Установление празднования Рождества Христова относится к первым векам христианства. До IV века в Восточных и Западных Церквах праздник Рождества Христова праздновался 6 января, был известен под именем Богоявления и вначале относился собственно ко Крещению Спасителя.

Основная и первоначальная цель установления праздника – воспоминание и прославление события явления во плоти Сына Божия...

И вот, Православная Церковь установила и у себя торжественный праздник Крещения Господня и назвала его Богоявлением, внушая мысль, что в этот день Христос не стал впервые Богом, а только явил Себя Богом, представ как Единый от Троицы, Сын Божий во плоти. Чтобы подорвать лжеумствования гностиков относительно Крещения Христова, Церковь стала присоединять к воспоминанию Крещения воспоминание и Рождества Христова. И, таким образом, в IV веке по всему Востоку Крещение и Рождество праздновались в один день, а именно 6 января, под общим именем Богоявления. Первоначальным основанием для празднования Рождества Христова 6 января (как и Крещения) служило не историческое соответствие этого числа дню рождения Господа Иисуса Христа, который и в древности в точности не был известен, а таинственное понимание соотношения между первым и вторым Адамом, между виновником греха и смерти и Начальником жизни и спасения. Второй Адам – Христос, по таинственному созерцанию Древней Церкви, родился и умер в тот же день, в который сотворен и умер первый Адам, – в шестой, ему соответствовало 6 января, первого месяца года.

Праздник Рождества Христова был впервые отделен от Крещения в Римской Церкви в первой половине IV века (при папе Юлии). Перенесением праздника на 25 декабря Церковь имела в виду создать противовес языческому культу солнца и предохранить верующих от участия в нем. Перенесение праздника на 25-е число и торжественное его богослужение имело своей целью поставить противовес языческим суевериям и тем самым обратить сердца людей к познанию истинного Бога. Известно, что у римлян на 25 декабря падал языческий праздник в честь зимнего солнцеворота – день (рождения) явления непобедимого солнца, которого не могла одолеть зима и которое с этого времени идет к весне. Этот праздник обновляющегося «бога солнца» был днем разнузданных увеселений народа, днем забав для рабов и детей и пр. Таким образом, сам по себе этот день был как нельзя более приличен для воспоминания события Рождества Иисуса Христа, Который в Новом Завете называется Солнцем Правды, Светом мира, Спасителем людей, Победителем смерти.

Празднование Рождества Христова 25 декабря в Восточной Церкви было введено позже, чем в Западной, а именно – во второй половине IV века. Впервые раздельное празднование Рождества Христова и Крещения Господня было введено в Константинопольской Церкви около 377 года по указанию императора Аркадия по обычаю Римской Церкви и благодаря энергии и силе красноречия святого Иоанна Златоуста. Из Константинополя обычай праздновать Рождество Христово 25 декабря распространился по всему православному Востоку.

Установление празднования рождества Христова 25 декабря имело еще и другое основание. По мысли отцов Церкви III и IV вв. (св. Ипполит, Тертуллиан, св. Иоанн Златоуст, св. Кирилл Александрийский, блаж. Августин), 25-е число декабря месяца исторически более всего соответствует дню самого рождения Господа Иисуса Христа.

Из рассматриваемых в настоящей службе стихир и тропарей, посвященных Рождеству Христову, наиболее древними, надо полагать, являются 1-я стихира на «Господи, воззвах», кондак и икос. Кондак и икос составлены в VI веке св. Романом Сладкопевцем. Им составлены 24 икоса, из которых современная служба сохраняет лишь первые два (кондак и икос). Тропарь и светилен праздника также весьма древние.

Уже в VII–VIII вв. известны Минеи со службами Рождеству Христову в целом их виде. В Х веке имелись уже службы предпразднства и попразднства. А в XI–XII вв. служба, посвященная Рождеству Христову, принимает на востоке такой вид в изменяющихся ее частях, как и современная служба.

Составителями современной службы на Рождество Христово являются, в основном, песнотворцы VI–IX веков: св. Роман Сладкопевец (кондак и икос), св. Андрей Критский (стихиры на хвалитех), св. Герман, патриарх Константинопольский (ряд стихир на «Господи, воззвах» и стихиры на литии), св. Иоанн Дамаскин (многие из стихир вечерни, канон), св. Косма Маиумский (канон) и другие.

Крещение Господне

Святитель Димитрий Ростовский

Господь наш Иисус Христос, по возвращении своем из Египта, пребывал в Галилее, в городе своем Назарете, где был воспитан, сокрывая от людей силу Своего Божества и премудрость до тридцатилетнего возраста, ибо не возможно было у иудеев никому ранее тридцатилетнего возраста принять сан учителя или священника. Посему и Христос не начинал Своей проповеди и не являл Себя Сыном Божьим и "первосвященником великим, прошедшим небеса" (Евр.4:14), до тех пор, пока не достиг означенного возраста. В Назарете Он пребывал с Пречистою Своею Матерью, сначала при мнимом отце Своем, Иосифе древоделе, пока тот был жив, и занимался вместе с ним плотнической работою; а потом, когда Иосиф умер, Сам продолжал то же дело, добывая трудами рук Своих пропитание для Себя и для Пречистой Богоматери, дабы и нас научить трудолюбию (Лк.3:23). Когда же исполнялся тридцатый год Его земной жизни и наступало время Его Божественного явления народу Израильскому, то, как говорит Евангелие, "был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне" (Лк.3:2), - глагол, посылавший его крестить водою и возвестивший ему знамение, по коему Иоанн должен был узнать пришедшего в мир Мессию. Об этом говорит в своей проповеди сам Креститель такими словами: "Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым" (Ин.1:33).

Итак Иоанн, внимая глаголу Божьему, ходил по всей стране иорданской, проповедуя "крещение покаяния для прощения грехов" (Лк.3:3), ибо Он был Тот, о Котором предрек Исайя: "Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему" (Ис.40:3; ср Лк.3:4). И выходила к нему вся иудейская страна, и иерусалимляне, и крестились все у него в реке Иордане, исповедуя свои грехи (Мк.1:5). Тогда пришел и Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну, чтобы креститься от него (Мф.3:13). Он пришел в то время, когда Иоанн возвестил о Нем народу, говоря: "идет за мною Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его; я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым" (Мк.1:7-8). После сего возвещения пришел Иисус креститься. Хотя Он и не имел нужды в этом, как безгрешный и непорочный, рожденный от Пречистой и Пресвятой Девы Марии и Сам бывший источником всякой чистоты и святыни, но, так как Он взял на Себя грехи всего мира, то и пришел к реке, чтобы очистить их посредством крещения. Пришел Он креститься и для того, дабы освятить естество воды, пришел креститься, чтобы и для нас устроить купель святого крещения. Он пришел к Иоанну еще для того, дабы тот, узрев сходившего на крещаемого Святого Духа и услышав свыше глас Бога Отца, был неложным свидетелем о Христе.

"Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?" (Мф.3:14) Он духом узнал Того, о Ком за тридцать лет "взыграл радостно" во чреве матери своей (Лк.1:44), потому и сам требовал от Него крещения, как находящийся под грехом ослушания, перешедшим с Адама на весь род человеческий. Но Господь сказал Иоанну: "оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду" (Мф.3:15).

Под правдою святой Златоуст разумеет здесь заповеди Божьи, как будто бы Иисус говорил так: "поелику я совершил все заповеди, какие даны в законе, и осталась только одна - относительно крещения, то Мне подобает исполнить и эту". Крещение же Иоанново также было Божественною заповедью, как это видно из слов Иоанна: "Пославший меня крестить в воде сказал мне" (Ин.1:33). Кто же посылал? Очевидно, Сам Бог: "был - сказано в Евангелии, - глагол Божий к Иоанну" (Лк.3:2). И еще потому крестился Иисус, будучи тридцати лет от роду, что возраст тридцатилетнего, - по словам Златоуста и Фефилакта, удобопреклонен ко всякому греху. Ибо возраст юношеский подвержен огню плотских страстей, при тридцатилетнем же возрасте - времени полного раскрытия сил мужских - человек подчиняется златолюбию, тщеславий, ярости, гневу и всяким грехам. Посему-то Христос Господь медлил принятием крещение до этого возраста, дабы во всех возрастах человеческой жизни исполнить закон и освятить все естество наше и подать нам силу побеждать страсти и остерегаться смертных грехов.

После принятия крещения Господь тотчас же, без всякого замедления, вышел из воды. Есть сказание, что святой Иоанн Креститель каждого крестившегося у него человека погружал до шеи и так держал его, доколе тот не исповедовал все грехи свои; после сего крещаемому дозволялось выйти из воды. Христос же, не имевший грехов не был задержан в воде, и потому евангелие прибавило, что Он вышел из воды тотчас (Мф.3:16).

Когда же Господь выходил из воды, над Ним отверзлись небеса, блеснул свыше свет в виде молнии и Дух Божий в виде голубя сошел на Крестившегося Господа. Подобно тому, как в дни Ноя голубица возвестила об умалении воды потопа, так и здесь подобие голубя предуказало на окончание потопа греховного. А в виде голубя святой Дух явился потому, что эта птица чиста, любит людей, кротка, незлобива и не терпит ничего смрадного: так и святой Дух есть источник чистоты, пучина человеколюбия, учитель кротости и устроитель мира: притом же Он всегда удаляется от человека, пресмыкающегося во смрадной тине грехов. Когда же Дух Святой сходил, как голубь, на Христа Иисуса с неба, то слышался глас говоривший: "Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение" (Мф.3:17). И ему подобает слава и держава во веки веков. Аминь.

Слово святого Иоанна Златоустого на Богоявление Господне

Хочу, возлюбленные, праздновать и торжествовать, ибо святой день просвещения есть печать праздника и день торжества. Он запечатлевает Вифлеемский вертеп, где Ветхий деньми, как младенец у груди матери, лежал в яслях; он же отверзает иорданские источники, где Тот же Ветхий деньми крещается ныне с грешниками, даруя Меру Своим пречистым телом оставление грехов. В первом случае, происшедший из утробы Пречистой Девы, явился для младенцев как младенец, для матери - сыном, волхвам - как дар пастырям - как добрый пастырь, полагающий, по слову Божественного Писания, душу Свою за овец (Ин.10:11). Во втором случае, именно при крещении Своем Он приходит на иорданские воды, с тем чтобы омыть грехи мытарей и грешников. Говоря о необычайной чудесности такого события, премудрый Павел восклицает: "явилась благодать Божия, спасительная для всех человеков" (Тит.2:11). Ибо ныне мир просветляется во всех частях своих: радуется, прежде всего, небо, передавая людям сходящий с небесных высот глас Божий, освящается полетом Духа Святого воздух, освящается естество воды, как бы приучаясь омывать вместе с телами и души, и вся тварь земная ликует. Один только дьявол плачет, видя святую купель, приготовленную для потопления его могущества.

Что же еще сообщает Евангелие? "Приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него. Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?" (Мф.3:13-14). Кто видел Владыку, стоящего пред рабом? Кто видел царя, преклонившего голову перед своим воином? Кто видел пастыря, которому бы овца указывала путь? Кто видел начальника ристаний, который бы получал награду от упражняющегося в бегах^[1]? "Мне надобно креститься от Тебя", - т.е. преподай, Владыка, Ты Сам мне то крещение, какое Ты хочешь преподать миру. Я нуждаюсь в том, чтобы Ты окрестил меня, так как я нахожусь под бременем прародительского греха и ношу в себе змеиный яд. Я нуждаюсь в омытии скверны древнего преступления, а Ты ради каких грехов пришел креститься? О Тебе и пророк свидетельствовал говоря: "потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его" (Ис.53:9). Как же, Сам подавая избавление, Ты ищешь очищения? Крещаемые, по обычаю, исповедуют грехи свои; Ты же что имеешь исповедать, когда Ты вовсе безгрешен? Зачем Ты требуешь от меня того, чему я не научен? Не отваживаюсь сделать то, что превышает мои силы; не знаю я, как омывать свет не умею осветить солнце правды. Ночь не освещает дня, золото не может быть чище олова, глина не может исправить горшечника, море не заимствует струи у источника, река не нуждается в капле воды, чистота не освящается скверною, и осужденный не отпускает на свободу судью. "Мне надобно креститься от Тебя". Мертвец не может поднять живого, больной не исцеляет врача, и я знаю немощь моего естества! "Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего" (Мф.10:24). Ко мне не приступают херувимы со страхом, мне серафимы не покланяются и не возглашают трисвятое^[2]. Я не имею престолом небо, меня не предуказывала волхвам звезда, Моисей, угодник Твой, едва сподобился видеть "сзади тебя" (Исх.33:23), как же я дерзну прикоснуться ко пресвятой главе Твоей? Зачем повелеваешь Ты мне совершать то, что превосходит мои силы? Не имею я длани, которою бы мог окрестить Бога: "мне надобно креститься от Тебя". Я родился от престарелой, ибо Твоему повелению не могла противоречить природа. Находясь в утробе моей матери и не имя возможности говорить сам, я воспользовался тогда ее устами, а теперь сам своими устами, прославлю Тебя Невместимого, Которого вместил девический ковчег^[3]. Я не слеп, как иудеи, ибо знаю, что Ты - Владыка, Который только на время принял вид раба, чтобы уврачевать человека; знаю, что Ты явился для того, чтобы спасти нас; знаю, что Ты - камень, отсеченный от горы без посредства рук, - камень, верующий в который не будет обманут. Меня не приведут в заблуждение видимые знаки Твоего смирения, и я духом уразумеваю величие Твоего Божества. Я - смертен ты же - бессмертен; я - от бесплодной, а Ты - от девы. Я родился раньше Тебя, но не выше Тебя. Я мог только раньше Тебя выступить на проповедь, но не смею крестить Тебя: я знаю, что Ты - секира, лежащая у дерева (Мф.3:10), та секира, которая подсекает бесплодные деревья иудейского сада. Я видел серп готовый отсекать страсти и возвещал что скоро повсюду откроются источники исцелении, ибо какое место останется недоступным для Твоих иудеев? Ты будешь очищать одним словом прокаженных течение крови прекратится чрез одно прикосновение к краю риз Твоих от одного Твоего повеления расслабленный снова укрепится силами. Ты напитываешь дочь хананеянки крупинками Твоих чудес, брением отверзаешь очи слепому. Как же Ты просишь, чтобы я возложил на Тебя руки? "мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне; Призирает на землю, и она трясется" (Мф.3:14; Пс.103:32), по водам как по земле ходят, - Ты, о Ком я много раз восклицал во время проповеди: "идет за мною Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его!" (Мк.1:7) Только на Твою неизреченную благость полагаюсь и надеюсь на Твое безмерное человеколюбие, по которому Ты и блудницу допускаешь отереть пречистые Твои ноги и прикоснуться к Твоей пресвятой главе.

Что же говорит ему Господь? "Оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду" (Мф.3:15). Послужи Слову, как глас человеческий, поработай, как раб - Владыке, как воин - царю, как глина - горшечнику. Не бойся, но смело крести Меня, потому что Я спасу мир; Я отдаю Себя на смерть, дабы оживить умерщвленное естество человеческое. Ты, несмотря на Мое повеление, все-таки медлишь простереть руку свою, иудеи же скоро не постыдятся простереть на Меня свои нечистью руки для того, чтобы предать Меня на смерть. "Оставь теперь, ибо так надлежит". По Своему человеколюбию, Я прежде всех веков решил спасти род человеческий. Ради людей Я стал человеком. Что может быть удивительнее того, что Я как простой человек прихожу креститься? Это делаю Я потому, что не презираю создание моих рук, не стыжусь земного естества. Я остался таким же, каким был от века, и принял новое естество, причем однако Мое существо осталось неизменным: "оставлю вас теперь". Ибо враг человеческого рода, будучи свержен с неба и изгнан с земли, гнездится в естестве водном, а Я и оттуда пришел изгнать его, как возвещал о Мне пророку: "Ты сокрушил головы змиев в воде" (Пс.73:13) Оставь теперь". Ибо сей враг хочет искусить Меня как человека, и Я претерпеваю это для того, чтобы доказать его бессилие, ибо скажу ему: "не искушай Господа Бога твоего" (Мф.4:7; Втор.6:16).

О новое чудо! О неизреченная благодать! Христос совершает подвиг, а я получаю почесть; Он воюет с дьяволом, а я оказываюсь победителем; Он змеиную голову сокрушает в воде, а я как бы настоящий борец увенчиваюсь^[4]: Он крестится, а с меня снимается скверна; на Него сходит Святой Дух, а мне подается оставление грехов; о Нем Отец свидетельствует как о Своем возлюбленном Сыне, а я становлюсь сыном Божьим ради Него; ему отверзлись небеса, а я вхожу в них; пред Ним Крещаемым является горнее царство, а я его получаю в наследственное владение: к Нему обращается голос Отца, и вместе с Ним я призываюсь; Отец благоволит к Нему, и меня также не отвергает С своей же стороны я прославляю Отца, с небес давшего глас Свой, Сына, кресающегося на земле, и Духа сошедшего как голубя, Бога единого в Троице, Которому я и буду всегда покланяться. Аминь.

Слово на Богоявление Господне

Святитель Димитрий Ростовский

Празднуя Богоявление Господне на водах Иорданских, припомним, что Господь Бог наш и прежде являлся над водами для того, чтобы сделать различные дивные дела. Так когда Он явился над водами Черного моря, то "глубины скрыли все дно"^[5] и провел Своих людей посуху; когда в ковчеге переходил через Иордан то возвратил вспять воды этой реки: "Иордан, - сказано, - обратился назад" (Пс.113:3). Наконец вначале, когда Дух Божий носился "поверх воды", Бог создал небо, землю, птиц зверей, человека и вообще весь видимый мир.

И ныне над водами иорданскими является Бог единый в Троице: Отец - во гласе, Сын - во плоти, Дух Святой - в виде голубя. Что же Он производит в этом Своем явлении? Он созидает новый мир, и все обновляет, как и в предпраздничном тропаре сделать новый мир, отличный от первого. "Древнее прошло, – говорит Писание, – теперь все новое" (2Кор.5:17). Мир первый по природе своей был тяжел, не мог вознестись к небу и нуждался в суше, на коей мог бы стоять, как бы водруженный. А мир новый, изведенный из вод Иорданских так легок, что не нуждается в суше, не созидается на земле, не имеет "преград, но ищёт вышину", устремляется быстро из води к отверстым над Иорданом небесным дверям: "Иисус тотчас вышел из воды, - и се, отверзлись Ему небеса" (Мф.3:16). Для мира первого, обремененного житейскими тяготами, в том случае, когда бы он возжелал достигнуть неба, потребна была бы лестница, утвержденная на земле, вершина которой доходила бы до неба, - но и та была Иаковом только созерцаема, сам же он не восходил по ней, - для мира же нового возможен восход на небо и без лестницы. Каким же образом? Се, вместо лестницы, Дух Божий, в виде голубя, летает над водами. И это означает следующее. Человеческий род уже не как пресмыкающейся по земле гад или ползающее животное, но как птица пернатая выходит из воды крещения; поэтому и Дух Святой явился над водами крещения как птица, дабы возвести без лестницы на небо Своих птенцов, коих породил Он банею крещения. И исполняются здесь слова песни Моисеевой: "носится над птенцами своими" (Втор.32:11), или, как читается в переводе Иеронима, вызывает птенцов своих летать. Такой именно новый мир созидает Бог Своим явлением на водах Иорданских, который не прилепляется к земле, но как птица пернатая стремится на крыльях к отверстому небу.

Припомним здесь выражение Писание: "И сказал Бог: да произведет вода, птицы да полетят по тверди небесной" (Быт.1:20), и посмотрим, как одно из лиц Святой Троицы, явившееся ныне над водами иорданскими при обновлении мира, выводит из воды крещения своих духовных птенцов и призывает их летать, дабы они на своих крыльях добродетели вознеслись к открывшимся над Иорданом небесам. Но прежде, чем рассматривать это, убедимся, на основании учителей Церкви, что всякий человек, родящийся от воды и духа, бывает небесным птенцом. Святой Иоанн Златоуст говорит: "раньше было сказано: да "произведет вода пресмыкающихся, душу живую"; а с тех пор, как вошел в иорданские струи Христос вода производит уже не "пресмыкающихся, душу живую", но разумные и духовные существа - души, которые не ползают по земле, но как птицы парят к небу. Посему и Давид сказал: "душа наша как птица" (Пс.123:7). Эта птица не земная, а небесная, ибо жительство наше, которое нам уготовляется начиная с крещения, находится, по слову Писания, на небесах". Святой же Григорий Нисский, укоряя тех, которые после принятия крещения, обращаются к прежним злым делам говорит: "люди бесстыдные, принявшие крещение, приведенные, неизвестно чем, как бы в неистовство, теряют спасение, полученное водами крещения, хотя, будучи спогребены Христову телу, они облеклись крыльями орла и чрез это имеют возможность взлетать к тем небесным птицам, каковыми являются бесстрашные духи". Обратим внимание на эти слова: "будучи спогребены Христову телу (чрез крещение), они облеклись крыльями орла, так что могут взлетать". Этим сей святой учитель убедительно доказывает, что люди, выходящие из вод крещения, бывают птицами, парящими к небу. Но это мы увидим также из истории.

Преподобный Нонн епископ Илиипольский, когда должен был в Антиохии обратить к Богу явную грешницу Пелагию, увидел ночью во сне такое видение^[6]: ему представилось, что он стоит в церкви за литургией, - и вот около него стало летать какая-то черная голубица, запачканная грязью; он взял ее, омыл в купели, и голубица после того тотчас же стала чиста, как снег, и красива, и прямо отсюда полетела к небу. Это видение указывало на то, что этот блаженный отец обратить к Господу грешницу и просветить ее святым крещением. Итак, воды святого крещения столь могущественны, что могут человека сделать небесною птицею. Сие совершают и иорданские воды, придавая человеку крылья, на коих он мог бы лететь в "раскрывающиеся пред ним небеса". Но не только обновление человеческой природы в водах Иорданских изображается в явлении, но и явившиеся три достопокланяемые Лица Божества принимают на себя подобия различных птиц. Так мы знаем, что священное писание уподобляет Бога Отца орлу: "как орел вызывает гнездо свое" (Втор.32:11). Читаем также, что и Богу - Сын подобен кокошу: "Иерусалим, Иерусалим, - говорит Он, - сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья" (Мф.23:37). Знаем наконец, что и Бог Дух Святой явился над Иорданом в подобии голубя. Итак, почему Лица Пресвятой Троицы уподобляются означенным трем породам птиц? Воистину потому, что Они стаи таких же птенцов духовно изводят из воды крещения, т. е. делают людей духовными птенцами, кого наподобие орла, кого наподобие кокоша: и кого как бы голубем.

Церковь, торжествующая на небе, разделяет верных служителей Божьих происходящих из Церкви воинствующей, в небесном селении на три особых лика: на лик учителей, на лик мучеников и на лик девственников. Мы не ошибемся, если скажем, что это три лика суть три стаи птенцов рожденных и изведенных из воды крещения. Лик учителей - это стая орлов, которые парят в небе и, не смежая очей своих, смотрят на солнечное сияние; ибо святые учители, подразумевая Бога, взлетают высоко, как бы имеющие крылья, а светлым умом как бы оком созерцая свет Трисиятельного Божества, просвещают себя и других премудростью. Лик мучеников есть стая многочадных кокошей, ибо они через пролитие за Христа своей крови породили много других чад Христу: кровь мучеников действительно, породила многих чад для первенствующей Церкви, которых стало более чем звезд на небе и песка, находящегося на берегу моря. Лик девственников - это стал чистых голубей, ибо они всецело приносят себя в живую жертву Богу и заботятся о том, чтобы угождать не плоти, а единому Господу. Сии три стаи духовных птиц говорили мы, родились в воде крещения. Рассмотрим, каким образом это происходит.

В книге Песнь Песней говорится: "Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня" (Песн.6:4). Это значит: призри на меня, Господи, милостивыми очами твоими и не отвращай их от меня, ибо, по твоей милости, я делаюсь птицей, взлезающей к небесам. И в явлений Своем на Иордан Бог призрел на природу человеческую: призрел Бог Отец отверзши над Сыном небеса; призрел Бог Сына, пришедши из Назарета Галилейского креститься у Иоанна на Иордане, - призрел, говорю, ибо всю грязь греха Адамова, все немощи нашего естества Он собрал и принес сюда для того, чтобы омыть их и очистить нас от грехов наших - презрел и Бог Дух сходя на божественного человека, принимавшего крещение. Призревши на нас, единый в Троице Бог ужели не воскрылил естества человеческого? Воистину воскрылил, ибо чрез это божественное призрение тотчас появились стаи орлов кокошей и голубей, т. е. лики учителей, мучеников и девственников. Разъясним это на оснований Священного Писания.

Богослов видел в откровении, ему бывшем, пред престолом Божьим стеклянное море, как бы из хрусталя (Апок.4:6); это море обозначало собою тайну святого крещения, ибо между Божьим престолом и человеком, намеревающимся приблизиться к престолу Божьему, находится вода крещения, и не иначе кто-нибудь может приблизиться к седящему на небесном престоле Богу, как, перешедши сначала море крещения, по словам Писания: "если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божье" (Ин.3:19). Но почему это море, означающее собою тайну крещения, стеклянное и хрустальное? Знаем, что толкователи Божественного Писания скажут, что оно - стеклянное потому, что имеет в себе чистоту, очищающую душу человека, принимающего крещение, а хрустальное потому, что дает твердость сердцу человека. Еще и потому оно является стеклянным и хрустальным что, подобно тому, как сквозь стекло и хрусталь проходит солнечный луч, так и благодать Божья проникает чрез тайну крещения, и ею приходит к человеку и просвещает храм души его. Наконец, и для того море, находящееся пред Престолом Божьим и означающее тайну крещения, - стеклянное и хрустальное, чтобы восседающая на престоле Пресвятая Троица отразилась и была видима в нем, как в стеклянном и хрустальном зеркале, ибо во святом крещении явился образ Троицы. "Итак идите, - сказал Иисус Христос - научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа" (Мф.28:19). По человечески рассуждая, если Бог Отец воссел на престоле Своем как орел, то в море, находящемся престолом как бы в стеклянном и хрустальном зеркал, должен был отразиться образ орла. Если Бог Сын престоле как кокош - ибо Он так называет Себя в Евангелии, - то в том, находившемся пред престолом море, был как бы в зеркале, явиться образ кокоша. Если Дух Святой воссел на том престоле как голубь, то и в том море должен был показаться образ голубя. Но разъясним духовный смысл сих образов. Мы сказали, что море, виденное пред престолом Божьим означает собою тайну святого крещения, в котором наше естество крещающееся очищается, как стекло, "от всякой скверны плоти и духа" (2Кор.7:1), душа же наша укрепляется и просветляется как бы хрусталь. И когда Бог в Троице взирает во время крещения нашего на это таинственное стекло и хрусталь, тогда воистину в нем является образ Троицы. Взирает ли Бог Отец, как духовный орел или Бог Сын, как духовная кокош, или Бог Дух Святой, как духовный голубь, всегда таинственное стекло и хрусталь, т. е. наше крещающееся естество, являет в Себе отображение оных духовных птиц и становится птенцом орла или кокоша или голубя, т. е. чадом Бога, единого в Троице - Отца и Сына и Святого Духа, как сказано: "верующим нам во имя Его, дал власть быть чадами Божьими" (Ин.1:12). Пресвятая Троица воззрела на человеческое естество, принимавшие крещение в водах Иорданских и отобразилась в нем снабдив его, как птенца, духовными крыльями орла, кокоша и голубя, т. е. умножила в церкви воинствующей учителей, мучеников девственников. Итак, ясно, что каждое лицо Пресвятой Троицы извело из вод Иорданских своих особых духовных птенцов. Бог отец как орел извел из Иордана орлов духовных, т. е. учителей церковных. Святой Кирилл Иерусалимский говорит: "начало мира - вода, начало евангелия - Иордан. От воды воссиял свет дневной, ибо Дух Божий, носившийся сперва "поверх воды", повелел из тьмы воссиять свету. От Иордана воссиял свет святого Евангелия. Первый Учитель всего мира, Христос - Божья сила и Божья Премудрость, откуда начал Свое учение? Не от вод ли иорданских? "С того времени, - сказано в Евангелии, - Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь" (Мф.4:17). И тотчас за Ним явилось много учителей - это святые апостолы, коих Он посылал на проповедь. Таким образом, воды дали жизнь и птицам естественным (Быт.1:21), и птицам духовным. Ибо откуда были призваны к апостольскому и учительскому служению Петр и Андрей, Иаков и Иоанн (Мф.4:18,21)? Разве не от воды? Из рыбарей Господь избрал Себе апостолов. Откуда жена самарянка явилась как проповедница об истинном Мессии в своем городе? Не от воды ли источника Иаковлева (Ин.4:6-7). Откуда и прозревший слепец выступил как свидетель чудесной силы Христовой? Не от воды ли Силоамский купели (Ин.9:7)? Все это было предуказанием на святое крещение, в котором и исцеляется слепота душевная, и омываются греховные скверны, и церковные учители получают божественную премудрость. Ибо крещением подается человеку та благодать, при помощи коей он может приобрести великое разумение, оттуда же у наставников веры вырастают духовные крылья, по слову писания: "поднимут крылья, как орлы, потекут - и не устанут" (Ис.40:31).

Бог Сын, как кокош, собирающий под Свои крылья расточенных чад, изводит из воды крещения Своих птенцов - святых мучеников, Сам первее всех отдавая на раны Свою плоть, крещенную в воде, Сам прежде всего полагая за нас на кресте Свою жизнь, дабы и мы были готовы умереть за Него. Припомним здесь слова апостола: "мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились" (Рим.6:3). Это значит почти то же, как если бы апостол сказал: всякий, крестившийся во Христа, должен за Него умереть, должен "быть соединен с Ним подобием смерти Его" (Рим.6:5). А кто так крестился в смерть Его, как не святые мученики, говорящие: "за Тебя умерщвляют нас всякий день" (Пс.43:23)? Кто другой был так "соединен с Ним подобием смерти Его" (Рим.6:5), на которую Он "как овца, веден был Он на заклание" (Ис.53:7), как не святые мученики, говорящее: "считают нас за овец, обреченных на заклание" (Пс.43:23). Оттого-то им поется: "проповедавши агнца Божьего, будьте обречены на заклание, как агнцы"^[7]. В смерти его крестились святые сорок девять, а также десять тысяч мучеников которые со святым Ромилом в один день были распяты в Армянской пустыне. Да и все святые страстотерпцы, пролившие за Христа кровь свою, приближались "к подобием смерти Его", как крестившиеся в смерть Его. Еще в воде крещения своего они были уже предопределены к венцу мученическому. Обыкновенный кокош имеет обычай выбирать в пищу лучшие зерна и, находя таковые, созывает к себе своих птенцов. Приняв за верное, что все добродетели суть пища духовная, всякий должен сознаться, что нет лучшего зерна, или нет высшей добродетели, чем любовь: "но любовь больше всех" (1Кор.13:13), - и именно такая любовь, которая полагает за любимого душу свою: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин.15:13). Это зерно любви нашел и указал птенцам Своим духовная кокош - Христос Господь, положив душу Свою за друзей: "вы, - сказал Он апостолам, - друзья Мои" (Ин.15:14). К этому зерну стекались призванные птенцы - святые мученики и начали, побуждаемые любовью, полагать души свои за Господа, как вещает к Господу одна мученица: "Тебя, жених мой, люблю и за Тебя приму страдания", мученики, которые, будучи ввергнуты со святым Каллистратом в озеро, "соединен с Ним подобием смерти Его"^{[8], [9], [10]}. Откуда же были призваны эти духовные птенцы к зерну любви? Не от воды ли крещения, в которой они в смерть его крестились? Послушаем святого Анастасия Синаита^[11], который о благоразумном разбойнике, для коего вода истекшая из ребер Христовых стала водою крещения, говорит: "к оным птицам (т. е. к небесным духам) отлетел из животворной воды, истекшей из всех птиц святой разбойник, воспаряя по воздуху в рое птиц вместе с царем - Христом".

Бог Дух Святой, как голубь, изводит из воды крещения своих птенцов - чистых телом И душою голубей, т. е. девственников. Ибо до тех пор, пока естество человеческое в лице Господа Иисуса Христа чрез снисхождение и действие Святого Духа не было соединено с Божеством и омыто иорданскими водами, до тех пор супружество было выше девства, до тех пор о девственной чистоте, соблюдаемой во славу Божью, мало где было известно. "Рожденное от плоти есть плоть" (Ин.3:6)^[12]. Тогда плоть одна рождала, дух же оставался бесплодным, почему Бог некогда говорил: "не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть" (Быт.6:3). Когда же человеческое естество сошло на Иордан, и на него сошел Дух Святой, тогда внезапно от Духа родилось в жизнь высшее супружества девство, стремящиеся не к плотскому, а к духовному, по словам Иоанна Богослова: "рожденное от Духа есть дух" (Ин.3:6). А так как дух имеет честь большую, чем плоть, то и девство, соединяющееся в один дух с Господом стало почетнее, чем плотской супружеский союз. Наше естество, восшедшее в духовный супружеский союз с Христом во Иордане, стало плодоносным и произвело из себя целые девственные лики. И такое духовное супружество не может производить что-либо иное, кроме девства, на что указал еще пророк Захария, сказавши: "вино - у отроковиц" (Зах.9:17). Под девами пророк разумеет девственные лики. Дух Святой, по слову пророка, как вино изливается и производит дев, ибо где Дух Святой изливает Свою благодать, там не может не родиться девство. Блаженный Иероним, в своем переводе Священного Писания удачно передает смысл означенного места словами: "вино, производящее дев". В самом деле, то вино благодати Святого Духа излилось некогда на апостолов и упоило их так, что некоторым они представлялись опьяненными вином и сделало их такими девами, что в них не оставалось никакого порока и они стали чисты и целы как голуби. В праздник Сошествия Духа Святого и Церковь поет: "дух спасения созидает чистые апостольские сердца"^[13]. Итак ныне, изливается оное вино на воды Иордана, и кто сомневается в том что воды крещения, смешанные с вином Духа Святого, производят девство, согласно со словами пророчества: "вино родящее дев", - и при том таких дев, к которым апостол говорит: "я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою" (2Кор.11:2)? От духовного супружества естества нашего с Богом рождается от Духа девство, которое Дух Святой, изведя из воды крещения, вводит в небесные обитель.

Так каждое Лице Пресвятой Троицы, явившееся на Иордане, из вод крещения своих особенных духовных птенцов и, изведши их, призывает летать на данных им крыльях добродетелей в отверстия небеса.

Во первых, Бог Отец как духовный орел, призывает к полету птенцов Своих - духовных орлов т. е. учителей, как имеющих особенные крылья, о которых Церковь поет: "Бог роздал прилетевшим птенцам, и они вознеслись к небесам"^[14]. Какие же крылья у тех птенцов? Несомненно, что их кроме других общих всем добродетелей, - два: дело и слово. Тот есть учитель церковный, тот - высокопарящий орел, кто и сам на деле исполняет то, чему учит других на словах. А что крылья духовных орлов действительно есть слово и дело, это ясно показано в книге Иезекииля пророка, который однажды видел четырех животных с четырьмя крыльями каждое, везущих колесницу Божью. Те животные издавали шум своими крыльями: "И когда они шли, я слышал, - говорит пророк, - шум крыльев их, как бы шум многих вод, как бы глас Всемогущего (т. е. всемогущего или, но переводу Симмаха, как гром могущественного Бога), сильный шум, как бы шум в воинском стане" (Иез.1:24). Поистине великий то был голос необычайная песнь! Впрочем, удивителен не столько самый голос, сколько то, откуда исходил этот голос. Голос этот исходил не из гортани, слово выходило не с языка, песнь не из уст, а из крыльев оных животных. Пророк говорит: "я слышал шум крыльев их". Пели они, но не гортанью, славословили Бога, - но не красноречивыми и многоречивыми устами и языком, а теми же крыльями, на которых летали: "я слышал шум крыльев их".

Какая же здесь скрывается тайна? Эта тайна такая: животные, везущие Божью колесницу, означали собою учителей церковных, которые представляют собою сосуды, избранные для того, чтобы распространить имя Божье по всей вселенной, и своим учением увлекают на прямую дорогу, ведущую к небу Церковь Христову, как бы Божью колесницу, в которой находятся многие десятки тысяч верующих душ. Крылья же оных животных, издающие голос и поющие, означают собою дело и слово учителя. Крылья, которые дают возможность летать, указывают на то, что учитель церковный сам прежде должен явить собою образец добродетели, сам прежде должен пред лицом в своею богоугодною жизнью, как бы пернатый, возноситься к небу. Голос же, выходивший из крыльев оных животных означает собою учительное слово; учитель должен издавать такой голос, который был бы сообразен с силою его полета, т. е. должен учить стадо и в тоже время сам обязан жить так, как учит. Ибо такой пользы не приносит голос учителя, когда у него не видно крыльев богоугодной жизни. Только тот учитель возносится прямо к отверстому над Иорданом небу, который летает не на одном крыле слова, но и на другом крыле - добродетельной жизни, который в одно и тоже время учит словом и делом. Не так легко возносят к небу и учителя и ученика замысловато оставленное слово или сладкогласные уста или громкая гортань, как крылья добрых дел.

Бог Сын, как духовная кокош, призывает летать Своих птенцов - святых мучеников. А крылья добродетели, принадлежащие им одним кроме других общих добродетелей, суть следующие два: вера и исповедание. Об этих мученических крыльях Апостол говорит: "потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению" (Рим.10:10). Непоколебимая вера в сердце - одно крыло; дерзновенное исповедание устами имени Христова пред царями и мучителями - крыло другое. Первая духовная птица, влетевшая в рай, благоразумный разбойник, пострадавший с Христом на кресте, взлетел именно на таковых крылья Веры и исповедания. Ибо в то время, когда Господь наш добровольно за нас пострадавший, был всеми покинут, и когда от Него отрекся даже Петр, обещавший умереть с Ним, один разбойник уверовал в Него сердцем и исповедал устами, нарекши его царем и Господом: "помяни меня, Господи, - сказал он, - когда придешь в царствие свое". Как велика была эта вера разбойника, когда во всех учениках Христовых оскудела (Мф.26:56)! Когда все веровавшие соблазнились о Христе, Он один не соблазнился, но помолился ему с верою, почему и услышал от Него такие слова: "истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю" (Лк.23:42-48). Святой Амвросий так говорит об этом: "в тот час когда рай принял Христа, он принял и разбойника, но эту славу разбойнику даровала одна вера". Итак ясно, что сия птица, т. е. распятый с Христом на кресте мученик, взлетела в рай не на каких-либо иных крыльях, как только верою, исповеданною устами. "Эту славу, - говорит святой Амвросий, - даровала разбойнику одна вера".

Наконец Бог Дух Святой, явившийся в виде голубя, призывает летать и Своих птенцов - девственников, ибо ему свойственно делать человека крылатою птицею, которая бы могла проникать в самые высокие области. Святой Дамаскин поет, призывая духовных голубей, святых девственников летать^[15]. Особые же крылья добродетелей у тех голубей суть: умерщвление плоти и духа. А что умерщвление плоти есть одно из крыл, возносящие человека к небу, о сем святой Амвросий (Медиоланский), толкуя слова Евангелия: "вы лучше многих птиц" (Мф.10:31), говорит так: "плоть, расположенная к исполнению Закона Божьего и совлекшаяся греха, по чистоте чувств уподобляется естеству души и возносится к небу на духовных крыльях". Здесь святой учитель Церкви говорит об уподоблении естеству души, имея в виду умерщвление, которых действительное естество плоти, как бы переходит в естество души, когда худшее подчиняется лучшему и плоть порабощается духу, когда человек освобождается от греха и очищает свои чувства, что не возможно без умерщвления. Умертвивши же свою плоть, человека становится легким и пернатым как птица, и возносится к небу на духовных крыльях. Итак умерщвление тела для девства, воспаряющего к небу, есть первое крыло, ибо желающему соблюдать чистоту прежде всего подобает умертвить свою плоть, на что указывает словами пророка Давида Святой Дух когда обращается ко Христу с такими словами: "Все одежды Твои, как смирна и алой и касия" (Пс.44:9). Здесь толкователи Божественного Писания разумеют под смирною - умерщвление страстей, под стактями - смирение, под кассией - веру^[16]. Эти благоухания исходят от одежд Христа, т. е. от его святой Церкви, от верующих, в которых Он облекся как в одежду, приняв на Себя плоть и вселяясь в тех, кто живет чисто и свято. Итак Дух Святой как бы так говорит: умерщвление страстей, смирение и вера, как драгоценные ароматы, благоухают пред Отцом Твоим от Твоей Церкви, от чистых и девственных людей, которые сохраняют указанные добродетели в своих сердцах как бы в сосудах для сохранения ароматов. Но спросим: для чего Дух Святой, за разные добродетели прославляя Церковь Христову, прежде всего, хвалит ее за умерщвление страстей верующих, поставляя именно на первом месте смирну? По истине для того, чтобы показать, что вслед за подавлением беззаконных вожделений, за прекращением плотского сластолюбия, за умерщвлением тела идут все другие добродетели, как бы за вождем своим. Итак, духовным птенцам Духа Святого, т. е. девственникам, желающим иметь гнездом своим небо, прежде всего, нужно иметь это крыло, т. е. умерщвление плоти.

Второе их крыло - умерщвление духа, которое состоит в том, чтобы не только делом не совершать греха, но и не желать его в духе, не помышлять о нем в уме. Можно быть чистым по телу, но в то же время иметь различные неподобные желания, услаждаясь помыслами о нечистом. Не напрасно апостол увещевает: "очистим себя от всякой скверны плоти и духа" (2Кор.7:1). Эти слова ясно свидетельствуют о том, что существует сугубая скверна - нечистота плоти и нечистота духа. Ибо плоть привыкла проявлять себя - в делах, а дух - в помыслах и расположениях сердца. Напрасно хвалится своею чистотою и уповает достигнуть небесного прославления, то девство, которое хранит нерастленным только тело, душу же, оскверняющуюся помыслами и хотениями, не старается очистить. Ибо как птица не может летать на одном крыле, так и девственник с одною чистотою телесной, без чистоты духовной, не войдет в чертог небесный. Тот же, кто бережно хранит ту и другую чистоту, как голубь, полетит в след Явившегося "в виде голубя".

И так мы слышали, что сделал Бог единый в Трех Лицах, явившийся на водах Иорданских при обновлений мира, - как Он извел из вод крещения духовных птенцов церковных - учителей, мучеников, девственников и призвал их "в раскрытые небеса". Да будет же как от учителей, мучеников и девственников, так и от нас грешных - Отцу и Сыну и Святому Духу, - Явившемуся на Иордане Богу, честь, слава, поклонение и благодарение ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Битбунов Г.С. Богоявление Господне. Событие праздника

Примечания

^[1] Ристания - это состязания в бегах, которые публично совершались в Греции, на каких либо празднествах во время общественных игр. Победившему в этом состязание, давалась награда от особых старшин, которые присуждали награды.

^[2] Указание на видение пророка Исайи, который удостоился лицезреть Бога, Седящего на престоле, при чем окружающее престол Херувимы и Серафимы воспевали.

^[3] Разумеется девическая утроба Пречистой Богоматери.

^[4] Выражение взято от древнего обычая - на общественных состязаниях борцов увенчивать победителей лавровыми венками.

^[5] 1-й ирмос на Крещение Господне.

^[6] Ср. жит. св. Пелагии под 8-м октября.

^[7] Из службы заупокойной.

^[8] Память их - сентября 27-го.

^[9] Память их - сентября 6-го.

^[10] Из тропаря мученицам.

^[11] Святой Анастасий Синаит - один из выдающихся богословов греко-восточной церкви VII столетия.

^[12] Память его - 23-го апреля.

^[13] Из канона на Пятидесятницу, песнь 5.

^[14] Из церк. службы.

^[15] Воскр. антифон 6-го гласа.

^[16] Смирна - благовонная смола бальзамного дерева мирры, растущего в Аравии и Эфиопии. Смола эта употреблялась для священного помазания, для благоухания и окуривания, для натирания и намащения тела, особенно же для бальзамирования и помазания тел умерших. Стакти - тоже ароматическая мазь, употребляемая для лечения болезней. Кассия - тонкая и благовонная кора, облекающая собою древесные ветви. Она употреблялась для составления благовонных мазей и ароматов, а также для врачевства.

***

Святитель Феофан Затворник Вышенский, епископ Тамбовский

В ми­ру Ге­ор­гий Ва­си­лье­вич Го­во­ров, ро­дил­ся 10 ян­ва­ря 1815 г. в се­ле Чер­нав­ское Ор­лов­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка. В 1837 г. окон­чил Ор­лов­скую Ду­хов­ную Се­ми­на­рию и по­сту­пил в Ки­ев­скую Ду­хов­ную Ака­де­мию.

В 1841 г. окон­чил Ака­де­мию и при­нял мо­на­ше­ство с име­нем Фе­о­фан. За­тем пре­по­да­вал в Санкт-Пе­тер­бург­ской Ду­хов­ной Ака­де­мии (СПДА). В 1847 г. в со­ста­ве Рус­ской Ду­хов­ной Мис­сии был на­прав­лен в Иеру­са­лим, где по­се­тил свя­тые ме­ста, древ­ние мо­на­ше­ские оби­те­ли, бе­се­до­вал со стар­ца­ми Свя­той Го­ры Афон, изу­чал пи­са­ния от­цов Церк­ви по древним ру­ко­пи­сям.

Здесь, на Во­сто­ке, бу­ду­щий свя­ти­тель ос­но­ва­тель­но изу­чил гре­че­ский и фран­цуз­ский язы­ки, озна­ко­мил­ся с ев­рей­ским и араб­ским. С на­ча­лом Крым­ской вой­ны чле­ны Ду­хов­ной Мис­сии бы­ли ото­зва­ны в Рос­сию, и в 1855 г. св. Фе­о­фан в сане ар­хи­манд­ри­та пре­по­да­ет в СПДА, за­тем ста­но­вит­ся рек­то­ром Оло­нец­кой Ду­хов­ной Се­ми­на­рии. С 1856 г. ар­хи­манд­рит Фе­о­фан – на­сто­я­тель по­соль­ской церк­ви в Кон­стан­ти­но­по­ле, с 1857 г. – рек­тор СПДА.

В 1859 г. хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Там­бов­ско­го и Шац­ко­го. В це­лях подъ­ема на­род­но­го об­ра­зо­ва­ния епи­скоп Фе­о­фан устра­и­ва­ет цер­ков­но­при­ход­ские и вос­крес­ные шко­лы, от­кры­ва­ет жен­ское епар­хи­аль­ное учи­ли­ще. В то же вре­мя он за­бо­тит­ся и о по­вы­ше­нии об­ра­зо­ва­ния са­мо­го ду­хо­вен­ства, С июля 1863 г. свя­ти­тель пре­бы­вал на Вла­ди­мир­ской ка­фед­ре. В 1866 г. по про­ше­нию уво­лен на по­кой в Успен­скую Вы­шен­скую пу­стынь Там­бов­ской епар­хии. Но не воз­мож­но­стью по­коя влек­ли к се­бе серд­це вла­ды­ки ти­хие мо­на­стыр­ские сте­ны, они зва­ли его к се­бе на но­вый ду­хов­ный по­двиг. Вре­мя, остав­ше­е­ся от бо­го­слу­же­ния и мо­лит­вы, свя­ти­тель по­свя­щал пись­мен­ным тру­дам. По­сле Пас­хи 1872 г. свя­ти­тель ухо­дит в за­твор. В это вре­мя он пи­шет ли­те­ра­тур­но-бо­го­слов­ские тру­ды: ис­тол­ко­ва­ние Свя­щен­но­го Пи­са­ния, пе­ре­вод тво­ре­ний древ­них от­цов и учи­те­лей, пи­шет мно­го­чис­лен­ные пись­ма к раз­ным ли­цам, об­ра­щав­шим­ся к нему с недо­умен­ны­ми во­про­са­ми, с прось­бой о по­мо­щи и на­став­ле­ни­ях. Он от­ме­чал: «Пи­сать – это служ­ба Церк­ви нуж­ная. Луч­шее упо­треб­ле­ние да­ра пи­сать и го­во­рить есть об­ра­ще­ние его на вра­зум­ле­ние греш­ни­ков».

Свя­ти­тель ока­зал глу­бо­кое вли­я­ние на ду­хов­ное воз­рож­де­ние об­ще­ства. Его уче­ние во мно­гом род­ствен­но уче­нию стар­ца Па­и­сия Ве­лич­ков­ско­го, осо­бен­но в рас­кры­тии тем о стар­че­стве, ум­ном де­ла­нии и мо­лит­ве. Наи­бо­лее зна­чи­тель­ные тру­ды его – «Пись­ма о хри­сти­ан­ской жиз­ни», «Доб­ро­то­лю­бие» (пе­ре­вод), «Тол­ко­ва­ние апо­столь­ских по­сла­ний», «На­чер­та­ние хри­сти­ан­ско­го нра­во­уче­ния».

Свя­ти­тель мир­но по­чил 6 ян­ва­ря 1894 г., в празд­ник Кре­ще­ния Гос­под­ня. При об­ла­че­нии на ли­це его про­си­я­ла бла­жен­ная улыб­ка. По­гре­бен в Ка­зан­ском со­бо­ре Вы­шен­ской пу­сты­ни.

Ка­но­ни­зи­ро­ван в 1988 г. как по­движ­ник ве­ры и бла­го­че­стия, ока­зав­ший глу­бо­кое вли­я­ние на ду­хов­ное воз­рож­де­ние об­ще­ства сво­и­ми мно­го­чис­лен­ны­ми тво­ре­ни­я­ми, ко­то­рые мо­гут рас­смат­ри­вать­ся ча­да­ми Церк­ви как прак­ти­че­ское по­со­бие в де­ле хри­сти­ан­ско­го спа­се­ния.

Полное житие святителя Феофана Затворника

Дет­ство

Ве­ли­кий учи­тель Рус­ской Церк­ви свя­ти­тель Фе­о­фан За­твор­ник, в ми­ре Ге­ор­гий Ва­си­лье­вич Го­во­ров, ро­дил­ся 10 ян­ва­ря 1815 го­да в се­ле Чер­на­ва Елец­ко­го уез­да Ор­лов­ской гу­бер­нии.

Его отец, Ва­си­лий Ти­мо­фе­е­вич Го­во­ров, был свя­щен­ни­ком и от­ли­чал­ся ис­тин­ным бла­го­че­сти­ем. Как вы­да­ю­щий­ся сре­ди ду­хо­вен­ства, он был на­зна­чен на от­вет­ствен­ную долж­ность бла­го­чин­но­го и нес ее в те­че­ние 30 лет, за­слу­жив одоб­ре­ние на­чаль­ства, а так­же лю­бовь и ува­же­ние под­чи­нен­ных. Отец Ва­си­лий был че­ло­ве­ком пря­мо­го и от­кры­то­го ха­рак­те­ра, доб­ро­сер­деч­ный и го­сте­при­им­ный.

Мать, Та­тья­на Ива­нов­на, про­ис­хо­ди­ла из се­мьи свя­щен­ни­ка. Она бы­ла жен­щи­на глу­бо­ко ре­ли­ги­оз­ная и в выс­шей сте­пе­ни скром­ная. Име­ла ти­хий, крот­кий нрав. От­ли­чи­тель­ною чер­тою ее ха­рак­те­ра бы­ла мяг­кость и доб­ро­та серд­ца, осо­бен­но яр­ко вы­ра­жав­ши­е­ся в ее со­стра­да­тель­но­сти и все­гдаш­ней го­тов­но­сти прий­ти на по­мощь вся­ко­му нуж­да­ю­ще­му­ся. От нее Ге­ор­гий уна­сле­до­вал, по сви­де­тель­ству бли­жай­ших род­ствен­ни­ков, неж­ное, лю­бя­щее серд­це и неко­то­рые ха­рак­тер­ные чер­ты лич­но­сти: кро­тость, скром­ность и впе­чат­ли­тель­ность, а так­же чер­ты внеш­не­го об­ли­ка. Счаст­ли­вая по­ра дет­ства свя­ти­те­ля на­по­ми­на­ет по­доб­ный же пе­ри­од в жиз­ни все­лен­ских учи­те­лей – Ва­си­лия Ве­ли­ко­го, Гри­го­рия Бо­го­сло­ва и Иоан­на Зла­то­уста, ко­гда древ­ние ма­те­ри-хри­сти­ан­ки в доб­ром се­мей­ном вос­пи­та­нии по­ла­га­ли на­ча­ло бу­ду­щей сла­вы сво­их де­тей.

От от­ца же свя­ти­тель Фе­о­фан уна­сле­до­вал силь­ный и глу­бо­кий ум. Отец-свя­щен­ник ча­сто брал с со­бою сы­на в храм Бо­жий, где он ста­но­вил­ся на кли­ро­се или при­слу­жи­вал в ал­та­ре. При этом раз­ви­вал­ся в от­ро­ке дух цер­ков­но­сти.

Так под муд­рым ру­ко­вод­ством от­ца и неж­ной, лю­бов­ной по­пе­чи­тель­но­стью ма­те­ри при бла­го­че­сти­вой на­стро­ен­но­сти все­го се­мей­ства про­те­ка­ли пер­вые го­ды дет­ства: у ро­ди­те­лей кро­ме Ге­ор­гия бы­ло еще три до­че­ри и три сы­на.

Уче­ба в учи­ли­ще и се­ми­на­рии

На­до ска­зать, что пер­во­на­чаль­ное об­ра­зо­ва­ние от­рок Ге­ор­гий по­лу­чил в ро­ди­тель­ском до­ме: на седь­мом го­ду его на­ча­ли учить гра­мо­те. Отец Ва­си­лий ру­ко­во­дил обу­че­ни­ем и про­слу­ши­вал за­дан­ные уро­ки, а учи­ла де­тей мать. «Еще в дет­стве Ге­ор­гий об­на­ру­жи­вал ум весь­ма свет­лый, пыт­ли­вый, до­ис­ки­ва­ю­щий­ся пер­во­при­чи­ны яв­ле­ний, быст­ро­ту со­об­ра­же­ния, жи­вую на­блю­да­тель­ность и дру­гие ка­че­ства, при­во­див­шие неред­ко в удив­ле­ние окру­жа­ю­щих. Еще бо­лее воз­вы­сил­ся, дис­ци­пли­ни­ро­вал­ся и укре­пил­ся ум его школь­ным об­ра­зо­ва­ни­ем», – пи­шет один из био­гра­фов свя­ти­те­ля Фе­о­фа­на И.Н. Кор­сун­ский.

В 1823 го­ду Ге­ор­гий по­сту­пил в Ли­вен­ское ду­хов­ное учи­ли­ще. Отец Ва­си­лий устро­ил сы­на на квар­ти­ру к од­но­му из учи­те­лей это­го учи­ли­ща, Ива­ну Ва­си­лье­ви­чу Пе­ти­ну, ока­зав­ше­му бла­го­твор­ное вли­я­ние на маль­чи­ка, по­буж­дав­ше­му от­ро­ка ис­прав­но го­то­вить уро­ки и учив­ше­му его по­слу­ша­нию и бла­го­нра­вию. Нрав­ствен­ный и ду­хов­ный кли­мат в учи­ли­ще был са­мый бла­го­при­ят­ный. Спо­соб­ный, хо­ро­шо под­го­тов­лен­ный от­рок лег­ко про­шел курс ду­хов­но­го учи­ли­ща и через шесть лет (в 1829 го­ду) в чис­ле луч­ших уче­ни­ков был пе­ре­ве­ден в Ор­лов­скую ду­хов­ную се­ми­на­рию.

Во гла­ве се­ми­на­рии сто­ял то­гда ар­хи­манд­рит Ис­и­дор (Ни­коль­ский), впо­след­ствии из­вест­ный иерарх Рус­ской Церк­ви – мит­ро­по­лит Санкт-Пе­тер­бург­ский и Нов­го­род­ский. Пре­по­да­ва­те­ля­ми бы­ли лю­ди ис­клю­чи­тель­но да­ро­ви­тые и усерд­ные. Так, учи­те­лем сло­вес­но­сти был иеро­мо­нах Пла­тон, впо­след­ствии мит­ро­по­лит Ки­ев­ский и Га­лиц­кий. Фило­соф­ские на­у­ки пре­по­да­вал про­фес­сор Остро­мыс­лен­ский. Ему был обя­зан Ге­ор­гий сво­им осо­бым ин­те­ре­сом к фило­со­фии и пси­хо­ло­гии. Это по­слу­жи­ло при­чи­ной то­го, что он остал­ся в фило­соф­ском клас­се на по­втор­ном кур­се.

В се­ми­на­рии Ге­ор­гий учил­ся так же успеш­но, как и в учи­ли­ще. Имен­но здесь юно­ша впер­вые на­чал со­зна­тель­но ра­бо­тать над со­бой. Уже в это вре­мя его ха­рак­тер­ной чер­той бы­ла лю­бовь к уеди­не­нию. В се­ми­нар­ских ве­до­мо­стях от­ме­ча­лось, что он от­ли­ча­ет­ся «склон­но­стью к уеди­не­нию; на­зи­да­те­лен в об­ра­ще­нии с то­ва­ри­ща­ми; по­да­ет со­бою при­мер тру­до­лю­бия и бла­го­нра­вия; кро­ток и мол­ча­лив».

В го­ды уче­бы в се­ми­на­рии у Ге­ор­гия по­яви­лось необы­чай­ное, все бо­лее воз­рас­та­ю­щее бла­го­го­ве­ние к свя­ти­те­лю Ти­хо­ну За­дон­ско­му. Вме­сте с род­ны­ми он со­вер­шил па­лом­ни­че­ство в За­дон­ский мо­на­стырь, где по­чи­ва­ли мо­щи свя­ти­те­ля, в то вре­мя еще не про­слав­лен­но­го.

Ге­ор­гий Го­во­ров от­лич­но окон­чил се­ми­на­рию и в глу­бине серд­ца меч­тал об ака­де­мии, но не на­де­ял­ся на по­доб­ное сча­стье и уже был за­нят мыс­лью о подыс­ка­нии под­хо­дя­ще­го сель­ско­го при­хо­да. Но неожи­дан­но в 1837 го­ду по­лу­ча­ет на­зна­че­ние в Ки­ев­скую ду­хов­ную ака­де­мию по лич­но­му рас­по­ря­же­нию прео­свя­щен­но­го епи­ско­па Ор­лов­ско­го Ни­ко­ди­ма, несмот­ря на то что рек­тор се­ми­на­рии ар­хи­манд­рит Со­фро­ний не имел в ви­ду Ге­ор­гия и был да­же про­тив, ибо це­нил в уче­ни­ках твер­дое за­учи­ва­ние учеб­ни­ка, чем Го­во­ров не от­ли­чал­ся.

Уче­ба в Ки­ев­ской ду­хов­ной ака­де­мии

Ки­ев­ская ду­хов­ная ака­де­мия в те го­ды про­цве­та­ла. Это бы­ло бла­го­при­ят­ное вре­мя как по доб­ро­му нрав­ствен­но­му на­прав­ле­нию жиз­ни ака­де­мии, так и по оби­лию та­лан­тов в про­фес­сор­ской кор­по­ра­ции. Ки­ев­ский мит­ро­по­лит Фила­рет (Ам­фи­те­ат­ров), про­зван­ный за свя­тость жиз­ни Фила­ре­том Бла­го­че­сти­вым, уде­лял боль­шое вни­ма­ние ду­хов­но-ре­ли­ги­оз­ной жиз­ни сту­ден­тов. Рек­то­ром ака­де­мии был в то вре­мя ар­хи­манд­рит Ин­но­кен­тий (Бо­ри­сов) – зна­ме­ни­тый цер­ков­ный про­по­вед­ник, чи­тав­ший лек­ции по эн­цик­ло­пе­дии бо­го­слов­ских на­ук. Он при­учал сту­ден­тов го­во­рить про­по­ве­ди экс­пром­том и сам увле­кал слу­ша­те­лей сво­и­ми вдох­но­вен­ны­ми им­про­ви­за­ци­я­ми. Каж­дая лек­ция его и про­по­ведь бы­ли со­бы­ти­ем, про­буж­дав­шим ра­бо­ту мыс­ли и под­ни­мав­шим ду­хов­ный на­строй в сту­ден­че­ской се­мье.

Ин­спек­то­ром Ки­ев­ской ду­хов­ной ака­де­мии с 1838 го­да был ар­хи­манд­рит Ди­мит­рий (Му­ре­тов), чи­тав­ший лек­ции по дог­ма­ти­че­ско­му бо­го­сло­вию. О нем свт. Фе­о­фан со­хра­нил са­мые свет­лые вос­по­ми­на­ния: из всех совре­мен­ных ему иерар­хов его он счи­тал «са­мым да­ро­ви­тым по уму, ши­ро­ко­му об­ра­зо­ва­нию и луч­шим по жиз­ни». Из дру­гих пре­по­да­ва­те­лей осо­бен­но вы­де­лял­ся про­то­и­е­рей Иоанн Ми­хай­ло­вич Сквор­цов, учи­тель ме­та­фи­зи­ки и фило­со­фии. Свя­щен­ное пи­са­ние пре­по­да­вал в то вре­мя мо­ло­дой и да­ро­ви­тый ба­ка­лавр, впо­след­ствии член Санкт-Пе­тер­бург­ско­го ду­хов­но-цен­зур­но­го ко­ми­те­та ар­хи­манд­рит Фо­тий (Ши­рев­ский). Боль­шое вли­я­ние на юно­шей имел так­же про­фес­сор крас­но­ре­чия Яков Кузь­мич Ам­фи­те­ат­ров, у ко­то­ро­го сту­дент Го­во­ров учил­ся глу­бо­кой хри­сти­ан­ской убеж­ден­но­сти, про­сто­те сло­га и яс­но­сти мыс­ли.

По сви­де­тель­ству совре­мен­ни­ков, свя­ти­тель Фе­о­фан имен­но здесь, в Ки­ев­ской ака­де­мии, раз­вил в се­бе спо­соб­ность и лю­бовь к пи­са­тель­ству. Сво­и­ми пись­мен­ны­ми про­по­вед­ни­че­ски­ми тру­да­ми он снис­кал ува­же­ние не толь­ко у со­курс­ни­ков, но и у пре­по­да­ва­те­лей. «Ни­кто луч­ше его не пи­сал, – го­во­рил его со­курс­ник по ака­де­мии мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Ма­ка­рий (Бул­га­ков), – толь­ко по скром­но­сти сво­ей он не мог гром­ко чи­тать сво­е­го со­чи­не­ния».

Бла­го­дат­ное вли­я­ние ока­за­ла на Ге­ор­гия Ки­е­во-Пе­чер­ская Лав­ра, впе­чат­ле­ния от ко­то­рой бы­ли на­столь­ко глу­бо­ки и силь­ны, что свя­ти­тель до кон­ца сво­ей жиз­ни вспо­ми­нал о них с вос­тор­гом: «Ки­ев­ская Лав­ра – незем­ная оби­тель. Как прой­дешь брешь, бы­ва­ло, так и чу­ешь, что за­шел в дру­гой мир».

С раз­ре­ше­ния ака­де­ми­че­ско­го и выс­ше­го ду­хов­но­го на­чаль­ства 15 фев­ра­ля 1841 го­да он при­нял по­стриг с име­нем Фе­о­фан. Чин по­стри­же­ния со­вер­шен был рек­то­ром ака­де­мии ар­хи­манд­ри­том Иере­ми­ей. Вме­сте с дру­ги­ми но­во­по­стри­женны­ми он по­се­тил иерос­хи­мо­на­ха Пар­фе­ния, со­вет ко­то­ро­го вы­пол­нял в те­че­ние всей жиз­ни: «Вот вы, уче­ные мо­на­хи, на­брав­ши се­бе пра­вил, помни­те, что од­но нуж­нее все­го: мо­лить­ся и мо­лить­ся непре­стан­но умом в серд­це Бо­гу. Вот че­го до­би­вай­тесь». 6 ап­ре­ля 1841 го­да тем же Иере­ми­ею, но уже епи­ско­пом Чи­ги­рин­ским в боль­шом Успен­ском со­бо­ре Ки­е­во-Пе­чер­ской Лав­ры инок Фе­о­фан был ру­ко­по­ло­жен во иеро­ди­а­ко­на, а 1 июля – во иеро­мо­на­ха. В 1841 го­ду иеро­мо­нах Фе­о­фан в чис­ле пер­вых за­кон­чил ака­де­мию со сте­пе­нью ма­ги­стра.

На учеб­но-вос­пи­та­тель­ском по­при­ще (1841–1855)

27 ав­гу­ста 1841 го­да иеро­мо­нах Фе­о­фан был на­зна­чен рек­то­ром Ки­е­во-Со­фи­ев­ско­го ду­хов­но­го учи­ли­ща. Ему бы­ло по­ру­че­но пре­по­да­ва­ние ла­тин­ско­го язы­ка в выс­шем от­де­ле­нии это­го учи­ли­ща. Он был за­ме­ча­тель­ным пе­да­го­гом и до­би­вал­ся ве­ли­ко­леп­ных ре­зуль­та­тов. До­сти­га­лось это пу­тем уме­ло­го со­че­та­ния учеб­но­го про­цес­са с нрав­ствен­ным и ре­ли­ги­оз­ным вос­пи­та­ни­ем: «Са­мое дей­стви­тель­ное сред­ство к вос­пи­та­нию ис­тин­но­го вку­са в серд­це есть цер­ков­ность, в ко­то­рой неис­ход­но долж­ны быть со­дер­жи­мы вос­пи­ты­ва­е­мые де­ти. Со­чув­ствие ко все­му свя­щен­но­му, сла­дость пре­бы­ва­ния сре­ди его, ра­ди ти­ши­ны и теп­ло­ты не мо­гут луч­ше на­пе­чат­леть­ся в серд­це. Цер­ковь, ду­хов­ное пе­ние, ико­ны – пер­вые изящ­ней­шие пред­ме­ты по со­дер­жа­нию и по си­ле», – та­ков взгляд са­мо­го свя­ти­те­ля на вос­пи­та­ние де­тей. Бла­го­че­стие, вы­со­кую нрав­ствен­ность, хо­ро­шее по­ве­де­ние он це­нил не ни­же, чем об­ра­зо­ва­ние, ес­ли не вы­ше. В ос­но­ву сво­ей вос­пи­та­тель­ской де­я­тель­но­сти он ста­вил хри­сти­ан­скую лю­бовь: «По­лю­би­те де­тей, и они вас по­лю­бят». За рев­ност­ное ис­пол­не­ние сво­их обя­зан­но­стей мо­ло­дой рек­тор удо­сто­ил­ся бла­го­сло­ве­ния Свя­тей­ше­го Си­но­да.

Недол­го тру­дил­ся отец Фе­о­фан в Ки­ев­ском ду­хов­ном учи­ли­ще. В кон­це 1842 го­да он был пе­ре­ме­щен в Нов­го­род­скую ду­хов­ную се­ми­на­рию на долж­ность ин­спек­то­ра и пре­по­да­ва­те­ля пси­хо­ло­гии и ло­ги­ки. Де­я­тель­ность его в ка­че­стве ин­спек­то­ра бы­ла очень пло­до­твор­на. Чтобы предо­хра­нить вос­пи­тан­ни­ков от празд­но­сти, он рас­по­ла­гал их к физи­че­ско­му тру­ду: к сто­ляр­но­му и пе­ре­плет­но­му ре­ме­с­лу, к за­ня­ти­ям жи­во­пи­сью. В лет­нее вре­мя пред­при­ни­ма­лись за­го­род­ные про­гул­ки с це­лью от­дох­но­ве­ния от уто­ми­тель­ных ум­ствен­ных за­ня­тий. За три го­да пре­бы­ва­ния в Нов­го­ро­де он успел про­явить се­бя как та­лант­ли­вый вос­пи­та­тель и пре­крас­ный пре­по­да­ва­тель хри­сти­ан­ской на­у­ки о ду­ше че­ло­ве­че­ской.

Выс­шее ду­хов­ное на­чаль­ство вы­со­ко це­ни­ло нрав­ствен­ные ка­че­ства и ум­ствен­ные да­ро­ва­ния иеро­мо­на­ха Фе­о­фа­на, и по­то­му в кон­це 1844 го­да он был пе­ре­ве­ден в Санкт-Пе­тер­бург­скую ду­хов­ную ака­де­мию на долж­ность ба­ка­лав­ра по ка­фед­ре нрав­ствен­но­го и пас­тыр­ско­го бо­го­сло­вия. К пре­по­да­ва­е­мым пред­ме­там иеро­мо­нах Фе­о­фан от­но­сил­ся с боль­шим вни­ма­ни­ем и в под­го­тов­ке к лек­ци­ям про­яв­лял вы­со­кую тре­бо­ва­тель­ность к се­бе. Глав­ны­ми ис­точ­ни­ка­ми его лек­ций бы­ли Свя­щен­ное Пи­са­ние, тво­ре­ния свя­тых от­цов, жи­тия свя­тых и пси­хо­ло­гия. Од­на­ко он не по­ла­гал­ся на свои си­лы и по­ка­зал свои лек­ции зна­то­ку ас­ке­ти­че­ских тво­ре­ний, бу­ду­ще­му свя­ти­те­лю Иг­на­тию (Брян­ча­ни­но­ву), ко­то­рый про­чел их и одоб­рил.

В 1845 го­ду отец Фе­о­фан был на­зна­чен по­мощ­ни­ком ин­спек­то­ра ака­де­мии, а за­тем стал чле­ном ко­ми­те­та для рас­смот­ре­ния кон­спек­тов на­ук се­ми­нар­ско­го об­ра­зо­ва­ния. В то же вре­мя иеро­мо­нах Фе­о­фан ис­пол­нял обя­зан­но­сти ин­спек­то­ра ака­де­мии. За рев­ност­ное ис­пол­не­ние этих обя­зан­но­стей он был во вто­рой раз удо­сто­ен бла­го­сло­ве­ния Свя­тей­ше­го Си­но­да, а в мае 1846 го­да – зва­ния со­бор­но­го иеро­мо­на­ха Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ры. Он глу­бо­ко был пре­дан де­лу доб­ро­го хри­сти­ан­ско­го вос­пи­та­ния, од­на­ко его влек­ло дру­гое – мо­на­ше­ская уеди­нен­ная жизнь: «…уче­ною долж­но­стью на­чи­наю тя­го­тить­ся до нестер­пи­мо­сти. По­шел бы в цер­ковь да там и си­дел».

Ско­ро пред­ста­вил­ся слу­чай к удо­вле­тво­ре­нию ду­хов­ной по­треб­но­сти от­ца Фе­о­фа­на. В ав­гу­сте 1847 го­да по его соб­ствен­но­му же­ла­нию он был на­зна­чен чле­ном со­зда­ва­е­мой Рус­ской Ду­хов­ной мис­сии в Иеру­са­ли­ме. Вер­нув­шись из Иеру­са­ли­ма в 1854 го­ду в Санкт-Пе­тер­бург, он за свои тру­ды был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та с при­сво­е­ни­ем ему ти­ту­ла на­сто­я­те­ля тре­тье­класс­но­го мо­на­сты­ря, а 12 ап­ре­ля 1855 го­да он был на­зна­чен пре­по­да­вать ка­но­ни­че­ское пра­во в Санкт-Пе­тер­бург­ской ака­де­мии. Кро­ме это­го, он за­ни­мал­ся про­по­вед­ни­че­ством.

В сен­тяб­ре 1855 го­да ар­хи­манд­рит Фе­о­фан по­лу­чил но­вое на­зна­че­ние – на долж­ность рек­то­ра и про­фес­со­ра Оло­нец­кой ду­хов­ной се­ми­на­рии. По по­ру­че­нию на­чаль­ства он дол­жен был за­ни­мать­ся ор­га­ни­за­ци­ей стро­и­тель­ства зда­ния для се­ми­на­рии. Отец Фе­о­фан при­был к на­зна­че­нию в тот мо­мент, ко­гда Оло­нец­кий ар­хи­епи­скоп Ар­ка­дий был вы­зван в Санкт-Пе­тер­бург для при­сут­ствия в Свя­тей­шем Си­но­де. Из-за его от­сут­ствия на от­ца ар­хи­манд­ри­та бы­ли воз­ло­же­ны и епар­хи­аль­ные мно­гие де­ла. В ок­тяб­ре 1855 го­да он опре­де­лен чле­ном Оло­нец­кой ду­хов­ной кон­си­сто­рии. Он и здесь на­шел сфе­ры де­я­тель­но­сти, имев­шие близ­кое от­но­ше­ние к его вы­со­кой ду­хов­ной на­стро­ен­но­сти и ко бла­гу на­се­ле­ния, – это, в первую оче­редь, про­по­ве­до­ва­ние сло­ва Бо­жия и вы­ра­бот­ка мер борь­бы с рас­ко­лом. Од­на­ко глав­ной за­бо­той, от­ве­ча­ю­щей вы­со­ким стрем­ле­ни­ям ду­ши от­ца Фе­о­фа­на, бы­ло все же вос­пи­та­ние уча­щих­ся.

Свя­тая зем­ля. Кон­стан­ти­но­поль

В 1856–1857 гг. отец Фе­о­фан сно­ва по­слан на Во­сток в долж­но­сти на­сто­я­те­ля По­соль­ской церк­ви в Кон­стан­ти­но­по­ле. По воз­вра­ще­нии от­ту­да ему от­кры­лось но­вое по­при­ще для слу­же­ния Свя­той Церк­ви: в мае 1857 го­да ука­зом Свя­тей­ше­го Си­но­да он был на­зна­чен на долж­ность рек­то­ра Санкт-Пе­тер­бург­ской ду­хов­ной ака­де­мии. Осо­бое вни­ма­ние он об­ра­щал на вос­пи­та­тель­ную ра­бо­ту во вве­рен­ной ему ака­де­мии: он был ру­ко­во­ди­те­лем и от­цом сту­ден­тов и об­ра­щал­ся с ни­ми, как отец со сво­и­ми детьми. Пи­том­цы ака­де­мии до­ве­ря­ли сво­е­му рек­то­ру и сво­бод­но об­ра­ща­лись к нему со все­ми сво­и­ми нуж­да­ми и недо­уме­ни­я­ми. Ар­хи­манд­рит Фе­о­фан уси­лен­но за­ни­мал­ся так­же ре­дак­тор­ской и бо­го­слов­ско-по­пуля­ри­за­тор­ской ра­бо­той. Ему при­хо­ди­лось при­ни­мать мно­го вид­ных уче­ных и знат­ных по­се­ти­те­лей. В день празд­но­ва­ния 50-ле­тия ака­де­мии ее рек­тор был на­граж­ден зна­ком ор­де­на Свя­то­го Вла­ди­ми­ра III сте­пе­ни за от­лич­но-рев­ност­ную и по­лез­ную служ­бу. Недол­го по­сле это­го от­цу Фе­о­фа­ну при­шлось быть рек­то­ром. Все­бла­го­му Про­мыс­лу Бо­жию угод­но бы­ло воз­ве­сти его в сан епи­ско­па.

Но преж­де хо­те­лось бы осве­тить его слу­же­ние церк­ви с еще од­ной сто­ро­ны – с пас­тыр­ской и уче­ной де­я­тель­но­стью за гра­ни­цей. Сам отец Фе­о­фан срав­ни­ва­ет свою стран­ни­че­скую жизнь, пол­ную раз­но­об­раз­ной де­я­тель­но­сти, с ша­ром, без трес­ка и шу­ма ка­тя­щим­ся ту­да и сю­да по на­прав­ле­нию со­об­ща­е­мых ему уда­ров. В этих сло­вах его вы­ра­жа­ет­ся по­кор­ность во­ле Бо­жи­ей.

Итак, в ав­гу­сте 1847 го­да иеро­мо­нах Фе­о­фан был на­зна­чен чле­ном со­зда­ва­е­мой Рус­ской Ду­хов­ной Мис­сии в Иеру­са­ли­ме, во гла­ве ко­то­рой сто­ял ар­хи­манд­рит Пор­фи­рий (Успен­ский) – пре­крас­ный зна­ток Во­сто­ка, из­вест­ный цер­ков­ный ар­хео­лог, че­ло­век за­ме­ча­тель­но­го ума и несо­кру­ши­мой энер­гии. 14 ок­тяб­ря 1847 го­да мис­сия от­пра­ви­лась из Пе­тер­бур­га в Па­ле­сти­ну через Ки­ев, Одес­су и Кон­стан­ти­но­поль и 17 фев­ра­ля 1848 го­да бы­ла ра­душ­но при­ня­та в Иеру­са­ли­ме бла­жен­ней­шим пат­ри­ар­хом Ки­рил­лом.

Цель мис­сии опре­де­ля­лась сле­ду­ю­щим кру­гом обя­зан­но­стей:

• иметь в Иеру­са­ли­ме пред­ста­ви­те­лей Рус­ской Церк­ви и об­ра­зец на­ше­го бла­го­леп­но­го слу­же­ния,
• пре­об­ра­зо­вать ма­ло-по­ма­лу са­мо гре­че­ское ду­хо­вен­ство, ибо оно пе­ре­жи­ва­ло упа­док нрав­ствен­но­сти, воз­вы­сить оное в соб­ствен­ных его гла­зах и паст­вы,
• при­влечь к пра­во­сла­вию ко­леб­лю­щих­ся и от­сту­пив­ших от пра­во­сла­вия вслед­ствие недо­ве­рия к гре­че­ско­му ду­хо­вен­ству и вли­я­ния со сто­ро­ны раз­ных ве­ро­ис­по­ве­да­ний.

Кро­ме то­го, мно­же­ство бо­го­моль­цев и па­лом­ни­ков из Рос­сии тре­бо­ва­ли удо­вле­тво­ре­ния тех или иных ре­ли­ги­оз­ных нужд.

Чле­ны Мис­сии име­ли по­сто­ян­ное ме­сто­жи­тель­ство в Иеру­са­ли­ме и, зна­ко­мясь с хри­сти­ан­ским Во­сто­ком, по­се­ти­ли мно­гие свя­тые ме­ста Па­ле­сти­ны, Егип­та и Си­рии. Отец Фе­о­фан тру­дил­ся осо­бен­но усерд­но, неукос­ни­тель­но вы­пол­няя все, что от него тре­бо­ва­ли.

Вме­сте с тем он успе­вал мно­гое сде­лать и для са­мо­об­ра­зо­ва­ния: вы­учил­ся ико­но­пи­си, пре­крас­но изу­чил гре­че­ский язык, ос­но­ва­тель­но – фран­цуз­ский, за­ни­мал­ся ев­рей­ским и араб­ским язы­ка­ми, озна­ко­мил­ся с па­мят­ни­ка­ми ас­ке­ти­че­ской пись­мен­но­сти про­шлых ве­ков, изу­чал биб­лио­те­ки, отыс­кал ста­рин­ные ру­ко­пи­си в древ­ней­шем мо­на­сты­ре Сав­вы Освя­щен­но­го. В Иеру­са­ли­ме отец Фе­о­фан дос­ко­наль­но озна­ко­мил­ся с лю­те­ран­ством, ка­то­ли­че­ством, ар­мя­но-гри­го­ри­ан­ством и дру­ги­ми ве­ро­ис­по­ве­да­ни­я­ми, на де­ле узнал, в чем за­клю­ча­ет­ся как си­ла их про­па­ган­ды, так и сла­бость. В бе­се­дах с ино­слав­ны­ми чле­ны мис­сии рас­кры­ва­ли ис­тин­ность пра­во­сла­вия, но наи­луч­ший, на­гляд­ный при­мер пре­вос­ход­ства сво­е­го ве­ро­ис­по­ве­да­ния они яв­ля­ли сво­ей вы­со­ко­нрав­ствен­ной бла­го­че­сти­вой жиз­нью.

В 1853 го­ду на­ча­лась Крым­ская вой­на, и Рус­ская Ду­хов­ная Мис­сия 3 мая 1854 го­да бы­ла ото­зва­на. Воз­вра­щать­ся на ро­ди­ну при­шлось через Ев­ро­пу. По пу­ти в Рос­сию иеро­мо­нах Фе­о­фан по­бы­вал во мно­гих ев­ро­пей­ских го­ро­дах, и вез­де он осмат­ри­вал хра­мы, биб­лио­те­ки, му­зеи и дру­гие до­сто­при­ме­ча­тель­но­сти. На­при­мер, в Ита­лии, стране клас­си­че­ско­го ис­кус­ства, отец Фе­о­фан как боль­шой лю­би­тель и зна­ток жи­во­пи­си ин­те­ре­со­вал­ся про­из­ве­де­ни­я­ми жи­во­пи­си. В Гер­ма­нии по­дроб­но по­зна­ко­мил­ся с по­ста­нов­кой пре­по­да­ва­ния в учеб­ных за­ве­де­ни­ях раз­лич­ных на­ук, осо­бен­но бо­го­сло­вия. За уче­ные тру­ды и рве­ние к ис­пол­не­нию воз­ло­жен­ных на него обя­зан­но­стей иеро­мо­нах Фе­о­фан все­ми­ло­сти­вей­ше был по­жа­ло­ван 5 мая 1851 го­да ка­би­нет­ным зо­ло­тым на­перс­ным кре­стом.

Опре­де­ле­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да от 21 мая 1856 го­да ар­хи­манд­ри­та Фе­о­фа­на на важ­ный и от­вет­ствен­ный пост на­сто­я­те­ля По­соль­ской церк­ви в Кон­стан­ти­но­по­ле обу­слов­ли­ва­лось тем об­сто­я­тель­ством, что он был хо­ро­шо зна­ком с пра­во­слав­ным Во­сто­ком и был вполне под­го­тов­лен к этой долж­но­сти.

Кон­стан­ти­но­поль­ская Цер­ковь в то вре­мя пе­ре­жи­ва­ла слож­ный пе­ри­од в свя­зи с кон­флик­том меж­ду гре­ка­ми и бол­га­ра­ми. Бол­га­ры от­ста­и­ва­ли свою ре­ли­ги­оз­ную са­мо­сто­я­тель­ность и тре­бо­ва­ли бо­го­слу­же­ния на род­ном язы­ке и пас­ты­рей из сво­е­го на­ро­да. Кон­стан­ти­но­поль­ская пат­ри­ар­хия ка­те­го­ри­че­ски не со­гла­ша­лась на ка­кие-ли­бо уступ­ки. Бол­гар в за­кон­ных тре­бо­ва­ни­ях под­дер­жи­ва­ло ту­рец­кое пра­ви­тель­ство, пред­ста­ви­те­ли за­пад­ных дер­жав и ар­хи­манд­рит Фе­о­фан, снис­кав­ший сво­ей сим­па­ти­ей и ис­крен­ним же­ла­ни­ем по­мочь это­му на­ро­ду боль­шую его лю­бовь к се­бе. Впро­чем, отец Фе­о­фан со все­ми жил в ми­ре: и с бол­га­ра­ми, и с гре­ка­ми, и с чле­на­ми по­соль­ства, и со все­ми со­слу­жив­ца­ми.

Ар­хи­манд­рит Фе­о­фан ис­пол­нил воз­ло­жен­ную на него мис­сию и в мар­те 1857 го­да пред­ста­вил ар­хи­епи­ско­пу Ин­но­кен­тию по­дроб­ный от­чет, об­сто­я­тель­но осве­ща­ю­щий по­ло­же­ние гре­ко-бол­гар­ской рас­при, а так­же рас­кры­ва­ю­щий со­сто­я­ние Во­сточ­ной Пра­во­слав­ной Церк­ви во­об­ще, глав­ным об­ра­зом, Кон­стан­ти­но­поль­ско­го пат­ри­ар­ха­та. Этот от­чет имел боль­шое зна­че­ние впо­след­ствии при об­суж­де­нии гре­ко-бол­гар­ской рас­при Свя­тей­шим Си­но­дом Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви.

На­хо­дясь за гра­ни­цей, ар­хи­манд­рит Фе­о­фан еще бо­лее усо­вер­шен­ство­вал свое зна­ние гре­че­ско­го язы­ка, что бле­стя­ще про­яви­лось в его пе­ре­вод­че­ской де­я­тель­но­сти. Он со­брал здесь мно­го жем­чу­жин свя­то­оте­че­ской муд­ро­сти в об­ла­сти ас­ке­ти­че­ской пись­мен­но­сти.

17 ап­ре­ля 1857 го­да ар­хи­манд­рит Фе­о­фан был на­граж­ден ор­де­ном Свя­той Ан­ны II сте­пе­ни.

Ар­хи­пас­тыр­ские тру­ды свя­ти­те­ля Фе­о­фа­на За­твор­ни­ка в Там­бов­ской епар­хии

29 мая 1859 го­да со­сто­я­лось на­ре­че­ние ар­хи­манд­ри­та Фе­о­фа­на во епи­ско­па Там­бов­ско­го и Шац­ко­го. Епи­скоп­ская хи­ро­то­ния бы­ла со­вер­ше­на 1 июня, а 5 июля свя­ти­тель Фе­о­фан всту­пил в управ­ле­ние епар­хи­ей. «Мы уже не чу­жие друг дру­гу, – про­из­нес он, при­вет­ствуя свою паст­ву. – В час на­ре­че­ния, еще не ве­дая вас, я уже всту­пил в об­ще­ние с ва­ми, дав обет Бо­гу и Свя­той Церк­ви вам при­над­ле­жать за­бо­тою, тру­да­ми и да­же сво­ей жиз­нью. Рав­ным об­ра­зом и вы долж­ны опре­де­лить се­бя на вни­ма­ние и, в нуж­ном слу­чае, на по­слу­ша­ние мо­е­му немощ­но­му сло­ву и де­лу по ве­ре и люб­ви. С сей ми­ну­ты у нас доб­ро и зло об­щи».

Мно­го за­бот, тру­дов, раз­но­го ро­да пре­пят­ствий, да­же огор­че­ний ожи­да­ло прео­свя­щен­но­го Фе­о­фа­на на Там­бов­ской ка­фед­ре. Епар­хия бы­ла од­ной из са­мых об­шир­ных и мно­го­люд­ных. Слу­же­ние свя­ти­те­ля про­дол­жа­лось толь­ко че­ты­ре го­да, но за это вре­мя он необык­но­вен­ною кро­то­стью сво­е­го ха­рак­те­ра, ред­кой де­ли­кат­но­стью и участ­ли­вей­шим вни­ма­ни­ем к нуж­дам па­со­мых успел срод­нить­ся со сво­ей паст­вой и при­об­ре­сти все­об­щую са­мую ис­крен­нюю лю­бовь.

Вла­ды­ка Фе­о­фан про­явил се­бя рев­ност­ным слу­жи­те­лем во всех сфе­рах цер­ков­ной жиз­ни. Его вни­ма­ние бы­ло со­сре­до­то­че­но пре­иму­ще­ствен­но не на де­лах внеш­не­го управ­ле­ния, а на ду­ше­по­пе­чи­тель­ном слу­же­нии. Это был ис­тин­ный ар­хи­ерей Бо­жий, ис­тин­ный еван­гель­ский пас­тырь, спо­соб­ный по­ло­жить ду­шу свою за ов­цы своя.

В де­ле ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го про­све­ще­ния огром­ное зна­че­ние при­над­ле­жит цер­ков­но­му про­по­ве­до­ва­нию сло­ва Бо­жия, и по­то­му свя­ти­тель Фе­о­фан по­чти каж­дое бо­го­слу­же­ние со­про­вож­да­ет про­по­ве­дью. Его про­по­ве­ди пред­став­ля­ют со­бой не про­дукт су­хой ум­ствен­ной ра­бо­ты, а жи­вое и непо­сред­ствен­ное из­ли­я­ние чув­ству­ю­ще­го серд­ца. Свя­ти­тель умел так овла­деть вни­ма­ни­ем слу­ша­те­лей, что в хра­ме во­дво­ря­лась со­вер­шен­ная ти­ши­на, вслед­ствие че­го сла­бый го­лос его слы­шен был в са­мых от­да­лен­ных уг­лах хра­ма.

Ос­нов­ную за­да­чу про­по­вед­ни­че­ских тру­дов сам вла­ды­ка яс­но и опре­де­лен­но вы­ра­зил сле­ду­ю­щим об­ра­зом: «Луч­шее упо­треб­ле­ние да­ра пи­сать и го­во­рить есть об­ра­ще­ние на вра­зум­ле­ние и про­буж­де­ние греш­ни­ков от усып­ле­ния, и та­кою долж­на быть вся­кая цер­ков­ная про­по­ведь и вся­кая бе­се­да».

За­бо­тил­ся свя­ти­тель Фе­о­фан и о по­вы­ше­нии об­ра­зо­ва­ния са­мо­го ду­хо­вен­ства. По его хо­да­тай­ству пе­ред Свя­тей­шим Си­но­дом с 1 июля 1861 го­да при Там­бов­ской ду­хов­ной се­ми­на­рии ста­ли вы­хо­дить «Там­бов­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти». В каж­дом но­ме­ре он по­ме­щал не ме­нее двух про­по­ве­дей. Од­на про­по­ведь бы­ла свя­то­оте­че­ская, а дру­гая – про­из­не­сен­ная им са­мим или кем-ли­бо из там­бов­ских пас­ты­рей.

Пред­ме­том его при­сталь­но­го вни­ма­ния и за­бот бы­ли ду­хов­но-учеб­ные за­ве­де­ния епар­хии: неред­ко вла­ды­ка по­се­щал Там­бов­скую се­ми­на­рию и при­сут­ство­вал на эк­за­ме­нах. За­бо­тил­ся он и о внеш­нем бла­го­устрой­стве ду­хов­но-учеб­ных за­ве­де­ний. Свя­ти­тель мно­го по­тру­дил­ся, дабы от­крыть учи­ли­ще для де­виц из ду­хов­но­го со­сло­вия, од­на­ко са­мо от­кры­тие со­сто­я­лось по­сле пе­ре­во­да вла­ды­ки во Вла­ди­мир.

Свя­ти­тель изыс­ки­вал раз­лич­ные спо­со­бы об­ра­зо­ва­ния про­сто­го на­ро­да. При нем ста­ли дей­ство­вать цер­ков­но­-при­ход­ские шко­лы, в по­мощь им – част­ные шко­лы гра­мот­но­сти, а так­же вос­крес­ные – в го­ро­дах и боль­ших се­лах. Нема­ло бы­ло за­бот и о бла­го­устрой­стве мо­на­сты­рей; осо­бен­но мно­го при­шлось хло­по­тать от­но­си­тель­но Ди­ве­ев­ско­го жен­ско­го мо­на­сты­ря, где в то вре­мя про­изо­шли боль­шие бес­по­ряд­ки. В од­ну из по­ез­док с це­лью обо­зре­ния хра­мов и мо­на­сты­рей сво­ей епар­хии свя­ти­тель Фе­о­фан по­се­тил Вы­шен­скую пу­стынь, ко­то­рая нра­ви­лась ему стро­гим ино­че­ским уста­вом и кра­си­вым ме­сто­рас­по­ло­же­ни­ем.

Чи­ста и воз­вы­шен­на бы­ла част­ная, до­маш­няя жизнь свя­ти­те­ля Фе­о­фа­на За­твор­ни­ка. Он вел очень про­стой об­раз жиз­ни. Мно­го мо­лил­ся, но на­хо­дил вре­мя и для на­уч­но-ли­те­ра­тур­ной ра­бо­ты. Ред­кие ми­ну­ты до­су­га на­пол­ня­лись ру­ко­де­ли­ем – сто­ляр­ной и то­кар­ной ра­бо­той по де­ре­ву, и толь­ко на ко­рот­кое вре­мя вла­ды­ка вы­хо­дил на про­гул­ку в сад. Вла­ды­ка го­ря­чо лю­бил при­ро­ду, вос­хи­щал­ся ее кра­со­той, во всем ви­дел сле­ды пре­муд­ро­сти Твор­ца. В яс­ную по­го­ду по ве­че­рам на­блю­дал за небес­ны­ми све­ти­лами в те­ле­скоп, и то­гда обыч­но слы­ша­лось из уст аст­ро­но­ма, уми­лен­но­го со­зер­ца­ни­ем необъ­ят­но­го ми­ра: «Небе­са по­ве­да­ют сла­ву Бо­жию».

Ни­кто ни­ко­гда не слы­хал от свя­ти­те­ля Фе­о­фа­на гроз­но­го сло­ва на­чаль­ни­ка. «Вот про­грам­ма на­чаль­ству­ю­щих всех ро­дов, – со­ве­то­вал вла­ды­ка, – рас­тво­ряй стро­гость кро­то­стью, ста­рай­ся лю­бо­вью за­слу­жить лю­бовь и бой­ся быть стра­ши­ли­щем для дру­гих. Ис­тин­ная доб­ро­та не чуж­да­ет­ся, где долж­но, стро­го­го сло­ва, но оно в устах его ни­ко­гда не име­ет го­ре­чи об­ли­че­ния и уко­ра». До­ве­рие его к лю­дям, в част­но­сти к под­чи­нен­ным, бы­ло без­гра­нич­но. По сво­ей нрав­ствен­ной де­ли­кат­но­сти и бла­го­род­ству ду­ши он бо­ял­ся оскор­бить че­ло­ве­ка да­же на­ме­ком на по­до­зре­ние или недо­ве­рие.

Ле­том 1860 го­да Там­бов­скую гу­бер­нию по­стиг­ла страш­ная за­су­ха, а осе­нью на­ча­лись по­жа­ры в са­мом Там­бо­ве, в уезд­ных го­ро­дах и се­ле­ни­ях. В эти труд­ные для епар­хии вре­ме­на прео­свя­щен­ный Фе­о­фан явил­ся ис­тин­ным Ан­ге­лом-уте­ши­те­лем сво­ей паст­вы и ве­щим ис­тол­ко­ва­те­лем во­ли Бо­жи­ей, про­явив­шей­ся в на­род­ных бед­стви­ях. На­став­ле­ния его по внут­рен­ней си­ле мыс­ли, сер­деч­но­сти и оду­шев­лен­но­сти на­по­ми­на­ют зна­ме­ни­тые сло­ва свя­то­го Иоан­на Зла­то­уста в по­доб­ных слу­ча­ях.

При бли­жай­шем уча­стии епи­ско­па Фе­о­фа­на бы­ло со­вер­ше­но от­кры­тие мо­щей свя­ти­те­ля Ти­хо­на За­дон­ско­го. Про­изо­шло это 13 ав­гу­ста 1861 го­да. «Невоз­мож­но опи­сать ра­до­сти прео­свя­щен­но­го Фе­о­фа­на по это­му слу­чаю!» – пи­шет на­хо­див­ший­ся то­гда в За­дон­ске его пле­мян­ник А.Г. Го­во­ров.

Недол­го там­бов­ской пастве при­шлось быть под управ­ле­ни­ем свя­ти­те­ля Фе­о­фа­на: 22 июля 1863 го­да он был пе­ре­ме­щен на древ­нюю, бо­лее об­шир­ную Вла­ди­мир­скую ка­фед­ру. В про­щаль­ном сло­ве к пастве епи­скоп Фе­о­фан про­из­нес: «…Все­пра­вя­щая дес­ни­ца Бо­жия, свед­ши нас вме­сте, так со­че­та­ла ду­ши, что мож­но бы и не же­лать раз­лу­че­ния. Но как То­му же Гос­по­ду угод­но бы­ло так по­ло­жить на серд­це тем, в ру­ках ко­их сии жре­бии пе­ре­мен, то на­доб­но бла­го­душ­но по­ко­рить­ся опре­де­ле­ни­ям Бо­жи­им…».

На Вла­ди­мир­ской ка­фед­ре

В кон­це ав­гу­ста 1863 го­да епи­скоп Фе­о­фан при­был в бо­го­спа­са­е­мый град Вла­ди­мир. Слу­же­ние его на но­вом ме­сте бы­ло еще раз­но­об­раз­нее и пло­до­твор­нее, чем на Там­бов­ской ка­фед­ре. За три го­да слу­же­ния здесь он про­из­нес 138 про­по­ве­дей. «На­род тут боль­но хо­рош… ди­вят­ся. С са­мо­го при­ез­да до­се­ле еще ни од­ной служ­бы не бы­ло без про­по­ве­ди… и слу­ша­ют».

Вла­ди­мир­ская епар­хия весь­ма нуж­да­лась в пра­во­слав­ном мис­си­о­нер­стве, так как гу­бер­ния бы­ла ко­лы­бе­лью рас­ко­ла: скры­ва­ясь из Моск­вы от пре­сле­до­ва­ний пра­ви­тель­ства, рас­коль­ни­ки на­хо­ди­ли здесь при­ста­ни­ще и нема­ло по­сле­до­ва­те­лей. Свя­ти­тель Фе­о­фан пред­при­ни­мал пу­те­ше­ствия в рас­коль­ни­чьи цен­тры епар­хии, где про­из­но­сил по­уче­ния и в са­мой про­стой и до­ступ­ной фор­ме рас­кры­вал несо­сто­я­тель­ность рас­ко­ла как с ис­то­ри­че­ской точ­ки зре­ния, так и по су­ще­ству.

За усерд­ную и пло­до­твор­ную ар­хи­пас­тыр­скую де­я­тель­ность на Вла­ди­мир­ской ка­фед­ре во бла­го Свя­той Церк­ви 19 ап­ре­ля 1864 го­да епи­скоп Фе­о­фан был на­граж­ден ор­де­ном Ан­ны I сте­пе­ни.

Но свя­ти­тель Фе­о­фан же­лал уеди­не­ния, по­коя и ти­ши­ны для то­го, чтобы за­нять­ся тру­да­ми ду­хов­но­го пи­са­тель­ства и тем по­слу­жить Свя­той Церк­ви и спа­се­нию ближ­них. Это­му пре­пят­ство­ва­ла об­шир­ная прак­ти­че­ская де­я­тель­ность. Как епар­хи­аль­ный ар­хи­ерей он обя­зан был за­ни­мать­ся и та­ки­ми де­ла­ми, ко­то­рые не срод­ни бы­ли его ха­рак­те­ру и ча­сто на­ру­ша­ли его вы­со­кое на­стро­е­ние, до­став­ля­ли скорбь его люб­ве­обиль­но­му серд­цу. Свое внут­рен­нее со­сто­я­ние он вы­ра­зил в од­ном из пи­сем: «В де­лах ни­ка­кой труд­но­сти не ви­жу, толь­ко ду­ша к ним не ле­жит». По­со­ве­то­вав­шись со сво­им ду­хов­ным ру­ко­во­ди­те­лем, мит­ро­по­ли­том Ис­и­до­ром, епи­скоп Фе­о­фан по­дал про­ше­ние в Свя­тей­ший Си­нод об уволь­не­нии его на по­кой с пра­вом пре­бы­ва­ния в Вы­шен­ской пу­сты­ни. 17 июля 1866 го­да свя­ти­тель Фе­о­фан по­сле дол­гих ко­ле­ба­ний со сто­ро­ны выс­ше­го на­чаль­ства был осво­бож­ден от управ­ле­ния Вла­ди­мир­ской епар­хи­ей с на­зна­че­ни­ем на долж­ность на­сто­я­те­ля Вы­шен­ской пу­сты­ни. Во вре­мя про­ща­ния ар­хи­пас­ты­ря со сво­ей паст­вой яс­но об­на­ру­жи­лось, ка­кой ве­ли­кой лю­бо­вью поль­зо­вал­ся свя­ти­тель Фе­о­фан в сво­ей епар­хии. По сви­де­тель­ству оче­вид­ца, мно­гие из пред­сто­я­щих в хра­ме об­ли­ва­лись сле­за­ми, ибо со­зна­ва­ли, что уже ни­ко­гда не уви­дят до­ро­го­го им пас­ты­ря.

Вы­шен­ский за­твор­ник

28 июля по­сле мо­леб­на епи­скоп Фе­о­фан от­пра­вил­ся пря­мо на Вы­шу. Сна­ча­ла он по­се­лил­ся в на­сто­я­тель­ских по­ко­ях. Поз­же, к 1867 го­ду, вла­ды­ка пе­ре­се­лил­ся в де­ре­вян­ный фли­гель, спе­ци­аль­но для его про­жи­ва­ния над­стро­ен­ный над ка­мен­ным просфор­ным кор­пу­сом ар­хи­манд­ри­том Ар­ка­ди­ем.

Су­ет­ная долж­ность на­сто­я­те­ля на­ру­ша­ла внут­рен­ний по­кой епи­ско­па Фе­о­фа­на. Вско­ре, 14 сен­тяб­ря 1866 го­да, свя­ти­тель Фе­о­фан по­слал в Свя­тей­ший Си­нод про­ше­ние об уволь­не­нии его от управ­ле­ния Вы­шен­ской оби­те­лью и на­зна­че­нии ему пен­сии. Свя­тей­ший Си­нод удо­вле­тво­рил его прось­бу. Осво­бо­див­шись от за­бот по управ­ле­нию мо­на­сты­рем, прео­свя­щен­ный Фе­о­фан на­чал ве­сти ис­тин­но по­движ­ни­че­скую жизнь. Вме­сте с ино­ка­ми в те­че­ние ше­сти лет он хо­дил ко всем цер­ков­ным служ­бам, а в вос­крес­ные и празд­нич­ные дни сам со­вер­шал ли­тур­гию со­бор­но с бра­ти­ей. Бла­го­го­вей­ным слу­же­ни­ем епи­скоп Фе­о­фан до­став­лял ду­хов­ное уте­ше­ние всем при­сут­ству­ю­щим в хра­ме. Игу­мен Ти­хон впо­след­ствии вспо­ми­нал: «Ед­ва ли кто из нас, ино­ков вы­шен­ских, ко­гда-ли­бо слы­шал во свя­том ал­та­ре ка­кое сто­рон­нее сло­во из уст свя­ти­те­ля Фе­о­фа­на, кро­ме по­сле­до­ва­ния бо­го­слу­жеб­но­го. И по­уче­ний он не го­во­рил, но са­мое слу­же­ние его пред Пре­сто­лом Бо­жи­им бы­ло жи­вым по­уче­ни­ем для всех».

Ко­гда вла­ды­ка не слу­жил сам, а лишь по­се­щал бо­го­слу­же­ние в хра­ме оби­те­ли, мо­лит­ва его бы­ла в выс­шей сте­пе­ни по­учи­тель­на. Он за­кры­вал гла­за ра­ди со­бран­но­сти ума и серд­ца и весь от­да­вал­ся сла­дост­ной бе­се­де с Бо­гом. Глу­бо­ко по­гру­жен­ный в мо­лит­ву, он как бы со­вер­шен­но от­ре­шал­ся от внеш­не­го ми­ра, от все­го окру­жа­ю­ще­го. Неред­ко слу­ча­лось, что инок, под­но­сив­ший ему в кон­це ли­тур­гии просфо­ру, сто­ял несколь­ко вре­ме­ни, до­жи­да­ясь, по­ка ве­ли­кий мо­лит­вен­ник сни­зой­дет ду­хом в наш доль­ний мир и за­ме­тит его.

Близ­ко по­зна­ко­мив­шись с внут­рен­ним рас­по­ряд­ком оби­те­ли, свя­ти­тель пи­сал Н.В. Ела­ги­ну: «Мне здесь креп­ко хо­ро­шо. По­ряд­ки здесь ис­тин­но мо­на­ше­ские. Из бра­тии есть лю­тые по­движ­ни­ки… об­раз­чик – вось­ми­де­ся­ти­лет­ний ста­рик, ни­ко­гда не при­ся­дет в церк­ви и вор­чит на дру­гих за это. Служб на­бе­рет­ся 8–10 ча­сов. На­чи­на­ют­ся с 3 ча­сов утра. По­след­няя бы­ва­ет в 7 ча­сов ве­че­ра. Пе­ние са­ров­ское».

Как ни ма­ло уде­лял вре­ме­ни прео­свя­щен­ный Фе­о­фан сно­ше­ни­ям с внеш­ним ми­ром, и, в част­но­сти, при­е­му по­се­ти­те­лей, но все же это от­вле­ка­ло его от глав­но­го де­ла, ра­ди ко­то­ро­го он при­шел на Вы­шу. И то­гда яви­лась мысль о пол­ном за­тво­ре, ко­то­рая, впро­чем, осу­ще­стви­лась не вдруг. Сна­ча­ла свя­ти­тель про­вел в стро­гом уеди­не­нии Свя­тую Че­ты­ре­де­сят­ни­цу, и опыт был удач­ным. По­том он уеди­нил­ся на бо­лее про­дол­жи­тель­ное вре­мя – на це­лый год, по­сле че­го уже бес­по­во­рот­но был ре­шен во­прос о пол­ном за­тво­ре.

Уеди­не­ние свя­ти­те­ля ока­за­лось «сла­ще ме­да», и Вы­шу он счи­тал «жи­ли­щем Бо­жи­им, где Бо­жий небес­ный воз­дух». Ча­стич­но рай­ское бла­жен­ство он ис­пы­тал уже здесь на зем­ле, в этом са­мом угол­ке необъ­ят­ной Рос­сии, ко­то­рый во дни жиз­ни свя­ти­те­ля был и во­все за­хо­луст­ным. Но ко­му уж те­перь неиз­вест­ны сло­ва свя­ти­те­ля-за­твор­ни­ка о том, что «Вы­шу мож­но про­ме­нять толь­ко на Цар­ство Небес­ное»?! Или вот еще встре­ча­ют­ся стро­ки в его пись­мах об этом бла­го­сло­вен­ном угол­ке Рос­сии: «Нет ни­че­го на све­те кра­ше Вы­шен­ской пу­сты­ни!» или: «Вы­ша – пре­уте­ши­тель­ная и преб­ла­жен­ная оби­тель… у нас, на­при­мер, рай рас­тво­рен­ный. Та­кой глу­бо­кий мир!» До са­мой сво­ей бла­жен­ной кон­чи­ны свя­ти­тель чув­ство­вал се­бя вполне счаст­ли­вым. «Вы на­зы­ва­е­те ме­ня счаст­ли­вым. Я и чув­ствую се­бя та­ко­вым, – пи­сал он, – и Вы­ши сво­ей не про­ме­няю не толь­ко на Санкт-Пе­тер­бург­скую мит­ро­по­лию, но и на пат­ри­ар­ше­ство, ес­ли бы его вос­ста­но­ви­ли у нас и ме­ня на­зна­чи­ли на него».

Что же скры­ва­лось за этим так на­зы­ва­е­мым «по­ко­ем», за этим за­тво­ром, за этим бла­жен­ством? Ко­лос­саль­ный труд, еже­днев­ный по­двиг, ко­то­рый совре­мен­но­му че­ло­ве­ку и пред­ста­вить немыс­ли­мо, не то что подъ­ять на се­бя. Сам же вла­ды­ка, ума­ляя свои по­дви­ги, со­кры­вая их пе­ред людь­ми по глу­бо­чай­ше­му сми­ре­нию, имея эту доб­ро­де­тель как некий ду­хов­ный фун­да­мент в ос­но­ва­нии ду­ши, в од­ном из пи­сем да­ет та­кую ха­рак­те­ри­сти­ку сво­е­му за­тво­ру: «Ме­ня смех бе­рет, ко­гда ска­жет кто, что я в за­тво­ре. Это со­всем не то. У ме­ня та же жизнь, толь­ко вы­хо­дов и при­е­мов нет. За­твор же на­сто­я­щий – не есть, не пить, не спать, ни­че­го не де­лать, толь­ко мо­лить­ся… Я же го­во­рю с Ев­до­ки­мом, хо­жу по бал­ко­ну и ви­жу всех, ве­ду пе­ре­пис­ку… ем, пью и сплю вдо­воль. У ме­ня про­стое уеди­не­ние на вре­мя».

Наи­глав­ней­шим за­ня­ти­ем свя­ти­те­ля-за­твор­ни­ка бы­ла мо­лит­ва: ей он пре­да­вал­ся в те­че­ние дня и неред­ко – но­чи. В ке­лли­ях вла­ды­ка устро­ил ма­лую цер­ков­ку во имя Кре­ще­ния Гос­под­ня, в ко­то­рой слу­жил Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию во все вос­крес­ные и празд­нич­ные дни, а в по­след­ние 11 лет – еже­днев­но.

На­до ска­зать, свя­ти­тель Фе­о­фан об­ла­дал од­ной из са­мых круп­ных част­ных биб­лио­тек то­го вре­ме­ни, бо­лее чем на­по­ло­ви­ну со­сто­яв­шей из ино­стран­ных книг, ибо он изу­чил несколь­ко язы­ков, бу­дучи шесть лет (1847–1853) на служ­бе в Рус­ской Ду­хов­ной Мис­сии в Иеру­са­ли­ме и по­чти год (1856–1857) в По­соль­ской церк­ви в Кон­стан­ти­но­по­ле в долж­но­сти на­сто­я­те­ля.

Несо­мнен­но, мно­го вре­ме­ни и тру­да по­свя­ща­лось чте­нию как ду­хов­ных, так и свет­ских книг – раз­ных по со­дер­жа­нию: ис­то­ри­че­ских, фило­соф­ских, на­уч­но-есте­ствен­ных, книг рус­ских и за­ру­беж­ных клас­си­ков – Пуш­ки­на, Гри­бо­едо­ва, Шекс­пи­ра. У него име­лись и кни­ги по ме­ди­цине, в ос­нов­ном – по го­мео­па­тии, ана­то­мии, ги­ги­ене, фар­ма­ко­ло­гии.

За­ня­тия вы­шен­ско­го за­твор­ни­ка не огра­ни­чи­ва­лись од­ной мо­лит­вой, бо­го­мыс­ли­ем и чте­ни­ем. Вни­ма­тель­но чи­та­е­мое глу­бо­чай­ше осмыс­ли­ва­лось, до­во­ди­лось до чув­ства и из­ла­га­лось про­сто, до­ход­чи­во и по-бо­го­слов­ски воз­вы­шен­но, с по­дроб­ней­ши­ми изъ­яс­не­ни­я­ми: в ре­а­ли­за­ции пи­са­тель­ских спо­соб­но­стей он ви­дел свое слу­же­ние Церк­ви. В од­ном из пи­сем на­хо­дим та­кие стро­ки: «Пи­сать – это служ­ба Церк­ви или нет?! Ес­ли служ­ба – под­руч­ная, а меж­ду тем Церк­ви нуж­ная; то на что же ис­кать или же­лать дру­гой?»

Зная язы­ки, свя­ти­тель Фе­о­фан за­твор­ник за­ни­мал­ся пе­ре­во­дом. Од­на из са­мых неоце­ни­мых за­слуг в этой об­ла­сти его де­я­тель­но­сти – пе­ре­вод Доб­ро­то­лю­бия с гре­че­ско­го язы­ка. Вла­ды­ка об­ла­дал древни­ми ру­ко­пи­ся­ми во­сточ­ных по­движ­ни­ков. Как дра­го­цен­ные жем­чу­жи­ны со­би­рал он их, бу­дучи на пра­во­слав­ном Во­сто­ке.

От­ве­чая на мно­же­ство пи­сем – по­рой от 20 до 40 в день, свя­ти­тель Фе­о­фан со­дей­ство­вал ду­хов­но­му воз­рож­де­нию совре­мен­но­го ему об­ще­ства. По­ми­мо ду­хов­но-ли­те­ра­тур­ных и на­уч­ных тру­дов, он за­ни­мал­ся ико­но­пи­сью, му­зы­кой, раз­но­об­раз­ным ру­ко­де­ли­ем, вы­ра­щи­ва­ни­ем рас­те­ний на бал­кон­чи­ке, на­блю­де­ни­ем за небес­ны­ми све­ти­лами. По­ми­мо это­го, он сам шил для се­бя одеж­ду.

По­тре­бу­ет­ся несколь­ко стра­ниц для то­го, чтобы толь­ко пе­ре­чис­лить всё то, что бы­ло им на­пи­са­но в за­тво­ре, на­чав­шем­ся в 1873 го­ду и про­дол­жав­шем­ся до са­мой кон­чи­ны, по­сле­до­вав­шей 6 ян­ва­ря 1894 го­да, в день Бо­го­яв­ле­ния Гос­под­ня. Все бо­го­слов­ское на­сле­дие пи­са­те­ля-за­твор­ни­ка про­ни­за­но мыс­лью о спа­се­нии ду­ши.

В ке­лли­ях свя­ти­те­ля-за­твор­ни­ка об­на­ру­же­ны бы­ли по­сле его кон­чи­ны та­кие учеб­ные по­со­бия и ин­стру­мен­ты, как те­ле­скоп, 2 мик­ро­ско­па, фо­то­гра­фи­че­ский ап­па­рат, ана­то­ми­че­ский ат­лас, 6 ат­ла­сов по гео­гра­фии, а так­же по цер­ков­ной и биб­лей­ской ис­то­рии, и дру­гие пред­ме­ты, со­от­вет­ству­ю­щие его за­ня­ти­ям.

К со­жа­ле­нию, из этих пред­ме­тов ни­че­го не уце­ле­ло. Глу­бо­ко скор­бел об утра­те биб­лио­те­ки ар­хи­манд­рит Ар­ка­дий (Че­сто­нов; 1825–1907), на­сто­я­тель Вы­шен­ской Успен­ской пу­сты­ни: он был уве­рен, что биб­лио­те­ка по­сту­пит в Мос­ков­скую ду­хов­ную ака­де­мию, ко­то­рая на­чи­на­ла де­ло о по­куп­ке, и та­ким об­ра­зом ду­хов­ные со­кро­ви­ща ста­нут до­сто­я­ни­ем на­у­ки и ее пред­ста­ви­те­лей и най­дут се­бе до­стой­ное и ши­ро­кое при­ме­не­ние. Од­на­ко биб­лио­те­ка бы­ла при­об­ре­те­на у на­след­ни­ков епи­ско­па Фе­о­фа­на мос­ков­ским куп­цом Ло­се­вым и при­не­се­на в дар мос­ков­ской Ни­коль­ской церк­ви в Тол­ма­чах.