Из Еван­гель­ских на­став­ле­ний, про­из­не­сен­ных Иису­сом Хри­стом во втор­ник, Цер­ковь из­бра­ла для на­зи­да­ния ве­ру­ю­щих в этот день пре­иму­ще­ствен­но прит­чу о де­ся­ти де­вах, как осо­бен­но при­лич­ную вре­ме­ни Ве­ли­кой сед­ми­цы, в ко­то­рую нам наи­бо­лее долж­но бодр­ство­вать и мо­лить­ся.

Втор­ник ве­ли­чай­ший дев де­сять но­сит: По­бе­ду но­ся­щих неумыт­но­го Вла­ды­ки.

Так на­чи­на­ет­ся си­нак­сарь на Ве­ли­кий Втор­ник. Прит­чей о де­ся­ти де­вах Цер­ковь вну­ша­ет все­гдаш­нюю го­тов­ность к сре­те­нию небес­но­го Же­ни­ха це­ло­муд­ри­ем, ми­ло­сты­ней и неот­ла­га­тель­ным со­вер­ше­ни­ем про­чих бла­гих де­я­ний, изо­бра­жа­е­мых под име­нем елея, при­го­тов­лен­но­го муд­ры­ми де­ва­ми^[13]. «Це­ло­муд­рие вы­со­ко, – го­во­рит Цер­ковь, – но со­хра­ня­ю­щий оное да не небре­жет и о дру­гих доб­ро­де­те­лях, па­че же о ми­ло­стыне, ко­то­рою све­ща це­ло­муд­рия про­све­ща­ет­ся». Муд­рые де­вы при­ло­жи­ли к дев­ству мно­гий и бо­га­тый елей ми­ло­сты­ни, юро­ди­вые же име­ли од­но це­ло­муд­рие, не имея дру­гих доб­ро­де­те­лей, а осо­бен­но ми­ло­сер­дия. В ночь на­сто­я­щей жиз­ни за­дре­ма­ли все и усну­ли. В пол­ночь раз­дал­ся клик: се же­них гря­дет. Муд­рые при­го­то­ви­ли све­тиль­ни­ки свои и во­шли с Же­ни­хом на брак и две­ри за­тво­ри­лись. По­сле при­хо­дят и юро­ди­вые, ко­то­рые, не имея у се­бя го­то­во­го елея, хо­ди­ли ку­пить его в час при­ше­ствия Же­ни­ха. Гос­по­ди, Гос­по­ди, во­пи­ют они, от­вер­зи нам, но Он от­ве­ча­ет: не вем вас. Со­об­раз­но с прит­чей о де­ся­ти де­вах, пре­иму­ще­ствен­но из­бран­ной для на­зи­да­ния ве­ру­ю­щих в Ве­ли­кий Втор­ник, Цер­ковь и в сво­их свя­щен­ных пес­но­пе­ни­ях в этот день по­буж­да­ет нас к ис­прав­ле­нию на­ше­го по­ве­де­ния и це­ло­муд­рию, осо­бен­но пред­став­ле­ни­ем вне­зап­но­го при­ше­ствия Хри­сто­ва су­дить жи­вых и мерт­вых.

Еван­гель­скую прит­чу о де­ся­ти де­вах Цер­ковь при­во­дит на па­мять в на­зи­да­ние нам, пре­иму­ще­ствен­но в Ве­ли­кий Втор­ник, с древ­них вре­мен. О ней упо­ми­на­ет в этот день св. Ис­и­дор Пе­лу­сиот, жив­ший в на­ча­ле 5 ве­ка^[14]. В 8 ве­ке Кось­ма Ма­и­ум­ский на­пи­сал для Ве­ли­ко­го Втор­ни­ка дву­пес­нец, сей­час ис­пол­ня­е­мый Цер­ко­вью на утре­ни в этот день.

На утре­ни в Ве­ли­кий Втор­ник Цер­ковь бла­го­вест­ву­ет о зло­бе пер­во­свя­щен­ни­ков и ста­рей­шин иудей­ских про­тив Иису­са Хри­ста. Фа­ри­сеи со­вет вос­при­я­ша, яко да обо­льстят его сло­вом, во еже пре­да­ти Его на­чаль­ству (Лк.20:20), не пред­став­ляя при сво­ем ду­хов­ном ослеп­ле­нии, что над ни­ми ис­пол­нят­ся сло­ва про­ро­ка: и па­де в яму, юже со­де­ла. Итак, при­тво­ря­ясь пра­вед­ни­ки бы­ти, при­сту­па­ют к Иису­су Хри­сту с раз­ны­ми ко­вар­ны­ми, ис­ку­си­тель­ны­ми во­про­са­ми, сна­ча­ла фа­ри­сеи, ко­то­рые по­ла­га­ли, что иудеи как на­род Бо­жий долж­ны в от­ли­чие от языч­ни­ков, пла­тить дань толь­ко Бо­гу в Его храм, по­том иро­ди­ане, утвер­ждав­шие, что долж­но пла­тить по­дать ке­са­рю, от ко­то­ро­го Ирод по­лу­чил свою власть. Фа­ри­сеи с иро­ди­а­на­ми спра­ши­ва­ли Гос­по­да: до­стой­но ли есть да­ти кин­сон ке­са­ре­ви или ни? Но слы­шав­ше бо­же­ствен­ный от­вет Спа­си­те­ля, ди­ви­ша­ся: и остав­ль­ше его оты­до­ша. В тот же день при­сту­пи­ли к Нему сад­ду­кеи, иже гла­го­лют не бы­ти вос­кре­се­нию мерт­вых, и спро­си­ли Гос­по­да о си­ле су­пру­же­ско­го за­ко­на ужи­че­ства^[15] по вос­кре­се­нии мерт­вых. И слы­шав­ше на­ро­ди от­вет Гос­по­да див­ля­ху­ся о уче­нии его. Фа­ри­сеи слы­шав­ше, как по­сра­ми сад­ду­кеи, со­бра­ша­ся вку­пе на Гос­по­да и на Хри­ста, и спра­ши­ва­ли: кая за­по­ведь боль­ши есть в за­коне? Но Гос­подь сво­им бо­же­ствен­ным от­ве­том и во­про­сом о Хри­сте: кий есть Сын? об­ли­чил, по­сра­мил их неве­де­ние и упор­ство и со­вер­шен­но за­гра­дил уста лу­кав­ству­ю­щих, так что ни­кто же мо­жа­ше от­ве­ща­ти Ему сло­ве­се: ни­же сме­я­ше кто от то­го дне во­про­си­ти Его.

Ви­дя край­нее огру­бе­ние, ли­це­ме­рие и без­за­ко­ние книж­ни­ков и фа­ри­се­ев, Иисус Хри­стос про­из­нес на них к на­ро­ду и уче­ни­кам сво­им силь­ную об­ли­чи­тель­ную речь, в ко­то­рой, мно­го­крат­но взы­вая к ним: го­ре вам, книж­ни­цы и фа­ри­сеи ли­це­ме­ры, на­зы­вал их людь­ми, ко­то­рые гла­го­лют и не тво­рят: воз­ла­га­ют бре­ме­ни, тяж­ка на пле­ща че­ло­ве­че­ски, пер­стом же сво­им не хо­тят двиг­ну­ти их: вся же де­ла своя тво­рят, да ви­ди­ми бу­дут; лю­бят прежде­воз­ле­га­ния на ве­че­рях, пре­жде­се­да­ния на сон­ми­щах, це­ло­ва­ния на тор­жи­щах и зва­ти­ся от че­ло­век, учи­те­лю, учи­те­лю: ко­то­рые за­тво­ря­ют цар­ствие небес­ное пред че­ло­ве­ка и са­ми не вхо­дят: ко­то­рые сне­да­ют до­мы вдо­виц: пре­хо­дят мо­ре и су­шу со­тво­ри­ти еди­на­го при­шель­ца, и тво­рят его сы­на ге­ен­ны су­гу­бей­ша се­бя; ко­то­рые суть во­жди сле­пии и буи, оцеж­да­ю­щии ко­ма­ры, велъ­блю­ды же по­жи­ра­ю­ще; очи­ща­ю­щие внеш­нее, внут­ри же пол­ни хи­ще­ния и неправ­ды, ли­це­ме­рия и без­за­ко­ния; ко­то­рые суть змия по­рож­де­ния ехид­но­ва. По­сле этих силь­ных об­ли­че­ний Гос­подь угро­жал Иеру­са­ли­му за­пу­сте­ни­ем, пред­ска­зы­вая иуде­ям, как не има­те Мене ви­де­ти от­се­ле, дон­де­же ре­че­те: бла­го­сло­вен гря­дый во имя Гос­подне (Мф.22:15-23, 39). На Ли­тур­гии в Ве­ли­кий Втор­ник Цер­ковь про­дол­жа­ет бла­го­вест­во­вать про­по­ведь, на­ча­тую в Ли­тур­гий­ном Еван­ге­лии Ве­ли­ко­го По­не­дель­ни­ка. О дни же и ча­се вто­ро­го при­ше­ствия Хри­сто­ва и кон­чи­ны ве­ка ни­кто же весть ток­мо Отец мои един. Те­че­ние обык­но­вен­ных дел не пре­кра­тит­ся. Бди­те убо яко неве­сте в кий час Гос­подь ваш при­и­дет. Бла­жен раб, его же при­шед гос­по­дин его, об­ря­щет бдя­ща! Свою бе­се­ду о днях за­пу­сте­ния Иеру­са­ли­ма и кон­чине ми­ра Гос­подь за­клю­ча­ет прит­ча­ми о де­ся­ти де­вах и о вве­рен­ных нам от бо­га та­лан­тах, в упо­треб­ле­нии ко­то­рых Гос­подь неко­гда по­тре­бу­ет от нас от­че­та, по­учая си­ми прит­ча­ми непре­стан­но­му ду­хов­но­му бодр­ство­ва­нию для неопу­сти­тель­но­го ис­пол­не­ния во­ли Бо­жи­ей и для по­сто­ян­ных ожи­да­ний вне­зап­но­го слав­но­го при­ше­ствия Гос­по­да на суд, упо­треб­ле­ние да­ро­ван­ных нам от Бо­га сил к сла­ве Его и бла­гу ближ­них. Упо­мя­нув в прит­чах о по­след­нем сво­ем при­ше­ствии на все­об­щий суд, Гос­подь пред­воз­ве­ща­ет и о том, что Он про­из­не­сет этот Страш­ный суд над ми­ром^[16]. Окон­чив вся сло­ве­са Своя, Гос­подь объ­яв­ля­ет уче­ни­кам: ве­сте, как по двою дню Пас­ха бу­дет, и Сын че­ло­ве­че­ский пре­дан бу­дет на про­пя­тие (Мф.24:36-26, 2).

***

Ве­ли­кий Втор­ник: ке­са­рю – ке­са­ре­во

Втор­ник Страст­ной сед­ми­цы – один из са­мых глав­ных и на­сы­щен­ных глу­бо­ким ду­хов­ным смыс­лом дней бо­го­слу­жеб­но­го го­да. В этот день Хри­стос пря­мо го­во­рит уче­ни­кам о гря­ду­щих стра­да­ни­ях, по­след­ний раз про­по­ве­ду­ет в Иеру­са­лим­ском хра­ме, и фа­ри­сеи пы­та­ют­ся ис­ку­сить Спа­си­те­ля...

Втор­ник Страст­ной сед­ми­цы – один из са­мых глав­ных и на­сы­щен­ных глу­бо­ким ду­хов­ным смыс­лом дней бо­го­слу­жеб­но­го го­да. В этот день в церк­ви чи­та­ет­ся це­лых че­ты­ре гла­вы из Еван­ге­лия, со­дер­жа­ние ко­то­рых осмыс­ля­ет­ся, в первую оче­редь, в от­но­ше­нии жиз­ни каж­до­го че­ло­ве­ка, че­ло­ве­че­ства и Церк­ви в це­лом, в ка­но­нах и пес­но­пе­ни­ях, ше­дев­рах древ­ней хри­сти­ан­ской по­э­зии. Толь­ко при­сут­ствуя на бо­го­слу­же­нии, мож­но по­нять весь со­кро­вен­ный смысл и глу­би­ну со­бы­тий это­го дня, слов и притч, ска­зан­ных в этот день Спа­си­те­лем уче­ни­кам и на­ро­ду.

По­след­няя про­по­ведь в Иеру­са­лим­ском хра­ме: «Ке­са­рю – ке­са­ре­во»

При­бли­жа­ясь к дням Сво­их стра­да­ний, Гос­подь был осо­бен­но бли­зок и от­кро­ве­нен со Сво­и­ми уче­ни­ка­ми. Я уже не на­зы­ваю вас ра­ба­ми, ибо раб не зна­ет, что де­ла­ет гос­по­дин его; но Я на­звал вас дру­зья­ми, по­то­му что ска­зал вам все, что слы­шал от От­ца Мо­е­го (Ин.15:15), – го­во­рил в этот день Спа­си­тель апо­сто­лам. Те­перь Он уже не при­кро­вен­но, но с осо­бен­ной яс­но­стью воз­ве­щал им о том, что Ему на­доб­но по­стра­дать, чтобы та­ким об­ра­зом при­го­то­вить их к Сво­им стра­да­ни­ям: Вы зна­е­те, что через два дня бу­дет Пас­ха, и Сын Че­ло­ве­че­ский пре­дан бу­дет на рас­пя­тие (Мф.26:2).

Вме­сте с тем, в Ве­ли­кий втор­ник Хри­стос по­след­ний раз про­по­ве­до­вал пе­ред на­ро­дом в Иеру­са­лим­ском хра­ме, со­от­вет­ствен­но Его про­по­ведь име­ла осо­бен­ное зна­че­ние. Раз­мыш­ляя о еван­гель­ском чте­нии это­го дня, свя­ти­тель Фе­о­фан За­твор­ник за­ме­ча­ет: «До­ста­точ­но бы­ло толь­ко вы­слу­шать все это со вни­ма­ни­ем, чтоб уве­рить­ся, что Он есть ис­тин­ный Спас ми­ру – Хри­стос, и по­ко­рить­ся Его за­по­ве­дям и уче­нию». Мы мо­жем лишь крат­ко оста­но­вить­ся на неко­то­рых мо­мен­тах это­го еван­гель­ско­го по­вест­во­ва­ния.

Ночь на втор­ник Иисус Хри­стос так­же про­вел в Вифа­нии, и во втор­ник утром опять при­шел во храм Иеру­са­лим­ский и мно­го учил во хра­ме и вне хра­ма (Мф.24:1). Фа­ри­сеи, уже окон­ча­тель­но ре­шив­ши­е­ся на убий­ство Хри­ста, не пре­ми­ну­ли вос­поль­зо­вать­ся мо­мен­том и уло­вить Спа­си­те­ля в сло­вах, спро­во­ци­ро­вав Его на от­вет, ко­то­рый неиз­беж­но ли­бо при­вел бы к воз­му­ще­нию на­ро­да, ли­бо стал бы по­во­дом для по­ли­ти­че­ско­го до­но­са рим­ским вла­стям. Их ли­це­ме­рие при этом до­стиг­ло по­чти ка­ри­ка­тур­ной фор­мы: ма­ло то­го, что они, рев­ни­те­ли За­ко­на и на­цио­на­ли­сты, не по­гну­ша­лись для осу­ществ­ле­ния за­мыс­лов со­ю­зом с пред­ста­ви­те­ля­ми оди­оз­ней­шей сек­ты иро­ди­ан, по су­ти де­ла, по­соб­ни­ка­ми рим­ских ок­ку­пан­тов, фа­ри­сеи на­ча­ли свою речь уди­ви­тель­но фаль­ши­вы­ми и льсти­вы­ми сло­ва­ми: Учи­тель! мы зна­ем, что Ты спра­вед­лив, и ис­тин­но пу­ти Бо­жию учишь, и не за­бо­тишь­ся об уго­жде­нии ко­му-ли­бо, ибо не смот­ришь ни на ка­кое ли­це (Мф.22:16). Те же лю­ди недав­но го­во­ри­ли о Хри­сте: Он не от Бо­га (Ин.9:16), Он об­ма­ны­ва­ет на­ро­ды (Ин.7:12); и да­же: Ты са­ма­ря­нин, и бес в Те­бе (Ин.8:48), но те­перь им ка­за­лось, что они при­ду­ма­ли во­прос, ко­то­рый при лю­бом от­ве­те по­гу­бит Иису­са, и льсти­вы­ми сло­ва­ми пы­та­лись сде­лать так, чтобы Он не ушел от от­ве­та.

Фа­ри­сеи спро­си­ли Хри­ста: как Те­бе ка­жет­ся? поз­во­ли­тель­но ли да­вать по­дать ке­са­рю, или нет? (Ин.8:49). Лу­кав­ство во­про­са за­клю­ча­лось в том, что, ес­ли бы Спа­си­тель от­ве­тил: да, – то фа­ри­сеи об­ви­ни­ли бы Его пе­ред на­ро­дом в под­держ­ке рим­ских ок­ку­пан­тов, а ес­ли: нет, – то до­нес­ли бы на Него вла­стям как на мя­теж­ни­ка. Иисус от­ве­тил очень муд­ро и про­сто: Он по­про­сил при­не­сти рим­скую мо­не­ту, ди­на­рий, на ко­то­рой бы­ло от­че­ка­не­но изо­бра­же­ние им­пе­ра­то­ра, ке­са­ря, и ска­зал свою зна­ме­ни­тую фра­зу: итак от­да­вай­те ке­са­ре­во ке­са­рю, а Бо­жие Бо­гу (Мф.22:21). Кро­ме глу­бо­ко­го ду­хов­но­го смыс­ла (о том, что свет­ская власть не име­ет пра­ва вме­ши­вать­ся в де­ла ве­ры, а уче­ние Хри­сто­во вы­ше лю­бой по­ли­ти­че­ской идео­ло­гии), эти сло­ва име­ли и неоспо­ри­мую жи­тей­скую прав­ду: раз Иудея до­пус­ка­ла хож­де­ние на сво­ей тер­ри­то­рии рим­ской мо­не­ты и соб­ствен­но яв­ля­лась ча­стью Рим­ской им­пе­рии, есте­ствен­но, она долж­на бы­ла под­чи­нять­ся рим­ским за­ко­нам и пла­тить по­да­ти. Да и сам ди­на­рий, со­глас­но ан­тич­но­му пра­во­во­му со­зна­нию, в неко­то­ром смыс­ле, дей­стви­тель­но при­над­ле­жал им­пе­ра­то­ру: изо­бра­же­ние ке­са­ря яв­ля­ет­ся зна­ком то­го, что мо­не­та от­че­ка­не­на от его име­ни, и он, со­от­вет­ствен­но, яв­ля­ет­ся вер­хов­ным соб­ствен­ни­ком всей де­неж­ной мас­сы им­пе­рии. Иудею, тем бо­лее, стран­но бы­ло бы стре­мить­ся со­хра­нить у се­бя мо­не­ты с язы­че­ским изо­бра­же­ни­ем обо­жеств­ля­е­мо­го им­пе­ра­то­ра. Че­ло­ве­че­ское лу­кав­ство в оче­ред­ной раз не смог­ло про­ти­во­сто­ять бо­же­ствен­ной муд­ро­сти.

Ин­три­ги фа­ри­се­ев да­ли по­вод Спа­си­те­лю об­ра­тить­ся к на­ро­ду с очень важ­ной ре­чью. В сво­ей про­по­ве­ди Хри­стос ука­зал на те страш­ные изъ­я­ны в ре­ли­ги­оз­ной жиз­ни из­ра­иль­ско­го на­ро­да, в первую оче­редь, в от­но­ше­нии его во­ждей, тех же фа­ри­се­ев, ко­то­рые и при­ве­дут к то­му, что иудеи от­верг­нут сво­е­го ис­тин­но­го Ца­ря и Спа­си­те­ля и пре­да­дут Его на рас­пя­тие. На­до за­ме­тить, что на сло­вах фа­ри­сеи дей­стви­тель­но бы­ли рев­ни­те­ля­ми бла­го­че­стия: они тре­бо­ва­ли от на­ро­да стро­го­го ис­пол­не­ния за­по­ве­дей Бо­жи­их и са­ми пре­тен­до­ва­ли на то, чтобы быть при­ме­ром сле­до­ва­ния За­ко­ну. Сам Спа­си­тель при­звал Сво­их слу­ша­те­лей: всё, что они ве­лят вам со­блю­дать, со­блю­дай­те и де­лай­те (Мф.23:3). Од­на­ко, по­доб­ная рев­ность пи­та­лась от­нюдь не ис­крен­ней ве­рой и лю­бо­вью к Бо­гу, а ба­наль­ным вла­сто­лю­би­ем, ко­ры­сто­лю­би­ем, тще­сла­ви­ем и ли­це­ме­ри­ем, т.е. же­ла­ни­ем вме­сто то­го, чтобы жить под­лин­ной жиз­нью в Бо­ге, на­деть на се­бя некую бла­го­че­сти­вую мас­ку, за ко­то­рой мож­но спря­тать свой лик, ис­ко­ре­жен­ный слиш­ком че­ло­ве­че­ски­ми стра­стя­ми. Мы ви­дим, как по­доб­ная внут­рен­няя уста­нов­ка при­ве­дет к пря­мо­му бо­го­убий­ству. Со­блазн фа­ри­сей­ства угро­жа­ет каж­до­му ве­ру­ю­ще­му че­ло­ве­ку, по­это­му Хри­стос так ре­зок в Сво­их сло­вах к фа­ри­се­ям: Он срав­ни­ва­ет их с окра­шен­ны­ми гро­ба­ми, во­ждя­ми сле­пы­ми, по­рож­де­нья­ми ехид­ни­ны­ми (т.е. детьми га­дюк, ко­то­рые, по ан­тич­ным по­ве­рьям, про­гры­за­ли чре­во сво­им ро­ди­те­лям, тем са­мым, уби­вая их), и не жа­ле­ет на них и дру­гих, не ме­нее же­сто­ких слов.

Неожи­дан­но Спа­си­тель за­кан­чи­ва­ет Свою гроз­ную речь уди­ви­тель­но тро­га­тель­ны­ми и горь­ки­ми сло­ва­ми: Иеру­са­лим, Иеру­са­лим, из­би­ва­ю­щий про­ро­ков и кам­ня­ми по­би­ва­ю­щий по­слан­ных к те­бе! сколь­ко раз хо­тел Я со­брать де­тей тво­их, как пти­ца со­би­ра­ет птен­цов сво­их под кры­лья, и вы не за­хо­те­ли! Се, остав­ля­ет­ся вам дом ваш пуст (Мф.23:37-38). Хри­стос по­ка­зал, что, несмот­ря на все без­за­ко­ния Из­ра­и­ля, Он все рав­но лю­бит Свой на­род и скор­бит о его ско­ром па­де­нии, как Он лю­бит каж­до­го че­ло­ве­ка и скор­бит о его гре­хах.

Непо­сред­ствен­но по­сле об­ли­че­ния фа­ри­се­ев, вый­дя из хра­ма, Спа­си­тель пред­ска­зы­ва­ет сво­им уче­ни­кам судь­бу Иеру­са­ли­ма. Ука­зы­вая на ве­ли­че­ствен­ные зда­ния Иеру­са­лим­ско­го хра­ма, Хри­стос ска­зал: ви­ди­те ли всё это? Ис­тин­но го­во­рю вам: не оста­нет­ся здесь кам­ня на камне; всё бу­дет раз­ру­ше­но (Мф.24:2). Про­ро­че­ство в точ­но­сти ис­пол­ни­лось в 70 го­ду по Р.Х., ко­гда им­пе­ра­тор Тит взял штур­мом и раз­ру­шил до ос­но­ва­ния сто­ли­цу Иудей­ско­го цар­ства. Речь о скорб­ном бу­ду­щем Иеру­са­ли­ма по­сте­пен­но пе­ре­хо­дит к про­ро­че­ствам о судь­бах все­го ми­ра и гря­ду­щем Вто­ром при­ше­ствии Спа­си­те­ля. Эс­ха­то­ло­ги­че­ские пред­ска­за­ния Хри­ста име­ют сво­ей це­лью не удо­вле­тво­ре­ние празд­но­го лю­бо­пыт­ства о по­след­них днях ми­ро­зда­ния, столь свой­ствен­но­го че­ло­ве­ку во все эпо­хи, а кон­крет­ную нрав­ствен­ную за­да­чу: убе­дить уче­ни­ков все­гда ду­хов­но бодр­ство­вать и в лю­бой мо­мент быть го­то­вым к встре­че с Бо­гом, по­то­му что не зна­е­те, в ко­то­рый час Гос­подь ваш при­дет (Мф.24:42). Речь здесь идет не толь­ко о Вто­ром при­ше­ствии Спа­си­те­ля и по­сле­ду­ю­щем за ним Страш­ном су­де, но и неиз­беж­ной для каж­до­го че­ло­ве­ка кон­чине, дня и ча­са ко­то­рой то­же ни­ко­му не да­но знать, кро­ме Бо­га.

Прит­чи о невер­ном и бла­го­ра­зум­ном ра­бах и о де­ся­ти де­вах

Свою мысль Хри­стос объ­яс­ня­ет дву­мя прит­ча­ми: о ра­бах, невер­ном и бла­го­ра­зум­ном, и о де­ся­ти де­вах.

Гос­по­дин по­ки­да­ет свой дом и по­ру­ча­ет управ­ле­ние двум слу­гам. Один, ду­мая, что хо­зя­ин вер­нет­ся неско­ро, на­чи­на­ет бить то­ва­ри­щей сво­их и есть и пить с пья­ни­ца­ми (Мф.24:49); дру­гой ис­прав­но де­ла­ет свое де­ло. Гос­по­дин вер­нет­ся неожи­дан­но и бла­го­ра­зум­но­го ра­ба сде­ла­ет управ­ля­ю­щим име­ни­ем, а с невер­ным по­сту­пит су­ро­во: рас­се­чет его, и под­вергнет его од­ной уча­сти с ли­це­ме­ра­ми; там бу­дет плач и скре­жет зу­бов (Мф.24:51).

Во вто­рой прит­че си­ту­а­ция для пер­со­на­жей еще тра­гич­ней. Де­сять дев до­жи­да­ют­ся при­хо­да же­ни­ха: пять из них муд­рые, – они за­ра­нее всё при­го­то­ви­ли: взя­ли с со­бой све­тиль­ни­ки и за­пас­лись мас­лом для них; осталь­ные же, нера­зум­ные, по­на­де­я­лись на то, что ждать же­ни­ха не при­дет­ся, и мас­ла с со­бой не за­хва­ти­ли.

Же­них же за­мед­лил, нера­зум­ные де­вы усну­ли, све­тиль­ни­ки их по­гас­ли, а ко­гда же­них при­шел в по­лу­но­щи, они бро­си­лись ис­кать мас­ло, опоз­да­ли и за­ста­ли уже за­кры­тые две­ри. Так и лю­бой че­ло­век дол­жен все­гда бодр­ство­вать, чтобы не гас свет его ве­ры, чтобы он мог до­стой­но встре­тить гря­ду­ще­го Спа­си­те­ля. При всей ви­ди­мой су­е­те, при том, что очень мно­гие лю­ди сей­час в физи­че­ском смыс­ле недо­сы­па­ют, ду­хов­ная спяч­ка ед­ва ли не са­мая от­ли­чи­тель­ная чер­та на­ше­го вре­ме­ни. Ар­хи­манд­рит Ки­рилл (Пав­лов) за­ме­ча­тель­но ска­зал об этом: «В на­ше вре­мя бо­лее, чем ко­гда-ли­бо, нуж­но пом­нить это предо­сте­ре­же­ние, ибо те­перь осо­бен­но мно­го дрем­лю­щих и спя­щих. Ду­шев­ный сон – это не те­лес­ный сон, укреп­ля­ю­щий ор­га­низм, а на­про­тив, сон нездо­ро­вый, бо­лез­нен­ная спяч­ка, в ко­то­рой лю­ди го­ня­ют­ся за су­е­той и ду­ма­ют, что они жи­вут дей­стви­тель­ной жиз­нью, за­бы­вая о ду­ше, о Бо­ге и о Бу­ду­щей Веч­ной Жиз­ни».

Об этом же по­ет­ся в тро­па­ре пер­вых трех дней Страст­ной сед­ми­цы: «Вот, Же­них при­хо­дит в пол­ночь, и бла­жен тот слу­га, ко­то­ро­го Он най­дет бодр­ству­ю­щим; а ко­го най­дет уны­ло спя­щим – тот недо­сто­ин. Смот­ри же, ду­ша моя, не отя­го­щай­ся сном, чтобы те­бя не пре­да­ли смер­ти и не за­кры­ли пред то­бой две­ри Цар­ствия, но вос­прянь, взы­вая: Свят, Свят, Свят, Ты Гос­по­ди. По мо­лит­вам Бо­го­ро­ди­цы по­ми­луй нас!».

Ис­точ­ник: http://www.taday.ru/

***

Краткое житие преподобной Марии Египетской

Пре­по­доб­ная Ма­рия, про­зван­ная Еги­пет­ской, жи­ла в се­ре­дине V и в на­ча­ле VI сто­ле­тия. Ее мо­ло­дость не пред­ве­ща­ла ни­че­го хо­ро­ше­го. Ма­рии ис­пол­ни­лось лишь две­на­дцать лет, ко­гда она ушла из сво­е­го до­ма в го­ро­де Алек­сан­дрии. Бу­дучи сво­бод­ной от ро­ди­тель­ско­го над­зо­ра, мо­ло­дой и неопыт­ной, Ма­рия увлек­лась по­роч­ной жиз­нью. Неко­му бы­ло оста­но­вить ее на пу­ти к по­ги­бе­ли, а со­блаз­ни­те­лей и со­блаз­нов бы­ло нема­ло. Так 17 лет Ма­рия жи­ла в гре­хах, по­ка ми­ло­сти­вый Гос­подь не об­ра­тил ее к по­ка­я­нию.

Слу­чи­лось это так. По сте­че­нию об­сто­я­тельств Ма­рия при­со­еди­ни­лась к груп­пе па­лом­ни­ков, на­прав­ляв­ших­ся в Свя­тую Зем­лю. Плы­вя с па­лом­ни­ка­ми на ко­раб­ле, Ма­рия не пе­ре­ста­ва­ла со­блаз­нять лю­дей и гре­шить. По­пав в Иеру­са­лим, она при­со­еди­ни­лась к па­лом­ни­кам, на­прав­ляв­шим­ся в храм Вос­кре­се­ния Хри­сто­ва.

Лю­ди ши­ро­кой тол­пой вхо­ди­ли в храм, а Ма­рия у вхо­да бы­ла оста­нов­ле­на неви­ди­мой ру­кой и ни­ка­ки­ми уси­ли­я­ми не мог­ла вой­ти в него. Тут по­ня­ла она, что Гос­подь не до­пус­ка­ет ее вой­ти в свя­тое ме­сто за ее нечи­сто­ту.

Охва­чен­ная ужа­сом и чув­ством глу­бо­ко­го по­ка­я­ния, она ста­ла мо­лить Бо­га про­стить гре­хи, обе­щая в корне ис­пра­вить свою жизнь. Уви­дев у вхо­да в храм ико­ну Бо­жи­ей ма­те­ри, Ма­рия ста­ла про­сить Бо­го­ма­терь за­сту­пить­ся за нее пе­ред Бо­гом. По­сле это­го она сра­зу по­чув­ство­ва­ла в ду­ше про­свет­ле­ние и бес­пре­пят­ствен­но во­шла в храм. Про­лив обиль­ные сле­зы у гро­ба Гос­под­ня, она вы­шла из хра­ма со­вер­шен­но дру­гим че­ло­ве­ком.

Ма­рия ис­пол­ни­ла свое обе­ща­ние из­ме­нить свою жизнь. Из Иеру­са­ли­ма она уда­ли­лась в су­ро­вую и без­люд­ную Иор­дан­скую пу­сты­ню и там по­чти пол­сто­ле­тия про­ве­ла в пол­ном уеди­не­нии, в по­сте и мо­лит­ве. Так су­ро­вы­ми по­дви­га­ми Ма­рия Еги­пет­ская со­вер­шен­но ис­ко­ре­ни­ла в се­бе все гре­хов­ные по­же­ла­ния и со­де­ла­ла серд­це свое чи­стым хра­мом Ду­ха Свя­то­го.

Ста­рец Зо­си­ма, жив­ший в Иор­дан­ском мо­на­сты­ре св. Иоан­на Пред­те­чи, про­мыс­лом Бо­жи­им удо­сто­ил­ся встре­тить­ся в пу­стыне с пре­по­доб­ной Ма­ри­ей, ко­гда та уже бы­ла глу­бо­кой ста­ри­цей. Он был по­ра­жен ее свя­то­стью и да­ром про­зор­ли­во­сти. Од­на­жды он уви­дел ее во вре­мя мо­лит­вы как бы воз­вы­сив­шей­ся над зем­лей, а дру­гой раз – иду­щей через ре­ку Иор­дан, как по су­ше.

Рас­ста­ва­ясь с Зо­си­мой, пре­по­доб­ная Ма­рия по­про­си­ла его через год опять прий­ти в пу­сты­ню, чтобы при­ча­стить ее. Ста­рец в на­зна­чен­ное вре­мя вер­нул­ся и при­ча­стил пре­по­доб­ную Ма­рию Свя­тых Та­ин. По­том при­дя в пу­сты­ню еще через год в на­деж­де ви­деть свя­тую, он уже не за­стал ее в жи­вых. Ста­рец по­хо­ро­нил остан­ки св. Ма­рии там в пу­стыне, в чем ему по­мог лев, ко­то­рый сво­и­ми ког­тя­ми вы­рыл яму для по­гре­бе­ния те­ла пра­вед­ни­цы. Это бы­ло при­бли­зи­тель­но в 521 го­ду.

Так из ве­ли­кой греш­ни­цы пре­по­доб­ная Ма­рия ста­ла, с Бо­жи­ей по­мо­щью, ве­ли­чай­шей свя­той и оста­ви­ла та­кой яр­кий при­мер по­ка­я­ния.

Пол­ное жи­тие пре­по­доб­ной Ма­рии Еги­пет­ской

В од­ном па­ле­стин­ском мо­на­сты­ре в окрест­но­стях Ке­са­рии жил пре­по­доб­ный инок Зо­си­ма. От­дан­ный в мо­на­стырь с са­мо­го дет­ства, он под­ви­зал­ся в нем до 53 лет, ко­гда был сму­щен по­мыс­лом: "Най­дет­ся ли и в са­мой даль­ней пу­стыне свя­той муж, пре­взо­шед­ший ме­ня в трез­ве­нии и де­ла­нии?"

Лишь толь­ко он по­мыс­лил так, ему явил­ся Ан­гел Гос­по­день и ска­зал: "Ты, Зо­си­ма, по че­ло­ве­че­ской ме­ре непло­хо под­ви­зал­ся, но из лю­дей нет пра­вед­но­го ни од­но­го (Рим.3, 10). Чтобы ты ура­зу­мел, сколь­ко есть еще иных и выс­ших об­ра­зов спа­се­ния, вый­ди из этой оби­те­ли, как Ав­ра­ам из до­ма от­ца сво­е­го (Быт.12, 1), и иди в мо­на­стырь, рас­по­ло­жен­ный при Иор­дане".

Тот­час ав­ва Зо­си­ма вы­шел из мо­на­сты­ря и вслед за Ан­ге­лом при­шел в Иор­дан­ский мо­на­стырь и по­се­лил­ся в нем.

Здесь уви­дел он стар­цев, ис­тин­но про­си­яв­ших в по­дви­гах. Ав­ва Зо­си­ма стал под­ра­жать свя­тым ино­кам в ду­хов­ном де­ла­нии.

Так про­шло мно­го вре­ме­ни, и при­бли­зи­лась Свя­тая Че­ты­ре­де­сят­ни­ца. В мо­на­сты­ре су­ще­ство­вал обы­чай, ра­ди ко­то­ро­го и при­вел сю­да Бог пре­по­доб­но­го Зо­си­му. В пер­вое вос­кре­се­нье Ве­ли­ко­го по­ста слу­жил игу­мен Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию, все при­ча­ща­лись Пре­чи­сто­го Те­ла и Кро­ви Хри­сто­вых, вку­ша­ли за­тем ма­лую тра­пе­зу и сно­ва со­би­ра­лись в церк­ви.

Со­тво­рив мо­лит­ву и по­ло­жен­ное чис­ло зем­ных по­кло­нов, стар­цы, ис­про­сив друг у дру­га про­ще­ния, бра­ли бла­го­сло­ве­ние у игу­ме­на и под об­щее пе­ние псал­ма "Гос­подь про­све­ще­ние мое и Спа­си­тель мой: ко­го убо­ю­ся? Гос­подь За­щи­ти­тель жи­во­та мо­е­го: от ко­го устра­шу­ся?" (Пс.26, 1) от­кры­ва­ли мо­на­стыр­ские во­ро­та и ухо­ди­ли в пу­сты­ню.

Каж­дый из них брал с со­бой уме­рен­ное ко­ли­че­ство пи­щи, кто в чем нуж­дал­ся, неко­то­рые же и во­все ни­че­го не бра­ли в пу­сты­ню и пи­та­лись ко­ре­нья­ми. Ино­ки пе­ре­хо­ди­ли за Иор­дан и рас­хо­ди­лись как мож­но даль­ше, чтобы не ви­деть, как кто по­стит­ся и под­ви­за­ет­ся.

Ко­гда за­кан­чи­вал­ся Ве­ли­кий пост, ино­ки воз­вра­ща­лись в мо­на­стырь на Верб­ное вос­кре­се­нье с пло­дом сво­е­го де­ла­ния (Рим.6, 21-22), ис­пы­тав свою со­весть (1Пет.3, 16). При этом ни­кто ни у ко­го не спра­ши­вал, как он тру­дил­ся и со­вер­шал свой по­двиг.

В тот год и ав­ва Зо­си­ма, по мо­на­стыр­ско­му обы­чаю, пе­ре­шел Иор­дан. Ему хо­те­лось глуб­же зай­ти в пу­сты­ню, чтобы встре­тить ко­го-ни­будь из свя­тых и ве­ли­ких стар­цев, спа­са­ю­щих­ся там и мо­ля­щих­ся за мир.

Он шел по пу­стыне 20 дней и од­на­жды, ко­гда он пел псал­мы 6-го ча­са и тво­рил обыч­ные мо­лит­вы, вдруг спра­ва от него по­ка­за­лась как бы тень че­ло­ве­че­ско­го те­ла. Он ужас­нул­ся, ду­мая, что ви­дит бе­сов­ское при­ви­де­ние, но, пе­ре­кре­стив­шись, от­ло­жил страх и, окон­чив мо­лит­ву, об­ра­тил­ся в сто­ро­ну те­ни и уви­дел иду­ще­го по пу­стыне об­на­жен­но­го че­ло­ве­ка, те­ло ко­то­ро­го бы­ло чер­но от сол­неч­но­го зноя, а вы­го­рев­шие ко­рот­кие во­ло­сы по­бе­ле­ли, как агн­чее ру­но. Ав­ва Зо­си­ма об­ра­до­вал­ся, так как за эти дни не ви­дел ни од­но­го жи­во­го су­ще­ства, и тот­час на­пра­вил­ся в его сто­ро­ну.

Но лишь толь­ко на­гой пу­стын­ник уви­дел иду­ще­го к нему Зо­си­му, тот­час пу­стил­ся от него бе­жать. Ав­ва Зо­си­ма, за­быв свою стар­че­скую немощь и уста­лость, уско­рил шаг. Но вско­ре он в из­не­мо­же­нии оста­но­вил­ся у вы­сох­ше­го ру­чья и стал слез­но умо­лять уда­ляв­ше­го­ся по­движ­ни­ка: "Что ты бе­жишь от ме­ня, греш­но­го стар­ца, спа­са­ю­щий­ся в этой пу­стыне? По­до­жди ме­ня, немощ­но­го и недо­стой­но­го, и по­дай мне твою свя­тую мо­лит­ву и бла­го­сло­ве­ние, ра­ди Гос­по­да, не гну­шав­ше­го­ся ни­ко­гда ни­кем".

Неиз­вест­ный, не обо­ра­чи­ва­ясь, крик­нул ему: "Про­сти, ав­ва Зо­си­ма, не мо­гу, об­ра­тив­шись, явить­ся ли­цу тво­е­му: я ведь жен­щи­на, и нет на мне, как ви­дишь, ни­ка­кой одеж­ды для при­кры­тия те­лес­ной на­го­ты. Но ес­ли хо­чешь по­мо­лить­ся обо мне, ве­ли­кой и ока­ян­ной греш­ни­це, брось мне по­крыть­ся свой плащ, то­гда смо­гу по­дой­ти к те­бе под бла­го­сло­ве­ние".

"Не зна­ла бы она ме­ня по име­ни, ес­ли бы свя­то­стью и неве­до­мы­ми по­дви­га­ми не стя­жа­ла да­ра про­зор­ли­во­сти от Гос­по­да", – по­ду­мал ав­ва Зо­си­ма и по­спе­шил ис­пол­нить ска­зан­ное ему.

При­крыв­шись пла­щом, по­движ­ни­ца об­ра­ти­лась к Зо­си­ме: "Что взду­ма­лось те­бе, ав­ва Зо­си­ма, го­во­рить со мной, жен­щи­ной греш­ной и немуд­рой? Че­му же­ла­ешь ты у ме­ня на­учить­ся и, не жа­лея сил, по­тра­тил столь­ко тру­дов?". Он же, пре­кло­нив ко­ле­на, про­сил у нее бла­го­сло­ве­ния. Так же точ­но и она пре­кло­ни­лась пред ним, и дол­го оба один дру­го­го про­си­ли: "Бла­го­сло­ви". На­ко­нец по­движ­ни­ца ска­за­ла; "Ав­ва Зо­си­ма, те­бе по­до­ба­ет бла­го­сло­вить и мо­лит­ву со­тво­рить, так как ты по­чтен са­ном пре­сви­тер­ским и мно­гие го­ды, пред­стоя Хри­сто­ву ал­та­рю, при­но­сишь Гос­по­ду Свя­тые Да­ры".

Эти сло­ва еще боль­ше устра­ши­ли пре­по­доб­но­го Зо­си­му. С глу­бо­ким вздо­хом он от­ве­чал ей: "О мать ду­хов­ная! Яв­но, что ты из нас дво­их боль­ше при­бли­зи­лась к Бо­гу и умер­ла для ми­ра. Ты ме­ня по име­ни узна­ла и пре­сви­те­ром на­зва­ла, ни­ко­гда ме­ня преж­де не ви­дев. Тво­ей ме­ре над­ле­жит и бла­го­сло­вить ме­ня Гос­по­да ра­ди".

Усту­пив на­ко­нец упор­ству Зо­си­мы, пре­по­доб­ная ска­за­ла: "Бла­го­сло­вен Бог, хо­тя­щий спа­се­ния всем че­ло­ве­кам". Ав­ва Зо­си­ма от­ве­тил "Аминь", и они вста­ли с зем­ли. По­движ­ни­ца сно­ва ска­за­ла стар­цу: "Че­го ра­ди при­шел ты, от­че, ко мне, греш­ни­це, ли­шен­ной вся­кой доб­ро­де­те­ли? Впро­чем, вид­но, бла­го­дать Ду­ха Свя­то­го на­ста­ви­ла те­бя со­слу­жить од­ну служ­бу, по­треб­ную мо­ей ду­ше. Ска­жи мне преж­де, ав­ва, как жи­вут ныне хри­сти­ане, как рас­тут и бла­го­ден­ству­ют свя­тые Бо­жии Церк­ви?"

Ав­ва Зо­си­ма от­ве­чал ей: "Ва­ши­ми свя­ты­ми мо­лит­ва­ми Бог да­ро­вал Церк­ви и нам всем со­вер­шен­ный мир. Но внем­ли и ты моль­бе недо­стой­но­го стар­ца, мать моя, по­мо­лись, ра­ди Бо­га, за весь мир и за ме­ня, греш­но­го, да не бу­дет мне бес­плод­ным это пу­стын­ное хож­де­ние".

Свя­тая по­движ­ни­ца ска­за­ла: "Те­бе ско­рее над­ле­жит, ав­ва Зо­си­ма, имея свя­щен­ный чин, за ме­ня и за всех мо­лить­ся. На то те­бе и сан дан. Впро­чем, все по­ве­лен­ное мне то­бою охот­но ис­пол­ню ра­ди по­слу­ша­ния Ис­тине и от чи­сто­го серд­ца".

Ска­зав так, свя­тая об­ра­ти­лась на во­сток и, воз­ве­дя очи и под­няв ру­ки к небу, на­ча­ла ше­по­том мо­лить­ся. Ста­рец уви­дел, как она под­ня­лась в воз­ду­хе на ло­коть от зем­ли. От это­го чуд­но­го ви­де­ния Зо­си­ма по­верг­ся ниц, усерд­но мо­лясь и не смея про­из­не­сти ни­че­го, кро­ме "Гос­по­ди, по­ми­луй!"

Ему при­шел в ду­шу по­мысл – не при­ви­де­ние ли это вво­дит его в со­блазн? Пре­по­доб­ная по­движ­ни­ца, обер­нув­шись, под­ня­ла его с зем­ли и ска­за­ла: "Что те­бя, ав­ва Зо­си­ма, так сму­ща­ют по­мыс­лы? Не при­ви­де­ние я. Я – жен­щи­на греш­ная и недо­стой­ная, хо­тя и ограж­де­на свя­тым кре­ще­ни­ем".

Ска­зав это, она осе­ни­ла се­бя крест­ным зна­ме­ни­ем. Ви­дя и слы­ша это, ста­рец пал со сле­за­ми к но­гам по­движ­ни­цы: "Умо­ляю те­бя Хри­стом, Бо­гом на­шим, не таи от ме­ня сво­ей по­движ­ни­че­ской жиз­ни, но рас­ска­жи ее всю, чтобы сде­лать яв­ным для всех ве­ли­чие Бо­жие. Ибо ве­рую Гос­по­ду Бо­гу мо­е­му, Им же и ты жи­вешь, что для то­го и был я по­слан в эту пу­сты­ню, чтобы все твои пост­ни­че­ские де­я­ния сде­лал Бог яв­ны­ми для ми­ра".

И свя­тая по­движ­ни­ца ска­за­ла: "Сму­ща­юсь, от­че, рас­ска­зы­вать те­бе о бес­стыд­ных мо­их де­лах. Ибо дол­жен бу­дешь то­гда бе­жать от ме­ня, за­крыв гла­за и уши, как бе­гут от ядо­ви­той змеи. Но всё же ска­жу те­бе, от­че, не умол­чав ни о чем из мо­их гре­хов, ты же, за­кли­наю те­бя, не пре­ста­вай мо­лить­ся за ме­ня, греш­ную, да об­ря­щу дерз­но­ве­ние в День Су­да.

Ро­ди­лась я в Егип­те и еще при жиз­ни ро­ди­те­лей, две­на­дца­ти лет от ро­ду, по­ки­ну­ла их и ушла в Алек­сан­дрию. Там ли­ши­лась я сво­е­го це­ло­муд­рия и пре­да­лась без­удерж­но­му и нена­сыт­но­му лю­бо­де­я­нию. Бо­лее сем­на­дца­ти лет невоз­бран­но пре­да­ва­лась я гре­ху и со­вер­ша­ла все без­воз­мезд­но. Я не бра­ла де­нег не по­то­му, что бы­ла бо­га­та. Я жи­ла в ни­ще­те и за­ра­ба­ты­ва­ла пря­жей. Ду­ма­ла я, что весь смысл жиз­ни со­сто­ит в уто­ле­нии плот­ской по­хо­ти.

Про­во­дя та­кую жизнь, я од­на­жды уви­де­ла мно­же­ство на­ро­да, из Ли­вии и Егип­та шед­ше­го к мо­рю, чтобы плыть в Иеру­са­лим на празд­ник Воз­дви­же­ния Свя­то­го Кре­ста. За­хо­те­лось и мне плыть с ни­ми. Но не ра­ди Иеру­са­ли­ма и не ра­ди празд­ни­ка, а – про­сти, от­че, – чтобы бы­ло боль­ше с кем пре­да­вать­ся раз­вра­ту. Так се­ла я на ко­рабль.

Те­перь, от­че, по­верь мне, я са­ма удив­ля­юсь, как мо­ре стер­пе­ло мое рас­пут­ство и лю­бо­де­я­ние, как зем­ля не раз­верз­ла сво­их уст и не све­ла ме­ня за­жи­во в ад, пре­льстив­шую и по­гу­бив­шую столь­ко душ... Но, вид­но, Бог же­лал мо­е­го по­ка­я­ния, не хо­тя смер­ти греш­ни­ка и с дол­го­тер­пе­ни­ем ожи­дая об­ра­ще­ния.

Так при­бы­ла я в Иеру­са­лим и во все дни до празд­ни­ка, как и на ко­раб­ле, за­ни­ма­лась сквер­ны­ми де­ла­ми.

Ко­гда на­сту­пил свя­той празд­ник Воз­дви­же­ния Чест­на­го Кре­ста Гос­под­ня, я по-преж­не­му хо­ди­ла, улов­ляя ду­ши юных в грех. Уви­дев, что все очень ра­но по­шли в цер­ковь, в ко­то­рой на­хо­ди­лось Жи­во­тво­ря­щее Дре­во, я по­шла вме­сте со все­ми и во­шла в цер­ков­ный при­твор. Ко­гда на­стал час Свя­то­го Воз­дви­же­ния, я хо­те­ла вой­ти со всем на­ро­дом в цер­ковь. С боль­шим тру­дом про­брав­шись к две­рям, я, ока­ян­ная, пы­та­лась втис­нуть­ся внутрь. Но ед­ва я сту­пи­ла на по­рог, как ме­ня оста­но­ви­ла некая Бо­жия си­ла, не да­вая вой­ти, и от­бро­си­ла да­ле­ко от две­рей, меж­ду тем как все лю­ди шли бес­пре­пят­ствен­но. Я ду­ма­ла, что, мо­жет быть, по жен­ско­му сла­бо­си­лию не мог­ла про­тис­нуть­ся в тол­пе, и опять по­пы­та­лась лок­тя­ми рас­тал­ки­вать на­род и про­би­рать­ся к две­ри. Сколь­ко я ни тру­ди­лась – вой­ти не смог­ла. Как толь­ко моя но­га ка­са­лась цер­ков­но­го по­ро­га, я оста­нав­ли­ва­лась. Всех при­ни­ма­ла цер­ковь, ни­ко­му не воз­бра­ня­ла вой­ти, а ме­ня, ока­ян­ную, не пус­ка­ла. Так бы­ло три или че­ты­ре ра­за. Си­лы мои ис­сяк­ли. Я ото­шла и вста­ла в уг­лу цер­ков­ной па­пер­ти.

Тут я по­чув­ство­ва­ла, что это гре­хи мои воз­бра­ня­ют мне ви­деть Жи­во­тво­ря­щее Дре­во, серд­ца мо­е­го кос­ну­лась бла­го­дать Гос­под­ня, я за­ры­да­ла и ста­ла в по­ка­я­нии бить се­бя в грудь. Воз­но­ся Гос­по­ду воз­ды­ха­ния из глу­би­ны серд­ца, я уви­де­ла пред со­бой ико­ну Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы и об­ра­ти­лась к ней с мо­лит­вой: "О Де­во, Вла­ды­чи­це, ро­див­шая пло­тию Бо­га–Сло­во! Знаю, что недо­стой­на я смот­реть на Твою ико­ну. Пра­вед­но мне, блуд­ни­це нена­ви­ди­мой, быть от­верг­ну­той от Тво­ей чи­сто­ты и быть для Те­бя мер­зо­стью, но знаю и то, что для то­го Бог и стал че­ло­ве­ком, чтобы при­звать греш­ных на по­ка­я­ние. По­мо­ги мне, Пре­чи­стая, да бу­дет мне поз­во­ле­но вой­ти в цер­ковь. Не воз­бра­ни мне ви­деть Дре­во, на ко­то­ром пло­тию был рас­пят Гос­подь, про­лив­ший Свою непо­вин­ную Кровь и за ме­ня, греш­ную, за из­бав­ле­ние мое от гре­ха. По­ве­ли, Вла­ды­чи­це, да от­вер­зут­ся и мне две­ри свя­то­го по­кло­не­ния Крест­но­го. Ты мне будь доб­лест­ной По­ру­чи­тель­ни­цей к Ро­див­ше­му­ся от Те­бя. Обе­щаю Те­бе с это­го вре­ме­ни уже не осквер­нять се­бя бо­лее ни­ка­кою плот­скою сквер­ной, но как толь­ко уви­жу Дре­во Кре­ста Сы­на Тво­е­го, от­ре­кусь от ми­ра и тот­час уй­ду ту­да, ку­да Ты как По­ру­чи­тель­ни­ца на­ста­вишь ме­ня".

И ко­гда я так по­мо­ли­лась, по­чув­ство­ва­ла вдруг, что мо­лит­ва моя услы­ша­на. В уми­ле­нии ве­ры, на­де­ясь на Ми­ло­серд­ную Бо­го­ро­ди­цу, я опять при­со­еди­ни­лась к вхо­дя­щим в храм, и ни­кто не от­тес­нил ме­ня и не воз­бра­нил мне вой­ти. Я шла в стра­хе и тре­пе­те, по­ка не до­шла до две­ри и спо­до­би­лась ви­деть Жи­во­тво­ря­щий Крест Гос­по­день.

Так по­зна­ла я тай­ны Бо­жии и что Бог го­тов при­нять ка­ю­щих­ся. Па­ла я на зем­лю, по­мо­ли­лась, об­ло­бы­за­ла свя­ты­ни и вы­шла из хра­ма, спе­ша вновь пред­стать пред мо­ей По­ру­чи­тель­ни­цей, где да­но бы­ло мной обе­ща­ние. Пре­кло­нив ко­ле­ни пред ико­ной, так мо­ли­лась я пред ней:

"О Бла­го­лю­би­вая Вла­ды­чи­це на­ша Бо­го­ро­ди­це! Ты не возг­ну­ша­лась мо­лит­вы мо­ей недо­стой­ной. Сла­ва Бо­гу, при­ем­лю­ще­му То­бой по­ка­я­ние греш­ных. На­ста­ло мне вре­мя ис­пол­нить обе­ща­ние, в ко­то­ром Ты бы­ла По­ру­чи­тель­ни­цей. Ныне, Вла­ды­чи­це, на­правь ме­ня на путь по­ка­я­ния".

И вот, не кон­чив еще сво­ей мо­лит­вы, слы­шу го­лос, как бы го­во­ря­щий из­да­ле­ка: "Ес­ли пе­рей­дешь за Иор­дан, то об­ре­тешь бла­жен­ный по­кой".

Я тот­час уве­ро­ва­ла, что этот го­лос был ра­ди ме­ня, и, пла­ча, вос­клик­ну­ла к Бо­го­ро­ди­це: "Гос­по­же Вла­ды­чи­це, не оставь ме­ня, греш­ни­цы сквер­ной, но по­мо­ги мне", – и тот­час вы­шла из цер­ков­но­го при­тво­ра и по­шла прочь. Один че­ло­век дал мне три мед­ные мо­не­ты. На них я ку­пи­ла се­бе три хле­ба и у про­дав­ца узна­ла путь на Иор­дан.

На за­ка­те я до­шла до церк­ви свя­то­го Иоан­на Кре­сти­те­ля близ Иор­да­на. По­кло­нив­шись преж­де все­го в церк­ви, я тот­час спу­сти­лась к Иор­да­ну и омы­ла его свя­тою во­дой ли­цо и ру­ки. За­тем я при­ча­сти­лась в хра­ме свя­то­го Иоан­на Пред­те­чи Пре­чи­стых и Жи­во­тво­ря­щих Тайн Хри­сто­вых, съе­ла по­ло­ви­ну от од­но­го из сво­их хле­бов, за­пи­ла его свя­той Иор­дан­ской во­дой и про­спа­ла ту ночь на зем­ле у хра­ма. На­ут­ро же, най­дя невда­ле­ке неболь­шой челн, я пе­ре­пра­ви­лась в нем через ре­ку на дру­гой бе­рег и опять го­ря­чо мо­ли­лась На­став­ни­це мо­ей, чтобы Она на­пра­ви­ла ме­ня, как Ей Са­мой бу­дет угод­но. Сра­зу же по­сле то­го я и при­шла в эту пу­сты­ню".

Ав­ва Зо­си­ма спро­сил у пре­по­доб­ной: "Сколь­ко же лет, мать моя, про­шло с то­го вре­ме­ни, как ты по­се­ли­лась в этой пу­стыне?" – "Ду­маю, – от­ве­ча­ла она, – 47 лет про­шло, как вы­шла я из Свя­то­го Гра­да".

Ав­ва Зо­си­ма вновь спро­сил: "Что име­ешь или что на­хо­дишь ты се­бе в пи­щу здесь, мать моя?" И она от­ве­ча­ла: "Бы­ло со мной два с по­ло­ви­ной хле­ба, ко­гда я пе­ре­шла Иор­дан, по­ти­хонь­ку они ис­сох­ли и ока­ме­не­ли, и, вку­шая по­не­мно­гу, мно­гие го­ды я пи­та­лась от них".

Опять спро­сил ав­ва Зо­си­ма: "Неуже­ли без бо­лез­ней пре­бы­ла ты столь­ко лет? И ни­ка­ких ис­ку­ше­ний не при­ни­ма­ла от вне­зап­ных при­ло­гов и со­блаз­нов?" – "Верь мне, ав­ва Зо­си­ма, – от­ве­ча­ла пре­по­доб­ная, – 17 лет про­ве­ла я в этой пу­стыне, слов­но с лю­ты­ми зве­ря­ми, бо­рясь со сво­и­ми по­мыс­ла­ми... Ко­гда я на­чи­на­ла вку­шать пи­щу, тот­час при­хо­дил по­мысл о мя­се и ры­бе, к ко­то­рым я при­вык­ла в Егип­те. Хо­те­лось мне и ви­на, по­то­му что я мно­го пи­ла его, ко­гда бы­ла в ми­ру. Здесь же, не имея ча­сто про­стой во­ды и пи­щи, я лю­то стра­да­ла от жаж­ды и го­ло­да. Тер­пе­ла я и бо­лее силь­ные бед­ствия: мной овла­де­ва­ло же­ла­ние лю­бо­дей­ных пе­сен, они буд­то слы­ша­лись мне, сму­щая серд­це и слух. Пла­ча и бия се­бя в грудь, я вспо­ми­на­ла то­гда обе­ты, ко­то­рые да­ва­ла, идя в пу­сты­ню, пред ико­ной Свя­той Бо­го­ро­ди­цы, По­руч­ни­цы мо­ей, и пла­ка­ла, мо­ля ото­гнать тер­зав­шие ду­шу по­мыс­лы. Ко­гда в ме­ру мо­лит­вы и пла­ча со­вер­ша­лось по­ка­я­ние, я ви­де­ла ото­всю­ду мне си­яв­ший Свет, и то­гда вме­сто бу­ри ме­ня об­сту­па­ла ве­ли­кая ти­ши­на.

Блуд­ные же по­мыс­лы, про­сти, ав­ва, как ис­по­ве­даю те­бе? Страст­ный огнь раз­го­рал­ся внут­ри мо­е­го серд­ца и всю опа­лял ме­ня, воз­буж­дая по­хоть. Я же при по­яв­ле­нии ока­ян­ных по­мыс­лов по­вер­га­лась на зем­лю и слов­но ви­де­ла, что пре­до мной сто­ит Са­ма Пре­свя­тая По­ру­чи­тель­ни­ца и су­дит ме­ня, пре­сту­пив­шую дан­ное обе­ща­ние. Так не вста­ва­ла я, ле­жа ниц день и ночь на зем­ле, по­ка вновь не со­вер­ша­лось по­ка­я­ние и ме­ня не окру­жал тот же бла­жен­ный Свет, от­го­няв­ший злые сму­ще­ния и по­мыш­ле­ния.

Так жи­ла я в этой пу­стыне пер­вые сем­на­дцать лет. Тьма за тьмой, бе­да за на­па­стью об­сто­я­ли ме­ня, греш­ную. Но с то­го вре­ме­ни и до­ныне Бо­го­ро­ди­ца, По­мощ­ни­ца моя, во всем ру­ко­вод­ству­ет мною".

Ав­ва Зо­си­ма опять спра­ши­вал: "Неуже­ли те­бе не по­тре­бо­ва­лось здесь ни пи­щи, ни оде­я­ния?"

Она же от­ве­ча­ла: "Хле­бы мои кон­чи­лись, как я ска­за­ла, в эти сем­на­дцать лет. По­сле то­го я ста­ла пи­тать­ся ко­ре­нья­ми и тем, что мог­ла об­ре­сти в пу­стыне. Пла­тье, ко­то­рое бы­ло на мне, ко­гда пе­ре­шла Иор­дан, дав­но разо­дра­лось и ис­тле­ло, и мне мно­го по­том при­шлось тер­петь и бед­ство­вать и от зноя, ко­гда ме­ня па­ли­ла жа­ра, и от зи­мы, ко­гда я тряс­лась от хо­ло­да. Сколь­ко раз я па­да­ла на зем­лю как мерт­вая. Сколь­ко раз в без­мер­ном бо­ре­нии пре­бы­ва­ла с раз­лич­ны­ми на­па­стя­ми, бе­да­ми и ис­ку­ше­ни­я­ми. Но с то­го вре­ме­ни и до ны­неш­не­го дня си­ла Бо­жия неве­до­мо и мно­го­об­раз­но со­блю­да­ла мою греш­ную ду­шу и сми­рен­ное те­ло. Пи­та­лась и по­кры­ва­лась я гла­го­лом Бо­жи­им, всё со­дер­жа­щим (Втор.8, 3), ибо не о хле­бе еди­ном жив бу­дет че­ло­век, но о вся­ком гла­го­ле Бо­жи­ем (Мф.4, 4; Лк.4, 4), и не име­ю­щие по­кро­ва ка­ме­ни­ем об­ле­кут­ся (Иов.24, 8), ес­ли со­вле­кут­ся гре­хов­но­го оде­я­ния (Кол.3, 9). Как вспо­ми­на­ла, от сколь­ко­го зла и ка­ких гре­хов из­ба­вил ме­ня Гос­подь, в том на­хо­ди­ла я пи­щу неис­то­щи­мую".

Ко­гда ав­ва Зо­си­ма услы­шал, что и от Свя­щен­но­го Пи­са­ния го­во­рит на па­мять свя­тая по­движ­ни­ца – от книг Мо­и­сея и Иова и от псал­мов Да­ви­до­вых, – то­гда спро­сил пре­по­доб­ную: "Где, мать моя, на­учи­лась ты псал­мам и иным Кни­гам?"

Она улыб­ну­лась, вы­слу­шав этот во­прос, и от­ве­ча­ла так: "По­верь мне, че­ло­век Бо­жий, ни еди­но­го не ви­де­ла че­ло­ве­ка, кро­ме те­бя, с тех пор, как пе­ре­шла Иор­дан. Кни­гам и рань­ше ни­ко­гда не учи­лась, ни пе­ния цер­ков­но­го не слы­ша­ла, ни Бо­же­ствен­но­го чте­ния. Раз­ве что Са­мо Сло­во Бо­жие, жи­вое и все­твор­че­ское, учит че­ло­ве­ка вся­ко­му ра­зу­му (Кол.3, 16; 2Пет.1, 21; 1Фес.2, 13). Впро­чем, до­воль­но, уже всю жизнь мою я ис­по­ве­да­ла те­бе, но с че­го на­чи­на­ла, тем и кон­чаю: за­кли­наю те­бя во­пло­ще­ни­ем Бо­га–Сло­ва – мо­лись, свя­той ав­ва, за ме­ня, ве­ли­кую греш­ни­цу.

И еще за­кли­наю те­бя Спа­си­те­лем, Гос­по­дом на­шим Иису­сом Хри­стом – все то, что слы­шал ты от ме­ня, не ска­зы­вай ни еди­но­му до тех пор, по­ка Бог не возь­мет ме­ня от зем­ли. И ис­пол­ни то, о чем я сей­час ска­жу те­бе. Бу­ду­щим го­дом, в Ве­ли­кий пост, не хо­ди за Иор­дан, как ваш ино­че­ский обы­чай по­веле­ва­ет".

Опять уди­вил­ся ав­ва Зо­си­ма, что и чин их мо­на­стыр­ский из­ве­стен свя­той по­движ­ни­це, хо­тя он пред нею не об­мол­вил­ся о том ни од­ним сло­вом.

"Пре­будь же, ав­ва, – про­дол­жа­ла пре­по­доб­ная, – в мо­на­сты­ре. Впро­чем, ес­ли и за­хо­чешь вый­ти из мо­на­сты­ря, ты не смо­жешь... А ко­гда на­сту­пит свя­той Ве­ли­кий чет­верг Тай­ной Ве­че­ри Гос­под­ней, вло­жи в свя­той со­суд Жи­во­тво­ря­ще­го Те­ла и Кро­ви Хри­ста, Бо­га на­ше­го, и при­не­си мне. Жди же ме­ня на той сто­роне Иор­да­на, у края пу­сты­ни, чтобы мне, при­дя, при­ча­стить­ся Свя­тых Та­ин. А ав­ве Иоан­ну, игу­ме­ну ва­шей оби­те­ли, так ска­жи: вни­май се­бе и ста­ду сво­е­му (1Тим.4, 16). Впро­чем, не хо­чу, чтобы ты те­перь ска­зал ему это, но ко­гда ука­жет Гос­подь".

Ска­зав так и ис­про­сив еще раз мо­литв, пре­по­доб­ная по­вер­ну­лась и ушла в глу­би­ну пу­сты­ни.

Весь год ста­рец Зо­си­ма пре­был в мол­ча­нии, ни­ко­му не смея от­крыть яв­лен­ное ему Гос­по­дом, и при­леж­но мо­лил­ся, чтобы Гос­подь спо­до­бил его еще раз уви­деть свя­тую по­движ­ни­цу.

Ко­гда же вновь на­сту­пи­ла пер­вая сед­ми­ца свя­то­го Ве­ли­ко­го по­ста, пре­по­доб­ный Зо­си­ма из-за бо­лез­ни дол­жен был остать­ся в мо­на­сты­ре. То­гда он вспом­нил про­ро­че­ские сло­ва пре­по­доб­ной о том, что не смо­жет вый­ти из мо­на­сты­ря. По про­ше­ствии несколь­ких дней пре­по­доб­ный Зо­си­ма ис­це­лил­ся от неду­га, но все же остал­ся до Страст­ной сед­ми­цы в мо­на­сты­ре.

При­бли­зил­ся день вос­по­ми­на­ния Тай­ной ве­че­ри. То­гда ав­ва Зо­си­ма ис­пол­нил по­ве­лен­ное ему – позд­ним ве­че­ром вы­шел из мо­на­сты­ря к Иор­да­ну и сел на бе­ре­гу в ожи­да­нии. Свя­тая мед­ли­ла, и ав­ва Зо­си­ма мо­лил Бо­га, чтобы Он не ли­шил его встре­чи с по­движ­ни­цей.

На­ко­нец пре­по­доб­ная при­шла и ста­ла по ту сто­ро­ну ре­ки. Ра­ду­ясь, пре­по­доб­ный Зо­си­ма под­нял­ся и сла­вил Бо­га. Ему при­шла мысль: как она смо­жет без лод­ки пе­ре­брать­ся через Иор­дан? Но пре­по­доб­ная, крест­ным зна­ме­ни­ем пе­ре­кре­стив Иор­дан, быст­ро по­шла по во­де. Ко­гда же ста­рец хо­тел по­кло­нить­ся ей, она за­пре­ти­ла ему, крик­нув с се­ре­ди­ны ре­ки: "Что тво­ришь, ав­ва? Ведь ты – иерей, но­си­тель ве­ли­ких Тайн Бо­жи­их".

Пе­рей­дя ре­ку, пре­по­доб­ная ска­за­ла ав­ве Зо­си­ме: "Бла­го­сло­ви, от­че". Он же от­ве­чал ей с тре­пе­том, ужас­нув­шись о див­ном ви­де­нии: "Во­ис­ти­ну нело­жен Бог, обе­щав­ший упо­до­бить Се­бе всех очи­ща­ю­щих­ся, на­сколь­ко это воз­мож­но смерт­ным. Сла­ва Те­бе, Хри­сте Бо­же наш, по­ка­зав­ше­му мне через свя­тую ра­бу Свою, как да­ле­ко от­стою от ме­ры со­вер­шен­ства".

По­сле это­го пре­по­доб­ная про­си­ла его про­чи­тать "Ве­рую" и "От­че наш". По окон­ча­нии мо­лит­вы она, при­ча­стив­шись Свя­тых Страш­ных Хри­сто­вых Та­ин, про­стер­ла ру­ки к небу и со сле­за­ми и тре­пе­том про­из­нес­ла мо­лит­ву свя­то­го Си­мео­на Бо­го­при­им­ца: "Ныне от­пу­ща­е­ши ра­бу Твою, Вла­ды­ко, по гла­го­лу Тво­е­му с ми­ром, яко ви­де­ста очи мои спа­се­ние Твое".

За­тем вновь пре­по­доб­ная об­ра­ти­лась к стар­цу и ска­за­ла: "Про­сти, ав­ва, еще ис­пол­ни и дру­гое мое же­ла­ние. Иди те­перь в свой мо­на­стырь, а на сле­ду­ю­щий год при­хо­ди к то­му ис­сох­ше­му по­то­ку, где мы пер­вый раз го­во­ри­ли с то­бой". "Ес­ли бы воз­мож­но мне бы­ло, – от­ве­чал ав­ва Зо­си­ма, – непре­стан­но за то­бой хо­дить, чтобы ли­це­зреть твою свя­тость!" Пре­по­доб­ная сно­ва про­си­ла стар­ца: "Мо­лись, Гос­по­да ра­ди, мо­лись за ме­ня и вспо­ми­най мое ока­ян­ство". И, крест­ным зна­ме­ни­ем осе­нив Иор­дан, она, как преж­де, про­шла по во­дам и скры­лась во тьме пу­сты­ни. А ста­рец Зо­си­ма воз­вра­тил­ся в мо­на­стырь в ду­хов­ном ли­ко­ва­нии и тре­пе­те и в од­ном уко­рял се­бя, что не спро­сил име­ни пре­по­доб­ной. Но он на­де­ял­ся на сле­ду­ю­щий год узнать на­ко­нец и ее имя.

Про­шел год, и ав­ва Зо­си­ма сно­ва от­пра­вил­ся в пу­сты­ню. Мо­лясь, он до­шел до ис­с­хо­ше­го по­то­ка, на во­сточ­ной сто­роне ко­то­ро­го уви­дел свя­тую по­движ­ни­цу. Она ле­жа­ла мерт­вая, со сло­жен­ны­ми, как по­до­ба­ет, на гру­ди ру­ка­ми, ли­цом об­ра­щен­ная к Во­сто­ку. Ав­ва Зо­си­ма омыл сле­за­ми ее сто­пы, не дер­зая ка­сать­ся те­ла, дол­го пла­кал над усоп­шей по­движ­ни­цей и стал петь псал­мы, по­до­ба­ю­щие скор­би о кон­чине пра­вед­ных, и чи­тать по­гре­баль­ные мо­лит­вы. Но он со­мне­вал­ся, угод­но ли бу­дет пре­по­доб­ной, ес­ли он по­гре­бет ее. Толь­ко он это по­мыс­лил, как уви­дел, что у гла­вы ее на­чер­та­но: "По­гре­би, ав­ва Зо­си­ма, на этом ме­сте те­ло сми­рен­ной Ма­рии. Воз­дай персть пер­сти. Мо­ли Гос­по­да за ме­ня, пре­став­ль­шу­ю­ся ме­ся­ца ап­ре­ля в пер­вый день, в са­мую ночь спа­си­тель­ных стра­да­ний Хри­сто­вых, по при­ча­ще­нии Бо­же­ствен­ной Тай­ной Ве­че­ри".

Про­чи­тав эту над­пись, ав­ва Зо­си­ма уди­вил­ся сна­ча­ла, кто мог сде­лать ее, ибо са­ма по­движ­ни­ца не зна­ла гра­мо­ты. Но он был рад на­ко­нец узнать ее имя. По­нял ав­ва Зо­си­ма, что пре­по­доб­ная Ма­рия, при­ча­стив­шись Свя­тых Тайн на Иор­дане из его рук, во мгно­ве­ние про­шла свой даль­ний пу­стын­ный путь, ко­то­рым он, Зо­си­ма, ше­ство­вал два­дцать дней, и тот­час ото­шла ко Гос­по­ду.

Про­сла­вив Бо­га и омо­чив сле­за­ми зем­лю и те­ло пре­по­доб­ной Ма­рии, ав­ва Зо­си­ма ска­зал се­бе: "По­ра уже те­бе, ста­рец Зо­си­ма, со­вер­шить по­ве­лен­ное те­бе. Но как су­ме­ешь ты, ока­ян­ный, ис­ко­пать мо­ги­лу, ни­че­го не имея в ру­ках?" Ска­зав это, он уви­дел невда­ле­ке в пу­стыне ле­жав­шее по­вер­жен­ное де­ре­во, взял его и на­чал ко­пать. Но слиш­ком су­ха бы­ла зем­ля, сколь­ко ни ко­пал он, об­ли­ва­ясь по­том, ни­че­го не мог сде­лать. Рас­пря­мив­шись, ав­ва Зо­си­ма уви­дел у те­ла пре­по­доб­ной Ма­рии огром­но­го льва, ко­то­рый ли­зал ее сто­пы. Стар­ца объ­ял страх, но он осе­нил се­бя крест­ным зна­ме­ни­ем, ве­руя, что оста­нет­ся невре­дим мо­лит­ва­ми свя­той по­движ­ни­цы. То­гда лев на­чал лас­кать­ся к стар­цу, и ав­ва Зо­си­ма, воз­го­ра­ясь ду­хом, при­ка­зал льву ис­ко­пать мо­ги­лу, чтобы пре­дать зем­ле те­ло свя­той Ма­рии. По его сло­ву лев ла­па­ми ис­ко­пал ров, в ко­то­ром и бы­ло по­гре­бе­но те­ло пре­по­доб­ной. Ис­пол­нив за­ве­щан­ное, каж­дый по­шел сво­ей до­ро­гой: лев – в пу­сты­ню, а ав­ва Зо­си­ма – в мо­на­стырь, бла­го­слов­ляя и хва­ля Хри­ста, Бо­га на­ше­го.

При­дя в оби­тель, ав­ва Зо­си­ма по­ве­дал мо­на­хам и игу­ме­ну, что ви­дел и слы­шал от пре­по­доб­ной Ма­рии. Все ди­ви­лись, слу­шая о ве­ли­чии Бо­жи­ем, и со стра­хом, ве­рой и лю­бо­вью уста­но­ви­ли тво­рить па­мять пре­по­доб­ной Ма­рии и по­чи­тать день ее пре­став­ле­ния. Ав­ва Иоанн, игу­мен оби­те­ли, по сло­ву пре­по­доб­ной с Бо­жи­ей по­мо­щью ис­пра­вил в оби­те­ли то, что над­ле­жа­ло. Ав­ва Зо­си­ма, по­жив еще бо­го­угод­но в том же мо­на­сты­ре и немно­го не до­жив до ста лет, окон­чил здесь свою вре­мен­ную жизнь, пе­рей­дя в жизнь веч­ную.

Так пе­ре­да­ли нам див­ную по­весть о жи­тии пре­по­доб­ной Ма­рии Еги­пет­ской древ­ние по­движ­ни­ки слав­ной оби­те­ли свя­то­го все­х­валь­но­го Пред­те­чи Гос­под­ня Иоан­на, рас­по­ло­жен­ной на Иор­дане. По­весть эта пер­во­на­чаль­но не бы­ла ими за­пи­са­на, но пе­ре­да­ва­лась бла­го­го­вей­но свя­ты­ми стар­ца­ми от на­став­ни­ков к уче­ни­кам.

– Я же, – го­во­рит свя­ти­тель Со­фро­ний, ар­хи­епи­скоп Иеру­са­лим­ский (па­мять 11 мар­та), пер­вый опи­са­тель Жи­тия, – что при­нял в свой че­ред от свя­тых от­цов, все пре­дал пись­мен­ной по­ве­сти.

Бог, тво­ря­щий ве­ли­кие чу­де­са и ве­ли­ки­ми да­ро­ва­ни­я­ми воз­да­ю­щий всем, с ве­рою к Нему об­ра­ща­ю­щим­ся, да воз­на­гра­дит и чи­та­ю­щих, и слу­ша­ю­щих, и пе­ре­дав­ших нам эту по­весть и спо­до­бит нас бла­гой ча­сти с бла­жен­ной Ма­ри­ей Еги­пет­ской и со все­ми свя­ты­ми, Бо­го­мыс­ли­ем и тру­да­ми сво­и­ми уго­див­ши­ми Бо­гу от ве­ка. Да­дим же и мы сла­ву Бо­гу Ца­рю веч­но­му, да и нас спо­до­бит ми­лость об­ре­сти в День Суд­ный о Хри­сте Иису­се, Гос­по­де на­шем, Ему же по­до­ба­ет вся­кая сла­ва, честь, и дер­жа­ва, и по­кло­не­ние со От­цем, и Пре­свя­тым и Жи­во­тво­ря­щим Ду­хом, ныне и прис­но и во ве­ки ве­ков, аминь.

См.: "Жи­тие пре­по­доб­ной ма­те­ри на­шей Ма­рии Еги­пет­ской" в из­ло­же­нии свт. Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го.

См. также: «Св. Мария-египтянка» свт. Филарета Черниговского.

***

Преподобный Варсонофий Оптинский

Пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий был од­ним из ве­ли­ких оп­тин­ских стар­цев. По от­зы­ву пре­по­доб­но­го Нек­та­рия, «из бле­стя­ще­го во­ен­но­го в од­ну ночь, по со­из­во­ле­нию Бо­жию, он стал ве­ли­ким стар­цем». Отец Вар­со­но­фий но­сил в ми­ру имя Пав­ла, и это чу­до, с ним быв­шее, на­по­ми­на­ет чу­дес­ное при­зва­ние его небес­но­го по­кро­ви­те­ля апо­сто­ла Пав­ла, ко­то­рый во­лею Бо­жи­ей за ночь пре­вра­тил­ся из го­ни­те­ля хри­сти­ан Савла в апо­сто­ла Пав­ла.

Ста­рец Вар­со­но­фий об­ла­дал всей пол­но­той да­ров, при­су­щих Оп­тин­ским стар­цам: про­зор­ли­во­стью, чу­до­тво­ре­ни­ем, спо­соб­но­стью из­го­нять нечи­стых ду­хов, ис­це­лять бо­лез­ни. Он спо­до­бил­ся ис­тин­ных про­ро­честв о рае. Его ви­де­ли на мо­лит­ве оза­рён­ным незем­ным све­том. По смер­ти сво­ей он несколь­ко раз яв­лял­ся оп­тин­ским ино­кам.

Яр­кую ха­рак­те­ри­сти­ку дал ему игу­мен Ин­но­кен­тий (Пав­лов), ду­хов­ное ча­до стар­ца: «Это был ги­гант ду­ха. Без его со­ве­та и бла­го­сло­ве­ния и сам на­сто­я­тель мо­на­сты­ря отец Ксе­но­фонт ни­че­го не де­лал, а о его ду­хов­ных ка­че­ствах и ве­ли­ком оба­я­нии, ко­то­рое он имел на всех сво­их ду­хов­ных чад, мож­но су­дить по крат­ко­му вы­ра­же­нию из над­гроб­но­го сло­ва: «ги­ган­та ма­лы­ми де­рев­ца­ми не за­ме­нишь».

Путь в Оп­ти­ну стар­ца Вар­со­но­фия ока­зал­ся длин­нее всех осталь­ных Оп­тин­ских стар­цев: он при­шёл сю­да по бла­го­сло­ве­нию пре­по­доб­но­го Ам­вро­сия на со­рок седь­мом го­ду жиз­ни, ко­гда уже силь­ная се­ди­на про­би­лась в его во­ло­сах. Ка­ким же был этот путь?

По­чти со­всем не со­хра­ни­лось до­ку­мен­тов и сви­де­тельств о жиз­ни стар­ца до по­ступ­ле­ния его в чис­ло бра­тии Оп­ти­ной Пу­сты­ни, а это со­рок шесть лет, – мно­гое здесь оста­ёт­ся неиз­вест­ным. Но отец Вар­со­но­фий сам неред­ко рас­ска­зы­вал о се­бе в бе­се­дах с ду­хов­ны­ми ча­да­ми – их за­пи­си и до­нес­ли до нас све­де­ния о его жиз­ни до Оп­ти­ной.

Пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий, в ми­ру Па­вел Ива­но­вич Пли­хан­ков, ро­дил­ся в 1845 го­ду в Са­ма­ре в день па­мя­ти пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го, ко­то­ро­го он все­гда счи­тал сво­им по­кро­ви­те­лем. Мать его На­та­лия скон­ча­лась при ро­дах, а сам ре­бё­нок остал­ся жив бла­го­да­ря Та­ин­ству Кре­ще­ния, ко­то­рое немед­лен­но со­вер­шил над ним свя­щен­ник. Отец его про­ис­хо­дил из ка­за­ков, за­ни­мал­ся тор­гов­лей.

Дед и пра­дед маль­чи­ка бы­ли весь­ма бо­га­ты. По­чти все до­ма по Ка­зан­ской ули­це при­над­ле­жа­ли се­мье Пли­хан­ко­вых. Все чле­ны се­мьи бы­ли бла­го­че­сти­вы­ми и глу­бо­ко ве­ру­ю­щи­ми людь­ми, мно­го по­мо­га­ли на­хо­див­ше­му­ся на этой же ули­це хра­му Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри. Се­мья счи­та­ла, что их род на­хо­дит­ся под осо­бым по­кро­ви­тель­ством Ка­зан­ско­го об­ра­за Бо­жи­ей Ма­те­ри.

По­сле смер­ти ма­те­ри отец же­нил­ся вто­рич­но, и в ли­це ма­че­хи Гос­подь по­слал мла­ден­цу глу­бо­ко ве­ру­ю­щую, доб­рей­шей ду­ши на­став­ни­цу, ко­то­рая за­ме­ни­ла ему род­ную мать. И вот Пав­лу­ша с ран­не­го воз­рас­та – на­сто­я­щий пра­во­слав­ный че­ло­век. Он хо­дит с ма­мой (так на­зы­вал он ма­че­ху) в цер­ковь, ре­гу­ляр­но при­ча­ща­ет­ся, чи­та­ет до­маш­нее пра­ви­ло. Позд­нее он вспо­ми­нал: «Лю­би­ла ма­ма и до­ма мо­лить­ся. Чи­та­ет, бы­ва­ло, ака­фист, а я рас­пе­ваю то­нень­ким го­лос­ком на всю квар­ти­ру: «Пре­свя­тая Бо­го­ро­ди­це, спа­си нас!» Пя­ти лет Пав­лу­ша на­чал при­слу­жи­вать в ал­та­ре и неред­ко слы­шал, как лю­ди пред­ска­зы­ва­ли: «Быть те­бе свя­щен­ни­ком!»

Зна­ме­на­тель­ный слу­чай про­изо­шёл с ре­бён­ком, ко­гда ему бы­ло око­ло ше­сти лет. Он сам вспо­ми­нал позд­нее: «Был я в са­ду с от­цом. Вдруг по ал­лей­ке идёт стран­ник. И див­но, как он мог по­пасть в сад, ко­гда сад окру­жён боль­ши­ми со­ба­ка­ми, ко­то­рые без лая ни­ко­го не про­пус­ка­ют. Ти­хо по­до­шёл стран­ник к от­цу и, по­ка­зы­вая на ме­ня руч­кой, го­во­рит: «Помни, отец, это ди­тя в своё вре­мя бу­дет тас­кать ду­ши из ада!» И по­сле этих слов он вы­шел. По­том мы его ни­где не мог­ли най­ти. И Бог его зна­ет, кто это был за стран­ник».

Де­вя­ти лет Пав­лу­шу за­чис­ли­ли в гим­на­зию, учил­ся он очень хо­ро­шо, мно­го чи­тал, пре­крас­но знал ми­ро­вую ли­те­ра­ту­ру. Позд­нее, бу­дучи стар­цем, он ча­сто го­во­рил о поль­зе книж­ных зна­ний, в первую оче­редь – жи­тий свя­тых. Об учё­бе в гим­на­зии он вспо­ми­нал: «Ле­том нас пе­ре­се­ля­ли на ка­ни­ку­лы в жи­во­пис­ное ка­зён­ное име­ние... Там бы­ла пре­крас­ная бе­рё­зо­вая ал­лея... Вос­пи­тан­ни­ки обык­но­вен­но вста­ва­ли в шесть ча­сов, а я вста­вал в пять ча­сов, ухо­дил в ту ал­лею и, стоя меж тех бе­рёз, мо­лил­ся. И то­гда я мо­лил­ся так, как ни­ко­гда уже бо­лее не мо­лил­ся: то бы­ла чи­стая мо­лит­ва невин­но­го от­ро­ка. Я ду­маю, что там я се­бе и вы­про­сил, вы­мо­лил у Бо­га мо­на­ше­ство».

За­тем бы­ла учё­ба в Орен­бург­ском во­ен­ном учи­ли­ще, штаб­ные офи­цер­ские кур­сы в Пе­тер­бур­ге. По­сте­пен­но по­вы­ша­ясь в чи­нах, он ско­ро стал на­чаль­ни­ком мо­би­ли­за­ци­он­но­го от­де­ле­ния, а за­тем пол­ков­ни­ком. О по­ступ­ле­нии в мо­на­стырь он то­гда ещё не ду­мал, пред­став­лял се­бе мо­на­ше­скую жизнь так: «страш­ная ску­ка, – там толь­ко редь­ка, пост­ное мас­ло да по­кло­ны» Но он уже был при­зван, – ча­сто неза­мет­но, но ино­гда весь­ма яв­ствен­но Гос­подь вёл его имен­но в мо­на­стырь. От­сю­да и мно­го­чис­лен­ные «стран­но­сти» офи­це­ра Пав­ла Ива­но­ви­ча Пли­хан­ко­ва.

Па­вел Ива­но­вич был мо­ло­дым во­ен­ным, со­слу­жив­цы его про­жи­га­ли жизнь в раз­вле­че­ни­ях, но он при­хо­дил в сво­ём бы­ту к всё боль­ше­му ас­ке­тиз­му. Ком­на­та его на­по­ми­на­ла ке­ллию мо­на­ха про­сто­той убран­ства, по­ряд­ком, а так­же мно­же­ством икон и книг. Шли го­ды. То­ва­ри­щи его один за дру­гим пе­ре­же­ни­лись.

Позд­нее ста­рец вспо­ми­нал об этом вре­ме­ни: «Ко­гда мне бы­ло трид­цать пять лет, ма­туш­ка об­ра­ти­лась ко мне: «Что же ты, Пав­лу­ша, всё сто­ро­нишь­ся жен­щин, ско­ро и ле­та твои вый­дут, ни­кто за те­бя не пой­дёт». За по­слу­ша­ние, я ис­пол­нил же­ла­ние ма­те­ри... В этот день у од­них зна­ко­мых да­вал­ся зва­ный обед. «Ну, – ду­маю, – с кем мне при­дёт­ся ря­дом си­деть, с тем и вступ­лю в про­стран­ный раз­го­вор». И вдруг ря­дом со мной, на обе­де, по­ме­стил­ся свя­щен­ник, от­ли­чав­ший­ся вы­со­кой ду­хов­ной жиз­нью, и за­вёл со мной бе­се­ду о мо­лит­ве Иису­со­вой... Ко­гда же обед кон­чил­ся, у ме­ня со­зре­ло твёр­дое ре­ше­ние не же­нить­ся».

Во­ен­ная служ­ба, бле­стя­щая ка­рье­ра. По служ­бе он был на са­мом бле­стя­щем сче­ту, и не за го­ра­ми был для него ге­не­раль­ский чин. Пря­мая воз­мож­ность к стя­жа­нию всех мир­ских благ. И... от­каз от все­го. Со­слу­жив­цы и зна­ко­мые ни­как не мог­ли по­нять: что же за «изъ­ян» в строй­ном, кра­си­вом пол­ков­ни­ке, весь об­лик ко­то­ро­го так ды­шал ка­ким-то уди­ви­тель­ным внут­рен­ним бла­го­род­ством? Же­нить­ся не же­нит­ся, ба­лов и зва­ных обе­дов, рав­но как и про­чих свет­ских раз­вле­че­ний, из­бе­га­ет. В те­атр, бы­ва­ло, хо­дил, да и тот бро­сил. За спи­ной у Пав­ла Ива­но­ви­ча да­же по­го­ва­ри­ва­ли по­рой: «С ума со­шел, а ка­кой был че­ло­век!..»

Од­на­жды по­ехал Па­вел Ива­но­вич в опер­ный те­атр по при­гла­ше­нию сво­е­го во­ен­но­го на­чаль­ства. Сре­ди раз­вле­ка­тель­но­го пред­став­ле­ния он вдруг по­чув­ство­вал невы­ра­зи­мую тос­ку. Позд­нее он вспо­ми­нал: «В ду­ше как буд­то кто-то го­во­рил: «Ты при­шёл в те­атр и си­дишь здесь, а ес­ли ты сей­час умрёшь, что то­гда? Гос­подь ска­зал: "В чём за­ста­ну, в том и сужу"... С чем и как пред­станет ду­ша твоя Бо­гу, ес­ли ты сей­час умрёшь?»

И он ушёл из те­ат­ра и боль­ше ни­ко­гда не хо­дил ту­да. Про­шли го­ды, и Пав­лу Ива­но­ви­чу за­хо­те­лось узнать, ка­кое чис­ло бы­ло то­гда, чья бы­ла па­мять. Он спра­вил­ся и узнал, что бы­ла па­мять свя­ти­те­лей Гу­рия и Вар­со­но­фия, Ка­зан­ских чу­до­твор­цев. И Па­вел Ива­но­вич по­нял: «Гос­по­ди, да ведь это ме­ня свя­той Вар­со­но­фий вы­вел из те­ат­ра! Ка­кой глу­бо­кий смысл в со­бы­ти­ях на­шей жиз­ни, как она рас­по­ла­га­ет­ся – точ­но по ка­ко­му-то осо­бен­но­му та­ин­ствен­но­му пла­ну».

Бы­ли и ещё зна­ки. За­шёл как-то Па­вел Ива­но­вич в Ка­зан­ский мо­на­стырь на ис­по­ведь и узнал слу­чай­но, что на­сто­я­те­ля мо­на­сты­ря зо­вут игу­мен Вар­со­но­фий. Ко­гда Па­вел Ива­но­вич за­ме­тил, что это имя труд­ное на слух, ему от­ве­ти­ли: «Чем же труд­ное? Для нас при­выч­ное... Ведь в на­шем мо­на­сты­ре по­чи­ва­ют мо­щи свя­ти­те­ля Вар­со­но­фия и ар­хи­епи­ско­па Гу­рия...» С это­го дня Па­вел Ива­но­вич стал ча­сто мо­лить­ся у мо­щей Ка­зан­ско­го чу­до­твор­ца, ис­пра­ши­вая у него по­кро­ви­тель­ства се­бе: «Свя­ти­те­лю от­че Вар­со­но­фие, мо­ли Бо­га о мне!» По­се­щая этот мо­на­стырь, он неволь­но об­ра­тил вни­ма­ние на его бед­ность и стал по­мо­гать: ку­пил лам­пад­ку, ки­от на боль­шую ико­ну, ещё что-то... «И так по­лю­бил всё в этом мо­на­сты­ре! Во­ис­ти­ну: где бу­дет со­кро­ви­ще ва­ше, тут бу­дет и серд­це ва­ше».

Те­перь со­слу­жив­цы уже не зва­ли Пав­ла Ива­но­ви­ча ни на пи­руш­ки, ни в те­атр. За­то у него по­яви­лись ма­лень­кие дру­зья. Ден­щик Пав­ла Ива­но­ви­ча, Алек­сандр, доб­рой ду­ши че­ло­век, по­мо­гал ему най­ти бед­ных де­тей, ко­то­рые жи­ли в бед­ных до­мах и хи­жи­нах, в под­ва­лах. Впо­след­ствии ста­рец рас­ска­зы­вал: «Я очень лю­бил устра­и­вать дет­ские пи­ры. Эти пи­ры до­став­ля­ли оди­на­ко­во и мне, и де­тям ра­дость... А так­же я им рас­ска­зы­вал о чём-ни­будь по­лез­ном для ду­ши, из жи­тий свя­тых или во­об­ще о чём-ни­будь ду­хов­ном. Все слу­ша­ют с удо­воль­стви­ем и вни­ма­ни­ем. Ино­гда же для боль­шей на­зи­да­тель­но­сти я при­гла­шал с со­бой ко­го-ли­бо из мо­на­хов или иеро­мо­на­хов и предо­став­лял ему го­во­рить, что про­из­во­ди­ло ещё боль­шее впе­чат­ле­ние... Пе­ред на­ми по­ля­на, за ней ре­ка, а за ре­кой Ка­зань со сво­им чуд­ным рас­по­ло­же­ни­ем до­мов, са­дов и хра­мов... И хо­ро­шо мне то­гда бы­ва­ло, – сколь­ко ра­до­сти – и чи­стой ра­до­сти – ис­пы­ты­вал я то­гда и сколь­ко бла­гих се­мян бы­ло бро­ше­но то­гда в эти дет­ские вос­при­им­чи­вые ду­ши!»

В Москве Па­вел Ива­но­вич встре­тил­ся со свя­тым и пра­вед­ным от­цом Иоан­ном Крон­штадт­ским. Эта судь­бо­нос­ная встре­ча за­пом­ни­лась ему на всю жизнь, позд­нее он на­пи­шет: «Ко­гда я был ещё офи­це­ром, мне по служ­бе на­до бы­ло съез­дить в Моск­ву. И вот на вок­за­ле я узнаю, что отец Иоанн слу­жит обед­ню в церк­ви од­но­го из кор­пу­сов. Я тот­час по­ехал ту­да. Ко­гда я во­шёл в цер­ковь, обед­ня уже кон­ча­лась. Я про­шёл в ал­тарь. В это вре­мя отец Иоанн пе­ре­но­сил Свя­тые Да­ры с пре­сто­ла на жерт­вен­ник. По­ста­вив Ча­шу, он вдруг под­хо­дит ко мне, це­лу­ет мою ру­ку, и, не ска­зав ни­че­го, от­хо­дит опять к пре­сто­лу. Все при­сут­ству­ю­щие пе­ре­гля­ну­лись и го­во­ри­ли по­сле, что это озна­ча­ет ка­кое-ни­будь со­бы­тие в мо­ей жиз­ни, и ре­ши­ли, что я бу­ду свя­щен­ни­ком... А те­перь ви­дишь, как неис­по­ве­ди­мы судь­бы Бо­жии: я не толь­ко свя­щен­ник, но и мо­нах».

На­ко­нец утвер­дил­ся Па­вел Ива­но­вич в мыс­ли ид­ти в мо­на­стырь, но в ка­кой, ку­да – здесь бы­ла пол­ная неопре­де­лён­ность. В пе­ри­од этих раз­ду­мий по­пал­ся в ру­ки Пав­лу Ива­но­ви­чу один ду­хов­ный жур­нал, а в нем – ста­тья об Оп­ти­ной пу­сты­ни и пре­по­доб­ном стар­це Ам­вро­сии. «Так вот кто ука­жет мне, в ка­кой мо­на­стырь по­сту­пить», – по­ду­мал мо­ло­дой во­ен­ный и взял от­пуск.

Ко­гда он толь­ко под­хо­дил к Оп­тин­ско­му ски­ту, на­хо­див­ша­я­ся в «хи­бар­ке» стар­ца Ам­вро­сия од­на бла­жен­ная неожи­дан­но с ра­до­стью про­из­нес­ла:

– Па­вел Ива­но­вич при­е­ха­ли. 

– Вот и сла­ва Бо­гу, – спо­кой­но ото­звал­ся пре­по­доб­ный Ам­вро­сий... 

Оба они ду­хом зна­ли, что при­е­хал бу­ду­щий ста­рец.

Ко­гда Па­вел Ива­но­вич при­шёл в ке­ллию стар­ца, то на­шёл там, кро­ме от­ца Ам­вро­сия, ещё и от­ца Ана­то­лия (Зер­ца­ло­ва). Оба они встре­ти­ли его, как он вспо­ми­нал, «очень ра­дост­но», а недо­мо­гав­ший отец Ам­вро­сий да­же встал, ока­зы­вая осо­бый по­чёт при­е­хав­ше­му.

Здесь же, в «хи­бар­ке», и услы­шал Па­вел Ива­но­вич по­ра­зив­шие его сло­ва пре­по­доб­но­го: «Ис­кус дол­жен про­дол­жать­ся ещё два го­да, а по­сле при­ез­жай­те ко мне, я вас при­му». Да­но бы­ло и по­слу­ша­ние – жерт­во­вать на опре­де­лён­ные хра­мы неко­то­рые сум­мы из сво­е­го до­воль­но вы­со­ко­го жа­ло­ва­ния пол­ков­ни­ка.

В 1881 го­ду Па­вел за­бо­лел вос­па­ле­ни­ем лёг­ких. Ко­гда по прось­бе боль­но­го пол­ков­ни­ка ден­щик на­чал чи­тать Еван­ге­лие, по­сле­до­ва­ло чу­дес­ное ви­де­ние, во вре­мя ко­то­ро­го на­сту­пи­ло ду­хов­ное про­зре­ние боль­но­го. Он уви­дел от­кры­ты­ми небе­са и со­дрог­нул­ся весь от ве­ли­ко­го стра­ха и све­та. Вся жизнь про­нес­лась мгно­вен­но пе­ред ним. Глу­бо­ко про­ник­нут был Па­вел Ива­но­вич со­зна­ни­ем по­ка­я­ния за всю свою жизнь и услы­шал го­лос свы­ше, по­веле­ва­ю­щий ему ид­ти в Оп­ти­ну пу­стынь. У него от­кры­лось ду­хов­ное зре­ние. По сло­вам стар­ца Нек­та­рия, «из бле­стя­ще­го во­ен­но­го в од­ну ночь, по со­из­во­ле­нию Бо­жи­е­му, он стал стар­цем».

К удив­ле­нию всех, боль­ной стал быст­ро по­прав­лять­ся, а по вы­здо­ров­ле­нии по­ехал в Оп­ти­ну. Пре­по­доб­ный Ам­вро­сий ве­лел ему по­кон­чить все де­ла в три ме­ся­ца, с тем, что, ес­ли он не при­е­дет к сро­ку, то по­гибнет. И вот тут на­ча­лись пре­пят­ствия. По­ехал он в Пе­тер­бург за от­став­кой, а ему пред­ло­жи­ли бо­лее бле­стя­щее по­ло­же­ние и за­дер­жи­ва­ют от­став­ку. То­ва­ри­щи сме­ют­ся над ним, упла­та де­нег за­дер­жи­ва­ет­ся, он не мо­жет за­вер­шить свои де­ла, ищет де­нег взай­мы и не на­хо­дит. Но его вы­ру­ча­ет ста­рец Вар­на­ва из Геф­си­ман­ско­го ски­та, ука­зы­ва­ет ему, где до­стать де­нег, и то­же то­ро­пит ис­пол­нить Бо­жие по­ве­ле­ние. Лю­ди про­ти­вят­ся его ухо­ду из ми­ра, на­хо­дят ему да­же неве­сту. Толь­ко ма­че­ха, за­ме­нив­шая ему род­ную мать, ра­до­ва­лась и бла­го­сло­ви­ла его на ино­че­ский по­двиг.

С Бо­жи­ей по­мо­щью пол­ков­ник Пли­хан­ков пре­одо­лел все пре­пят­ствия и явил­ся в Оп­ти­ну пу­стынь в по­след­ний день сво­е­го трёх­ме­сяч­но­го сро­ка. Ста­рец Ам­вро­сий ле­жал в гро­бу в церк­ви, и Па­вел Ива­но­вич при­ник к его гро­бу. Де­ся­то­го фев­ра­ля 1892 го­да он был за­чис­лен в чис­ло брат­ства Иоан­но-Пред­те­чен­ско­го ски­та и одет в под­ряс­ник. Каж­дый ве­чер в те­че­ние трех лет хо­дил Па­вел для бе­сед к стар­цам: сна­ча­ла к пре­по­доб­но­му Ана­то­лию, а за­тем к пре­по­доб­но­му Иоси­фу, пре­ем­ни­кам стар­ца Ам­вро­сия.

Пре­по­доб­ный Ана­то­лий дал но­во­на­чаль­но­му по­слу­ша­ние быть ке­лей­ни­ком иеро­мо­на­ха Нек­та­рия, по­след­не­го ве­ли­ко­го оп­тин­ско­го стар­ца. Око­ло от­ца Нек­та­рия его ке­лей­ник про­шёл в те­че­ние де­ся­ти лет все сте­пе­ни ино­че­ские: через год, два­дцать ше­сто­го мар­та 1893 го­да, Ве­ли­ким по­стом, по­слуш­ник Па­вел был по­стри­жен в ря­со­фор, в де­каб­ре 1900 го­да, по бо­лез­ни, по­стри­жен в ман­тию с име­нем Вар­со­но­фий, два­дцать де­вя­то­го де­каб­ря 1902 го­да ру­ко­по­ло­жен в иеро­ди­а­ко­на, а пер­во­го ян­ва­ря 1903 го­да был ру­ко­по­ло­жен в сан иеро­мо­на­ха.

В 1903 го­ду пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий был на­зна­чен по­мощ­ни­ком стар­ца и од­новре­мен­но ду­хов­ни­ком Ша­мор­дин­ской жен­ской пу­сты­ни и оста­вал­ся им до на­ча­ла вой­ны с Япо­ни­ей.

В 1904 го­ду на­чи­на­ет­ся рус­ско-япон­ская вой­на, и пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий за по­слу­ша­ние от­прав­ля­ет­ся на фронт: об­слу­жи­вать ла­за­рет име­ни пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го, ис­по­ве­до­вать, при­ча­щать, со­бо­ро­вать ра­не­ных и уми­ра­ю­щих сол­дат. Он сам неод­но­крат­но под­вер­га­ет­ся смер­тель­ной опас­но­сти.

По воз­вра­ще­нии по­сле окон­ча­ния вой­ны в Оп­ти­ну Пу­стынь, в 1907 го­ду, отец Вар­со­но­фий был воз­ве­дён в сан игу­ме­на и на­зна­чен Свя­тей­шим Си­но­дом на­сто­я­те­лем Оп­тин­ско­го ски­та. К это­му вре­ме­ни сла­ва о нем раз­но­сит­ся уже по всей Рос­сии. Ушли в веч­ные оби­те­ли свя­той пра­вед­ный отец Иоанн Крон­штадт­ский, пре­по­доб­ный ста­рец Вар­на­ва Геф­си­ман­ский. Стра­на при­бли­жа­лась к страш­ной войне и неиз­ме­ри­мо бо­лее страш­ной ре­во­лю­ции, жи­тей­ское мо­ре, вол­ну­е­мое вих­ря­ми безум­ных идей, уже «воздви­за­лось на­па­стей бу­рею», лю­ди уто­па­ли в его вол­нах...

Как в спа­си­тель­ную га­вань, стре­ми­лись они в бла­го­сло­вен­ный Оп­тин­ский скит к пре­по­доб­но­му Вар­со­но­фию за ис­це­ле­ни­ем не толь­ко те­лес, но и ис­тер­зан­ных, ис­том­лен­ных гре­хом душ, стре­ми­лись за от­ве­том на во­прос: как жить, чтобы спа­стись? Он ви­дел че­ло­ве­че­скую ду­шу, и, по мо­лит­вам, ему от­кры­ва­лось в че­ло­ве­ке са­мое со­кро­вен­ное. А это да­ва­ло ему воз­мож­ность воз­дви­гать пад­ших, на­прав­лять с лож­но­го пу­ти на ис­тин­ный, ис­це­лять бо­лез­ни, ду­шев­ные и те­лес­ные, из­го­нять бе­сов.

Его дар про­зор­ли­во­сти осо­бен­но про­яв­лял­ся при со­вер­ше­нии им Та­ин­ства Ис­по­ве­ди. С.М. Ло­пу­хи­на рас­ска­зы­ва­ла, как, при­е­хав 16-лет­ней де­вуш­кой в Оп­ти­ну, она по­па­ла в «хи­бар­ку», в ко­то­рой при­ни­мал ста­рец. Пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий уви­дел ее и по­звал в ис­по­ве­даль­ню и там пе­ре­ска­зал всю жизнь, год за го­дом, про­сту­пок за про­ступ­ком, не толь­ко ука­зы­вая точ­но да­ты, ко­гда они бы­ли со­вер­ше­ны, но так­же на­зы­вая и име­на лю­дей, с ко­то­ры­ми они бы­ли свя­за­ны. А за­вер­шив этот страш­ный пе­ре­сказ, ве­лел: «Зав­тра ты при­дешь ко мне и по­вто­ришь мне все, что я те­бе ска­зал. Я хо­тел те­бя на­учить, как на­до ис­по­ве­до­вать­ся»...

А вот ка­кие по­ра­зи­тель­ные вос­по­ми­на­ния об ис­по­ве­ди у стар­ца оста­ви­ла его ду­хов­ная дочь: – До­шли мы до ски­та, враг вся­че­ски от­вле­кал ме­ня и вну­шал уй­ти, но, пе­ре­кре­стив­шись, я твёр­до всту­пи­ла в хи­бар­ку... Пе­ре­кре­сти­лась я там на ико­ну Ца­ри­цы Небес­ной и за­мер­ла. Во­шёл ба­тюш­ка, я стою по­сре­ди ке­ллии... Ба­тюш­ка по­до­шёл к Тих­вин­ской и сел... – По­дой­ди по­бли­же. Я роб­ко по­до­шла. – Стань на ко­ле­ноч­ки... У нас так при­ня­то, мы си­дим, а око­ло нас, по сми­ре­нию, ста­но­вят­ся на ко­ле­ноч­ки. Я так пря­мо и рух­ну­ла, не то, что ста­ла... Взял ба­тюш­ка ме­ня за оба пле­ча, по­смот­рел на ме­ня без­гра­нич­но лас­ко­во, как ни­кто ни­ко­гда не смот­рел, и про­из­нёс: – Ди­тя моё ми­лое, ди­тя моё слад­кое, де­точ­ка моя дра­го­цен­ная! Те­бе два­дцать шесть? – Да, ба­тюш­ка. - Те­бе два­дцать шесть, сколь­ко лет те­бе бы­ло че­тыр­на­дцать лет то­му на­зад? Я, се­кун­ду по­ду­мав­ши, от­ве­ти­ла: – Две­на­дцать. – Вер­но, и с это­го го­да у те­бя есть гре­хи, ко­то­рые ты ста­ла скры­вать на ис­по­ве­ди. Хо­чешь, я ска­жу те­бе их? – Ска­жи­те, ба­тюш­ка, – несме­ло от­ве­ти­ла я. И то­гда ба­тюш­ка на­чал по го­дам и да­же по ме­ся­цам го­во­рить мои гре­хи так, как буд­то чи­тал их по рас­кры­той кни­ге... Ис­по­ведь, та­ким об­ра­зом, шла два­дцать пять ми­нут. Я бы­ла со­вер­шен­но уни­что­же­на со­зна­ни­ем сво­ей гре­хов­но­сти и со­зна­ни­ем то­го, ка­кой ве­ли­кий че­ло­век пе­ре­до мной. Как осто­рож­но от­кры­вал он мои гре­хи, как бо­ял­ся, оче­вид­но, сде­лать боль­но и в то же вре­мя как власт­но и су­ро­во об­ли­чал в них, а, ко­гда ви­дел, что я же­сто­ко стра­даю, при­дви­гал ухо своё к мо­е­му рту близ­ко-близ­ко, чтобы я толь­ко шеп­ну­ла: – Да... А я ведь в сво­ём са­мо­мне­нии ду­ма­ла, что вы­де­ля­юсь от лю­дей сво­ей хри­сти­ан­ской жиз­нью. Бо­же, ка­кое ослеп­ле­ние, ка­кая сле­по­та ду­хов­ная! – Встань, ди­тя моё! Я вста­ла, по­до­шла к ана­лою. – По­вто­ряй за мной: «Серд­це чи­сто со­зи­жди во мне, Бо­же, и дух прав об­но­ви во утро­бе мо­ей». От­ку­да эти сло­ва? – Из Пя­ти­де­ся­то­го псал­ма. – Ты бу­дешь чи­тать этот пса­лом утром и ве­че­ром еже­днев­но. Ка­кая ико­на пе­ред то­бой? – Ца­ри­цы Небес­ной. – А ка­кая это Ца­ри­ца Небес­ная? Тих­вин­ская. По­вто­ри за мной мо­лит­ву... Ко­гда я на­кло­ни­ла го­ло­ву и ба­тюш­ка, на­крыв ме­ня епи­тра­хи­лью, стал чи­тать раз­ре­ши­тель­ную мо­лит­ву, я по­чув­ство­ва­ла, что с ме­ня сва­ли­лись та­кие неимо­вер­ные тя­же­сти, мне де­ла­ет­ся так лег­ко и непри­выч­но... – По­сле все­го, что Гос­подь от­крыл мне про те­бя, ты за­хо­чешь про­слав­лять ме­ня, как свя­то­го, это­го не долж­но быть – слы­шишь? Я че­ло­век греш­ный, ты ни­ко­му не ска­жешь...Со­кро­ви­ще ты моё... по­мо­зи и спа­си те­бя Гос­подь! 

Мно­го-мно­го раз бла­го­сло­вил ме­ня опять ба­тюш­ка и от­пу­стил...

Во вре­мя бе­сед с ду­хов­ны­ми детьми ста­рец Вар­со­но­фий го­во­рил: "Есть раз­ные пу­ти ко спа­се­нию. Од­них Гос­подь спа­са­ет в мо­на­сты­ре, дру­гих в ми­ру... Вез­де спа­стись мож­но, толь­ко не остав­ляй­те Спа­си­те­ля. Цеп­ляй­тесь за ри­зу Хри­сто­ву – и Хри­стос не оста­вит вас.

Го­во­ря о ми­ре, счи­таю дол­гом ска­зать, что под этим сло­вом я под­ра­зу­ме­ваю слу­же­ние стра­стям, где бы оно ни со­вер­ша­лось, мож­но и в мо­на­сты­ре жить по-мир­ски. Сте­ны и чер­ные одеж­ды са­ми по се­бе не спа­са­ют.

Вер­ный при­знак омерт­ве­ния ду­ши есть укло­не­ние от цер­ков­ных служб. Че­ло­век, ко­то­рый охла­де­ва­ет к Бо­гу, преж­де все­го на­чи­на­ет из­бе­гать хо­дить в цер­ковь, сна­ча­ла ста­ра­ет­ся прий­ти к служ­бе по­поз­же, а за­тем и со­всем пе­ре­ста­ет по­се­щать храм Бо­жий. Ищу­щие Хри­ста об­ре­та­ют Его, по нелож­но­му еван­гель­ско­му сло­ву: "Сту­чи­те и от­вер­зет­ся вам, ищи­те и об­ря­ще­те", "В до­ме От­ца Мо­е­го оби­те­лей мно­го". И за­меть­те, что здесь Гос­подь го­во­рит не толь­ко о небес­ных, но и о зем­ных оби­те­лях, и не толь­ко о внут­рен­них, но и о внеш­них.

Каж­дую ду­шу ста­вит Гос­подь в та­кое по­ло­же­ние, окру­жа­ет та­кой об­ста­нов­кой, ко­то­рая наи­бо­лее спо­соб­ству­ет ее пре­успе­я­нию. Это и есть внеш­няя оби­тель, ис­пол­ня­ет же ду­шу по­кой ми­ра и ра­до­ва­ния – внут­рен­няя оби­тель, ко­то­рую го­то­вит Гос­подь лю­бя­щим и ищу­щим Его.

Нуж­но пом­нить, что Гос­подь всех лю­бит и о всех пе­чет­ся, но, ес­ли и по-че­ло­ве­че­ски рас­суж­дая, опас­но дать ни­ще­му мил­ли­он, чтобы не по­гу­бить его, а сто руб­лей лег­че мо­гут по­ста­вить его на но­ги, то тем бо­лее Все­ве­ду­щий Гос­подь луч­ше зна­ет, ко­му что на поль­зу. Нель­зя на­учить­ся ис­пол­нять за­по­ве­ди Бо­жии без тру­да, и труд этот трех­стат­ный: мо­лит­ва, пост и трез­ве­ние.

Са­мое труд­ное – мо­лит­ва. Вся­кая доб­ро­де­тель от про­хож­де­ния об­ра­ща­ет­ся в на­вык, а в мо­лит­ве нуж­но по­нуж­де­ние до са­мой смер­ти. Ей про­ти­вит­ся наш вет­хий че­ло­век, и враг осо­бен­но вос­ста­ет на мо­ля­ще­го­ся. Мо­лит­ва – вку­ше­ние смер­ти для диа­во­ла, она по­ра­жа­ет его. Да­же свя­тые, как, на­при­мер, пре­по­доб­ный Се­ра­фим, и те долж­ны бы­ли по­нуж­дать се­бя на мо­лит­ву, не го­во­ря уже о нас, греш­ных.

Вто­рое сред­ство – пост. Пост бы­ва­ет дво­я­кий: внеш­ний – воз­дер­жа­ние от ско­ром­ной пи­щи и внут­рен­ний – воз­дер­жа­ние всех чувств, осо­бен­но зре­ния, от все­го нечи­сто­го и сквер­но­го. Тот и дру­гой нераз­рыв­но свя­за­ны друг с дру­гом. Неко­то­рые по­ни­ма­ют толь­ко пост внеш­ний. При­хо­дит, на­при­мер, та­кой че­ло­век в об­ще­ство, на­чи­на­ют­ся раз­го­во­ры, осуж­де­ние ближ­них, он при­ни­ма­ет в них де­я­тель­ное уча­стие. Но вот на­сту­па­ет вре­мя ужи­на. Го­стю пред­ла­га­ют кот­ле­ты, жар­кое... Он ре­ши­тель­но за­яв­ля­ет, что не ест ско­ром­но­го.

– Ну, пол­но­те, – уго­ва­ри­ва­ют хо­зя­е­ва, – ску­шай­те, ведь не то, что в уста, а то, что из уст.

– Нет, я на­счет это­го строг.

И не по­ни­ма­ет та­кой че­ло­век, что он уже на­ру­шил внут­рен­ний пост, осуж­дая ближ­не­го.

Вот по­че­му так важ­но трез­ве­ние. Тру­дясь для сво­е­го спа­се­ния, че­ло­век ма­ло-по­ма­лу очи­ща­ет свое серд­це от за­ви­сти, нена­ви­сти, кле­ве­ты, и в нем на­саж­да­ет­ся лю­бовь».

Оп­ти­ну за все вре­мя сво­ей мо­на­ше­ской жиз­ни пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий по­ки­дал лишь несколь­ко раз – толь­ко по по­слу­ша­нию. В 1910 го­ду, так­же за по­слу­ша­ние, ез­дил на стан­цию Аста­по­во для на­пут­ствия уми­рав­ше­го Л.Н. Тол­сто­го. Впо­след­ствии он с глу­бо­кой гру­стью вспо­ми­нал: «Не до­пу­сти­ли ме­ня к Тол­сто­му... Мо­лил вра­чей, род­ных, ни­че­го не по­мог­ло... Хо­тя он и Лев был, но не смог разо­рвать коль­цо той це­пи, ко­то­рою ско­вал его са­та­на».

В 1912 го­ду пре­по­доб­но­го Вар­со­но­фия на­зна­ча­ют на­сто­я­те­лем Ста­ро-Го­лутви­на Бо­го­яв­лен­ско­го мо­на­сты­ря. Сми­рен­но про­сил он оста­вить его в ски­ту для жи­тель­ства на по­кое, про­сил поз­во­лить ему остать­ся хо­тя бы и в ка­че­стве про­сто­го по­слуш­ни­ка. Но, несмот­ря на ве­ли­кие ду­хов­ные да­ро­ва­ния стар­ца, на­шлись недо­воль­ные его де­я­тель­но­стью: пу­тем жа­лоб и до­но­сов он был уда­лен из Оп­ти­ной.

Му­же­ствен­но пе­ре­но­ся скорбь от раз­лу­ки с лю­би­мой Оп­ти­ной, ста­рец при­ни­ма­ет­ся за бла­го­устрой­ство вве­рен­ной ему оби­те­ли, крайне рас­стро­ен­ной и за­пу­щен­ной. И как преж­де, сте­ка­ет­ся к пре­по­доб­но­му Вар­со­но­фию на­род за по­мо­щью и уте­ше­ни­ем. И как преж­де, он, сам уже из­не­мо­гав­ший от мно­го­чис­лен­ных му­чи­тель­ных неду­гов, при­ни­ма­ет всех без от­ка­за, вра­чу­ет те­лес­ные и ду­шев­ные неду­ги, на­став­ля­ет, на­прав­ля­ет на тес­ный и скорб­ный, но един­ствен­но спа­си­тель­ный путь.

Здесь, в Ста­ро-Го­лутвине, со­вер­ша­ет­ся по его мо­лит­вам чу­до ис­це­ле­ния глу­хо­не­мо­го юно­ши. «Страш­ная бо­лезнь – след­ствие тяж­ко­го гре­ха, со­вер­шен­но­го юно­шей в дет­стве», – по­яс­ня­ет ста­рец его несчаст­ной ма­те­ри и что-то ти­хо шеп­чет на ухо глу­хо­не­мо­му. «Ба­тюш­ка, он же вас не слы­шит, – рас­те­рян­но вос­кли­ца­ет мать, – он же глу­хой...». – «Это он те­бя не слы­шит, – от­ве­ча­ет ста­рец – а ме­ня слы­шит», – и сно­ва про­из­но­сит что-то ше­по­том на са­мое ухо мо­ло­до­му че­ло­ве­ку. Гла­за то­го рас­ши­ря­ют­ся от ужа­са, и он по­кор­но ки­ва­ет го­ло­вой... По­сле ис­по­ве­ди пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий при­ча­ща­ет его, и бо­лезнь остав­ля­ет стра­даль­ца.

Мень­ше го­да управ­лял ста­рец оби­те­лью. Стра­да­ния его во вре­мя пред­смерт­ной бо­лез­ни бы­ли по­ис­ти­не му­че­ни­че­ски­ми. От­ка­зав­ший­ся от по­мо­щи вра­ча и ка­кой бы то ни бы­ло пи­щи, он лишь по­вто­рял: «Оставь­те ме­ня, я уже на кре­сте...» При­ча­щал­ся ста­рец еже­днев­но.

Пер­во­го (че­тыр­на­дца­то­го) ап­ре­ля 1913 го­да пре­дал он свою чи­стую ду­шу Гос­по­ду. По­хо­ро­нен был пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий в Оп­ти­ной, ря­дом со сво­им ду­хов­ным от­цом и учи­те­лем, пре­по­доб­ным Ана­то­ли­ем (Зер­ца­ло­вым). В 1996 го­ду пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий был при­чис­лен к ли­ку мест­но­чти­мых свя­тых Оп­ти­ной пу­сты­ни, а в ав­гу­сте 2000 го­да Юби­лей­ным Ар­хи­ерей­ским Со­бо­ром Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви про­слав­лен для об­ще­цер­ков­но­го по­чи­та­ния. Мо­щи его по­ко­ят­ся во Вла­ди­мир­ском хра­ме Оп­ти­ной пу­сты­ни.