языч­ни­ков при­ня­ли хри­сти­ан­ство; за­ве­де­на бы­ла шко­ла для об­ра­зо­ва­ния но­во­кре­щен­ных де­тей, вы­стро­е­на цер­ковь в ме­сте жи­тель­ства мис­си­о­не­ров. Но неве­до­мы­ми судь­ба­ми Бо­жи­и­ми об­щие успе­хи мис­сии бы­ли недол­говре­мен­ны. Через шесть лет по­сле сво­ей мно­го­по­лез­ной де­я­тель­но­сти по­то­нул вме­сте со сво­ею сви­тою на­чаль­ник мис­сии епи­скоп Иоасаф, ра­нее его рев­ност­ный иеро­мо­нах Юве­на­лий спо­до­бил­ся му­че­ни­че­ско­го вен­ца, про­чие вы­бы­ва­ли один за дру­гим, на­ко­нец остал­ся один отец Гер­ман, и ему бла­го­во­лил Гос­подь до­лее всех со­бра­тий по­тру­дить­ся по­дви­гом апо­столь­ским для про­све­ще­ния але­утов.

Как уже бы­ло ска­за­но, ме­стом жи­тель­ства от­ца Гер­ма­на в Аме­ри­ке был ост­ров Ело­вый, на­зван­ный им Но­вый Ва­ла­ам. Этот ост­ров про­ли­вом в вер­сты две от­де­ля­ет­ся от ост­ро­ва Ка­дьяк, на ко­то­ром был по­стро­ен де­ре­вян­ный мо­на­стырь для по­ме­ще­ния мис­сии и устро­е­на де­ре­вян­ная цер­ковь во имя Вос­кре­се­ния Спа­си­те­ля. Ост­ров Ело­вый неболь­шой, весь по­крыт ле­сом, по­чти по­сре­дине его сбе­га­ет в мо­ре ма­лень­кий ру­че­ек. Этот-то жи­во­пис­ный ост­ров и из­брал для се­бя отец Гер­ман, вы­ко­пал на нем сво­и­ми ру­ка­ми пе­ще­ру и в ней про­вел пер­вое ле­то. К зи­ме близ пе­ще­ры управ­ля­ю­щая ост­ро­ва­ми Ком­па­ния вы­стро­и­ла для него кел­лию, в ко­то­рой и жил он до смер­ти, а пе­ще­ру свя­той отец об­ра­тил в ме­сто сво­е­го мо­гиль­но­го упо­ко­е­ния. Неда­ле­ко от кел­лии воз­вы­ша­лись де­ре­вян­ная ча­сов­ня и де­ре­вян­ный до­мик для по­се­ти­те­лей и учи­лищ­ных за­ня­тий. Пе­ред ке­ли­ей раз­бит был ого­род. На ого­ро­де сам ко­пал он гря­ды, са­жал кар­то­фель и ка­пу­сту, се­ял раз­ные ово­щи. К зи­ме за­па­сал гри­бы: со­лил и су­шил их; соль при­го­тов­лял сам из мор­ской во­ды или рас­со­ла. Пле­те­ный ко­роб, в ко­то­ром но­сил ста­рец с бе­ре­га мор­скую ка­пу­сту для удоб­ре­ния зем­ли, го­во­рят, был так ве­лик, что труд­но бы­ло эту но­шу под­нять од­но­му, а отец Гер­ман, к ве­ли­ко­му удив­ле­нию всех, пе­ре­но­сил ее без по­сто­рон­ней по­мо­щи на да­ле­кое рас­сто­я­ние. В од­ну зим­нюю ночь уче­ник его, Ге­ра­сим, слу­чай­но уви­дел его в ле­су, иду­ще­го бо­си­ком с та­ким боль­шим де­ре­вом, ко­то­рое под си­лу нести чет­ве­рым. Так тру­дил­ся ста­рец, и все, что при­об­ре­тал та­ким без­мер­ным тру­дом, все то упо­треб­лял на про­пи­та­ние и одеж­ду для си­рот – его вос­пи­тан­ни­ков и на кни­ги для них.

Одеж­да от­ца Гер­ма­на бы­ла од­на зи­мою и ле­том. Ру­баш­ки хол­стя­ной он не но­сил, ее за­ме­ня­ла оле­нья кух­лян­ка, ко­то­рую он по вось­ми лет не сни­мал и не пе­ре­ме­нял, сле­до­ва­тель­но, шерсть на ней вся вы­ти­ра­лась и ко­жа за­лос­ни­ва­лась. По­том са­по­ги или баш­ма­ки, под­ряс­ник, вет­хая, по­ли­ня­лая, вся в за­пла­тах, ря­са и кло­бук – вот и все его оде­я­ние. В этой одеж­де он хо­дил вез­де и во вся­кую по­го­ду: и в дождь, и в снеж­ную ме­тель.

По­сте­лью ему слу­жи­ла неболь­шая ска­мья, по­кры­тая оле­ньей, вы­тер­шей­ся от вре­ме­ни шер­стью, из­го­ло­вье – два кир­пи­ча, ко­то­рые под го­лою шку­рой оста­ва­лись неза­мет­ны­ми для по­се­ти­те­лей: оде­я­ла не бы­ло, его за­ме­ня­ла де­ре­вян­ная дос­ка, ле­жав­шая на печ­ке. Эту дос­ку сам отец Гер­ман на­звал сво­им оде­я­лом, за­ве­щав ею по­крыть его смерт­ные остан­ки, она бы­ла со­вер­шен­но в рост его. «В быт­ность мою в кел­лии от­ца Гер­ма­на,– го­во­рил кре­ол Кон­стан­тин Ла­ри­о­нов, – я, греш­ный, си­дел на его по­сте­ли и это счи­таю вер­хом мо­е­го сча­стья».

Слу­ча­лось от­цу Гер­ма­ну бы­вать в го­стях у пра­ви­те­лей Ком­па­нии и в ду­ше­спа­си­тель­ных бе­се­дах с ни­ми про­си­жи­вать до по­лу­но­чи и да­же за пол­ночь, но но­че­вать он ни­ко­гда не оста­вал­ся, несмот­ря на ни ка­кую по­го­ду, все­гда ухо­дил к се­бе в пу­сты­ню. Ес­ли же по ка­ко­му-ли­бо осо­бен­но­му слу­чаю и нуж­но бы­ло ему но­че­вать вне кел­лии, то утром все­гда на­хо­ди­ли по­стель, по­стлан­ную для него, со­вер­шен­но нетро­ну­тою, а стар­ца не спав­шим. Точ­но так и в сво­ей пу­сты­ни, про­ве­дя ночь в бе­се­де, не пре­да­вал­ся он от­дох­но­ве­нию.

Ел ста­рец весь­ма ма­ло. В го­стях чуть от­ве­ды­вал ка­ко­го-ли­бо ку­ша­нья и оста­вал­ся уже без обе­да. В кел­лии очень ма­лая часть неболь­шой ры­бы или ово­щей со­став­ля­ла весь его обед.

Те­ло его, из­ну­рен­ное тру­да­ми, бде­ни­ем и по­стом, со­кру­ша­ли пят­на­дца­ти­фун­то­вые вери­ги. Эти вери­ги в на­сто­я­щее вре­мя на­хо­дят­ся в ча­совне, где за об­ра­зом Бо­жи­ей Ма­те­ри най­де­ны они бы­ли по­сле смер­ти стар­ца, как го­во­рят од­ни, или от­ту­да они са­ми вы­па­ли, по­яс­ня­ют дру­гие.

Опи­сан­ные чер­ты жиз­ни стар­ца ка­са­ют­ся преж­де все­го внеш­не­го его де­ла­ния. «Глав­ное же его де­ло, – вспо­ми­нал прео­свя­щен­ный Петр, быв­ший епи­скоп Но­во-Ар­хан­гель­ский, ви­ка­рий Кам­чат­ской епар­хии, – бы­ло упраж­не­ние в по­дви­гах ду­хов­ных, в уеди­нен­ной кел­лии, где ни­кто его не ви­дел, и толь­ко вне кел­лии слы­ша­ли, что он пел и со­вер­шал бо­го­слу­же­ние по мо­на­ше­ско­му пра­ви­лу».

Та­кое сви­де­тель­ство прео­свя­щен­но­го под­твер­жда­ет и от­вет са­мо­го от­ца Гер­ма­на. На во­прос: «Как вы, отец Гер­ман, жи­ве­те один в ле­су, как не со­ску­чи­тесь?» он от­ве­чал: «Нет, я там не один. Там есть Бог, как и вез­де есть Бог! Там есть Ан­ге­лы, свя­тые! И мож­но ли с ни­ми ску­чать? С кем же луч­ше и при­ят­нее бе­се­да, с людь­ми или с Ан­ге­ла­ми? Ко­неч­но, с Ан­ге­ла­ми!»

Как смот­рел отец Гер­ман на ту­зем­ных жи­те­лей Аме­ри­ки, как по­ни­мал свое от­но­ше­ние к ним и как со­чув­ство­вал их нуж­дам, вы­ра­жа­ет он сам в од­ном из пи­сем к быв­ше­му пра­ви­те­лю ко­ло­нии Янов­ско­му.

«Лю­без­но­му на­ше­му Оте­че­ству, – пи­сал он, – Тво­рец буд­то но­во­рож­ден­но­го мла­ден­ца дать из­во­лил край сей, ко­то­рый не име­ет еще ни сил к ка­ким-ни­будь по­зна­ни­ям, ни смыс­ла, тре­бу­ет не толь­ко по­кро­ви­тель­ства, но по бес­си­лию сво­е­му и сла­бо­сти ра­ди мла­ден­че­ско­го воз­рас­та – са­мо­го под­дер­жа­ния; но и о том са­мом не име­ет он еще спо­соб­но­стей ко­му-ли­бо сде­лать свою прось­бу. А как за­ви­си­мость се­го на­род­но­го бла­га Небес­ным Про­ви­де­ни­ем, неиз­вест­но до ка­ко­го-то вре­ме­ни от­да­на в ру­ки на­хо­дя­ще­му­ся здесь рус­ско­му на­чаль­ству, ко­то­рое те­перь вру­чи­лось ва­шей вла­сти, се­го ра­ди я, ни­жай­ший слу­га здеш­них на­ро­дов и нянь­ка, от ли­ца тех пред ва­ми став­ши, кро­ва­вы­ми сле­за­ми пи­шу вам мою прось­бу. Будь­те нам отец и по­кро­ви­тель. Мы все­ко­неч­но крас­но­ре­чия не зна­ем, но с немо­тою, мла­ден­че­ским язы­ком го­во­рим: «От­ри­те сле­зы без­за­щит­ных си­рот, про­хла­ди­те жа­ром пе­ча­ли та­ю­щие серд­ца, дай­те ра­зу­меть, что зна­чит от­ра­да!»

Как чув­ство­вал ста­рец, так и по­сту­пал. Пред­ста­тель­ство­вал он все­гда пе­ред на­чаль­ством за про­ви­нив­ших­ся, за­щи­щал об­ви­ня­е­мых, по­мо­гал нуж­дав­шим­ся чем толь­ко мог, и але­уты обо­е­го по­ла и де­ти их ча­сто по­се­ща­ли его. Кто про­сил со­ве­та, кто жа­ло­вал­ся на при­тес­не­ние, кто ис­кал за­щи­ты, кто же­лал по­мо­щи – каж­дый по­лу­чал от стар­ца воз­мож­ное удо­вле­тво­ре­ние. Раз­би­рал он их вза­им­ные непри­ят­но­сти, ста­рал­ся всех ми­рить, осо­бен­но в се­мей­ствах за­бо­тил­ся вос­ста­но­вить со­гла­сие. Ес­ли не уда­ва­лось по­ми­рить му­жа с же­ной, ста­рец на вре­мя раз­лу­чал их. Необ­хо­ди­мость та­кой ме­ры он сам объ­яс­нял так: «Пусть луч­ше врозь жи­вут, да не де­рут­ся и не бра­нят­ся, а то, по­верь­те, страш­но, ес­ли не раз­ве­сти: бы­ли при­ме­ры, что муж уби­вал же­ну или же­на из­во­ди­ла му­жа». Осо­бен­но лю­бил отец Гер­ман де­тей, на­де­лял их су­ха­ри­ка­ми, пек им крен­дель­ки, и ма­лют­ки лас­ка­лись к стар­цу. Лю­бовь от­ца Гер­ма­на к але­утам до­хо­ди­ла до са­мо­от­вер­же­ния.

На ко­раб­ле из Со­еди­нен­ных Шта­тов за­не­се­на бы­ла на ост­ров Сит­ху, а от­ту­да на ост­ров Ка­дьяк по­валь­ная за­раз­ная бо­лезнь оспа. Она на­чи­на­лась жа­ром, силь­ным на­смор­ком и уду­шьем и окан­чи­ва­лась ко­ло­тьем; в три дня че­ло­век уми­рал. Не бы­ло на ост­ро­ве ни док­то­ра, ни ле­карств. Бо­лезнь, раз­ли­ва­ясь по се­ле­нию, быст­ро охва­ти­ла окрест­но­сти. Смерт­ность бы­ла так ве­ли­ка, что неко­му бы­ло ко­пать мо­ги­лы, и те­ла ле­жа­ли не за­ры­ты­ми. Во все вре­мя этой гроз­ной бо­лез­ни, про­дол­жав­шей­ся с по­сте­пен­ным ума­ле­ни­ем це­лый ме­сяц, отец Гер­ман, не ща­дя се­бя, неуто­ми­мо по­се­щал боль­ных, уве­ще­вал их тер­петь, мо­лить­ся, при­но­сить по­ка­я­ние или при­го­тов­лял их к смер­ти.

Осо­бен­но ста­рал­ся ста­рец о нрав­ствен­ном пре­успе­я­нии але­утов. С этою це­лью для де­тей-си­рот але­ут­ских устро­е­но бы­ло им учи­ли­ще, где отец Гер­ман сам учил их За­ко­ну Бо­жию и цер­ков­но­му пе­нию. С этою же це­лью в ча­совне близ его кел­лии в вос­крес­ные и празд­нич­ные дни со­би­рал он але­утов для мо­лит­вы. Здесь ча­сы и раз­ные мо­лит­вы чи­тал для них уче­ник его, а сам ста­рец чи­тал Апо­стол, Еван­ге­лие и уст­но по­учал при­хо­жан, пе­ли же его вос­пи­тан­ни­цы, и пе­ли очень при­ят­но. Лю­би­ли але­уты слу­шать на­став­ле­ния от­ца Гер­ма­на и во мно­же­стве сте­ка­лись к нему.

Увле­ка­тель­ны бы­ли бе­се­ды и с чуд­ною си­лою дей­ство­ва­ли они на слу­ша­те­лей. Об од­ном из та­ких бла­го­дат­ных впе­чат­ле­ний сво­е­го сло­ва пи­шет он сам. «Сла­ва судь­бам свя­тым Ми­ло­сти­во­го Бо­га! Он непо­сти­жи­мым Сво­им Про­мыс­лом по­ка­зал мне ныне но­вое яв­ле­ние, че­го здесь на Ка­дья­ке я, два­дцать лет жив­ши, не ви­дал. Ныне, по­сле Пас­хи, од­на мо­ло­дая жен­щи­на, не бо­лее два­дца­ти лет, по-рус­ски хо­ро­шо го­во­рить уме­ю­щая, преж­де со­всем ме­ня не знав­шая, при­шла ко мне и, услы­шав о во­пло­ще­нии Сы­на Бо­жия и о веч­ной жиз­ни, столь­ко воз­го­ре­ла лю­бо­вью к Иису­су Хри­сту, что ни­как не хо­чет от ме­ня отой­ти, но силь­ною прось­бою убе­ди­ла ме­ня, про­тив мо­ей склон­но­сти и люб­ви к уеди­не­нию, несмот­ря ни на ка­кие пред­ла­га­е­мые от ме­ня пре­пят­ствия и труд­но­сти, при­нять ее, и бо­лее уже ме­ся­ца у ме­ня жи­вет и не ску­ча­ет. Я с ве­ли­ким удив­ле­ни­ем смот­рю на сие, по­ми­ная сло­ва Спа­си­те­ля: что ута­е­но от пре­муд­рых, то от­кры­то мла­ден­цам». Эта жен­щи­на жи­ла у стар­ца до его смер­ти. Она на­блю­да­ла за бла­го­нра­ви­ем де­тей, учив­ших­ся в его учи­ли­ще, и он, уми­рая, за­ве­щал ей жить на Ело­вом и, ко­гда она скон­ча­ет­ся, по­хо­ро­нить ее при его но­гах. Зва­ли ее Со­фия Вла­со­ва.

Вот что пи­сал о ха­рак­те­ре и си­ле бе­сед стар­ца Я., один из оче­вид­цев: «Мне бы­ло трид­цать лет, ко­гда я встре­тил­ся с от­цом Гер­ма­ном. На­до ска­зать, что я вос­пи­ты­вал­ся в Мор­ском кор­пу­се, знал мно­гие на­у­ки, мно­го чи­тал, но, к со­жа­ле­нию, на­у­ку из на­ук, т. е. За­кон Бо­жий, ед­ва по­ни­мал по­верх­ност­но и толь­ко тео­ре­ти­че­ски, не при­ме­няя к жиз­ни, и был толь­ко по на­зва­нию хри­сти­а­нин, а в ду­ше и на де­ле – воль­но­ду­мец, ате­ист. Тем бо­лее я не при­зна­вал бо­же­ствен­но­сти и свя­то­сти на­шей ре­ли­гии, что пе­ре­чи­тал мно­го без­бож­ных со­чи­не­ний Воль­те­ра и дру­гих фило­со­фов XVIII ве­ка. Отец Гер­ман тот­час за­ме­тил это и по­же­лал ме­ня об­ра­тить. К ве­ли­ко­му мо­е­му удив­ле­нию, он го­во­рил так силь­но, ум­но, до­ка­зы­вал так убе­ди­тель­но, что, мне ка­жет­ся, ни­ка­кая уче­ность и зем­ная муд­рость не мог­ли бы усто­ять про­тив его слов. Еже­днев­но мы бе­се­до­ва­ли с ним до по­лу­но­чи, и да­же за пол­ночь, о люб­ви Бо­жи­ей, о веч­но­сти, о спа­се­нии ду­ши, хри­сти­ан­ской жиз­ни. Слад­кая речь неумол­ка­е­мым по­то­ком ли­лась из его уст... Та­ки­ми по­сто­ян­ны­ми бе­се­да­ми и мо­лит­ва­ми свя­то­го стар­ца Гос­подь со­вер­шен­но об­ра­тил ме­ня на путь ис­ти­ны, и я сде­лал­ся на­сто­я­щим хри­сти­а­ни­ном. Всем этим я обя­зан от­цу Гер­ма­ну, он мой ис­тин­ный бла­го­де­тель».

«Несколь­ко лет то­му на­зад, – вспо­ми­нал Я., – отец Гер­ман об­ра­тил од­но­го мор­ско­го ка­пи­та­на Г. из лю­те­ран­ской ве­ры в пра­во­сла­вие. Этот ка­пи­тан был весь­ма об­ра­зо­ван; кро­ме мно­гих на­ук, он знал язы­ки: рус­ский, немец­кий, ан­глий­ский, фран­цуз­ский и несколь­ко ис­пан­ский, и за всем тем он не мог усто­ять про­тив убеж­де­ний и до­ка­за­тельств от­ца Гер­ма­на – пе­ре­ме­нил свою ве­ру и при­со­еди­нил­ся к пра­во­слав­ной церк­ви через ми­ро­по­ма­за­ние. Ко­гда отъ­ез­жал он из Аме­ри­ки, ста­рец при про­ща­нии ска­зал ему: „Смот­ри­те, ес­ли Гос­подь возь­мет ва­шу су­пру­гу у вас, то вы ни­как не же­ни­тесь на нем­ке, ес­ли же­ни­тесь на нем­ке, она непре­мен­но по­вре­дит ва­ше пра­во­сла­вие“. Ка­пи­тан дал сло­во, но не ис­пол­нил его. Предо­сте­ре­же­ние стар­ца бы­ло про­ро­че­ским. Через несколь­ко лет, дей­стви­тель­но, умер­ла же­на у ка­пи­та­на, и он же­нил­ся на нем­ке, оста­вил или осла­бил ве­ру и умер ско­ро­по­стиж­но без по­ка­я­ния».

«Од­на­жды при­гла­си­ли стар­ца на фре­гат, при­шед­ший из Санкт-Пе­тер­бур­га. Ка­пи­тан фре­га­та был че­ло­век весь­ма уче­ный, вы­со­ко­об­ра­зо­ван­ный, он был при­слан в Аме­ри­ку по вы­со­чай­ше­му по­ве­ле­нию для ре­ви­зии всех ко­ло­ний. С ка­пи­та­ном бы­ло до два­дца­ти пя­ти че­ло­век офи­це­ров, так­же лю­дей об­ра­зо­ван­ных. В этом-то об­ще­стве си­дел неболь­шо­го ро­ста, в вет­хой одеж­де, пу­стын­ный мо­нах, ко­то­рый сво­ею муд­рою бе­се­дою всех об­ра­зо­ван­ных со­бе­сед­ни­ков сво­их при­вел в та­кое по­ло­же­ние, что они не зна­ли, что ему от­ве­чать.

Сам ка­пи­тан рас­ска­зы­вал: «Мы бы­ли без­от­вет­ны, ду­ра­ки пред ним!» Отец Гер­ман сде­лал им всем один об­щий во­прос: «Че­го вы, гос­по­да, бо­лее все­го лю­би­те и че­го бы каж­дый из вас же­лал для сво­е­го сча­стья?»

По­сы­па­лись раз­ные от­ве­ты. Кто же­лал бо­гат­ства, кто чи­нов, кто кра­са­ви­цу-же­ну, кто пре­крас­ный ко­рабль, на ко­то­ром он на­чаль­ство­вал бы, и так да­лее в этом ро­де.

«Не прав­да ли, – ска­зал отец Гер­ман, – что все ва­ши раз­но­об­раз­ные же­ла­ния мож­но при­ве­сти к од­но­му, что каж­дый из вас же­ла­ет то­го, что, по его по­ня­тию, счи­та­ет он луч­шим и до­стой­ным люб­ви?»

«Да, так» – от­ве­ча­ли все.

«Что же, ска­жи­те, – про­дол­жал он, – мо­жет быть луч­ше, вы­ше все­го, все­го пре­вос­ход­нее и по пре­иму­ще­ству до­стой­нее люб­ви, как не сам Гос­подь наш Иисус Хри­стос, Ко­то­рый нас со­здал, укра­сил та­ки­ми со­вер­шен­ства­ми, все­му дал жизнь, все со­дер­жит, пи­та­ет, все лю­бит, Ко­то­рый Сам есть лю­бовь и пре­крас­нее всех че­ло­ве­ков? Не долж­но ли же по­это­му пре­вы­ше все­го лю­бить Бо­га, бо­лее все­го же­лать и ис­кать Его?»

Все за­го­во­ри­ли: «Ну, да! Это ра­зу­ме­ет­ся! Это са­мо по се­бе!»

«А лю­би­те ли вы Бо­га?» – спро­сил то­гда ста­рец.

Все от­ве­ча­ли: «Ко­неч­но, мы лю­бим Бо­га. Как не лю­бить Его?»

«А я, греш­ный, бо­лее со­ро­ка лет ста­ра­юсь лю­бить Бо­га, а не мо­гу ска­зать, что со­вер­шен­но люб­лю Его», – воз­ра­зил им отец Гер­ман и стал объ­яс­нять, как долж­но лю­бить Бо­га. «Ес­ли мы лю­бим ко­го,– го­во­рил он, – мы все­гда по­ми­на­ем то­го, ста­ра­ем­ся уго­дить то­му, день и ночь на­ше серд­це за­ня­то тем пред­ме­том. Так же ли вы, гос­по­да, лю­би­те Бо­га? Ча­сто ли об­ра­ща­е­тесь к Нему, все­гда ли помни­те Его, все­гда ли мо­ли­тесь Ему и ис­пол­ня­е­те Его свя­тые за­по­ве­ди?».

Долж­ны бы­ли при­знать­ся, что нет.

«Для на­ше­го бла­га, для на­ше­го сча­стья, – за­клю­чил ста­рец, – да­дим се­бе обет, что по край­ней ме­ре от се­го дня, от се­го ча­са, от сей ми­ну­ты бу­дем мы ста­рать­ся лю­бить Бо­га уже вы­ше все­го и ис­пол­нять Его свя­тую во­лю!»

Вот ка­кой ум­ный, пре­крас­ный раз­го­вор вел отец Гер­ман в об­ще­стве. Без со­мне­ния, этот раз­го­вор дол­жен был за­пе­чат­леть­ся в серд­цах слу­ша­те­лей на всю их жизнь!

Во­об­ще отец Гер­ман был сло­во­охот­лив, го­во­рил ум­но, дель­но и на­зи­да­тель­но, бо­лее все­го о веч­но­сти, о спа­се­нии, о бу­ду­щей жиз­ни, о судь­бах Бо­жи­их. Мно­го рас­ска­зы­вал из жи­тий свя­тых, из Про­ло­га, но ни­ко­гда не го­во­рил ни­че­го пу­сто­го. Так при­ят­но бы­ло его слу­шать, что бе­се­ду­ю­щие с ним увле­ка­лись его бе­се­дою и неред­ко толь­ко с рас­све­том дня нехо­тя остав­ля­ли его, сви­де­тель­ству­ет кре­ол Кон­стан­тин Ла­ри­о­нов.

Чтобы несколь­ко вы­ра­зить са­мый дух уче­ния от­ца Гер­ма­на, мы при­ве­дем сло­ва соб­ствен­но­руч­но­го пись­ма его. «Ис­тин­но­го хри­сти­а­ни­на, – пи­сал он, – де­ла­ют ве­ра и лю­бовь ко Хри­сту. Гре­хи на­ши ни­ма­ло хри­сти­ан­ству не пре­пят­ству­ют, по сло­ву Са­мо­го Спа­си­те­ля. Он из­во­лил ска­зать: не пра­вед­ныя при­и­дох при­зва­ти, но греш­ныя спа­сти. Ра­дость бы­ва­ет на Небе­си о еди­ном ка­ю­щем­ся бо­лее, неже­ли о де­вя­ти­де­ся­ти пра­вед­ни­ках. Так­же о блуд­ни­це, при­ка­са­ю­щей­ся к но­гам Его, фа­ри­сею Си­мо­ну из­во­лил го­во­рить: име­ю­ще­му лю­бовь, мно­гий долг про­ща­ет­ся, а с не име­ю­ще­го люб­ви и ма­лый долг взыс­ки­ва­ет­ся». Эти­ми и по­доб­ны­ми им рас­суж­де­ни­я­ми хри­сти­а­нин дол­жен при­во­дить се­бя в на­деж­ду и ра­дость, и от­нюдь не вни­мать на­но­си­мо­му от­ча­я­нию; тут ну­жен щит ве­ры.

Грех лю­бя­ще­му Бо­га не что иное, как стре­лы от непри­я­те­ля на сра­же­нии. Ис­тин­ный хри­сти­а­нин есть во­ин, про­ди­ра­ю­щий­ся сквозь пол­ки неви­ди­мо­го вра­га к Небес­но­му сво­е­му оте­че­ству, по апо­столь­ско­му сло­ву: оте­че­ство на­ше на Небе­сах. А о во­и­нах го­во­рит: «несть на­ша брань к кро­ви и пло­ти, но к на­ча­лом и ко вла­с­тем» (Еф.6:12).

Пу­стые ве­ка се­го же­ла­ния уда­ля­ют от оте­че­ства, лю­бовь к тем и при­выч­ка оде­ва­ют ду­шу на­шу как буд­то в гнус­ное пла­тье; оно на­зва­но от апо­сто­лов «внеш­ний че­ло­век». Мы, стран­ствуя в пу­те­ше­ствии сей жиз­ни, при­зы­вая Бо­га в по­мощь, долж­ны гнус­но­сти той со­вле­кать­ся, а оде­вать­ся в но­вые же­ла­ния, в но­вую лю­бовь бу­ду­ще­го ве­ка и через то узна­вать на­ше к Небес­но­му оте­че­ству при­бли­же­ние или уда­ле­ние, но ско­ро се­го сде­лать невоз­мож­но, а долж­но сле­до­вать при­ме­ру боль­ных, ко­то­рые, же­лая лю­без­но­го здра­вия, не остав­ля­ют изыс­ки­вать средств для из­ле­че­ния се­бя. Я го­во­рю не яс­но».

Ни­че­го не ис­кав для се­бя в жиз­ни, дав­но уже, при са­мом при­бы­тии в Аме­ри­ку, по сми­ре­нию от­ка­зав­шись от са­на иеро­мо­на­ха и ар­хи­манд­ри­та и остав­шись на­все­гда про­стым мо­на­хом, отец Гер­ман без ма­лей­ше­го стра­ха пред силь­ны­ми рев­но­вал всем усер­ди­ем по Бо­ге. С крот­кою лю­бо­вью об­ли­чал он мно­гих в нетрез­вой жиз­ни, недо­стой­ном по­ве­де­нии и при­тес­не­нии але­утов, и все это – невзи­рая на чи­ны и зва­ния.

Об­ли­ча­е­мая зло­ба во­ору­жи­лась про­тив него, де­ла­ла ему все­воз­мож­ные непри­ят­но­сти и кле­ве­та­ла на него. Кле­ве­ты бы­ли так силь­ны, что ча­сто да­же лю­ди бла­го­на­ме­рен­ные не мог­ли за­ме­тить той лжи, ко­то­рая в до­но­сах на от­ца Гер­ма­на скры­ва­лась под по­кро­вом на­руж­ной прав­ды, и по­это­му долж­но ска­зать, что толь­ко один Гос­подь со­хра­нял стар­ца.

Пра­ви­тель ко­ло­ний Я., еще не уви­дев от­ца Гер­ма­на и толь­ко по од­ним на­го­во­рам на него, пи­сал в Пе­тер­бург о необ­хо­ди­мо­сти его уда­ле­ния, объ­яс­няя свое про­ше­ние тем, буд­то он воз­му­ща­ет але­утов про­тив на­чаль­ства. Свя­щен­ник, при­е­хав­ший из Ир­кут­ска с боль­ши­ми пол­но­мо­чи­я­ми, на­де­лал от­цу Гер­ма­ну мно­го огор­че­ний и хо­тел от­пра­вить его в Ир­кутск, но пра­ви­тель ко­ло­ний Му­ра­вьев за­щи­тил стар­ца. Дру­гой свя­щен­ник, М., при­был на Ело­вый ост­ров с пра­ви­те­лем ко­ло­ний И. и слу­жи­те­ля­ми Ком­па­нии обыс­ки­вать кел­лию от­ца Гер­ма­на, пред­по­ла­гая най­ти у него боль­шое иму­ще­ство. Ко­гда не на­шли ни­че­го цен­но­го, ве­ро­ят­но, с доз­во­ле­ния стар­ших, слу­жи­тель По­но­марь­ков стал то­по­ром вы­во­ра­чи­вать по­ло­вые дос­ки. «Друг мой, – ска­зал то­гда ему Гер­ман, – на­прас­но ты взял то­пор, это ору­дие ли­шит те­бя жиз­ни». Через ко­рот­кое вре­мя по­тре­бо­ва­лись лю­ди в Ни­ко­ла­ев­ский ре­дут, и по­это­му из Ка­дья­ка по­сла­ли ту­да рус­ских слу­жи­те­лей, в чис­ле их По­но­марь­ко­ва. Там-то и сбы­лось пред­ска­за­ние от­ца Гер­ма­на: ке­най­цы ему, сон­но­му, от­ру­би­ли го­ло­ву.

Мно­го ве­ли­ких скор­бей по­нес отец Гер­ман и от бе­сов. Это он сам от­крыл сво­е­му уче­ни­ку Ге­ра­си­му, ко­гда тот, вой­дя к нему в кел­лию без обыч­ной мо­лит­вы, на все во­про­сы свои не по­лу­чил от­ве­та и на дру­гой день спро­сил его о при­чине вче­раш­не­го мол­ча­ния. «Ко­гда я при­шел на этот ост­ров и по­се­лил­ся в этой пу­стыне, – от­ве­чал ему то­гда отец Гер­ман, – мно­го раз бе­сы при­хо­ди­ли ко мне как буд­то для на­доб­но­стей то в ви­де че­ло­ве­че­ском, то в ви­де зве­рей, то­гда я мно­го по­тер­пел от них и раз­ных скор­бей, и ис­ку­ше­ний, по­это­му-то я те­перь и не го­во­рю с те­ми, кто вой­дет ко мне без мо­лит­вы».

По­свя­тив се­бя со­вер­шен­но на слу­же­ние Гос­по­ду, рев­нуя един­ствен­но о про­слав­ле­нии Его Все­свя­то­го Име­ни, вда­ли от ро­ди­ны, сре­ди мно­го­об­раз­ных скор­бей и ли­ше­ний, де­сят­ки лет про­ве­дя в вы­со­ких по­дви­гах са­мо­от­вер­же­ния, отец Гер­ман был спо­доб­лен от Гос­по­да мно­гих бла­го­дат­ных да­ров.

Сре­ди Ело­во­го ост­ро­ва по го­ре сбе­га­ет ру­чей, устье ко­то­ро­го все­гда по­кры­то бу­ру­на­ми. Вес­ной, ко­гда по­яв­ля­лась реч­ная ры­ба, ста­рец от­гре­бал пе­сок из устья, чтобы мож­но бы­ло прой­ти ры­бе, и рву­ща­я­ся на нерест ры­ба устрем­ля­лась в ре­ку. Су­ше­ною ры­бою кор­мил отец Гер­ман птиц, и они во мно­же­стве оби­та­ли око­ло его кел­лии. Под кел­ли­ей у него жи­ли гор­но­стаи. Этот ма­лень­кий зве­рек, ко­гда още­нит­ся, недо­сту­пен, а отец Гер­ман кор­мил его из рук. «Не чу­до ли это мы ви­де­ли?» – го­во­рил его уче­ник Иг­на­тий. Ви­де­ли так­же, что отец Гер­ман кор­мил мед­ве­дей. Со смер­тью стар­ца и пти­цы, и зве­ри уда­ли­лись, да­же род его не да­вал ни­ка­ко­го уро­жая, ес­ли кто са­мо­воль­но дер­жал его, утвер­ждал Иг­на­тий.

Од­на­жды на Ело­вом ост­ро­ве сде­ла­лось на­вод­не­ние. Жи­те­ли в ис­пу­ге при­бе­жа­ли к стар­цу, то­гда он взял из до­ма сво­их вос­пи­тан­ни­ков ико­ну Бо­жи­ей Ма­те­ри, вы­нес ее, по­ста­вил на ме­ли (лай­де) и стал мо­лить­ся. По окон­ча­нии мо­лит­вы, об­ра­тив­шись к при­сут­ству­ю­щим, ска­зал: «Не бой­тесь, да­лее ме­ста, где сто­ит свя­тая ико­на, не пой­дет во­да». Ис­пол­ни­лось сло­во стар­ца. За­тем, обе­щая та­кую же по­мощь от свя­той ико­ны и на бу­ду­щее вре­мя за­ступ­ле­ни­ем Пре­не­по­роч­ной Вла­ды­чи­цы, по­ру­чил он уче­ни­це сво­ей Со­фье в слу­чае на­вод­не­ния ста­вить ико­ну на лай­ду. Ико­на эта хра­нит­ся на ост­ро­ве.

Ба­рон Ф.П. Вран­гель по прось­бе стар­ца пи­сал под его дик­тов­ку пись­мо од­но­му из мит­ро­по­ли­тов (имя его оста­лось неиз­вест­но). Ко­гда пись­мо бы­ло окон­че­но и про­чи­та­но, ста­рец по­здра­вил ба­ро­на с чи­ном адми­ра­ла. Изу­мил­ся ба­рон: это для него бы­ла но­вость, ко­то­рая дей­стви­тель­но под­твер­ди­лась толь­ко через дол­гое вре­мя, при вы­ез­де его в Пе­тер­бург.

«Жаль мне те­бя, лю­без­ный кум, – го­во­рил отец Гер­ман пра­ви­те­лю Ка­ше­ва­ро­ву, у ко­то­ро­го он при­ни­мал от ку­пе­ли сы­на, – жаль, сме­на те­бе бу­дет непри­ят­ная!» Го­да через два Ка­ше­ва­ров был свя­зан во вре­мя сме­ны и от­прав­лен на ост­ров Сит­ху.

За год до по­лу­че­ния в Ка­дья­ке из­ве­стий о смер­ти вы­со­ко­прео­свя­щен­но­го мит­ро­по­ли­та (имя его неиз­вест­но), отец Гер­ман го­во­рил але­утам, что их боль­шой ду­хов­ный на­чаль­ник скон­чал­ся.

«Ча­сто го­во­рил ста­рец, что в Аме­ри­ке бу­дет свой ар­хи­ерей, то­гда как об этом ни­кто и не ду­мал, – рас­ска­зы­вал прео­свя­щен­ный Петр, – но про­ро­че­ство это в свое вре­мя сбы­лось».

«По­сле смер­ти мо­ей, – го­во­рил отец Гер­ман, – бу­дет по­валь­ная бо­лезнь, и умрет от нее мно­го лю­дей, и рус­ские объ­еди­нят але­утов».

Дей­стви­тель­но, ка­жет­ся, через пол­го­да по его кон­чине бы­ло оспен­ное по­вет­рие, смерт­ность от ко­то­ро­го в Аме­ри­ке бы­ла по­ра­зи­тель­ная: в неко­то­рых се­ле­ни­ях оста­ва­лось в жи­вых толь­ко по несколь­ко че­ло­век. Это по­бу­ди­ло ко­ло­ни­аль­ное на­чаль­ство объ­еди­нить але­утов. То­гда из два­дца­ти але­ут­ских се­ле­ний об­ра­зо­ва­лось семь.

«Хо­тя и мно­го вре­ме­ни прой­дет по­сле мо­ей смер­ти, – го­во­рил отец Гер­ман, – но ме­ня не за­бу­дут, и ме­сто жи­тель­ство мо­е­го не бу­дет пу­сто. По­доб­ный мне мо­нах, убе­га­ю­щий сла­вы че­ло­ве­че­ской, при­дет и бу­дет жить на Ело­вом, и Ело­вый не бу­дет без лю­дей».

«Ми­лень­кий, – спра­ши­вал отец Гер­ман кре­о­ла Кон­стан­ти­на, ко­гда то­му бы­ло не бо­лее две­на­дца­ти лет от ро­ду, – как ты ду­ма­ешь, ча­сов­ня, ко­то­рую те­перь стро­ят, оста­нет­ся ли втуне?» «Не знаю, апа», – от­ве­чал ма­лют­ка. «Я, дей­стви­тель­но, – го­во­рил Кон­стан­тин, – не по­нял то­гда во­про­са, хо­тя весь раз­го­вор со стар­цем жи­во за­пе­чат­лел­ся в мо­ей па­мя­ти». Ста­рец же, несколь­ко по­мол­чав, ска­зал: «Ди­тя мое, помни, что на этом ме­сте со вре­ме­нем бу­дет мо­на­стырь».

«Прой­дет трид­цать лет по­сле мо­ей смер­ти, все жи­ву­щие те­перь на Ело­вом ост­ро­ве пе­ре­мрут, ты оста­нешь­ся жив и бу­дешь стар и бе­ден, и то­гда вспом­нят ме­ня», – го­во­рил отец Гер­ман уче­ни­ку сво­е­му, але­уту Иг­на­тию Алиг-яге.

«Ко­гда я умру, – го­во­рил ста­рец сво­им уче­ни­кам, – вы по­хо­ро­ни­те ме­ня ря­дом с от­цом Иоаса­фом. Мо­е­го бы­ка убей­те; мне до­воль­но по­слу­жил. По­хо­ро­ни­те же ме­ня од­ни и не ска­зы­вай­те о мо­ей смер­ти в га­вань: га­вань­ские не уви­дят мо­е­го ли­ца. За свя­щен­ни­ком не по­сы­лай­те и не до­жи­дай­тесь его: не до­жде­тесь. Те­ла мо­е­го не об­мы­вай­те, по­ло­жи­те его на дос­ку, сло­жи­те на гру­ди ру­ки, за­ку­тай­те в ман­тию, ее вос­кры­ли­я­ми и кло­бу­ком по­крой­те мое ли­цо и го­ло­ву. Ес­ли кто по­же­ла­ет про­стить­ся со мной, пусть це­лу­ет крест, ли­ца мо­е­го ни­ко­му не по­ка­зы­вай­те. Опу­стив на зем­лю, по­крой­те ме­ня быв­шим мо­им оде­я­лом».

При­бли­жа­лось вре­мя от­ше­ствия стар­ца. В один из дней при­ка­зал он уче­ни­ку сво­е­му Ге­ра­си­му за­жечь све­чи пред ико­на­ми и чи­тать Де­я­ния апо­столь­ские. Через неко­то­рое вре­мя ли­цо его про­си­я­ло и он гром­ко про­из­нес: «Сла­ва Те­бе, Гос­по­ди!» По­том, при­ка­зав пре­кра­тить чте­ние, объ­явил, что Гос­по­ду бы­ло угод­но еще на неде­лю про­длить его жизнь.

Через неде­лю опять по его при­ка­за­нию бы­ли за­жже­ны све­чи и чи­та­ли Де­я­ния свя­тых апо­сто­лов. Ти­хо пре­кло­нил ста­рец свою го­ло­ву на грудь Ге­ра­си­ма, кел­лия на­пол­ни­лась бла­го­уха­ния, ли­цо его про­си­я­ло, и в то же мгно­ве­ние от­ца Гер­ма­на не ста­ло. Так бла­жен­но по­чил он сном пра­вед­ни­ка на во­семь­де­сят пер­вом го­ду сво­ей мно­го­труд­ной жиз­ни, 13 де­каб­ря 1837 го­да.

Несмот­ря на пред­смерт­ную во­лю от­ца Гер­ма­на, уче­ни­ки его не ре­ши­лись хо­ро­нить стар­ца, не дав о том знать в га­вань; неиз­вест­но по­че­му не уби­ли они и бы­ка. По­слан­ный с пе­чаль­ной ве­стью воз­вра­тил­ся из га­ва­ни, со­об­щив, что пра­ви­тель ко­ло­нии Ка­ше­ва­ров за­пре­тил хо­ро­нить стар­ца до его при­ез­да. Там же, в га­ва­ни, был за­ка­зан для усоп­ше­го луч­ший гроб, ко­то­рый дол­жен был до­ста­вить на Ело­вый свя­щен­ник. Но все эти рас­по­ря­же­ния бы­ли про­тив­ны во­ле по­чив­ше­го. И вот по­дул страш­ный ве­тер, по­лил дождь, сде­ла­лась ужас­ная бу­ря. Неве­лик был пе­ре­езд из га­ва­ни на Ело­вый, все­го ча­са два пу­ти, но ни­кто не ре­шал­ся пу­стить­ся в мо­ре в та­кую по­го­ду. Так бы­ло це­лый ме­сяц, и все это вре­мя те­ло от­ца Гер­ма­на ле­жа­ло в теп­лом до­ме его вос­пи­тан­ни­ков, ли­цо его не из­ме­ни­лось и от те­ла не бы­ло ни ма­лей­ше­го за­па­ха.

На­ко­нец с опыт­ным ста­ри­ком Козь­мою Учи­ли­ще­вым был до­став­лен гроб; из га­вань­ских ни­кто не при­е­хал, и жи­те­ли ост­ро­ва од­ни пре­да­ли зем­ле брен­ные остан­ки сво­е­го стар­ца. Та ис­пол­ни­лось по­след­нее же­ла­ние от­ца Гер­ма­на. Бык от­ца Гер­ма­на на дру­гой день по его смер­ти уда­рил­ся го­ло­вой о де­ре­во и сва­лил­ся на зем­лю мерт­вый.

В са­мый день смер­ти стар­ца в се­ле­нии Ка­та­ни на Афо­гна­ке ви­ден был над Ело­вым необык­но­вен­ный све­тя­щий­ся столб до неба. По­ра­жен­ные чу­дес­ным яв­ле­ни­ем кре­ол Ге­ра­сим Во­лог­дин и же­на его Ан­на ста­ли мо­лить­ся со сло­ва­ми: «Вид­но, отец Гер­ман оста­вил нас». Этот све­тя­щий­ся столб ви­де­ли и дру­гие. В тот же ве­чер в дру­гом се­ле­нии на Афо­гна­ке ви­де­ли че­ло­ве­ка, под­ни­мав­ше­го­ся к об­ла­кам над Ело­вым ост­ро­вом.

По­хо­ро­нив стар­ца, уче­ни­ки по­ста­ви­ли над его мо­ги­лой про­стой де­ре­вян­ный крест. Поз­же на этом ме­сте был воз­двиг­нут храм, освя­щен­ный во имя пре­по­доб­ных Сер­гия и Гер­ма­на, Ва­ла­ам­ских чу­до­твор­цев.

Ви­дев слав­ную по­дви­га­ми жизнь от­ца Гер­ма­на, ви­дев его чу­де­са, ви­дев ис­пол­не­ние его про­ро­честв и, на­ко­нец, его бла­жен­ное успе­ние, «все мест­ные жи­те­ли, – сви­де­тель­ству­ет прео­свя­щен­ный Петр, – вполне уве­ре­ны в его бо­го­уго­жде­нии».

В 1842 го­ду, через шесть лет по пре­став­ле­нии стар­ца, плы­вя мо­рем на Ка­дьяк и на­хо­дясь в край­ней опас­но­сти, вы­со­ко­прео­свя­щен­ный Ин­но­кен­тий, ар­хи­епи­скоп Кам­чат­ский и Але­ут­ский, воз­зрев на ост­ров Ело­вый, ска­зал в уме сво­ем: «Ес­ли ты, отец Гер­ман, уго­дил Гос­по­ду, то пусть пе­ре­ме­нит­ся ве­тер!» И точ­но, не про­шло ка­жет­ся и чет­вер­ти ча­са, рас­ска­зы­вал впо­след­ствии вы­со­ко­прео­свя­щен­ный, как ве­тер сде­лал­ся по­пут­ным, и они бла­го­по­луч­но при­ста­ли к бе­ре­гу. В бла­го­дар­ность за из­бав­ле­ние ар­хи­епи­скоп Ин­но­кен­тий сам от­слу­жил на мо­ги­ле бла­жен­но­го па­ни­хи­ду.

В 1867 го­ду один из аляс­кин­ских епи­ско­пов со­ста­вил за­пис­ку о жи­тии пре­по­доб­но­го Гер­ма­на и о слу­ча­ях чу­до­тво­ре­ния по его мо­лит­вам, ко­то­рые еще дол­го по­сле его бла­жен­ной кон­чи­ны за­пи­сы­ва­лись доб­ро­хо­та­ми. Впер­вые жи­тие пре­по­доб­но­го Гер­ма­на бы­ло опуб­ли­ко­ва­но на Ва­ла­а­ме в 1894 го­ду. В 1927 го­ду рус­ский ар­хи­манд­рит Ге­ра­сим (Шмальц) при­был на ост­ров Ело­вый и остал­ся там до кон­ца сво­их дней. В 1952 го­ду им бы­ли со­став­ле­ны жи­тие и ака­фист пре­по­доб­но­му, а через семь лет им же мо­щи пре­по­доб­но­го Гер­ма­на бы­ли от­кры­ты и пе­ре­не­се­ны в спе­ци­аль­но по­стро­ен­ную неболь­шую ча­сов­ню.

9 ав­гу­ста 1970 го­да, на день па­мя­ти свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка и це­ли­те­ля Пан­те­ле­и­мо­на, на ост­ро­ве Ка­дья­ке бы­ло со­вер­ше­но про­слав­ле­ние пре­по­доб­но­го Гер­ма­на. Опре­де­ле­ни­ем Свя­щен­но­го Си­но­да Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви от 1 де­каб­ря 1970 го­да имя пре­по­доб­но­го Гер­ма­на Аляс­кин­ско­го бы­ло вклю­че­но в ме­ся­це­слов. В 1984 го­ду пре­по­доб­ный Гер­ман про­слав­лен вме­сте со все­ми си­бир­ски­ми свя­ты­ми. Его изо­бра­же­ние есть на об­щей иконе си­бир­ских свя­тых.

При­ме­ча­ния

^[1] Де­изм – ре­ли­ги­оз­но-фило­соф­ское уче­ние, рас­про­стра­нен­ное в ХVII–ХVIII вв., до­пус­кав­шее су­ще­ство­ва­ние Бо­га лишь как пер­во­при­чи­ны ми­ра и от­ри­цав­шее су­ще­ство­ва­ние Бо­га как Лич­но­сти.

***

Краткое житие блаженного Николая Кочанова, Новгородского

Ро­дил­ся и жил в XIV ве­ке в Нов­го­ро­де. С юно­сти бла­жен­ный про­во­дил доб­ро­де­тель­ную жизнь: усерд­но по­се­щал храм Бо­жий, лю­бил пост и мо­лит­ву. Не же­лая че­ло­ве­че­ской сла­вы, свя­той при­нял на се­бя по­двиг юрод­ства ра­ди Хри­ста и в ру­би­ще бе­гал по го­ро­ду, тер­пя по­бои и на­смеш­ки. В это вре­мя на дру­гой сто­роне ре­ки Вол­хо­ва под­ви­зал­ся дру­гой бла­жен­ный – Фе­о­дор, Хри­ста ра­ди юро­ди­вый (па­мять 19 ян­ва­ря/1 фев­ра­ля). Эти два свя­тых му­жа пред­став­ля­лись непри­ми­ри­мы­ми вра­га­ми и тем са­мым на­гляд­но изо­бра­жа­ли нов­го­род­цам их меж­до­усо­бия. Раз, до­го­няя сво­е­го мни­мо­го про­тив­ни­ка, бла­жен­ный Ни­ко­лай по­шел по ре­ке как по су­ше и бро­сил в бла­жен­но­го Фе­о­до­ра ко­чан ка­пу­сты, от че­го и на­зван был Ко­ча­но­вым.

Гос­подь про­сла­вил Сво­е­го угод­ни­ка да­ром про­зор­ли­во­сти и чу­до­тво­ре­ния. Скон­чал­ся свя­той Ни­ко­лай 27 июля 1392 г.

Полное житие блаженного Николая Кочанова, Новгородского

Бла­жен­ный Ни­ко­лай Ко­ча­нов жил в XIV ве­ке. Он ро­дил­ся в Нов­го­ро­де в бо­га­той и знат­ной се­мье Мак­си­ма и Иули­а­нии. С юно­сти свя­той Ни­ко­лай от­ли­чал­ся глу­бо­ким бла­го­че­сти­ем, усерд­но по­се­щал храм Бо­жий, лю­бил пост и мо­лит­ву, щед­ро раз­да­вал ми­ло­сты­ню бед­ным. Ви­дя его доб­ро­де­тель­ную жизнь, нов­го­род­ские вель­мо­жи ста­ли про­слав­лять его. Бла­жен­ный, ис­пу­гав­шись сла­вы «от че­ло­век», на­чал юрод­ство­вать ра­ди Гос­по­да. Он оста­вил свой бо­га­тый дом, одел­ся в ру­би­ще и так ски­тал­ся по го­ро­ду в лю­бое вре­мя го­да, пре­тер­пе­вая хо­лод и ни­ще­ту, с тай­ной мо­лит­вой в серд­це. Без­рас­суд­ные лю­ди зло­сло­ви­ли свя­то­го, на­но­си­ли ему вся­кие оби­ды и да­же по­бои, но он ра­до­вал­ся и мо­лил­ся о сво­их оскор­би­те­лях. Гос­подь же укреп­лял его в по­дви­ге.

Бла­жен­ный Ни­ко­лай жил на Со­фий­ской сто­роне Нов­го­ро­да. На Тор­го­вой сто­роне в то же вре­мя под­ви­зал­ся бла­жен­ный Фе­о­дор, так­же юро­ди­вый Хри­ста ра­ди (па­мять 19 ян­ва­ря/1 фев­ра­ля). Оба свя­тых, об­ли­чая рас­при нов­го­род­цев Со­фий­ской и Тор­го­вой сто­рон, мни­мо враж­до­ва­ли. Они из­го­ня­ли друг дру­га, ко­гда каж­дый за­хо­дил не на свою сто­ро­ну. Од­на­жды, до­го­няя сво­е­го «непри­ми­ри­мо­го вра­га», бла­жен­ный Ни­ко­лай по­шел по Вол­хо­ву как по су­ше и бро­сил в бла­жен­но­го Фе­о­до­ра ко­чан ка­пу­сты, от­че­го и был на­зван Ко­ча­но­вым.

Гос­подь про­сла­вил Сво­е­го угод­ни­ка да­ра­ми про­зор­ли­во­сти и чу­до­тво­ре­ний. Тут не укрыл­ся бла­жен­ный от мол­вы, ибо все взи­ра­ли на него как на че­ло­ве­ка Бо­жия. Как-то один нов­го­род­ский по­сад­ник при­гла­сил его на пир­ше­ство всех име­ни­тых му­жей го­ро­да, а слу­ги без ве­до­ма хо­зя­и­на про­гна­ли свя­то­го. Ко­гда он ушел, то ис­чез­ло ви­но в со­су­дах. По­сад­ник, узнав, что при­хо­дил бла­жен­ный Ни­ко­лай и что его про­гна­ли, по­слал вер­нуть его. И ко­гда свя­той вер­нул­ся, ви­но вновь об­ре­лось в со­су­дах.

По­сле кон­чи­ны бла­жен­но­го Ни­ко­лая, 27 июля 1392 го­да, его те­ло бы­ло пог­ре­бе­но по за­ве­ща­нию свя­то­го на краю клад­би­ща, рас­по­ло­жен­но­го во­круг Иа­ков­ско­го со­бо­ра, близ до­ро­ги.

В 1554 го­ду над мо­ги­лой свя­то­го был по­стро­ен ка­мен­ный храм во имя свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на, но в на­ро­де он на­зы­ва­ет­ся хра­мом свя­то­го Ни­ко­лая чу­до­твор­ца Ко­ча­но­ва. Этот храм поль­зо­вал­ся осо­бым по­чи­та­ни­ем Нов­го­род­ских свя­ти­те­лей, ко­то­рые обя­за­тель­но (по уста­ву Со­фий­ско­го со­бо­ра) по­се­ща­ли его в чет­верг неде­ли Мя­со­пуст­ной: «А в тот же день (чет­вер­ток Мя­со­пуст­ной) едет свя­ти­тель к свя­то­му Ни­ко­ле Ко­ча­но­ву в цер­ковь про­щать­ся». В XVII ве­ке в день па­мя­ти бла­жен­но­го Ни­ко­лая в том хра­ме служ­ба со­вер­ша­лась ар­хи­ере­ем.

В 1815 го­ду над мо­ща­ми бла­жен­но­го Ни­ко­лая был устро­е­на но­вая рез­ная гроб­ни­ца с се­нью. На ико­нах бла­жен­ный Ни­ко­лай, в от­ли­чие от дру­гих юро­ди­вых Хри­ста ра­ди, не изо­бра­жа­ет­ся бо­сым, по­лу­на­гим, ед­ва при­кры­тым вет­хой одеж­дой, но... «шу­ба кня­же­ская, ис­под­няя ла­зо­ре­вая, под­по­я­сан пла­том», с ко­ча­ном в ру­ке.