После гибели единственного сына, Антона Поварова, в этом доме поселилась тишина. Прошел год, уже выплаканы слезы у матери, душа иссохла в тоске, но память будет жить вечно. Отец ходит мрачной тенью, глубоко спрятав свою скорбь, горечь и невозможность воскресить для матери сына. В их доме уже никогда не будет внуков, некого деду взять с собой в деревню, и некому бабушке напечь пирожков. Не будет шумной новогодней елки и первомайских шашлыков. Не нужно чинить велосипед и лечить игрушки. Не будет продолжения фамилии. Для матери осталась только тишина и маленький портрет сына с черной ленточкой. Только с ним она и будет говорить в минуты, когда пустота станет невыносимой.
Татьяна Павловна потеряла сына, он был сапером и погиб на минном поле. И хотя молодое государство не обеспечило ее ни льготами, ни почетом, ни уважением, женщина не стала никого винить или ненавидеть. Она с большой теплотой и любовью рассказывает о своем сыне.
- Какой он был?
- Он был правильный. Занимался спортом - штангой. Работа, дом, тренировки, соревнования. Потому и семьи не было, да и было ему всего 27 годочков. Закончил вуз, работал в фирме «Геркулес», оттуда 30 августа 2014 и ушел на войну.
Он очень зол был на майдан, на Януковича, который сбежал и предал свой народ. Очень близко к сердцу принимал все события, долго переживал, и решение его было осознанным. В том августе наш район очень сильно бомбили. Только представьте себе: едет на работу – бомбят, на работе – бомбят, приехал домой – бомбят. Их офису тоже хорошо доставалось, они находятся в районе военного училища, и к ним часто прилетало, даже училище меньше пострадало. А у них и стекла повылетали, и машины осколками посекло. Приезжает домой – снова грохот невозможный. Спать он не мог. Да и прилеты были прямо в наш поселок, погибших очень много. Август 2014 года был очень тяжелым.
Он решил уйти в ополчение. Нам, конечно, ничего не сказал. Уже из учебки позвонил нам с отцом: я ушел в ополчение. А я молчу, слушаю, а ничего сказать не могу, только плачу. В сентябре мы вернулись домой, Антон нам звонил каждый день. Если не отвечал, то говорил потом: «Мама, я же не в детском саду, значит, занят был».
Когда закончил учебку, служил рядом – на Абакумова. Ему служба не давалась тяжело, он же сильный, спортсмен. Они начинали с постройки блиндажей, окопы рыли. Это серьезная физическая работа, и многие ребята по здоровью не выдерживали. Антон говорил, столько слабых ребят было. Одного геморрой мучает, операцию делать надо, у другого – язва, третий спину надорвал. А нужно тяжести носить: кирпичи, бревна.
Ему нравилось служить. Я потом от его сослуживцев узнала, что на боевые он тоже ходил. Поселок Октябрьский, Первая площадка, Вторая площадка – вот там он был… Антон очень уважал своего командира. И когда тот предложил ему выучиться на сапера, сын согласился. Окончил курсы и стал сапером. Они работали на Абакумова, потом на Петровке.
Вскоре мой Антон стал командиром. Только был он им совсем недолго. В начале февраля приказ прошел, а 22 февраля он подорвался на минном поле. В тот день они сначала около Марьинки поля проверяли, а потом вернулись домой, на Петровку. Ночью был взрыв на минном поле, нужно было проверить. Антон своих ребят отпустил отдыхать, взял другую команду, но оставил всех у края поля. Один пошел. И не вернулся. Подорвался, погиб моментально от осколков. Не мучился… Его долго не могли вынести с поля, потому что не было минной карты.
Это было Прощеное воскресенье – 22 февраля 2015 года. Его командир сам приехал ко мне. Я спрашивала, а какой он был там, в ополчении? Немножко, говорит, вспыльчивый. Немножко!
Он не был политичным, не ходил на митинги, никаких майданов. Пошел защищать свой дом, служил в своем же поселке. Он говорил мне, что в армию идут либо служить, либо воровать. Сын пошел служить. Когда его товарищ притащил к нам в дом бинокли, плащ-палатки - пусть полежит, пригодится, Антон все это отвез обратно в часть.
- А как ваши знакомые и родственники реагируют на то, что он ушел воевать: осуждают или уважают?
- Он был очень домашним, неразговорчивым. Некоторые наши соседи даже не знали, что этот мальчик – наш сын. Но на похороны пришло очень много людей. Спортсмены пришли. Для них его смерть была шоком. Они говорят, что Антон был очень обаятельным. Он так красиво улыбался, освещал и согревал своей улыбкой, а тут его не стало. И когда мы годовщину отмечали, они тоже приходили.
Однополчан его, конечно, жизнь пораскидала. Один в Россию уехал, другой перевелся куда-то. Одного немолодого товарища я в больнице видела. Он не был ранен, сказал, что старые болячки обострились. Он уже пожилой, а позывной у него «Азарик», как будто он молоденький. А у Антошки позывной был «Гиря». Но на ремне, на форме у него было вышито «Гирька».
Начальник по работе очень уважал его, он был старше всего на год, они дружили. Так вот, начальник ушел в ополчение еще в июле. Мне кажется, что офицерская карьера была как раз для сына. Но не судьба. Не судьба…
Помню, когда у нас был чемпионат Евро-2012, мы так гордились. Антошка работал стюардом, притащил флагов украинских, польских… А когда майдан начался, он их тихонечко из дома и выбросил. Разлюбил он Украину с этими бомбежками. Разве могли мы подумать, что на нашу землю придет такая беда…
Знаете, когда Антон впервые увидел вооруженного ополченца, он даже струхнул немного. Они приехали на «Геркулес» просить машины-рефрижераторы. Я подумала, что они о своих продуктах беспокоятся. Но сын мне объяснил, что такие машины нужны, чтобы мертвых вывозить. Вот тогда мы стали ненавидеть киевскую власть.
Ополченцы не вели себя как бандиты, не отбирали под дулом автоматов. А когда на шахту Абакумова привезли лес, ополченцы пришли к директору, просили лес, чтобы блиндажи строить. Но директор сказал: если я вам отдам этот лес, то крепить будет нечем. Тогда ополченцы пошли в посадку и сами рубили деревья и возили бревна. У шахты отбирать не стали.
- Вы получаете какую-нибудь помощь?
- Продукты получаем из гуманитарки. Я работала председателем поселкового совета и знаю, как тяжело приходится людям. Представьте себе, работы нет – предприятия закрылись. Пенсия по возрасту еще не положена. Как жить? Люди брошены. Конечно, продуктовые наборы спасают. Как с такими ценами можно жить? А тут еще и Украина совсем перестала пенсии выплачивать.
Но мы все изменились, стали помогать друг другу, даже совсем незнакомым людям. Антон мой своим товарищам помогал. Однажды ночью они ехали из Песок и попали под минометный обстрел. Врезались в БМП. И товарищ его, «Калинка», сильно пострадал. Скулу разрезало до зубов, селезенка повреждена, рука сломана. Антон его вытащил и буквально на руках до больницы дотащил. А потом просил меня проведывать его – паренек-то из Харькова, здесь у него никого нет. Я и проведывала. Он вылечился и снова воевать пошел. Кстати, командир «Калинке» так и не выдал ходатайство на помощь, так как ранение было не боевое.
Да и нам, как родителям погибшего ополченца, помощь не положена, потому что нет похоронки. Мы к министру Кононову ходили, он нас принял и сказал, что «Закона о статусе военнослужащих» нет, и льгот никаких мы не имеем. Кононов сказал, что нужна похоронка. А их не рассылали тогда. Только на основании похоронки военкомат обязан выдать это удостоверение.
Я не одна такая, многие жены и матери в такой же ситуации. Теперь нам нужно собирать справки, показания оставшихся в живых сослуживцев и командиров. У нас все справки есть, но сколько же ребят, на которых даже приказ составить не успели! Только пришли в ополчение - и сразу же погибли. Их семьи никаких льгот и выплат не получают и никому они не нужны.
Так друг другу и помогаем. Когда Антон только ушел служить, в части было очень плохо с питанием. Так он свою зарплату из «Геркулеса» отдал в часть, чтобы ребят накормить. Это его однополчане рассказали.
Мы вот недавно на кладбище были. Оно так выросло за два года. Столько молоденьких… Но за могилами ополченцев работники кладбища следят хорошо. Поправлено, почищено, мусор убран. Много ребят из нашего поселка полегло. Одноклассник Антона тоже там, в Широкино, был. Представляете, из одного класса двое уже погибли, двое еще служат. Есть совсем мальчишки – девятнадцать лет, водителем был, на мине подорвался. Есть полковник, тоже Кононов, на нашем кладбище покоится, в нашем поселке жил. Помните, летом его в центре города снайпер убил? Смерть – она всегда тяжелая. Страшно и когда мальчишки погибают, и когда полковники. Антон мне снился недавно. Пришел на кухню, улыбается, обнимает меня. Я спрашиваю: сыночек, как ты пришел, ты же погиб? А он мне: так надо… Так надо, мама...
Так было надо. Он сам принял решение, он взрослый был. Как я могла его удержать? Я горжусь своим сыном.
