…21 июня сорок первого года для Бориса Омельянчука, как и для всех его сверстников, отгремел школьный выпускной бал. А наутро уже была война. Перед Борисом, считавшимся гордостью Амвросиевской средней школы № 2, лучшим её учеником, могли бы открыться блестящие перспективы. Однако вместо студенческой скамьи он отправился на оборонительные работы: копать противотанковые рвы, рыть траншеи. Парень рвался на фронт, а в военкомате всё отвечали: «Рано ещё. Погоди, придёт и твой черед».
Сводки Совинформбюро становились всё тревожнее – фашисты форсировали Днепр, ворвались в Донбасс. Бои гремели всё ближе и ближе. Начались налёты немецкой авиации. По дорогам беспрерывно тянулись колонны беженцев с почерневшими от усталости и горя лицами. Шёл уже октябрь, когда наконец-то пришла повестка из военкомата. О дальнейшем рассказал сам Борис в своих письмах родственникам:
«Вот уже тридцать четвёртые сутки как я ушёл из дому, покинул родную Амвросиевку. Нам сказали, что мы пройдём тридцать пять километров, а дальше погрузимся в вагоны. Но получилось не так. Прошёл уже целый месяц, а мы всё ещё идём пешком. В Старобельске нас сформировали и направили на Михайловку в Сталинградскую область. Обмундирование до сих пор не выдали, и идём в собственной одежде и в дождь, и в снег, и по грязи, и по воде. Спим, где придётся, изредка на квартирах.
Идёшь, а мысли в Амвросиевке: как там, что с мамой? Связи с домом нет, ведь письма через фронт не ходят. Ноги натёр до крови, проходя в день по 25 – 30, а то и больше километров. Вчера шли с семи утра до половины одиннадцатого вечера. Хлеба выдают по буханке на пять – восемь человек. Народ по пути встречается добрый. Помогает, чем может».
Уже в следующем письме Борис сообщает: «Сейчас нахожусь в посёлке Михайловка Сталинградской области в учебном батальоне. Я курсант. По окончании обучения буду младшим командиром. Сюда мы прибыли 25 декабря. Связи с домом по-прежнему нет. Сейчас наши части теснят противника на таганрогском направлении. И в скором времени я надеюсь послать письмо в освобождённую Амвросиевку. Дни моей жизни однообразны: подъём, зарядка, завтрак. Изучаем устав РККА, потом строевая подготовка, тактические занятия на местности. И так до самого вечера. Выдали галифе, гимнастёрку, шлем, телогрейку. А ботинки получил только вчера – не было моего размера. Что там дома? Кажется, отдал бы всё, только бы одним глазком взглянуть, что там делается».
Вести через линию фронта доходили тревожные и горькие. В одном из последующих писем тётке в Тбилиси Омельянчук сообщает, что в соседнем Таганроге фашисты расстреляли двенадцать тысяч мирных жителей. И в их числе доктора, лечившего в своё время родственников Бориса.
Затем письма родным стали приходить уже из города Чкалова, куда перевели учебную часть. Борис просит родных прислать ему бумаги и карандашей, поскольку их тут ни за какие деньги достать нельзя. Сообщает ещё, что кормят хорошо. Выдали шапки-ушанки, поскольку стоят настоящие уральские морозы. В конце звучит горькая нотка: «О маме никаких вестей и ждать их неоткуда».
И вот, наконец, учёба завершилась: «Еду на фронт! Куда, в какую часть – пока неизвестно. Хорошо бы поближе к родному Донбассу – очищать его от фашистских мерзавцев. Подробнее напишу после».
Через некоторое время Борис сообщает, что прибыл в Подмосковье и направлен в гвардейскую десантную дивизию: «Сейчас нахожусь на батарее 44-миллиметровых противотанковых пушек в качестве наводчика».
Надо сказать, что по воспоминаниям фронтовиков подобные батареи назывались «Прощай Родина». Ведь после дуэли с бронированными чудищами мало кому удавалось выжить. Однако фронтовая судьба Бориса поначалу была милостива к нему – смерть проходила мимо. И он с нетерпением ждал вестей об освобождении родных мест: «Настроение приподнятое. Радуют успехи нашей армии – уже освобождена Горловка. А это всего в 75 километрах северо-западнее нашей Амвросиевки. И на нашем участке фронта скоро фашисты побегут на запад. Вышибем эту нечисть с нашей земли. Остаться бы только живым и здоровым, а там жизнь пойдёт лучше прежней».
«Вот и прервалось мое пребывание на передовой. В 25 километрах от Старой Руссы я был ранен осколками мины в левую часть лица с контузией левого уха. Рана не опасна, однако слышу плохо. Думаю, что скоро вернусь в строй. Хоть и недолго я был на фронте, но всё же досадил «фрицам». Разбил из своей пушки вражеский дзот. Осколочным снарядом уничтожил немцев, выскочивших из него. Сейчас нахожусь в эвакогоспитале – куда дальше, пока не знаю…
Лежу, вспоминаю, как вырвались мы из топких болот, как брели по пояс в воде, вытаскивая и пушки, и лошадей. А потом всё это смёрзлось – и одежда, и обувь. А просушить негде: костры разводить нельзя – фронт рядом. Да и на передовой часами лежали под обстрелом в воде. Здесь на юге теплее и суше. Будем освобождать родной Донбасс. Вот только ухо моё не проходит – слышу плохо, а по ночам ломит ноги. Не прошло даром, что в промокших валенках бродил по воде пятнадцать суток.»
Борис очень хотел участвовать в освобождении Донбасса. Но фронтовая судьба распорядилась иначе – его часть отправили в сторону Курска: «Население встречает очень хорошо. Рассказывают, как жили при немцах: постоянно дрожали за детей, за собственную жизнь. Говорят о том, как бежали фашисты от наших войск зимой. До сих пор в полях, на станциях и у сёл видны брошенные орудия, автомашины, повозки. Перед выступлением на фронт должны нас обмундировать уже по-летнему».
А вот совсем короткое послание с фронта: «Дорогие мои! Получен приказ выступать. Предполагается большое наступление, и к трём утра нужно быть на передовой. Возможно, это мои последние строки. Сегодня целый день грохочет артиллерия и авиация. Что будет дальше – увидим».
Нет, это ещё не стало последним письмом гвардии сержанта Бориса Омельянчука. Однако, словно предчувствуя свою судьбу, он пишет: «О маме я так ничего и не успел узнать. Но всё же теплится надежда встретиться всем нам после войны в нашем тенистом саду. Вот тогда бы и поговорили обо всём. Ведь в письме многого не напишешь…».
А теперь действительно последнее письмо, датированное 9 июля 1943 года: «Вот уже пятый день над головами свистят снаряды и мины. Непрерывно целый день и всю ночь бьёт артиллерия и с нашей стороны, и со стороны немцев. Часто и головы нельзя поднять. Активно действует авиация. Враг стремится любой ценой прорваться вперёд. Всего лишь 5 июля мы выступили на передовую, а многих уже нет в живых. За каждого убитого воина мы заплатим сторицею. Воевать здесь не так, как на северо-западном фронте. То, что там было, кажется игрушками по сравнению с тем, что делается здесь. Ну ладно, будем живы – не помрём!».
Кем бы мог стать Борис Омельянчук: учёным, конструктором, врачом, писателем? Мы не знаем этого и не узнаем уже никогда. Как не узнаем, кем бы могли стать те молодые ополченцы, которые отдали свои жизни уже в этой войне 2014 года в Донбассе – под Славянском, в Дебальцево, у Саур-Могилы и Иловайска. Вечная им всем память.
