До войны Кузьмины жили в Песках, прекрасном загородном поселке с дивными прудами и зелеными посадками. Но весна 2014 года круто изменила их жизнь.
С тех пор прошло полтора года. В боях за свой родной поселок Пески погиб их сын Александр. От дома остался только фундамент. Сам отец семейства был ранен во время вражеского обстрела. Последний год Наталья и Вадим Кузьмины жили в России. Но вот снова вернулись на родину. Они сами изъявили желание встретиться с корреспондентом «Русского телеграфного агентства» после того, как прочитали интервью с жительницей поселка Пески Ольгой Калашниковой. Объяснили это одной фразой: «Важно, чтобы люди знали правду о войне». Живут они сейчас в квартире родственников в Куйбышевском районе, который также подвергался массированным обстрелам ВСУ. Этот микрорайон в народе называют Площадка. И я отправилась в путь.
На Привокзальной площади к автобусу номер семь выстроилась очередь. Когда подошел автобус, люди организованно друг за дружкой стали заходить в автобус, иногда пропуская вперед немощных стариков. Это тоже примета времени. Люди, пережившие войну в городе, особенно в его опасных районах, как-то незаметно для себя научились организовываться. Ведь именно так можно выжить, уцелеть во время артиллерийского ада. Вспомнилось, как во время землетрясения на Фукусиме японцы спасались тем, что без паники и толкотни выстраивались в цепочки и быстро спускались по лестницам домов в укрытия. Многим это сохранило жизнь. Но у японцев в этом плане большой опыт. Впрочем, он есть и у тех ветеранов, которые еще помнят прошлую войну.
На Площадку автобус едет, словно по виражам. Поворот за поворотом. Группа пассажиров рядом с кабиной водителя о чем-то оживленно беседует. Но отчетливо слышится только одна фраза, которую, как мантру, повторяет один мужчина: «Главное, что не стреляют».
Наталья и Вадим Кузьмины встретили меня на остановке.
-Хотите посмотреть микрорайон, где мы сейчас живем?
-Хочу.
Мы прошли мимо домов, поврежденных артиллерийскими снарядами, обошли бывший автовокзал «Западный», от которого остался лишь каркас. Вместо посадочной площадки – земля, израненная воронками. В микрорайон постепенно возвращаются люди, это видно невооруженным взглядом. Но в нем по-прежнему почти нет детей.
-Мы вам не случайно все решили показать, - сказала Наталья. - Направления ударов четко показывают, откуда стреляли. Когда украинская армия принялась уничтожать Площадку, самые отчаянные жители верхних этажей воочию видели, как из Песок, где стояли каратели, летели смертоносные снаряды.
Мы продолжили разговор уже в квартире, которую арендуют Кузьмины. С ними живет и мама Натальи, которая также лишилась жилья. И я прошу их рассказать обо всем с самого начала. И они мысленно возвращаются в весну 2014 года. Тенистый уютный дворик на одной из улиц поселка, любимая работа в школе, и сын Александр, еще живой. Он уже женился и к тому времени успел сделать Наталью и Вадима бабушкой и дедушкой.
-Все началось именно весной, когда мы всей семьей пошли защищать здание облгосадминистрации, дежурили ночами, - говорит Наталья. – В самих же Песках ад начался с середины июня. Помню, муж в тот день - 17 июня с работы пришел, мы сидели во дворе на лавочке, и вдруг что-то ухнуло за нашей спиной. Мы повернулись, это было огромное зарево. Нам показалось, что-то взорвали в районе села Тоненькое. Позвонили знакомым, но, оказалось, это было не там. Уже ближе к семи вечера дом загудел, и затряслась земля. Мы поняли, что нас обстреливают минометами. Но подвал был во дворе, и бежать туда оказалось еще опаснее, чем сидеть в доме. Мы осознавали, что нас могут убить, но не понимали, зачем каратели принялись с таким ожесточением обстреливать наши дома. Позже, во время передышки спустились в подвал. Я успела позвонить маме, попросила ее покинуть квартиру и также укрыться в бомбоубежище. Когда появилась возможность, мы зашли в дом, взяли документы, ноутбук и уехали. На следующий день муж забрал маму из подвала. С тех пор мы не были в Песках. По рассказам знаем, что от нашего дома не осталось ничего, а в мамину квартиру влетел снаряд.
-Наталья, насколько я знаю, некоторые жители имели возможность вернуться в поселок и забрать вещи.
-К этому времени в ополчении уже были муж и сын. Вадим занимался снабжением наших ребят, часто ездил через линию фронта, а Саша воевал. Он всегда был такой непоседа с обостренным чувством справедливости. У него и позывной был – Егоза. Об этом знали соседи, среди которых встречались и крайне непорядочные люди. Один из них снимал референдум 11 мая, и затем фотографии носил в СБУ. Был еще человек, который собирал сведения об ополченцах. Он и сейчас в Донецке живет. От имени секты «Слово жизни», в которой он состоит, забросил утку в Интернет, мол, кто даст письменные показания, что Пески обстреливали ополченцы, тому дом Украина восстановит в первую очередь. К чести, жители поселка на это не повелись. Так что нам появляться дома было опасно. Мы не рискнули. Ну, а потом, бои не прекращались. Какое-то время жили в Донецке. Сначала – в бомбоубежище военного завода, потом – у знакомых. В середине июля решили ехать в Россию. С нами была и семья сына. Муж к тому времени был ранен в руку. Поэтому ушел из ополчения. По дороге в РФ попали еще в одну переделку. 18 июля мы приехали в Снежное, а 17-го сбили Боинг. Снежное там рядом совсем. Украинские «сушки» так и кружили над нами. Знающие люди говорили, что они хотели разбомбить место аварии, чтобы и следа не осталось. Им важно там было что-то уничтожить. А люди страху натерпелись.
-Расскажите о вашей жизни в России. Кто говорит, что там беженцам по 800 рублей в день платят, кто говорит, что наши люди там бедствуют, мол, если и берут на работу, то на самую низкооплачиваемую.
-Сначала нас привезли в Ростовскую область в лагерь беженцев, а после распределили во Владимирскую область, - рассказывает Вадим. – Есть там такой город Ковров. Приняли хорошо. Поселили всех в гостиницу, кормили. Но самое главное, с нами работал следственный комитет РФ. По нашим рассказам были описаны и собраны в папку преступления украинской армии против мирных жителей. Мы думаем, что когда-то все это будет обнародовано, и виновные в массовых убийствах понесут заслуженную кару.
-Что касается слухов и домыслов, то можем сказать, что никто никому по 800 рублей в день не платил, - вступает в разговор Наталья.- Это дезинформация. Кому-то важно было ее запустить и настроить людей против своего правительства. Дальше каждая семья должна была определиться, что ей выбрать – получить статус беженца, просить временное убежище или гражданство. Мы выбрали убежище. Этот статус позволял нам работать наравне с россиянами.
-Трудно было найти работу в незнакомом городе?
-Пришлось приложить усилие. Но вскоре мы ее нашли. Муж устроился водителем, я в приемный пункт химчистки. Вместе зарабатывали около 30 тысяч рублей, поэтому могли снять квартиру и содержать на эти деньги маму. Особо хочу сказать о местных жителях – ковровцах. Когда они узнали, что мы из Донецкой народной республики (а к тому времени нам уже сообщили о гибели сына), они несли нам одежду, постельное белье, посуду. Рядом жили две бабушки – Галина и Людмила. Они приносили нам овощи со своих огородов, очень нам сочувствовали. Рядом с химчитсткой, где я работала, был какой-то офис. Сотрудники узнали обо мне и тоже несли продукты, витамины, ведь с нами был шестилетний внук, уже наполовину сирота.
-Вам сообщили о гибели сына по телефону?
-Да. Накануне мы с Сашей разговаривали. Мы знали, что в Песках и вокруг идут бои, но надеялись, что Господь его убережет. А потом телефон сына стал недоступен. Когда из батальона позвонили, я сразу почувствовала, что случилась беда. Даже не знаю, как мы все это пережили. Но самое страшное еще было впереди. Дело в том, что мы до сих пор не можем забрать тело сына. Весь год это пытались сделать ребята из батальона. Двое наших разведчиков, рискуя жизнью, сумели все-таки пробраться на территорию поселка, где стоят каратели. Они видели тело нашего сына и еще одного ополченца. Но все обращения к украинской стороне с просьбой разрешить забрать тела, ничего не дали. К ним обращался наш батюшка, просил Христом Богом позволить забрать тела солдат, но тщетно. Ребята-разведчики рассказали, что тела заминированы. Это нелюди. О каких минских соглашениях может идти речь? Мы даже не знаем, что осталось от нашего сына.
-Сейчас все больше говорят о возможном возвращении республик в состав Украины. Как вы к этому относитесь?
-Лучше умереть, чем жить с ними в одной стране. О каком-то возвращении говорят либо провокаторы, либо люди, не хлебнувшие горя, - говорит Вадим.- Посмотрите, сейчас в Донецке стали появляться сытые молодые люди, которые разъезжают на дорогих иномарках, вечерами сидят в ресторанах. Откуда у них появилось столько денег? Откуда они приехали? Где отсиживались? Неужели наш сын погиб за то, чтобы они могли вести разгульную жизнь.
-А на что вы сейчас сами живете в Донецке?
-На мамину пенсию и гуманитарку. Спасибо, в самом начале помогли жители поселка. Это Светлана Симонова, Стела Яковенко, Алла Зарубина и другие, - вступает в разговор Наталья.- Многие из них теперь в Донецке. Они образовали группу «Пески», отстаивают интересы жителей. Когда узнали, что мы вернулись, принесли нам продукты. Второй месяц ходим с мужем в поисках работы. Ее для нас нет. Требуются продавцы, но только до сорока лет. Если мы – народная республика, то почему вводят эти ограничения по возрасту? Мы не понимаем.
-Вас год не было в Донецке. Как он изменился за это время?
-Окраины разбиты, много разрушенных домов, - говорит Вадим. - Но главное не это. Понимаете, украинская пропаганда делает свое черное дело. Кто-то действительно верит в то, что сюда вернется Украина в ее фашистском обличье, кто-то перенос выборов воспринял как нашу капитуляцию. Мы ведь говорим с людьми, они в тревоге, многие недоумевают, почему так. А им ничего не объясняют. Люди не знают, что будет завтра. Очень большая проблема – безработица. Любыми путями нужно запускать предприятия, может, брать заказы у России. Сейчас трудно многим. Мы за какие-то полтора года потеряли все – дом, единственного сына, работу, но у нас еще осталась вера, что все жертвы были не напрасны.
