Вышедшие в начале месяца экономические данные за апрель, а также майский опережающий индекс PMI говорят, что надежды на структурное изменение экономики России под влиянием санкций и падения цен на нефть не оправдываются. По существу, Россия продолжает жить за счёт перепродажи на внутреннем рынке заметно подорожавшего импорта и увеличения экспорта заметно подешевевшей нефти.
ВВП страны сократился в годовом выражении на 4,2%. Однако, если учесть специфику санкций и неизбежность сокращения валового продукта от падения цен на нефть, то более объективную картину развития российской экономики могут дать данные не в годовом, а в месячном выражении. Но в апреле российская экономика сократилась на 0,8%, а с начала года объём ВВП сократился на 2,4%. Ещё более удручающие данные по объёму промышленного производства, которое год к году сократилось в апреле на 4,5%, а за месяц упало на 6,5%.
Значение индекса PMI (деловая активность в экономике) выше 50 пунктов говорит, что субъекты экономической деятельности чувствуют себя комфортно и видят дальнейшие перспективы развития своего дела. Согласно майским опросам, общий индекс PMI оказался на уровне 50,8 пункта, что должно говорить об улучшении в экономике страны. Однако высокий уровень индекса в мае стал возможным благодаря показателям в сфере услуг, где он подскочил с апрельских значений 50,7 до 52,8 пункта. А вот промышленность, наоборот, показывает резкое, даже по сравнению с апрелем (48,9 пункта), падение до 47,6 пункта.
Сокращение ВВП в первые четыре месяца этого года оказалось ниже прогнозов, индекс PMI находится выше 50 пунктов. Это позволило говрить, что экономика России преодолела нижнюю точку кризиса, о чём оптимистично поведал нам вице-премьер Игорь Шувалов ещё в середине мая. Однако о какой экономике говорил вице-премьер? Если говорить о той экономике, которая сформировалась ещё в 90-е годы, то да, можем согласиться — экономика восстанавливается. Основные источники добавочной стоимости у нас продолжают сохраняться и даже увеличиваются — это потребление импорта и экспорт минеральных ресурсов. Что касается последних, то в этом году Россия, опередив Саудовскую Аравию, стала крупнейшим производителем нефти в мире, увеличив экспорт углеводородов в первом квартале на 12,8%.
Судя по оптимизму, исходящему из задания федерального правительства, там до сих пор сохраняется прозападный взгляд на место России в мировой экономике. Очень доходчиво об этом месте неоднократно намекал нам бывший министр финансов России Алексей Кудрин, утверждая, что в мировом распределении труда у каждой страны есть своё место и России не обязательно тратиться на такие вещи, как, например, ГЛОНАСС. А ведь ГЛОНАСС — это только видимая верхушка айсберга под названием полный технологический цикл, это то, что необходимо для развития собственной промышленности.
Исходя из логики господина Кудрина, его соратников и последователей по либеральному экономическому крылу, можно сделать вывод, что России остаётся только одно — добыча ископаемых и их промышленная переработка с низким уровнем добавочной стоимости, и потребление на вырученные деньги импортных промышленных товаров уже с высоким уровнем добавочной стоимость. Такая экономика называется колониальной.
При правлении президента Путина навязанный России в 90-е колониальный характер экономики не сильно изменился. Тому способствовала либеральная команда в составе экономического блока. В условиях нулевых годов этого века либералам в правительстве, дабы сохранить свои места во власти, пришлось прибегнуть к некоторым экономическим реформам, которые позволили сохранить целостность России и затушить социальный пожар, однако они сохранили колониальную модель экономики.
Вместо планомерного развития промышленности, с ростом стоимости нефти и увеличением притока нефтедолларов в экономику России, либералы стали развивать экономику потребления, пытаясь привить в России основы постиндустриальной Рейганомики. Начался рост заработной платы, опережающий экономический рост почти в два раза, это быстро привело к сокращению производительности труда, что только усугубило положение отечественной промышленности. Правительственные же программы по импортозамещению, развитию промышленности, увеличению сельхозпереработки оставались в своей массе только на бумаге. Отдельные положительные показатели по отдельным регионам России не могли изменить общей картины. И проблема не в плохо проработанных программах, не отвечающих реалиям, проблема, если угодно, в философии российской экономики. В условиях, когда основу экономического роста составляет экспорт минеральных ресурсов и не соответствующий развитию экономики и, прежде всего, промышленности рост потребления, развивать промышленность экономически невыгодно.
Как показала история с началом глобального финансового кризиса 2008 года, как только сокращались доходы от нефтяного экспорта, а из-за девальвации рубля импорт становился дороже, тут же начинался рост промпроизводства, причём не только в сельхозперерабатывающей промышленности, но и в других производственных отраслях: в машиностроений, в лёгкой промышленности. Основываясь на опыте 2008−2009 годов, можно было надеяться, что с началом санкционной войны и падением цен на нефть в России начнётся развитие производства. Однако вместо этого мы, согласно приведённой выше статистике, наблюдаем усиливающийся спад промпроизводства. При этом либеральные экономисты из правительственного блока, куда мы можем записать такие видные публичные персоны, как господа Кудрин и Греф, спорят о перспективах дальнейшего развития российской экономики, гадают, какой же будет цена на нефть и рост потребления, то есть обсуждают будущее экономики России на основе прежней колониальной модели. И никаких разговоров о росте российской экономики на основе развития промышленности и умеренного, соответствующего экономическому росту потребления. Нет даже намёка на хотя бы пятилетний план, охватывающий все сферы экономического развития страны, в котором бы упор делался на развитие отечественной промышленности.
История индустриализации России учит, что на основе только рыночных отношений развить отечественную промышленность невозможно. В СССР был накоплен огромный положительный опыт долгосрочного экономического планирования, который в том числе учитывал и развитие внешних рынков. Сами промышленники многократно говорили, что им трудно планировать развитие предприятия на ближайшие 10 лет в условиях отсутствия долговременного плана экономического развития страны. Руководству промышленной компании, в какой бы собственности она ни находилась, гораздо важнее понимать, что и сколько это предприятие должно будет производить через 10 лет и нужно ли это как государству, так и рынку.
Приходится констатировать факт: нынешний экономический блок правительства, прекрасно показывающий себя в кризисных обстоятельствах, полностью проваливается в долгосрочном планировании. И тем более проваливается в планировании развития индустриальной экономики. Если мы посмотрим, чему обучались нынешние руководители российской экономки в 90-е годы, то увидим, что всех их учили управлению постиндустриальной экономикой, основанной на росте потребления за счёт кредита. Они могут, и это произошло в нулевые годы, обеспечить импортными продуктами отечественные прилавки и их потребление в условиях неограниченного притока нефтедолларов. Однако развивать промышленность они неспособны.
В Китае кризис означает новые возможности. И действительно, промышленники, товаропроизводители России видят в сложившейся экономической ситуации новые возможности для развития своих предприятий. Однако государственный аппарат неспособен ответить на новые вызовы. Сейчас очевидно, для дальнейшего развития России необходимы новые, а возможно, и старые, ещё советские, кадры, имеющие навыки и опыт долгосрочного планирования развития индустриальной экономики.
