Среда, 24 Октября 2018 11:10

Прп. Льва Оптинского (1841). Собор преподобных Оптинских старцев

Пер­вый прис­но­па­мят­ный оп­тин­ский ста­рец Лев (На­гол­кин) ро­дил­ся в г. Ка­ра­че­ве Ор­лов­ской губ., и в свя­том кре­ще­нии на­ре­чен был Львом. В ми­ру он вра­щал­ся в ку­пе­че­ском бы­ту и слу­жил при­каз­чи­ком в пень­ко­вом де­ле, во­зил пень­ку для сбы­та на даль­ние рас­сто­я­ния. Од­на­жды юно­ша под­верг­ся на­па­де­нию от вол­ка, ко­то­рый вы­рвал у него из но­ги огром­ный ку­сок. Бу­дучи необы­чай­но силь­ным и сме­лым, Лев за­су­нул ку­лак в глот­ку вол­ка, а дру­гой ру­кой сда­вил ему гор­ло. Обес­си­лен­ный волк упал с во­за. Ста­рец Лев при­хра­мы­вал по­сле это­го всю жизнь.

Смет­ли­вый и в выс­шей сте­пе­ни спо­соб­ный при­каз­чик во вре­мя пе­ре­ез­дов стал­ки­вал­ся с пред­ста­ви­те­ля­ми всех клас­сов об­ще­ства. Он хо­ро­шо осво­ил­ся с ма­не­ра­ми и бы­том каж­до­го из них. Этот опыт при­го­дил­ся ему в го­ды стар­че­ство­ва­ния, ко­гда к нему при­хо­ди­ли и рас­кры­ва­ли ду­шу са­мые раз­ные лю­ди, знат­ные и незнат­ные.

На­ча­ло мо­на­ше­ской жиз­ни преп. Лев по­ло­жил в Оп­ти­ной Пу­сты­ни, но по­том пе­ре­шел в Бе­ло­бе­реж­скую Пу­стынь, где в то вре­мя на­сто­я­тель­ство­вал из­вест­ный афон­ский по­движ­ник о. Ва­си­лий Киш­кин. Вско­ре Лев при­нял мо­на­ше­ский по­стриг с име­нем Лео­нид. Здесь он про­шел ис­кус обу­че­ния мо­на­ше­ским доб­ро­де­те­лям: по­слу­ша­нию, тер­пе­нию и всем внеш­ним по­дви­гам. В 1804 г. он стал пре­ем­ни­ком о. Ва­си­лия. Еще до на­зна­че­ния сво­е­го на­сто­я­те­лем, пре­по­доб­ный про­жил неко­то­рое вре­мя в Чолн­ском мо­на­сты­ре, где встре­тил­ся с уче­ни­ком стар­ца Па­и­сия Ве­лич­ков­ско­го о. Фе­о­до­ром и стал его пре­дан­ным по­сле­до­ва­те­лем. Ста­рец Фе­о­дор обу­чал преп. Лео­ни­да выс­ше­му мо­на­ше­ско­му де­ла­нию, этой «на­у­ке из на­ук и ис­кус­ству из ис­кусств», как зо­вет­ся по­двиг непре­стан­ной мо­лит­вы, по­сред­ством ко­то­рой про­ис­хо­дит очи­ще­ние серд­ца от стра­стей. В это же вре­мя пре­по­доб­ный по­зна­ко­мил­ся с ин­спек­то­ром Ор­лов­ской се­ми­на­рии игу­ме­ном Фила­ре­том, бу­ду­щим мит­ро­по­ли­том Ки­ев­ским. Это об­сто­я­тель­ство име­ло для стар­ца зна­че­ние в его по­сле­ду­ю­щей жиз­ни.

Как толь­ко ста­рец Лео­нид был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Бе­ло­бе­реж­ской Пу­сты­ни, о. Фе­о­дор пе­ре­шел к нему на жи­тель­ство. Впо­след­ствии оба по­движ­ни­ка во мно­гих ски­та­ни­ях про­жи­ли сов­мест­но око­ло два­дца­ти лет. Под ру­ко­вод­ством о. Фе­о­до­ра преп. Лео­нид до­стиг вы­со­ких ду­хов­ных да­ро­ва­ний.

В Бе­лых Бе­ре­гах о. Фе­о­до­ра по­стиг­ла про­дол­жи­тель­ная бо­лезнь, по­сле ко­то­рой по­стро­и­ли ему уеди­нен­ную ке­лью в лес­ной глу­ши, в двух вер­стах от оби­те­ли, где он и по­се­лил­ся с о. Клео­пой. К этим ве­ли­ким по­движ­ни­кам вско­ре при­со­еди­нил­ся и сам пре­по­доб­ный, сло­жив­ший с се­бя зва­ние на­сто­я­те­ля в 1808 го­ду. Здесь в пу­стын­ном без­мол­вии он при­нял ке­лей­но по­стри­же­ние в схи­му и на­ре­чен был Львом. Вско­ре по­сле это­го стар­цы Лев и Клео­па пе­ре­се­ли­лись в Ва­ла­ам­ский мо­на­стырь, а в 1812 го­ду к ним при­со­еди­нил­ся и ста­рец Фе­о­дор.

Око­ло ше­сти лет про­жи­ли ве­ли­кие стар­цы в Ва­ла­ам­ском ски­ту, где им вна­ча­ле жи­лось хо­ро­шо, как об этом пи­сал о. Фе­о­дор: «Вза­прав­ду мож­но по­хва­лить­ся ми­ло­сер­ди­ем Бо­жи­им на нас, недо­стой­ных, яв­лен­ным: при­вел нас в ме­сто без­молв­ное, спо­кой­ное, от че­ло­ве­ков уда­лен­ное, мол­вы сво­бож­ден­ное». Та­мош­ний юро­ди­вый Ан­тон Ива­но­вич ска­зал: «Тор­го­ва­ли хо­ро­шо». То есть при­влек­ли к се­бе муд­ро­стью и сми­ре­ни­ем мно­гих бра­тий, ко­то­рые к ним ста­ли хо­дить за ду­хов­ным ру­ко­вод­ством. Им уда­лось спа­сти от глу­бо­ко­го от­ча­я­ния ке­ли­ар­ха мо­на­сты­ря о. Ев­до­ки­ма, ко­то­рый, ис­пол­няя внеш­ние по­дви­ги, не мог спра­вить­ся с та­ки­ми стра­стя­ми, как гнев и пр. Стар­цы ука­за­ли ему ис­тин­ный путь к от­вер­зе­нию серд­ца, и он по­нял сми­рен­ную на­у­ку от­цов, на­чал сми­рять­ся, воз­рож­дать­ся и впо­след­ствии сам стал учи­те­лем бра­тии. Име­на Лео­ни­да и Фе­о­до­ра все­гда бы­ли на его устах. Игу­мен мо­на­сты­ря о. Ин­но­кен­тий воз­не­го­до­вал, что стар­цы от­ня­ли у него его уче­ни­ка, и об­ра­тил­ся с жа­ло­бой к Пе­тер­бург­ско­му мит­ро­по­ли­ту Ам­вро­сию. Из Пе­тер­бур­га при­е­ха­ла ко­мис­сия, стар­цы бы­ли оправ­да­ны, а игу­ме­ну бы­ло сде­ла­но стро­гое вну­ше­ние. Но зная че­ло­ве­че­скую при­ро­ду, стар­цы по­бо­я­лись оста­вать­ся на Ва­ла­а­ме, в осо­бен­но­сти по­сле по­се­ще­ния мо­на­сты­ря кня­зем Го­ли­ци­ным, ко­то­рый ока­зал им осо­бое вни­ма­ние. Они пе­ре­бра­лись в Алек­сан­дро-Свир­ский мо­на­стырь.

В 1820 го­ду го­су­дарь Алек­сандр I объ­ез­жал се­вер­ные свои вла­де­ния. Путь его про­ле­гал вбли­зи Алек­сан­дро-Свир­ско­го мо­на­сты­ря. Жив­шие там стар­цы о. Фе­о­дор и преп. Лео­нид по­чти­тель­но пред­ло­жи­ли сво­е­му на­сто­я­те­лю при­го­то­вить­ся к встре­че го­су­да­ря, хо­тя в его марш­ру­те мо­на­стырь этот не был обо­зна­чен. Отец на­сто­я­тель при­слу­шал­ся к со­ве­ту стар­цев и в день, ука­зан­ный ими, ожи­дал им­пе­ра­то­ра у во­рот. Меж­ду тем го­су­дарь на пу­ти, по сво­е­му обык­но­ве­нию, рас­спра­ши­вал о мест­но­сти и ее жи­те­лях у ям­щи­ков – ино­гда сам, ино­гда через ку­че­ра Илью, неиз­мен­но­го сво­е­го воз­ни­цу. При­бли­жа­ясь к до­ро­ге, где по­став­лен был крест в знак бли­зо­сти мо­на­сты­ря и для ука­за­ния к нему пу­ти, го­су­дарь спро­сил: «Что это за крест?». Узнав же, что неда­ле­ко Свир­ский мо­на­стырь, он ве­лел ту­да ехать. При этом на­чал рас­спра­ши­вать, – ка­ко­во в мо­на­сты­ре и ка­ко­вы бра­тия. Ям­щик, неред­ко ту­да хо­див­ший, от­ве­чал, что ныне ста­ло луч­ше преж­не­го. «От­че­го?» – спро­сил го­су­дарь. «Недав­но по­се­ли­лись там стар­цы о. Фе­о­дор и о. Лев; те­перь и на кли­ро­се по­ют по­луч­ше, и во всем бо­лее по­ряд­ка». Го­су­дарь, слы­хав­ший от кня­зя Го­ли­ци­на эти име­на, по­же­лал со стар­ца­ми по­зна­ко­мить­ся. Меж­ду тем ожи­дав­шие ца­ря, ис­пы­тан­ные скор­бя­ми стар­цы со­тво­ри­ли меж­ду со­бою крат­кое со­ве­ща­ние, как по­сту­пить, ес­ли го­су­да­рю угод­но бу­дет по­се­тить их, и ре­ши­ли, чтобы не вы­зы­вать у бра­тии за­ви­сти, мол­чать. Подъ­е­хав к мо­на­сты­рю, го­су­дарь уди­вил­ся встре­че: «Раз­ве жда­ли ме­ня?». На­сто­я­тель ска­зал, что вы­шел на­встре­чу по со­ве­ту стар­цев. При­ло­жив­шись к мо­щам, царь спро­сил: «Где здесь о. Фе­о­дор и о. Лев?». Стар­цы несколь­ко вы­да­лись, но на все во­про­сы им­пе­ра­то­ра от­ве­ча­ли сдер­жан­но и от­ры­ви­сто. Го­су­дарь это за­ме­тил и пре­кра­тил во­про­сы, но по­же­лал при­нять бла­го­сло­ве­ние от о. Фе­о­до­ра. «Я мо­нах непо­свя­щен­ный, – ска­зал сми­рен­ный ста­рец, – я про­сто му­жик». Царь веж­ли­во от­кла­нял­ся и по­ехал в даль­ней­ший путь.

Во вре­мя пре­бы­ва­ния в Алек­сан­дро-Свир­ском мо­на­сты­ре преп. Лео­нид од­на­жды ез­дил по де­лам в Пе­тер­бург и из рас­ска­за о его пре­бы­ва­нии в сто­ли­це вид­но, что уже то­гда он был ис­тин­ным про­зор­ли­вым стар­цем, об­ла­да­те­лем мно­гих ду­хов­ных да­ро­ва­ний. Он по­се­щал там од­ну ду­хов­ную дочь, ко­то­рую спас от непра­виль­но­го ду­хов­но­го устро­е­ния, име­ну­е­мо­го пре­ле­стью. Од­на­жды ста­рец при­шел к ней и по­тре­бо­вал, чтобы она немед­лен­но пе­ре­еха­ла на но­вую квар­ти­ру, ко­то­рую ей пред­ла­га­ли и от ко­то­рой она от­ка­зы­ва­лась. Ста­рец на­сто­ял на сво­ем. Но­чью в ста­рую ее квар­ти­ру за­брал­ся ее быв­ший слу­га с це­лью ограб­ле­ния и убий­ства. Его на­ме­ре­ние бы­ло по­том до­ка­за­но.

Ко­гда скон­чал­ся ве­ли­кий ста­рец о. Фе­о­дор, преп. Лео­нид не сра­зу при­был в Оп­ти­ну Пу­стынь, ку­да его при­зы­ва­ли епи­скоп Фила­рет Ка­луж­ский и преп. Мо­и­сей – на­сто­я­тель оби­те­ли. Сна­ча­ла его удер­жи­ва­ли в Алек­сан­дро-Свир­ском мо­на­сты­ре, по­том он про­был неко­то­рое вре­мя в Пло­щан­ской Пу­сты­ни, где на­хо­дил­ся преп. Ма­ка­рий – его бу­ду­щий по­мощ­ник во вре­мя стар­че­ство­ва­ния в Оп­тин­ском ски­ту и впо­след­ствии его пре­ем­ник в стар­че­стве.

На­ко­нец, в Оп­ти­ну Пу­стынь (1829 г.) при­был ос­но­ва­тель зна­ме­ни­то­го ее стар­че­ства – той ду­хов­ной шко­лы, от­ку­да вы­шла вся пле­я­да по­сле­ду­ю­щих стар­цев. За­слу­га преп. Лео­ни­да не огра­ни­чи­ва­ет­ся толь­ко ос­но­ва­ни­ем стар­че­ства, им был дан тот им­пульс, ко­то­рый вдох­нов­лял по­сле­ду­ю­щие по­ко­ле­ния стар­цев в те­че­ние це­лых ста лет – до са­мо­го кон­ца жиз­ни и про­цве­та­ния зна­ме­ни­той Оп­ти­ной Пу­сты­ни. Ве­ли­кие стар­цы преп. Ма­ка­рий и преп. Ам­вро­сий, бы­ли его уче­ни­ка­ми.

Ста­рец Лео­нид при­был в Оп­ти­ну Пу­стынь уже на склоне лет. Он был боль­шо­го ро­ста, ве­ли­че­ствен­ный, в мо­ло­до­сти об­ла­дав­ший бас­но­слов­ной си­лой, со­хра­нив­ший до ста­ро­сти, несмот­ря на пол­но­ту, гра­цию и плав­ность в дви­же­ни­ях. Его ис­клю­чи­тель­ный ум, со­еди­нен­ный с про­зор­ли­во­стью, да­вал ему воз­мож­ность ви­деть лю­дей на­сквозь. Ду­ша стар­ца бы­ла пре­ис­пол­не­на ве­ли­кой люб­ви и жа­ло­сти к че­ло­ве­че­ству, но дей­ствия его ино­гда бы­ли рез­ки и стре­ми­тель­ны. О преп. Лео­ни­де нель­зя су­дить как об обыч­ном че­ло­ве­ке, по­то­му что он до­стиг той ду­хов­ной вы­со­ты, ко­гда по­движ­ник дей­ству­ет, по­ви­ну­ясь го­ло­су Бо­жию. Вме­сто дол­гих уго­во­ров он ино­гда сра­зу вы­би­вал у че­ло­ве­ка поч­ву из-под ног и да­вал ему осо­знать и по­чув­ство­вать свою несо­сто­я­тель­ность и неправо­ту, и та­ким об­ра­зом сво­им ду­хов­ным скаль­пе­лем вскры­вал гной­ник, об­ра­зо­вав­ший­ся в огру­бев­шем серд­це че­ло­ве­ка. В ре­зуль­та­те ли­лись сле­зы по­ка­я­ния. Ста­рец знал, ка­ким спо­со­бом до­стиг­нуть сво­ей це­ли.

Жил неда­ле­ко от Оп­ти­ной один ба­рин, ко­то­рый хва­стал­ся, что как взглянет на стар­ца Лео­ни­да, так его на­сквозь и уви­дит. Был этот ба­рин вы­со­кий, туч­ный. При­ез­жа­ет он раз к стар­цу, ко­гда у него бы­ло мно­го на­ро­да. А у пре­по­доб­но­го был обы­чай, ко­гда он хо­тел про­из­ве­сти на ко­го осо­бое впе­чат­ле­ние, то за­го­ро­дит гла­за ле­вой ру­кой, точ­но от солн­ца, при­ста­вив ее ко­зырь­ком ко лбу. Так по­сту­пил он при вхо­де это­го ба­ри­на и ска­зал: «Эка осто­ло­пи­на идет! При­шел, чтобы на­сквозь уви­деть греш­но­го Лео­ни­да, а сам, шель­ма, сем­на­дцать лет не был у ис­по­ве­ди и Св. При­ча­ще­ния». Ба­рин за­тряс­ся, как лист, и по­сле ка­ял­ся и пла­кал, что – греш­ник неве­ру­ю­щий и, дей­стви­тель­но, сем­на­дцать лет не ис­по­ве­ды­вал­ся и не при­ча­щал­ся Св. Хри­сто­вых Та­ин.

Дру­гой слу­чай. При­е­хал в Оп­ти­ну по­ме­щик П. и, уви­дев стар­ца, по­ду­мал про се­бя: «Что же это го­во­рят, что он необык­но­вен­ный че­ло­век! Та­кой же, как и про­чие, необык­но­вен­но­го ни­че­го не вид­но». Вдруг ста­рец го­во­рит ему: «Те­бе все до­ма стро­ить. Здесь вот столь­ко-то окон, тут столь­ко-то, крыль­цо та­кое-то!» Нуж­но за­ме­тить,что П. по пу­ти в Оп­ти­ну уви­дел та­кую кра­си­вую мест­ность, что взду­мал вы­стро­ить там дом и со­став­лял в уме план, ка­кой он дол­жен быть и сколь­ко в нем окон, в чем и об­ли­чил его ста­рец. Ко­гда же П. стал ис­по­ве­ды­вать­ся, пре­по­доб­ный на­пом­нил ему за­бы­тый им грех, ко­то­рый он да­же за грех не счи­тал.

Еще од­на­жды был слу­чай, ко­гда один при­ез­жий гос­по­дин объ­явил стар­цу, что при­е­хал на него «по­смот­реть». Ста­рец встал с ме­ста и стал по­во­ра­чи­вать­ся пе­ред ним: «Вот, из­во­ли­те по­смот­реть ме­ня». Гос­по­дин по­жа­ло­вал­ся на него на­сто­я­те­лю, ко­то­рый ему воз­ра­зил, что ста­рец свя­той, и по его сло­вам был ему и от­вет. При­ез­жий по­сле это­го немед­лен­но вер­нул­ся к пре­по­доб­но­му, кла­нял­ся ему зем­но и го­во­рил: «Про­сти­те, ба­тюш­ка, я не су­мел вам объ­яс­нить о се­бе». Ста­рец вы­слал из ке­льи при­сут­ству­ю­щих и бе­се­до­вал с при­ез­жим два ча­са. По­сле это­го тот про­жил в Оп­ти­ной ме­сяц, ча­сто хо­дил к стар­цу, по­том пи­сал ему пись­ма, объ­яс­няя, что он был в от­ча­ян­ном по­ло­же­нии и что ста­рец ожи­вил и вос­кре­сил его.

Слав­ный и зна­ме­ни­тый ге­рой Оте­че­ствен­ной вой­ны, на­хо­дясь по пу­ти со сво­ей ча­стью по­бли­зо­сти от Оп­ти­ной Пу­сты­ни, за­гля­нул в скит к стар­цу Лео­ни­ду. Ста­рец спро­сил у него его фа­ми­лию.

– Куль­нев, – от­ве­чал ге­не­рал, – я остал­ся по­сле от­ца ма­ло­лет­ним, по­сту­пил в учеб­ное за­ве­де­ние, окон­чил курс на­ук и с то­го вре­ме­ни на­хо­жусь на служ­бе.

– А где же ва­ша ма­туш­ка?

– Пра­во, не знаю, в жи­вых ли она, или нет. Для ме­ня, впро­чем, это все рав­но.

– Как так? Хо­рош же вы сы­нок.

– А что же? Она мне ни­че­го не оста­ви­ла, все име­ние раз­да­ла, по­то­му я и по­те­рял ее из ви­ду.

– Ах, ге­не­рал, ге­не­рал! Что ме­лешь? Мать те­бе ни­че­го не оста­ви­ла, а все про­жи­ла. И как это ты го­во­ришь, что все она раз­да­ла? А вот об этом-то ты и не по­ду­ма­ешь, что она ед­ва мог­ла пе­ре­не­сти удар ли­ше­ния тво­е­го ро­ди­те­ля, а сво­е­го су­пру­га: и с это­го вре­ме­ни и до на­сто­я­ще­го сто­ит пе­ред Бо­гом, как неуга­си­мая све­ча, и как чи­стая жерт­ва по­свя­ти­ла свою жизнь на вся­кое зло­стра­да­ние и ни­ще­ту за бла­го сво­е­го един­ствен­но­го сы­на Ни­ко­луш­ки. Вот уже око­ло трид­ца­ти лет она про­хо­дит та­кой са­мо­от­вер­жен­ный по­двиг. Неуже­ли же эти ее мо­лит­вы для сво­е­го Ни­ко­луш­ки не на­след­ство? У мно­гих ге­не­ра­лов при всех изыс­кан­ных сред­ствах де­ти не луч­ше про­хво­стов, а Ни­ко­луш­ка и без средств, да вот ге­не­рал!

Глу­бо­ко по­тряс­ли Куль­не­ва эти про­стые, но и прав­ди­вые стар­че­ские сло­ва. Об­ра­тив­шись к св.ико­нам, он за­ры­дал. За­тем ге­не­рал при без­чис­лен­ных бла­го­дар­но­стях спро­сил адрес сво­ей ма­те­ри. А при­быв к ней, он на ко­ле­нях под­полз к ее кро­ва­ти и це­ло­вал у нее ру­ки и но­ги… Ста­руш­ка чуть не умер­ла от ра­до­сти…

Очень ха­рак­те­рен рас­сказ од­но­го афон­ско­го мо­на­ха, о. Пар­фе­ния, по­се­тив­ше­го стар­ца Лео­ни­да. Мо­нах был одет в мир­скую одеж­ду, од­на­ко ста­рец, на­зы­вая его афон­ским мо­на­хом, за­пре­тил ему ста­но­вить­ся пе­ред со­бой на ко­ле­ни, как это де­ла­ли ми­ряне. Сре­ди при­сут­ству­ю­щих был че­ло­век, ко­то­рый, по его сло­вам, при­шел «по­лу­чить ду­ше­по­лез­ное на­став­ле­ние», но, во­про­шен­ный стар­цем, со­знал­ся, что не ис­пол­нил преж­нее стар­че­ское при­ка­за­ние. Он не бро­сил ку­ре­ние, как при­ка­зал ему о. Лео­нид. Пре­по­доб­ный гроз­но ве­лел вы­тол­кать это­го че­ло­ве­ка вон из ке­льи. По­том при­шли три жен­щи­ны в сле­зах, ко­то­рые при­ве­ли од­ну ли­шив­шу­ю­ся ума и рас­суд­ка. Они про­си­ли о боль­ной по­мо­лить­ся. Ста­рец на­дел на се­бя епи­тра­хиль, воз­ло­жил ко­нец епи­тра­хи­ли и свои ру­ки на гла­ву бо­ля­щей и, про­чи­тав мо­лит­ву, три­жды пе­ре­кре­стил ее гла­ву и при­ка­зал от­ве­сти в го­сти­ни­цу. Сие де­лал он си­дя, по­то­му что уже не мог встать, был бо­лен и до­жи­вал по­след­ние свои дни. Ко­гда о. Пар­фе­ний по­се­тил стар­ца на дру­гой день, вче­раш­няя боль­ная при­шла со­вер­шен­но здо­ро­вой, а вы­гнан­ный гос­по­дин при­шел про­сить про­ще­ния. Ста­рец его про­стил, и по­вто­рил свое при­ка­за­ние. Афон­ский мо­нах ужас­нул­ся, что ста­рец, не бо­ясь вре­да для се­бя, тво­рит ис­це­ле­ния. Пре­по­доб­ный от­ве­тил: «Я сие со­тво­рил не сво­ей вла­стью, но это сде­ла­лось по ве­ре при­хо­дя­щих, и дей­ство­ва­ла бла­го­дать Свя­то­го Ду­ха, дан­ная мне при ру­ко­по­ло­же­нии, а сам я че­ло­век греш­ный».

Чу­де­са, со­вер­ша­е­мые стар­цем, бы­ли без­чис­лен­ны: тол­пы обез­до­лен­ных сте­ка­лись к нему, окру­жа­ли его. «Слу­чи­лось мне од­на­жды, – пи­сал иеро­мо­нах Лео­нид (Ка­ве­лин, бу­ду­щий на­мест­ник Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры), – про­ез­жать из Ко­зель­ска в Смо­лен­скую гу­бер­нию. По до­ро­ге в уеди­нен­ных де­ре­вуш­ках по­се­ляне, узнав, что я еду из Ко­зель­ска, на­пе­ре­рыв спе­ши­ли узнать что-ни­будь о стар­це Лео­ни­де. На во­прос, от­ку­да вы его зна­е­те, они от­ве­ча­ли: «По­ми­луй, кор­ми­лец, как нам не знать о. Лео­ни­да? Да он для нас, бед­ных, нера­зум­ных, боль­ше от­ца род­но­го. Мы без него, по­чи­тай, си­ро­ты круг­лые».

Ина­че от­но­си­лись к стар­цу неко­то­рые ду­хов­ные ли­ца, в том чис­ле ка­луж­ский епар­хи­аль­ный ар­хи­ерей прео­св. Ни­ко­лай, ко­то­рый тво­рил мно­го непри­ят­но­стей Оп­ти­ной Пу­сты­ни. Этот епи­скоп имел твер­дое на­ме­ре­ние со­слать стар­ца Лео­ни­да в Со­ло­вец­кий мо­на­стырь для за­клю­че­ния. Преды­ду­щий же епи­скоп Ка­луж­ский Ни­ка­нор, бу­ду­щий мит­ро­по­лит С.-Пе­тер­бург­ский, ува­жал стар­ца. В быт­ность пре­по­доб­но­го в Ка­лу­ге встреч­ные ли­ца, узнав его, ста­но­ви­лись на ко­ле­ни и кла­ня­лись ему в но­ги. Уви­дев это, на­чаль­ник по­ли­ции ре­шил, что де­ло нечи­сто и сде­лал со­от­вет­ствен­ное до­не­се­ние епи­ско­пу Ни­ка­но­ру. Вла­ды­ка вы­звал к се­бе стар­ца и на во­прос, как он ве­ру­ет, ста­рец спел ему Сим­вол ве­ры по-ки­ев­ски, т.е. на­чи­ная с низ­кой но­ты и по­вы­шая тон до са­мой вы­со­кой. По по­сло­ви­це «ры­бак ры­ба­ка ви­дит из­да­ле­ка», доб­рый вла­ды­ка по­нял, ко­го он ви­дит пе­ред со­бой и по­че­му стар­цу кла­ня­ют­ся в зем­лю. Он за­дер­жал стар­ца у се­бя в те­че­ние несколь­ких дней, уха­жи­вал за ним, уго­щал его, так что ста­рец два дня не ел, вер­нув­шись до­мой. К со­жа­ле­нию, этот доб­рый ар­хи­пас­тырь пра­вил в Ка­лу­ге недол­го, то­гда как епи­скоп Ни­ко­лай пра­вил дол­го и да­же пе­ре­жил стар­ца.

Стар­че­ство­ва­ние преп. Лео­ни­да про­дол­жа­лось в Оп­ти­ной Пу­сты­ни с 1829 и до го­да его кон­чи­ны, по­сле­до­вав­шей в 1841 г., т.е. две­на­дцать лет. Этот про­ме­жу­ток вре­ме­ни ста­рец пе­ре­жи­вал как по­чти непре­рыв­ное го­не­ние. Ко­гда он при­был в Оп­ти­ну Пу­стынь, игу­мен Мо­и­сей пе­ре­дал ему ду­хов­ное ру­ко­вод­ство бра­ти­ей, а сам за­нял­ся ис­клю­чи­тель­но хо­зяй­ствен­ной ча­стью и ни­че­го не пред­при­ни­мал без стар­че­ско­го бла­го­сло­ве­ния. Так же от­но­сил­ся к стар­цу Лео­ни­ду и брат игу­ме­на, ски­то­на­чаль­ник Ан­то­ний.

Про­тив стар­ца вос­стал некто о. Вас­си­ан, ко­то­рый се­бя счи­тал ста­ро­жи­лом в мо­на­сты­ре и не при­зна­вал стар­че­ско­го ру­ко­вод­ства. Этот о. Вас­си­ан при­зна­вал толь­ко внеш­ние по­дви­ги умерщ­вле­ния пло­ти. По­доб­ный ему инок опи­сан До­сто­ев­ским в ро­мане «Бра­тья Ка­ра­ма­зо­вы» под име­нем Фе­ра­пон­та. Вас­си­ан стал пи­сать до­но­сы на стар­ца.

Од­на­ко в те­че­ние пер­вых ше­сти лет го­не­ния еще не при­ни­ма­ли кру­то­го ха­рак­те­ра. Но с те­че­ни­ем вре­ме­ни де­ло ста­ло при­ни­мать бо­лее угро­жа­ю­щий обо­рот. Так, еще к на­чаль­но­му пе­ри­о­ду от­но­сит­ся за­пись некой Па­ши Тру­но­вой, сест­ры Пав­ла Тру­но­ва, стар­це­ва уче­ни­ка. Она рас­ска­зы­ва­ет, что од­на­жды в быт­ность ее в Оп­ти­ной Пу­сты­ни, ста­рец Лео­нид за­пре­тил ей прий­ти к нему на­зав­тра, так как «бу­дет суд». «Ко­го же бу­дут су­дить?», – спро­си­ла Па­ша. «Да ме­ня же», – от­ве­тил ста­рец. На дру­гой день сле­до­ва­те­ли до­пра­ши­ва­ли весь мо­на­стырь, но все по­ка­за­ния бла­го­при­ят­ство­ва­ли пре­по­доб­но­му. Это бы­ло на­ча­ло. С 1835 г., и осо­бен­но в 1836 г., го­не­ния уси­ли­лись. Кро­ме всех лож­ных до­не­се­ний, ка­луж­ский прео­свя­щен­ный по­лу­чил еще через мос­ков­скую тай­ную по­ли­цию ано­ним­ный до­нос с об­ви­не­ни­я­ми по адре­су стар­ца и на­сто­я­те­ля. Го­во­ри­лось, что по­след­ний неспра­вед­ли­во ока­зы­ва­ет скит­ским стар­цам пред­по­чте­ние пе­ред жи­ву­щи­ми в мо­на­сты­ре и что скит при­чи­ня­ет мо­на­сты­рю боль­шой урон, и ес­ли он не уни­что­жит­ся, то древ­няя оби­тель ра­зо­рит­ся и т.д. След­стви­ем это­го до­но­са бы­ло то, что на­сто­я­тель был вы­зван для объ­яс­не­ний, а стар­цу Лео­ни­ду бы­ло за­пре­ще­но но­сить схи­му, т.к. он был по­стри­жен ке­лей­но, и стро­жай­ше за­пре­ще­но при­ни­мать по­се­ти­те­лей.

Стар­ца пе­ре­ве­ли из ски­та в мо­на­стырь и там пе­ре­се­ля­ли из ке­льи в ке­лью. Пре­по­доб­ный от­но­сил­ся к этим невзго­дам с пол­ным бла­го­ду­ши­ем; с пе­ни­ем «До­стой­но есть…» он са­мо­лич­но пе­ре­но­сил на но­вое ме­сто ико­ну «Вла­ди­мир­ской» Бо­жи­ей Ма­те­ри – бла­го­сло­ве­ние преп. Па­и­сия Ве­лич­ков­ско­го стар­цу Фе­о­до­ру. «Од­на­жды игу­мен Мо­и­сей, – го­во­рит жиз­не­опи­са­тель преп. Лео­ни­да, – про­хо­дя по мо­на­сты­рю, уви­дел огром­ную тол­пу на­ро­да пе­ред ке­льей стар­ца, меж­ду тем как по­сле­до­ва­ло из Ка­лу­ги по­ве­ле­ние ар­хи­ерея ни­ко­го не пус­кать к нему. Отец игу­мен во­шел к стар­цу в ке­лью и ска­зал: «Отец Лео­нид! Как же вы при­ни­ма­е­те на­род? Ведь вла­ды­ка за­пре­тил при­ни­мать». Вме­сто от­ве­та ста­рец от­пу­стил тех, с кем за­ни­мал­ся, и ве­лел ке­лей­ни­кам вне­сти к се­бе ка­ле­ку, ко­то­рый в это вре­мя ле­жал у две­рей ке­льи. Его при­нес­ли и по­ло­жи­ли пе­ред ним. Отец игу­мен в недо­уме­нии смот­рел на него. «Вот, – на­чал ста­рец свою речь, – по­смот­ри­те на это­го че­ло­ве­ка. Ви­ди­те, как у него все чле­ны те­лес­ные по­ра­же­ны. Гос­подь на­ка­зал его за нерас­ка­ян­ные гре­хи. Он сде­лал то-то и то-то, и за все это он те­перь стра­да­ет – он жи­вой в аду. Но ему мож­но по­мочь. Гос­подь при­вел его ко мне для ис­крен­не­го рас­ка­я­ния, чтобы я его об­ли­чил и на­ста­вил. Мо­гу ли я его не при­ни­мать? Что вы на это ска­же­те?». Слу­шая пре­по­доб­но­го и смот­ря на ле­жа­ще­го пе­ред ним стра­даль­ца, о. игу­мен со­дрог­нул­ся. «Но прео­свя­щен­ный, – про­мол­вил он, – гро­зит по­слать вас под на­ча­ло». «Ну так что же, – от­ве­тил ста­рец, – хоть в Си­бирь ме­ня по­шли­те, хоть ко­стер раз­ве­ди­те, хоть на огонь ме­ня по­ставь­те, я бу­ду все тот же Лео­нид! Я к се­бе ни­ко­го не зо­ву: кто ко мне при­хо­дит, тех гнать от се­бя не мо­гу. Осо­бен­но в про­сто­на­ро­дье мно­гие по­ги­ба­ют от нера­зу­мия и нуж­да­ют­ся в ду­хов­ной по­мо­щи. Как мо­гу пре­зреть их во­пи­ю­щие ду­хов­ные нуж­ды?».

Отец игу­мен Мо­и­сей ни­че­го на это не мог воз­ра­зить и мол­ча уда­лил­ся, предо­став­ляя стар­цу жить и дей­ство­вать, как ука­жет ему Сам Бог.

Стар­цу при­шлось бы ту­го ес­ли бы не за­ступ­ни­че­ство обо­их мит­ро­по­ли­тов Фила­ре­тов. Мит­ро­по­лит Ки­ев­ский за­щи­тил стар­ца, на­хо­дясь на чре­де в Си­но­де, а так­же по­се­тив Оп­ти­ну Пу­стынь, где ока­зы­вал пре­по­доб­но­му в при­сут­ствии епар­хи­аль­но­го ар­хи­ерея осо­бые зна­ки ува­же­ния. К мит­ро­по­ли­ту Фила­ре­ту Мос­ков­ско­му при­бег пись­мен­но ста­рец о. Ма­ка­рий через епи­ско­па Иг­на­тия Брян­ча­ни­но­ва, ко­то­рый в юно­сти был уче­ни­ком преп. Лео­ни­да. Мит­ро­по­лит Фила­рет на­пи­сал ка­луж­ско­му епи­ско­пу: «Ересь пред­по­ла­гать в о. Лео­ни­де нет при­чи­ны».

Неза­дол­го до смер­ти стар­ца опять воз­ник­ли го­не­ния на него и на мо­на­ше­ству­ю­щих жен­ских оби­те­лей, ду­хов­ных до­че­рей оп­тин­ских стар­цев. Мо­на­хи­ни бы­ли из­гна­ны.

Это го­не­ние бы­ло ос­но­ва­но на неве­ро­ят­ном неве­же­стве. Стар­ца на­зы­ва­ли ма­со­ном, а свя­то­оте­че­ские кни­ги, та­кие как тво­ре­ния Ав­вы До­ро­фея, дан­ные им мо­на­ше­ству­ю­щим, – «чер­но­кни­жи­ем». Од­на­ко пе­ред са­мой кон­чи­ной его мо­на­хи­ни бы­ли оправ­да­ны, так что ста­рец вздох­нул сво­бод­но. Впо­след­ствии луч­шие уче­ни­цы преп. Лео­ни­да за­ня­ли на­чаль­ствен­ные долж­но­сти в мо­на­сты­рях.

С пер­вых чи­сел сен­тяб­ря 1841 го­да ста­рец стал осла­бе­вать и про­бо­лел пять недель.

Ис­це­ле­ния боль­ных и бес­но­ва­тых

При­ни­мая оте­че­ское уча­стие во всех нуж­дах об­ра­щав­ших­ся к нему, преп. Лео­нид, кро­ме ду­шев­но­го на­зи­да­ния, не от­ка­зы­вал­ся по­да­вать им по­мощь и в те­лес­ных бо­лез­нях, ука­зы­вая неко­то­рым на ис­пы­тан­ные на­род­ные сред­ства. Пре­иму­ще­ствен­но, он упо­треб­лял для ле­че­ния так на­зы­ва­е­мую горь­кую во­ду, ко­то­рой у него вы­хо­ди­ло в день ино­гда до по­лу­то­ра уша­та. Горь­кую во­ду не пе­ре­ста­ва­ли в оби­те­ли при­го­тов­лять и раз­да­вать боль­ным и по­сле кон­чи­ны стар­ца, но по­сле него эта во­да по­те­ря­ла ту мно­го­це­леб­ную си­лу, чтобы по­мо­гать от вся­ких бо­лез­ней, хо­тя от неко­то­рых бо­лез­ней по­мо­га­ет.

Неко­то­рых из при­хо­див­ших к нему боль­ных ста­рец от­сы­лал к мо­щам Свя­ти­те­ля Мит­ро­фа­на Во­ро­неж­ско­го, и бы­ва­ли при­ме­ры, что бо­ля­щие, про­шед­ши сот­ни верст, ис­це­ля­лись на пу­ти и, по­доб­но са­ма­ря­ни­ну, воз­вра­ща­лись бла­го­да­рить це­ли­те­ля.

Мно­гим стра­дав­шим от неду­гов те­лес­ных, ча­сто со­еди­нен­ных с ду­шев­ны­ми неду­га­ми и по­то­му не все­гда по­нят­ных для лю­дей обык­но­вен­ных, о. Лео­нид по­да­вал бла­го­дат­ную по­мощь, по­ма­зы­вая их еле­ем от неуга­си­мой лам­па­ды, теп­лив­шей­ся в его ке­лье пред «Вла­ди­мир­ской» ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри, ко­то­рая, как мы уже ска­за­ли, бы­ла бла­го­сло­ве­ни­ем стар­ца схи­мо­на­ха Фе­о­до­ра, уче­ни­ка ве­ли­ко­го стар­ца Па­и­сия (ныне эта ико­на хра­нит­ся в жен­ском мо­на­сты­ре «Но­во-Ди­ве­е­во» в США). Упо­треб­ляя это сред­ство, ста­рец, ви­ди­мо, воз­ла­гал всю свою на­деж­ду на ми­лость и по­мощь Бо­жию, на за­ступ­ле­ние Ца­ри­цы Небес­ной и на мо­лит­вы ду­хов­но­го сво­е­го от­ца. По ве­ре стар­ца и при­хо­див­ших к нему, по­ма­за­ние это ока­зы­ва­ло ве­ли­кую бла­го­дат­ную си­лу: через него мно­гие по­лу­ча­ли ис­це­ле­ние в те­лес­ных неду­гах, уте­ше­ние в скор­бях и об­лег­че­ние в ду­шев­ных бра­нях. Но так как ста­рец по­ма­зы­вал у страж­ду­щих жен­щин кре­сто­об­раз­но не толь­ко че­ло, уста и ла­ни­ты, но ино­гда, так­же кре­сто­об­раз­но, гор­тань и пер­си, то за сие он тер­пел боль­шое на­ре­ка­ние от со­блаз­няв­ших­ся. Неко­то­рые и из его уче­ни­ков про­си­ли его оста­вить та­кой спо­соб це­ле­ния, но убе­дить его ни­как не мог­ли. Ко­неч­но, си­лу и зна­че­ние та­ко­го по­ма­за­ния знал луч­ше их преп. Лео­нид, ко­гда упо­треб­лял оное до са­мой пред­смерт­ной сво­ей бо­лез­ни, и все­гда бла­го­твор­но.

При­во­ди­ли к преп. Лео­ни­ду и мно­гих бес­но­ва­тых. Бы­ло так­же не ма­ло и та­ких, ко­то­рые преж­де и са­ми не зна­ли, что они одер­жи­мы бе­сом, и толь­ко в при­сут­ствии стар­ца, по об­ли­че­нии им та­ив­шей­ся в них пре­ле­сти, на­чи­на­ли бес­но­вать­ся. Так неред­ко бы­ва­ло с те­ми из мир­ских нера­зум­ных по­движ­ни­ков, ко­то­рые все спа­се­ние ду­ши сво­ей по­став­ля­ли в том, что об­ла­га­лись тя­же­лы­ми же­лез­ны­ми ве­ри­га­ми, ни­сколь­ко не по­мыш­ляя об очи­ще­нии серд­ца от стра­стей. Преп. Лео­нид при­ка­зы­вал с та­ких лю­дей сни­мать вери­ги и, ко­гда во­ля его ис­пол­ня­лась, у неко­то­рых из них ста­но­ви­лось яв­ным бес­но­ва­ние. На всех та­ких стра­даль­цев ста­рец воз­ла­гал епи­тра­хиль и чи­тал над ни­ми крат­кую за­кли­на­тель­ную мо­лит­ву из Треб­ни­ка, а сверх то­го, по­ма­зы­вал их еле­ем или да­вал им оный пить, и бы­ло очень мно­го по­ра­зи­тель­ных слу­ча­ев чу­дес­ных ис­це­ле­ний. Неко­то­рые го­во­ри­ли то­гда, а мо­жет быть ска­жут и те­перь: «Да это не труд­но: и вся­кий мо­жет по­ма­зать еле­ем и про­честь за­кли­на­ние». В от­вет на та­кое воз­ра­же­ние мож­но на­пом­нить при­мер сы­но­вей иудея Ске­вы, ко­то­рые на­ча­ли бы­ло по при­ме­ру св. апо­сто­ла Пав­ла из­го­нять ду­хов име­нем Иису­са Хри­ста: «Иису­са знаю, – от­ве­чал бес, – и Па­вел мне из­ве­стен, а вы кто?» (Деян.19:15).

При­ве­де­на бы­ла к о. Лео­ни­ду ше­стью че­ло­ве­ка­ми од­на бес­но­ва­тая. Как толь­ко она уви­де­ла стар­ца, упа­ла пред ним и силь­но за­кри­ча­ла: «Вот, этот-то се­дой ме­ня вы­го­нит; был я в Ки­е­ве, в Москве, в Во­ро­не­же – ни­кто ме­ня не гнал, а те­перь-то я вый­ду». Ста­рец чи­тал над нею мо­лит­ву и ма­зал ее свя­тым мас­лом из лам­па­ды Бо­жи­ей Ма­те­ри. Вна­ча­ле же, ко­гда ее ве­ли к стар­цу, она страш­но упи­ра­лась, и на­сту­пи­ла ему на но­гу, так что до си­не­ты от­топ­та­ла ему боль­ной па­лец но­ги, ко­то­рый по­сле дол­го бо­лел. По­сле мо­литв стар­ца бес­но­ва­тая вста­ла ти­хо и по­шла. По­том еже­год­но при­хо­ди­ла она в Оп­ти­ну уже здо­ро­вая; и по­сле смер­ти о. Лео­ни­да с ве­рой бра­ла с мо­ги­лы его зем­лю для дру­гих, от ко­то­рой они то­же по­лу­ча­ли поль­зу.

«Вско­ре по по­ступ­ле­нии мо­ем в Оп­ти­ну Пу­стынь (око­ло 1832 го­да), – рас­ска­зы­вал о. игу­мен П., – ко­гда ке­лей­ни­ка­ми у о. Лео­ни­да бы­ли о. Ге­рон­тий, о. Ма­ка­рий Гру­зи­нов и Па­вел Там­бов­цев, при­ве­ли к стар­цу бес­но­ва­тую кре­стьян­ку, ко­то­рая во вре­мя бес­но­ва­ния го­во­ри­ла на ино­стран­ных язы­ках, че­му сви­де­те­лем был Па­вел Там­бов­цев, несколь­ко знав­ший ино­стран­ные язы­ки. О. Лео­нид чи­тал над нею ра­за три мо­лит­ву, ма­зал ее еле­ем от неуга­си­мой лам­па­ды пред ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри и да­вал ей пить это мас­ло. В тре­тий раз ее при­ве­ли со­всем в дру­гом ви­де, и ко­гда Там­бов­цев по­про­сил ее по­го­во­рить, как го­во­ри­ла она в преж­ние ра­зы, на ино­стран­ных язы­ках, она ска­за­ла: «И-и-и, ба­тюш­ка! Где мне го­во­рить на ино­стран­ных язы­ках? Я и по-рус­ски-то ед­ва го­во­рю, и на­си­лу хо­жу. Сла­ва Бо­гу, что преж­няя бо­лезнь про­шла».

Рас­ска­зы­вал ко­зель­ский жи­тель С. И., ко­то­рый был од­ним из пре­дан­ных уче­ни­ков преп. Лео­ни­да. «В трид­ца­тых го­дах я, как и те­перь, за­ни­мал­ся при­го­тов­ле­ни­ем гор­шеч­ной по­су­ды. Жи­ли мы с ма­туш­кой в сво­ем до­ми­ке. Ло­ша­ди у нас не бы­ло, а бы­ла по­ря­доч­ная по­воз­ка. На­кла­ду, бы­ва­ло, горш­ков в эту по­воз­ку, по­про­шу у ко­го-ни­будь ло­шад­ку и све­зу горш­ки-то на ба­зар. Так, бы­ва­ло, и жил. В это вре­мя сто­ял у нас в до­ме сол­дат по­ляк, но по­том ото­шел от нас и сбил­ся с тол­ку. Раз, улу­чив­ши удоб­ное вре­мя, он за­лез к нам на двор и ста­щил ко­ле­са с на­шей по­воз­ки. Объ­яс­нил я ба­тюш­ке о. Лео­ни­ду свое го­ре, и ска­зал, что знаю во­ра, и мо­гу отыс­кать ко­ле­са. «Оставь, Се­ме­нуш­ка, не го­нись за сво­и­ми ко­ле­са­ми, – от­ве­чал ба­тюш­ка. Это Бог те­бя на­ка­зал: ты и по­не­си Бо­жие на­ка­за­ние, и то­гда ма­лою скор­бию из­ба­вишь­ся от боль­ших. А ес­ли не за­хо­чешь по­тер­петь это­го ма­ло­го ис­ку­ше­ния, то боль­ше бу­дешь на­ка­зан». Я по­сле­до­вал со­ве­ту стар­ца, и как он ска­зал, так все и сбы­лось. В ско­ром вре­ме­ни тот же по­ляк опять за­лез к нам на двор, вы­та­щил из ам­ба­ра ме­шок с му­кой, взва­лил на пле­чо, и хо­тел прой­ти с ним через ого­род, а с ого­ро­да идет к нему на­встре­чу ма­туш­ка. «Ку­да ты, – го­во­рит, – это несешь?». Тот бро­сил ме­шок с му­кой и убе­жал. Вско­ре за этим был и дру­гой слу­чай. У нас бы­ла ко­ро­ва; мы ре­ши­лись про­дать ее. На­шли куп­ца, стор­го­ва­лись и взя­ли за­да­ток. Но по­ку­па­тель по­че­му-то несколь­ко дней не брал от нас ко­ро­вы. На­ко­нец, взял ее к се­бе. А в сле­ду­ю­щую за­тем ночь влез к нам вор и раз­ло­мал за­ку­ту, где сто­я­ла на­ша ко­ро­ва – без со­мне­ния, чтобы украсть ее, но ее уже там не бы­ло. Так опять Гос­подь по мо­лит­вам стар­ца из­ба­вил нас от на­па­сти. По­сле се­го через мно­го лет был со мной и тре­тий по­доб­ный слу­чай. Окан­чи­ва­лась Страст­ная сед­ми­ца и на­сту­пал празд­ник Пас­хи. Мне по­че­му-то при­шло на мысль пе­ре­не­сти все свои нуж­ные ве­щи из сво­е­го до­ми­ка к сест­ре со­сед­ке. Так я и сде­лал. А как на­сту­пил пер­вый день празд­ни­ка, я за­пер со всех сто­рон свой дом, и по­шел к утре­ни. Все­гда, бы­ва­ло, эту утре­ню я про­во­дил ра­дост­но, а те­перь, сам не знаю от­че­го, в ду­ше бы­ло что-то непри­ят­но. При­хо­жу от утре­ни, смот­рю – ок­на по­вы­став­ле­ны и дверь от­пер­та. Ну, ду­маю се­бе, долж­но быть был недоб­рый че­ло­век. И, дей­стви­тель­но, был, но так как все нуж­ные ве­щи бы­ли пе­ре­не­се­ны к сест­ре, то он и ушел по­чти ни с чем. Так три ра­за ис­пол­ня­лось на мне пред­ска­за­ние ба­тюш­ки о. Лео­ни­да, что ес­ли по­не­су ма­лое на­ка­за­ние Бо­жие, то боль­ше уже Бог не станет на­ка­зы­вать ме­ня».

«С дет­ства у ме­ня бы­ло боль­шое же­ла­ние жить в мо­на­сты­ре, – рас­ска­зы­ва­ла мо­на­хи­ня О., – и в 1837 го­ду, ко­гда мне бы­ло две­на­дцать лет, про­си­ла я мать свою оста­вить ме­ня в де­ви­чьем мо­на­сты­ре в Ки­е­ве, где мы бы­ли про­ез­дом. Она на это не со­гла­си­лась, а обе­ща­ла по­ме­стить ме­ня в Бо­ри­сов­скую Пу­стынь, ко­гда мне бу­дет пят­на­дцать лет. Но вско­ре по­сле это­го она скон­ча­лась. Отец же мой ни­как не хо­тел ме­ня от­пу­стить в мо­на­стырь рань­ше 35-лет­не­го воз­рас­та.

Мно­го я об этом скор­бе­ла, и в 1840 го­ду, ко­гда мне ми­ну­ло пят­на­дцать лет, я очень опа­са­лась, как бы участь моя не бы­ла ре­ше­на про­тив мо­е­го же­ла­ния, и по­то­му я уже хо­те­ла тай­но уй­ти из ро­ди­тель­ско­го до­ма. Но од­на моя тет­ка, ко­то­рая бы­ла хо­ро­шо рас­по­ло­же­на ко мне, взя­ла ме­ня к се­бе в дом, а по­том уго­во­ри­ли от­ца мо­е­го по­ехать в Оп­ти­ну Пу­стынь к ба­тюш­ке о. Лео­ни­ду и предо­ста­вить ему ре­шить мою участь. Отец мой со­гла­сил­ся. Ко­гда мы яви­лись к о. Лео­ни­ду, он, ни­ко­гда не знав­ши нас, на­звал нас всех по име­ни и ска­зал, что дав­но ожи­да­ет та­ких го­стей. При та­кой неожи­дан­ной встре­че мы все ста­ли в ту­пик, не зная, что от­ве­чать. По­том мы по­оди­ноч­ке вхо­ди­ли в его ке­лью, и тут ба­тюш­ка всем по устро­е­нию го­во­рил на­сто­я­щее, про­шед­шее и бу­ду­щее. Ме­ня впу­сти­ли к нему по­сле всех. В ожи­да­нии той ми­ну­ты, ко­гда мне нуж­но бы­ло к нему ид­ти, я на­хо­ди­лась в боль­шом стра­хе, а вы­шла из его ке­льи по­кой­ной и с боль­шим уте­ше­ни­ем ду­шев­ным. Он ме­ня бла­го­сло­вил пря­мо в Бо­ри­сов­скую Пу­стынь, и за его мо­лит­вы ро­ди­тель мой уже бо­лее не удер­жи­вал ме­ня, но обес­пе­че­ния де­неж­но­го мне ни­ка­ко­го не дал. А ко­гда стар­ца спро­си­ли, как я бу­ду жить, его от­вет был: «Она бу­дет жить луч­ше луч­ших». Сло­ва ба­тюш­ки о. Лео­ни­да во всем сбы­лись. В 1841 го­ду ро­ди­тель мой сам при­вез ме­ня в Бо­ри­сов­скую Пу­стынь, в ко­то­рой и по сие вре­мя жи­ву, и все­гда на опы­те ви­де­ла и ви­жу над со­бой во всем Про­мы­сел Бо­жий за свя­тые мо­лит­вы стар­ца».

«В 1839 го­ду де­ви­ца из дво­рян Щи­г­ров­ско­го уез­да при­е­ха­ла к стар­цу о. Лео­ни­ду за бла­го­сло­ве­ни­ем, чтобы по­сту­пить в мо­на­стырь. Он ска­зал ей: «По­до­жди еще год, и то­гда по­бы­вай у нас». Она по­еха­ла до­мой со скор­бью, что дол­го ожи­дать, и бо­ясь как бы в те­че­ние это­го вре­ме­ни что-ли­бо ей не по пре­пят­ство­ва­ло. Так­же и при­е­хав­ши до­мой, мно­го скор­бе­ла и пла­ка­ла. В этой скор­би она два ра­за ви­де­ла во сне, что ста­рец дал ей ку­сок хле­ба, в пер­вый раз без со­ли, а во вто­рой по­со­лив­ши, и го­во­рит: «Не скор­би! Я ска­зал, что бу­дешь в мо­на­сты­ре, толь­ко преж­де по­бы­вай у ме­ня». Ко­гда ми­нул год, она по­еха­ла в Оп­ти­ну, и как толь­ко уви­де­ла о. Лео­ни­да, и не успе­ла еще ни­че­го пе­ре­дать ему, он ей ска­зал: «Ну, что скор­бе­ла и пла­ка­ла? Ведь я дал те­бе ку­сок хле­ба, и ты съе­ла, те­перь будь по­кой­на». Тут же она по­лу­чи­ла от него бла­го­сло­ве­ние по­сту­пить в мо­на­стырь.

У од­ной Туль­ской куп­чи­хи по кон­чине ее му­жа оста­лась дочь де­ви­ца, ко­то­рую мать хо­те­ла от­дать в за­му­же­ство, и от­пра­ви­лась за бла­го­сло­ве­ни­ем к о. Лео­ни­ду. Он ве­лел при­вез­ти ее к се­бе, ска­зав, что име­ет для нее пре­крас­но­го же­ни­ха. Мать са­ма при­вез­ла дочь к стар­цу, а он бла­го­сло­вил от­вез­ти ее в Белев­ский де­ви­чий мо­на­стырь, в ко­то­ром она ско­ро кон­чи­ла жизнь.

Источник: сайт «Оптина Пустынь»

 

***

 

24 ок­тяб­ря (11 ок­тяб­ря по ста­ро­му сти­лю) Свя­тая Пра­во­слав­ная Цер­ковь чтит па­мять Со­бо­ра пре­по­доб­ных оп­тин­ских стар­цев:

 

Оптинские старцы

Старец

Портрет

Изречение

Краткое житие

Иеросхимонах Лев (Наголкин), 1768–1841. Дни памяти: 11/24 октября (преставление); 27 июня/10 июля (обретение мощей)

«Старайся более внимать себе, а не разбирать дела, поступки и обращение к тебе других, если же ты не видишь в них любви, то это потому, что ты сам в себе любви не имеешь».

Основатель и вдохновитель оптинского старчества. Человек непоколебимой веры, необычайной смелости, твердости и энергии. Выражением евангельской любви была вся жизнь этого старца, проходившая в самоотверженном служении Богу и ближним. Своими подвигами, непрестанной молитвой и богоподражательным смирением он стяжал обильные дары Святого Духа. Чудеса, совершаемые старцем, были бесчисленны: толпы обездоленных стекались к нему.

Иеросхимонах Макарий (Иванов), 1788–1860. Дни памяти: 7/20 сентября (преставление); 27 июня/10 июля (обретение мощей)

«Есть смирение — все есть, нет смирения — ничего нет».

Ученик и сотаинник старца Льва. Старчествовал в Оптиной пустыни в одно время с преподобным Львом, а после его кончины до самой своей смерти нес подвиг старческого окормления. Главная добродетель, которую он особенно воспитывал в людях — это смирение, считая её основанием христианской жизни. С именем старца связано начало издания в монастыре святоотеческих трудов, которое объединило вокруг обители лучшие духовные и интеллектуальные силы России. Со старцем встречался писатель Н.В. Гоголь.

Схиархимандрит Моисей (Путилов), 1782–1862. Дни памяти: 16/29 июня (преставление); 13/26 декабря (обретение мощей)

«Во время трапезы блеснуло в уме разумение относительно до сожительствующих со мною братий, чтобы их погрешности, видимые мною и исповедуемые ими, принимать на себя и каяться, как за собственные свои, дабы не судить их строго и гневом отнюдь не воспламеняться. Ошибки, проступки и грехи братьев да будут мои».

Кроткий старец-настоятель. Явил удивительный пример сочетания строгого подвижничества, смирения и нестяжания с мудрым управлением обителью и широкой благотворительной деятельностью. Именно благодаря его безграничному милосердию и состраданию к бедным обитель давала приют множеству странников. При схиархимандрите были воссозданы старые и построены новые храмы и здания обители. Своим видимым расцветом и духовным возрождением Оптина пустынь обязана мудрому настоятельству старца Моисея.

Схиигумен Антоний (Путилов), 1795–1865. Дни памяти: 7/20 августа (преставление); 13/26 декабря (обретение мощей)

 

«А в разсуждении раздражительности советую Вам охранять себя как от смертной отравы, которая заметным образом губит здоровье, недействительными делает медицинския средства и самую жизнь сокращает».

Брат и сподвижник схиархимандрита Моисея, смиренный подвижник и молитвенник, через всю жизнь терпеливо и мужественно несший крест телесных болезней. Он всемерно способствовал деланию старчества в скиту, которым руководил в течение 14 лет. Письменные наставления преподобного старца являются дивным плодом его отеческой любви и дара учительного слова. Перед своей кончиной он говорил: «Всех желал бы утешить, и если бы можно было, самого себя растерзал бы и раздал всем по кусочку».

Иеросхимонах Иларион (Пономарев), 1805–1873. Дни памяти: 18 сентября/1 окт. (преставление); 27 июня/10 июля (обретение мощей)

«Молитва всегда полезна и может всякие помыслы прогонять. А если когда против желания ум пленится, тогда надо продолжить молитву».

Ученик и преемник старца Макария. Будучи ревностным защитником и проповедником православной веры, он сумел возвратить в лоно Православной Церкви многих заблудших и отпавших от православной веры. «Только с той минуты, как мы узнали его, вспоминает духовное чадо старца, — мы узнали, что такое спокойствие духа, что такое мир душевный…» Старец-скитоначальник скончался в молитве, с четками в руках.

Иеросхимонах Амвросий (Гренков), 1812–1891. Дни памяти: 10/23 октября (преставление); 27 июня/10 июля (обретение мощей)

«Не было печали, но лукавые враги накачали, представляясь то в виде Ефремки, то в виде зубастой крокодилки».

Великий старец и подвижник земли Русской, святость и богоугодность жития которого Бог засвидетельствовал многими чудесами, а православный народ — искренней любовью, почитанием и благоговейным обращением к нему в молитве. Ученик старцев Леонида и Макария, в служении людям пребывал более 30 лет. Основал Шамординскую женскую обитель, окормлял многие монастыри, его письма и наставления — источник духовной мудрости для ищущих спасения. Имел высокий ясный ум и любвеобильное сердце. Является прообразом старца Зосимы в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Писатель трижды виделся с преподобным.

Иеросхимонах Анатолий (Зерцалов), 1824–1894. Дни памяти: 25 января/7 февраля (преставление); 27 июня/10 июля (обретение мощей)

«Не думай, что мир обитает в здоровом теле: там жабы и пиявицы. Нет, мир обитает лишь в мертвенней плоти нашей. И этот то есть истинный мир, мир Иисусов, мир всяк ум превосходящий».

Скитоначальник и старец, наставлял в духовной жизни не только иноков Оптиной пустыни, но также насельниц Шамординской женской обители и других монастырей. Являясь пламенным молитвенником и подвижником, он был для всех приходящих к нему чутким отцом, терпеливым учителем, всегда делясь сокровищем мудрости, веры и особой духовной радости. Старец Анатолий обладал удивительным даром утешения. Преп. Амвросий говорил, что ему была дана такая молитва и благодать, какая одному из тысячи дается.

Схиархимандрит Исаакий (Антимонов), 1810–1894. Дни памяти: 22 августа/4 сент. (преставление); 31 января/13 февраля (обретение мощей)

«Как победить? Для этого необходимы борьба и самопонуждение к смирению. Это не вдруг приходит, а со временем. Это то же, что пролить кровь. Проси Бога. Постепенно будешь осваиваться со смирением, а после оно и в навык обратится».

Приснопамятный настоятель Оптиной пустыни, сочетавший в себе твердое управление обителью и тончайшее искусство пастырского руководства со смиренным послушанием великим Оптинским старцам и высоким подвижничеством. Делом жизни схиархимандрита Исаакия было хранение и утверждение в обители духовных заветов старчества. Он не знал покоя — двери келии его были открыты для братства и убогих. В пище, и в одежде, и в убранстве келии соблюдал полную простоту древних подвижников.

Иеросхимонах Иосиф (Литовкин), 1837–1911. Дни памяти: 9/22 мая (преставление); 3/16 октября (обретение мощей)

«Смиряйся больше, когда не успеваешь в делах спасения. Считай себя хуже всех на свете, прощай всех всегда и за все и прибегай всегда с покаянием и за помощию ко Господу. И Милосердый Спаситель даст тебе местечко, идеже вси святии упокоеваются».

Ученик и духовный преемник преподобного Амвросия, явивший образ великого смирения, незлобия, непрестанной умносердечной молитвы, старец не раз удостаивался явления Божией Матери. По воспоминаниям современников, многие еще при жизни иеросхимонаха Иосифа видели его озаренным благодатным божественным светом. Преп. Иосиф был человек глубокого внутреннего делания, всегда хранивший сердечное безмолвие и непрестанную молитву.

Схиархимандрит Варсонофий (Плиханков), 1845–1913. Дни памяти: 1/14 апреля (преставление); 27 июня/10 июля (обретение мощей)

«Не давайте сердцу привязываться к тленным благам мира сего, гоните из него всякое пристрастие, так как только в сердце, свободном от всех пристрастий, может сотворить Себе Обитель Господь».

Скитоначальник, о котором старец Нектарий говорил, что благодать Божия в одну ночь из блестящего военного сотворила великого старца. Не жалея самой жизни, он исполнял свой пастырский долг в русско-японской войне. Старец обладал необыкновенной прозорливостью, ему открывался внутренний смысл происходящих событий. Преподобный был направлен Синодом к отлученному от Церкви, находящемуся на смертном одре Л.Н. Толстому, однако родственники писателя не допустили старца к умирающему.

Иеросхимонах Анатолий (Потапов), 1855–1922. Дни памяти: 30 июля/12 августа (преставление); 27 июня/10 июля (обретение мощей)

«Весь живот наш Христу Богу предадим в единении со св. Церковью Православной, ея же врата адова не одолеют, стараясь ходить непорочно в заповедях Его, немощи смирением, самоукорением и покаянием исправляя в светлом уповании и благой надежде на помощь Вездесущаго и Всевидящаго Господа отчаяния и нечаяния устраняясь, все с молитвой и извещением от Него творя и благоуправится житие наше во спасение».

Прозванный в народе утешителем, был наделен Господом великими благодатными дарами любви и утешения страждущих, прозорливости и исцеления. Смиренно неся свое пастырское служение в тяжелые дни революционной смуты и безбожия, старец утверждал своих духовных чад в решимости даже до смерти быть верными святой православной вере.

Иеросхимонах Нектарий (Тихонов), 1853–1928. Дни памяти: 29 апреля/12 мая (преставление); 3/16 июля (обретение мощей)

«Спрашиваешь, как обращаться с неверующими — отвечать с благоразумием. А пробуждать людей и вести к Богу — это не твое дело. Слово Божие всем проповедано и проповедуется. В [беседах] с сослуживцами неверующими обходись так же как и с верующими, но не входи с ними в религиозные споры — это безполезно. Спасайся, и да поможет тебе Царица Небесная».

Последний соборно избранный Оптинский старец, который подвигом непрестанной молитвы и смирения обрел величайшие дары чудотворения и прозорливости, нередко скрывая их под видом юродства. Во дни гонений на Церковь, сам находясь в изгнании за исповедание веры, неустанно окормлял верующих. За советами и молитвенной помощью к нему обращались и простые миряне, и великие Святители.

Иеромонах Никон (Беляев), 1888–1931. День памяти: 25 июня/8 июля (преставление)

«В предании и себя и всего воле Божией обретаю мир душе моей. Если я предаю себя воле Божией, то воля Божия и будет со мной совершаться, а она всегда благая и совершенная. Если я Божий, то Господь меня и защитит, и утешит. Если для пользы моей пошлется мне какое искушение — благословен Господь, строящий мое спасение».

Ближайший ученик старца Варсонофия, пламенный молитвенник и любвеобильный пастырь, самоотверженно исполнявший старческое служение уже после закрытия Оптиной пустыни, претерпевший мучения от безбожников и скончавшийся в изгнании, как исповедник.

Архимандрит Исаакий II (Бобраков), 1865–1938. День памяти: 26 декабря/8 января (преставление)

«От креста своего не побегу».

Ближайший ученик старца Варсонофия, пламенный молитвенник и любвеобильный пастырь, самоотверженно исполнявший старческое служение уже после закрытия Оптиной пустыни, претерпевший мучения от безбожников и скончавшийся в изгнании, как исповедник.

 

https://azbyka.ru/shemy/optinskie-startsy.shtml

 

 

 

 

 

 

Дополнительная информация

Прочитано 2121 раз

Календарь


« Ноябрь 2024 »
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
        1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30  

За рубежом

Аналитика

Политика