В августе прошлого года Россия ввела продовольственное эмбарго против ряда западных стран в ответ на принятые ими экономические санкции. Тогда премьер-министр Дмитрий Медведев сказал, что государство и дальше будет поддерживать аграриев, и пообещал найти на это деньги. Для одного из крупнейших агрохолдингов страны – «Русагро» – прошедший год выдался непростым: например, из-за дороговизны заемных денег компании пришлось отложить строительство свинокомплекса в Тамбовской области. А гендиректор «Русагро» говорил «Ведомостям», что холдинг не приступит к новым проектам до утверждения новых параметров господдержки. Однако уже в марте этого года правительственная комиссия утвердила проектное финансирование дальневосточного свиноводческого комплекса стоимостью 16 млрд руб., а также Знаменского сахарного завода стоимостью 3 млрд руб. А по итогам 2014 г. «Русагро» отчиталась о самых удачных финансовых результатах в своей истории. Где и на чем в дальнейшем планирует зарабатывать «Русагро», Максим Басов рассказал «Ведомостям».
– Замечаете ли вы, что потребитель стал экономить?
– Согласно статистическим данным, потребитель начал экономить еще в прошлом году, и это видно в динамике покупок, особенно дорогих товаров. Что касается продовольствия, то люди едят столько же, сколько и раньше. Изменения произошли по категориям: например, люди стали потреблять меньше зелени, сократилось потребление мяса. А вот на сахаре и майонезе не экономят. Наш анализ показывает, что потребление сахара не зависит от ВВП на душу населения – оно зависит исключительно от кухни. Доход на душу населения влияет не на объем, а на способ потребления. Богатые люди потребляют сахар не напрямую, а в виде кондитерских изделий. Когда доход падает, люди начинают либо есть сахар в варенье, либо просто пьют с ним чай. В целом потребление продуктов питания в России упало, но в основном в среднем классе и в основном по достаточно дорогим импортным продуктам. У нас же в портфеле недорогие продукты, и по ряду категорий, например майонезу, потребление, наоборот, увеличилось.
Сегодня себестоимость большинства крупных российских производителей низкая и позволяет нам успешно конкурировать с импортным товаром по той же свинине. Мы не видим никаких рисков, просто будем увеличивать долю рынка.
– Вы говорите о низкой себестоимости, но ведь в конце 2014 г. – начале 2015 г. цены на зерно были очень высокими. А зерно в кормах занимает существенную долю.
– Все относительно. Долларовые цены на зерно сейчас находятся на одном из самых низких показателей в мире. Девальвация повлияла на рост цен, что несколько сгладилось экспортной пошлиной на пшеницу, которую, я считаю, вводить было совершенно неправильно. Но у нас есть возможность для сокращения затрат. В частности, в этом году мы полностью перешли на собственный соевый белок из Приморья. В растениеводстве идет несколько революций, одна из них – увеличение производства сои и кукурузы. На юге она происходит уже несколько лет, теперь добралась и до Центральной России. В «Русагро» больше посеяли сои, чем сахарной свеклы. Скажи нам об этом несколько лет назад, мы бы не поверили. Также Россия резко сокращает импорт соевых бобов: два года назад ввозилось около 2 млн т, в прошлом – всего 1 млн т. Наращивается производство сои на Дальнем Востоке, в центре и на юге. Поэтому падает цена на соевый шрот и на корма.
– Насколько собственная соя позволила вам снизить себестоимость?
– Не сильно – меньше 10%. Я просто показал, как много есть способов, чтобы этого добиться. Самый главный фактор – повышение производства, что сильно снижает постоянные затраты. С точки зрения кормов это математическая модель. Существует библиотека, в ней больше 200 ингредиентов, и специалисты и консультанты, которые у нас работают, постоянно пытаются снизить стоимость корма введением дополнительных ингредиентов или другими способами. Каждый из этих ингредиентов не дает существенного снижения затрат, зато в совокупности... Надо просто каждый день заниматься и каждый день искать возможности – их очень много.
– Как сильно это влияет на конверсию?
– Конверсия – не такой целевой показатель, как некоторые об этом говорят. Важна не конверсия, а стоимость корма в одном килограмме мяса. Это зависит от стратегии, которую выбирает компания. Можно иметь более высокую конверсию, но и более низкую стоимость корма, на этом выигрывать. Можно иметь более высокую конверсию, более высокую стоимость корма, но пропускать больше свиней через комплекс и выигрывать от этого.
Мы в этом году уже запустили один из крупнейших заводов в России по переработке отходов. Частично мы их продаем на рынок и используем у себя в кормах, что снижает стоимость корма. В принципе, у крупных компаний, особенно интегрированных, есть существенные возможности по снижению себестоимости. Она в «Русагро» сегодня достаточно низкая, на уровне лучших мировых показателей – чуть выше 50 руб./кг. Конечно, она сильно зависит от цен на зерно, но уже на хорошем уровне. В Бразилии себестоимость в среднем чуть ниже – нам еще есть к чему стремиться.
– «Русагро» полностью обеспечивает себя зерном?
– В компании все бизнес-единицы рыночные. Наш мясной бизнес только половину зерна покупает у сельхозбизнеса внутри группы, хотя логистически они расположены идеально. У компании есть доступ к капиталу, поэтому мясной бизнес покупает зерно подешевле во время уборки, а сельхозбизнес стремится продать позже. Но в целом наша компания производит больше зерна, чем потребляет.
Ставка на Дальний Восток
– В прошлом году «Русагро» показала лучшие за всю историю результаты, чего вы ожидаете от 2015 г.: будет ли он таким же активным, прибыльным, как прошлый, или волатильным?
– Рынок всегда волатильный, так как мы имеем дело с биржевыми товарами. Активным год будет несомненно – это связано и с началом строительства нашего приморского проекта по свинине. Также он, возможно, будет активный для сделок слияний и поглощений в нашей отрасли. Прибыльность во многом зависит от стечения внешних обстоятельств, которые предугадать невозможно. Пока же мы думаем, что год будет удачным. Сможем ли мы повторить успех прошлого года по чистой прибыли и EBITDA, я пока сказать не могу, но шансы есть. I квартал был хороший, II квартал тоже должен быть достаточно удачным. Сейчас есть единственная проблема в Приморье – ужасный циклон, огромное количество влаги, там идет серьезнейшее отставание по севу. Но, думаю, и это не остановит нас.
– В отчете за I квартал 2015 г. сказано о завершении покупки соевого хозяйства. Что именно вы купили?
– За последнее время мы закрыли несколько сделок и, надеемся, сделаем еще. Вообще, Приморье по нашей последней стратегии, похоже, будет крупнейшей бизнес-единицей у «Русагро». В какой-то момент она может оказаться больше, чем вся компания на сегодняшний день.
Сегодня у нас на Дальнем Востоке 26 000 га земли в Михайловском и Уссурийском районах Приморского края. Также у нас 25% в контрольном пакете Уссурийского масложирового завода. Мы изучаем возможность создания своего производства или расширения доли в этом заводе, но пока этого не произошло.
В Приморье планируем создать кластер из трех частей: растениеводство, свиноводство и переработка сои.
Для первого направления мы хотели бы увеличить земельный банк как минимум до 120 000 га. По свинине мы начинаем строить первую очередь мощностью 100 000 т и стоимостью около 22 млрд руб., из них – 12,5 млрд руб. мы получим по проектному финансированию и уже в июле планируем начинать выбирать эти деньги. Сейчас проектируем завод, осенью начнем строительство. Относительно соевых бобов сейчас мы изучаем разные возможности, чтобы создать это производство.
Возможности сельского хозяйства в Приморье прекрасные. Все, конечно, будет зависеть от растениеводства: по мере роста производства будет расти переработка, она будет создавать возможности для дальнейшего роста, в итоге мы запустим цикл, который создаст там мощное и очень эффективное сельскохозяйственное производство для России и соседних стран.
– Как вам бизнес-климат на Дальнем Востоке? Иногда кажется, что там даже другой менталитет.
– Конечно, другой. На Курилах, на Камчатке, в Мурманске, в Чечне – он везде разный. На мой взгляд, к Приморью в столице всегда относились с недостаточным вниманием. Кроме того, Россия избыточно централизована. Эти два факта привели к тому, что в Приморье не существовало крупных компаний. Очень крупные, государственные монополии существовали, но не было крупного бизнеса. Иностранцы мало инвестировали по множеству причин, а россияне просто не долетали. А ведь Приморье в плане ресурсов богатейший край. Охотское море – самое богатое в мире.
В итоге, с одной стороны, мы имеем невнимание власти, с другой – богатейший край с маленьким населением. В результате инфраструктуры нет, люди заняты, живут достаточно хорошо, и создать бизнес в этой зоне достаточно сложно. Так исторически сложилось.
Но я вас уверяю, в течение года ситуация радикально поменяется, и Приморский край будет самым быстрорастущим регионом в России в ближайшие 10 лет. Сейчас мы видим огромный интерес со стороны азиатских инвесторов. Но все ждут создания платформы. Никто не хочет сделать первый шаг, потому что это всегда рискованно. Зато тот, кто его сделает, снимет сливки.
– И вы решили быть первопроходцами?
– Конечно!
– «Русагро» работает на Дальнем Востоке чуть больше года. Как за это время поменялось отношение местных властей к вам как бизнесу и ваше отношение к региону?
– У меня лично всегда было восторженное отношение к этому региону, потому что это Азия. Будущее мира связано с Азией. Участвовать в этом, да еще на базе российского региона – великая, пьянящая возможность.
Что касается отношения к нам, сначала оно было справедливо настороженным. Надеюсь, по мере того, как власти региона увидят нашу работу, эта настороженность еще больше уменьшится. Многие до сих пор не верят, что мы инвестируем в регион как минимум 25 млрд руб. в течение ближайших двух лет.
– Деньги для строительства свинокомплекса в Приморье «Русагро» получила по линии проектного финансирования. Многие чиновники говорят, что этот проект компании одобрили с большим «авансом».
– Конечно. Они поверили в наш проект, в нашу решимость. Но для государства проект тоже важен – это взаимовыгодная ситуация. Ведь инфраструктура создается не исключительно под нас, а для ТОР «Михайловская», т. е. всех инвесторов, которые захотят в ней участвовать. А мы первые большие инвестиции.
Вообще, идея финансирования ЦБ через частные банки долгосрочных инвестиционных проектов – прекрасная идея: она не приводит к инфляции, имеет низкую коррупционную емкость, способствует экономическому росту. Это фантастический инструмент, который, слава богу, начали применять. По моим данным, его планируют расширять, например, «Русагро» в третий раз подала документы, чтобы получить финансирование на «Тамбовский бекон – 3». Надеемся, что проект будет одобрен.
– Но ведь в марте комиссия его отклонила.
– Да, его отложили в связи с малым количеством выделенных средств. Теперь выделены дополнительные средства. Посмотрим. Мы с пониманием отнесемся к любому решению.
– Правильно ли мы понимаем, что «Русагро» отказалась от проекта по аквакультуре в Приморье?
– Мы изучили внимательно этот вопрос и в качестве первоочередного не будем его реализовывать. Мы решили сосредоточиться на вышеперечисленных проектах. У нас несколько подобных проектов отложено.
– В какие сроки все-таки возможна его реализация?
– Не думаю, что решение будет принято в ближайший год.
– Почему?
– Свинина с точки зрения окупаемости и с учетом рисков и господдержки выглядит более предпочтительно. Главная проблема с аквакультурой – это очень сложный для управления крупными компаниями проект, требующий гигантского количества людей, работающих на берегу. В Приморье нет такого количества людей. Идеальная модель для [его] реализации – когда тысячи фермеров будут заниматься аквакультурой. Нам даже на свинину, вероятно, придется приглашать людей. Плюс огромные риски воровства.
– Приглашать будете рабочих или менеджеров?
– Рабочих. Мы для них планируем строить жилье.
– Откуда будете их приглашать?
– Будем искать по всему миру. Нам все равно, кто это будет, лишь бы работали в соответствии с законодательством.
– Приедут китайцы.
– В первую очередь корейцы. Но мы и для русских будем создавать все условия. Это будет великолепное место для жизни.
«Если не договоримся, будем делать сами»
– Нам рассказывают, что «Русагро» активно интересуется «Михайловским бройлером».
– У нас более 50 целей, которые мы мониторим ежемесячно. Они находятся в разном состоянии. Все они оценены, и мы понимаем, сколько они стоят на сегодняшний день, исходя из доступной для нас информации. Когда стоимость актива снижается, а мы видим, что можно создать стоимость, мы его покупаем. Если цена никогда не опускается, мы не можем его приобрести. У нас нет цели что-то купить, у нас есть цель создать стоимость. Михайловская фабрика – одно из возможных приобретений. Со сделками всегда все очень сложно – все зависит от обстоятельств.
– Как они сейчас складываются?
– Пока обстоятельства складываются благоприятно, но сделки еще нет.
– Фабрики «Михайловского бройлера» совсем небольшие, вы же обычно занимаетесь мегапроектами. Значит ли это, что «Русагро» решила пойти в птицеводство по-крупному?
– Пока это ничего не значит – сделка еще не состоялась. Фабрика действительно небольшая, кроме того, она работает на угле. С другой стороны, как вы знаете, мы работаем кластерами, и в этом случае всегда существует преимущество.
Если бы мы увидели возможность купить такую фабрику в другом регионе, где мы не присутствуем, наверное, не заинтересовались бы. А так, во-первых, мы уже находимся в Приморье, во-вторых, там высокие цены на продовольствие, в-третьих, у нас под боком крупнейшие в мире рынки продовольствия – Китай, Корея, Япония. Поэтому мы считаем, что есть возможность создать на базе существующего производства крупное современное, конкурентоспособное предприятие.
– К тому же будет абсолютная синергия со свиноводством: можно ведь объединить логистику и продажи, корма.
– Абсолютно точно. Именно потому что по свинине «Русагро» делает крупный проект, мы видим возможную синергию. Но ситуация с фабрикой все-таки сложная: уголовные дела, банкротство.
– Ходят слухи, что «Русагро» ведет переговоры о вхождении крупнейшего китайского пищевого холдинга COFCO в проект по свинине. Правда?
– Это было правдой. Наш проект очень интересен не только для России, но и для КНР. Интерес связан с тем, что в Китае большие экологические проблемы, растет потребление свинины и некоторое время назад в Китае сделали ставку на собственное производство свинины. Из-за этого они сейчас закупают 50–70 млн т сои. Но все это неэффективно. Есть мнение, что эффективнее было бы импортировать свинину. Но Китай может импортировать только замороженную свинину, а китайцы хотят качественную свинину. Анонсированный нами приморский проект очень хорошо сочетается с желанием части китайского руководства начать импорт качественной, экологически чистой свинины из России по конкурентной цене. Поэтому этот проект был отобран совместной межправительственной комиссией по крупным инвестпроектам, возглавляемой первым вице-премьером Игорем Шуваловым и [первым заместителем премьера государственного совета КНР] Чжан Гаоли, где нам был предложен китайский партнер – COFCO.
Однако на сегодняшний день компания COFCO решила, что она не заинтересована в инвестициях в Россию, потому что, как мы полагаем, пока она сосредоточена на подготовке к IPO. Поэтому на комиссии было принято решение, что мы можем общаться с другими компаниями. Сейчас мы общаемся с рядом японских и китайских и некоторых других азиатских инвесторов. «Русагро» заинтересована в миноритарном стратегическом партнере для этого проекта, который поможет выйти на азиатские рынки свинины. Потому что российского внутреннего рынка достаточно для первой и половины второй очереди, мы же намерены реализовать все три. Кроме того, в свиноводстве получаются разные продукты и баланс этих продуктов на разных рынках разный. Например, китайцы любят субпродукты – головы, уши, хвосты, некоторые части ножек, в России, наоборот, предпочитают вырезку. Чтобы бизнес зарабатывал максимально, выгодно иметь разные открытые рынки. Именно поэтому мы надеемся в ближайшее время договориться с какой-то из этих компаний. Если не договоримся, будем делать сами – нас это не остановит.
– То есть стоит вопрос партнерства, а не денег?
– У нас стоит вопрос доступа на рынок. Мы и без партнера его получим, для этого есть все экономические условия: есть интерес китайцев, есть интерес наш. Задача – преодолеть все препоны, которые другие страны давно преодолели, ведь мы этим никогда не занимались.
– Это будет миноритарий?
– У разных стран разный менталитет. Кто-то хочет миноритарный [пакет] в 25%, кому-то достаточно 10%. Вариантов много.
– Но больше 25% вы отдавать не готовы?
– Да, мы не видим в этом смысла.
– Вы общаетесь с компаниями напрямую или через РФПИ?
– В основном напрямую, но с РФПИ тоже ведем переговоры.
Ближе к земле
– «Русагро» приобрела права требования к агрохолдингу «Иволга». У кого и какова сумма уступленного долга?
– Мы выкупили примерно на 900 млн руб. у Сбербанка.
– Есть ли у вас уже какие-то планы по модернизации завода, заложенного в долг?
– Пока мы только выкупили право требования, надо еще получить долю. Теперь идет процесс банкротства, в рамках которого, вероятно, произойдет возврат кредиторам сумм долга, либо это имущество будет продано с торгов. Тот, кто купит, возможно, сможет заняться модернизацией. Если мы его купим, то мы включим его в свою производственную цепочку и будем им заниматься.
– Еще какие-то активы «Иволги» интересны для компании?
– У нас куплены права требования к семи юрлицам, в том числе к сельхозпредприятиям «Иволга-центра». Это земли и элеваторы.
– Почему «Иволга» оказалась в сложной ситуации?
– У нее гигантское количество долгов и кредиторов. Банкротство должно было произойти рано или поздно. Теперь у государственных банков из-за санкций меньше доступа к капиталу, и они активнее стали идти на сделки по продаже долгов. Это позволяет надеяться части отраслевых игроков на реструктуризацию отрасли.
– АФК «Система» заявила, что хочет сформировать земельный банк в 1 млн га. Вам не предлагали партнерство?
– С «Системой» мы никаких переговоров не ведем, но наши акции любой может купить на рынке.
– ВЭБ хочет избавиться от агрохолдинга «Разгуляй», который банку достался за долги. Вам интересен этот актив?
– Мы интересуемся всеми активами, которые могут появиться на рынке. Если активы «Разгуляя» появятся на рынке, то мы, конечно, будем заинтересованы в том, чтобы купить их. Я не буду комментировать, ведем мы переговоры или нет.
О вреде и пользе государства
– Сейчас обсуждается новая редакция закона о торговле. Как у «Русагро» складываются отношения с ритейлерами?
– То, что происходит, – результат экономической ситуации. Если сети с кого-то могут брать до 30% и выше, значит, есть поставщики, которые на это согласны. Какие бы законы ни были приняты, если есть желание поставщика и покупателя, они найдут способ, как это оформить. Мы, конечно, приветствуем усилия правительства, направленные на ослабление сильной позиции сетей, но мы реалисты: в ситуации, когда для этого есть экономические предпосылки, это очень сложно. Главный способ – борьба с монополией в регионах. В регионе и муниципалитете доля сети не должна превышать определенный процент. На мой взгляд, это самое действенное и реально будет работать.
– Вы сказали, что на деятельность компании влияют внешние факторы, в частности, Минсельхоз с его регуляторными инициативами.
– Да, это еще один элемент неопределенности, к сожалению.
– Что вы ожидаете от нового руководства министерства?
– Самое главное, чтобы был свободный рынок и частная конкуренция. То есть меньше государства. Только так мы можем иметь эволюцию компаний и движение в сторону повышения эффективности. Второе: мы хотим постоянные правила игры, потому что это позволяет нам делать долгосрочное планирование и длинные инвестиционные проекты. Эти две вещи фундаментальны. Все остальное не так важно.
Конечно, мы заинтересованы в государственной поддержке. Я считаю, что [предыдущий министр сельского хозяйства Николай] Федоров сделал очень много правильных шагов, чтобы навести порядок в отрасли, и он его навел. Была правильно структурирована работа с союзами, погашены задолженности по кредитам, появившиеся при [его предшественнице Елене] Скрынник. Тогда [при ней] был абсолютный бардак и ничего хорошего не происходило. Деньги многим компаниям не доходили, все было очень неправильно. Я надеюсь, что при новом министре политика будет рациональная, понятная и открытая.
– Как вы можете прокомментировать введение с нового сезона пошлины на экспорт пшеницы?
– Часто министров сельского хозяйства в чем-то обвиняют или, наоборот, хвалят. Это не совсем всегда справедливо, потому что многие решения принимают не они, а правительство или президент. Введение экспортной пошлины в среднесрочной и долгосрочной перспективе является неверным экономическим шагом – это уничтожает стоимость. Введение пошлины приводит к снижению предложения, что не является правильным. Кроме того, маржа, которую зарабатывают в основном животноводы, такая, что точно позволяет покупать зерно по рыночной цене. Более того, Россия – страна с самой низкой ценой на зерновые. Усугублять ситуацию для производителей вредно и неправильно. В стоимости хлеба зерновые тоже не имеют такой большой доли – в большей степени это труд, аренда и т. д. К сожалению, такие вредные шаги наше правительство совершает регулярно. По моему мнению, частично это связано с лоббизмом, который в целом вредит экономике страны, а частично – с неграмотностью и популизмом.
– Сейчас, когда основные начатые в европейской части России проекты «Русагро» практически реализованы, насколько компания зависима от господдержки?
– В виде субсидий, в основном на свиноводческие комплексы, в последние годы «Русагро» получает 2–3 млрд руб. в год. Это поддержка не только федеральная, есть небольшая компонента региональной поддержки. Сегодня ее оказывает только Тамбовская область, поэтому в последние годы «Русагро» в основном инвестирует именно в этот регион. Нельзя сказать, что без поддержки мы бы зарабатывали на 2–3 млрд руб. меньше, потому что в этом случае ряд проектов просто не был бы запущен. Для нас сегодня господдержка не является существенным фактором. Если посмотреть на чистую прибыль, то на нее значимо влияют только четыре фактора. Самый главный – курс рубля, и мы заинтересованы в слабом рубле. Второй фактор – цена на свинину, которая сейчас тоже зависит от курса рубля. Третий фактор – выход сахара в свекле. Четвертый – мировая цена на сахар. Но у нас достаточно диверсифицированный бизнес, мы к шокам устойчивы.
– А 16 декабря 2014 г., когда ЦБ за ночь поднял ключевую ставку на 6,5 п. п. до 17%, для вас стало шоком?
– Да, стоимость кредитов выросла до 30%. Нам срочно нужен был кредит, и мы на две недели вынуждены были взять кредит под 30%. Сегодня главная проблема – стоимость краткосрочного кредита. Но это не проблема для бизнеса: ставка субсидирования в сельском хозяйстве – более 14%. А в проекты при высокой процентной ставке по инвесткредитам мы не инвестируем. В целом по компании по существующим кредитам эффективная процентная ставка составляет 2%.
– А по новым?
– В Приморье ставка в рублях будет менее 5%. Если не иметь проектного финансирования, то с учетом субсидирования 8,25 и 15–16% банковских ставок, эффективная ставка – 7%. Но она постоянно падает, так что скоро мы приблизимся к точке, когда отрасль снова начнет инвестировать.
– Какая это будет точка?
– Это зависит от проекта. Мы по-прежнему рассматриваем «Тамбовский бекон», несмотря на то что в европейской части России рынок уже достаточно насыщен. Это связано с тем, что там у нас есть инфраструктура: бойня, завод утилизации, комбикормовый завод. Нужно просто создать комплексы, но даже с учетом имеющейся инфраструктуры при нынешних процентных ставках они не окупаются. Поэтому мы либо хотим получить финансирование в рамках комиссии по проектному финансированию, либо будем ждать, когда ставки упадут еще больше.
– Стали ли банки пересматривать ставки в одностороннем порядке?
– Конечно, стали, это их право, но они всегда так делали. Просто когда раньше ставки были одинаковые, это было не так заметно.
– Стало ли сложнее брать кредиты, появились ли новые требования?
– Нет, только деньги стали дороже. На конец I квартала 2015 г. чистый долг «Русагро» составлял 1,9 млрд руб., а чистая прибыль по итогам 2014 г. – 20 млрд руб. То есть у компании нет долга. Как бы банки ни пересматривали условия, мы абсолютно ликвидная компания практически без кредитного риска.
– У компании практически нет долга, и с этой точки зрения «Русагро» – идеальный заемщик. Предлагают ли вам более выгодные условия, чем конкурентам?
– Конечно, за нас есть конкуренция между банками. Я сам был банкиром когда-то и знаю: кредит надо давать тому, кому он не нужен, а кому очень нужен, не давать. Сейчас немножко «провалились» государственные банки из-за санкций и затруднения доступа к капиталу. Если до этих всех событий со Сбербанком кому-либо было тяжело конкурировать, то сейчас другие госбанки, а также частные банки активно конкурируют со Сбербанком. Последние кредиты, которые мы брали, мы брали не у государственных банков. И проектное финансирование тоже (проект реализуется вместе с Альфа-банком. – «Ведомости»).
– Минсельхоз предложил выдавать инвесторам бесплатно и без торгов муниципальную и государственную землю для рекультивации. Вам это интересно?
– Нам интересно все, что выгодно. Важно, чтобы не было коррупционной емкости. Я сторонник конкуренции. Все, что без торгов, на мой взгляд, странно.
– Устраивает ли вас общий инвестклимат в стране?
– Мы работаем в этой стране – значит, она нас устраивает. Есть много возможностей, как улучшить условия. Есть инструментальные механизмы – например, проектное финансирование. Но основные изменения могут произойти только после политических изменений. А они понятные – нужно вернуть демократию хотя бы на региональный уровень, уменьшать централизацию, государственный сектор. Надо, чтобы люди формировались, чтобы была конкуренция. Без конкуренции не будет эволюции. Я лично как гражданин приветствовал бы эти изменения, если они произойдут. Главные проблемы сейчас – деградация человеческого капитала и высокая процентная ставка. Но мы эти проблемы решаем. Если правительство повысит эффективность экономики и государства, то мы только будем рады.
Что захватывать, с кем конкурировать
– «Русагро» обновила стратегию. Какие теперь у компании приоритеты?
– Наша стратегическая концепция заключается в том, что в СНГ на сегодняшний день из-за больших транзакционных издержек, неэффективности рынков существует огромная маржа между полем и полкой. Мы хотим ее захватить, потому что это огромная маржа, кроме того, уменьшение рисков. Но если ситуация изменится, концепция может поменяться.
Стратегия 2014 г. заключалась в повышении операционной эффективности заводов и развитии человеческого капитала, сейчас мы смотрим на международную экспансию и развитие новых технологий. Это будет новое направление развития нашей компании. Мы сейчас одобрили проект по производству собственных семян с помощью биоинформатики, активно интересуемся вопросами селекции свиней, изучаем вопрос по полуавтоматическому сельскому хозяйству. Если совет директоров одобрит проект, мы, возможно, станем мировым лидером в области полуавтоматического растениеводства. Также смотрим на технологию по созданию автоматического производства на заводе. Это четыре главные технологии, которые мы изучаем. Вообще, в мире идет технологическая революция. Все, что связано с life sciences, с науками о жизни, куда относятся и животноводство и растениеводство, очень интересно.
– Означает ли это, что компания готова пойти в селекцию?
– В том числе.
– Вы не хотите быть зависимыми?
– Нет, мы видим огромные перспективы повышения прибыли за счет выведения более правильных семян для России.
– Но вы же не будете конкурировать с одним из крупнейших производителей семян в мире – швейцарской Syngenta?
– В России – будем, пусть не во всех культурах. В первую очередь речь идет о сахарной свекле.
– Почему? Глобальные компании не до конца понимают специфику российского рынка?
– Можно и так сказать. Плюс вопросы ГМО. Мы считаем, что сегодня можно создать более хорошие семена, но никто из крупных компаний этим не занимается.
– Что такое хорошие семена?
– Упрощая, это семена, которые помогут нам получать больше сахара с гектара. Мы хотим иметь семена для разных условий, близкие к идеальным. На сегодняшний день на рынке такого предложения нет. Та революция, которая произошла в математике, биокибернетике и генетике, позволяет это сделать не с такими большими затратами.
– Как вы будете развивать масложировой бизнес?
– Мы очень хотим, но как – пока не скажу. Мы смотрим на все направления – слияния, поглощения, строительство. В свое время «Русагро» отказалась от масложировых активов, а теперь интересуется активами, но не обязательно теми же. У каждого актива есть стоимость и стратегическая перспектива.
– В мясе «Русагро» планирует выводить продукты для конечного потребителя?
– Внешняя среда постоянно меняется, и она может изменить [наши] цели и стратегию, но пока мы нацелены на то, чтобы продавать свинину в виде крупного куска и потребительских полуфабрикатов.
– Под каким брендом будет продаваться ваша продукция?
– Пока не могу сказать, мы над этим работаем. Пусть потребители ждут осени.
«Я не планирую продавать акции»
– Ранее вы говорили, что компания очень недооценена, и вы два раза объявляли buy-back своих акций. Планируете ли вы выкуп акций или даже вообще уход с биржи?
– Наш основной акционер, Вадим Мошкович, видит ценность в публичности и считает, что компания должна оставаться публичной. На совете директоров мы обсуждали buy-back достаточно давно, но независимый член совета директоров против, потому что считает, что это уменьшит ликвидность. В ближайшее время, до особого решения акционеров, проводить buy-back мы не будем. Третье – я считаю, что цена акций для компании быстро растущей, платящей дивиденды, с хорошей ликвидностью слишком низкая. Я сам покупаю, и это показывает, что, по моему мнению, акции недооценены.
– Вы продолжите покупать акции с рынка?
– Я рассматриваю такую возможность. Но все зависит от ситуации на рынке, мои возможности тоже небезграничны. В ближайшее время мы планируем встречи с крупными инвесторами. Думаю, что наша компания в скором времени будет более справедливо ими оцениваться. Нас сегодня покрывают два банка – ВТБ и «Открытие», но мы будем работать над тем, чтобы расширить аналитическое покрытие, работать с новыми инвесторами. Компании не нужен капитал, мы платим дивиденды, по итогам 2014 г. мы заплатили 5 млрд руб. На последнем совете директоров было принято решение платить дивиденды раз в полгода. 2 сентября у нас будет совет директоров, и там, наверное, будет принято решение о следующих дивидендах.
– Вопрос SPO не обсуждается?
– Это зависит от акционеров. Я продавать акции не планирую.
– У вас есть какие-либо ограничения по доле?
– Никаких ограничений нет.
– Вадим Мошкович возглавил совет директоров «Русагро». Будет ли в связи с этим что-то меняться в управлении компанией?
– Трудно сказать, но пока ничего не изменилось.
– В пояснении к решению говорилось, что совет директоров согласился с тем, что так будет лучше для компании. Что это означает?
– Основной акционер принимает активное участие и лично организует работу совета директоров. Раньше этим занималась его жена, присутствие Вадима в совете директоров его усиливает.
– Значит ли это, что компания как-либо поменяет тактику?
– Не значит. Скорее более активно, быстро и откровенно идет обсуждение вопросов.
